В связи с этим следует напомнить позицию Конституционного Суда РФ, содержащуюся в п. п. 6 и 7 мотивировочной части Постановления от 2 февраля 1998 г. N 4-П[1], о недопустимости неправомерного вторжения органов исполнительной власти в сферу гражданских, жилищных, семейных и иных правоотношений, складывающихся на основе согласия сторон. Вопреки этой позиции проявляющиеся даже на уровне современной правовой идеологии рецидивы инквизиционного правосознания требуют все вопросы права решать публично. Потому на первое место и выступают следователь и прокурор. Но если раньше их обуревала идея диктатуры пролетариата, презирающей «буржуазное частное право», то сегодня, проникнувшись идеей рыночных отношений и считая себя главными во всем, они предлагают свои услуги («чего изволите») по использованию имеющейся власти для решения имущественных споров, промышляя на поле деятельности гражданского судопроизводства[2].

Фактическое верховенство в российской правовой системе уголовного права характеризует российское государство как полицейское, несмотря на декларацию ст. 1 Конституции РФ.

В российском законодательстве за незаконное возбуждение уголовного дела и заключение под стражу можно обнаружить гражданско-правовую, уголовную и дисциплинарную ответственность. Последняя скрыта для потерпевших от произвола следствия, несоразмерна тяжести причиняемого зла и не перевешивает выгод для исполнителей заказного уголовного дела. Поэтому говорить о ней нет никакого смысла.

Ответственность казны государства за извлечение личных выгод следователями и прокурорами путем нарушения основных прав граждан и организаций в порядке гл. 18 УПК РФ и ст. 1070 ГК РФ общепризнанно считается важным инструментом для восстановления прав граждан, пострадавших от произвола уголовного преследования[3].

Поскольку регрессная ответственность непосредственных нарушителей прав человека предусмотрена только в случае привлечения их к уголовной ответственности за вредоносные действия (п. 3 ст. 1081 ГК РФ), что практически не встречается, гражданско-правовая ответственность государства не имеет карательного, превентивного и воспитательного значения для правильного развития уголовного процесса.

Главной бедой уголовного судопроизводства Т.Г. Морщакова назвала следующее: «Правоприменители, то есть в первую очередь судьи, не говоря уже о милиции и прокуратуре, остались прежними, их прежний менталитет держит их в рамках того, старого, по сути, инквизиционного процесса. Сегодня они саботируют наиболее важные и либеральные положения уже нового кодекса. И нередко во главе этого процесса стоят, увы, наши коллеги из Верховного Суда Российской Федерации»[4]. После регулярных постановлений Европейского суда по правам человека о нарушении прав человека Российской Федерацией эти слова кажутся весьма справедливыми.

Благодаря названным условиям российской правовой системы уголовно-правовой механизм все больше превращается из средства публичной охраны граждан и юридических лиц от преступлений.

[1] Постановление Конституционного Суда РФ от 02.02.1998 N 4-П «По делу о проверке конституционности пунктов 10, 12 и 21 Правил регистрации и снятия граждан Российской Федерации с регистрационного учета по месту пребывания и по месту жительства в пределах Российской Федерации, утвержденных Постановлением Правительства Российской Федерации от 17 июля 1995 г. N 713» // Собрание законодательства РФ, 09.02.1998, N 6, ст. 783.

[2] Поляков С.Б. Условия российской правовой системы для заказных уголовных дел // Адвокат, 2009, N 5.

[3] Романова В.В. Юридическая ответственность государства: — Тольятти, 2007. С. 4.

[4] Никитинский Л. …И суда нет (интервью с Т.Г. Морщаковой) // Новая газета. 2004. 19 — 21 июля.