Бердяев о русской революции

Бердяев о русской революции

Николай Александрович Бердяев, известный из советских русских философов, родился в 1874 г. в Киевской губернии. Его предки по отцовской линии принадлежат к высшей военной аристократии. Мать - из рода князей Кудашевых (по отцу) и графов Шуазель - Гуффье (по матери). В 1884 г. он поступил в Киевский кадетский корпус. «Но обстановка военного учебного заведения оказалась для него совершенно чуждой, и Николай Бердяев поступает на естественный факультет Киевского университета.

Студенческая среда существенно повлияла на характер и жизненные ориентиры Бердяева. С 1894 г. в одном из киевских социал-демократических кружков он начинает изучать теорию научного социализма. Одновременно продолжает свои занятия философией, посещает лекции и семинары профессора Г.И. Челпанова». В 1898 г. был арестован за участие в социалистическом движении. Бердяев прибывает в место ссылки и поселяется в гостинице « Золотой якорь». После окончания срока ссылки Бердяев вернулся в родной Киев, а с осени 1904 года поселился в Петербурге, куда его пригласили для редактирования нового философского журнала « Вопросы жизни». Н.О. Лосский писал : «В молодости он стремился сочетать марксизм с неокантианством , но вскоре отказался от этих теорий , заинтересовался философией В. Соловьёва и приступил затем к самостоятельной разработке христианского миросозерцания».

Зимой 1907-1908 года Бердяев отправляется в Париж. После возвращения в Россию Бердяев принимает деятельное участие в организации религиозно- философского общества памяти В. Соловьева, публикуется в журнале «Путь». Февральскую революцию Бердяев встретил с воодушевлением.

С 1922 по 1924 г. Бердяев живет в Берлине , публикует философские труды. «Его отношение к революции сформировалось окончательно. Бердяев принимает ее как неизбежную стадию в исторической судьбе России. Подводя итог военно-революционной эпохе , он пишет книгу “Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы”, которая приносит ему европейскую известность. В 1924 г. Бердяев переезжает в Париж, где начинает активную деятельность. С 1925 г. он издает журнал “Путь”. Философа регулярно приглашают участвовать в международных философских и эстетических конференциях, конгрессах.

Н.А. Бердяев умер в 1948 году за рабочим столом в своем доме в пригороде Парижа Кламаре, занятый правкой рукописи новой книги ».

А.Ф. Малышевский, А.Ю. Лазебникова , И.И. Рогозин , Л.Н. Рогозина (сост. ). Из истории русской гуманистической мысли. М.,Просвещение,1993, с.266. Н.О. Лосский. История русской философии. М., Высшая школа, 1991,с.298. Чистая истина часто бывает не безопасной, а разрушительной; она действует как взрывчатое вещество и приводит к приговору над миром и к концу мира. Чистая истина является экзистенциальной; в общественной жизни мы пользуемся объективированным познанием истины, которая, не будучи больше экзистенциальной, тем не менее, приспособлена к нуждам миллионов людей. В государстве и в церкви как общественных учреждениях мы часто находим не экзистенциальную духовную реальность, а традиционные символы: «Такие титулы, как царь, генерал, папа римский, митрополит, епископ, - все это символы. Все степени иерархии являются символами. В отличие от них, мы имеем такие реальности, как святой, пророк, творческий гений, социальный реформатор. Таким образом, иерархия человеческих качеств реальна».

Царство Божие проникнуто любовью ко всем тварям, как святым, так и греховным. «Нравственность трансцендентного добра отнюдь не предполагает безразличия к добру и злу или нетерпимость ко злу. Она требует большего,а не меньшего». Ее цель - «просвещение и освобождение нечестивцев». Отсюда, истинное, нравственное сознание не может успокоиться до тех пор , пока существуют нечестивые души, испытывающие муки ада…Рай возможен для меня , если нет никакого вечного ада хотя бы для одного существа , которое когда - либо жило. Никто не может быть спасен отдельно, в обособлении. Спасение может быть общественным, всеобщим избавлением от источников мук»… Он (Бердяев ) верит во всеобщее спасение, апокатастазис. Он считает развитие творческой деятельности одним из путей сочетания свободы и любви».

Согласно Бердяеву, исторический процесс состоит в борьбе добра против иррациональной свободы: « это драма любви и свободы, развертывается между Богом и Его другим я, которое Он любит и для которого Он жаждет взаимной любви…

Когда иррациональная свобода достигает господства, то реальность начинает распадаться и возвращать к первоначальному хаосу. В общественной жизни революция является крайней формой возврата к хаосу.

Отсюда сложное переплетение не просто противоречивых, а часто взаимоисключающих черт в русском народе. Бердяев перечисляет следующие из них: « деспотизм , гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость , склонность к насилию и доброта , человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически - мессианская религиозность и внешнее благочестие ; искание Бога и воинствующее безбожие ; смирение и наглость; рабство и бунт». Эти полярные качества служат источником , стимулом развития мессианского сознания, предопределяют « русскую идею ».

Лосский писал: «Он ( Бердяев ) видит источник язв России в неправильном соотношении в ней мужского и женского принципов. На определенной стадии национального развития западных народов во Франции, Англии и Германии «появился мужественный дух и наложил свою печать органически на основные силы народа». Подобного процесса в России не было, и даже православная религия оказалась не в состоянии обеспечить ту дисциплину духа, которую католицизм создал на Западе в соответствии со своими устойчивыми и ясными чертами. «Русская душа оставалась не освобожденной; она не сознавала каких-либо пределов и простиралась беспредельно. Она требует всего или ничего, ее настроение бывает либо апокалипсическим, либо нигилистическим, и она, поэтому не способна воздвигать половинчатое царство культуры». В соответствии с этими национальными, характерными чертами русская мысль также направлена главным образом « на эсхатологическую проблему конца, апокалипсически окрашена» и проникнута чувством надвигающейся катастрофы (эту фразу впервые употребили Эрн и князь Е. Трубецкой).

Н. О. Лосский говорил: « Бердяев является поборником традиций западноевропейского и русского гуманизма , а именно абсолютной ценности личности и ее неотъемлемых прав на духовную свободу

Шапошников в своей статье «Философия истории Н.А. Бердяева» сделал такой вывод: « Конечно, в философском наследии Бердяева много мифологизмов, антиномий , субъективизма, он сам часто сетовал , что «его плохо понимают». Современный исследователь творчества мыслителя Е. В. Баранов в своей интересной статье делает вывод , что религиозно- философское толкование Бердяевым «русской идеи» связывает нас с «миром гностического сознания, обреченного на подмену собственно философского знания авторитарным «учением» , имитирующим философию». Этот вывод справедлив только отчасти, ибо в творчестве русского философа много «собственно философских достижений», а его влияние на развитие западной философии общепризнанно. В философских интуициях мыслителя есть определенная целостность, завершенность , пророческие прозрения , наконец, углубленность в извечные философские темы. В. Зеньковский отмечал, что «синтетическая сила построений Бердяева чрезвычайно велика, в каком- то музыкальном аккорде, не подавляя и не диссонируя один с другим, звучат в нем мотивы, которыми жило русское сознание». Пафос бердяевской философии истории - в призыве человека к поиску духовных ценностей, к их неустанному созиданию, к недовольству само ценности человеческой личности».

А Н. О. Лосский сделал такой вывод: «Есть люди, которые в своем рвении быть, более православными, чем само православие, осуждают деятельность Бердяева как опасную для церкви. Они забывают, что, как показывает история христианства, церковная практика и традиционное богословское учение страдают многими недостатками, которые отталкивают широкие круги общества от церкви.

Бердяев пишет о революции так: «Я хочу вскрыть духовные основы общественной мысли, дать то, что можно было бы назвать онтологической психологией или феноменологией общественности. Русская революция дает внутренние импульсы, и толчки для такой работы мысли.

Революция дает великий опыт, и все основные проблемы социальной философии обостряет. Не сама революция обостряет и углубляет мысль. Наоборот, те, которые делают революцию и захвачены её потомков, выброшены на поверхность и теряют всякую способность различения и углубления оценок. Люди эти оторваны от глубины, от всех источников духовной жизни и не способны, ни к какому познанию. Но в духовной реакции на революцию, во внутреннем её осмысливании обостряется мысль , углубляется познание и много нового приоткрывается. Есть такие, которые думают, что революция - религиозна и что русская революция - религиозна по преимуществу, что в ней рождается новый человек, открывается новое сознание. Такая игра в сопоставление революции и религии, такое покрытие революционной стихии пышным одеянием религиозной фразеологии, такое мистическое её идеализирование есть духовное блуда действо. Рассудочный прозаизм настоящих революционеров, делающих революцию, а не поэтизирующих и не мистифицирующих её со стороны в тысячу раз лучше и чище. Революция, всякая революция по природе своей антирелигиозна, и низки все религиозные её оправдания. Но революция большого масштаба может иметь религиозный смысл, в ней можно искать знаки Промысла божьего, «судьбы Божьей приговор». Этот смысл и эти знаки вижу я и в самом антирелигиозном из всех революций, в революции русской.

Революция есть свыше ниспосланная кара за грехи прошлого, роковое последствие старого зла. Так смотрели на французскую революцию те, которые глубже вникали в её смысл, не останавливаясь на её поверхностях. Революция- конец старой жизни, а не начало новой, расплата за долгий путь. В революции искупаются грехи прошлого. Революция всегда говорит о том, что власть имеющие не исполнили своего назначения. И осуждением до революции господствующих слоёв общества бывает то, что они довели до революции, допустили её возможности. В обществе были болезни и гнили, которые и сделали революцию неизбежной. Это верно и по отношению к старому режиму, предшествовавшему революции французской, и по отношению к старому режиму, предшествовавшему революции русской. Сверху не происходило творческого развития, не излучался свет, потому что прорвалась тьма снизу.

Революциям предшествуют процесс разложения, упадок веры, потеря в обществе и народе объединяющего духовного центра жизни. К революциям ведут не созидательные, творческие процессы, а процессы разрушительные. На всякой революции лежит печать несчастье, катастрофа или проклятий. Народ, попавший во власть революционной стихии, теряет духовную свободу, он подчиняется роковому закону, он переживает болезнь, имеющую своё неотвратимое течение, он делается одержимым. Не люди уже мыслят и действуют, а за них и в них кто-то и что-то мыслит и действует. Народу кажется, что свободен в революциях, это - страшный самообман. Он - раб темных стихий, он ведёт не человеческими элементарными духами. В стихии революции тёмные волны захлёстывают человека. В стихии революции нет места для личности, для индивидуальности, в ней всегда господствует начала безличные. Революцию не делает человека, как образ и подобие Божие, революция делается над человеком, она случается с человеком, как случается болезнь, несчастье, стихийное бедствие, пожар или наводнение. В революции народная, массовая стихия есть явление природы, подобное грозам, наводнениям и пожарам, а не явление человеческого духа. Наивно думать, что народ, попавший во власть закона революционной стихии, вошедшей в магический круг революции, может быть, руководим более разумными, просветлениями и умеренными направлениями, кадетами. Нет, в революциях неотвратимого господства якобинцев или большевиков. Болезнь должна быть изжита, ад должен сам себя истребить. Руководить революцией невозможно. Большевики, максималисты, анархисты и т.п.,- самые пассивные люди, духовно неспособные к сопротивлению стихиям, к душевному усилию, одержимые элегиями, вне - их находящимся. Все их отрицательные чувства - злоба, зависть, месть - приковывают их к старой жизни и делают рабами прошлого. Но у них нет памяти о добре прошлого, у них нет памяти творческой и воскрешающей. Есть ли творческий дух в Робеспьере или Ленине? Не истребители ли они всякого творческого порыва? Творчество не терпит равенства, оно требует неравенства, возвышения, оно не допускает оглядки на соседей, как бы не определить их. Дух революции, дух людей революции ненавидит и истребляет гениальность и святость, он одержим чё1рной завистью к великим и к величию, он не терпит качеств и всегда жаждет утопить их в количестве. Революция рождается от убыли, ущербленности духовной жизни, а не от её подъёма, не от её внутреннего развития.

Русская революция имеет типические родовые черты, характерные для всякой революции. В ней рассказывается та же стихия, которая раскрывалась во всех революциях, над ней царит рок, царивших над всеми революциями. Все большие революции имели своё неотвратимое течение, все были яростны, злобны и мстительны, во всех революциях побеждали самые крайние течения, во всех революциях отрицалось свобода и искажался образ человека. Революции не идиллии, никогда революции не были прекрасными и добрыми, никогда не торжествовали в них лучшие стороны человеческой природы. Никогда не приносят они радости и не давали того освобождения, о котором мечтали предшествующие поколения. Никогда в истории не бывает того, чего ждут мечтатели. И в русской революции, как и во всяком историческом событии, есть свои неповторимо индивидуальные особенности. Это особенности народа, не похожего ни на один народ мира, и особенности исторической обстановки, не похожей ни на одну из обстановок бывших до сих пор революций. Русская революция есть событие, производное от мировой войны. И революция эта имеет прежде всего один горестный и унизительный для русского народа смысл: русский народ не выдержал великого испытания войной. Русский народ оказался банкротом. У него оказалось слаборазвитым чувство чести. Но не народная масса в том виновата, вина лежит глубже. Но не об этой связи революции с войной говорит Бердяев. Он говорит об особенностях русского народа и о влияний этих особенностей на русскую революцию. Русский народ непонятен западным людям. Непонятна им и русская революция. Вся ткань русской природы иная, чем ткань природы западной.

Русский народ не есть народ западноевропейский, он - в большей степени народ восточно-азиатский. Душа русского народа - сложная и запутанная душа, в ней столкнулись и смешались два потока мировой истории, восточной и западной. И эти две стихии в душе русского народа не были органически претворены в цельный характер, в единую волю и единый разум. Россия есть великий и цельный Востока - Запад по замыслу Божьему, и она есть неудавшийся и смешанный Востока- Запад по фактическому своему состоянию, по эмпирическому своему состоянию. В России не произошло того, что произошло во Франции, в Англии, в Германии, у всех народов Запада. Там на известной ступени развития в национально своеобразной форме пробуждался мужественный дух и изнутри, органически оформлял народную стихию. Русская земля всё оставалась женственной, всё невестилась, всё ждала жениха со стороны. Русский народ никогда не мог из собственных недр родить мужественной власти, он искал её на стороне, призывал варяг или немецких чиновников. Разложение византийских начал подвергло опасности разложения и всю Россию. Народ нуждался во власти над собой и чувствовал инородность этой власти. Народ был безвластен, анархичен, и народ поддерживал, санкционировал власть самодержавную, неограниченную. Неразвитость в России общественных классов и сословий и совершенно исключительное развитие начала бюрократического и было недостатком мужественности в народе, мужественной активности и самодеятельности. Русское самодержавие, как оригинальное явление русской жизни, объясняется исключительной женственностью русской души. Явлением мужественным в русском государстве был Пётр. Но Пётр был не столько мужем, сколько насильником. Часть народа приняла Петра за антихриста. Пётр вздёрнул Россию на дыбы, он призвал Россию к великому будущему. Русская интеллигенция целые столетия готовила уничтожение и истребление дела Петра. Раскол в душе России остался не преодоленным и привел к страшной катастрофе, к падению России, как великого государства. В русской истории не было рыцарства, и потому не прошла Россия через закал и дисциплину личности, через культуру личной чести.

Огромное значение для душевной дисциплины русского народа имела идея царя. Царь был духовной скрепой русского народа, он органически вошел в религиозное воспитание народа. Без царя не мыслил народ никакого государства, никакого закона, никакого порядка, никакого подчинения общему и целому. Без царя для огромной массы русского народа раскрылась Россия и превратилась в груду мусора. Царь предотвращал атомизацию России, он сдерживал анархию. Царь же охранял культурные слои от напора народной тьмы, не нуждавшейся в высшей культуре. Или царь, или полная анархия- между этими полюсами колеблется мысль народная. С царём была связана и церковная дисциплина. Когда была вынута идея царя, из души народа душа рассыпалась, исчезла всякая дисциплина, всякая скрепа, всё показалось дозволенным. То, что создано долгой историей народа и связанно с глубиной его духовной жизни, не может быть так скоро изменено. К этому все относились слишком легкомысленно, не только русские революционеры, социалисты, анархисты, но и многие из нас. Женственная и пассивная душа русского народа подвергалась разложению, когда выпала из неё дисциплинирующая мужественная идея царя. Православие много веков воспитывала русский народ в религиозной покорности царю. Самодеятельности же и самодисциплины народа православии не воспитало. Вот в чём одна из причин трагедии.

Всего более искали вы мужественного оплодотворения в духе германском. Дух Маркса совершил над душами самое страшное насилие. Мужественный германский дух давно уже ставил себе задачей цивилизовать женственную русскую землю, он назывался ей в мужья. Сложными и многообразными путями действовал германский дух: и через Маркса, и через Канта, и через Штейнера, и через многих других учителей, соблазнявших нас и ослаблявших русскую волю. Исключительная власть германизма в России, в нашей государственной и духовной жизни, объясняется тем, что в душе русского народа не совершилось внутреннего брака, что мужественное и женственное начала остались разделенными. Русский может походить на немца в двух противоположных смыслах: он может относиться к России, как немец относится к Германии. Мы должны походить на немцев во втором смысле.

Русские народники всех оттенков, всегда были врагами культуры, это они всегда противополагали благо народа культуре. Для них ничто никогда не обладало само ценностью, всё превращалось в утилитарное орудие. Ни религия, ни церковь ни государство, ни национальность, ни философия, ни наука и искусство, ни нравственность и право - чисто не обладало для них само ценностью, ничего не было подлинно, духовно реальным. Всё подчинялось благу народа, интересам людей, удовлетворению людей. И всё низвергали они в тёмную бездну массовых интересов и инстинктов. Вы всегда признавали культуру буржуазной, ибо создана она господствующими классами. Но сами они - самые низкие, самые бездумные, самые убогие мещане, буржуа духа. Они хотели превратить в промышленную ассоциацию, а всё общество человеческое сделать обществом потребительским. Их жизненный идеал - животный идеал. Но, к горю нашему, нужно признать, что не только народники - революционеры и материалисты, но и народники славянофильского типа, стоявшие на почве религиозной, обнаруживали враждебное отношение к культуре и её ценностям, искали правды не в культурном слое, не в творческих личностях, а в простом народе, в коллективе. Исконный русский коллективизм всегда был враждебен культуре, враждебен личному началу, всегда тянул нас вниз, всегда мешал нам выйти к свету, в мировую ширь. Этот коллективизм парализовал у нас чувство личной ответственности и делал невозможной личную инициативу. Коллективизм этот был не новой, а старой нашей жизни, остатком первобытного натурализма. Но многие у нас смешивали его с духовной соборностью, с высоким типом братства людей. На этой почве идеализировали русскую общину и т.п. явления русской жизни. С русским коллективизмом связало и отрицательное отношение к праву, смешение права с моралью. Но отрицание права, которое у русских шло справа и слева, есть отрицание личности, порабощение её коллективу. Право охраняет личность от посягательства на неё злой воли. Право делает свободу человеческой личности независимо от добродетелей и пороков других людей, от их нравственного уровня, от их произвола. Право делает возможной свободу личности даже при существовании зла, при дурной воле людей. Русские смешивают право с моралью и ставят судьбу личности в зависимость от нравственного сознания людей, от их добродетелей. Но есть свобода, которая должна быть мне гарантирована и при порочности людей, и при склонности их насилием. Этого никогда не помешало народническое сознание - и правое, и левое. Такое отрицание права есть знак ослабления личного самосознания, есть недостаток личного достоинства, есть погружённость в близкий коллектив. Это свойство оказалось роковым для России.

Русская революция есть тяжелая расплата за грехи и болезни прошлого, за накопившуюся ложь, за неисполнение своего долга русской властью и господствующими классами, за столетний путь, вдохновлявшейся отрицательными идеалами и обнаглевшими лживыми призраками. Русская революция есть гибель многих, слишком многих русских иллюзий. Иллюзий народнических, социалистических, анархических, славянофильских, империалистических и д.р. Близоруко и несправедливо во всем винить большевиков. Более умеренные русские социалисты и русские радикалы всех оттенков, русские просветители должны и на себя возложили ответственность. Ложна была их интеллигентская мораль, их морализм, утилитаризм. Ложно было их отношение к красоте и их гонением на кресту. Ложна была их нелюбовь к познанию и их равнодушием к истине, которую они всегда подвергали утилитарным расценкам. И самой первой, самой страшной ложью было безверие, безбожие, измена духовным основам жизни, оторванность от религиозных истоков жизни. Иступленная жажда равенства была истреблением бытия и всех его богатств ценностей, была жаждой ограбления божественного мира и уничтожение всякого величия в мире. В революционном духе никогда не бывает ни свободы, ни братства. Царство большевизма было пределом движения на ваших путях, путях народников, славянофилов, анархистов и прочих. В русской революции произошло ещё небывалое в истории разрушений иерархического строя, ниспровержение всякой иерархии качеств. Но разрушение всякой иерархии есть также разрушение местности, ибо личность связана с иерархией. Лишь в иерархии возможны разнокачественные индивидуальности.

Духовные последствия русской революции будет огромны. Эти последствия будут не только отрицательные, но и положительные. Мы переходим не только отрицательные , но и положительные оценки подвержены сомнению. Приходится переоценивать все социальные ценности. Бисмарк выразил когда - то желание, чтобы нашлась такая страна, которая сделала бы опыт применения социализма, в надежде, что после этого не явится уже желания вторично производить такой опыт. Такая страна нашлась, и она произвела этот опыт в колоссальных размерах. Правда, опыт осуществления социализма в России очень мешает грабёж и разбой. Но социальная революция и не может не напоминать грабежа и разбоя. Но социальная революция и не может не напоминать грабежа и разбоя. Но это видно уже было в античном мире, хотя окончательно это вскрыла русская революция. Либеральная и радикальная русская интеллигенция всегда склонна была думать, что социализм - очень возвышенная вещь, хотя, может быть, и не осуществимая в данное время. Русские радикалы, всегда в глубине души думали, что нет ничего выше, как революционный социализм, что революционер - социалист представляет самый высший человеческий тип, но что они сами по слабости своей и связанности своей житейской средой не могут стоять на этой высоте и идут на компромисс. Русский радикализм никогда не имел своей собственной идеи, он всегда жил чужими идеями, разбавленными водой. Ныне нужно уже иметь свою идею. Отныне нельзя уже будет восторгаться социализмом со стороны, как прекрасной далью. Отныне социализм стоял проблематическим, стал сложной проблемой для сознания, и все нужно переоценить в социализме. Новые души должны прийти, новый дух должен снизойти на несчастную, исстрадавшуюся, погибающую родину нашу. Новые люди должны прийти в Россию, чтобы творить новую жизнь. Вся ткань вашего существа негодна для творчества жизни, ткань либералов, большевиков. И также никогда не могут быть названы новыми людьми разные реставраторы и внешние контрреволюционеры.

Огромный жизненный материал даёт революции для социально - философской мысли. Настало время крушений всех утопий земляного роя, серых, безличных, пустынных утопий, утопий предельного равенства и предельного счастья в небытии. Настало время здорового социального пессимизма, более благородного, более сложного и утончённого, чем оптимизм тупых социальных фанатиков. Ныне непобедимо более суровое отношение к социальной жизни, более ответственное отношение. Социальная мечтательность есть разврат. Плоды этой развратной мечтательности уже известны. Они всегда были одинаковы. Стремление к отвлеченному социальному совершенству есть нечестивое, безбожное стремление. Опыты осуществления земного рая всегда вели к аду на земле, к злобе, к ненависти, к взаимному истреблению, к крови, к насилию. Человек не имеет права быть наивным и мечтательным в жизни социальной, не смеет распускать своей сентиментальности. Он должен быть ответственным мужем, должен видеть зло и грех. Русский народ должен исполнить закон, закон культуры, закон государственности, закон относительного существования на земле. Таков удел грешного человечества. Путь к высшей творческой жизни лежит через закон и искупление. Русский народ - великий, но грешный народ, полный слабости и соблазнов. И ожидание социального чуда есть одна из слабостей русского народа, один из самых больших его соблазнов. Этот соблазн был отвергнут Христом в пустыне. Русскому народу предстоит пройти через суровую дисциплину труда. Революция научит нас, что есть трагическое несоответствие и разлад между духовными вершинами русской жизни и низинной тьмой её. На вершинах давно уже происходит кризис культуры, в то время, как в низинах нет ещё никакой культуры. Необходимо народу русскому пройти ступени, подымающие тьму к свету. Сложна проблема русского мессианизма, и в понимании её можно сбиться на пути самой страшной лжи. Слишком часто русские люди сбивались на этот путь лжи. И самой большой ложью является революционный мессианизм. Большевизм показал, что такое революционный мессианизм, и в этом его заслуга. И ещё имеет он заслугу разоблачения лжи гуманизма, в которой целиком пребывают социалисты - революционеры. В большевизме гуманизм переходит в свою противоположность, в истреблении человека. Всегда остаётся противоположность между большинством и меньшинством, между духовными вершинами и материальными низинами жизни. И вечной остается правда аристократии духа, древняя правда человечества, которой не могут сбросить никакие революции. Человеческий дух должен мужественно противиться напору эмпирии. Революция есть царство эмпирии, опрокидывающая свободу человеческого духа. Но после революции происходит переработка тёмных масс. В этом положительное значение революции».

Социализм есть принудительная добродетель и принудительное братство. Вот чем противен социализм, вот почему он эстетически и нравственно отталкивает. Революционный социализм не признаёт той основной христианской истины, что братство между людьми может быть лишь плодом свободной любви, лишь высшем духовным цветением человеческого общения. Братство людей возможно лишь во Христе и через Христа. Братство людей не может быть естественным, природным состоянием людей и людских обществ. В природном порядке человек человеку не брат, а волк, и люди ведут ожесточенную борьбу друг против друга. Никогда, никогда в этом царстве человек не станет братом, он может стать лишь « товарищем », но что общего имеет «товарищ» (эстетически низкое слово) с братом? Всё различие между социализмом и христианством - в этом различии между товарищем и братом. Брат познаёт в брате человека, образ в подобие Божие, брат соединяется с братом, как дети единого отца. Братство предполагает общее отчество. И те, которые не знают отца и отказываются, от отца не могут быть братьями. Товарищ почитает в товарище не человека, а класс, экономическую категорию, товарищ соединяется с товарищем по согласию материальных интересов. Товарищи не помнят своего отечества, не хотят знать единого отца, они - блудные сыны. Социалистическая категория «товарища» означает величайшее призрение к человеку. «Товарищество окончательно разделяет человеческий род на два враждебных стана и всё признаёт дозволенным по отношению к стану враждебному. Социалистическое « товарищество» хотело бы превратить мир в торгово-промышленное предприятие, в котором все объединены одними материальными интересами, не имеют причин вести между собой материальную борьбу. Христианское братство ставит себе иные цели, не имеющие ничего общего с коммерцией и с объединением материальных интересов. Братство без Христа есть рабство, насилие, тирания. Лишь с Христом братство есть царство свободы. Предельный и окончательный социализм и есть предельное и окончательно отрицание свободы человека.

Много есть переходных форм социализма. Некоторые из них могут представиться религиозно-невинными. Но для того, чтобы вскрыть исконную природу социализма и увидеть ложь и зло, которые он несёт в мир, необходимо брать предельный социализм, предельный коллективизм. Этот предел коллективизма никто никогда не представлял себе достаточно хорошо. Хотя следовало бы помнить, что в утопии Т. Мора людям передвигаться так же трудно, как в советской республике, и в учении Каабе допускается лишь одна правительственная газета. Но большинство из социалистов неспособно сознать пределы своих стремлений и мечтаний. Предел коллективизма есть обобществление всего человека без остатка, всего его тела и всей его души. Ничего коллективизм не хочет оставить в индивидуальную собственность самого человека. Всё в человеке, хочет он подчинить своей всепожирающей власти. Коллективизм, в своей предельной форме, претендует на всего человека. Никакое государство, самое тираническое и деспотическое, не имело этого притязания. Много в человеке оставалось свободным и индивидуальным, не регулированным и не рационализированным и при самой страшной из тираний. Всякое государство, как бы не была деспотична его форма, всё же признавало человека индивидуальным существом, оно сознавало свои границы. Государство могло притеснять человека и даже истязать его, но оно не имело претензий принудительно организовать совершенного человека и совершенное человечество, насаждать насильственную добродетель. И потому оно давало свободно дышать. Ничего страшнее насильственной добродетели не может быть на свете. Во имя достоинства человека и свободы человека, во имя высшей его природы необходимо предоставить человеку некоторую свободу греха, свободу выбора добра и зла. Если бы суждено было когда-либо осуществиться коллективизму в окончательной форме, то свобода человека была бы истреблена окончательно. Обобществлены и социализированы были бы и дух человека, и тело человека, а не только материальные орудия производства. Обобществление и социализация должны были бы идти всё дальше и дальше вглубь. От этого рокового процесса никуда нельзя уйти, от него нет спасения. Этот процесс не может ограничиться одной строкой жизни, материальной стороной. Принудительный коллективизм уничтожает всякий материальный базис свободной культуры. Все материальные средства, без которых невозможно никакое выявление и воплощение духовной культуры в нашем грешном мире, социалисты хотят передать своему Левиафану. Свободный индивидуальный ноши ни в чём уже не будет возможен. Средства и орудия выражения и воплощения коммуна, коллектив. Их не будет иметь личность и свободное соединение личностей, ставящее себе цели, неугодные центральному правящему коллективу. Сделается невозможным даже свободное печатание книг, журналов и газет, ибо всё печатаное дело будет в руках центрального коллектива, и будет обслуживать его интересы и цели. Возможен лишь будет «пролеткульт», а не свободная культура. Сохранится лишь свобода невоплощенного духа, и дух человеческий должен будет развоплотиться.

Идея демократии и социализма - противоположные идеи. И коммунисты правы противопоставляя свой социализм демократии. Демократия формально бессодержательна, она безразлична к направлению народной воли. В формальном народовластии народная воля не имеет никакого предмета. Демократия скептична и вместе с тем крайне оптимистична. Социализм пессимистичен в отношении к формальной воле народа, он заинтересован, чтобы воля народа имела определённое направление и определённый предмет. Социализм утверждает не суверенную волю народа, а суверенную волю класса, волю класса мессии пролетариата. Социализм исповедует мессианскую веру. Хранителем мессианской « идея» пролетариата является особая иерархия - коммунистическая партия. Социализм окончательно обнаруживает пустоту всех внешних стремлений к совершенному обществу и современной жизни.

Заключение

Долгие годы в нашей стране изучение русской идеалистической философии практически находилось под запретом. Отлучение широких слоев населения от духовных традиций обедняло нашу историческую память, искажало реальные пути развития русской философии и культуры в целом.

Происходящие в нашей стране после 1985 года глубокие изменения в общественной жизни характеризуются усилением внимания к проблемам духовной сферы, ростом интереса к историческому прошлому, к проблемам национального самосознания. Мы начали открывать для себя новые имена, одно из них Н. Бердяев. Согласно взглядам Н. А. Бердяева Россия «занимает место посредника между Востоком и Западом , и она призвана сыграть великую роль в приведении человечества к единству». Особую роль в жизни общества призвана играть интеллигенция.

Отсутствие свободной политической деятельности, с одной стороны , и неудовлетворенность социальным положением трудящихся, и прежде всего мужика, - с другой вызывает у «культурного слоя» особую «социальную мечтательность». В результате происходит роковое для судеб России смешение ценностей, и русская душа «принимает относительное за абсолютное , частное за универсальное», вместо идеальных устремлений начинает господствовать идолопоклонство. В результате на первый план выдвигается новая религия- марксизм.

В. И. Ленин и его сторонники создают специфический русский вариант марксизма, опирающийся на мессианское сознание народа. Торжество марксизма в России воспринимается философом как крушение русской интеллигенции и разрушение принципов гуманизма. В самой коммунистической идее на русской почве сохраняется «религиозная формация» , но « вместо Третьего Рима в России удалось осуществить Третий Интернационал, и на Третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима».

Бердяев чутко уловил, что тоталитарный социализм враждебен свободе личности, ибо в нем человек «приковывается к принудительно организованной и принудительно урегулированной жизни». Философ отнюдь не считал, что идеальным устройством общества выступает капитализм. Он находит много «бесчеловечных» черт в буржуазном образе жизни.

Несмотря на радикальную критику реального социализма , мыслитель подчеркивал свою симпатию к социалистической идее. В одной из последних своих книг, в «Самопознании», он писал: «Я сторонник социализма , но мой социализм персоналитический, не авторитарный, не допускающий примата общества над личностью».

В философском наследии Бердяева много мифологизмов, антиномий , субъективизма, он сам часто сетовал, что «его плохо понимают».

Список использованной литературы

1. Малышевский А.Ф., Лазебникова А.Ю., Рогозин И. И., Рогозина Л. Н. (сост.). Из истории русской гуманистической мысли. Москва, Просвещение, 1993.

2. Лосский Н. О. История русской философии. Москва , Высшая школа, 1991.

3. Шапошников Л. Е. Русская религиозная философия 19- 20 веков. Нижний Новгород , Волго- Вятское книжное издательство, 1992.