НИКОЛО МАКИАВЕЛЛИ (1469--1527) -- италь-янский политический мыслитель, основатель свет-ской политической науки. Широкое распростране-ние получил термин “макиавеллизм”, под которым понимается тактика вероломного захвата власти, диктатура личной власти, авантюристическая внеш-няя политика тайных сговоров, обмана союзников, лицемерие и цинизм; все может быть выражено девизом: “цель оправдывает средства”.< 6 >

Политические позиции и воззрения Макиавелли отражали конкретно-историческую обстановку того времени. В условиях раздробленной Италии XVI в. необходимы были, по мнению Макиавелли, и жест-кая диктатура власти, и насилие в отстаивании идеалов республики, и использование иных мер, ко-торые в другие времена были бы неоправданны.

На этапе раннебуржуазного развития политика, как и другие сферы общественной жизни, начина-ет осознаваться как особая и крайне важная сфера человеческой деятельности. Ренессансные концеп-ции общества и государства отрывались от своей теологической основы, бывшей господствующей в средние века. Одним из первых, кто откликнулся на политику как самостоятельную сферу жизни общества, был Макиавелли.

Мыслитель из Флоренции в своих произведени-ях фокусирует один из критических моментов гу-манистической традиции -- момент преодоления синкретизма Возрождения. Так, из человеческих мотивов поведения на первое место выносятся два: страсть к приобретению (собственничество) и чес-толюбие (чувство собственного достоинства). Эти два интереса, первый из которых является преоблада-ющим, учитываются не только при анализе пове-дения отдельных личностей, но и поведения широ-ких масс. Деятельность собственника дистанцируется от деятельности власть имущих, но последние про-должают сохранять свою опеку. “Он (государь) дол-жен побуждать граждан спокойно предаваться тор-говле, земледелию и ремеслам, чтобы одни благоустраивали свои владения, не боясь, что эти владения у них отнимут, другие -- открывали свою торговлю, не опасаясь, что их разорят налогами; более того, он должен располагать наградами для тех, кто заботится об украшении города или госу-дарства”< 3 > .

Еще более определенно Макиавелли отделял по-литику от религии и морали. Им было положено начало секуляризации политической мысли, ее осво-бождению от теологии. В своем взгляде на соотно-шение церкви и государства он резко расходился со средневековыми представлениями и ставил ре-лигию на службу государству, а не государство на службу религии.

Макиавелли стал на исторически перспективную точку зрения в важнейшем для Европы XVI--XVIII вв. вопросе -- о соотношении религиозной и государ-ственной власти -- и обосновал определяющую роль светской власти. Политика имеет свои закономер-ности, которые должны изучаться и осмысливать-ся, а не выводиться из теологических постулатов, из Священного Писания. Макиавелли не выявляет природу экономической власти. Но есть анализ че-ловека “политики”, включающего в себя то, что поз-днее было названо Вебером понятием социальной роли и ролевой функции, которые так или иначе соотносятся с понятием личности новоевропейско-го типа и культуры, индивида, принадлежащего самому себе.

В традиционалистском обществе, как отмечают исследователи, нет “ролей”, которые не сливались бы с человеком в целом. Макиавелли, сконструи-ровав абсолютно нетрадиционалистского индивида, таким образом провозгласил смену принципов: принцип традиционализма уступал место принци-пу личности. Признавалась не только сила “Фортуны” (судьбы), обстоятельств, которые заставляют че-ловека считаться с силой необходимости, но и сила “доблести” (“вирту”) --человеческой энергии, уме-ния, таланта. “Вирту” -- активное и ведущее на-чало в жизни человека и общества.

Макиавелли вводит один из ключевых терминов политической науки -- государство. Го-сударство означает политическое состояние общес-тва. Необходимость тех или иных форм правления Макиавелли выводит из задач, стоящих на поли-тической повестке дня. Для объединения государ-ства лучшей формой правления выступает монар-хия, но после объединения страны лучшей формой является республика.

Деятельность государства -- это такая сфера про-явления интересов, чувств, настроений людей, групп, правительств, в которой действуют свои пра-вила поведения, морали, отличающиеся от отноше-ний между частными лицами.

Государство создается и сохраняется не только с помощью насилия, но и хитрости, коварства, обма-на. “Надо знать, -- пишет мыслитель, -- что с вра-гом можно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй -- зверю; но так как первое часто недостаточно, то приходится прибегать и ко второ-му. Отсюда следует, что государь должен усвоить то, что заключено в природе и человека и зверя... Из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса -- волков, сле-довательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков”< 3 >.

Макиавелли удалось выявить ряд общих зако-номерностей политической жизни, поэтому многие положения не утратили своего исторического зна-чения и в наши дни. Его работа “Государь” явля-ется настольной книгой политических деятелей раз-ных стран, что говорит о прозорливости автора и глубине его идей.

“ГОСУДАРЬ” МАКИАВЕЛЛИ.

“Первая задача -- понять произ-ведение так, как понимал его сам автор, не выходя за пределы его понимания. Решение этой задачи очень труд-но и требует обычно привлечения огромного материала.

Вторая задача -- использовать свою временную куль-турную вненаходимость. Включение в наш (чужой для автора) контекст”.

М. М. Бахтин

Как уже говорилось выше, основное произведение Макиавелли “Государь” и сегодня является настольной книгой для многих политических деятелей, служит своеобразным сво-дом правил политического властвования.

Непосредственно Макиавелли занимают свойства чи-стой индивидности. Именно в них -- как в неустранимое условие--упирается решение его прикладной задачи. Индивид как субъект исторического действия и он же как “универсальный человек”, который должен ссохнуться до “государя”,-- это как-никак один и тот же индивид. Обычный политик -- конкретный “этот” -- ограничен сво-ей отдельностью; он, скажем, по природе склонен дейст-вовать или обдуманно, медлительно, осторожно, или напористо и безоглядно. Между тем выясняется, что лучше всего, если правитель был бы человеком, который спосо-бен вести себя и так, и этак, и по-всякому, т. е. меняться по обстоятельствам, поступать, как он считает нуж-ным,-- и в этом смысле преступать границы своей при-роды, с ее единичностью и готовностью, быть творцом самого себя. Его-то Макиавелли, как известно, и вообра-жает, описывает, ожидает, о нем возвещает в трактате о “Государе”. Лишь такой человек может стать великим политиком и спасителем Италии.

“Индивидуализм” Макиавелли не имел внутренних, духовных проблем, все проблемы Госу-даря -- во внешнем мире.

Возрождение еще не знало понятия личности, но оно его подготавливало вплотную. Основанием предощущения личности послужили концепции гумани-стического диалогизма и “варьета”. Свернутые внутрь индивида, они дали в высшей степени парадоксальную концепцию “универсального человека”, т. е. своего рода ренессансного человека без свойств, индивида в качестве собственной возможности. Это и было нечто вроде первого фантастического наброска идеи личности.

Так вот: у Макиавелли можно наблюдать первый кри-зис этой идеи. По Макиавелли, если подойти к природе индивида с за-просами энергичного практического целеполагания, по-требно ее коренное преобразование. “Фортуне” не в си-лах противостоять природный индивид, сам являющийся лишь одним из моментов прихотливой натуралистиче-ской комбинации случайностей. Только свободная в от-ношении к себе индивидуальность, не предопределенная готовыми парадигмами поведения, не ограниченная своей частичностью и малостью, только ее доблесть в состоянии бросить вызов судьбе. Нечто крайне важное именно для конституирования новоевропейской индивидуальной лич-ности было преподано, таким образом, в “Государе” с не-сравненной остротой.

Исследователи Макиавелли, безусловно, давно приня-ли во внимание, что в центре всех размышлений фло-рентийца об истории и политике находился “доблестный” индивид, способный добиваться своих целей. Однако изучение касалось исключительно то-го, каким он виделся Макиавелли: что разуметь под “доб-лестью”, в какой степени “фортуна” ставит пределы возможностям человека, что, собственно, такое эта “фортуна”, должны ли мы считать безукоризненно ра-ционального и потому удачливого государя концентриро-ванным образом реальности или, скорее, идеальным про-ектом и так далее. В этом же теоретическом кру-гу всегда оставались попытки вскрыть пагубность (или, напротив, историческую вынужденность и оправдан-ность) крайнего “индивидуализма” Макиавелли, не при-знающего препон для восхваляемой им сильной личности.

Хотя новому государю никак невозможно избежать жестоких мер, “тем не менее он должен вести себя уме-ренно, благоразумно и милостиво. Или: “Госу-дарь должен стараться, чтобы в его поступках обнару-живались величие, сила духа, значительность и твердость”. “Госу-дарь должен также выказывать себя поклонником даро-ваний, оказывать почет тем, кто отличился в каком-либо искусстве или ремесле. Он должен побуждать граждан спокойно заниматься своими делами, будь то торговля, земледелие, или что-либо иное... Он должен являть собой пример милосердия, щедрости и широты, но при этом твердо блюсти величие своего достоинства, которое должно присутствовать в каждом его действии”<3>.

Макиавелли требует от правителя великодушия, в сущности, не менее, чем вероломства. О щедрости он роняет: “...и многие другие достигли высочайших степеней”, ибо “были и слыли щедрыми”. Он пишет весьма характерно о щедрости, что эту добродетель нужно уметь “употреблять умело и как сле-дует”<3>.

“Разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это оборачивается против него и если исчезли причи-ны, побудившие дать обещание. Подобное наставление бы-ло бы нехорошим, ежели люди были бы хороши; но так как они скверны и не стали бы держать данное тебе слово, то и тебе незачем его держать. А благовидного предлога нарушить обещание -- какому правителю и когда недо-ставало? Можно было бы привести бессчетное множество свежих примеров...” и т. д. Всему этому предшествует общетеоретическое соображение: “Вы должны знать, что бороться можно двумя способами: во-первых, законно, во-вторых, насильственно. Первый способ присущ чело-веку, второй -- животным; но так как первого часто не-достаточно, следует прибегать и ко второму. Таким образом, государю необходимо уметь превосходно пускать в ход то, что свойственно и человеку и животному. Именно этому иносказательно учили государей древние авторы, рассказывавшие о том, как Ахилла и многих других го-сударей в древности отдавали на воспитание кентавру Хирону, чтобы он их взрастил и выучил. Что это значит иметь наставником полуживотпое, получеловека, как не то, что государь должен уметь совместить в себе обе эти природы, потому что одна без другой сделала бы его власть недолгой”<3>.

Читатели Макиавелли всегда обращали и обращают внимание (что вполне естественно), на оправдание в трактате -- вопреки общепринятой морали -- насилия и обмана, “животной” природы государя. Тем более что сам автор уделяет этому больше всего доводов и слов. Но очень важно понять, что упоминания и о другой, “человеческой”, благой и законной стороне государствен-ной деятельности, никоим образом не имеют характера риторической уловки, пустой отговорки. Теоретически равно необходимы обе “природы”: чтобы государь пред-стал в образе Кентавра. Ведь без такой двойственности исчезло бы универсальное умение “употреблять” свои добродетели и пороки. После уже приводившей-ся фразы, что “если... добродетелями обладают и сле-дуют им всегда, то они вредны; но если государь произ-водит впечатление обладающего ими, то они полезны”, далее значится:

“Иначе говоря, надо казаться сострадательным, вер-ным слову, милостивым, искренним, набожным , и быть им на самом деле; но сохранять в душе готовность, если понадобится, не быть таковым, чтобы ты мог и сумел изменить это на противоположные качества”<3>.

Ответ состоит не в том, что Макиавелли проповедовал какое-то неслыханное, дьявольское лицемерие, дело в том, что, по мысли Макиавелли, “мудрый государь” вообще вовсе не лицемерен. Идеальный государь, который видится Макиавелли, действительно щедр, прямодушен, сострадателен и т.п.; и он же действительно скуп, хитёр, жесток.

Конечно, Макиавелли многократно напоминает, что правитель, желающий неуклонно следовать добру, неиз-бежно потерпит поражение, ибо люди по природе злы; если же он прибегнет к насилию и обману, то сумеет по-бедить и упрочить власть во благо тому же народу. Этот мотив в трактате есть. Но отнюдь не выбор в пользу зла составляет глубинную коллизию “Государя”. Такого аб-солютного выбора Макиавелли вообще не делает. Правда, автор, не дрогнув, высказывается за порочное поведение политика, если оно сулит успех. Набрать у Макиавелли соответствующих, внушающих нам отвращение цитат несложно. Но их нельзя по-настоящему истолковать вне цели и смысла его идейного построения в целом.

В 19-й главе Макиавелли разбирает три примера добродетельных римских императоров и четыре примера императоров порочных. “Марк, Пертинакс и Александр были все людьми скромного образа жизни, любили спра-ведливость, ненавидели жестокость, прилежали милосер-дию и благости -- и все, кроме Марка, кончили, плохо. Только Марк прожил жизнь и умер в величайшем поче-те”<3>. Впрочем, ему не нужно было домогаться власти, он ее унаследовал -- и сумел прочно удержать, “внушив по-чтение своими многочисленными добродетелями” солда-там и народу, так что “не было никого, кто его ненави-дел бы или презирал”<3>. Но в другом случае: распущенные преторианцы не захотели сносить честную жизнь, к кото-рой их принуждал Пертинакс, и убили его. Доброта Александра была такова, что за 14 лет правления он не казнил ни одного человека, зато сам был убит мятежны-ми войсками. “Нужно заметить: добрыми делами можно навлечь на себя ненависть точно так же, как и дурными”<3>.

Далее Макиавелли переходит к образчикам иного рода. “Если вы рассмотрите теперь, напротив, качества Коммода, Севера, Антонина Каракаллы и Максимипа, то найдете, что они отличались крайней жестокостью и хищностью, и все, кроме Севера, кончили, плохо”<3>. Там преуспел один из троих, здесь один из четверых; статистика, если можно так выразиться, даже не в пользу порока...

О добродетельнейшем Марке Аврелии, философе на троне, Макиавелли отзывается с уважением. Север, который “вел себя, то как свирепейший лев, то как хитрей-шая лиса”,-- человек в его глазах тоже заслуживающий восхищения. Вот два государя, которые действовали противоположными способами, но оба восторжествовали. А также: вот правители, которые действовали одинаково, но один победил, другие проигра-ли. Каждый поступал в соответствии со своим характе-ром, но обстоятельства всякий раз были несходные.

Кому же должен подражать “мудрый государь”, Мар-ку или Северу? “...Новый государь в новом государстве не может подражать действиям Марка и ему незачем уподобляться Северу; но ему следует заимствовать у Севера те качества, которые необходимы для основания государства, а у Марка -- те достойные и славные каче-ства, которые пригодны для сохранения государства, уже установившегося и прочного”<3>. Значит, ни Север, ни Марк, ни сплошной порок, ни стойкая добродетель -- сами но себе еще не пример госу-дарственного человека.

Макиавелли пишет: “Пусть никто не думает, будто можно всегда принимать безошибочные решения, напро-тив, всякие решения сомнительны; ибо в порядке вещей, что, стараясь избежать одной неприятности, попадаешь в другую. Мудрость заключается только в том, чтобы, взвесив все возможные неприятности, наименьшее зло почесть за благо”<3>. Нет абсолютных решений, нет безусловно полезных способов поведения. Выбрать в каж-дый момент наименьшее зло -- это и значит быть уни-версальным, объемлющим в себе все человеческое, впро-чем, не актуально, а про запас, до востребования.

Итак, нужен “редкостный человек”... И если Госу-дарь в конечном счете не милостив, не жесток, не кова-рен, не прямодушен, не щедр, не скуп, а таков, каким требуют быть меняющиеся обстоятельства,-- это никоим образом не означает просто обезличенности. Государст-венная “мудрость” нуждается в особой концентрации личных дарований. “Государю прежде всего следует каждым поступком создавать впечатление о себе, как о великом и знаменитом человеке”<3>.

Надо исходить “из себя”. В интеллектуальном отношении -- и во всех отношениях. “...Только те спосо-бы защиты хороши, надежны и прочны, которые зависят от тебя самого и от твоей доблести”. Соответст-венно те, кто потерял власть, пусть винят в этом себя. Воспользоваться шансами, которые время от времени предоставляет фортуна, способен только какой-то необык-новенный, господствующий над собственной природой, не зависящий от себя и вместе с тем всецело исходящий из себя индивид.

У всех наслуху, что, по Макиавелли, “цель оправды-вает средства”. Макиавелли действительно высказал не-что подобное.

Очень легко возразить и тысячу раз возражали, что самая наилучшая цель пятнается, извращается дур-ными средствами, поскольку цель заложена уже в средствах, средства же входят в химический состав цели, они системно нераздельны и пр. Все это элементарно и справедливо. Однако у Макиавелли настоящая и, пожа-луй, совершенно новая проблема не в том, что Государь должен, если надо, прибегнуть к насилию, обману, но в том, что, когда он прибегает к милосердию, это тоже рас-четливая политическая акция, а не органика индиви-дуального поведения. Личность правителя выступает в качестве средства, как бы он себя ни вел. Политика, по Макиавелли, делает необходимым такое превращение, а это бесконечно глубже, чем выбор между честным или бесчестным средством.

У Макиавелли -- пожалуй, именно благодаря тому, что вопрос был поставлен в пределах узкой политической целесообразности, а не в метафизическом плане - политик пугающе свободен от всего, что мог-ло бы ограничить его индивидуальное веление, от бога, от принятой морали, от собственной природы, от всего, кроме обстоятельств. Зато эта же невиданная свобода превращает его потенциально во все то, чем новоевропей-ская история и культура позволят стать отдельному человеку.

Итак, поскольку автор “Государя” создал поразитель-ную модель индивида, который совершенно свободен по отношению к себе и сам решает, как себя вести, каким ему быть в конкретной обстановке, по исходному опреде-лению это нечто весьма нам знакомое, напоминающее об идеализованном гуманистическом индивиде, способном “стать тем, чем хочет”.

Но гуманисты брали “доблестного” и “героического” че-ловека наедине с собой (а также в абстрактно-риториче-ском отношении к общине и согражданам, в сосредото-ченных творческих занятиях или посреди более или менее условной “деятельной жизни”, в пасторальных грезах или, может быть, в кругу семьи,). А Макиавелли размыкает этого индивида и грубо швыря-ет в поток истории<1>.

Макиавелли, кажется, единственный, кто в ренессансной культуре, низведя “универсального человека” до “государя”, тем самым придал нарождающейся личности это неожиданное экспериментальное измерение. Мимо жестких соображений флорентийца не мог, начиная с Шекспира, Сервантеса и Спинозы, пройти никто, кого волновало испытание индивидуальной жизни и души со-циальной практикой. Не случайно трактат о “Государе”, невзначай оброненный уходящей ренессансной эпохой, стал знаменитым и насущным уже за ее пределами. В конечном счете Макиавелли не столько исказил или сузил центральную проблему гуманизма, сколько ради-кально преобразил ее и вывел через узкую протоку Воз-рождения непосредственно на просторы культуры после-дующих веков, включая, конечно, и наш трагический век.<1>

ПОНЯТИЕ “МАКИАВЕЛЛИЗМА”.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ