Политическая мысль в античном мире
Политическая мысль в античном мире
Политическая мысль
в античном мире
> Понятие о государстве в аничном мире
> Развитие права в античном мире
> Взгляды античных философов на:
. гражданина государства
. идеальный государственный строй
. закон и правителя
Понятие о государстве
Греко-римский мир сложился не на пустом месте, не изолированно, не по
типу "закрытого общества". Ранние очаги цивилизации и первые
протогосударства возникли в средиземноморском бассейне еще в III—II
тысячелетии до н.э., причем не без заметного влияния восточного мира. В
последующем, особенно в период "великой колонизации" (VIII—VII вв. до
н.э.), с основанием целого ряда греческих поселений (городов) на азиатском
побережье, взаимодействие двух цивилизаций стало еще более тесным и
глубоким. Греческие города в Малой Азии — Милет, Эфес и др. стали
распахнутыми воротами, через которые осуществлялись торговые, культурные и
иные связи тогдашних Востока и Запада. Все возрастающие политические
контакты греков, а позднее римлян с восточными странами позволяли им
использовать и переосмысливать чужой, заморский государственно-правовой
опыт, искать свои более рационалистические подходы к законотворчеству и к
политике.
Создание первых протогосударств, а затем и более крупных
государственных образований на юге Балканского полуострова и на островах
Эгейского моря в III—II тысячелетии до н.э. было результатом завоевания
греками-ахейцами автохтонного населения этого региона (пеласгов, минойцев).
Завоевание привело к перемешиванию и к скрещиванию различных культур,
языков и народов, что породило высокую крито-микенскую цивилизацию,
представленную целым рядом возвышавшихся и приходивших в упадок государств
(Кносского, Микенского царства и т.д.).
Монархический характер этих государств, наличие крупного
государственно-храмового хозяйства и земельной общины свидетельствовало об
их сходстве с типичными восточными монархиями. Крито-микенские традиции еще
долго сказывались на последующей государственности греков-ахейцев, для
которой было характерно наличие общинного уклада, связанного с царским
дворцом, выполнявшим функции верховного хозяйственного организатора.
Одной из важнейших особенностей в образовании государства в Древней
Греции было то, что сам этот процесс в силу постоянной миграции и
перемещения племен шел волнообразно, прерывисто. Так, вторжение в XII в. до
н.э. в Грецию с севера дорийских племен вновь отбросило весь естественный
ход становления государственности назад. Последовавшие за дорийским
вторжением "темные века" (XII в. до н.э. — первая половина VIII в. до
н.э.), а затем и архаический период вновь вернули эллинов к племенной
государственности и протогосударствам.
Природные условия повлияли на организацию государственной власти в
Греции и в другом отношении. Горные хребты и заливы, которые рассекали
морское побережье, где проживала значительная часть греков, оказались
существенным препятствием для политического объединения страны и тем более
делали невозможным и ненужным централизованное управление. Таким образом,
сами естественные барьеры предопределили возникновение многочисленных,
сравнительно небольших по размеру и достаточно изолированных друг от друга
городов-государств — полисов. Полисная система была одной из самых
значительных, практически уникальных черт государственности, характерных не
только для Греции, но и для всего античного мира.
Географическая и политическая замкнутость полиса (в материковой части
и на островах) при далеко зашедшем разделении труда делала его зависимым от
вывоза ремесленных изделий, от ввоза зерна и рабов, т.е. от общегреческой и
международной морской торговли. Море играло огромную роль в жизни античного
(прежде всего — греческого) полиса. Оно обеспечивало его связь с внешним
миром, с другими полисами, с колониями, с восточными странами и т.д. Море и
морская торговля связывали в единую полисную систему все города-
государства, создавали открытую общегреческую и средиземноморскую
политическую культуру, цивилизацию.
Само развитие греческого общества от патриархальных структур и
протогосударств гомеровской эпохи до классического рабства и расцвета
античной демократии обнаруживает некоторые закономерности в развитии
политической жизни и в смене самих форм устройства городов-государств. В
конце 11 тысячелетия до н.э., о чем свидетельствует и гомеровский эпос, в
греческом мире наблюдалась сравнительно общая тенденция к усилению власти
царя как военачальника, судьи, верховного руководителя дворцового хозяйства
и т.д. В методах его правления все более проступали деспотические черты,
присущие монархам древности, особенно восточным. Аналогичную картину можно
видеть несколькими веками позже в Риме в эпоху царей.
Распад патриархально-общинных связей, на которые опиралась
единоличная власть царя (базилевса, рекса), рост оппозиции со стороны
аристократических семей, обладающих большими богатствами и общественным
влиянием, имели своим результатом практически во всем античном мире
уничтожение царской власти, сопровождавшееся в ряде случаев (как было в
Риме с Тарквинием Гордым) убийством самого царя.
Ликвидация монархии привела к победе в античном мире республиканского
строя, а также к окончательному утверждению (до эпохи кризиса и разложения
рабовладельческого общества) полисной системы организации государства. Но в
раннереспубликанский период демократический потенциал, присущий полисной
системе, предусматривающей элементы непосредственной демократии (народные
собрания и т.д.), не получил полного развития. Простой народ в полисах, не
имевший политического опыта и черпавший свои представления о власти из
патриархально-религиозногй прошлого, уступил бразды правления практически
во всех античных полисах родовой, жреческой и новой имущей аристократии.
Именно таковой была государственная власть в Афинах накануне реформ Солона,
в ранний период патрицианской республики в Риме и т.д. Дальнейший процесс
демократизации политической жизни в античных городах-государствах
сопровождался обострением борьбы между аристократией, державшей в своих
руках власть и стремившейся законсервировать старые полисные порядки, и
народом (демосом), все более осознающим свое гражданское единство.
Результатом этой борьбы (эвпатридов и демоса в Афинах, патрициев „ и
плебеев в Риме и т.д.) стала серия законодательных реформ, подрывающих
монополию аристократии в государственных органах и создающих основу для
развития демократических институтов.
Во многих греческих городах-государствах окончательному утверждению
демократического строя предшествовала узурпация власти единоличными
правителями-тиранами, обычно выходцами из аристократической среды, но
использующими свою власть для подрыва старых аристократических и
патриархальных порядков, для защиты интересов широких слоев населения
полиса. Такие режимы личной власти, получившие название тирании,
установились в Милете, Эфесе, Коринфе, Афинах, Мегаре и способствовали
укреплению частной собственности и ликвидации привилегий аристократии,
утверждению демократии как формы государства, в наибольшей степени
отражающей общие интересы гражданской и политической общины.
К VI—V вв. до н.э. на первый план среди нескольких сотен
древнегреческих полисов выдвигаются два наиболее крупных и сильных в
военном отношении государства-города: Афины и Спарта. Под знаком
антагонизма этих двух полисов развертывалась вся последующая история
государственности Древней Греции. В Афинах, где наиболее полное развитие
получили частная собственность, рабство, рыночные отношения, где сложилась
гражданская община, связывающая ее членов при всем различии их
имущественных и политических интересов в единое интегральное целое,
античная демократия достигает своей вершины и становится, как
свидетельствует последующая история, огромной созидательной силой.
В противоположность Афинам Спарта вошла в историю как образец
аристократического военно-лагерного государства, которое ради подавления
огромной массы подневольного населения (илотов) искусственно сдерживало
развитие частной собственности и безуспешно пыталось сохранить равенство
среди самих спартиатов. Таким образом, соперничество Афин и Спарты вылилось
в своеобразное соревнование двух разных гражданских и политических общин в
Греции. Поучительным в истории древнегреческой государственности является
то, что конфронтация двух "полисных сверхдержав" втянула весь греческий мир
в кровопролитную и затяжную Пелопоннесскую войну, результатом которой стало
ослабление всей полисной системы и падение демократических институтов. В
конечном итоге и Афины, и Спарта оказались добычей Македонской монархии.
Причиной гибели дневнегреческой государственности, в частности Афин,
ставших идеалом демократического государства, основанного на автономии
частного собственника как полноправного члена гражданской общины, является
не столько рабство, сколько внутренняя слабость самого полисного устройства
государства. Это устройство, связанное с заранее данными территориальными и
политическими параметрами, не имело простора для политического маневра и
для дальнейшей поступательной эволюции.
К 1 в. до н.э. исчерпала себя и полисная система в Риме, когда
особенно стало очевидным, что республика-город не может справиться с
восстаниями рабов и не в состоянии обеспечить внутреннее гражданское
единство. В этих условиях сохранение республиканской системы, рассчитанной
на управление государством-городом, становится анахронизмом. На смену
республике, превратившейся к 1 в. до н.э. в мировую державу, приходит
империя. Влияние полисной системы за долгую историю Римской республики
стало столь велико, что в течение первых веков (принципат) императоры,
стремящиеся создать централизованную бюрократическую монархию, еще долго не
могли освободиться от республиканских полисных институтов.
Укрепление власти поздних римских императоров и принятие христианства
подводят окончательную черту под полисными порядками. Что же касается самой
поздней Римской империи, то она окончательно порывает с республиканско-
полисной демократией и все больше приобретает, особенно в восточной своей
части, черты средневековой государственности.
Право
Право как один из факторов, скрепляющих гражданское общество и
элементы его культуры, не сразу достигло в эпоху античности зрелости и
совершенства. На ранних этапах своего развития оно по уровню юридической
техники и степени разработанности основных институтов имело немало сходства
с правовыми системами стран Востока. Развитие права в античных Греции и
Риме осуществлялось в рамках отдельных полисов, и уровень развития
демократических институтов в отдельные городах-государствах находил свое
отражение и в праве.
Утверждение полисной системы имело результатом активизацию
правотворческой деятельности и ее постепенное освобождение от религиозно-
мифологической оболочки. На смену неписаным обычаям, толкование которых
нередко произвольно осуществлялось светской или греческой аристократией,
приходит закон, имеющий светский характер и выраженный обычно в письменной
форме. Право в античном мире, таким образом, предстает в своем чистом виде
как авторитетный и обязательный регулятор полисной жизни, лишенный какой-
либо мистической или религиозной силы.
Признание законодательства, а не обычая в качестве основной формы
правотворчества (Греция), или же его утверждение в качестве одного из
важнейших источников права (Рим) сопровождалось кодификацией сложившихся в
более архаичную эпоху правовых обычаев. Такова древнейшая, согласно
греческой традиции, кодификация права, проведенная Залевком в Локрах
(Италия), а также кодификация Харонда в Катано (Сицилия). Подобные сборники
составлялись и в других греческих городах-государствах, в том числе и в
Афинах в конце VII в. до н.э. (Законы Драконта).
Начало новой демократической конституции в Афинах, предусматривающей
разработанную процедуру принятия законов народным собранием, было заложено
реформами Солона и Клисфена в VI в. до н.э. В Риме традиционные правовые
обычаи подверглись обработке и были записаны в Законах XII таблиц. В этих
законах также предусматривалось правило, согласно которому законом
считается решение народного собрания.
Как отмечал Солон, жизнь общества должна регулироваться правом и
законами, принятыми при всеобщем согласии. В греческих городах-государствах
у граждан с детских лет воспитывалось уважение и даже почтение как к
законам, так и к установленным в них полисным порядкам. Сократ,
утверждавший, что полисные законы восходят к разумному началу,
пропагандировал соблюдение законов всеми афинянами.
В Афинах, где утвердилась демократическая система законодательства,
где право в глазах граждан ассоциировалось с разумом и со справедливостью,
сложилось своеобразное правовое государство, благами которого не могли,
однако, пользоваться рабы и иностранцы. Еще в большей степени культ права и
законопочитание сложились в римском обществе. Безусловное следование
республиканским законам было для римлян не только юридической обязанностью,
но и делом чести. Ту же связанность Римского республиканского государства
собственными законами и правом в целом отразил выдающийся римский юрист
Цицерон, который рассматривал государство не только как выражение общих
интересов всех его членов, но и как соединение многих людей, "связанных
между собой согласием в вопросах права". Таким образом, идея правового
государства берет свое начало и в республиканском Риме.
Не случайно, что именно в римском обществе, где законы
рассматривались издавна как священные, была выработана наиболее совершенная
в условиях древнего мира правовая система, имеющая целостный и
всеобъемлющий характер. Римское право впервые в истории выступило в
качестве системного, тщательно разработанного, собственно правового
образования. Классическое римское право — это вершина в истории права
античности и древнего Мира в целом. Оно представляет собой одно из
величайших достижений античной культуры, влияние которого на последующее
развитие европейского права и цивилизации трудно переоценить. Оно приобрело
в известной мере вневременной, внеисторический характер.
Римское право лишь со значительными оговорками можно рассматривать
как рабовладельческое. На первый взгляд оно может казаться таким, поскольку
сформировалось и достигло своего апогея в обществе, в основе которого
лежало наиболее развитое во всем античном мире классическое рабство. Но
очевидно, что не рабство предопределило основное содержание римского права,
его филигранную юридическую технику. Римское право в том виде, в каком оно
приобрело мировое значение (это прежде всего частное право, закрепляющее
интересы индивида, частного собственника), представляет собой порождение
рыночных отношений и торгового оборота.
На ранних этапах истории Римского государства, когда в обществе
сохранялись многие элементы патриархального быта, а товарно-денежные
отношения не получили еще развития, римское (право отличалось
традиционализмом, формализмом и сложными “обрядами, тормозившими
экономический оборот. Постепенный процесс превращения Рима из города-
республики в гигантскую по тем временам империю имел своим результатом не
только рост рабства, но и товарного производства, а в конечном счете
создание самого сложного за всю историю древнего мира рыночного хозяйства,
настоятельно требовавшего адекватной правовой регламентации.
Сила частной собственности и построенного на ней товарного оборота
ломала устаревшие и стеснительные правовые формы. На их месте создавалось
новое и совершенное в технико-юридическом отношении право, способное
урегулировать тончайшие рыночные отношения, удовлетворить другие
потребности развитого гражданского общества. Именно в таком виде римское
право стало универсальной правовой системой, применимой в разных
исторических условиях вне зависимости от типа общества, если только в его
основе лежит частная собственность и рыночное хозяйство. Вместе с римским
правом в историю, цивилизации вошла и римская юриспруденция, представляющая
огромную культурную ценность. На базе римской юриспруденции зародилась
юридическая профессия, а соответственно с нее берет начало и специальное
правовое образование.
Государство
Существует множество взглядов на понятие о государстве. В "Словаре
античности" можно прочесть: "В качестве органа власти экономически
господствующего класса, государство возникло в процессе образования частной
собственности. Эта ранняя форма эксплуатации первоначально потребовала
таких средств власти, которые смогли бы обеспечить порядок и спокойствие
угнетателей".
Но античные философы полагали иначе. Платон говорил о государстве не
как об аппарате подавления, но как о некоем благе. "Когда люди отведалии
того и другого, то есть и поступали несправедливо, и страдали от
несправедливости, тогда они нашли целесообразным договориться друг с
другом, чтобы не творить несправедливости и не страдать от нее. Отсюда
взяло свое начало законодательство и взаимный договор". Таким образом
государство не карает, но помогает людям. Платон также отводит много места
описанию сословия стражей, то есть тех самым сил, с помощью которых должен
обеспечиваться "порядок и спокойствие угнетателей". Тем не менее, солдаты
нужны Платону не для борьбы со своими же гражданами, но для защиты от
внешних врагов. "Будущий страж нуждается еще вот в чем: мало того, что он
яростен он должен по своей природе еще и стремиться к мудрости". Мудрость
дает ему понятие о том, что справедливо, что нет. Воин сравнивается
философом со сторожевой собакой, которая обязательно должна различать своих
и чужих. Платон просто уверен, что в идеальном государстве,
воспроизведенным на страницах его трактата, невозможны будут волнения и
классовые столкновения, которые заставят воинов выступить против своих же
сограждан и сражаться с теми, кого они призваны защищать. Таким образом
подлинное государство в понятии Платона настолько идеально, что карательные
его функции отходит на второй, если не на третий план, в виду
сознательности людей его населяющих.
Аристотель также представлял государство как нечто прекрасное по
своей сути. "Целью государства является благая жизнь". Он исходил из того
понятия, что человек "существо политическое", стремящееся к общению, а
потому государство для него необходимо как воздух. "Всякое государство
представляет собой своего рода общение, всякое же общение организуется ради
какого-либо блага. Больше других и к высшему из всех благ стремится то
общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все
остальные общения. Это общение и называется государством или общением
политическим”. Если разобрать данное определение, то мы несколько раз
встретим слово "благо", но вообще не найдем упоминания о каком-либо
подавлении и угнетении.
Цицерон также предерживался концепции Аристотеля. Это явствует из его
определения: "Государство есть достояние народа, а народ не любое
соединение людей, собранных вместе каким бы то ни было образом, а
соединение многих людей, связанных между собой согласием в области права и
общностью интересов. Первой причиной для такого соединения людей является
не столько их слабость, сколько, так сказать, врожденная потребность жить
вместе". Если мы говорим об общности интересов и согласии, то не о каких
мятежах не может быть и речи.
Следует отметить, что античные философы все же понимали, что иногда
государство может служить для власть имущих средством подавления власть
неимущих. Однако они полагали, что это присуще не первозданным моделям
государственных устройств, но иногда получается в процессе их развития,
когда монархия, аристократия и демократия извращаются и становятся
тиранией, олигархией и анархией. Платон, Аристотель и Цицерон, жившие во
времена тяжелых кризисов власти, наступавших после периодов расцвета, были
склонны рассматривать извращенное устройство не как сущность государства,
но как ее искажение. Изначально государство для них являлось справедливым и
служило не как машина закрепощения, но как нечто, дающее благо всем
гражданам.
Граждане государства.
Здесь мы подходим к другому не менее важному понятию гражданин. Оно
неразрывно связано с понятием о государстве, ибо "государством мы и
называем совокупность граждан". "Мы считаем гражданами тех, кто участвует в
суде и в народном собрании," продолжает Аристотель. Отметим сразу, что
гражданин и человек, проживающий в государстве, часто не одно и тоже. В
стране может присутствовать большое количество иноземцев, или, как их звали
в Древней Греции, метеков. Несмотря на то, что понятие “метек” зачастую
ассоциируется с киниками, в частности с Диогеном, жившим в бочке, метеки
могли ремеслиничать, даже приобретать частную собственность и заниматься
ростовщичеством. Многие из них становились состоятельными людьми. И всё же
они не могли уравняться в правах с гражданами полиса, ибо даже богатство не
давало им прав участвовать в управлении государством. Они все равно
чувствовали себя изгоями. Греческие полисы кичились своим демократическим
устройством или политией3, где все равны на том основании, что все граждане
могли попеременно становиться стратегами или иными должностными лицами и
поочередно управлять страной. На метеков этот основной демократический
принцип не распространялся. Граждане, даже попадая в денежную зависимость
от метеков, все равно не желали пускать в свою устоявшуюся общину новых
людей и делали это крайне редко в порядке исключения. Лишь в позднейший
период, как раз когда жили Платон и Аристотель, потребность государства в
финансовых вспоможениях стала столь значительной, что начала внедряться
практика выдачи гражданства за определенную плату. В этом Аристотель видел
зло. Возможно поэтому у него появляется столь странная оценка ремесленников
(которые многие были метеками): "Ремесленники не принадлежат к гражданам,
как и вообще всякий другой слой населения, деятельность которого
направленная не на служение добродетели". Тогда мы зададим вопрос: что же
такое служение добродетели? И мы можем предположить, что в понимании
Аристотеля это занятие политикой и войной: "Нужно заботу о военных делах
считать прекрасной". Тем не менее, вряд ли будет верно утверждать, что
государство (совокупность граждан, по Аристотелю), в котором не останется
ни плотников, ни каменщиков, ни гончаров, ни ткачей, но будут одни солдаты
во главе с правителями, будет являться настоящим государством. Оно
превратится в войско на марше. Ремесленники, а также землепашцы, с которыми
Аристотель обошелся дурно, вычеркнув из списка граждан, будут похожи на
обоз, сопровождающий это войско. Известно, что Аристотель был во многом
сторонником спартанской системы государственного устройства; однако все
равно, по нашему мнению, отождествлять государство с армией, а армию с
государством ошибочно, а урезание прав ремесленников и землепашцев в пользу
воинов выглядит неприкрытой военщиной. Скорее гражданами должны являться и
те, и другие, то есть и те, кто защищает государство, и те, кто работает на
его благо и обеспечивает защитников необходимым.
Говоря о ремесленниках, мы упомянули о плачевном положении
земледельцев в идеальном государстве Аристотеля, но еще не сказали, в чем
именно заключаются их тяготы. "Лучше всего, чтобы землепашцы были рабами.
Они, однако, не должны принадлежать к одной народности и не должны обладать
горячим темпераментом; именно при таких условиях они окажутся полезными для
работы и нечего будет опасаться с их стороны каких-либо попыток к
возмущению". Аристотель попрежнему не говорит о карательных функциях
государства. Мятежей в нем не будет просто потому, что его граждане,
низведенные на положение рабов, "не должны обладать горячим темпераментом".
Однако это, с нашей точки зрения, во-первых, недостижимо; во-вторых,
природа подобного желания поражает своим чудовищнейшим тиранизмом. Это
мечта любого тирана, против которых так выступал сам Аристотель. Мечта
тирана царствовать среди рабов, которые находятся под таким большим
идеологическим гнетом, что уподобляются овцам, неспособным мыслить и
сознавать свое тягчайшее и несправедливейшее положение. Аристотель, осуждая
Платона, писал: "Отнимая у стражей блаженство, он утверждает, что
обязанность законодателя сделать все государство в его целом счастливым. Но
невозможно сделать все государство счастливым, если большинство его частей
или хотя бы некоторые не будут наслаждаться счастьем". В данном случае
Аристотель вступился за ядро своего государства-войска за воинов. При этом
он совершенно забыл, как обошелся с теми, кто кормит страну. Хотя, во-
первых, ремесленников и земледельцев всегда гораздо больше, чем солдат, а,
во-вторых, они полезнее. Дабы доказать последнее утверждение, нам надо
представить два государства, в одном из которых нет ни одного солдата, в
другом ни одного землепашца и ремесленника. Конечно, первое государство,
став легкой добычей для соседей, будет вскоре завоевано. Второе же погибнет
вообще, ибо воины умрут от голода. Можно предположить, что они совершат
набег на своих соседей и добудут необходимое, но это невозможно. Войско,
лишенное хорошо налаженной системы поставки продовольствия, окажется
неспособным вести войну и будет разгромленно. Граждане второго государства,
где не будет ни одного производителя, но одни воины, в конце концов
сдадутся на милость победителя и станут его рабами, только бы он накормил
их.
Мы рискнем высказать предположение, что в отношении Аристотеля к
ремесленникам и землепашцам в полной мере проявился тиранизм его натуры.
Данное явление отражено у Платона: "Какой-то страшный, беззаконный и дикий
вид желаний таится внутри каждого человека, даже в тех из нас, которые
кажутся вполне умеренными". Оправдываясь, Аристотель пишет, что "быть
рабами и полезно, и справедливо" на основе того, что рабы по природе своей
предназначены для подчинения "у них отсутствует элемент, предназначенный по
природе своей к властвованию". Однако все это кажется нам надуманным, ибо
известно, что большинство рабов, даже преданные своим господам, согласились
бы стать вольноотпущенниками, если бы им представилась такая возможность.
Еще абсурднее выглядят рассуждения Аристотеля относительно того, что у
свободных людей и у рабов даже тела должны быть различны по строению.
Ребенку ясно, что это не так.
Рассмотрим взгляды Платона. Мы вынесли впечатление, что они сильно
отличаются от взглядов Аристотеля. У Платона "государство возникает, когда
каждый из нас не может удовлетворить сам себя, но нуждается еще во многом;
его создают наши потребности". Чтобы наилучшим образом удовлетворить эти
потребности, людям необходимо работать как можно продуктивнее. Способ
добиться наибольшей отдачи Платон видит в том, чтобы каждый выполнял ту
работу, к которой более всего предназначен от природы. Таким образом
гражданин в идеальном государстве Платона получает одно существенное
качество: он должен "выполнять одну какую-нибудь работу соответственно
своим природным задаткам, и притом вовремя, не отвлекаясь на другие
заботы". Подумав, мы заключили, что данное положение гражданина начисто
отметает принцип Аристотеля, положенный в понятие гражданства и равенства:
принцип, по которому каждый гражданин может стать правителем, решать дела в
суде и т.д. Ибо если гражданин, являясь землепашцем, ремесленником или даже
воином, будет заниматься указанными вещами, это значит, что он отвлекается
от своей основной задачи: обрабатывать землю, производить вещи или охранять
страну. Позиция Платона относительно понятия “гражданин” характерна скорее
не для демократического общества, но опять-таки для общества тоталитарного,
где каждый раз и навсегда знает свое место и работает на благо машины
государства. Спокойствие и бесперебойная работа этого механизма действует
на сознательности и бесприкословной исполнительности граждан.
Дабы уяснить взгляды Цицерона, мы приведем, во-первых, те его слова,
которые мы уже упоминали: "Государство есть достояние народа, а народ не
любое объединение людей, собранных вместе каким бы то ни было образом, а
соединение многих людей, связанных между собою согласием в вопросах права и
общностью интересов". Мы могли бы привести тот факт, что почти всегда круг
интересов различных слоев общества или даже различных групп людей в одном
слое не совпадают и тем не менее они продолжают называть себя гражданами
одного и того же государства. Однако, делая ставку на то, что Цицерон писал
прежде всего о хорошем, устойчивом государстве, мы закроем на это глаза.
Вместо того приведем еще одну цитату из трактата "О государстве": "Право,
установленное законом, одинаково для всех". Это значит, что кроме того
граждане в понятии Цицерона должны быть равны, и, в отличие от Аристотеля,
у которого граждане также являются равными, но крайне немногочисленными,
здесь их число весьма велико. Это, по нашему мнению, выгодно отличает
Цицерона от его греческого предшественника. Главной же добродетелью
цицероновского гражданина считается доблесть. В самом начале своей работы
он пишет: "Природа наделила человека столь великим стремлением поступать
доблестно и столь великой склонностью служить общему благу, что сила эта
одерживала верх над всеми приманками наслаждений и досуга".
Идеальный государственный строй.
Понятие идеального государственного строя весьма условно, ибо все
заключает в себе как положительные, так и отрицательные стороны. Реально не
существовало ни одной вещи, которая бы всем понравилась или не понравилась
бы никому. Мы не будем развивать данное суждение, но пока просто скажем,
что идеальный государственный строй в понятии Платона, Аристотеля и
Цицерона это лишь то политическое устройство, к которому они тяготеют более
всего в силу своих субъективных черт.
Идеальный строй в понятии Платона явно не демократический, ибо
философ выступает за строгое прикрепление человека к одному роду занятий, а
следовательно отвергает возможность демократических выборов, когда человек
из народа может неожиданно стать стратегом, консулом и т.д. Для идеального
государства Платона характерна скорее царская власть, при которой царь
"совершенный страж" и философ. Будучи философом, правитель знает мудрость
"такое знание, что с его помощью можно решать не мелкие, а
общегосударственные вопросы, наилучшим образом руководя внутренними и
внешними отношениями". Платон также заявляет: "Пока в государствах не будут
царствовать философы, либо нынешние цари и владыки не станут благородно и
основательно философствовать и это не сольется воедино государственная
власть и философия, до тех пор государствам не избавиться от зол". Платон
пытался провести свои идеи в жизнь. Находясь на Сицилии, он старался
привить тамошним тиранам любовь к философии, но и Дионисий Старший, и его
сын Дионсий Младший, являясь при этом людьми образованными, умными и
настроенными по отношению к Платону дружелюбно, все же четко разделяли
философию и политику. О том, что мешало им "избавиться от зол", мы
поговорим в главе "Справедливость и благоразумие". Сейчас же остается
подытожить, что идеальный строй для Платона заключается в царской власти.
Демократия у него стоит на предпоследнем месте от худшего государственного
строя тирании. Многим покажется это парадоксальным, ибо именно к демократии
с ее принципами равенства и свободы стремятся и стремились большинство
людей и государств. Этому можно противопоставить слова других философов:
Цицерона и Аристотеля. "Простой народ, являясь монархом, стремится и
управлять по-монаршьему и становится деспотом. И крайняя демократия, и
тирания поступают деспотически с лучшими гражданами"; "если народ применил
насилие к справедливому царю или лишил его власти, или даже отведал крови
оптиматов и подчинил своему произволу все государство, не думай, Лелий, что
найдется море или пламя, успокоить которое, при всей его мощности труднее,
чем усмирить толпу. Таким образом величайшая свобода порождает тиранию или
несправедливейшее и тяжелейшее рабство". Иными словами, одна крайность дает
другую. Правление большинства приводит к тому, что у власти стоят далеко не
философы, что все становится вседозволенным, начинается произвол и анархия,
и уже на этой почве начинает прогрессировать тирания. При этом тирания
может выражаться в совершенно различных видах: диктатура пролетариата,
диктатура конкретных людей, вознесенных на гребне анархической волны и т.д.
От Платона перейдем к Цицерону. Прежде чем высказывать свое мнение по
вопросу идеального устройства, Цицерон описывает три основных строя,
которые мы встречаем еще у Платона и Аристотеля: царскую власть,
аристократию, политию (демократию). Однако, в отличие от Аристотеля,
полагавшего, что данные государственные устройства по сути совершенны, но
иногда могут иметь уродливые формы в виде тирании, олигархии и анархии в
отличие от Аристотеля, Цицерон вообще был не склонен считать царскую
власть, аристократию и демократию совершенными. В каждой из них он видел
какую-нибудь червоточину, поэтому его проект о создании идеального
государства сводится к совмещению всех трех устройств. При этом необходимо
было отбросить все неготивные черты каждого из них, но остаить лишь
положительные. На основе подобной интеграции монархии, аристократии и
демократии должен был появиться четвертый, наиболее совершенный
государственный строй. Вопрос об идеальности данного строя мы считаем
спорным, но следует отметить, что мысль Цицерона верна с той точки зрения,
что монархия, аристократия и демократия никогда не существуют в жизни в
своем чистом виде. Для доказательства мы приведем два примера. Царь просто
человек. Он не в состоянии править один, сколь бы силен ни был. Ему нужны
помощники, он обязан опираться на определенные слои населения: войско,
богачей и т.д. А это приводит к тому, что при царской власти всегда
существует аристократия. Вторым примером может послужить то, что при
демократии народ все равно выбирает достойнейших из своей среды для того,
чтобы те в течение некоторого срока управляли государством. Несмотря на то,
что мы говорим о власти народа, на деле власть сосредоточена лишь в руках
малой группы людей. Таким образом мы приходим к выводу, что единственно
возможным на практике государственным строем является аристократия
(олигархия) с уклоном либо в сторону монархии, либо в сторону демократии,
либо вообще без всякого уклона. Тогда это аристократия в чистом виде.
Касательно непосредственно Цицерона, то в работе "О государстве" он
пишет о приоритете аристократии с уклоном к царской, но не к
демократической власти. Здесь мы наталкиваемся на противоречие. Ведь
известно, что Цицерон боролся с Катилиной и Цезарем, видя в них будущих
императоров. Цицерон-оратор и Цицерон-политик неоднократно выступал за
республиканские, демократические принципы. И вдруг он пишет о том, что
царская власть предпочтительнее. Поразмыслив, мы нашли два способа
объяснить данное несоответсвие. Во-первых, Цицерон с самого начала писал,
что в своей работе "О государстве" прежде всего излагает не собственные
взгляды, но воззрения известных римских мужей. В частности речь о пользе
монархии принадлежит Сципиону Африканскому. Во-вторых, Цицерон мог
подразумевать под царской властью не именно монархию, но республиканский
строй, во главе которого стоит консул, цензор или иное должностное лицо, по
влиятельности своей схожее с царем.
Заканчивая этот длинный ряд измышлений, мы приведем цитату из самого
философа, ибо никто не охарактеризует идеальный государственный строй в
понимании Цицерона, лучше него самого. "Из трех указанных вначале видов
государственного устройства, по моему мнению, самым лучшим является царская
власть, но самое царскую власть превзойдет такая, которая будет образована
путем равномерного смешения трех наилучших видов государственного
устройства". Если относительно первой части этого суждения взгляды Платона
и Цицерона совпадают полностью, то во второй римский мыслитель уходит
дальше. Платон не говорил о том, что смешение трех властей есть нечто
лучшее, нежели государственный строй во главе с царемфилософом.
Аристотель в данном вопросе являет собой образ человека, который
говорит одно, а делает иное. Это проистекает из его определения понятия
гражданин. Аристотель единственный из трех философов утверждал, что царская
власть хуже демократии: "То положение, чтобы верховная власть находилась в
руках большинства, нежели меньшинства, хотя бы состоящего из наилучших,
может считаться, по-видимому, удовлетворительным решение вопроса". Из
приведенных выше доводов Платона, Цицерона и самого Аристотеля против
демократии, которая может довести до всеобщего разгула, анархии и даже
тирании, мы можем сделать вывод, что данное мнение крайне оспоримо. Кроме
того, из наших умозаключений относительно того, что на практике существует
лишь власть группы людей, только с уклоном либо в сторону монархии, либо
демократии, получается, что власть большинства утопия. Однако, в отличие от
Платона, представившего настоящий утопический проект государственного
устройства, Аристотель не был склонен к чрезмерной идеализации. Он,
действительно, говорил о такой недостижимой вещи, как власть большинства,
но что такое для него это большинство? Так ли оно велико? Ясно, что под
большинством понимается большинство граждан, а не жителей государства
вообще. Опираясь же на полученные нами в предыдущей главе выводы, мы
заявляем, что в своем идеальном государстве Аристотель подразумевает под
гражданами только воинов, чиновников и, возможно, деятелей искусства,
стоящих выше обычных ремесленников. Выходит, что от общего количества
населения в государстве Аристотеля гражданами являются 10-12% жителей.
Конечно, в таком случае нам представляется вполне реальным добиться власти
для данного "большинства". Тем более в любом обществе понятие воин и
чиновник сами по себе означают, что данный человек состоит на службе у
государства и имеет хоть минимальную, но власть над теми, кто к государству
относится лишь как рядовой гражданин. Получается, что изречение Аристотеля
о власти большинства, которое изначально может показаться вполне
демократичным, в контексте всего трактата является по сути своей опять-таки
высказываением в пользу если не царской, то, по крайней мере,
аристократической власти.
В плане замечания мы можем также отметить, что Аристотель, также как
и Цицерон, говорил о необходимости смешивать все государственные
устройства: "Правильнее утверждение тех, кто смешивает несколько видов,
потому что тот государственный строй, который состоит из многих видов,
действительно является наилучшим". О суждении подобного рода мы уже
упоминали, когда рассматривали взгляды Цицерона, а потому здесь не будем
долго останавливаться на нем.
Теперь мы в состоянии подвести итог относительно данного вопроса. Мы
имеем то, что ни один из трех рассматриваемых нами философов не считал
демократию идеальным строем. Двое из них высказываются за приоритет мудрой
царской власти, а третий за аристократию. Мы также доказали, что
единственным подлинно возможным в жизни строем является именно
аристократия. Всех философов объединяет то, что они даруют власть наиболее
достойному меньшенству, исходя из принципа, выраженного Цицероном: "Если
свободный народ выберет людей, чтобы вверить им себя, а выберет он, если
только заботится о своем благе, только наилучших людей, то благо
государства несомненно". Эти мудрейшие выборные мужи должны будут править
столь справедливо, что нигде не будет никаких волнений и недовольств. На
этом основаны взгляды всех философов на идеальный государственный строй.
Тогда мы поставим вопрос: чем отличаются обычные, существующие повсеместно
устройства от совершенных? Мы же, исходя из всего вышесказанного, и
ответим, что по своей структуре ничем. Единственное различие состоит в том,
что в несовершенном государстве правят люди ничем не выделяющиеся из среды
им подвластных, а иногда даже и худшие; а в идеальном государстве у власти
стоят наилучшие. Получается, что самое главное в государстве это личность
правителя. Тогда у нас возникает еще один вопрос. Как связаны между собой
властители и законы? Мы считаем, равно как и философы античности, что
отбросить такую важную категорию, как закон, остановив свое внимание лишь
на правителе, было бы опрометчиво и даже ошибочно. Поэтому следующая наша
глава и будет посвещена рассмотрению данного вопроса.
Закон и правитель
Необходимо прояснить, что же такое закон. Фраза Аристотеля: "Где
отсутствует власть закона, нет и государственного устройства" вполне
указывает на важность данной категории. Дабы показать единодушие философов
по этому поводу, мы упомянем, что Платон написал объемную работу “Законы”,
и приведем цитату из работы Цицерона "О законах": "Ученейшие мужи признали
нужным исходить из понятия закона, и они, пожалуй, правы при условии, что
закон, как они же определяют его, есть заложенный в природе высший разум,
велящий нам совершать то, что совершать следует, и запрещающий
противоположное. Этот же разум, когда он укрепился в мыслях человека и
усовершенствовался, есть закон государсвтенный". В этом изречении заложено
определение закона. Нам остается лишь добавить, что и Аристотель, и Платон
понимали под законом тоже самое, в следствие чего мы позволим себе не
приводить их цитат.
Сразу перейдем к анализу соотношения правителя и закона. Данная
проблема кажется нам более интересной, ибо она носит уже сопоставительный и
более сложный характер. Если в определении понятия закона философы
оказались единодушны, то здесь возникают некоторые расхождения.
Начнем с Платона. Этот древнегреческий мыслитель был идеалистом, из
чего вытекает некая утопичность его взглядов. В самом начале "Государства"
Платон вложил в уста некоего Фрасимаха софистский лозунг: "Справедливость
это то, что пригодно сильнейшему". Об этом мы упоминали. Следует лишь
добавить, что далее Фрасимах говорит: "Устанавливает же законы всякая
власть в свою пользу: демократическая демократические, тираническая
тиранические; так же и в остальных случаях. Установив законы, объявляют их
справедливыми для подвластных. Во всех государствах справедливостью
считается одно и то же, а именно то, что пригодно существующей власти". Не
умолчав о подобной точке зрения, Платон от лица Сократа развенчивает ее и
выстраивает свою теорию относительно справедливости закона. Вероятно, мы
ошибаемся, но мы перетрактовали основную идею Платона так: возможно, закон
и служит власть имущим, но в идеальном государстве правители так мудры и
так пекутся о народе, что закон начинает служить во благо всех граждан.
Как известно, все познается в сравнении и для сопоставления лучше
всего провести некое соревнование или состязание. Что же касается правителя
и закона, то приоритет того или иного определяется прежде всего, когда
мнение первого расходится с установлениями второго. Именно когда властитель
вступает в борьбу с законом, можно увидеть, кто из них сильнее и чья победа
для государства полезнее. Платон-идеалист, отбросив возможность
противостояния правителя и закона, тем самым лишил нас возможности
сопоставить их. Мы имеем право сказать, что для Платона правитель-философ и
мудрый закон равны. Они равны хотя бы потому, что всегда пребывают в мире
по отношению друг к другу и даже нет надобности рассматривать, что лучше, а
что хуже.
Аристотель, в отличие от Платона, делает попытку определить, что
принесет большую выгоду для государства: главенство закона над правителем
или наоборот. В результате философ приходит к тому, что в законе он видит
нечто устойчивое, объективное, а в правителе преходящее, субъективное.
Закон для Аристотеля напрямую связан со справедливостью, ибо
устанавливается ради блага множества людей граждан, властитель же обычный
человек, а потому ему вполне свойственно ошибаться и иногда впадать в порок
несправедливости. На основе этих умозаключений Аристотель пришел к выводу,
что "предпочительнее, чтобы властвовал закон, а не кто-либо один из среды
граждан". Аристотель решает спор в пользу закона. Однако, как мы увидим
чуть позже, это не всегда оказывается правильным.
Цицерон в некотором роде примыкает к Аристотелю, заявляя о приоритете
Рима над странами Греции на основе того, что римское "государство создано
умом не одного, а многих людей и не в течение одной человеческой жизни, а в
течение нескольких веков и на протяжении нескольких поколений". То есть
основное преимущество Рима над греческими полисами в том, что им управляют
прежде всего справедливые законы, справедливые оттого, что складывались
долго и тщательно отбирались. Личность же правителя отходит как бы на
второй план.
Однако Цицерон далее довольно много внимания уделяет описанию
деятельности Ромула, Нумы Помпилия, Тулла Гостилия и т.д. Заканчивается
этот венценосный ряд упоминанием о Тарквинии Гордом, который будучи плохим,
порочным царем, пошатнул основы существующего строя, разуверив народ в
святости личности монарха. Фактически это пример того, как из-за одного
человека рухнул весь государственный строй со всеми его законами. Из этого
мы делаем вывод, что Цицерон не может однозначно ответить, что лучше, а что
хуже. Мы же сами рискнем дать свое собственное мнение по данному вопросу.
Действительно, закон более долговечен, нежели правитель. Он, как правило,
разрабатывается не одним, но несколькими людьми, а потому несет в себе
большую объективность. Все это доводы в защиту закона. Теперь выскажемся в
защиту правителя. Конечно, он субъективен, склонен к ошибкам и имеет другие
слабости в сравнении с законом. Однако главное преимущество его состоит в
том, что он активен. Закон же категория пассивная. Закон устанавливается на
долгое время и может долгое время не изменяться, а изменяется он в первую
очередь под влиянием опять-таки правителя. Таким образом мы утверждаем, что
правитель всегда обладает властью над законом. На основе этого мы заявляем,
что ценнее для государства является хороший правитель, нежели хороший
закон, хотя если будет и то, и другое, то тем лучше. В доказательство
нашего взгляда мы приведем пословицу: "Закон что дышло куда повернул, туда
и вышло". Действительно, плохой правитель может всегда извратить хороший
закон, а благодетельный властитель в состоянии реформировать отсталый
закон. Кроме того, сколь бы ни был хорош закон, он “никак не может со всей
точностью и справедливостью охватить то, что является наилучшим для
каждого”.
На этом мы полагаем вопрос об отношении правителя и закона закрытым.
ИСПОЛЬЗУЕМЫЕ ИСТОЧНИКИ
. Поппер К. "Открытое обчество и его враги", т.1, "Чары
Платона", М, 1992.
. Утченко С. Л. Цицерон и его время. М., 1972.
. Платон, “Государство”,собр. сочин., том 3, часть 1, Москва, 1971.
. Платон, “Законы”, собр. сочин., том 3, часть 2, Москва, 1972.
. Платон, “Политик”, собр. сочин., том 3, часть 2, Москва 1972.
. Платон, “Письма”, собр. сочин., том 3, часть 2, Москва, 1972.
. Платон, “Диалоги”, Москва, 1986.
. Асмус В.Ф. "Платон", К, 1993.
. Аристотель, “Политика”, собр. сочин., том 4, Москва, 1983.
. Цицерон, “О государстве”, “Диалоги”, Москва, 1966.
. Цицерон, “О законах”, “Диалоги”, Москва, 1966.
. “Словарь античности”, Москва, 1993.