В.Т. Ганжин, доктор философских наук, А.В. Суворов, доктор психологических наук
Надо
жизнь
сначала переделать,
Переделав -
можно воспевать.
В.В. Маяковский
Этика общения - одна из наиболее динамичных отраслей этического знания, моральной и нравственной регуляции, практической гуманитарной антропологии.
Говорить о содержании, требованиях и принципах этики общения слепоглухих и зрячеслышащих - дело будущего, поскольку данная область исследований крайне слабо разработана. А пока выясним, назовём и типологизируем этико-психологические проблемы, возникающие в этой асимметричной коммуникации. Эти проблемы возникают в четырёх основных сферах:
1. в сфере философской этики, связанной с поиском смысла жизни и открытием аргументов, оправдывающих данную жизненную судьбу;
2. в сфере общей этики и общечеловеческой морали, связанных с базовыми ценностями существования и устремлений человека;
3. в сфере профессиональной этики, связанной с этосом, т.е. характером и человеческим предназначением той или иной профессии;
4. и, наконец, в сфере служебной этики, связанной с регуляцией служебных и внутриорганизационных, корпоративных отношений.
По мере выяснения этих проблем попытаемся показать, как они преобразуются в нравственные процессы и далее оформляются в устойчивые нравственные отношения, порождая тот или иной - человечный или бесчеловечный - стиль общения. После этого постараемся выявить этико-психологическую типологию общения и резюмируем наш анализ.
В сфере философской этики необходимо самым решительным образом подчеркнуть, что этическая коммуникация слепоглухих со зрячеслышащими с нравственно-философской точки зрения ничем существенным не отличается от других несимметричных в каком-либо отношении коммуникаций. Это значит, что для философской этики данный предмет представляет интерес точно в такой же степени, как и другие, в большей или меньшей степени аналогичные, виды общения: бабушки с внуком, врача с больным, учителя с учеником, профессора со студенткой, генерального секретаря ООН с прохожим, уличного зеваки с полицейским, налогового инспектора с поэтом и т.д. и т.п. Во всех этих коммуникациях люди проявляют себя как со стороны своей единой сущности, то есть принципиального равенства в качестве нравственных существ, в качестве личностей, так и со стороны своей уникальности, единичности, своих бесконечных различий друг от друга, от многих других уникальных, единственных в своём роде существ, - по признакам возраста, происхождения, физических и духовных возможностей, способностей к восприятию других, к пониманию сущности тех или иных жизненных проблем и т.д.
В несимметричной этической коммуникации прежде всего обнаруживается самая крупная проблема человеческой жизни - проблема выстраивания этического мировоззрения, поиска ответа на вопрос, ради чего (с самого начала и в конечном счёте - ради кого) стоит жить, на что (на кого) тратить силы. Оказывается, что в несимметричной коммуникации есть свои особые трудности в постановке этой проблемы, но и свои сюрпризы.
Например, для зрячеслышащего постановка проблемы смысла жизни на поверхностный взгляд слишком облегчена, поскольку в более/менее сносных условиях существования в конкретном социуме жизнь может представляться полем бесконечного выбора возможностей. На самом же деле именно этот бесконечный выбор возможностей, к тому же, как правило, иллюзорный, не только затрудняет постановку проблемы смысла жизни, но может вообще исключить возникновение такой проблемы. Т.е. попросту индивид рискует так вообще никогда и не задуматься над тем, ради чего (ради кого) стоит жить, на что (на кого) имеет смысл тратить силы. Будет себе существовать, как существуется, развлекаясь дешёвой иронией по поводу каких бы то ни было поисков какого бы то ни было смысла в чём бы то ни было.
Наоборот, у слепоглухого постановка проблемы смысла жизни облегчена тем, что куда чаще, чем у зрячеслышащих, может принимать вид вопроса: "Выживать - или отказаться от бессмысленной борьбы за существование?" Ситуация слепоглухоты, да ещё в условиях социума, не слишком-то оборудованного для сносного существования в нём многих зрячеслышащих, в самом деле настолько экстремальна, что в принципе может осознаваться - если вообще допускает возникновение какого бы то ни было сознания, - только с гамлетовской остротой: жить - или не жить, быть - или не быть. Но именно эта гамлетовская острота бытийной ситуации, соответствующая острота её осознания, предельно облегчает постановку проблемы смысла жизни. Ведь гамлетовский выбор предполагает немедленную конкретизацию: а, собственно, что значит жить, что значит быть, и кем именно - жить и быть? Из милости опекаемым идиотом, паразитом, обузой на шее родных и/или государства - или полноценным человеком? А что такое полноценность? Вопреки чему именно, благодаря чему именно возможна она, если вообще возможна? А если невозможна, то что: прозябать - или кончать с собой? Выбор из двух, антиномично острый выбор, вынуждает философствовать на предельно конкретном уровне, сразу же пытаясь воплотить результаты философствования в собственном образе жизни.
Для жизни (полноценной, человеческой, осмысленной жизни, а не бездумного хаотичного существования, прозябания) обязательно нужна воля к жизни и жажда жить. Без них жизнь сразу теряет смысл, а вместе со смыслом и статус жизни, т.е. перестаёт быть жизнью, остаётся не более чем существованием. Поэтому вопрос о смысле жизни как для слепоглухого, так и для его зрячеслышащего коммуниканта сразу приобретает однозначную - волеформирующую и волеопределяющую - направленность. Ведь для зрячеслышащего ситуация общения со слепоглухим может быть даже более экстремальной, чем для слепоглухого, особенно в начале знакомства. Правда, оба коммуниканта могут не осознавать волеопределяющей и волеформирующей направленности своего общения в общей, чистой теоретической формулировке; они могут не слишком-то рефлектировать по поводу своих взаимоотношений; но соответствующие решения они вынуждены принимать, и так или иначе вынуждены действовать.
Одно из ограничений, связанных с ситуацией слепоглухоты, заключается в том, что слепоглухой не всегда может (весьма часто не может) выбрать, с кем ему общаться, а с кем нет. Зрячеслышащий обычно такой выбор имеет, ему легче уклониться или прямо отказаться от нежелательного контакта, легче и навязать своё общество вопреки сопротивлению другой стороны. Слепоглухой же в большей степени вынужден заинтересовывать своей персоной, собой как личностью, если не хочет быть и оставаться не более чем объектом жалости. Он вынужден быть и оставаться настолько интересным, содержательным, чтобы люди готовы были иметь с ним дело несмотря ни на что, даже при самых громоздких средствах общения, - дактильная (пальцевая) речь, письмо по ладони (а при необходимости - по лбу или по спине), другой человек как посредник-переводчик или какой-либо аппарат (от механического коммуникатора до компьютера). Слепоглухой и зрячеслышащий могут и должны быть интересными друг другу как представители человеческого рода, как личности. Они, если такой взаимный интерес налицо, начинают бесконечный процесс взаимообучения, сопоставления воль и жажды жизни, извлечения уроков для себя и для оценки жизни в целом как общего пространства/времени бытия. Более того, именно такая коммуникация открывает участникам диалога воочию новые грани человеческой природы (пресловутые "резервы человека"), доказывает жизнестойкость людей в экстремальных ситуациях, выводит каждого из "тюрьмы своего малого Я", резко понижая самодостаточность благодаря ощутимому росту взаимозависимости.
Вопрос о том, каково содержание этого взаимообучения, кто у кого чему учится, - может решаться только очень конкретно: в зависимости от того, какой именно слепоглухой, какой именно зрячеслышащий. Обычно инвалиды, хоть чего-то добившиеся, поражают здоровых своей "силой воли" и "жаждой жизни". Но здоровые изначально подходят к инвалидам с "презумпцией беспомощности", то есть априорным сомнением, может ли инвалид вообще что бы то ни было, а значит, сомнением в том, что у инвалида вообще чему бы то ни было можно научиться. Реальность, при ближайшем с нею знакомстве, эту "презумпцию", конечно, опровергает. И тогда здоровый шарахается в другую крайность - начинает неумеренно восхищаться. А чем, собственно, вызвано восхищение? В сущности тем, что человек не пожелал гнить в яме, а попробовал из неё выбраться, - и, вопреки всем ожиданиям, в какой-то мере преуспел. Конечно, это потребовало от него большей, чем обычно, и силы воли, и жажды жизни, и интрагенной активности, и смыслообразующей деятельности. А что, разве здоровый на месте инвалида увидел бы больше смысла в том, чтобы оставаться и смирно гнить в яме?.. Хотя бывает и так: иные здоровые оказываются до такой степени беспомощны в решении своих проблем, избалованы в периоды весьма хрупкой, как в конце концов выясняется, социальной стабильности, что, когда социум дестабилизируется и большинство населения попадает в экстремальную ситуацию борьбы за выживание, им - кого можно назвать социальными инвалидами - проще гнить в яме, чем карабкаться из неё.
В наши дни, когда аварии, катаклизмы, катастрофы и низкая безопасность жизни стали обыденным явлением, едва ли не каждый из зрячеслышащих в глубине души знает, что завтра он может лишиться многих привычных благ и способностей. Страх перед возможной бедой, опасение оказаться несостоятельным перед личной катастрофой делают его робким и неуверенным, снижают его жажду жизни и деформируют исподволь смысл жизни, подавляя волю к жизни. Общение со слепоглухим человеком (или другим тяжёлым инвалидом), как существом, находящимся в экстремальных экзистенциальных обстоятельствах, убеждает зрячеслышащего (и не только его, но и каждого, кто способен, даже не вступая в личный контакт, оценить по достоинству жизнестойкость человека в условиях инвалидности): наш человеческий мир всё же может быть менее хрупок, чем можно о нём подумать, исходя из собственных обстоятельств и собственного опыта.
В свою очередь, зрячеслышащий, получая урок жизнестойкости, может (если в нём есть эмпатия, интерес к людям) сам преподать определенный и ненавязчивый урок - приветливости, доброжелательности, открытости, воли к взаимопониманию. На практике для зрячеслышащего это общение оборачивается важнейшими проблемами: есть ли у него желание и воля точно и правильно понять другого, освоить специальные средства общения; достаточно ли у него такта и деликатности, чтобы не замечать естественных огрехов общения, не злоупотреблять симметрией коммуникации, не провоцировать иждивенчества и паразитизма, но и самому не паразитировать на чужом несчастье тем или иным способом. В этих вопросах позиция зрячеслышащего действительно имеет значение первичного, инициирующего, направляющего контакт в сторону взаимной человечности, фактора; именно от позиции зрячеслышащего зависит, будут ли у слепоглухого, особенно ребёнка, союзники по антиэкстремальной коалиции, или такая коалиция не сложится вообще.
Школа взаимной человечности является очень трудной, но это - школа настоящей жизни, необходимая для каждого. В ней человека подстерегает множество этических ошибок: две наиболее типичные ошибки связаны со "злоупотреблением добром", то есть когда любовь и деликатность как бы отменяют чужую волю, обещая "и без этого всё хорошо устроить" - это, во-первых, и равнодушие как смерть коммуникации, взаимообкрадывание и деградация человечности, - во-вторых.
Итак, в данной коммуникации, если можно воспользоваться рыночной аналогией, урок жизнестойкости обменивается на урок участия, поддержки и заинтересованности. Смысл жизни, который осознают при этом участники диалога, состоит в том, что:
1. без жажды, без постоянной потребности жить, а не прозябать, нам не выжить,
2. живём мы не только среди людей, но и ради людей, а все остальные цели - промежуточные,
3. отношения между людьми должны быть одновременно требовательными и доброжелательными, то есть именно требовательная доброжелательность может предупредить и равнодушие, и "злоупотребление добром".
В сфере общей этики и общечеловеческой морали выясняется прежде всего, что потребность в жажде жизни и воле к жизни порождает у каждого участника диалога более конкретные жизненные ситуации: возможности выбора и способность выбирать.
Выбор между "волей волн и ветра" в океане жизни - и собственной волей к прокладыванию своего маршрута по жизни, - такой выбор у человека есть всегда или почти всегда (если, разумеется, есть более/менее ясное представление о собственном маршруте по жизни, и соответственно - воля к жизни, то есть воля прочертить именно этот маршрут). Этот выбор с указанной оговоркой существует даже в самых экстремальных условиях, таких, например, как концлагерь или слепоглухота. Виктор Франкл, известный логотерапевт из Австрии, сам был в концлагере Освенцим и воочию убедился, что даже в этих кошмарных условиях есть выбор - остаться человеком (если действительно был им на воле) или "освободиться" от всего человеческого.
Тот же выбор есть и в условиях слепоглухоты, наступившей в зрелом возрасте. При слепоглухоте же с детства этот выбор должен быть создан, и создаётся он прежде всего зрячеслышащими; то есть человеческий выбор за (и для) слепоглухого ребёнка делают родители, учителя, и задача в том, чтобы этот их выбор стал на всю жизнь и его собственным выбором.
Кстати, проблемы, которые, согласно В. Франклу, встают перед заключённым в концлагере, во всём существенном совпадают с проблемами, которые приходится решать при слепоглухоте. Было бы небезынтересно специально проследить эти параллели.
Человеческий выбор подарил миру Людвига Ван Бетховена; Ивана Козлова (крупного поэта времен Пушкина); полиглота, классика китайской и японской литератур, общественного деятеля и тифлопедагога Василия Яковлевича Ерошенко; академика Льва Понтрягина; крупного современного философа, теоретика информатизации Анатолия Ракитова; выдающегося юриста и государствоведа Олега Чистякова и многих других.
Зоологический выбор - это прожигатели жизни, тунеядцы, паразиты, - причём не имеет значения, здоровые или больные, слепоглухие или зрячеслышащие.
Это непосредственно выводит нас на проблему сознательного формирования собственного образа жизни: с кем бы и как бы мы ни общались, а формировать свой образ жизни нам необходимо самим. Никто из нас не в состоянии прожить жизнь за другого, полностью подарить свою жизнь другому. Диалектика внешнего и внутреннего подходов к устройству своей и чужой жизни - вот наша судьба и наш нравственный удел. Эту диалектику надо исследовать специально, весьма углублённо, и этика асимметричной коммуникации даёт множество шансов проявлению такой диалектики, - а следовательно, богатый материал для её изучения.
Вообще болезнь и смерть любимых существ учат сознательному отношению к жизни. Учат тому, что с любимыми существами - а далее и со всеми, с кем пересечётся жизненный маршрут, - нельзя обращаться бездумно, как придётся, ибо есть риск лишиться самой высшей ценности - любимого существа. Что имеем, не храним, потерявши - плачем. Угроза потерять, а так же опыт уже состоявшихся потерь, учит хранить, причём хранить - взаимно. Прежде всего в этом умении хранить тех, кого страшно потерять, и проявляется сознательное отношение к жизни. Умение хранить ближних переносится и на дальних; может получиться и наоборот: на ближних переносится более человечный тип отношений, сложившийся с дальними; в какую бы сторону ни происходил перенос в конкретных обстоятельствах, цель его одна - сохранить, сберечь тех и то, кого и что ещё не успели потерять безвозвратно.
Общечеловеческая мораль, нормы нравственности и справедливости представляют собой сокровищницу нравственной жизни людей, тот переосмысленный опыт многих народов, большого числа поколений, который сохраняет в себе мудрость веков, исчезнувших цивилизаций, завет сформировавшегося человечества нынешним и будущим поколениям. В нормах общей этики нашли своё отражение героизм и нравственное величие когорты людей, победивших недуги, природное ограничение своих возможностей; этическая стойкость той когорты людей, которая не потеряла человеческого достоинства, несмотря на инвалидность и другие суровые жизненные испытания; но и жалобы и стенания тех, кому в начале жизненного пути не удалось сформировать достаточную жажду и волю к жизни, кто не справился с собой в ситуации "небо с овчинку", и т.д.
Фиксируя и задавая каждому следующему поколению поле выбора, общая этика с её альтернативными моральными кодексами выравнивает асимметричное общение, даёт ему множественные перспективы, когда, например, опекаемая сторона вдруг оказывается жизнелюбивее, мужественнее и сострадательнее опекающей стороны, как то множество раз уже бывало в нравственной жизни людей. Последняя, как этическая Вселенная человека, носит в себе множество стимулов и образцов величия человеческого духа, позволяющего человеку из явных недостатков сделать еще более явные преимущества, существенно преобразить себя, выйти на высший уровень личностной самореабилитации. (Идея высшего уровня личностной самореабилитации явилась результатом теоретического сотрудничества В.Э. Чудновского и А.В. Суворова.) Очень важны и другие перспективы, связанные с профессиональным, гражданским, семейным, досуговым самоопределением слепоглухого и зрячеслышащего как субъектов этических отношений.
Стоит, пожалуй, немного уточнить терминологию. Там, где различие между моралью и нравственностью для данного контекста несущественно, мы говорим об этике вообще. Когда же приходится говорить о морали и нравственности отдельно, то под моралью имеются в виду императивные нормы, правила, которые могут - и должны иногда - быть нарушены именно ради выполнения нравственного долга; под нравственностью же подразумевается закон отношения человека к человеку, нарушение которого чревато безнравственными последствиями. Это различение восходит к гегелевскому различению законов и правил мышления, особо подчёркнутому в изложении гегелевских идей Э.В. Ильенковым: законы мышления нельзя нарушить, не переставая мыслить вообще, а формальные правила мышления должны быть нарушены, если они неадекватны предмету мышления.
Важнейшей этико-психологической проблемой является вопрос об условиях и предпосылках формирования механизма интрагенной активности у слепоглухого и мотивационной поддержки этого процесса со стороны зрячеслышащего. Механизм интрагенной активности, с одной стороны, реализует отмеченную выше жажду жизни и волю к жизни, заставляя слепоглухого не мириться с ограничениями и вырабатывать свои особые навыки по самообслуживанию, по организации необходимых контактов с незнакомыми людьми, по выработке стиля самоотношения. С другой стороны, он представляет собой мотивационный и поведенческий потенциал личности, нарабатываемый ею в силу необходимости и в результате свободно принятого решения - созидать себя вопреки обстоятельствам. Такого механизма, или по крайней мере механизма с таким большим потенциалом, обычно не бывает у зрячеслышащих, в особенности у тех, кто не преодолевал какие-то сложные жизненные преграды. Отсюда возникает этико-психологическое непонимание, разный "вес души" той и другой стороны диалога. (Об этой "разновесности душ" подробнее в заключительном разделе нашей статьи.)
Другой важной проблемой является проблема выбора жизненного сценария каждой стороной (под влиянием общения и актуализированных образцов, пришедших из глубин нравственной жизни людей своей национальной культуры, своих современников). При этом неисчерпаемым источником конфликтов является то, что жизненный сценарий выбирается не только для себя, но и для - а что особенно конфликтогенно, за, - другого. Выбирая и выстраивая подходящий для себя сценарий, люди хотят добиться высшего блага, счастья, удовлетворения жизнью. Но когда они пытаются навязать свои представления о счастье, благе и так далее другому, небезразличному им существу, то есть навязать свой сценарий жизни другому, - тут-то и начинаются конфликты по самым различным "сценариям", в том числе по знаменитому сценарию конфликта "отцов и детей".
Выбирая тот или иной жизненный сценарий, каждый человек, будь он зрячеслышащим или слепоглухим, множество раз сопоставляет свои оценки, устремления и мотивы, свою "внутреннюю картину жизни" - с высказываниями, оценками и мотивами других. Поэтому, видимо, мы так настойчиво каждый день спрашиваем друг друга: "Как жизнь?" и никогда не бываем полностью удовлетворены ответом. Так получается скорее всего потому, что нам нужен тот ответ, который мы можем дать только сами - такого, например, характера: "Как выстраивается моя жизнь, есть ли у нее устойчивая перспектива, достойно ли моё существование звания и названия человека?"
И когда жизнь небезразличного нам существа складывается по иному, не нашему, сценарию, этот вопрос переформулируется (хотя бы и бессознательно) так: "Неужели моя жизнь выстраивается неправильно? Неужели у неё нет устойчивой перспективы? Неужели моё существование недостойно звания и названия человека?" И, навязывая другому свой жизненный сценарий, мы стремимся убедить прежде всего себя, что дело обстоит не столь уж и скверно...
Но если так, то и здесь проясняется та же картина, что и раньше: все мы - больные и здоровые, слепоглухие и зрячеслышащие, младенцы и старики - связаны друг с другом крепчайшими духовно-нравственными узами, существуем в одном и том же нравственном пространстве/времени, а наше неразумие, незрелость, человеческая слабость порождают равнодушие, эгоистическую злобу по отношению к другому, безответственное отношение к себе, к жизни в целом.
Жизнь каждого из нас является результатом огромных усилий не только родителей, медсестер, врачей, учителей, но и всех работников, обеспечивающих жизнедеятельность села или города, в которых мы живём, всех людей, создавших современную человеческую культуру и цивилизацию. Но все эти же самые люди не только обеспечивают существование каждого из нас и современной цивилизации в целом, но и ставят это существование под огромный знак вопроса, поскольку их огромные усилия весьма часто хаотичны, плохо скоординированы между собой, противоречивы до степени антагонизма.
Общая этическая культура с её альтернативными (и зачастую несовместимыми) моральными кодексами позволяет сохранить мотивационный потенциал мысли о всеобщей взаимозависимости людей, - мысли, являющейся одной из главных нравственных истин жизни человека. Она-то и должна быть принципом, определяющим направленность этической коммуникации слепоглухого со зрячеслышащим в рамках общей этики.
Профессиональная этика представляет собой отраслевую специализацию этической регуляции и этического знания.
Как слепоглухой, так и зрячеслышащий хотят и могут быть профессионалами в какой-либо из областей профессиональной деятельности человека. Естественно, у зрячеслышащего больше возможностей, что порождает повышенные обязательства (либо неосознаваемые, либо игнорируемые). Хотя и у слепоглухого есть свои преимущества, связанные со спецификой общения, обучения, образования и самовоспитания. В случае гиперкомпенсации слепоглухой может стать не просто профессионалом того или иного уровня, но общественным деятелем, профессионалом государственного масштаба, национальной гордостью. (Ярчайший тому пример - Элен Келлер.)
Современные разработки в области биоэтики, ограниченные пока острейшими генетико-медицинскими аспектами, могут быть (и должны!) с соответствующими изменениями продолжены и в области общей и профессиональной этики, связанных с обеспечением прав человека. К правам инвалида-колясочника архитекторы и городские власти перестают быть равнодушными, по крайней мере на уровне законодательных норм, которые на практике сплошь и рядом игнорируются так же, как и все прочие законы и нормативные акты в России. Ещё меньше социально-культурной озабоченности и в особенности нравственного творчества, связанных с обеспечением этических прав слепоглухих, слепых и других людей с естественными ограничениями жизненной активности, нуждающихся в небольшой, но повседневной помощи и специальном внимании со стороны зрячеслышащих - на улице, в транспорте и т.д.
Без сомнения, нужно искать и находить необходимые слова, вести постоянную социальную рекламу, которые бы приучали людей к мысли: всегда рядом с тобой может оказаться человек, нуждающийся в особом внимании или помощи, и его этические права на участие в современной комфортной жизни должны быть реализованы так же, как и твои; поэтому будь готов при соответствующей просьбе или знаке оказать соответствующие внимание и помощь. (Ходовой аргумент всех коммерсантов - равно как и искренних энтузиастов, - в сфере социальной защиты: никто не застрахован от участи инвалида; так посочувствуйте ему!) Это касается и профессиональной деятельности, отношений между профессионалами.
Но подобная пропаганда, как бы ни была она нужна, - масло на хлебе, а сам хлеб - распространение комфортности жизни на всех, а не только на власть и деньги имущих; в условиях, когда большинство населения независимо от состояния физического здоровья вынуждено бороться за существование, вынуждено выживать, а не жить, эффективность пропаганды в пользу прав инвалидов весьма и весьма сомнительна, эта пропаганда у безработных или бомжей, например, может вызвать небезосновательную иронию. Словом, необходимо улучшение, смягчение, гуманное упорядочение всего ансамбля отношений между людьми, а не только пропагандистские кампании в пользу отдельных бедствующих категорий населения.
Что касается профессионального этоса, то он часто бывает конфликтным, а конкуренция между профессиями за рабочее место, за внимание работодателя может принимать - и в неблагоустроенном социуме типа российского сплошь и рядом принимает - откровенно дискриминационный или даже криминальный характер. Но тем нужнее специальные антидискриминационные и антикриминальные меры; инициативы, исходящие не только от властных структур, но и от руководства каждого учреждения, и от отдельных работников, у которых борьба за выживание, в том числе профессиональное, не извратила окончательно, не фальсифицировала полностью этические ценности.
Усилия по социальной защите должны быть подкреплены требованиями профессиональной этики, направленными на формирование и защиту здоровой ауры вокруг слепоглухого профессионала. Необходимо внедрять в этическое самосознание специалистов идею о том, что явление гиперкомпенсации в случае слепоглухого профессионала, как и феномен героизма, представляет собой абсолютную ценность не только в рамках отдельной биографии (что даёт возможность сохранять нравственное достоинство профессионалу и человеку в любых испытаниях), но и в рамках профессии, в рамках нравственной жизни народа, всего человечества. Преодоление себя, самосозидание себя - самый наглядный нравственный урок, который могут преподать друг другу люди как этические субъекты, в том числе как профессионалы. И тем самым сохранить человечность - в себе, в своём времени и для будущего.
В сфере служебной этики конкретизируются на уровне этической практики требования этики профессиональной. Здесь общение слепоглухого со зрячеслышащим имеет свою специфику. Оно требует от каждого зрячеслышащего менеджера сохранять индивидуальный стиль управления и человечность при любых осложнениях служебных отношений, а от слепоглухого как подчиненного - не злоупотреблять в ущерб делу своим особым местом в служебных отношениях (которое, впрочем, ему стараются дать почувствовать... как можно меньше). Важно отметить этико-психологическую обязанность сторон в поддержании делового тонуса организации, создании благоприятного этико-психологического климата в коллективе и безусловном выполнении требований служебного этикета в ситуациях столкновения деловых и лидерских амбиций.
Попробуем теперь немного углубиться в этико-психологическую типологию общения слепоглухих со зрячеслышащими. Эта типология, с нашей точки зрения, включает в себя четыре основных типа.
1. Однородный интравертный тип, при котором слепоглухой и зрячеслышащий коммуниканты оказываются принадлежащими к одной и той же психологической группе рефлексивно акцентуированных личностей.
2. Неоднородный тип общения, складывающийся между слепоглухим человеком интравертной ориентации и зрячеслышащим - экстравертной ориентации, когда возникают, из-за неоднородности складов характера, трудности общения.
3. Неоднородный тип общения, когда слепоглухой человек является личностью экстравертного типа, а зрячеслышащий - напротив, - интравертного склада характера.
4. И наконец, однородный экстравертный тип общения, когда оба коммуниканта принадлежат к психологической группе вовне ориентированных личностей.
Коммуникация слепоглухого и зрячеслышащего своеобразно корректирует естественные установки и склад характера каждого индивида, оказавшегося участником общения. Так, слепоглухой интраверт сам'ой техникой и технологией общения вынужден корректировать - и даже трансформировать - естественную для себя установку на преимущественно внутреннее общение, то есть на общение с самим собой, направляя эту установку вовне и в известной мере экстравертируя свою психологическую природу. И напротив, зрячеслышащий экстраверт на основе общения со слепоглухим индивидом, - будь то экстраверт или интраверт, - обязательно должен интравертировать свои реакции, то есть трансформировать естественные для себя привычки, учитывая принципиально иной тип коммуникации, чем рутинное общение зрячеслышащих между собой.
Рассмотрим теперь отдельно каждый тип общения и прокомментируем этико-психологические особенности общения в рамках каждого из них.
1. Однородное общение интравертов представляется наиболее продуктивным и эффективным. Поскольку тот и другой коммуниканты совпадают по складу характера, устоявшимся привычкам. Здесь может быть облегчено взаимопонимание. Довольно быстро будет нарастать у каждого то этико-психологическое содержание, которое академик А.А. Бодалёв назвал коммуникативным ядром личности.
Вместе с тем, однородность коммуникации уменьшает творческие возможности общения, поскольку, во-первых, относительная беспроблемность такого общения существенно сужает способности каждого коммуниканта к децентрации и эмпатии. Во-вторых, двусторонняя интравертная коммуникация может породить иллюзию родства душ, когда, так сказать, заякоренность каждого коммуниканта на своём создаёт труднопреодолимые, если вообще преодолимые, барьеры для действительно резонансного, глубинного общения.
Эффективным средством по снижению, но не преодолению этих барьеров, выступают требования и нравы в сферах, отмеченных выше. Прежде всего в сфере профессиональной и служебной этики.
Профессиональная и служебная этика заставляет коммуникантов-интравертов выйти в предметную область деятельности, в область внутриорганизационных отношений, - с их бесконечной неустроенностью, так сказать, шероховатостью, и тем самым - этико-психологическим хаосом, который, по представлениям современной синергетики, является источником и материалом творения нового. Но следует особо подчеркнуть и возможности рефлексии личностного и профессионального самосознания, которые в руках, а точнее - в интеллекте и воле самокритичного человека, - всё равно, будь то слепоглухой или зрячеслышащий интраверт, - является могучим инструментом, позволяющим слышать и понимать не только другого, но и, в пределе, всё человечество. И тем самым - по-настоящему, а не на уровне иллюзий, - самого себя.
2. Второй тип общения - когда слепоглухой интраверт нуждается в помощи и контактах со зрячеслышащими экстравертами, - и не находит ни того, ни другого, поскольку экстраверт не даёт себе труда, как правило, углубляться в заботы и потребности другого. Все воспитательные и педагогические методы и приёмы, вся социальная реклама всегда были направлены на решение этой задачи. Они обращаются к экстравертам с постоянным призывом: "Люди, помните, что рядом всегда есть другие, нуждающиеся в вашем участии, помощи! Не ленитесь проявить себя в отношениях с другими, ибо все мы существуем не только рядом друг с другом, но и друг ради друга! От человечности других на все сто процентов зависит каждый из нас, а значит, и каждый должен быть человечен. к тому же каждый может оказаться в беде, никто не застрахован от инвалидности..."
В этом смысле прав был Конфуций, сказавший, что вся мудрость жизни может быть выражена одним словом, и слово это - "Взаимность".
3. Третий тип общения - слепоглухого экстраверта со зрячеслышащим интравертом. Первый может натолкнуться на неадекватную оценку вторым. который принимает первого за чересчур навязчивого или бесцеремонного. Очень часто со слепоглухим просто не хотят "возиться", игнорируя его естественную жажду общения и информации. "Я тоже хочу быть полноценным человеком!" - в отчаянии восклицает слепоглухой. "Ну и хоти себе на здоровье", - отвечают ему. Слепоглухой оказывается перед выбором: либо идти на конфликт, "качая права", встречая растущее презрение и до нуля уменьшая свои шансы на чаемую "полноценность"; либо, стиснув зубы, молча делать всё, что только оказывается по силам, ни на чьё внимание не претендуя, но самими результатами своей деятельности утверждая свою полноценность. На этом втором пути есть надежда в конце концов завоевать уважение, понимание и поддержку.
В служебном и профессиональном, а так же семейном общении может помочь зрячеслышащий экстраверт, который разъяснит и скорректирует ситуацию в сторону большего взаимопонимания и терпимости. Но что делать, если конфликт слепоглухого экстраверта со зрячеслышащим интравертом возник в детском саду, в школе, в ВУЗе, - то есть там, где коммуникация является формально заданной и безальтернативной? Вот здесь бы и понадобились усилия детского и школьного психолога, психотерапевта, социального работника.
На профилактику и сглаживание этих и других конфликтов направлена деятельность Детского ордена милосердия, организующего, в частности, смены общения в детских оздоровительных центрах, где вместе живут и учатся понимать друг друга дети и подростки с самыми различными проблемами здоровья, как и без таких проблем. Для активистов движения в различных местах действуют так называемые "Школы взаимной человечности" (или "Школы юных социальных педагогов"), учебный процесс в которых нацелен на то, чтобы помочь подросткам лучше понимать и решать психологические проблемы, возникающие между инвалидами и здоровыми.
4. Наконец, последний, четвёртый тип общения, то есть общение экстравертов. В рамках данного типа есть свои плюсы и свои минусы. К плюсам относится то, что сориентированность коммуникантов вовне делает их более уживчивыми, терпимыми; для обоих исходным является взаимный интерес к личности друг друга, обусловливающий готовность принять друг друга "такими, как есть". Они оба как бы излучают свою уникальность, индивидуальность, вместо того чтобы всячески маскировать, ревниво оберегать её от "посторонних". Коммуникация выступает в этом случае как обоюдосветимость, взаимооткрытость и углубляющаяся вовлечённость.
К минусам такого общения следует отнести слабую сориентированность каждого на самоконтроль и самосознание в ходе общения. Это значит, что в рамках профессиональной и служебной этики экстраверты могут достичь высших результатов не более как исполнители; дело их объединит, и они в свою очередь поднимут дело на более высокий уровень организации, чёткой отлаженности исправного механизма. Но когда встанет вопрос о переосмыслении задач дела, его перспектив, экстраверты могут спасовать, оказаться к этому неготовыми.
Поэтому так опасен в работе с детьми и подростками явный перекос на организацию общения чисто экстравертивного типа, то есть на всякие массовые развлечения, а на жизнь "для себя" стараются не оставлять времени, попросту панически боясь этой жизни "для себя": тут-то ведь и жди всяких сюрпризов, преимущественно неприятных. На самом деле жизнь "для себя" - вовсе не предоставленность себе, не беспризорность; это - специальная организация индивидуального общения, овладение культурой такого индивидуального общения, то есть необходимый противовес, альтернатива массовому, фронтальному воздействию. Слов нет, организовать общение на индивидуальном уровне труднее, чем на массовом, - но и неизмеримо ценнее для перспектив развития личности. Пока этот процесс идёт, если вообще идёт, главным образом в семье.
Подчеркнём, что предлагаемая нами классификация типов общения призвана облегчить теоретический анализ исследуемой проблематики, является довольно-таки условной, искусственной. Посему придавать этой классификации, как и любым другим теоретическим и методическим схемам, какое бы то ни было абсолютное значение - не стоит. В практической работе схемы эти могут облегчить осмысление конкретных ситуаций и проблем общения, но ни в коем случае не стоит любой ценой втискивать конкретные ситуации и проблемы в какие бы то ни было схемы; если в схемы жизнь "не лезет" - тем хуже для схем.
Резюмируя в целом динамику четырёх типов общения (и памятуя о только что подчёркнутой условности их классификации), можно прийти к напрашивающемуся выводу: эти типы должны дополнять друг друга, и лишь в ходе дополнения и смены всех этих типов может выстроиться эффективный устойчивый стиль общения между людьми, - неважно, слепоглухими или зрячеслышащими. Что касается именно этой несимметричной коммуникации, то ни в коем случае не следует думать, будто задача организации эффективного и устойчивого стиля общения - это исключительно задача слепоглухого, а зрячеслышащего касается в меньшей степени. Нет, задача эта равно важная, но слепоглухой её поневоле быстрее осознаёт, а потому настойчивее ищет способы решения, вступая в общение с людьми разных складов характера, разных ценностных ориентаций, в то время как зрячеслышащие чаще всего проявляют поразительную душевную слепоту и глухоту, безграничную душевную лень.
Потому-то в большинстве типов культур и литератур мы ничего - или почти ничего - не найдем по такому естественному и ключевому вопросу, как нравственное многообразие людей. Аристотель, Теофраст, Лабрюйер, Лафонтен да Дедушка Крылов - вот и все европейские достижения. Это ли не свидетельство слепоты и глухоты зрячеслышащих европейцев многих последних веков?!
Все перечисленные выше проблемы и сложности этической и нравственной коммуникации слепоглухого со зрячеслышащим образуют содержание особой отрасли этики, складывающейся на стыке разных сфер этического знания и этической практики. Данная отрасль этики имеет право на существование так же, как существуют фактически, не испрашивая на своё существование никакого "права", наши различия, особенности, делающие нас в конечном счёте уникальными нравственными существами со своей не только особой биографией, но и уникальной жизненной судьбой.
Сущность этики общения слепоглухого со зрячеслышащим состоит, кратко говоря, в том, что такое общение открывает для каждого из них (по-своему) и стимулирует взаимную человечность.
Нашу совместную статью мы и хотели бы закончить нравственным резюме: чтобы оставаться людьми, мы должны быть человечными, а чтобы быть человечными, мы должны стать интересными друг для друга. Интерес человека к человеку человечен в той мере, в какой он открывает человеческую сущность в другом и в себе; в той мере, в какой открывает в этой сущности принципиально новые грани и степени свободы. В этом суть этики общения людей между собой, в том числе и слепоглухих со зрячеслышащими.
|