Название реферата: ДИАЛОГИЧЕСКОЕ ЕДИНСТВО В ЖАНРЕ ПРОСЬБЫ И ЕГО ЭВОЛЮЦИЯ В АНГЛИЙСКОЙ ДРАМЕ XVI – XX ВВ.
Раздел: Авторефераты
Скачано с сайта: www.yurii.ru
Размещено: 2012-02-28 16:43:11

ДИАЛОГИЧЕСКОЕ ЕДИНСТВО В ЖАНРЕ ПРОСЬБЫ И ЕГО ЭВОЛЮЦИЯ В АНГЛИЙСКОЙ ДРАМЕ XVI – XX ВВ.

Речевая коммуникация и ее жанры находятся в центре внимания отечественных и зарубежных лингвистов. Тем не менее, из-за отсутствия общепринятого определения основного понятия жанроведения “жанр речи”, лингвистика до сих пор не обладает полным перечнем речевых жанров и языковых форм их воплощения. Только начинается исследование жанров в историческом аспекте [В.Е. Гольдин]. Этим определяется актуальность и новизна проведенного исследования.

Цель работы состоит в комплексном (структурном, коммуникативном, прагматическом, социолингвистическом) анализе высказываний, образующих диалогическое единство в риторическом жанре просьбы и выявлении произошедших в них изменений со времени формирования английского литературного языка.

Цель обусловила следующие задачи исследования:

1) обосновать правомерность рассмотрения просьбы в качестве речевого жанра;

2) уточнить лингвистический статус бинарного диалогического единства и составляющих его высказываний;

3) описать факторы, обусловливающие выбор типа просьбы/реакции на просьбу и языковых средств их выражения;

4) определить основные тенденции диахронных изменений в сфере диалогического единства в риторическом жанре просьбы.

Исследование осуществляется на материале текстов английских драматических произведений конца XVI – XX вв. Сделано четыре диахронных среза: I диахронный срез – драма конца XVI – XVII вв., II диахронный срез – драма XVIII в., III диахронный срез – драма XIX в., IV диахронный срез – драма ХХ в. Каждый диахронный срез представлен 500 высказываниями-просьбами, которые функционируют как в составе, так и вне диалогических единств. Всего проанализировано 2000 высказываний-просьб и 2000 порожденных ими ответных реакций.

Основным методом исследования является метод контекстуального анализа. В процессе исследования использовались также элементы количественного и описательно-сопоставительного анализа.

На защиту выносятся следующие положения.

1. Являясь элементом речевого взаимодействия, просьба представляет собой не речевой акт, а речевой жанр. Минимальной единицей речевого жанра признается высказывание. Высказывание-просьба иллокутивно “вынуждает” появление ответной реакции адресата. В риторическом жанре просьбы ответная реакция обычно является вербальной, в результате чего инициирующее и реагирующее высказывания образуют бинарное диалогическое единство, являющееся минимальной единицей диалогического текста.

2. Основными факторами, обусловливающими выбор типа просьбы/ответной реакции на просьбу и языковых средств их выражения являются официальный/неофициальный характер речевого общения и статусные характеристики коммуникантов. Определенную роль играют также особенности английской речевой культуры. На защиту выносится выявленный инвентарь языковых средств, используемых для актуализации различных типов просьб и ответных реакций на просьбы, с соответствующими социолингвистическими пометами.

3. Языковые средства выражения типов просьб более конвенциональны, чем языковые средства выражения ответных реакций на просьбы.

4. Просьбы претерпевают бoльшие диахронные изменения в английской драме, чем ответные реакции. Изменения в сфере просьб касаются как частоты употребления различных типов просьб, так и языковых средств их актуализации. Изменения в сфере ответных реакций касаются, главным образом, частоты употребления различных типов и подтипов ответных реакций. Языковые изменения наиболее ярко проявляются лишь в средствах выражения безоговорочного согласия выполнить просьбу говорящего.

Теоретическая значимость работы. Уточнен лингвистический статус просьбы, детализирована традиционная классификация ответных реакций на просьбу, сформулированы основные тенденции в развитии компонентов жанра просьбы и языковых средств их выражения в английской драме конца XVI – XX вв.

Практическая значимость работы. Результаты диахронного анализа могут найти отражение в курсе по истории теории коммуникации. Выявленный инвентарь социолингвистически обусловленных языковых средств, используемых в английской драме ХХ в. для актуализации различных типов просьб и ответных реакций на просьбы, можно использовать в процессе преподавания английского языка как иностранного в целях выработки у студентов навыка адекватного речевого поведения в ситуации просьбы.

Апробация работы. Результаты исследования обсуждались на научной конференции молодых ученых в Саратовском государственном университете (Саратов, 2000), на научно-практической конференции “Теория и практика преподавания родного и иностранных языков в ВУЗе” (Саратов, 2000), на Всероссийской научной конференции, посвященной Европейскому Году Языков и 70-летию Саратовской государственной академии права (Саратов, 2001), на заседании кафедры английского языка Саратовской государственной академии права. По теме диссертации опубликовано 7 работ общим объемом 3 печ. л.

Структура работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и трех приложений: списка использованных словарей, списка использованной литературы и списка текстового материала исследования. Основной текст занимает 155 страниц. Ключевые положения глав наглядно представлены в 5 схемах и 5 таблицах в тексте работы. В заключении подводятся итоги и намечаются перспективы исследования. Список использованных словарей включает 5 наименований; список научной литературы – 314 работ на русском и английском языках, список текстового материала исследования – 123 драматических произведения.

Содержание диссертации

Глава первая “Просьба как компонент диалогического текста” состоит из четырех разделов. В первом разделе доказывается, что диалогический текст – это особый тип текста, который, как правило, существует в устной форме. Типичным примером письменной формы диалогического текста является речь персонажей в произведениях художественной литературы.

Второй раздел первой главы посвящен базовым единицам монологического и диалогического текстов. В качестве базовой единицы монологического текста рассматривается сверхфразовое единство. Базовой единицей диалогического текста признается диалогическое единство. Выделяются различные прагматические и структурные типы диалогических единств в зависимости от прагматического характера исходной реплики и числа компонентов, входящих в состав диалогического единства. В качестве одной из прагматических разновидностей диалогических единств выступает двучленное диалогическое единство с исходной репликой-просьбой.

Третий и четвертый разделы первой главы посвящены анализу просьбы, выделяемой в качестве одного из речевых элементов как в теории речевых актов, так и в теории речевых жанров. Поскольку в понятии “речевой акт” не отражается динамичная двусторонняя природа живого разговорного общения, в работе отдается предпочтение термину “речевой жанр просьбы”.

Глава вторая “Жанр просьбы и его составляющие” состоит из пяти разделов. В первом разделе дается определение речевого жанра просьбы и выявляются основные условия его успешной реализации. Речевой жанр просьбы представляет собой вежливое побуждение адресата к выполнению некоторого действия, направленного в пользу говорящего. Особенностью жанра просьбы является то, что адресат не обязан выполнять действие, о котором его просят. Поскольку просьба входит в систему единиц речевого этикета, при изучении жанра просьбы необходимо учитывать следующие социолингвистические факторы: социальный статус собеседников (вышестоящий – равный – нижестоящий), степень знакомства коммуникантов (хорошо знакомый – малознакомый – незнакомый) и обстановку общения (официальная – неофициальная) [В.И. Карасик; В.И. Карасик, Е.И. Шейгал].

Второй раздел второй главы посвящен разграничению прямых и косвенных речевых жанров. Прямые речевые жанры используют, в основном, прямые коммуникативные средства. Косвенные речевые жанры отдают предпочтение непрямым коммуникативным средствам [В.В. Дементьев]. Разработанная В.В. Дементьевым теория прямых и косвенных речевых жанров представляет собой творческое развитие идеи Дж. Серля о существовании прямых и косвенных речевых актов. Понятия “косвенный речевой акт” и “косвенный речевой жанр” – это родственные, но не тождественные понятия. Интегрирующим признаком косвенного речевого жанра и косвенного речевого акта является сокрытие говорящим истинной цели своих коммуникативных действий. Основным дифференциальным признаком косвенного речевого жанра и косвенного речевого акта является различный характер ориентации на основных участников коммуникативного акта. В центре теории косвенных речевых актов стоит интенция говорящего. В теории косвенных речевых жанров раскрывается механизм кооперативной или конфликтной деятельности говорящего и адресата, причем акцент переносится на “интерпретативную деятельность” адресата [В.В. Дементьев], так как именно интерпретативная деятельность адресата эксплицирует истинную интенцию говорящего. Поскольку, прибегая к речевому жанру просьбы, говорящий может использовать как прямые, так и непрямые коммуникативные средства, выделяем прямые и косвенные просьбы.

В третьем разделе второй главы представлены типы прямых просьб и средства их выражения в различных ситуациях общения. Прямые просьбы эксплицитно называют действие, к которому побуждается адресат. Выделяются следующие типы прямых просьб.

1. Побудительное предложение:

а) как правило, с обращением;

б) с актуализатором вежливости;

в) с “tag-question”;

г) с усилительной конструкцией.

2. Повествовательное предложение с перформативным глаголом.

3. Сентенсоид-синтагматив типа “No + Gerund” с актуализатором вежливости.

1(а). Прямая просьба, построенная на основе побудительного предложения, обычно сопровождаемого обращением, используется, как правило, при общении в семейном или дружеском кругу: [мать – дочери] Then open the shutters on the veranda,my dear… (Marie opens the shutters) [Ph. Incledon].

1 (б). Прямая просьба, построенная на основе побудительного предложения с актуализатором вежливости, в нашем материале чаще всего используется при общении в семейном (дружеском) кругу: [мать – сыну] …Give me a chair, please. (Bill gives her a chair) [J. Galsworthy], а также при обращении вышестоящего к нижестоящему: [хозяйка – слуге] Hans,pray thee, tie my shoe. – Yes, I shall, mistress [T. Dekker]. Актуализатором вежливости называем речевой штамп, который является маркером вежливости и не привносит в высказывание эмоциональной окраски. В исследованном материале зарегистрировано три актуализатора вежливости: 1) “I pray you” и его производные; 2) “I beseech you” и его производные; 3) “Please”.

1 (в). Прямая просьба, построенная на основе побудительного предложения с добавлением “tag-question”, то есть краткого вопроса типа “will you?”, “won’t you?”, “would you?” и т. п., который вводится для смягчения просьбы [S. Greenbaum], функционирует в двух ситуациях общения: а) при общении членов семьи или друзей: [муж – жене] Hand me my shoes, will you? (She kneels down, and hands them to him) [J. Osborne]; б) если говорящий, обладающий более высоким социальным статусом, просит адресата выполнить несложное действие: [старейшина комитета – одному из членов] Sit there next to the Chairman, Harness, won’t you? – Thanks! (He sits…) [J. Galsworthy].

1 (г). Прямая просьба, построенная на основе побудительного предложения с усилительной конструкцией, используется, когда говорящий особо заинтересован в выполнении своей просьбы. Усилительная конструкция сообщает просьбе эмоциональную окраску. В большинстве случаев усилительные конструкции содержат апелляцию к Богу. В нашем материале использование просьбы этого типа зарегистрировано, в основном, при общении в семейном/дружеском кругу: [разговор друзей] …For goodness' sake don’t play that ghastly tune, Algy!… (The music stops and Algernon enters cheerily) [O. Wilde].

2. Прямая прсьба, построенная на основе повествовательного предложения с перформативным глаголом типа “ask”, “request” и др., используется в ситуациях, когда коммуникантов разделяет значительная социальная/возрастная дистанция: [слуга – хозяину] I beseech your honour to hear me one single word. – You beg a single penny more; come, you shall ha’t; save your word [W. Shakespeare].

3. Прямая просьба, построенная на основе сентенсоида-синтагматива типа “No + Gerund” с добавлением актуализатора вежливости, исключает возможность социолингвистического комментария, так как зарегистрирована в одном примере: Oh, fie, Gentlemen, no quarreling before a Woman, I beseech you. Pray let me know the Business. – My Business is Love, Madam [С. Cibber].

В четвертом разделе второй главы рассматриваются типы косвенных просьб и средства их выражения в различных ситуациях общения. Как правило, косвенные просьбы строятся на основе либо вопросительных, либо повествовательных предложений. Поскольку в структуре косвенной просьбы основное значение высказывания и непрямое значение просьбы сосуществуют, адресат распознает интенцию просьбы, опираясь либо на конвенции, принятые в данном обществе, либо на ситуацию общения. Вслед за Н.И. Формановской, выделяем конвенциональные и контекстуально-ситуативные косвенные просьбы. Конвенциональные косвенные просьбы – это такие высказывания, за которыми значение просьбы закреплено традицией, общественными установками, в результате чего они иллокутивно однозначны даже вне контекста. Конвенциональные косвенные просьбы в нашем материале строятся на основе общевопросительных, частновопросительных и повествовательных предложений. На основе общевопросительных предложений с частично инвертированным порядком слов строятся следующие конвенциональные просьбы.

1. Просьба-вопрос о склонности адресата выполнить действие “Will/Would you do X?”, “Do/Would you mind doing X?” широко используется при общении в семье, среди друзей: Will you swear never to marry but by my free leave? – Never, Paulina, so be blest my spirit [W. Shakespeare], а также при обращении нижестоящего к вышестоящему: Would you sign these for me, please sir? (Anthony takes the pen and signs) [J. Galsworthy]. (Здесь и далее иллюстративные примеры сопровождаются не детальным, а обобщенным социолингвистическим комментарием вследствие жестко ограниченного объема автореферата).

2. Просьба-вопрос о возможности адресата выполнить действие “Can/Could you do X?” зарегистрирована в следующих ситуациях общения: а) при обращении нижестоящего к вышестоящему: Pray, general, can you tell us who this Morier really is? – Is! – why a colonel in the French army [E. Bulwer-Lytton]; б) при общении незнакомых собеседников: Could you possibly come and pilot me in the direction of Wrathines? – D’ye think I’m goin’ to risk my life throttin’ in front of you? [S. O’Casey]; в) при общении среди друзей: Can you lend me a newspaper? – Yes, here’s Saturday’s [J. Albery].

3. Высказывание, формально построенное в виде вопроса о возможности говорящего выполнить действие, на самом деле побуждает адресата совершить нечто: “Can/Could I do X?”, “May I do X?” обычно используется собеседниками, не знакомыми друг с другом, или знакомыми недостаточно хорошо: Your records. Can I see what you’ve got? – Oh, of course [К. Burke]; May I crave your name, sir? – My name is La Fainwell, sir, at your service [S. Centlivre].

Косвенные просьбы строятся на основе частновопросительных предложений при наличии в них актуализатора вежливости, статусно-ролевые характеристики коммуникантов при этом фактически нерелевантны: What ring was yours, I pray you? – Sir, much like the same upon your finger [W. Shakespeare].

Единственное исключение представляют высказывания-просьбы, построенные на основе частновопросительного предложения “Why don't you do X?”. Отсутствие в них актуализатора вежливости, возможно, объясняется тем, что они занимают маргинальное положение между просьбами, советами, предложениями и приглашениями: Why don’t you go and see to the brick layer? (Exit Sharp) [Е. Bulwer-Lytton].

Из повествовательных предложений интенцию просьбы могут передавать следующие конструкции.

1. Нефразеологизированные повествовательные предложения, в которых говорящий сообщает о своем желании, чтобы адресат совершил нечто. Степень прямолинейности сообщения о своем желании варьируется говорящим в зависимости от социального статуса, степени знакомства с собеседником, наличия родственных связей. При обращении к нижестоящему/младшему по возрасту собеседнику говорящий, как правило, достаточно прямолинейно сообщает о своем желании побудить адресата к действию: Oh, Lugg, I want you to go to the nearest hosier’s and purchase me a neat cravat. – Yes, sir… (Goes out) [А. Pinero]. При обращении к равному по социальному положению собеседнику желание говорящего, как правило, сообщается менее прямолинейно: If it is of no great importance, Sir Wilfull, you will oblige me to leave me: I have just now a little business… – Yes, yes… [W. Congreve]. Обращаясь к вышестоящему/старшему по возрасту собеседнику, говорящий обычно сообщает о своем желании побудить адресата к действию в наиболее завуалированной форме: Great King, if you command This Lord [Dion – Т.3.] to talk with me alone, my tongue, Urged by my heart, shall utter all the thoughts My youth hath known; and stranger things than these You hear not often. – (To Dion) Walk aside with him [F. Beaumont, J.Fletcher].

2. Нефразеологизированные повествовательные предложения, сопровождающиеся “tag-questions”: “You won’t do X, will you?”, “You’ll do X, won’t you?” используются, в основном, при общении в семье, среди друзей: Well, you’ll do what you can for poor old Charlie, won’t you? – I will, Billy [D.H. Lawrence]. С. Эрвин-Трипп полагает, что использование в составе такой просьбы негативного “tag-question” показывает, что говорящий ожидает получить отрицательный ответ. Однако в нашем материале адресат, как правило, соглашается выполнить подобную просьбу: You’ll wait for us, won’t you? – Well, if you wish, yes [В. Shaw].

3. Фразеологизированное повествовательное предложение “I beg your pardon”, характеризующееся восходящим интонационным контуром, используется в трехкомпонентном диалогическом единстве в качестве просьбы повторить или уточнить сказанное: Now tell me about yourself. Any family? – I beg your pardon? – Any family? [W. Gilbert].

Контекстуально-ситуативные косвенные просьбы – это такие высказывания, которые приобретают значение просьбы только в условиях конситуации [Н.И. Формановская]. Контекстуально-ситуативные просьбы имеют либо сентенсоидную [И.И. Прибыток], либо предложенческую форму. Контекстуально-ситуативные просьбы предложенческой формы строятся на основе общевопросительных и повествовательных предложений.

1. Использование сентенсоида в качестве контекстуально-ситуативной просьбы зарегистрировано, в основном, в неофициальной обстановке и при общении равных по социальному положению собеседников, поскольку краткость просьбы сентенсоидной формы, не сопровождаемой актуализатором вежливости, делает ее несколько фамильярной: A fork – the potatoes must be done. – Yes, mother. (Hands fork) [J. Walker].

2. На основе общевопросительных предложений с частично инвертированным порядком слов строятся следующие контекстуально-ситуативные просьбы.

А. Осведомление о предполагаемом действии адресата типа “Aren't you going to do X?”. Использование такого высказывания в качестве контекстуально-ситуативной просьбы выявлено, в основном, при общении в семье, среди друзей: Aren’t you going to give me a kiss? (Jack kisses her) [D.H. Lawrence].

Б. Вопрос о наличии у адресата какого-либо предмета (вещи) типа “Do you have X?” (“Have you got X?”) в качестве контекстуально-ситуативной косвенной просьбы зарегистрирован в единичных случаях при общении малознакомых собеседников: Do you have a drop of brandy, missis? (Mrs. Holroyd rises coldly without replying…) [D.H. Lawrence].

3. Просьбы, построенные на основе повествовательных предложений, используются при обращении нижестоящего к вышестоящему, что объясняется ненавязчивым характером таких просьб: [слуга – хозяину] Sir, the coach stays. – Well, well, I come [W. Congreve], а также при общении в семье и среди собеседников, достаточно хорошо знающих друг друга, когда понимание достигается с полуслова: Er – there’s a broken spring in that chair, Miss Callаdine. – I’m so sorry – have a cushion – do! [D.H. Lawrence].

Основным фактором использования косвенных просьб принято считать вежливость, однако, прямой зависимости между понятиями косвенности и вежливости не существует. Косвенная просьба может быть даже более невежливой, чем прямая просьба со смягчающей конструкцией, во-первых, если она неуместна, во-вторых, если ее интенция настолько завуалирована неконвенциональной формой выражения, что адресат не в состоянии ее адекватно интерпретировать.

В пятом разделе второй главы представлены типы ответных реакций на просьбу. Выделяются четыре типа ответных реакций: 1) акциональный ответ; 2) вербальный ответ; 3) вербально-акциональный ответ; 4) игнорирование просьбы.

Акциональный ответ является наиболее естественной реакцией на просьбу, так как коммуникативной целью просьбы является побуждение адресата к совершению какого-либо действия. Акциональные ответы делятся на два подтипа: 1) ответ физическим действием; 2) ответ речевым действием.

Ответ адресата физическим действием ситуационно не ограничен: Turn the sound up on that, will you Nora? (Nora moves to do so) [R. Munro]. К ответу речевым действием адресата побуждают следующие высказывания:

а) высказывания, содержащие один из глаголов речевой деятельности: But Dodger, prithee, tell me, in this fight How did my cousin Lacy bear himself? – My lord, your cousin Lacy was not there [Т. Dekker];

б) в ряде случаев просьба не содержит глагола речевой деятельности, тем не менее, контекст показывает, что она побуждает к речевому действию: Your name, I beseech you, sir? – Mustardseed [W. Shakespeare];

в) к ответу речевым действием побуждает функционирующая только в трехкомпонентном диалогическом единстве косвенная просьба повторить либо пояснить сказанное типа "I beg your pardon?": … The gentleman whose arm is at present round your waist is my guardian, Mr. John Worthing. – I beg your pardon? – This is Uncle Jack [О. Wilde];

г) просьба, построенная на основе специального вопроса с добавлением актуализатора вежливости, также побуждает к ответу речевым действием: … So friend, what is your business, pray? – I have a message to deliver to Sir Matthew [S. Foote].

Вербальные ответы на просьбу можно разделить на три подтипа: 1) положительный – адресат соглашается выполнить просьбу говорящего; 2) отрицательный – адресат отказывается выполнить просьбу говорящего; 3) уклончивый – адресат не говорит ни да, ни нет на просьбу говорящего. Положительный вербальный ответ может актуализировать либо безоговорочное согласие, либо согласие с оговоркой. В проанализированном материале зарегистрированы следующие средства выражения безоговорочного согласия:

а) стилистически нейтральные высказывания “I will (shall) do X”: If he comes will you send him to me? – I will [R. Sheridan];

б) высказывания “высокого стилистического тона” [М.Д. Кузнец, Ю.М. Скребнев] “I give consent”, “I obey” подчеркивают особое уважение к собеседнику: I conjure you Sir Rowland, by all your love not to fight. - … I obey [W. Congreve].

в) разговорно-фамильярные высказывания сентенсоидной формы “Yes”, “Ay” (“Aye”), “Certainly”, “Of course”, “By all means”, “All right”, “OK” и т. п.: Please go quickly. – OK [Ph. Incledon].

г) эмоционально-окрашенные высказывания “with all my heart” и “with pleasure”: … Lord Goring, will you give me some supper? – With pleasure, Miss Mabel [О. Wilde].

При согласии с оговоркой адресат выдвигает некоторые условия, необходимые для выполнения просьбы говорящего. Согласие с оговоркой используется собеседниками, как правило, при общении в семье, среди друзей: …Gwendolen, wait here for me. – If you’re not too long, I will wait here for you all my life [O. Wilde].

Вербальные отрицательные реакции бывают эксплицитными и имплицитными. Эксплицитный отказ содержит прямое отрицание “No” (“Nay”) и/или сообщение адресатом того, что он намерен выполнить противоречащее просьбе действие: Sarah please, would you kindly stop talking. – No, I will not stop talking [А. Ayckbourn]. Безоговорочное согласие или эксплицитный отказ выполнить просьбу говорящего при общении в семье, среди друзей могут передаваться с помощью жестов: Will you go find it [the hammer – Т.3.] in the cab?… (Glendenning nods, and goes quickly outside) [D. Storey]; Oh! Father, don’t give them a chance. I beg you, Dad! (Anthony shakes his head) [J. Galsworthy].

При имплицитном отказе адресат не дает прямого отрицательного ответа на просьбу, а объясняет причины своего отказа. В нашем материале зарегистрированы следующие типы имплицитных отказов.

1. Адресат ссылается на внешние обстоятельства, которые не позволяют ему выполнить просьбу: Give me fifty pounds so that I can pay them off now. – In the bank nothing. Nothing at all! [Р. Colum].

2. Адресат говорит, что он не в состоянии выполнить просьбу: Jill, I wish you would kindly not talk. – I can’t help it [J. Galsworthy].

3. Адресат сообщает о своем нежелании выполнить просьбу: Come with me and speak to her [the wife – Т.3.]. – I don’t desire to see her face [A. Murphy].

4. Адресат сообщает, что он обязан выполнить действие, противоположное тому, о чем его просят: Don’t go! Don’t go! – Kehdrick, we shall have to go [Ph. Incledon].

5. Адресат ссылается на свою занятость: …Won’t you give papa and I a little of your company, lovee? – I’m in haste, mother; I cannot stay [O. Goldsmith].

6. Адресат считает, что говорящий не вправе просить его о совершении данного действия: …I want you to draft a letter for me to copy out. – I came with you on this tour as a friend, Trench: not as a secretary [B. Shaw].

7. Адресат считает просьбу говорящего неуместной, лишенной смысла, абсурдной и т.п.: … I want you to send her an invitation for our party to-night. – You are mad! [O. Wilde].

8. Имплицитным отказом в ответ на просьбу может служить риторический вопрос адресата или встречная просьба: I pray thee tell me truly how thou lik’st her. – Would you buy her, that you inquire after her? [W. Shakespeare]; …Tell me, did you win or lose last night? – Win! Lose! Oh! No more of that, if you love me… [E. Bulwer-Lytton].

В случае уклончивого ответа адресат отвечает неопределенно и дает понять говорящему, что ему нужно время, чтобы дать либо положительный, либо отрицательный ответ. Зарубежные лингвисты подобную реакцию адресата называют “отсрочкой” определенного ответа (“temporization”) [А. Tsui]: They tell me that tomorrow’s market day, and I thought that you might give a pass, and let me go out about the town. – We’ll consider it, Gorman [Р. Colum]. Получив уклончивый ответ, говорящий не может трактовать свою просьбу ни как успешную, ни как безуспешную.

Вербально-акциональные ответы на просьбу бывают двух подтипов: 1) положительный – адресат вербально безоговорочно соглашается выполнить просьбу и совершает действие, о котором его просят; 2) отрицательный – адресат вербально (эксплицитно или имплицитно) отказывается выполнить просьбу и совершает действие, противоположное тому, о чем его просят. Вербальное согласие адресата, за которым следует выполнение действия, является своеобразным "знаком" уважения по отношению к говорящему и к его просьбе. Ср.: [горничная в ответ на просьбу дамы] Ay, Child; pray do me the Favour to fetch my Scarf out of the Dining-Room. – Yes, Madam. (Exit) [C. Cibber]; [сын в ответ на просьбу матери] Philip, go as far as the gate with Aaron. – Yes, mother! Come, Aaron! (…Philip conducts him out) [J. Buckstone].

Отрицательный вербально-акциональный ответ в нашем материале зарегистрирован в единственном примере при общении в семейном кругу. Подобная реакция является невежливой, так как адресат не только вербально отказывается выполнить просьбу говорящего, но и совершает действие, противоположное тому, о чем его просят. В нашем примере, стремясь не обидеть говорящего, адресат использует имплицитный вербальный отказ, а затем совершает противоположное просьбе действие: Please, Jack, don't open it [the door – Т.З.]. Please, for your own little Nora's sake! – (Rising to open the door) Now don't be silly, Nora. (Clitheroe opens the door) [S. O'Casey].

Игнорирование адресатом просьбы говорящего можно разделить на два подтипа: 1) проигнорировав просьбу, адресат продолжает коммуникацию с говорящим; 2) адресат прекращает коммуникацию с говорящим.

Случаи игнорирования просьбы при продолжении коммуникации с говорящим встречаются, как правило, при общении в узком кругу хорошо знающих друг друга людей, потому что такого рода реакция невежлива: I am your mother: I swear it… You believe me, don’t you? Say you believe me. – Who was my father? [B. Shaw], где, проигнорировав просьбу матери сказать, что она верит ей, дочь спрашивает об отце.

Ответной реакцией адресата может быть прекращение коммуникации с лицом, обратившимся к нему с просьбой. Отказ от общения всегда является значимым, поступая подобным образом, адресат делает определенное невербальное "заявление" говорящему. Исследованный материал позволяет разделить случаи прекращения коммуникации с говорящим на два подтипа: a) молчание адресата; б) игнорирование просьбы говорящего из-за вступления в общение с третьим лицом/лицами.

Лингвисты рассматривают молчание как нулевой речевой акт, который, как и любая вербальная реплика, имеет свое значение [B.B. Богданов]. Каждый случай молчания адресата требует специального толкования: знания контекста, учета характера отношений между собеседниками: Billy, will you kindly tell me who this girl is? (Billy keeps silence) [K. Waterhouse, W. Hall], где в ситуации, когда невеста застает своего жениха в обществе девушки более низкого социального круга и просит его объясниться, молчание молодого человека свидетельствует о его замешательстве и растерянности.

В случае конфликтного общения в присутствии третьего лица адресат может намеренно проигнорировать просьбу говорящего и вступить в общение с присутствующим третьим лицом: [муж – жене] Margaret! I must speak to you. – [жена – гостю] Will you hold my fan for me, Lord Darlington? Thanks. [O. Wilde].

Об успешности/неуспешности речевого жанра просьбы свидетельствует присутствие любой из вышеперечисленных ответных реакций за исключением уклончивого ответа. Что касается диалогического единства, то оно образуется только при наличии в ответной реакции адресата эксплицитного/имплицитного вербального согласия/отказа выполнить просьбу говорящего.

Глава третья “Жанр просьбы на диахронной оси” содержит результаты диахронного анализа жанра просьбы в английской драме XVI – XX вв. В первом разделе третьей главы доказывается правомерность выбора текста драмы основным материалом диахронного исследования.

Второй раздел третьей главы посвящен исследованию изменений, произошедших в сфере просьб, в английской драме XVI – XX вв. Как показал анализ фактического материала, при движении по диахронной оси прослеживается тенденция к сокращению частоты употребления прямых просьб за счет увеличения частоты употребления косвенных просьб [I – 70% (30%); II – 59,4% (40,6%); III – 61,6% (38,4%); IV – 44% (56%)]. Наивысшая частота употребления прямых просьб зарегистрирована в I диахронном срезе, так как для XVI – XVII вв. было характерно использование прямых коммуникативных средств [W. Thayer]. Во II и III диахронных срезах частота употребления прямых просьб сокращается, но они по-прежнему превалируют над косвенными. В IV диахронном срезе косвенные просьбы становятся более употребительными, чем прямые, поскольку современные правила речевого этикета квалифицируют прямую просьбу как слишком прямолинейную и рекомендуют говорящему отдавать предпочтение косвенному выражению интенции просьбы [R. Wardhaugh].

Среди косвенных просьб во всех диахронных срезах наиболее употребительными являются конвенциональные просьбы (I – 69%; II – 90,1%; III – 84,9%; IV – 82%). Относительно высокий процент контекстуально-ситуативных просьб в драме конца XVI – XVII вв. (31%) объясняется отсутствием в этот период устоявшихся норм употребления [Т.А. Ивушкина], в том числе, в области речевого этикета.

Средства выражения прямых и косвенных просьб также претерпевают значительные изменения на диахронной оси. Основным средством выражения прямых просьб во всех диахронных срезах является побудительное предложение (I – 98,3%; II – 90,2%; III – 94,8%; IV – 98,8%). Однако условия его функционирования в высказывании-просьбе видоизменяются. Поскольку в стилизованной разговорной речи просьба является риторическим жанром [О.Б. Сиротинина], побудительное предложение редко функционирует в качестве высказывания-просьбы без какого либо “смягчителя” (softener) побуждения, заключенного в императиве глагола каузируемого действия. В I и II диахронных срезах побудительное предложение в высказывании-просьбе обычно сопровождается актуализатором вежливости (I – 59,6%; II – 47,6%). В III диахронном срезе доля использования актуализатора вежливости резко сокращается за счет увеличения доли другого “смягчителя” – обращения (II – 47,6%; III – 14%). В IV диахронном срезе обращение по-прежнему является самым распространенным “смягчителем” (47,3%), хотя в этом диахронном срезе снова увеличивается доля использования актуализатора вежливости (III – 14%; IV – 24,7%) и резко возрастает доля такого “смягчителя”, как “tag-question” (III – 2,8%; IV – 15%). “Tag-question” в функции смягчителя прямой просьбы, выраженной побудительным предложением, впервые появляется в драме XVIII в. Форма “tag-question” с течением времени претерпевает определенные изменения. Так, в драме XVIII – XIX вв. “tag-question” выражается только репрезентантом предложения “will you?”. В драме XX в. в качестве “tag-questions” наряду с репрезентантом “will you?” используются также репрезентанты “won’t you?” и “would you?”.

Форма обращения в функции “смягчителя” прямой просьбы, выраженной побудительным предложением, относительно стабильна на диахронной оси: во всех срезах обращение обычно включает имя лица, которому адресована просьба. Единственное различие заключается в том, что в I и II диахронных срезах имя потенциального исполнителя просьбы несколько чаще сопровождается ласкательными словами.

Наиболее чувствительными к влиянию времени оказались актуализаторы вежливости. В драме I и II диахронных срезов зарегистрировано использование двух актуализаторов вежливости, каждый из которых содержит перформативный глагол: 1) “I pray you” и его производные; 2) “I beseech you” и его производные. В I диахронном срезе актуализатор вежливости “I pray you” и его производные употребляются значительно чаще (88%), чем актуализатор вежливости “I beseech you” и его производные (12%). Во II диахронном срезе актуализатор вежливости “I beseech you” представлен единичными примерами (1%). В III диахронном срезе использование актуализатора вежливости “I beseech you” не зарегистрировано. В драме XIX в. зафиксировано появление актуализатора вежливости “please” (24,4%), который функционирует наряду с актуализатором вежливости “pray” (75,6%). В IV диахронном срезе функционирует только актуализатор вежливости “please”.

В эмоционально окрашенной речи побудительные предложения в высказывании-просьбе сопровождаются не смягчающей, а усилительной конструкцией, обычно содержащей апелляцию к Богу, так как Богу, по мнению говорящего, адресат не может отказать. В первых трех диахронных срезах число таких просьб стабильно (I – 4,1%; II – 5,2%; III – 4,8%). В IV диахронном срезе, в результате активизации процесса сближения художественного диалога с живой разговорной речью, для которой характерна высокая степень эмоциональной насыщенности [А.Н. Васильева], число прямых просьб с усилительными конструкциями увеличивается в 3 раза. Тем не менее, на их долю приходится только 13% высказываний-просьб, построенных на основе побудительных предложений. Низкая частота употребления интенсифицированных прямых просьб во всех исследованных диахронных срезах является следствием того, что злоупотребление усилительными конструкциями обычно производит прямо противоположный перлокутивный эффект: адресат не соглашается, а отказывается выполнить обращенную к нему просьбу ввиду слишком сильного давления со стороны говорящего.

Форма усилительной конструкции “for sb.’s sake” не претерпевает изменений на диахронной оси. В подавляющем большинстве случаев, как отмечалось выше, она содержит апелляцию к Богу, варьируются только способы именования Бога: 1) прямое именование Бога в I диахронном срезе; 2) эвфемистическое именование Бога во II и III диахронных срезах; 3) параллельное функционирование прямого и эвфемистического именований Бога в IV диахронном срезе.

Низкая частота употребления повествовательных предложений с перформативным глаголом для актуализации интенции просьбы (I – 1,7%; II – 9,5%; III – 5,2%; IV – 1,2%) объясняется тем, что они представляют собой разновидность косвенной речи [В.В. Богданов].

Прямая просьба, построенная на основе сентенсоида-синтагматива типа “No + Gerund” в сочетании с актуализатором вежливости в нашем материале представлена одним примером в драме XVIII в.

Основным средством выражения конвенциональной косвенной просьбы во всех диахронных срезах является общевопросительное предложение с частично инвертированным порядком слов (I – 48,1%; II – 50,3%; III – 68,1%; IV – 78%). Диахронные изменения коснулись четырех моментов.

Во-первых, увеличивается частота употребления просьб, построенных на основе общевопросительных предложений с частично инвертированным порядком слов. Это полностью соответствует принципу вежливости, соблюдение которого повышает эффективность общения. Вопросительная форма просьбы, маскируя побуждение под осведомление, уменьшает категоричность побуждения, вследствие чего просьба становится более вежливой.

Во-вторых, увеличивается количество коммуникативных структур общевопросительных предложений с частично инвертированным порядком слов, способных передавать интенцию просьбы. В I диахронном срезе используются две коммуникативные структуры – осведомление о склонности адресата выполнить определенное действие: “Will you do X?”, а также осведомление о возможности адресата выполнить определенное действие: “Can you do X?”. Во II диахронном срезе появляется и закрепляется третья коммуникативная структура – осведомление о возможности говорящего выполнить определенное действие: “Can/Could I do X?”, “May I do X?”.

В-третьих, расширяется набор языковых конструкций, используемых в коммуникативных структурах, которые содержат осведомление о склонности и возможности адресата выполнить определенное действие. Ср.:

1) осведомление о склонности адресата выполнить определенное действие: I, II диахронные срезы – “Will you do X?”; III, IV диахронные срезы – “Will/Would you do X?”; “Do/Would you mind doing X?”; 2) осведомление о возможности адресата выполнить определенное действие: I диахронный срез – “Can you do X?”; II, III, IV диахронные срезы – “Can/Could you do X?”.

В-четвертых, изменяются условия актуализации языковых конструкций “Will/Would you do X?”. В I диахронном срезе эти языковые конструкции употребляются без актуализатора вежливости. Во II диахронном срезе они иногда сопровождаются актуализатором вежливости “be so kind as…”. В III диахронном срезе частота употребления языковых конструкций “Willl/Would you do X?” с актуализатором вежливости увеличивается. В этот период используются, в основном, два актуализатора вежливости: “please” и “kindly”. В IV диахронном срезе чаще всего используется актуализатор вежливости “please”.

Частновопросительные предложения достаточно широко используются для выражения конвенциональной косвенной просьбы в I и II диахронных срезах (I – 40,4%; II – 30,6%). В III и IV диахронных срезах они представлены единичными примерами (III – 1,2%; IV – 2,8%). В I диахронном срезе используются только частновопросительные предложения с актуализатором вежливости, во II диахронном срезе входит в употребление конструкция “Why don’t you do X?” (12,5%), в III диахронном срезе она вытесняет из употребления частновопросительные предложения с актуализатором вежливости, в IV диахронном срезе частновопросительные предложения с актуализатором вежливости снова появляются, но составляют незначительный процент – 16,7%. Несмотря на увеличение частоты употребления конструкции “Why don’t you do X?” в III и IV диахронных срезах, нельзя сказать, что в XIX – XX вв. она становится продуктивным средством выражения интенции просьбы, так как за внушительными процентными данными стоят единичные примеры.

Реже всего конвенциональная просьба предается формой повествовательного предложения без перформативного глагола (I – 11,5%; II – 19,1%; III – 30,7%; IV – 19,1%). В I и II диахронных срезах зарегистрированы только нефразеологизированные повествовательные предложения. В III и IV диахронных срезах инвентарь повестовательных предложений без перформативного глагола, способных передавать интенцию просьбы, расширяется за счет нефразеологизированных повествовательных предложений, сопровождаемых “tag-questions” (III – 20%; IV – 12,5%), и фразеологизированного повествовательного предложения “I beg your pardon?”, оформляемого в речи восходящим тоном, а на письме – вопросительным знаком, который является сигналом апеллятивности, а не вопросительности (III – 8%; IV – 12,5%).

Основным средством выражения контекстуально-ситуативной косвенной просьбы во всех диахронных срезах является сентенсоид, так как сентенсоид, в отличие от других синтаксических единиц, характеризуется наибольшей привязанностью к ситуации общения (I – 67%; II – 75%; III – 86,2%; IV – 63,8%). Количество сентенсоидных просьб медленно, но неуклонно растет при движении по диахронной оси от конца XVI в. к XIX веку, когда разговорная речь впервые получает реалистическое отображение в произведениях художественной литературы [Т.А. Ивушкина]. Значительное сокращение количества сентенсоидных просьб в драме XX в., по-видимому, объясняется тем, что постепенно драматурги пришли к осознанию того, что сентенсоидная просьба, вполне уместная в разговорной речи, на страницах художественного произведения нередко воспринимается как весьма фамильярная форма обращения к адресату, особенно если она не сопровождается актуализатором вежливости или хотя бы обращением.

Количество контекстуально-ситуативных просьб, построенных на основе повествовательных предложений, напротив, сокращается: I – 33%; II – 25%; III – 13,8%; IV – 10,7%.

В IV диахронном срезе появляется новый способ косвенной реализации интенции просьбы – общевопросительное предложение (25,5%), которое, вследствие присущей ему семы вопросительности и эксплицитной обращенности последней к адресату, имплицирует интенцию просьбы более недвусмысленно, чем повествовательное предложение, для которого характерна констативная сема. Различия в частоте употребления общевопросительных предложений типа “Aren't you going to do X?” и “Do you have X?” (“Have you got X?”) в качестве контекстуально-ситуативных просьб являются малосущественными (58,3% и 41,7% соответственно). Обе конструкции начинают функционировать в качестве просьб в ХХ в. Однако контекстуально-ситуативная просьба “Aren't you going to do X?”, в отличие от контекстуально-ситуативной просьбы “Do you have X?” (“Have you got X?”), содержит глагол каузируемого действия. Поскольку наличие глагола действия обычно считается дифференциальным признаком прямых и конвенциональных просьб, контекстуально-ситуативная просьба “Aren't you going to do X?” в недалеком будущем может перейти в арсенал языковых средств, используемых для реализации конвенциональных косвенных просьб. Контекстуально-ситуативная просьба “Do you have X?” (“Have you got X?”), вследствие отсутствия в ее составе глагола каузируемого действия, имеет мало шансов перейти в разряд конвенциональных косвенных просьб. Разумеется, только время сможет либо подтвердить, либо опровергнуть нашу гипотезу.

В третьем разделе третьей главы рассматриваются изменения, произошедшие в сфере ответов на просьбу в английской драме XVI – XX вв. Выявлена тенденция к постепенному уменьшению доли акционального ответа при продвижении к ХХ в. (I – 39,6%; II – 38,4%; III – 34%; IV – 33%) за счет увеличения доли вербального и вербально-акционального ответов в исследованные периоды [I – 38,2% (5,8%); II – 41,4% (9,4%); III – 46,2% (9,6%); IV – 44,2% (7,8%)]. В результате можно говорить о преобладании вербального и вербально-акционального ответов в риторическом жанре просьбы. Изменения в сфере ответной реакции “игнорирование просьбы” (I – 16,4%; II – 10,8%; III – 10,2%; IV – 15%) вряд ли являются существенными. Наибольшее количество случаев игнорирования просьбы в драме конца XVI – XVII вв. объясняется тем, что этот диахронный срез представлен исключительно комедиями, среди персонажей которых немало выходцев из простого народа, неискушенных в тонкостях речевого этикета. Приблизительно столь же частое игнорирование просьбы в драме XX в., по-видимому, является следствием стремительного ускорения темпа жизни вообще и речевой коммуникации в частности, жертвой которого становятся этикетные нормы поведения, особенно в условиях неофициального общения.

Подтипы ответных реакций на просьбу в изученных диахронных срезах демонстрируют больше общего, чем различного. Тем не менее, время оказало некоторое воздействие на подтипы ответных реакций на просьбу.

В сфере акционального ответа в I – III диахронных срезах выявлено превалирование ответа речевым действием над ответом физическим действием [I – 57,1% (42,9%); II – 71,9% (28,1%); III – 51,2% (48,8%)]. В драме ХХ в. зарегистрировано резкое, более чем двукратное, снижение доли ответов речевым действием за счет увеличения доли ответов физическим действием [IV – 31,5% (68,5%)]. На наш взгляд, это объясняется тем, что в ХХ в. происходит бурное развитие средств массовой информации и коммуникации, что делает собеседников более информированными и, соответственно, сокращает число просьб, побуждающих адресата к речевому действию, то есть к сообщению определенной информации.

В сфере вербального ответа в I, III и IV диахронных срезах положительные и отрицательные ответы характеризуются приблизительно одинаковой частотой употребления [I – 51,3% (48,7%); III – 47,6% (51,9%); IV – 46,6% (52,5%)], причем в III и IV диахронном срезах отрицательные ответы на просьбу встречаются даже несколько чаще, чем положительные. Лишь во II диахронном срезе положительные ответы значительно превалируют над отрицательными [II – 54,5% (45%)]. На первый взгляд, полученные данные вступают в противоречие с принципом кооперативного общения. Однако, если учесть, что мы изучаем риторический жанр просьбы на материале разговорной речи, подвергнутой художественной стилизации, в которой сильна роль характерологического начала, то полученные процентные соотношения оказываются вполне закономерными.

Подавляющее большинство положительных вербальных ответов во всех диахронных срезах актуализируют безоговорочное согласие адресата выполнить просьбу говорящего (I – 78,6%; II – 94,7%; III – 86,4%; IV – 88,2%), причем их число медленно, но неуклонно растет при поступательном движении по диахронной оси, делая резкий скачок в XVIII в. Соответственно, доля положительных вербальных ответов, актуализирующих согласие с оговоркой, oбнаруживает тенденцию к сокращению, которая особенно ярко проявляется в драме XVIII в. (I – 21,4%; II – 5,3%; III – 13,6%; IV – 11,8%).

Превалирование имплицитных отказов над эксплицитными (I – 67,7%; II – 66,7%; III – 78,3%; IV – 70%) объясняется их более вежливым звучанием. В I, II и IV диахронных срезах количество имплицитных отказов приблизительно одинаковое. Оно колеблется в интервале 67% – 70%. Возрастание количества имплицитных отказов в III диахронном срезе, возможно, является следствием того, что объектом художественного изображения английской драмы в XIX в., как правило, являлось общество английской аристократии [Т.А. Ивушкина].

Уклончивые вербальные ответы, не удовлетворяющие прагматической установке просьбы и вследствие этого не образующие с ней диалогического единства, представлены единичными примерами вo II – IV диахронных срезах (I – 0%; II – 0,5%; III – 0,5%; IV – 0,9%).

Абсолютное преобладание положительного вербально-акционального ответа над отрицательным в тексте драмы (I – 100%; II – 100%; III – 100%; IV – 97,4%) представляется вполне закономерным. Находясь в полном соответствии с принципом кооперативного общения, положительный вербально-акциональный ответ способствует развитию сценического действия. Отрицательный вербально-акциональный ответ, напротив, может затормозить развитие сюжета, так как, вопреки принципу кооперативного общения, адресат не только вербально отказывается выполнить просьбу, но и в присутствии говорящего совершает действие, противоположное тому, о чем его просят.

Игнорирование просьбы, будучи признаком “дурного тона”, по логике вещей, не должно иметь места в речевой коммуникации, тем более в речи персонажей художественных произведений, которая призвана оказывать облагораживающее воздействие на читателя не только своим содержанием, но и языком. Однако, в характерологических целях, драматурги иногда “разрешают” своим персонажам игнорировать обращенную к ним просьбу.

Чтобы смягчить отрицательный эффект проигнорированной просьбы, адресат, как правило, продолжает коммуникацию с говорящим (I – 90,2%; II – 83,3%; III – 84,3%). Лишь в драме XX в. адресат в 57% случаев игнорирует не только просьбу говорящего, но и самого говорящего, что, на наш взгляд, дает основание говорить о снижении в настоящее время общего уровня речевой культуры. Прекращая коммуникацию с говорящим, адресат, как правило, вступает в коммуникацию с третьим лицом (лицами) или замолкает. Случаи молчания в тексте драмы, первичной формой существования которого является письменная форма, естественно, встречаются реже, хотя их число постоянно растет по мере продвижения к XX в. Ср.: I – 0% (100%); II – 66,7% (33,3%); III – 37,5% (62,5%); IV – 48,8% (51,2%). Это свидетельствует о том, что молчание постепенно осознается драматургами как один из сигналов разговорности, использование которого помогает создать иллюзию естественного разговора.

Диахронные изменения наиболее ярко проявляются в языковых средствах выражения вербальной ответной реакции, прежде всего, безоговорочного согласия выполнить просьбу говорящего. Единственное, что объединяет все диахронные срезы, это использование высказывания сентенсоидной формы “Yes”. Все остальные средства выражения безоговорочного согласия претерпевают значительные изменения на диахронной оси.

1. Высказывания типа “I will do X” зарегистрированы во всех диахронных срезах, но значение глагола “will” с течением времени изменяется. Если первоначально глагол “will” в высказываниях типа “I will do X” был модальным глаголом, который придавал действию оттенок желания, намерения, согласия или обещания, то в настоящее время глагол “will” превратился в служебный глагол, используемый для простого отнесения действия к сфере будущего без каких-либо сопутствующих коннотаций модального плана, о чем свидетельствуют частые случаи стяжения глагола “will” с предшествующим личным местоимением первого лица [S. Greenbaum, J. Whitcut].

2. Высказывания типа “I shall do X” представлены единичными примерами в I, II и III диахронных срезах, причем только как реакция нижестоящего по социальному положению адресата. На наш взгляд, это можно объяснить тем, что глагол “shall” до некоторой степени сохраняет оттенок обязательства, обязанности (“obligation”) [O. Jespersen]. В драме XX в. высказывания типа “I shall do X” не зарегистрированы, так как в первом лице глагол “shall” фактически вытеснен из употребления глаголом “will” [M. Swan].

3. Высказывание сентенсоидной формы “Ay” (“Ауе”) зарегистрировано во всех диахронных срезах, но в конце XVI – XIX вв. высказывание “Ау” (“Ауе”) является стилистически нейтральным, а в XX в. оно переходит в разряд стилистически маркированных. Словарь современного английского языка издательства “Лонгман” сопровождает лексему “Ау” (“Ауе”) следующими пометами: диалектный, книжный.

4. Высказывание сентенсоидной формы “Certainly” начинает использоваться в английской драме с XVIII века. В драме XVIII в. оно представлено единичными примерами. В драме XIX в. высказывание “Certainly” является одним из наиболее употребительных. В драме XX в. частота использования высказывания “Certainly” снижается.

5. Некоторое снижение частоты использования “Certainly” в драме XX в., на наш взгляд, является результатом вытеснения его другим высказыванием сентенсоидной формы – “Of course”, которое впервые появляется в драме XIX в. и стремительно распространяется в драме XX в.

6. Высказывание сентенсоидной формы “By all means” в нашем материале представлено одним примером в драме XVIII века.

7. Высказывание сентенсоидной формы “All right” начинает функционировать в драме XIX в.

8. Более разговорное высказывание сентенсоидной формы “ОК” [A. Ivanov, J. Povey] зарегистрировано только в драме XX века.

9. Высказывания типа “I give consent”, “I obey”, вследствие некоторой чопорности, представлены единичными примерами лишь в драме I и II диахронных срезов.

10. Высказывания “with all my heart” и “with pleasure” зарегистрированы только в драме XVIII – XIX вв.

Средства выражения эксплицитного отказа выполнить просьбу говорящего демонстрируют бoльшую стабильность на диахронной оси, чем средства выражения безоговорочного согласия. Во всех диахронных срезах эксплицитный отказ выражается с помощью отрицания “no” и/или заявления адресата о том, что он намерен выполнить противоречащее просьбе действие. Единственное различие в средствах выражения эксплицитного отказа заключается в том, что встречающееся иногда в драме XVI – XIX вв. отрицание “nay” в драме XX в. окончательно выходит из употребления.

При движении по диахронной оси от XVI в. к ХХ в. расширяется спектр субъективных причин, по которым адресат отказывается выполнить обращенную к нему просьбу.

Перспективу исследования видим в выявлении специфики функционирования риторического жанра просьбы в различных вариантах английского языка, а также в сопоставлении особенностей функционирования риторического и речевого жанра просьбы.

Основные положения диссертации отражены в следующих работах.

1. Функционирование диалогического единства с исходной репликой-просьбой в английской драме ХХ века // Единицы языка и их функционирование. Саратов: Изд-во Сарат. гос. академии права, 1999. Вып. 5. С. 44 – 55 (0,8 печ. л.).

2. Типы ответных реакций на просьбу: На материале английской драмы ХХ века // Единицы языка и их функционирование. Саратов: Изд-во Сарат. гос. академии права, 2000. Вып. 6. С. 10 – 16 (0,4 печ. л.).

3. Средства выражения просьбы в учебной разновидности английской разговорной речи // Теория и практика преподавания родного и иностранных языков в ВУЗе. Саратов: Изд-во Сарат. гос. академии права, 2000. С. 80 – 84 (0,3 печ. л.).

4. Эволюция высказываний-косвенных просьб: На материале английской драмы конца XVI – XVII вв. и ХХ века // Романо-германская филология. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. Вып. 1. С. 76 – 85 (0,6 печ. л.).

5. Сравнительный анализ высказываний-прямых просьб в английской драме конца XVI – XVII вв. и драме ХХ в. // Филологические этюды. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001. Вып. 4. С. 226 – 229 (0,2 печ. л.).

6. Различные трактовки категории вежливости в речевой коммуникации // Единицы языка и их функционирование. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001. Вып. 7. С. 33 – 39 (0,4 печ. л.).

7. Сравнительный анализ ответных реакций на просьбу в английской драме конца XVI – XVII веков и драме ХХ века // Язык, познание, культура на современном этапе развития общества. Саратов: Изд-во Сарат. гос. академии права, 2001. С. 114 – 119 (0,3 печ. л.).