Проблема цели и средств в нравственной деятельности

Проблема цели и средств в нравственной деятельности

17

Работа на тему:

Проблема цели и средств в нравственной деятельности

2006

Содержание

  • Введение 2
  • 1. Генезис и структура эстетической деятельности 4
  • 2. Нравственная философия Н.Г.Дебольского 8
  • 3. Нравственные принципы и их проблемы 10
  • Заключение 15
  • Список литературы 19
Введение

Всякое нравственное учение, какова бы ни была его внутренняя убедительность или внешняя авторитетность, оставалось бы бессильным и бесплодным, если бы не находило для себя твердых точек опоры в самой нравственной природе человека.

Несмотря на все разнообразие степеней духовного развития в прошедшем и настоящем человечества, несмотря на все индивидуальные отклонения и на все более широкие воздействия расы, климата и исторических условий, все-таки существует неразложимая основа общечеловеческой нравственности, и на ней должно утверждаться всякое значительное построение в области этики.

Признание этой истины нисколько не зависит от того или другого метафизического или научного взгляда на происхождение человека.

Продукт ли длинного ряда видоизменений животных организаций или непосредственное произведение высшего творческого акта, человеческая природа во всяком случае существует со всеми своими отличительными чертами, между которыми важнейшее чисто занимают черты нравственные.

Отличительный характер психической природы человека вообще нисколько не отрицается знаменитым представителем естественнонаучного трансформизма.

Все прочие явления нравственной жизни, все так называемые добродетели могут быть показаны как видоизменения этих трех основ или как результат взаимодействия между ними и умственною стороной человека. Мужество или храбрость, например, несомненно есть лишь в более внешней, поверхностной форме проявления тот же самый принцип возвышения и господства над низшею, материальною стороной нашей природы, - принцип, коего более глубокое и знаменательное выражение мы находим в стыде. Стыд возвышает человека над животным инстинктом родового самосохранения, мужество поднимает его над другим животным инстинктом - самосохранения личного. Но кроме этого различия в предмете или области применения эти два вида одного и того же нравственного начала различаются между собою еще в другом, более глубоком отношении.

Между тем разум человека, так же прирожденный ему, как и нравственные чувства, изначала предъявляет и к нравственной сфере свое требование всеобщности и необходимости. Разумное сознание не может удовлетворяться случайным существованием относительно-добрых качеств, из которых не вытекает никакого общего правила: самое первоначальное различение добра и зла уже содержит в себе идею добра или блага, без всяких ограничений, заключающего в себе безусловную норму жизни и деятельности. Формально, как постулат, эта идея добра или блага присуща человеческому разуму, но лишь сложною работой мысли определяется и развивается действительное содержание этой идеи.

От первичных данных нравственности неизбежен переход к принципам, которые выводит из них разум и которые попеременно выступали на первый план в различных этических учениях

1. Генезис и структура эстетической деятельности

Эстетическая деятельность является необходимой стор
оной родовой сущности человека, формой и сферой общественной практики, которая возникла и развивается на ее основе. В генезисе эстетической деятельности и сознания возникновении идей и представлений на первых порах было непосредственно вплетено в предметно-практическую деятельность, в трудовые отношения, в созидание орудийности. Приблизительно с археологической эпохи ашеля исследователи фиксируют зачатки эстетических чувств у древнего человека. Начиная с эпохи верхнего палеолита сохранились памятники наскальной живописи, которая подтверждает несомненное свидетельство бытийности эстетико-художественной деятельности.

Содержательно раскрыть и представить специфику эстетической деятельности позволяет ее структурно-теоретическая модель. В качестве основания и анализа принята структура процесса труда, основными элементами которого являются: субъект деятельности с его целенаправленной активностью, средства фиксирования в культуре, предмет деятельности и ее результат. На основе этой модели необходимо выявить специфический духовно-эстетический потенциал, характер этой деятельности.

Ведущим элементом эстетической деятельности является субъект, творец, активный характер его отношения к объекту. Важна первостепенная роль его жизненной позиции, понимание жизни, целенаправленность его интересов и действий.

Психофизиологической основой эстетической деятельности субъекта является эмоционально образное мышление. Уже на уровне непосредственного восприятия осуществляется активная мыслительная деятельность по принципу воронки, - поступающей извне информации и переработки ее в целостный образ, подчиненный определенным целям.

В обыденном опыте формирование образа свернуто, так как для субъекта важен его результат. В эстетической же деятельности происходит его развертка и переключение интереса с ожидаемого результата на сам процесс порождения образа. Психофизиологическим механизмом перевода непосредственного восприятия в план эстетической деятельности служит созерцание, острота и глубина чувственного отражения и богатство воображения.

Предметом эстетической деятельности может стать любой объект действительности, доступный непосредственному восприятию: морские раковины и придорожный камень, поведение животного и нравственный поступок человека, амфора и машина, решенная математическая задача и произведение искусства.

Важно понять, что генезис эстетической деятельности в любых локальных вариантах культуры при утверждении всеобщей формы, например, жизнедеятельности рыбаков, утверждает и специфику частных форм, например наличие различных гарпунов, лодок, сетей и т.п.. Объективную основу эстетических ценностей предметов определяет качественное многообразие мира в его единстве, устойчивости и надежности, определенности его естественных структур и процессов при всей их неповторимости. Следует напомнить, что объективную основу ценности природных явлений, делающую их предметом эстетической деятельности, рассматривала через понятие единства многообразия еще античная эстетическая мысль. Современные эстетики, опираясь на диалектико-материалистический подход в философии и естествознании, имеют необходимую информацию для конкретного анализа функциональных законов бытия.

При этом человек в своей эстетической деятельности опирается на целостность, структурность, целесообразность, симметрию, ритм, гармонию, пропорциональность, их бытийность.

Эстетическая деятельность как и вообще практическая деятельность человека, имеет опосредованный характер. Для того, чтобы создавать красивые предметы, человек должен знать, какие свойства делают их таковыми, какие средства нужны для их умелого изготовления, какие законы лежат в основе их создания. Следовательно, эстетические интересы людей становятся одним из духовных стимулов познания красоты. В соответствии с этим, познание - духовно-практическая деятельность при создании разнообразных средств труда и предметов быта приобретает художественный характер. Возникает декоративно-прикладное художественное творчество, создаются затем его особые продукты, которые прежде всего оказываются необходимы для утилитарной деятельности и одновременно удовлетворяют эстетические потребности людей, приносят духовное эстетическое наслаждение.

Сформировавшиеся в практике эстетические чувства, особенно в процессе создания и восприятия произведений искусства, позволяют человеку также эстетически относиться и к природе. Человек воспринимает, отражает природные явления, которые хотя и не созданы им, как красивые. Он воспринимает форму и цвет природных явлений, ее готовые продукты как проявление таинственного могущества «разумного» совершенства, стихийной «творческой силы» природы, сходными с художественными способностями человека. Человек воспринимает природную красоту, ее звездный уровень, потому что в земной практике у человека сформировалось эстетическое чувство, и не случайно нам звезды напоминают художественно обработанные алмазы, а небо - цвет агата.

Таким образом, социальная практика есть основание возникновения и развития эстетического отношения, а также художественного творчества и искусства.

2. Нравственная философия Н.Г.Дебольского

В нравственной философии Н.Г.Дебольского дело обстоит совершенно иначе. Своё самобытное лицо здесь имеет и высшее благо, верховная цель нравственной деятельности - она универсальна формально, но конкретна и своеобразна содержательно. Метафизическую природу такого сочетания общезначимости и своеобразия мы рассмотрим чуть ниже, в связи с понятием типического единства, коренным образом отличного об абстрактного "всеединства". Но сначала надо установить основные признаки верховной цели, которые как раз и отличают цель реальную и конкретную от цели формальной и отвлечённой.

Во-первых, верховная цель должна быть достижимой; деятельность, направленная, по существу, на "достижение недостижимого", по существу, бесцельна. Тот факт, что некоторые важные виды человеческой деятельности связаны с недостижимыми целями, как раз и указывает на то, что подобные цели не являются высшими и получают смысл "лишь под условием ограничения некоторою высшей целью". Например, "познание вообще" получает смысл, будучи ограничено более высокой целью познания принципов (аксиом) и т.д.

Во-вторых, верховная цель должна быть постоянной, то есть и, достигнув её, человек должен продолжать к ней стремиться. Такое требование не заключает в себе ничего нелепого; таковы все важнейшие цели человеческой жизни - здоровье, дружба, уважение других людей, то же знание; всех их недостаточно приобрести, но нужно уметь и сохранить. Здесь Дебольский впервые затрагивает очень важный момент, который затем выходит на первый план. Не только обыденное, но и философское сознание связывает понятие цели, в первую очередь, с процессом её достижения, забывая, что на практике основная проблема чаще всего заключается в том, как не потерять достигнутое. Такова, например, проблема политической свободы; она постоянно ставится как проблема освобождения, обретения свободы, тогда как на деле труднее всего сохранить обретенную свободу и не впасть в новое рабство.

В-третьих, как уже отмечалось, верховная цель должна объединять, а не исключать прочие цели. А с этим признаком тесно связан другой, раскрывающий настоящий смысл "объединительного" характера верховной цели: эта цель должна быть, в четвертых, бесконечной по отношению ко всем остальным целям. Может показаться, что признак "бесконечности" противоречит данному выше определению верховной цели как цели достижимой.

Но в метафизике Дебольского проводится принципиальное различие между бесконечностью высшего и бесконечностью низшего порядка. Последняя есть по сути дела неподлинная бесконечность, определяемая как нечто, "большее любой конечной величины", то есть не через себя, а через конечное. Напротив, подлинная бесконечность имеет скорее качественный, чем количественный характер; она свойственна, например, определенному закону по отношению к той совокупности фактов, которую он описывает.

Развивая эту аналогию, Дебольский пишет: "Стремясь посредством познания фактов к познанию закона, человек стремится, конечно, к цели достижимой и, вместе с тем, такой, которая, по отношению к числу фактов, бесконечна; ибо, сколько бы не складывали вместе фактов, закона ещё не получится, так как по-прежнему будет оставаться неизмеримое число фактов несложенных. Закон, таким образом, есть не сочетание конечного числа фактов, но и не неопределенно-простирающийся ряд их, а некоторый определенный и точный порядок, включающий в себя бесконечное число фактов".

Таким образом, "бесконечность" верховной цели означает, что она является определенным, конкретным, типическим единством всех прочих целей.

Итак, верховная цепь нравственной деятельности, или высшее благо, должна быть целью достижимой, сохраняющей своё значение и после её достижения, органически соединяющей все остальные цели в конкретное типическое единство. Формальное описание верховной цели тем самым закончено, и остается только найти тот конкретный предмет, который является носителем всех основных признаков верховной цели. Но это уже нельзя сделать чисто умозрительно - необходимо принять во внимание опыт человеческой деятельности в этом мире.

3. Нравственные принципы и их проблемы

Конкретные нравственные принципы не имеют абсолютного значения, исходя из которого мы могли бы судить всех и вся. В силу конечности человеческого духа эти принципы всегда ограничены, особенно тогда, когда они определяют достижимую цель нравственной деятельности. Роняет ли это их ценность для нас, да и в глазах Бога? Никоим образом, потому что без нравственных принципов, без ясной цели нравственной деятельности мы перестаем быть людьми, изменяем самим себе и своей богоподобной сущности.

А во-вторых, если конкретные цели нравственной деятельности не имеют того абсолютного значения, которое имеет самое различие добра и зла, то эти цели вовсе не должны быть тождественными дли всех людей. Люди не только фактически имеют различные нравственные идеалы, если брать их в конкретном, а не отвлеченном виде, но так и должно быть по существу дела.

Основным вопросом этики является вопрос о конечной цели нравственной деятельности, или вопрос: "в чём состоит высшее благо?", поскольку понятия “высшего блага” (summum bonum) и верховной, или конечной цели являются, по существу, синонимами.

Рассматривая различные этические учения, можно определить, что их наиболее распространенный недостаток - уклонение от конкретизации верховной цели; поэтому они, в сущности, ни к чему не обязывают своих сторонников, хотя и снабжают их возвышенно звучащими фразами.

Такова, например, этика Канта с её совершенно формальным требованием: "поступай так, чтобы ты всегда относился к человеку и в своём лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству".

Стоит внимательно вчитаться в эти знаменитые слова, чтобы увидеть, что здесь ничего не сказано о главном - о том, как именно надо поступать и к чему конкретно надо стремиться. Ведь если человек есть цель нравственной деятельности, то требование Канта звучит, фактически, так: относись к цели, как к цели. А это, мягко говоря, не слишком содержательный совет.

Конечно, только человек как свободно-разумное существо "может быть субъектом нравственного действия. Но следует ли отсюда, что только оно составляет и цель этого действия?". Куда более естественно видеть в человеке именно средство осуществления нравственного закона, и это отнюдь не роняет достоинства человека, потому что без его сознательного волевого усилия никакая нравственность невозможна. Понятие человека "указывают лишь область господства нравственных интересов, но не верховную их цель".

Немногим лучше обстоит дело с формулировкой верховной цели у философов после Канта. Фихте-старший перенёс центр тяжести с человека на его свободу, и в том же ключе Гегель определил цель исторического развития, как "прогресс в сознании свободы". Но и эти формулировки, при несомненно содержащейся в них доле истины, в сущности, бесплодны и вращаются в порочном круге. Действительно, "свобода есть самоопределение духа", но задача нравственной философии как раз и заключается в том, чтобы раскрыть, "к чему же самоопределяется осознавший свою свободу дух". Сказать же, что свобода нужна человеку ради неё самой - значит утверждать "деятельность ради деятельности", то есть, по существу, бесцельную деятельность.

Впрочем, Гегель, в отличие от своих предшественников, понял, что нравственный закон "наполняется содержанием из объективной действительности, данной не в самозаключённом и отрешённом от мира субъекте, а в объемлющем его действительном союзе с другими субъектами - в семье, в гражданском обществе, в государстве".

Но довести это понимание до содержательной концепции высшего блага Гегель не сумел - во многом из-за своего крайнего универсализма, связанного со слиянием духа человеческого и Духа Божьего в едином "мировом духе".

Итогом явилось "отождествление высшей цели с целью мировой", а такое отождествление "неминуемо убивает нравственную оценку". Действительно, "основою всякой нравственности служит стремление к добру и уклонение от зла. Следовательно, как бы не определял человек добро и зло, безусловная противоположность этих понятий есть первая посылка нравственного учения, и всякое учение, которое снимает эту противоположность, тем самым отрицает и нравственные цели". Но так называемый "мировой процесс" совершается с участием всех факторов, как тех, которые человек считает добром, так и тех, в которых он видит зло. А тогда остается только сделать вывод, что "все в этом развитии, как добро, так и зло, ведет к благу", и, следовательно, различие добра и зла не имеет принципиального значения.

Итогом является нравственный индифферентизм, а то и прямая "софистика в пользу зла", характерная далеко не для одного Гегеля.

Совершенно ясно, что эти замечания направлены против весьма распространенного типа мировоззрения, связанного с претензией на знание "замыслов Бога" о цели мирового развития, о характере "богоугодного мирового порядка" и т.п. Такой тип мировоззрения весьма ярко обрисован в Ветхом Завете и бесповоротно осуждён в Новом, что не мешает попыткам выдавать его за "христианское понимание истории" - со стороны римских пап, американских президентов, да и иных "православных" идеологов .

 

Философское осмысление нравственной деятельности человека должно начаться с исследования понятия "верховной цели" и определения её несомненных признаков. И, прежде всего, надо ответить на вопрос: возможна ли такая цель вообще? Ведь каждый человек преследует весьма различные цели - и по сравнению с другими людьми, и даже по сравнению с самим собой, в различных жизненных ситуациях.

Не имеем ли мы здесь некий хаос, приговор которому вынесен в рассуждениях ветхозаветного "Экклезиаста" о тщетности всего земного или в аналогичных, пусть метафизически и более тонких, размышлениях основателя буддизма? Существует устойчивая тенденция выдавать эти рассуждения пресыщенных земными благами владык за нечто близкое к христианству, забывая, что Основатель последнего прожил земную жизнь простого человека - и благословил эту жизнь, во всех се естественных проявлениях. Впрочем, нелишне отметить еще раз - христрианство даёт земной жизни человека именно религиозную санкцию, а не религиозную регламентацию, освящает эту жизнь, но не сливается с нею. И такая санкция была бы невозможна, если бы в хаосе человеческих стремлений отсутствовало их основное нравственное ядро.

Осмысленный и притом нравственный характер человеческой деятельности проявляется, прежде всего, в том, что вся эта деятельность определяется и регулируется специфическим актом предпочтения одних целей по отношению к другим. Заметим, что в отличие от близкой по смыслу категории "выбора" категория "предпочтения" ясно указывает на неравноценность целей, на их различное достоинство ("честь"). Поэтому предпочтение не может быть произвольным и немотивированным, оно должно иметь основание, определяющее преимущество одних целей перед другими. Но здесь учение о нравственности сталкивается с первым "подводным камнем".

А именно, очень велик соблазн считать, что одни цели являются "сами по себе хорошими, а другие сами по себе дурными, независимо от их отношения к прочим целям". На этом камне постоянно разбивались и т.н. "материальные" системы этики, стремившиеся указать конкретное содержание понятий добра и зла; именно по причине явной условности этих противопоставлений расцвёл т.н. "формализм" в этике, избегающий конкретизации высшего блага, содержательной формулировки нравственного императива.

Бесплодным разногласиям о "хороших" и "дурных" целях необходимо положить конец, то есть "признать, что все цели сами по себе "хороши" и, однако, "не все равно хороши, но одни имеют преимущество перед другими".

Заключение

Наша жизнь получает нравственный смысл и достоинство, когда между нею и совершенным Добром установляется совершенствующаяся связь. По самому понятию совершенного Добра всякая жизнь и всякое бытие с ним связаны и в этой связи имеют свой смысл. Разве нет смысла в животной жизни, в ее питании и размножении?

Но этот несомненный и важный смысл, выражая только невольную и частичную связь отдельного существа с общим добром, не может наполнить жизнь человека: его разум и воля, как формы бесконечного, требуют другого. Дух питается познанием совершенного Добра и размножается его деланием, то есть осуществлением всеобщего и безусловного во всех частных и условных отношениях. Внутренно требуя совершенного соединения с абсолютным Добром, мы показываем, что требуемое еще не дано нам и, следовательно, нравственный смысл нашей жизни может состоять только в том, чтобы достигать до этой совершенной связи с Добром или чтобы совершенствовать нашу существующую внутреннюю связь с ним.

В запросе нравственного совершенства уже дана общая идея абсолютного Добра - его необходимые признаки. Оно должно быть всеобъемлющим или содержать в себе норму нашего нравственного отношения ко всему. Все, что существует и что может существовать, исчерпывается в нравственном отношении тремя категориями достоинства: мы имеем дело или с тем, что выше нас, или с тем, что нам равно, или с тем, что ниже нас. Логически невозможно найти еще что-нибудь четвертое. По внутреннему свидетельству сознания выше нас безусловное Добро, или Бог и все то, что уже находится с Ним в совершенном единении, так как мы этого единения еще не достигли; равно с нами по естеству все то, что способно, как и мы, к самодеятельному нравственному совершенствованию, что находится на пути к абсолютному и может видеть цель перед собою, т.е. все человеческие существа; ниже нас все то, что к внутреннему самодеятельному совершенствованию не способно и что только через нас может войти в совершенную связь с абсолютным, т.е. материальная природа. Это троякое отношение в самом общем виде есть факт: мы фактически подчинены абсолютному, как бы мы его ни называли; так же фактически мы равны другим людям по основным свойствам человеческого естества и солидарны с ними в общей жизненной судьбе чрез наследственность, историю и общежитие; точно так же мы фактически обладаем существенными преимуществами перед материальным творением. Итак, нравственная задача может состоять лишь в совершенствовании данного.

Тройственность фактического отношения должна быть превращена в триединую норму разумной и волевой деятельности; роковое подчинение высшей силе должно становиться сознательным и свободным служением совершенному Добру, естественная солидарность с другими людьми должна переходить в сочувственное и согласное с ними взаимодействие; фактическое преимущество перед материальной природой должно превращаться в разумное владычество над нею для нашего и для ее блага.

Действительное начало нравственного совершенствования заключается в трех основных чувствах, присущих человеческой природе и образующих ее натуральную добродетель: в чувстве стыда, охраняющем наше высшее достоинство по отношению к захватам животных влечений; в чувстве жалости, которое внутренно уравнивает нас с другими, и, наконец, в религиозном чувстве, в котором сказывается наше признание высшего Добра. В этих чувствах, представляющих добрую природу, изначала стремящуюся к тому, что должно, - в этих чувствах и в сопровождающем их свидетельстве совести заключается единое или, точнее, триединое основание нравственного совершенствования. Добросовестный разум, обобщая побуждения доброй природы, возводит их в закон.

Содержание нравственного закона то же самое, что дано в добрых чувствах, но только облеченное в форму всеобщего и необходимого требования, или повеления. Нравственный закон вырастает из свидетельства совести, как сама совесть есть чувство стыда, развившееся не с материальной, а только с формальной своей стороны.

Список литературы

1. Гусейнов А.А., Апресян Р.Г. Этика. - М.: Гардарики,1998.

2. Дробницкий О.Г. Проблемы нравственности. - М.: Мысль, 1997.

3. Малахов В.А. Этика. Курс лекций. - К.: 2001.

4. Попов Л.А. Этика: курс лекций. - М.: Центр, 1998.

5. Разум сердца. Мир нравственности в высказываниях и афоризмах. - М.: Мысль, 1989.

6. Дебольский Н.Г. Философские основы нравственности. СПб., 1880.