2. Основные субъекты модернизации, их состояние и потенциал

Переходя к причинам выбора темы статьи о субъектах политической модернизации, хочу отметить прежде всего, что такая модернизация, на мой взгляд, не менее (если не более) важна, чем, например, технологическая или любая другая, а ее субъекты также не менее важны, чем технологии или инвестиции, поскольку именно политические субъекты формируют инновационные мотивации и среду, которые двигают разнообразные процессы в обществе и государстве. И именно это должно побуждать аналитиков и экспертов заниматься этим ключевым вопросом, чтобы уяснить в каком состоянии находятся субъекты политической модернизации и как они ею занимаются. В этом, очевидно, и состоит роль различных обществоведческих наук, чтобы дополнять и восполнять то, что недодумывают власть предержащие.

Каковы же те структуры, которых я причисляю к субъектам политической модернизации? Это прежде всего руководство страны и особенно первые лица государства – президент Д.А. Медведев и премьер-министр В.В. Путин, образующие так называемый тандем; это – Федеральное собрание, это – партия «Единая Россия» и ее руководство, это – высшая административно-политическая элита и государственный аппарат, т.е. в общем и целом это те структуры, которые составляют костяк нашей власти, планируют, организуют и направляют внутреннюю и внешнюю политику страны.

Почему важно определить, как эти субъекты настроены на модернизацию, как они ее себе представляют и как мыслят ее реализовать? Это важно потому, что именно от направляющей и организующей воли этих субъектов зависит не только тот путь, по которому будет двигаться страна не один год, но и цена и конечный результат усилий многих десятков миллионов людей. К сказанному следует добавить, что исторического времени у России сейчас значительно меньше, чем при предыдущих модернизациях, когда соперников, которые опережали Россию и которых надо было догонять, было меньше, и они располагались только в Европе + США. Теперь они есть и на Востоке. И это не только Япония, но и Китай, да и другие страны.

Обращаясь непосредственно к политическим субъектам модернизации, надо прежде всего начать с высших руководителей страны, т.е. президента и премьер-министра, образующих уникальный властный тандем, который по-разному оценивают, но от которого в любом случае исходит высшая властная воля и зависит не только выбор пути нашего движения и развития, но и методы и формы реализации планов. Вот здесь перед нами и возникает первый узел противоречий. Он состоит в том, что у этих двух акторов достаточно различаются взгляды на то, каким путем нам идти – либеральным или консервативным – и что конкретно делать на этом пути. Это только на первый взгляд кажется, что различия не существенные, что оба – и Дмитрий Медведев и Владимир Путин – за системную модернизацию и радикальное обновление страны, что оба трудятся, как «рабы на галерах», чтобы эту задачу осуществить. На самом деле различия в концепциях и методах их реализации всегда важны. И даже если общие цели и задачи формулируются ими в целом одинаково, при различиях в методах их реализации конечный результат может получиться совсем не таким как предполагается изначально.

В качестве иллюстрации в различиях в подходах, сошлюсь, в первую очередь на правительственную «Стратегию – 2020», о которой мне уже не раз приходилось говорить и писать, в том числе на «круглом столе» в 2009 г. . Эта стратегия, как не раз отмечалось, вызвала «неоднозначную реакцию в отечественном и зарубежном сообществе».

Не случайно, очевидно, этот документ сразу же начали корректировать и в том числе потому, что грянул кризис. Но самой основательной правке он подвергся в 2011 году. Решением нашего правительства в феврале 2011 г. были созданы 21 рабочие группы, куда вошли 1100 экспертов, преимущественно ученых из РАНХ и ГС и НИУ – ВШЭ, работу которых координирует первый вице-премьер Игорь Шувалов. К августу 2011 г. они должны представить на обсуждение правительства обновленную стратегию, но поэтапное обсуждение некоторых идей и разделов, при самом активном и регулярном участии Путина идет уже сейчас.

В течение марта 2011 г. таких обсуждений было несколько. Последнее состоялось 29 марта. (Отчет о нем опубликован в «Российской газете» 30 марта 2011 года под заголовком «Тысяча мнений»).

Параллельно с этим процессом, который развивается с 2008 года, идет и другой, возглавляемый Дмитрием Медведевым. Он начался примерно на год позже, чем первый, а именно с создания по Указу президента России от 20 мая 2009 г. «Комиссии по модернизации и технологическому развитию экономики». Комиссия, которую возглавляет сам президент, также регулярно заседает и также обсуждает актуальные проблемы модернизации страны. Одним из самых примечательных явилось заседание, состоявшееся 30 марта т.г. в Магнитогорске. На нем обсуждались не только новые инициативы президента , но и прозвучала острая критика в адрес правительства.

Речь на заседании шла, в частности, об очень плохом инвестиционном климате в стране, об интенсификации борьбы против коррупции и т.д. «Деньги бегут из нашей экономики: – отметил Медведев, – в возможность безопасной и успешной предпринимательской деятельности верят не так много людей, как нам бы хотелось, доверяют не так много предпринимателей, и мы с этим мириться больше не можем – ни я, ни правительство Российской Федерации» .

Прежде чем президент озвучил 10 пунктов своего доклада, он заявил: «Нам нужны технологии, нам нужны деньги в объемах, соразмерных размеру России.

Только рост инвестиций обеспечит создание новой экономики и даст ту самую творческую, высокооплачиваемую работу нашим людям, о которой, собственно, мы заботимся в ходе заседаний нашей комиссии. Стало быть, сделает наше общество богаче и, что немаловажно, свободнее, укрепит тем самым основу и материальную основу – безопасности и, соответственно демократического развития Российской Федерации» .

Первый из 10 пунктов, провозглашенных Медведевым в Магнитогорске 30 марта, касающийся снижения социальных взносов предпринимателей с 34% до прежнего уровня, т.е. до 26 %, сразу же вызвал серьезные вопросы (а фактически возражения) у главы правительства.

Подробно объяснив, почему социальный налог был повышен до 34%, В.Путин напомнил, что «налоги для бизнеса были повышены не просто так, а для того, чтобы увеличить пенсии и зарплаты силовикам, модернизировать оборонную промышленность и здравоохранение. Цена – до 800 млрд рублей» .

Ключевая фраза премьер-министра была произнесена вслед за ее обоснованием. «Прямых, прямолинейных решений не существует. Мы не сможем снять нагрузку с бизнеса и переложить ее на плечи рядовых граждан», – заявил Путин . Именно в этой фразе и заключается суть принципиально иного подхода Путина к тем процессам, которые происходят в нашей стране и тем методам, которые надо применить при решении назревших задач. На мой взгляд, можно даже утверждать, что для Владимира Путина – жизненное кредо, которое проявляется и во многом другом. Например, в кадровом вопросе, о чем будет подробнее сказано ниже.

В одном случае – у Медведева – это 10 пунктов (задач), которые надо непременно решить за год, а не то последуют жесткие оргвыводы, в другом же случае – с Путиным – мы видим более взвешенный, осмотрительный и вполне системный подход. Об этих различиях в подходах к модернизации уже весьма откровенно говорит сам Медведев. Выступая 18 мая 2011 года на пресс-конференции в Сколково, он сказал следующее: «По вопросам модернизации моя позиция несколько отличается от позиции премьера Путина. Он считает, что модернизация – это спокойное, постепенное движение, а я уверен, что у нас есть шансы и силы для того, чтобы модернизацию провести быстрее, добиться хорошего результата, совершить качественный шаг вперед» . Обращая внимание на различие в подходах президента и премьера к модернизации, можно, думаю, говорить и о том, что в первом случае это либеральный подход, а во втором – консервативный. К слову сказать, президент Медведев не хочет, чтобы его считали консерватором.

Конечно, в этой ситуации возникает закономерный вопрос (он будет возникать и в последующем) кто из двух наших руководителей прав: Медведев или Путин? Вопрос непростой и однозначного ответа на него, как мне представляется, нет. Почему? Постараюсь объяснить.

Если исходить из того, что исторического времени у нас мало и поэтому модернизацию нам надо провести в крайне сжатые сроки (как в свое время социалистическую индустриализацию, которая тоже была технологической модернизацией), то тогда прав спешащий Медведев. Но при таком подходе и таких мобилизационных методах модернизации нам надо будет согласиться с мобилизационными методами и повышенной ценой преобразований, с ограничением социальных программ, что, конечно, вызовет растущее недовольство населения и многое другое. Особенно в условиях колоссального социального расслоения, о котором говорилось выше. Крайне важно и то, что при таком подходе резко вырастает вероятность совершения ошибок. Как в выборе целей, определении задач движения, так и методов их реализаций. Думаю, что наше сегодняшнее общество, в отличие от советского общества 30-х годов ХХ в., которое находилось в другом состоянии и жило в другом мире, воспротивится такому подходу. Поэтому мобилизационная модернизация не раз апробировавшаяся у нас, нам сегодня не подходит. Отсюда, кстати говоря, вытекает и ответ на вопрос: кто из тандема должен возглавлять модернизацию и, соответственно, страну. Но ответ на этот вопрос опять же не так прост, как представляется на первый взгляд. Потому что при парламентской форме правления это может быть и премьер-министр – лидер партии, победившей на выборах. Однако вряд ли мы в обозримом будущем перейдем к этой форме правления. Особенно при том негативном отношении, которое к этой форме доминирует в России, начиная с первых лиц государства, хотя никто в этом досконально не разбирался. Особенно в теоретическом смысле. Попробуем, хотя бы коротко, разобраться в этом.

В России всегда считалось (на этом всегда настаивала основная часть интеллигенции и правящий класс), что самодержавная форма правления, будь то великокняжеская, царская, генсековская или президентская – наиболее адекватна для такой страны как наша, так как сложные условия жизни северной страны и недружественно настроенное внешнее окружение требуют максимально возможной концентрации власти, вплоть до абсолютной с тем, чтобы эффективнее и в максимально сжатые сроки решать назревающие проблемы. Вот что по этому поводу говорил, например, Дмитрий Медведев, выступая 13 мая 2011 года в Костроме перед молодыми депутатами законодательных собраний. Утверждая, что президентская форма правления самая подходящая для России, он аргументировал свою позицию следующим образом: «В силу истории, размеров нашего государства, сложнейшего этноконфессионального состава нашего государства не существует альтернативы президентской формы правления. В этом я убежден на 100 процентов» .

Но при этом почему-то редко вспоминают о том, что такая форма власти очень часто давала сбои и все по одной лишь причине – из-за неадекватности правителя и, соответственно, той системы, которая приводила этого правителя к власти. Кроме того, быстрое решение проблемы не означает гарантии их правильного решения. Очень часто происходит как раз наоборот. Сбои приводили к трагедиям в виде не только кризисов, но и революций, перманентной отсталости и т.д. Это, как мне представляется, самое убедительное доказательство неадекватности самодержавной формы правления для России.

О вреде и опасностях чрезмерной концентрации власти весьма убедительно говорил в том же выступлении в Костроме Дмитрий Медведев. «Сверхконцентрация власти – это действительно опасная штука, в нашей стране это было неоднократно. Как правило, это вело или к застою, или к гражданской войне, поэтому мы этого допускать не должны. Мы должны действовать строго в рамках Конституции, и попытки выстроить власть под конкретного человека в любом случае опасны. Если они и не принесут проблем в текущей жизни, то можете не сомневаться, в обозримом будущем они создадут огромные проблемы и для самой страны, и для конкретного человека» .

Несмотря на все приведенные и, как мне представляется, совершенно обоснованные доводы против сверхконцентрации власти, Медведев все же убежден, что для России самая подходящая форма правления – президентская. Однако с такой постановкой вопроса и ее давнишней аргументацией можно поспорить. Коротко скажу лишь следующее. Начну по порядку с истории. Те самодержавные формы правления, которые во многих странах существовали веками, история безжалостно отмела. Сейчас в этих странах (в частности, в Европе, к которой мы любим себя причислять) функционируют преимущественно либо парламентские республики, либо президентские, но основательно ограничиваемые парламентами, правительствами, гражданским обществом, прессой. Размеры государства, на которые очень любили ссылаться Екатерина Великая, оправдывая свой просвещенный абсолютизм, – тоже слабый аргумент. Так же как следующий довод о сложнейшем этноконфессиональном составе. И огромные размеры, и конфессиональный состав, являющиеся объективной основой нашего федерализма, говорят как раз о том, что нужна деконцентрация власти, а не ее концентрация. Фактический унитаризм государственного устройства и сверконцентрация власти коммунистической партии в годы советской власти – лучшее опровержение доводов о том, что огромные размеры государства и сложнейший этноконфессиональный состав требуют повышенной концентрации власти. Как раз наоборот.

Об опасности сверхконцентрации политической власти категорично высказывается также известный польский экономист и политический деятель, автор плана успешных экономических реформ в Польше (творец польского экономического суда), профессор Лешек Бальцерович.

Отвечая в одном из своих интервью на вопрос главного редактора журнала «Свободная мысль» Владислава Иноземцева, что имеется ввиду под современной модернизацией, Бальцерович сказал: «модернизация – это практически синоним экономического роста», что «масштаб и сама возможность такого роста зависят от того, насколько много в обществе шоков – потрясений и вызовов». Внутренние шоки, исходящие изнутри общества, зависят, по мнению Бальцеровича, «прежде всего от размеров концентрации политической власти». «Чем выше такая концентрация, – считает он, – тем выше риски, связанные с последствиями прихода к власти неадекватных политиков, экстремистов или просто людей, неосторожно действующих в сложных политических условиях. Сталин, Мао, Пол Пот или в гораздо более мягкой форме, Герек в Польше, все эти примеры показывают, каким может быть масштаб социальной катастрофы в подобных ситуациях» .

Утверждая далее, что «в общем и целом концентрация политической власти – это весьма существенный риск для экономического роста», Бальцерович говорит, что сверхконцентрация политической власти «подчас ведет к серьезным ошибкам – и все это потому, что над властью нет никакого контроля». «И если мы всерьез задумываемся об устойчивом экономическом росте – причем не только на сегодня и завтра, но и на отдаленную перспективу, – то прежде всего должны озаботиться тем, как можно максимально нейтрализовать эти внутренние вызовы, и тут противодействие концентрации политической власти является одной из важнейших задач» .

То, что Бальцерович слышал в России о модернизации – «это скорее риторика, и не более того». Чтобы восстановить высокие темпы экономического роста (7–8% в год), по мнению Бальцеровича «потребуется трудные политические реформы прежде всего способные открыть новые возможности среднему и малому бизнесу. А такие реформы несомненно потребуют преобразования власти и ее аппарата».

При осмыслении вопроса о президентской форме правления возникает вопрос: является ли она самодержавной и наивысшей концентрацией власти?

Если исходить из того, что президент избирается народом, а не становится таковым по традиции, как, например, великий князь, царь или король, то относить его к самодержцам нельзя. Но если не забывать, как у нас, особенно начиная с 2000 года определяется преемник президента и как за него голосуют, то сразу возникают сомнения в подлинной демократичности процедуры выборов в президенты и, соответственно, легитимности самого президента. Поэтому нашего президента и, например, американского никак нельзя сравнивать, в том числе с точки зрения того, как им становятся: отсюда и уровень легитимности одного и другого. Хотя архаичная американская система выборщиков тоже не вполне демократическая процедура и временами дает сбой. Например, в 2000 году, когда за пост президента боролись Джордж Буш младший и Альберт Гор.

Однако этот недостаток американской электоральной системы компенсируется, во-первых, тем, что кандидатура, которая та или иная партия определяет и выдвигает на пост президента, проходит через очень жесткие сита «праймериз». Конечно, при этом весьма существенную роль нередко играют разнообразные закулисные силы, особенно крупные монополии (например, нефтяные) и их деньги, СМИ и пр., но фактор адекватности и общественной популярности кандидата в президенты, выявляемые во время длительного предвыборного марафона, играют все же более важную роль. Поэтому выявление и определение основной кандидатуры партии на выборах президента в США и в России – это две большие разницы. Соответственно, вероятность попадания на пост президента США слабой, неадекватной личности весьма мала. Не клан, не узкая группа лиц, а система, воспроизводя свои несущие конструкции, сохраняет не только свою работоспособность, но и создает условия для постоянного совершенствования основных сфер общественной и государственной жизни. И все это возможно только на конкурентной основе и в конкурентной среде. Именно в такой ситуации общество и государство лучше всего готовы адекватно отвечать на новые вызовы времени.

Поэтому лучше, когда существует и работает система, а не отдельные личности, решающие проблемы в режиме «ручного управления». Стоит только личности по какой-то причине выйти из строя и перейти на режим «работы с документами» как это часто случалось, к примеру, с президентом Ельциным Б.Н., или с Л.И.Брежневым, властная конструкция тут же замирает и ждет, когда эта личность снова возьмет в руки руль управления. Система власти никогда, ни на минуту не должна замирать.

Политическая система, построенная на фундаменте конкурентной партийной системы, всегда более прочна и эффективна. По этой причине парламентская политическая система, на мой взгляд, более предпочтительна, чем президентская. Робкие планы перейти к этой системе в России, активно обсуждавшиеся лет 6-7 назад, ни к чему не приводили. Вот и сейчас такие планы снова строятся. И прежде всего в недрах партии «Единая Россия», которая неоднократно в предыдущие годы твердо заявляла, что готова взять на себя бремя создания партийного правительства и ответственность за управление страной.

В рамках различных проектов социальной модернизации выделяется проект (точнее его наметки) Фонда «Стратегия – 2020», директором которого является Михаил Ремезов. Будучи сторонником политического усиления «Единой России», Ремезов считает, что «она должна формировать правительство по итогам выборов, нести политическую ответственность». «Нужно предложить программу партийной демократизации, когда каждый министр должен быть по определению партийным» .

Парламентская форма обладает целым рядом преимуществ, которые, на мой взгляд, дают ей заметную фору президентской.

Если же, однако, исходить не из того, что нам надо спешить, а, наоборот, из того, что история дает нам достаточно времени, и мы можем проводить модернизацию в более размеренном темпе, так сказать, с прикидкой и оглядкой, экспериментируя по ходу, прицениваясь и примеряясь, т.е. по принципу «семь раз отмерь, один раз отрежь», то тогда консервативный подход Путина более оправдан. И цена социальных издержек в этом случае будет ниже, и уровень доверия власти и толерантности общества заметно выше, и вероятность ошибок будет, скорее всего, ниже. Но самое главное состоит в том, что от неизбежной догоняющей модернизации мы со временем сможем перейти к опережающей, устойчивой инновационной и наконец-то решить ту проблему, которую никогда еще за всю нашу историю нам решать не удавалось, т.е. проблему перехода к модели постоянного развития.

При всей привлекательности такого подхода нельзя все же забывать, что сегодняшний внешний мир и внешние обстоятельства, от которых в большой степени зависели все наши модернизации и нынешняя в том числе, не позволяет нам двигаться «ни шатко, ни валко», как мы традиционно поступаем. Объявленная и активно реализуемая западными странами стратегия перехода на альтернативные источники энергии, приведет уже в обозримой перспективе к значительному снижению мировых цен на нефть и газ и, соответственно, к тому, что наш основной источник пополнения бюджета начнет быстро иссякать.

В подтверждение такого сценария развития событий сошлюсь на новую энергетическую инициативу президента США Барака Обамы и его план по снижению потребления импортной нефти на 1/3, рассчитанный на ближайшие 10 лет. «Сегодня, – говорит Обама, – я устанавливаю новую цель, разумную, достижимую и необходимую. На момент, когда я был избран президентом, Америка импортировала 11 миллионов баррелей нефти в день. Чуть более чем через 10 лет мы сократим этот показатель на треть» .

То, что не будет закупаться у других стран, США планирует заменить собственными углеводородами. Администрация Обамы нацелена на активное инвестирование средств в альтернативную энергетику – геотермальную, солнечную, ветровую. Большие надежды американцы возлагают на газ. По состоянию на 2009 год, США увеличивали резервы природного газа на 4,9% ежегодно за последние 5 лет, в то время как внутреннее потребление росло всего лишь на 0,4% ежегодно в этот же период времени. Это избыточное предложение газа также можно использовать в качестве энергоресурса взамен дорогой нефти.

Процесс перехода на новые источники энергии активно развивается не только в США, но и в странах Евросоюза, а также в Китае, который лидирует по количеству инвестиций в отрасли альтернативных источников энергии (в 2010 г. они составили 54,4 миллиарда долларов).

По оценкам аналитиков, даже частичный отказ стран Европы и США – основных импортеров нефти в мире (1/2 объема в мире импорта в мире) от импортируемой нефти, приведет к падению мировых цен на нефть на 10–20 долларов за баррель, что явится катастрофой для российской экономики, сидящей на нефтегазовой игле.

Полагаю, что нет необходимости более подробно останавливаться на этой болезненной теме. Я это сделал исключительно для того, чтобы показать, что возможности наших лидеров, те экономические и финансовые инструменты, которыми они располагают, имеют ограниченный, относительный характер и могут быстро иссякнуть. Отсюда следует вывод: надо как можно больше диверсифицировать эти инструменты, как внутренние, так и внешние. Пора, в частности, более основательно задействовать механизм государственно-частного партнерства, возможности и ресурсы наших олигархов-миллиардеров, число которых почему-то множится даже в период кризиса с невероятной быстротой. Примеры Прохорова и Вексельберга – крайне редкие исключения в списке российских олигархов-патриотов. Чего уж тут ждать от иностранных инвесторов.

< Назад   Вперед >
Содержание