Политические конфликты и методы их урегулирования
Политические конфликты и методы их урегулирования
Министерство образования Российской Федерации
Тверской государственный технический университет
Кафедра истории и политологии
Реферат
по дисциплине политология
по теме
«Политические конфликты и методы их урегулирования»
Выполнил: Кузнецов А. Ю.
группа ЭС-0797
Приняла: Болокина Л. А.
Тверь 2000
План
1. Введение.
2. Что такое конфликт?
3. Классификация конфликтов.
4. Политические конфликты.
5. Этика управления политическими конфликтами.
6. Разрешение политических конфликтов.
Предмет изучения, или что наука понимает под конфликтами
Правила «хорошего тона» требуют начинать изучение любого предмета,
учебной дисциплины или науки с ясного обозначения и по возможности четкого
определения того, что именно будет изучаться. Конечно, бывают исключения и
из этих правил, но в данном случае - при изучении конфликта -следовать им,
казалось бы, нетрудно. Я уверен, что среди читателей нет ни одного, кто
хотя бы раз в жизни не участвовал в каком-либо конфликте. Ведь конфликт -
неизбежный спутник каждого человека, живущего среди людей, он неизменно
обнаруживается в любой социальной группе, стране, в любом обществе и
государстве. «Отдохнуть» от конфликта можно разве что оказавшись, подобно
Робинзону Крузо, на необитаемом острове, но и то лишь до Пятницы. Итак, уж
в чем-чем, а в конфликтах все мы имеем опыт и отличать конфликт от
«неконфликта» вроде бы умеем.
Однако многочисленные попытки определить, казалось бы, очевидные черты,
признаки конфликта, начавшиеся едва ли не с возникновением человечества и
продолжающиеся по сей день, так и не дали универсального для всех
конфликтов и приемлемого для всех их исследователей (не говоря уже об
участниках) ответа. Действительно, что общего между такими типовыми,
миллионы раз повторяющимися ситуациями, как драка малолетних карапузов,
ссора влюбленных, забастовка или война? Итак, перед нами встал вопрос.
Что такое конфликт?
Изобилие различных «понимании», трактовок, версий содержания
основополагающих научных понятий не облегчает, а затрудняет выбор. Ведь
всякое научное понятие – и понятие «конфликт» не составляет здесь
исключения – должно иметь не только объем, вмещающий все охватываемые им
явления, но и содержание, отражающее их существенные признаки, «суть дела».
Универсальность, всеобщность конфликтного взаимодействия вызвала
стремление создать «общую теорию конфликта». Эта теория по замыслу призвана
помочь в каждом из них - семейном, экологическом, военном или любом другом,
- выработав общие принципы и правила поведения в конфликтной ситуации.
Конфликтологи-математики, занимающиеся «общей теорией конфликта», считают,
что она является концепцией, охватывающей ноосферу, биосферу, экосферу,
техносферу, живую и неживую материю.
По-видимому, с этой точки зрения к конфликтам в «живой материи»
относятся не только хорошо известные отношения между волком и зайцем, но и
борьба за место под солнцем между подсолнухами, а к конфликтам,
происходящим в неживой материи, например, противоборство воды и огня во
время извержения вулкана на морском дне. Понятие «конфликт» в таком случае
оказывается очень размытым, а его содержание одновременно и безбрежным, и
бездонным, и всепоглощающим.
Куда более сдержаны ученые-обществоведы. В последнее время многие из
них считают, что разработать «общую теорию конфликта» возможно, поскольку
любой конфликт (от межличностного до международного) в широком смысле слова
социален и в каждом случае речь идет о столкновении интересов из-за объекта
конфликта. При этом объектом конфликта может быть любой элемент
материального мира и социальной реальности, способный служить предметом
личных, групповых, общественных, государственных интересов. Чтобы стать
объектом конфликта, этот элемент должен находиться на пересечении интересов
различных социальных субъектов, т. е. отдельных людей, различных
профессиональных, национальных, возрастных или любых других групп,
коллективов, объединений, включая нации, государства и межгосударственные
союзы.
Сторонники общей теории социального конфликта поэтому, как правило,
высоко оценивают понимание конфликта, предложенное видным американским
социологом Л. Козером. Конфликт, по Л. Козеру, это «борьба за ценности и
права на обладание статусом, мощью и ресурсами, в которой цели соперников
состоят в нейтрализации одним другого, нанесении ему ущерба или устранении
друг друга». Примеров таких конфликтов великое множество: от ссоры малышей
из-за игрушки до многолетней войны за обладание той или иной территорией.
Громадное число подобных конфликтов может быть еще более увеличено за
счет «безобъектных» конфликтов, возникающих из-за нарушения нравственных
норм, покушения на личные или общественные убеждения, представления,
привычки и т. д. Однако ученые, настойчиво стремящиеся к уяснению «сути
дела», склонны усматривать под, казалось бы, «безобъектным» конфликтом
вполне реальную и объективную основу3. Одним из примеров тому служит так
называемый «когнитивный конфликт» (от латинского cognitio - «знание»,
«познание»), связанный с соперничеством разных научных школ, представителей
различных направлений в той или иной сфере творческой деятельности. Во
множестве подобных случаев то, что выглядит (иногда благодаря сознательной
маскировке) как бескорыстная битва идей во имя истины, торжества
справедливости и счастья для всех, в своей основе имеет борьбу за лучшее
социальное положение, власть и деньги для себя и «своих».
Но, несмотря на настойчивое стремление приверженцев общей теории
конфликта дать универсальное толкование всем (или, по крайней мере, всем
социальным) конфликтам, среди значительной части конфликтологов
распространено скептическое отношение к «общей теории конфликта». Так,
авторитетный в этой области науки исследователь, американский .ученый А.
Рапопорт пришел к выводу:
«Создание общей теории конфликта маловероятно, если вообще возможно,
ибо само понятие "конфликт" отражает существование значительно отличающихся
явлений, к тому же подчиняющихся совершенно разным принципам»4. Вместе с
тем, скептицизм этой части конфликтологов по отношению к «общей теории
конфликта» не затрагивает широко распространенного убеждения в том, что
всюду, где есть общественная жизнь, присутствует конфликт.
Именно это убеждение объединяет ученых, работающих в рамках широкого
направления, получившего название «социология конфликта». Отличаясь друг от
друга мировоззренческими взглядами, степенью приверженности тем или иным
более частным концептуально-методологическим постулатам, исследователи
едины в том, что «социология конфликта исходит из того, что конфликт есть
нормальное явление общественной жизни; выявление и развитие конфликта в
целом - полезное и нужное дело»5.' С этим «нужным делом» связано решение
многих традиционно-социологических задач, возникающих в ходе изучения
любых, п том числе и политических, конфликтов: выявление специфики их
социальных основ, типологизация и ранжировка форм, видов и стадий
социального конфликта, а также поиск тех общих зависимостей,
закономерностей или правил, которые обнаруживаются в ходе конфликтов,
неизменно присущих различным сферам общественной жизни.
Современная наука все более убедительно подтверждает, что «в мире
существует лишь одно место, где нет конфликтов, - это кладбище». Можно
считать доказанным: состояние социальной гармонии, бесконфликтности, из
стремления к которому исходит религия, а также некоторые школы политической
философии и социологии, не может быть достигнуто в реальных, действительных
общественных отношениях7. При этом надо подчеркнуть, что как бы ни
понимался конфликт и его место в окружающем нас мире, самыми трудными для
изучения оказываются как раз те конфликты, которые особенно важны. Это -
конфликты мыслящих, т. е. конфликты тех, кто сознательно ставит перед собой
цели и стремится к их достижению.
Именно с сознанием участников конфликта связывают сущность этого
явления такие мало похожие в остальном друг на друга ученые, как, например,
Р. Арон и К. Боулдинг.
Первый из них - выдающийся французский социолог и публицист, ученый не
только высокой гуманитарной культуры, но и, что отнюдь не всегда одно и то
же, гуманной устремленности своих научных позиций. Р. Арон считал, что «в
самом широком смысле два индивида или две группы находятся в конфликте,
когда они стремятся к обладанию одними и теми же благами или к достижению
несовместимых целей».
Второй - К. Боулдинг, исследователь сциентистской ориентации, для
которой характерно стремление синтезировать, объединить принципы и методы
различных научных дисциплин в систему упорядоченного и последовательно
выстроенного научного знания. Он много сделал для разработки не только
общей теории систем в ее очень широкой, по сути философско-методологической
версии, но и общей теории конфликта. К. Боулдинг определял конфликт как
«ситуацию соперничества, в которой стороны знают о несовместимости их
возможных в будущем позиций и в которой каждая из сторон стремится занять
положение, несовместимое со стремлениями другой»'. Под «стороной конфликта»
К. Боулдинг понимает «бихевио-ральную единицу», т. е. «некое целое или
организацию, способные принимать различные состояния, сохраняя при этом
свою определенность или границы». Как пример такой единицы К. Боулдинг
называет личность, семью, идею, теорию и т. д. В качестве бихевиоральных
единиц им рассматриваются и такие социальные организации, как государство,
церковь, профсоюз или фирма.
Однако уже первые опыты применения этих и подобных им теоретических
положений при анализе реальных конфликтов привели к признанию того, что
«конфликты (даже типовые) ситуационны и уникальны» , подтвердили
принципиальную неустранимость того имеющего фундаментальное значение
обстоятельства, что изучение конфликта представляет собой «необычный случай
взаимодействия объекта и теории. Объект всячески пытается быть неадекватным
теории, он непрерывно "уходит" от построенной теории, делая ее неверной».
Перефразируя известное изречение: «природа полна тайн, но не
коварства», - можно сказать, что конфликт - это сосредоточие не только
тайн, но и коварства. Он маскируется, стремится быть непохожим на себя,
выдать себя за что-то другое, всеми способами ускользнуть от понимания как
сторонних исследователей, так и тех, кто в нем непосредственно участвует. В
этом своем качестве он похож на шахматы или любую другую игру, участники
которой зная, что противник в ответ на их действия постарается ответить
наилучшим образом, пытаются найти, заготовить неожиданные, непредсказуемые
ходы и комбинации, часто ставящие в тупик не только соперника, по и тех,
кто следит за игрой и анализирует ее.
Разгадывать загадки конфликтов начали задолго до того, как ученые
установили своеобразие конфликта как «ускользающего» предмета исследования;
более или менее успешно делают это до сих пор и будут делать всегда. При
этом, казалось бы, не следует особенно полагаться на науку, опираться на ее
выводы - ведь все равно конфликт «уходит от теории».
Вместе с тем, накопленный человечеством опыт свидетельствует:
существует немало путей, способов приближения к тайнам конфликта. Они
выявлены и описаны наукой в качестве «методологических подходов» - способов
исследования конфликта. Понятно, что знакомство с этими способами, а по
возможности и овладение ими, повышает шансы не только понять природу
конфликта, но и правильно вести себя в конкретном конфликте и успешно
завершить его.
Основные подходы к изучению конфликтов
Многообразие конфликтов, их многоликость и «коварство» в сочетании со
стремлением раскрыть «тайну», причины и сущность данного конфликта породили
множество подходов к их изучению. И это не считая нескольких отдельных
видов и разновидностей внутри каждого из них, а также специальной науки
-полемологии, занятой изучением войн и вооруженных конфликтов методами
демографии, математики, биологии и других наук.
Эффективность существующих подходов, способов и методов, даже
специально предназначенных для исследования одного, данного вида
политических конфликтов, не очень высока. Что же касается полемологии, то
ее создатели полагают, что она вообще не должна заниматься политикой,
будучи наукой позитивной и претендующей на полную объективность, которая
достигается исключительным использованием лишь «научных методов».
Если же обратиться к конфликтам во всех сферах жизни общества, то число
методов, способов и конкретных методик их изучения будет едва ли не столь
же велико, как и число самих этих конфликтов. Причем, сопоставление и
практическое применение некоторых из них в качестве инструмента
исследования нередко заставляет вспомнить об известном из «Путешествий
Гулливера» соперничестве тех, кто считал что вареные яйца нужно разбивать с
тупого конца, с теми, которые предпочитали это делать с острого. Однако, во
всем этом безбрежном океане способов, методов, методик и приемов
исследования можно выделить несколько наиболее общих, универсальных
подходов к анализу конфликта, к которым близки или сводятся множество
других, в той или иной мере основывающихся на этих «базовых» подходах,
получивших в научном обиходе название парадигма (от греческого paradeigma -
«пример», «образец»).
Примером такой парадигмы может быть один из самых традиционных подходов
к пониманию конфликта, суть которого -стремление вывести конфликт из
«природы человека», его самолюбия и врожденной агрессивности, присущих, с
этой точки зрения, человеческой натуре. Подобные объяснения таких
многочисленных, типичных, многократно повторяющихся конфликтов, как войны
между странами и народами, можно встретить в литературе по крайней мере вот
уже несколько тысяч лет. Этот подход отличает повышенный интерес к анализу
эмоционального и психофизиологического состояния участников конфликта,
желание объяснить их действия естественными побуждениями - страхом,
ненавистью, возбужденным состоянием духа.
На протяжении веков люди искали и продолжают искать объяснения причин и
природы конфликтов в своей и чужой гордыне, жадности, ненависти или,
наоборот, в любви, щедрости, справедливости, но иногда и в требующей
медицинского вмешательства патологии. Все это, действительно, может быть
при желании обнаружено не только в таких «типовых» конфликтах, как
династические споры, политические или религиозные распри, но и в других
имеющих конфликтный характер социальных явлениях и процессах, например,
таких, как «рас-путинщина», «культ личности Сталина», коррупция, рост
преступности и т. д. Подобные представления о природе и причинах конфликтов
современные исследователи усматривают, например, в «Истории» Фукидида,
созданной в V в. до н. э. Сторонники этого понимания конфликта объясняют
живучесть и правомерность своих убеждений «неизменностью природы человека
на протяжении тысячелетий».
Более широкое распространение, особенно в нашей стране, получил другой
подход к анализу причин социальных конфликтов. Этот подход основывается на
традициях диалектики, исходящей из необходимости «выявления противоречий в
самой сущности явлений» и рассмотрения этих противоречий как источника
движения и изменения общества. При этом универсальным социальным
противоречием большинство из придерживающегося такого подхода
исследователей, вслед за К. Марксом, считало противоречие между
производительными силами и производственными отношениями. На этой основе, с
их точки зрения, и развивались все остальные противоречия, проявляющиеся
прежде всего в классовой борьбе между господствующими и угнетаемыми,
эксплуататорами и эксплуатируемыми, трудом и капиталом, миром социализма и
миром капитализма и т. д.
Вкратце логика применения классового подхода к рассматриваемой проблеме
может быть представлена следующим образом":
- чем более неравномерно распределяются в обществе блага, ресурсы и
ценности, тем глубже конфликт между господствующими и угнетенными классами;
- чем полнее угнетенные классы осознают свое истинное положение, тем
ближе они подходят к пониманию социальной несправедливости в распределении
и потреблении общественного достояния;
- чем полнее и глубже понимание социальной несправедливости, тем
неизбежней политическая организация угнетаемых классов и поляризация
общества;
- чем сильнее поляризация господствующих и угнетенных классов, тем выше
вероятность использования насилия в конфликте между ними....
Жизнь общества складывается не просто «из всего и понемногу», в ней
есть принципиально неустранимые виды и типы взаимодействия. Одним из них
является конфликт, который мы в дальнейшем будем понимать как
противоборство тех или иных социальных групп, общностей, государств и т. д.
в стремлении к реализации их сталкивающихся интересов.
Классификация конфликтов
Изложенное выше понимание конфликта фиксирует то фундаментальное
обстоятельство, что конфликтность присуща взаимодействию каждого из
участников и любой сфере общественных отношений. Многообразие конфликтов
отражает разнообразие конкретных интересов, сталкивающихся в процессе
жизнедеятельности каждого общества, а также всех членов этого общества и
любых их объединений.
Чтобы не потеряться среди множества политических, меж-личностных,
производственных, вооруженных, этнических, территориальных, межпартийных,
религиозных, межгосударственных и многих, многих других конфликтов,
необходимо установить некий порядок, позволяющий ориентироваться в этом
множестве и изучать его. Такой порядок в изучении конфликтов вносит их
классификация, группирующая конфликты по тем или иным присущим им
характеристикам, которые выступают как основание для типологизации
различных конфликтов.
Основанием для типологизации, т. е. отнесения данного конфликта к тому
или иному классу, виду или разновидности, вообще говоря, к определенной
группе конфликтов, могут быть:
его участники (например, при конфликтах между отдельными людьми или
между государствами); число участников (двусторонние, многосторонние
конфликты); сферы, в которых сталкиваются интересы участников конфликта (в
частности, конфликты производственные, семейные, политические); характер и
формы протекания конфликта (так, различают конфликты тлеющие, открытые,
вооруженные); длительность, причины возникновения конфликта и т. д.
Из сказанного ясно, что классификация конфликтов, объединение различных
конкретных конфликтов в одну группу или отнесение их к одному типу отражает
не только их объективные характеристики, но и служит приемом, облегчающим
их изучение в данном, исследуемом, отношении.
Например, разделение конфликтов на двусторонние и многосторонние (когда
число участников более двух) очень удобно для количественного анализа
распределения голосов при обсуждении спорных проблем, но не затрагивает
существа проблем, вызваление не сровняли с землей стены столицы
соперничающего государства.
«Игры» - это конфликты, в которых их участники борются за достижение
несовместимых целей, руководствуясь правилами, создающими своего рода
рамки, ограничивающие их противоборство. В конфликтах этого типа соперники
ведут себя рационально, они рассчитывают свои действия и взвешивают
возможные приобретения и затраты. Стремясь к победе, они не исключают
возможности сотрудничества после окончания игры или даже в ее ходе,
воспринимая другого участника конфликта как рационально мыслящего партнера.
Такого рода конфликты предполагают приверженность нормам и правилам,
признаваемым всеми их участниками, а также институциональное оформление и
закрепление этих правил. Примером такого конфликта может быть соперничество
кандидатов от различных политических партий в ходе избирательной кампании.
Для конфликтов типа «споры» или «дебаты» характерно взаимное восприятие
каждой из сторон конфликта другой стороны как ошибающегося или
заблуждающегося оппонента, которого следует переубедить, привлечь на свои
позиции средствами убеждения, выдвигая свои и опровергая его аргументы. Это
высокорационализированное взаимодействие, требующее гибкости, умения
корректировать и изменять свои взгляды и позиции под влиянием изменений в
позициях другой стороны конфликта. В конфликтах этого типа допустимо по
согласию участников изменять правила взаимодействия или формулировать
новые, ограничивающие сферу разногласий или закрепляющие достигнутые
соглашения.
Таким образом, сотрудничество наряду с противоборством является
составной частью конфликтов этого типа. Примером таких конфликтов могут
быть международные переговоры по спорной -например, территориальной -
проблеме, участники которых заинтересованы в развитии дальнейших взаимных,
в частности торговых, отношений. В ходе обсуждений они вырабатывают как
правила, которым будут следовать при решении самой спорной проблемы, так и
способы, позволяющие уменьшить влияние возникшего в связи с ней конфликта
на другие сферы своих взаимоотношений.
Отнесение какого-либо конфликта к одному из перечисленных видов и
типов, позволяя классифицировать данный конфликт, дает первое, приближенное
представление о характере и динамике развития этой конфликтной ситуации. Но
ни одна из типологий не может a priori , т. е. заранее, независимо от опыта
дать исчерпывающее представление о сущности данного конфликта, его
структуре и функциях, о роли, которую он играет в жизни каждого из его
участников.
Для выяснения политического смысла конфликтов, развертывающихся в мире
политики, еще недостаточно распределить эти конфликты по видам, типам и
прочим рубрикам той или иной классификации. Ограничение изучения конфликта
такой процедурой было бы сродни религиозному фанатизму или догматизму,
считающих «справедливыми» и «законными» любые войны всех «правоверных»
против «неверных», любые восстания «эксплуатируемых» против
«эксплуататоров» и вообще все действия «наших» против «чужих». Научное
понимание политической сущности и политического значения конфликта
предполагает анализ интересов и целей его участников, роли и места данного
конфликта в системе общественных отношений, выяснение того, кому и чем
выгоден данный конфликт. Применительно к политическим конфликтам все эти и
многие другие вопросы, важные для изучения каждого из них, приводят к
необходимости разобраться в том, как в данном конфликте ставится и решается
проблема осуществления и перераспределения власти.
Политические конфликты
Сфера политики - это область не только постоянной, но и повышенной по
сравнению со многими другими сферами общественной жизни конфликтности. Ее
источник кроется в самой природе политических отношений как отношений
власти, т. е. господства одних и подчинения других, отношений, основанных
на преобладании одних людей и их интересов над другими, что чревато
столкновением и противоборством.
Опираясь на сформулированное выше понимание конфликта, подчеркнем, что
сталкиваться и противоборствовать могут и совпадающие и противоположные по
своему конкретному содержанию интересы. Это особенно важно при обращении к
рассмотрению политических конфликтов. Здесь сталкиваются противоположные
интересы властвующих и подчиняющихся, но стремящихся к одному и тому же - к
власти.
Примером и моделью столкновений как противоположных, так и совпадающих
интересов могут быть повторяющиеся на протяжении многих тысяч лет отношения
купли-продажи. По-видимому, именно конфликты между покупателями,
стремящимися купить подешевле, и продавцами, имеющими противоположный
интерес - продать подороже, а также конфликты между несколькими
покупателями, желающими купить один и тот же товар и тем самым
«набивающими» ему цену, или независимыми друг от друга продавцами такого
товара, «сбивающими» ее, являются самыми типичными экономическими
конфликтами в любом обществе, где существуют товарные, рыночные отношения.
(Заметим в скобках, что именно это обстоятельство позволяет попытаться
определить понятие «рынок» через понятие «конфликт»: «Рынок это не что
иное, как открыто признаваемый конфликт в области экономических интересов
при наличии правил торга, купли-продажи, сделки».)
Историческая наука располагает данными, вынуждающими признать, что все
громадное множество таких конфликтов присуще, так сказать «товарному», т.
е. хотя и ограниченному, но все же очень протяженному периоду в истории
человечества. Однако эти же данные заставляют признать и то, что из истории
в целом так же нельзя исключить противоборство, конфликт, борьбу, как
нельзя отменить господство и подчинение в отношениях между людьми.
Об этом хорошо написал М. Вебер, один из самых выдающихся ученых, когда-
либо изучавших человеческое общество. «Из культурной жизни нельзя устранить
борьбу. Можно изменить ее средства, ее объект, даже ее основное направление
и носителей, но не борьбу как таковую. Она может быть не только внешней
борьбой между враждующими людьми за внешние блага, но и внутренним борением
любящих... и, наконец, борьбой с самим собой в душе человека, но так или
иначе борьба никогда не прекращается и последствия ее подчас наиболее
серьезны там, где она наименее заметна, и в наибольшей степени приближается
к тупому, удобному безразличию, к иллюзорному самообману или совершается в
форме "отбора". Мир означает перемещение форм борьбы или борющихся сторон,
или объектов борьбы, или, наконец, изменение шансов "отбора" и ничего
другого. Выдержат ли эти перемещения испытания этического или иного
оценивающего суждения и при каких условиях, нам совершенно неизвестно. Лишь
одно не подлежит сомнению: при оценке любых общественных отношений,
независимо от их характера и структуры, необходимо установить, какому типу
людей они дают в процессе внешнего или внутреннего отбора мотивов
оптимальные шансы на господство»29.
Дав возможность читателю ознакомиться благодаря этой обширной цитате с
одним из важнейших положений концепции М. Вебера, попытаюсь раскрыть смысл
сказанного другими словами. Люди борются между собой не только потому, что
они делятся на мужчин и женщин, богатых и бедных, черных, желтых и белых,
живущих в столице государства или на его границах, но прежде всего потому,
что одни из них участвуют во власти, а другие нет, одни господствуют, а
другие подчиняются.
Можно по-разному понимать власть - в семье, на производстве или в
государстве, но она всегда связана с тем, что одни люди распоряжаются
деньгами, ресурсами, влиянием и, в конечном счете, другими людьми. Ссору по
поводу распределения расходов в скромном семейном бюджете и масштабный
международный конфликт, а также сотни тысяч других конфликтов объединяет
то, что в каждом из них так или иначе, в той или иной мере затрагивается
вопрос об авторитете и власти, господстве и подчинении, использовании
влияния каждого из участников. Это отношение господства и подчинения,
борьба за ресурсы и влияние, за установление, сохранение или смену власти и
составляет политическую составляющую социального конфликта. При этом
конкретные цели участников конфликта, лежащие в их основе интересы далеко
не всегда непосредственно связаны с отношениями по поводу власти, т. е. с
самой политикой.
Даже когда конфликт имеет форму чисто политического противоборства и
развертывается, например, в рамках избирательной кампании в том или ином
регионе, участвующие в нем группы зачастую преследуют отнюдь не
политические цели. Обобщая и -анализируя данные региональных выборов в
России, внимательный наблюдатель отмечает: «Конфликты между различными
фракциями и группировками региональной элиты за немногочисленными
исключениями имели и имеют не идейно-политический характер... Та или иная
монополия и связанная с ней рента остаются традиционным содержанием
социально-групповых, клановых интересов». Политика в данном случае лишь
оформляет и закрепляет стремление к реализации иных, не политических в
своей основе интересов.
Но столкновение подобных интересов, равно как и противоборство одного
члена семьи, мечтающего о мотоцикле, с интересами другого - того, кто хочет
новые сережки, неизбежно приобретают еще один аспект: чья возьмет? Кто кому
подчинится? Конечно, это касается и таких явлений как купля-продажа,
забастовка, конкуренция торговых фирм или территориальные споры между
государствами.
Политические конфликты, будучи следствием противоборства в сложной и
многоуровневой системе отношений господства и подчинения, не только
являются одним из видов социальных, общественных конфликтов, но как бы
«встроены» во многие из них. Социальные конфликты проявляются как
политические, если в них наряду с теми конкретными интересами, которые
вызвали данный общественный, например, экономический конфликт,
затрагиваются интересы удержания и перераспределения власти.
Конфликт, вызванный столкновением подобных интересов далеко не всегда
принимает форму ссоры, скандала или военного столкновения. Он может
протекать вполне мирно и уживаться с сотрудничеством по другим вопросам.
«Каждой сложной социальной системе присущи и конфликтные, и интеграционные
тенденции превалируют либо те, либо другие в зависимости от того, какие
ценности и структуры избирает и создает общество», - писал в этой связи уже
упоминавшийся Т. Парсонс. Можно привести примеры, подтверждающие эту мысль.
Так, табачные монополии, борющиеся друг с другом за господство в сфере
производства и сбыта своей продукции, выступают единым фронтом против
попыток запретить рекламу сигарет, а мусульманские государства,
соперничающие за наиболее благоприятные условия сбыта своей нефти и
доминирование на нефтяном рынке, нередко занимают общую позицию по
отношению к защите и сохранению религиозных святынь или иных ценностей
ислама.
Таким образом, можно сделать вывод: политические конфликты обязаны
своим возникновением не только заинтересованности его участников в
непосредственном получении, укреплении или смене власти, но и столкновению
любых интересов, затрагивающих политические отношения. Вместе с тем,
политические конфликты не исключают сотрудничества его участников.
Этика управления политическим конфликтом
В управлении политическим конфликтом очень велико значение этических
норм и регуляторов. Именно нравственно-мировоззренческая система этих норм
определяет общественную и индивидуальную моральную оценку целей и средств
политического противоборства, их соотнесения с категориями добра и зла,
оправдание, осуждение и уровень поддержки «справедливой» или
«несправедливой» позиции в конфликте, «правоты» и «неправоты» его
участников и т. д.; то есть, в конечном счете, духовную мотивацию
политической деятельности.
Понятно, что, взяв за нравственную основу этой деятельности заповедь
«Не убий», максиму основателя ордена иезуитов И. Лойолы «цель оправдывает
средства» или советы Н. Макиавелли, мы выберем существенно отличающиеся
стратегии. При этом важно подчеркнуть, что отдельные люди и даже очень
значительные, выдающиеся личности, участвующие в политике, этическую оценку
своих действии всегда соотносят, а иногда и отождествляют с нормами тон
политической общности, группы, к которой они принадлежат. Констатация того,
что «самые нравственные и добросовестные люди участвуют в той партийной
политике, которую признает нужной партия, часто так же мало заботящаяся о
соображениях личной морали, как и государства в международных отношениях,
сделанная Г. Зиммелем, стала одной из «точек роста» современной социологии,
политологии и этики и нашла свое многократное подтверждение, в частности, в
истории нашей страны. Не только из книг, но и из собственного личного опыта
едва ли не каждый из нас знает, что после 1917 г. нравственным в политике у
нас считалось все, что служит победе коммунизма, затем то, что отвечает
нуждам коммунистической партии и Советского государства, ныне все чаще
эффективность (прежде всего выраженная в деньгах) служит если не мерилом
нравственности, то оправданием безнравственности.
Отдавая должное изяществу сконструированной В. А. Лефевром ситуации,
трудно удержаться и не напомнить формулировку по существу той же дилеммы,
вставшей перед обитателем замка Эльсинор принцем Гамлетом. Вот уже сотни
лет люди повторяют вслед за героем Шекспира гениальное:
Быть или не быть - таков вопрос:
Что благородней духом – покоряться
Пращам и стрелам яростной судьбы
Иль, ополчась на море смут, сразить их
Противоборством ?...
А затем продолжают:
... Так трусами нас делает раздумье,
И так решимости природный цвет
Хиреет под налетом мысли бледным..,.
Если сопоставить, каким видят Гамлета те, кто «знаком» с ним, то
окажется, что у каждого свое представление о нем. Есть и такие, кто, высоко
ценя трагедию Шекспира как художественное произведение, отнюдь не
восторгается Гамлетом как человеком. Вот два крайних мнения о нем. В глазах
выдающегося немецкого литератора И. В. Гете Гамлет - «прекрасное, чистое,
благородное, высоконравственное существо». А замечательному русскому
писателю И. С. Тургеневу Гамлет видится совсем другим: «Он весь живет для
самого себя, он эгоист... он скептик и вечно возится и носится с самим с
собой>.
Размышления о предпочтительности тех или иных этических норм поведения
в конфликте имеют продолжительную традицию. К ней можно отнести и
эстетствующего денди Барбэ д'0ревильн, эпатировавшего французскую
буржуазную публику прошлого века такого рода высказываниями: «Для Господа
нашего Иисуса Христа большое счастье, что он был Богом, как Человеку ему не
хватало характера»; и идеологов пролетарской революции, убежденных в том,
что «кто не с нами - тот против нас» и что «если враг не сдастся, его
уничтожают».
Впрочем, противоположных суждений на этот счет, высказанных от
библейских времен до наших дней, при желании можно припомнить ничуть не
меньше. Как же та или иная этическая система влияет на выбор стратегии,
сказывается на управлении конфликтом?
Сопоставляя стратегии возможного взаимодействия сторонников «первой» и
«второй» этических систем, будем исходить из того, что приверженцы каждой
из них объединены в отдельные группы, находящиеся в конфликте друг с
другом.
В этом случае стратегической целью «первых» должно являться достижение
компромисса, а стратегия их будет состоять не в полном и окончательном
разгроме противника, а в поиске такого компромисса. Конечно, приверженность
этой системе этических ценностей не означает, что в политической практике
компромисс может добываться любой ценой и что ее сторонники не должны уметь
или хотеть извлечь из него максимум выгоды прежде всего для самих себя.
Стратегия «вторых» в соответствии с их этическими ценностями должна
будет состоять в победе любой ценой, полном и окончательном разгроме
противника, а любые уступки будут восприниматься как отход от четкой цели,
беспринципность и, может быть, даже предательство. Для сторонников этой
этической системы лозунг «Все или ничего» является не только стратегической
установкой, требующей не поступаться принципами, но и технологией
практической политической деятельности.
Описанная выше ситуация имеет гипотетический характер, это, скорее,
мысленный эксперимент в учебных целях, нежели отражение реальной
политической практики. В действительности чистые, не смешанные объединения
приверженцев той или иной этической системы встречаются очень редко, а
логика поведения в политическом конфликте отнюдь не однозначно определяется
этикой.
Но вот, как говорится, «случай из практики». В последние годы «холодной
войны» во взаимоотношениях СССР и США сложилась ситуация, когда дальнейшее
обострение стратегического противоборства, новый виток в гонке ядерных
вооружений для каждой из сторон (хотя и по разным причинам и в разной мере)
были нежелательны. Чтобы положить этому конец и достичь успеха в
переговорах на встрече в Рейкьявике руководителей двух стран - Соединенные
Штаты Америки представлял тогда Р. Рейган, а Советский Союз - энергичный и
напористый, молодой по традиционным для СССР меркам М. С. Горбачев, - во
внешнеполитическом ведомстве США была разработана стратегическая концепция
контролируемой конфронтации. Эта концепция состояла в том, чтобы в случае
достижения компромисса дать другой стороне возможность «сохранить лицо»,
представив ее действия и инициативы как приведшие к полному успеху, а свое
согласие на компромисс - как вынужденный шаг, результат осуществления
чужой, а не согласованной цели. Для реализации этой стратегии Соединенные
Штаты предоставили М. С. Горбачеву возможность еще до начала переговоров
сделать заявление, в котором он выдвинул очередную советскую мирную
инициативу о сокращении ядерных и ракетных вооружений. Его выступление дало
возможность Советскому Союзу говорить о достигнутой победе - торжестве его
миролюбивой внешней политики. Учитывая, что участие СССР в гонке вооружений
подавалось советской пропагандой как противодействие агрессивным замыслам
империалистических агрессоров, способствующее сохранению мира во всем мире,
то соглашения, достигнутые в Рейкьявике, воспринимались - по крайней мере в
СССР - как победа, как важный шаг к достижению собственных целей и успех в
противодействии планам противника, В США эти соглашения, подкрепленные
взаимными обязательствами сторон, закрепленными в соответствующих
документах, оценивались как компромисс, вполне отвечающий национальным
стратегическим целям Америки.
Можно спорить о том, кто из участников той встречи и в какой мере в тот
период представлял ту или другую систему ценностей и достиг наибольшего
успеха в реализации своих целей. Но нельзя оспорить тот факт, что принятое
на ней соглашение показало свою эффективность, предотвратив сползание наших
стран к дальнейшей ядерной конфронтации, угрожающей не только им, но и
всему человечеству.
Следует признать и значение того непреложного факта, что любые
социальные и политические субъекты изменяются, эволюционируют. Более того,
даже неизменность их социальных, ресурсных, географических или каких-либо
других измерений, параметров и характеристик не предполагает неизменности
их потребностей, интересов и целей, трансформирующихся под влиянием
динамики системы, к которой принадлежит данный субъект или политическая
общность, не говоря уже об изменениях окружающей ее природной, техногенной
или социальной среды. А признав это, надо признать и неправомерность
презумпции неизменности сознания обитателей обоих замков, а вместе с ними и
всех тех, кто действует в рамках одной из рассматриваемых этических систем.
Каждый из них, как и принц Гамлет, может менять стереотипы своего поведения
в конфликтной ситуации, обучаться в ходе противоборства, совершенствовать
свою стратегию и выходить за рамки изначально усвоенных этических норм и
установок.
Отказ от этой презумпции влечет за собой и уход от логики исключенного
третьего, преодоление «асимметричного» разделения этических представлений
на «первые - вторые», т. е. в конечном счете ведет к отказу от «черно-
белого» видения и упрощенных оценок сторон конфликта. Участники
практической политики и, конечно же, любых конфликтов, развертывающихся в
этой сфере, в отличие от борцов с драконами или шахматных фигур, не
являются ни только первыми, ни только вторыми, ни только черными, ни только
белыми. Сформулированная логико-этическая дилемма недостаточно полно
отражает роль этики для политической практики, хотя и помогает уяснить ее
значение. Понимая, что с этим можно и не согласиться и, более того, зная
примеры длительного сосуществования и противоборства «первой и второй
этических систем», обратимся к тому, как политические конфликты разрешаются
в реальной политической практике.
Разрешение политических конфликтов
Каждый, кто более или менее внимательно дочитал учебник до данного
места, будет готов согласиться с тем, что универсального, пригодного на все
случаи жизни, а тем более Самого Лучшего Способа разрешения конфликтов не
было, нет, не будет и быть не может. Основанием для убеждения в
правильности столь категоричного утверждения может быть простое и логичное
рассуждение: если ни один конфликт не тождествен другому, то и способы
разрешения каждого из них не могут не отличаться. Но когда речь идет о
политических конфликтах, простота и логика часто оказываются обманчивыми.
Вспомните (а если нужно, прочтите еще раз первую главу): «Конфликт
сосредоточие не только тайн, но и коварства...».
Но как бы ни были коварны конфликты вообще и политические в частности,
ученые-политологи и конфликтологи стремятся на основе имеющегося опыта
разрешения разнообразных политических конфликтов найти если не пути, то
подходы к выходу из конфликтных ситуаций. Сопоставляя и оценивая
результаты; которые получают те, кто пользуется одним или несколькими из
этих подходов, можно придти к выводу о том, что стратегию разрешения
конфликта в значительной мере определяют результаты осуществления тех
установок, которые были приняты участниками конфликта ранее. Но стратегия
разрешения конфликта отнюдь не всегда является прямым продолжением
стратегии поведения в конфликтной ситуации.
Попробуем конкретизировать и, если нужно, уточнить это утверждение на
примере хотя бы одной из рассмотренных выше стратегий.
Обратимся к наиболее «простой». «Простой» эта стратегия представляется
потому, что участники политических конфликтов, придерживающиеся этой
стратегии, делают вид, что конфликта просто не существует, т. е. поступают
как упоминавшийся выше страус. Не признавая сам факт существования
конфликта, они надеются предотвратить его развитие и вытекающие из него
последствия умолчанием, отрицанием, приукрашиванием или любым схожим
приемом «отмены» реальной политической ситуации. Поскольку эти усилия не
приводят к желаемому результату, конфликт часто стремятся уже не отменить,
а подавить. «Страус» превращается даже не в «ястреба», а в нечто вроде
дорожного катка.
Подавление конфликта, как отмечают копфликтологи, редко рекомендуется в
качестве способа решения политической проблемы. Тем не менее, вера в то,
что «противоречие может быть подавлено, несомненно является очень старым
предположением руководящих инстанций»20. Подавление - неэффективный способ
управления конфликтом, поскольку, не разрешая конфликт по существу, оно
ведет к откладыванию решения, энергия противоборствующих сторон
накапливается, и взрывное проявление предельно обострившегося конфликта,
доведенного едва ли не до стадии применения вооруженного насилия,
становится лишь вопросом времени. К подавлению политических конфликтов
склонны тоталитарные режимы, которые, «устраняя» столкновения интересов или
даже «дурную», враждебную им сторону конфликтов, в принципе оказываются не
в состоянии ликвидировать как их основу, так и источник - общественное
разделение труда, товарно-денежные отношения, дифференциацию общественных
интересов, социальную структуру общества и, в конце концов, саму политику.
Характерное для послевоенных десятилетий советского периода отечественной
истории стремление властей обеспечить «монолитное единство» народа, союзных
стран или мирового коммунистического движения - пример скорее неудачного
подавления, нежели разрешения конфликтов взаимодействующих социальных общно-
стей.
Регулирование конфликта - в узком значении этого термина - означает
один из способов управления конфликтом. Регулирование предполагает не
прекращение, не ликвидацию конфликтов, а кон-
троль за их интенсивностью, проявлением энергии сталкивающихся сторон,
минимизацию грозящих им издержек и потерь. В данном случае цель состоит не
в том, чтобы устранить или предотвратить конфликт, а в том чтобы сделать
его плодотворным21.
Для регулирования конфликтов мало признать их неизбежность. Необходимо
осознать их роль, выявить функции ч условия их проявления, их характер (см.
главу V). Поскольку конфликты имманентны политике, неотделимы от нее в
принципе, то при таком подходе главное усилие сосредоточивается на формах,
«сценариях», различных вариантах протекания и развития данного конфликта.
В частности, большое внимание уделяется легитимизации и институализации
конфликта. Это выражается не только в признании неизбежности, нормальности,
а значит, и правомерности конфликта, но и в применении к нему неких правил,
норм, законов, выработанных или принятых всеми сторонами конфликта. Такими
«правилами» могут быть типовые международные соглашения и конвенции,
конституции, уставы и регламенты, договора и т. д. Их эффективность и
пригодность для регулирования и разрешения данного конфликта определяется
тем, насколько они признаются всеми его участниками, не отдают предпочтения
одной из его сторон в ущерб другой, с самого начала гарантируют хотя бы
формальное равенство их применения.
Конкретное содержание и формы этих правил столь же многообразны, сколь
многообразна действительность, сама политическая жизнь. Отличны друг от
друга не только требования к «хорошей» конституции, «хорошему»
международному договору или «хорошему» уставу политических объединений. В
разные периоды, в разных обществах и государствах, в различных политических
системах и при различных политических режимах эти требования не только не
тождественны, но и пересматриваются по мере изменения содержания и формы
проявления общественных потребностей.
Можно сказать, что правила и нормы участия в конфликте
институциолизируются, если они составляют систему так или иначе
зафиксированных и закрепленных вариантов сознательного, организованного и
регулируемого поведения. Примером едва ли не полностью
институциолизированного конфликта является дуэль.
Как известно, порядок противоборства ее участников, средства, время,
дистанция, а также поведение свидетелей, секундантов и участников дуэли до,
по время и после нее было регламентировано своего рода кодексом.
В основе институционализации политического конфликта лежит совокупность
социально, а часто еще и юридически легити-мизированных средств и санкций,
конституционализированный порядок выполнения тех или иных действий,
поведенческих актов и поступков. Из множества институциональных форм
разрешения политического конфликта - от международного суда до
«всенародного голосования» в микрорайоне - выделим одну из его форм -
посредничество. Оно представляет собой участие в конфликте, по
предварительному соглашению противоборствующих сторон, «третьей стороны»,
т. е. участие людей, инстанций, организаций, до этого не вовлеченных в
конфликт.
Посредничество может применяться участниками конфликта в мягкой,
необязательной форме, например, использование посредника для зондажа
позиций и намерений противника, для получения советов, рекомендаций и
предложений по разрешению конфликта, помощь в выработке условий временного
или полного прекращения противоборства. Примерами такого посредничества
является участие зарубежных наблюдателей «третьего» государства или
международной организации в конфликте между государствами.
Недостаточная эффективность подобного участия в разрешении конфликта
часто вынуждает противоборствующие стороны обратиться к арбитражу, чьи
решения имеют обязательную юридическую силу для каждой из них. Примером
арбитража в политических конфликтах может быть обращение в конституционный
суд по поводу конфликта из-за сферы, объема или срока действий властных
полномочий.
Понятно, что если для участников конфликта обращение к третьей стороне
и исполнение ее решений является обязательным, то такой арбитраж подходит к
границе, разделяющей регулирование и подавление конфликта.
Из громадного массива накопленного опыта разрешения политических
конфликтов, включающего в себя такие разные способы поведения в конфликтной
ситуации, как устремление к победе
любой ценой, посредничество или безропотная капитуляция перед угрозой
самой ничтожной жертвы, выделим едва ли не самый сложный вид управления
конфликтом - переговоры. Конечно, эта тема заслуживает не только
специального раздела в учебном пособии, но и многих монографий и учебников,
специально посвященных рассмотрению различных форм, «идеи, способов и
техники переговоров. К сожалению, недостаток места мешает с желаемой
полнотой осветить здесь эту тему, но даже вопреки этому обстоятельству
необходимо подчеркнуть: переговоры - не только способ окончания,
урегулирования, разрешения конфликта, но и способ участия в конфликте, одна
из форм его развития. Ведь сам процесс переговоров, включая подготовку к
ним и неизбежное сотрудничество в ходе этого процесса, может быть понят как
одна из форм или стадий конфликта и одновременно как способ управления
противоборством его участников, позволяющий в какой-то мере учесть и
реализовать их цели и интересы.
Что же касается четкого и ясного определения содержания понятия
«переговоры», то в науке, как и в большинстве других подобных случаев, нет
единого подхода. Одни ученые полагают, что переговоры - это мероприятие,
предполагающее, в первую очередь, сотрудничество, преследующее общие
интересы. С этой точки зрения, проявляющееся при переговорах соперничество,
которое позволяет одной стороне сопоставлять свои возможности и средства с
тем, что доступно другой стороне, и получать соответствующее
вознаграждение, на деле является не чем иным, как победой сотрудничества.
Другие исходят из того, что переговоры - это стратегия необходимая в
случае, когда на карту поставлены различные, если не сказать
взаимоисключающие, интересы, но вместе с тем существует необходимая степень
взаимозависимости участвующих в них сторон, которая позволит придти к
соглашению, выгодному для всех участников. Безусловно, стороны нс будут
соглашаться друг с другом, тем не менее, они хотели бы прийти к какому-либо
соглашению, т. к. ни промедление, ни борьба за свои интересы не принесут им
пользы".
Думается, что приведенные мнения ученых - хороший пример того, что при
обсуждении проблемы правы могут быть все стороны. Конечно, переговоры - это
и «стратегия», и «мероприятие», и «противоборство», и «сотрудничество», в
них «сталкиваются» и «сочетаются» как «общие», так и
«взаимоисключающие».интересы. Такого рода смешения характерны для
переговорного процесса. Но в зависимости от соотношения сил его участников,
содержания и степени значимости интересов каждого из них, личного стиля
поведения переговорщиков - людей непосредственно ведущих переговоры, от
формы, фазы и способа ведения переговоров 6;uianc между противоборством и
сотрудничеством смещается то в одну, то в другую сторону.
Следует иметь в виду, что ведение переговоров между участниками
политических конфликтов - не исключительная монополия приверженцев какой-
либо «этической системы», а объективная необходимость, возникающая и при
победе, и при безоговорочной капитуляции одной из сторон, и в случае
примерного равенства сил участников конфликта, и в случае нежелательности
его продолжения из-за неприемлемого соотношения результатов и цены
противоборства, а также в великом множестве других, часто непохожих друг на
друга, случаев. Конечно, при переговорах оказываются чрезвычайно важными
как соотношение сил участников конфликта, так и их способность и готовность
к иным формам противоборства, но хотелось бы подчеркнуть: политический
конфликт на стадии или в форме переговоров включает в себя элементы
сотрудничества, а следовательно, становится более управляемым.
Из сказанного ясно, что переговоры (как бы их не понимать) нс являются
исключительной сферой ведения конфликтологии, а уж тем более - политологии.
По сути дела, они становятся относительно самостоятельной сферой
деятельности, специфика которой определяется диалогичностыо процесса
принятия совместных решений ее участниками. Однако это не только не
отменяет роли переговоров, а, скорее, акцентирует внимание на особенностях
различных стилей и способов этого диалога, который может быть как
двусторонним, так и многосторонним.
Вести переговоры, равно как и участвовать в конфликтах, могут абсолютно
все - дети и взрослые, государства, международные организации и отдельные
граждане, лица, находящиеся у власти или стремящиеся к ней, посредники и
непосредственно заинтересованные стороны. Но тысячелетний опыт
свидетельствует, что успешнее всего переговоры ведут те, кто
специализируется в этой сфере деятельности, получил соответствующую
подготовку и обладает необходимой квалификацией. Классическим примером
такого переговорщика является дипломат, представляющий интересы своего
государства в диалоге с другим.
Весьма ярко необходимость привлечения к переговорам специально
уполномоченных людей обосновал Ф. де Коммин (1447 -1511) дипломат,
состоявший на службе многих государей, включая короля Франции Людовика XI,
рыцарь, суждения которого о политике обычно сравнивают с мыслями Н.
Макиавелли. «Это великое безумие встречаться двум одинаково могущественным
государям... в свите одного люди обязательно окажутся лучше одетыми, чем в
свите другого, что порождает насмешки, которые чрезвычайно раздражают; а
если это люди разных национальностей, то недоразумения возникают из-за
различий в языке и покрое одежды, ибо то, что нравится одним, другим не по
душе. Из двух государей один окажется более представительным и видным
собой, чем другой, и возгордится, слыша со всех сторон похвалы, а это не
может не бросить тени на другого». Неоднократно возвращаясь к этой теме, Ф.
де Коммин делает вывод: «Было бы лучше, если бы они разрешали споры с
помощью мудрых и добрых слуг».
Сегодня, когда политические руководители могут едва ли не ежедневно
видеть друг друга благодаря телевидению, регулярно разговаривают по
телефону, обмениваются визитами и т. д., может показаться, что рассуждения
об их «представительности» и национальных особенностях «покроя одежды»
имеют исключительно развлекательно-историческое значение. Это не так, или,
по крайней мере, не совсем так. Как бы ни были успешно обеспечены контакты
государственных деятелей, политических лидеров или руководителей каких-либо
организаций, ведущих политическую деятельность, почву для их встреч, основу
и проекты возможных соглашений и договоренностей по-прежнему готовят
«добрые и мудрые слуги» - люди профессионально специализирующиеся в умении
вести переговоры, завязывать и поддерживать контакты. Ими являются не
только представители одной из древнейших профессий - дипломаты, но и
работники разного рода департаментов, управлений, отделов всех служб, в
задачу которых входит поддержание диалога с другими организациями и
выработка совместных решений.
Ответ на вопрос, кто наиболее успешно ведет переговоры, определяется не
только профессиональными, качествами, рангом или должностью переговорщика.
Очень многое зависит от таких личных человеческих качеств, как темперамент,
чувство юмора, терпимость, умение слушать и убеждать. Не меньшее значение
имеют и личные отношения между переговорщиками, устанавливающиеся в ходе
переговоров, которые нередко имеют весьма длительный, а иногда и
многолетний срок. Понятно, что антипатия, взаимное неуважение, проявления
религиозной, расовой и национальной нетерпимости в межличностных отношениях
участников переговоров ни в коей мере не облегчают достижение соглашений
между теми, кого они на этих переговорах представляют. И, наоборот, наличие
общих вкусов (в том числе кулинарных и эстетических), привычек,
профессиональных и иных (в частности спортивных) пристрастий, знание и
уважение обычаев, языка и культуры друг друга облегчают самые сложные
переговоры.
Все это влияет и на то, как проходят переговоры. Разумеется, их
результаты куда в большей мере зависят от содержания подлежащих
согласованию интересов, чем от совместной охоты или посещения сауны с почти
неизбежно сопутствующими этому «ритуальными» трапезами. Но для достижения
успеха пренебрегать вкусным ужином не следует! Он, по сути, является
продолжением переговоров, дополнительной возможностью повлиять на их
участников, получить или сообщить дополнительную информацию, лучше узнать
противников и партнеров.
Как бы ни были старательны участники переговоров, как бы не стремились
они воздать должное достоинствам друг друга, есть рамки, за которые им, как
правило, выйти не удается. Эти ограничения задаются механизмом принятия
решений внутри представляемых переговорщиками сторон, их национальными и
социально-политическими особенностями.
Дело в том, что непосредственные участники Переговоров выражают и
отстаивают позицию как бы составляющую, производную от тех интересов,
целей, амбиций и настроений, которые сосуществуют (а иногда и борются)
«внутри» политических общностей, представляемых ими на переговорах.
Конечно, это в разной мере относится, например, к межгосударственным
переговорам, переговорам между представителями сдерживающих и
уравновешивающих друг друга ветвей власти или переговорам между
политическими партиями и движениями, составляющими избирательное
объединение. Но важно то, что эту представительскую функцию участники
политических переговоров выполняют всегда, за исключением лишь тех случаев,
когда они выступают только как индивидуальные политические субъекты.
Возникающие здесь трудности связаны с различием интересов, имеющихся внутри
любой политической организации и любого политического движения. Как
свидетельствует политическая практика, нередко конфликт этих «внутренних»
интересов оказывается куда более острым и труднее поддается разрешению, чем
конфликте общим «внешним» противником. Из множества примеров,
иллюстрирующих это положение, укажем на борьбу внутри большевистской
партии, обусловленную занятой позицией, ее руководством на переговорах в
Брест-Литовске в 1918 г., а также на конфликт внутри демократической
оппозиции в России середины 90-х гг. по поводу участия ее представителей в
диалоге с Президентом Б. Н. Ельциным.
На организацию и проведение переговоров при урегулировании
международных, межгосударственных, межнациональных и т. п. конфликтов
влияют также и национальные особенности -обычаи, традиции, т. е.
национальный стиль переговоров. При этом он характеризует наиболее типичные
особенности представителей данной страны, нации, национальной группы, но не
обязательно присущ каждому переговорщику, представляющему их на
переговорах. Так, немцы, поляки, евреи и китайцы, состоящие на
дипломатической службе США, на переговорах ведут себя как американцы, а не
как представители соответствующих национальных групп. То же самое можно
сказать о российских немцах, поляках, евреях, грузинах и т. д. Описанию и
анализу конкретных особенностей национального стиля переговоров посвящено
немало работ", и знакомство с ними весьма желательно для участников
соответствующих переговоров.
Здесь же надо указать еще на одну особенность ведения переговоров,
далеко не последнюю по значению для управления политическим конфликтом. Эта
особенность связана с социально-
политическим устройством той стороны, которую представляют
переговорщики.
Характеризуя стиль ведения переговоров, свойственный представителям
Советского Союза и однотипных с ним по общественно-политическому устройству
стран, М. Тэтчер - сама очень опытный переговорщик - отмечала: «Обычно,
когда начинались переговоры с ними при старой коммунистической системе - с
любой коммунистической страной, - у них на столе лежала груда бумаг, и,
какой бы вопрос им не задавали, они просто зачитывали абзац из этой груды,
и, если им говорили: "Это не дает ответа на мой вопрос", - они снова
зачитывали то же самое, и невозможно было вести дебаты или спор, или что-то
обсуждать»30. Это, увы, правдивое описание относится не столько к
отдельным, часто очень разумным и даже талантливым представителям
социалистических стран на международных переговорах, сколько к
политическому режиму, внутренней организации политической деятельности в
этих странах. Переговоры, основывающиеся на необходимости получения санкций
«сверху» даже при проявлении самой малой инициативы, трудно назвать
диалогом творческих людей, вырабатывающих совместное решение. В подобной
ситуации неизбежна «зажатость» переговорщика, вызванная постоянной тревогой
о следовании не столько духу, сколько букве спущенных руководством
инструкций, боязнью стать «невыездным», а то и потерять возможность
заниматься своей профессиональной деятельностью из-за малейшей
«самодеятельности».
Однако, несмотря на это, переговоры нередко были и до сих , пор бывают
очень успешными для подобных политических режимов. Дело здесь не столько в
искусстве или хорошей подготовке nepei оворщиков, сколько в соотношении сил
участников конфликта, возможности «твердой рукой» навести «железный
порядок» и установить единомыслие на своей стороне. И все-таки выработка
переговорной позиции на основе свободного согласования интересов, учета
всего спектра существующих в обществе мнений, активная и гибкая реакция на
изменение обстановки в долгосрочной перспективе попытает живучесть
достигнутых договоренностей, увеличивает шансы па их реализацию и
общественную поддержку.