Экономическая культура и культура экономики

Это выражение может показаться легкомысленным или по-спешным. «Культура экономики» — довольно расплывчатое, или тавтологическое выражение, подобное диагнозам медиков в комедии Мольера. Но если вы хотите определить одним словом совокупность индивидуальных поведений, свойственных большому числу индивидуумов, которые опираются на общественные институты, признанные правила и общую родину, то вы должны говорить о культуре. Поговорим о культуре экономики, свойственной рейнской модели, основные черты которой мы можем перечислить.
Одной из таких черт является естественная склонность семей к сбережениям. Япония, Германия или Швейцария отличаются от своих собратьев по ОЭСР высоким показателем сбережений, которые необходимы для финансирования экономики, а недостаток сбережений во многих странах выражается во внешнем дефиците. Когда денег нет у себя, приходится их искать за пределами своего дома. Что и делает Америка, так как американские семьи — это стрекозы развитого мира, они покупают все в кредит и иногда так увязают в долгах, что вынуждены отдавать 25% своего дохода на выплату процентов. Недостаточность сбережений — одно из объяснений торговых дефицитов США. И наоборот, немцы и японцы, располагающие большими сбережениями, могут одновременно сами финансировать свои инвестиции и давать в долг загранице под выгодные проценты. Отсюда значительный внешний избыток.
Великие авторы либеральной мысли всегда полагали, что ритм прогресса связан со способностью копить деньги. Эта способность, от которой зависит изменение процентных ставок, сама связана с культурными факторами, с коллективным чувством, меняющимся согласно обстоятельствам. В 1930 г. в Йельском университете Ирвинг Фишер назвал один из этих факторов: «Главной причиной снижения процентной ставки (а следовательно, и роста сбережений) является любовь к детям и желание обеспечить их благосостояние. Каждый раз, когда эти чувства притупляются, как это было в конце существования Римской империи, нетерпение и процентная ставка растут. Девизом становится „После нас хоть потоп!". Все начинают неистово проматывать свои средства».
Не делая поспешных выводов относительно «любви к детям», констатируем, что с 1980 по 1990 г. сумма национальных сбережений в рейнских странах и в США менялась в противоположных направлениях. Она возросла с 31 до 35% валового внутреннего продукта в Японии и с 22 до 26% в Германии, в то время как в Америке она уменьшилась, снизившись с 19 до 13% за тот же период (источник: ОЭСР).
Запомним на будущее этот контраст между капитализмом стрекоз, живущих сегодняшним днем, и капитализмом муравьев, которые сегодня готовят завтрашний день. Возможно, это касается самой главной дилеммы конца XX века и этики нашей цивилизации. В рейнских странах можно наблюдать, что важность экономики осознана всем населением. Чувствуется атмосфера гражданской мобилизации, важностью которой нельзя пренебречь.
Иногда смеются над поведением японцев, которые во время путешествия за границу спонтанно настраиваются на улавливание всех сведений, могущих быть полезными их предприятию. В этом видят «мягкую» форму промышленного шпионажа. Нужно видеть в этом прежде всего особый склад ума, гражданскую преданность предприятию, чего не лишены и немцы. Этот интерес общественности к национальной экономике культивируется, передается, координируется институтами. Например, в Германии банки регулярно поставляют своим клиентам различные полные анализы экономики. В Японии информационный центр М1Т1 и коммерческие фирмы собирают по всему миру всю информацию, могущую быть полезной предприятиям. В целом на предприятиях проводится систематический анализ всего происходящего в других местах, а именно в исследовательских лабораториях конкурентов. Как квалифицировать это постоянно возбужденное любопытство и эту открытость вовне, если не как «культуру экономики»?
Несомненно, именно культурой объясняется способ, с помощью которого эти страны освободили свою экономику от хорошо известных электоральных фатальностей. Изменчивые политические циклы, требующие дополнительных расходов перед выборами и возврата к большей строгости по отношению к расходам сразу же после выборов, почти устранены. Центральные банки Германии и Швейцарии пользуются, можно считать, полной независимостью от политической власти. Независимость позволяет им несмотря ни на что содержать в полном порядке свои бухгалтерские книги, а это основополагающая хартия самого Бундесбанка, который предписывает эту обязанность своим руководителям. Проект закона, укрепляющего независимость Банка Франции, представленный правительством Балладюра, во многом вдохновлен решениями, принятыми в ФРГ. Он предусматривает создание совета по денежной политике с несменяемыми членами, назначение управляющих и их заместителей с длительным сроком полномочий, также несменяемых, ликвидацию соподчинения Банка Франции и Казначейства Франции.
Пять крупных немецких институтов экономических прогнозов пользуются той же независимостью, а их статистики служат неоспоримыми справочными материалами как правительствам, так и партнерам по бизнесу.
Именно общей культурой объясняется то, как государственные власти увязывают свою политику с постоянной заботой об усилении международных позиций своей экономики. Знаменитая фирма Japan Incorporated делает из Японии огромное предприятие, нацеленное на завоевание мировых рынков.
Именно экономическая культура оправдывает особый и привилегированный статус, которым пользуется предприятие в рейнской модели. Предприятие никогда не рассматривается как место временного пересечения интересов или как машина, производящая «поток наличности». Наоборот, оно задумано как институт, прочное сообщество, которое надо защищать. В ответ предприятие должно обеспечить защиту своих членов

< Назад   Вперед >
Содержание