Эмблемы и символы для лицея

МОУ лицей № 14

Работа выполнена ученицей 11 класса

Насыровой Эльвирой

Научный руководитель

Волкова Лариса Витальевна

Ижевск, 2003 г.

Введение

Как скучно искать кабинет по табличкам с однообразными буквами, сложенными в стройные слова. Намного интереснее увидеть яркую символичную картину и по ней определить, какой предмет изучают в данном кабинете. Кроме всего прочего подобные картины помогают расслабиться, снять напряжение, несут эстетическую функцию, развивают ассоциативное мышление и умственные способности в целом.

Итак, мы поставим перед собой непростую задачу: разработать эмблемы для школьных кабинетов, дабы ученик с легкостью мог определить, для каких именно целей предназначен тот или иной класс.

Для достижения основной поставленной задачи нужно было: изучить историю эмблематики в целом, углубиться в толкование отдельных символов и эмблем, познакомиться с общими правилами изображения тех или иных вещей, предметов и явлений, а также провести опрос учащихся нашего лицея: с чем именно у них ассоциируется тот или иной изучаемый предмет.

Основная часть

Человеческая психика такова, что многое происходящее в жизни видит сквозь призму мистики. Мы любим находить в простом, обыденном глубокий смысл. Некоторые вещи и события, с которыми мы соприкасаемся, приобретают для нас в дальнейшем символический характер. Символом может стать все, что угодно. Здесь нельзя не упомянуть о великой роли ассоциаций.
Ассоциативность человеческого мышления помогает практиковать символы.

Идея всеобщей одухотворенности мира, способность видеть высшее начало в каждом окружающем предмете и явлении. Символ – это многозначное иносказание, как ни странно, он оказался прочно связан с религиозной тематикой, где объясняется как земной знак несказуемых земных истин. Разные люди в зависимости от склада ума, характера, духовного настроя могут увидеть в отдельных символах каждый свой смысл. Колорит символики одних может быть мрачен и трагичен, других – напротив, наполнен солнцем и оптимистичностью. Но всех объединяет отношение к символу как к многосмысленному посланию, как к трудно передаваемой вести, как к шифру некоей духовной тайнописи.

Символ только тогда истинный, когда он неисчерпаем и беспределен в своем значении, когда он изрекает на своем сокровенном языке намека и внушения нечто неизлагаемое, неадекватное внешнему. Он многолик, многосмыслен и всегда интересен.

Символистам свойственен глубокий историзм и широчайший энциклопедизм культурного арсенала. Они неразрывно связаны со всеми сферами жизни.

Символы, имеющие единую смысловую направленность, образуют эмблемы.

История эмблематики уходит корнями в первобытные времена, но как направление – формируется в рыцарскую эпоху. Поначалу эмблемы и сопровождавшие их девизы на щитах заменяли рыцарям их имена. Так на турнир рыцарь являлся не под именем, а под знаком щита. Эмблема знаменовала не личность, но надличностное, высшее, что, впрочем, вполне естественно для религиозно одержимого средневековья паладина-аскета, «сгоревшего душою».
Иная ситуация складывается два-три века спустя. Эпоха Ренессанса, эпоха развития личности, нуждалась в словесно-изобразительной форме, компактно выражающей не надличностную идею, но сущность человека, его жизненный принцип, линию его поведения. Обычное имя не могло выдержать такой смысловой нагрузки, и тогда на помощь вновь пришла эмблема.

Уже в XVI веке эмблемы распространились по всему пространству ренессансной жизни, их можно было увидеть везде: на одежде, мебели, предметах быта. Но рядом с этой центробежной тенденцией внезапно обнаружилась противоположная ей центростремительная: началось собирание эмблем в книги, замыкание их в узком книжном пространстве. Эмблемы из книг имели не только эстетический, но и прагматически-жизненный аспект: они использовались в царских печатях, «костяных дел мастера» брали их за образцы своих декоративных изделий, из эмблем же заимствовались названия новых кораблей.

Из литературной предыстории эмблем следует отметить прежде всего
«Иероглифику» Гораполлона – эллинистического автора (V в. н.э.), попытавшегося истолковать египетские иероглифы. Книга Гораполлона была найдена во втором десятилетии XV в., издана в 1505 г. Гораполлон хотел открыть смысл иероглифов вообще, обойдясь без египетского языка: он рассматривал их как идеограммы, передающие не звуки, не буквы, не слова, но непосредственно, путем некой метафорической или метонимической связи, - понятия. Вот одна из статей трактата Гораполлона: над иероглифическим изображением глаза – надпись, вопрошающая: «Как они (т.е. египтяне) обозначали Бога?» Ниже идет подпись, объясняющая связь глаза и Бога: «Для обозначения Бога они рисовали глаз, ибо, подобно тому, как глаз видит все, что перед ним находится, Бог видит и знает все, что только существует в мире». Некоторые «иероглифы» из книги Гораполлона – например, птица Феникс
– прочно вошли в многочисленные книги эмблем; но и сам трактат исследователи часто рассматривают как едва ли не первую «бессознательную» книгу эмблем: ведь у Гораполлона, помимо вполне эмблематической идеографии
(рисунок непосредственно означает идею, понятие, смысл), наличествует уже и протоструктура, напоминающая трехчастную форму эмблемы в ее единстве подписи, надписи и рисунка.

Нужно упомянуть еще один литературный памятник, позволяющий проследить, как археологическая и естествоиспытательская жажда Ренессанса, неутолимый интерес к курьезам древности и природы постепенно кристаллизовался в эмблематике, которая не только вела в тайны мировых смыслов, но и систематизировала (посредством КЭ) внезапно открывшийся человеку хаос из вещей, зверей, предметов, древних монет, развалин. Это роман Фраческо Колонна «Гипнеротомахия Полифила» (опубликован в 1499г.), описывающий аллегорическое путешествие заглавного героя на некий остров
Киферы к источнику Венеры. Полифилу попутно встречаются бесчисленные археологические достопримечательности – колоннады, храмы, жертвенники и прочий античный антураж, который вскоре, полвека спустя, полный глубокого значения, застынет на эмблемах. Разумеется, герой занимается расшифровкой и толкованием символов и надписей; однако он не только трактует их, но и сам записывает свои речения при помощи только что «расшифрованных» знаков.
Сочиняя и записывая собственные тексты посредством идеограмм, Колонна делает радикальный шаг к эмблематике и присущему ей способу обращения с символом: из него извлекается – неважно, насколько верно – породивший его алгоритм, который и используется в дальнейшем для сочинения новых и новых символов.

Некоторые из сочиненных Колонна «протоэмблем» (на античной основе, конечно же) стали знамениты. Субстратом ренессансных эмблем в значительной мере служила античная символика, но что-то новое гуманисты в символогию все же внесли, и именно здесь, у Колонна, мы можем проследить, как «обычный» античный знак превращался в эмблему. Одним издавна известным античным знаком был дельфин, обвившийся вокруг якоря – изображение, часто встречавшееся на монетах эпохи Флавиев. Не менее известным был и речение
Festina tarde (спеши медленно), любимое, если верить преданиям, императором
Октавианом Августом. Колонна видя в дельфине воплощение быстроты, а в якоре
– синоним медленности, соединил и то и другое, истолковав тем самым древний рисунок как остроумный оксюморон, как смелое сближение понятий: быстрота, обвившаяся вокруг медленности.

Следующий шаг делает уже Адреа Альчиато (1492-1550), который вводит это сдвоенное изображение в структуру эмблемы, наделенной цельным смыслом, отличным от простого, пусть и остроумного сближения противоположных понятий: якорь – защищает моряков в бурю, дельфин – помогает закрепить его в морской глубине; все вместе – аллегория (вернее, эмблема) государя, который должен защищать своих подданных и помогать им.

«Emblematum liber» Альчиато (1531г.) – первая книга эмблем. Нельзя, конечно, отрицать связи книги Альчиато, как и других книг эмблем, с аллегорическими книгами средневековья, с различными бестиариями, гербариями, «физиологом», но нельзя отрицать и ее революционной новизны: это была первая книга, в которой эмблемы собраны или сочинены «просто так», ради себя самих, ради прелести самой эмблематической тайнописи. В латинском посвящении Конраду Пойтингеру Альчиато совершенно сознательно ставит акцент не на выражаемости, а на процессе выражения, подчеркивая самоценность эмблематического языка как такового:

«Мальчишки развлекаются орехами, юноши коротают время за игральными костями, мужи проводят досуг за картами. Мы же в часы нашей праздности составляем эти эмблематические знаки, гравированные затем рукою мастера.
Как можно пришить отделку к платью, прикрепить значок к шляпе, так каждый из нас может и писать немыми знаками».

Конечно, Альчиато слегка лукавил, сопоставляя свое занятие с никчемными играми: многие эмблемы, как в его книге. так и в последующих книгах эмблем, имеют несомненный дидактический или даже политический смысл
– позднее иезуиты в своих колледжах будут использовать эмблемы в образовательных целях.

Игровой и досужей представлялась, видимо, лишь идея выражения неких истин на особом иерархическом языке эмблем, - истин, которые вообще-то можно было бы выразить и словами. В оправдание этой затеи Альчиато, ничего еще не знавший об «искусстве для искусства», и ссылается несколько виновато на излишек досуга… Такой же извинительный смысл имеет и приплетенная сюда идея украшения: дозволено же украшать бесполезными кружевами платье и шляпы, почему же нельзя украсить истину иероглифической отделкой эмблемы? С идеей украшения связано и само слово «эмблема», введенное в широкий оборот именно Альчиато. Он заимствовал это слово из книги Гийома Буде
(«Adnotatones in Pandectarum libros»), по-гречески же «эмблема» означает
«выпуклое украшение, инкрустация». Альчиато, впрочем, прекрасно понимал, что берет греческое слово в переносном смысле, что обозначает этим словом нечто иное, новое.

Каждая эмблема, несмотря на то, какие предметы, вещи, явления, на ней изображены, обозначает что-то совершенно непохожее на уже существующее. Так и наши эмблемы несут – каждая – свой особый смысл.

Содержание эмблем

Альчиато, конечно, осознавал, что «немые знаки» существовали и до его книги: новизна скорее была методологической, ибо речь шла не об открытии каких-то особых знаков, но о методе, позволяющем сочинять их в сколь угодно большом количестве, и о самоценности такого занятия. В своем трактате «О значении слов» (1530) Альчиато обронил фразу, которая теперь цитируется всеми, кто занимается историей эмблематики:

«Слова означают, вещи означаются. Однако и вещи иногда означают».

Дело, таким образом, не в существовании некоторого количества особенных знаков, но в принципиальной способности вещей означать так же, как означают слова, и в возможности использовать эту способность систематически, как матрицу для порождения новых и новых эмблем. Осторожная же оговорка Альчиато – «иногда означают» – весьма скоро была отброшена, так что теоретик конца XVIIв., Б. Больбинус, заявляет совершенно уверенно: «Нет такой вещи под солнцем, которая не могла бы дать материал для эмблемы».

Но верно и обратное: материал для эмблемы дают только «вещи, существующие под солнцем», только действительность. Теоретики уверенно выводят за пределы эмблематики весь мир вымысла (мифология при этом рассматривалась как нечто археологическое и филологически реальное).

Мир, рисуемый эмблематикой, разумен и целесообразен до полной фантастичности. Особенно ярко это ощущается в эмблематической анималистике: мудрый попугай, строящий свое гнездо так, что его не может достать змея; журавль, перед полетом загадочно набирающий в клюв камней – то ли чтобы не выдать себя случайным криком, то ли для балласта, то ли чтобы по звуку падения определять, над сушей он пролетает или над морем, - в ряду этих
«фактов», отчасти заимствованных из Оппиана, Плиния, Аристотеля, отчасти взятых из народных поверий, знаменитые «зубастые голуби» графа Хвостова, находчиво разгрызающие силки, их пленившие, не только не меркнут, но и кажутся – по крайней мере, в эмблематическом, явно не худшем из миров, мире
– вполне естественными. Растения не отстают от животных в разумности: например, «царский корень»устроил свои цветы так, чтобы семена не падали в почву слишком рано.

Мифология и античность, служившие материалом для эмблем, были сильно переосмыслены прежде всего в угоду галантной направленности, которую эмблематика приобрела в XVII столетии.

Эмблема нужна человеку Нового времени, она возникла в ответ на его потребности. Мир явлений в эмблематике, будь то мир животных, растений, мифологических героев, показывал, что нужно стойко переносить трудности, не падать духом, с умом использовать своих врагов, которые могут быть полезны, верить в Бога и добродетель, ни в коей мере не пренебрегая собственными интересами… Отдавая дань куртуазности, эмблема очень резонно напоминала и о проклятии, наложенном Богом на человека. Правы А. Шене и А.
Хенкель, когда пишут, что столь разумный, переплетенный мириадами смысловых связей мир эмблем уже не является свидетельством безусловной веры в мировой порядок: он скорее выражает попытку человека, стоящего на пороге Нового времени, утвердить себя в мире, теряющем прозрачность и становящемся все более хаотическим.

Структура эмблемы.

Эмблема передает средствами чувственности некую умозрительную истину.
«Эмблема же сводит интеллигибельное к чувственному, а чувственно воспринимаемое всегда производит более сильное воздействие на память и легче запечатлевается в ней, чем интеллигибельное» (Френсис Бэкон, «О достоинстве и приумножении наук»).

Структура эмблемы, по согласию большинства, должна быть трехчастной.
Открывает эмблему inscriptio (titulus, motto, lemma) – короткая фраза, обычно латинская, которую называют «надписью». Под ней следует рисунок – pictura. Еще ниже – subscriptio (declaratio, epigramma), развернутый текст, поясняющий рисунок и его связь с надписью, очень часто в стихах.
Subscriptio – это подпись.

Вся структура держалась на равновесии трех элементов, нарушение равновесия приводило к распаду эмблемы, переходу ее в другой жанр, причем нарушение происходило обычно одним путем: стоило подписи разрастись, как надпись воспринималась уже как заглавие, а рисунок – как обычная книжная иллюстрация.

Наши эмблемы не содержат ни надписей, ни подписей: мы верим в силу человеческого воображения, мы даем свободу для полета человеческой мысли, а потому не намерены навязывать конкретизированное понимание изображенного.
Впрочем, и раньше находились теоретики, Которые считали, что эмблема вообще может не сопровождаться текстом (Ришле, Бугур, Бодуан).

Наши эмблемы означают некое общее понятие, идею, концепцию; они ориентированы на «вечные ценности» (не стоит только забывать, что каждое новое поколение понимает «вечные ценности» по-своему).

Мы считаем, что изображение «останавливает» в эмблеме текст, заколдовывает его своей неподвижностью (так к чему нагружать рисунок дополнительным, поясняющим текстом); текст эмблемы – оцепеневший, застывший, вернее, мирно покоящийся, как сама сопутствующая ему картина. Из него нет выхода, с ним бессмысленно спорить, ему невозможно возражать, как невозможно возражать и спорить с картиной или статуей. Возможен, конечно, какой-то «отклик» на картину и «диалог» с ней в неком большом времени, но о
«диалоге» здесь можно говорить лишь в метафорическом смысле, поскольку нет разговора там, где нет движения. Точно так же немыслим разговор с эмблемой.
Она покоится, ее можно лишь в буквальном, торжественном смысле - «принять во внимание» и понимать. Лучше всего сущность эмблемы передана в одной старинной эмблеме: «Мысль пребывает неподвижною».

Эта неподвижность мысли – быть может, наиболее чуждое, наиболее пугающее в эмблеме для современного человека; возможно, именно здесь проходит граница между менталитетом XVI-XVIII веков, умевшего
«разговаривать» с этой неподвижностью мыслей, и менталитетом новейшего времени.

Мир эмблематики отражает причудливые параболы, что изобрел для нас
Бог, этот величайший из сочинителей эмблем. Ведь если эмблема – не что иное, как притча (немая), то Бог – остроумный изобретатель притч, выставляющий в шутливом виде перед людьми и ангелами свои высокие идеи посредством различных героических поступков людей и иносказательных символов.

Однако эмблема – дело не только божественное, но и человеческое, и наши эмблемы, вместе с прочими изображениями человека, интересны даже Богу: как говорит Джон Донн в одной из своих проповедей, «Бог читает не только свои собственные творения, он наслаждается не только тем, что написал он сам, – своими вечными небесными законами; он любит читать и наши книги, те истории, что мы пишем своими судьбами и действиями, и поскольку его радость быть с сынами человеческими, то он занимается в этой библиотеке, чтобы знать, что мы делаем».

Эмблема способна сочетать практичность со всеохватностью; она, как сокращенное издание - выражаясь современно, «дай-джест» – культуры. Именно так характеризует эмблематику Бугур: «В ее распоряжении – предметы всех наук и всех искусств, произведения всех хороших авторов. При этом она кратка, ибо берет лишь результаты: она собирает в природе все самое редкое, в искусствах – самое любопытное, в истории – самое примечательное, в авторах – самое изысканное.

Но эмблема – не просто аббревиатура знания, но аббревиатура загадочная, иероглифичная, побуждающая разум искать в ней некую загадку и вместе с тем – ответ на нее. Эмблема выполняет роль «умственного стимула».

Эмблематика тесно связана со всеми сферами искусства: литературой, живописью, иконографией, кроме того, несомненна связь с историей, политологией и многими другими науками. Эмблема – это непосредственное присутствие в культуре «Общего места» в его почти полной наготе. Эмблема присутствует в облике города , усадьбы, на гербах и флагах. А теперь появятся и эмблемы кабинетов.

Итак, созданные нами эмблемы просты, но заключают в себе смысл, который поможет понять, кабинет какого из изучаемых в школе предметов зашифрован за изображенными символами.

Наши рисунки несут не только практический, но и эстетический характер, а потому цвета в них яркие, насыщенные, радующие глаз. Вещи, предметы, образы в картинах легко читаются, и по этой причине домыслить, что к чему изображено предельно просто.

В картинках нет смешанных цветов, все – натуральные, природные.
Психологами было доказано, что подобные цвета положительно влияют на человеческую психику, способствуют расслаблению. Это немаловажная деталь, поскольку рисунки предназначены для школы.

Внимательный зритель заметит, что доминирующим цветом является желтый.
Это связано, с одной стороны, с моей собственной жизнью, которая сейчас наполнена светом и счастьем; с другой – желтый цвет дает положительный настрой, придает силы и усиливает веру в лучшее. Кроме всего прочего, желтый цвет – символ солнца, хорошей жизни, добра и тепла.

Первая эмблема относится к кабинету иностранных языков. В наше время знание языков стало неотъемлемой чертой каждого интеллигентного человека, каждого, кто желает по-настоящему чего-то добиться в жизни. Основные иностранные языки, изучаемые в нашей школе – английский и немецкий. Два безликих человечка – обобщенные образы людей. То, что они оба зеленые, указует, что все люди равны. Кроме того, зеленый – цвет покоя, мира, гармонии. Оба человечка находятся в ромбе – дружеские отношения, сотрудничество.

Эмблема для кабинета математики. Данный предмет очень развивает умственные способности, это мощный энергетический заряд, приводящий в движение все окружающее. Человек с математическим складом ума никогда не стоит на месте: его мозг находится в вечной тренировке и вечном развитии, а главное – знание математики помогает понять, что все в нашей жизни взаимосвязано, гармонично соотнесено между собой. Так существует конкретная, выведенная когда-то формула, но в этой же жизни происходят необъяснимые явления. Подобно тому, как прыгает от клеточки в клеточку ручка в тетрадке по математике, также прыгает в жизни и человек: из одной клеточки в другую. А ведь на пути кого и чего только не встретишь, не увидишь.

В центре – пирамида – человек (они во многом похожи). Светлый оранжевый цвет говорит о незатемненном разуме. Линии сверху указывают на движение мысли. Математика – одна из интереснейших наук, в ней каждый найдет много нового, многое для себя откроет.

Эмблема для кабинета физ. воспитания. Проста, но многозначна.
Довольное солнце, как символ здоровой, полноценной жизни; той жизни, которой можно наслаждаться, которая приносит массу радости и удовольствия.
Дорога, пронизывающая солнце – человеческий путь. Это путь человека, который любит жизнь и хотел бы наслаждаться каждым ее мгновением.
Физкультура – это и есть жизнь, это источник силы и энергии (подобно солнцу), она освещает наш путь, помогает приспособиться к сложным ситуациям, вернее находить из них выход. Полноценная жизнь разума невозможна без тренировки тела, выносливости, воли, ведь в человеке все взаимосвязано.

Эмблема кабинета биологии. На мой взгляд, наука биология – есть та же философия, постигнув которую человек сможет разобраться во многих мучающих его вопросах. Ракушка – символ глубины нашей жизни, бабочки – ее красота и движение, подсолнух – яркость, свет, тепло, энергия.

Заключение

Данная работа предназначена для оформления школьных интерьеров, она может действительно украсить однообразную обстановку, придать отличное настроение, «внести солнце» и жизнерадостность.

Оглавление
1. Введение.
2. Основная часть.
3. Разбор эмблем.

Список литературы
1. Эмблемы и символы. - М., ИНТРАДА, 2000
2. Хрестоматия по философии: учебное пособие. – М., «Проспект», 1998.