Реализм российских предложений

В чем состоит логика предложений Д.Медведева?

За последние двадцать лет мир кардинально изменился, что не могло не повлиять на систему европейской безопасности, поставив в международную повестку дня вопрос о ее трансформации. Это обусловлено сочетанием новых вызовов и угроз, процессами глобализации, кризисом глобального управления и существующих механизмов обеспечения безопасности.

Отметившая 60-летний юбилей в апреле 2009 года НАТО и активно развивающий Европейскую Политику Безопасности и Обороны (ЕПБО) ЕС, который к началу 2009 г. завершил уже десять миссий кризисного реагирования, позиционируют себя как ключевые игроки в системе не только европейской, но и евроатлантической безопасности. С такой позицией не согласна Россия. Ведь она не только не способствует глубокому понимаю причин текущего кризиса системы евробезопасности, но и выработке дальнейших направлений ее трансформации с прицелом на формирование евроатлантической системы, разумеется, с участием России.

Если сравнить ситуацию начала 90-х годов ХХ века и ситуацию конца «нулевых» ХХI века, то можно легко увидеть, что по всем параметрам европейская безопасность расшаталась. Это касается и размывания режима контроля над вооружением, и деградации ОБСЕ, и нераспространения ядерного оружия, и роста количества несостоявшихся государств. Это касается и общего падения управляемости мировой политики и мировой экономики, что подтвердил мировой экономический кризис 2008-2009 гг.

Двадцать лет назад, после завершения «холодной войны», казалось бы, были созданы все условия для формирования нового, более справедливого мирового порядка. В начале 90-х годов ХХ века Россия вышла из Советского Союза, встала на путь демократического развития, начала либеральные экономические реформы. Во внешней политике она провозгласила партнерство с Западом, в качестве главного внешнеполитического вектора была обозначена интеграция в мировое сообщество. Помнится, в те годы кто-то из российских руководителей даже публично заявлял, что у России нет национальных интересов, отличных от интересов Запада. Как бы то ни было, но тогда был положен конец идеологическому противостоянию между Востоком и Западом, была принята Парижская хартия для новой Европы, которая провозглашала формирование европейского пространства безопасности без разделительных линий. Никакого соперничества на постсоветском пространстве между ЕС и Россией тогда не наблюдалось. НАТО была провозглашена в качестве партнерской организации всех новых независимых государств. Действовали Договор об обычных вооруженных силах в Европе, Договор о ракетах средней и меньшей дальности, Договор по ПРО, Договор СНВ-I. В начале 90-х годов Россия и Соединенные Штаты начали деликатные консультации по вопросам Глобальной системы защиты, т.е. о будущей совместной архитектуре противоракетной обороны. ОБСЕ всеми воспринималась как универсальная организация, вокруг которой и должна формироваться архитектура европейской безопасности. Чуть позже было заключено Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между РФ и ЕС (СПС). В то время США являлись признанным лидером мирового сообщества: с этим не спорила даже ослабленная и на некоторое время потерявшая внешнеполитические ориентиры Россия. В Европе действовал «тандем» Франция – Германия, который был основным мотором евроинтеграции. Региональные конфликты, конечно, имели место, но создавалось впечатление, что они вполне управляемы и контролируемы.

Теперь – ситуация конца «нулевых». В России проведены либеральные реформы, но в области политической демократии, как нам говорят наши европейские партнеры, наметилось попятное движение. В России была создана модель так называемой управляемой демократии, которая означает выстраивание декоративных демократических институтов при произволе властей. Во внешней политике партнерство с Западом поставлено под вопрос. Россия подчеркивает, что ее национальные интересы могут серьезно отличаться и не совпадать с интересами западных стран. Вместо идеологического противостояния возобновляется противостояние геополитическое, в том числе на постсоветском пространстве между Россией и ЕС. Парижская хартия для новой Европы выброшена в мусорное ведро. В Европе обозначаются четкие разделительные линии. В этих условиях, не в последнюю очередь после трех волн расширения Североатлантического альянса, партнерство между Россией и НАТО тоже поставлено под вопрос. Получается, что мы снова живем в биполярном мире – Россия и все остальные. ОБСЕ, вопреки своему мандату, превращается, по существу в антироссийскую организацию. В декабре 2007 года истекает срок Соглашения о стратегическом партнерстве и сотрудничестве, а перспективы заключения нового договора становятся весьма туманными. Соединенные Штаты как мировой полицейский проваливаются в Афганистане и полностью провалились в Ираке. Франко-германский тандем уже не работает. Договор по ПРО разрушен США. Договор об обычных вооруженных силах в Европе, который в целом обеспечивал предсказуемость военно-политической ситуации, достаточное стратегическое предупреждение и, по существу, устранял опасность внезапного нападения, не действует. Происходит упадок всего режима контроля над вооружениями, с таким трудом созданный в годы «холодной войны».

В Европе возникают серьезные региональные конфликты, в первую очередь на Балканах, на Кавказе, появляются замороженные конфликты, несостоявшиеся государства и т.д. На региональном и локальном уровнях возрастает опасность межгосударственных вооруженных конфликтов и их неконтролируемой эскалации. Перспектива обострения и увеличения числа внутригосударственных конфликтов становится более вероятной, а в ряде случаев – превращается в реальность. Очаги потенциального противостояния появляются на Балканах, а также на постсоветском пространстве (Ферганская долина, Крым, Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Джавахетия, Нагорный Карабах). В результате на европейском континенте мире нарастает дестабилизация и даже хаос.

Какой из этого следует вывод? Положение дел в области европейской безопасности за последние двадцать лет ухудшилось. Европейская безопасность превратилось в своего рода «лоскутное одеяло». Анализ этой ситуации, как представляется, и привел Д.Медведева к пониманию того, что нужно что-то менять. Либо создавать новую архитектуру европейской безопасности, либо совершенствовать ту, которая есть. Ведь нынешняя архитектура, справедливо констатирует Президент РФ, «несет на себе отпечаток идеологии, унаследованной от прошлого», ей «мешают структуры, запрограммированные на воспроизводство блоковой политики». Кроме того, по мнению Д.Медведева, новая архитектура призвана дать экономию на военных расходах, без которой «нам не изыскать ресурсы, необходимые для ответа на реальные вызовы, такие как нелегальная иммиграция, изменение климата и глобальная безопасность».

Как подчеркнул министр иностранных дел РФ С.Лавров на пресс-конференции по итогам Ежегодной конференции ОБСЕ по обзору проблем в области безопасности 23 июня 2009 г., «Полагаем, что идея Договора как раз и направлена на то, чтобы устранить системные проблемы, отсутствие решения которых сковывает наши действия по многим направлениям, прежде всего, по вопросам обеспечения безопасности во всех ее аспектах, будь то принципы, на которых строятся основы безопасности, будь то контроль за вооружениями в Евро-Атлантике, будь то подход к урегулированию конфликтов, будь то подходы к более эффективной борьбе с новыми вызовами и угрозами. Все эти блоки предлагается зафиксировать в том Договоре, с инициативой заключения которого выступил Президент Д.А.Медведев».

Второе соображение, которое, на наш взгляд, лежит в основе предложений Президента РФ, связано с кризисом американского лидерства. Можно уверенно констатировать: попытка установить американский мировой порядок – во всяком случае, на данном этапе - потерпела крушение. Такой порядок не имеет перспектив в качестве безальтернативной тенденции мирового развития. Дальнейшие попытки его навязывания миру встретят еще большее сопротивление со стороны других субъектов международных отношений.

Третье соображение Президента РФ, как представляется, связано с тревогой по поводу судьбы международного права.

Мировой порядок, основанный на международном праве, по существу был разрушен еще в 1999 году агрессивным нападением НАТО на Югославию. Поэтому действия международных террористов против самих США 11 сентября 2001 года, строго говоря, произошли уже в ситуации рухнувшего мирового порядка, когда нарушать, с точки зрения права, уже было нечего. Иными словами, террористы действовали на основе реального прецедента 1999 года, в целом принятого и одобренного мировым «цивилизованным» сообществом. В свою очередь, и военные действия США в Ираке и в Афганистане происходят в условиях, когда мировой порядок, основанный на международном праве, уже давно не действует. В результате сегодня весь мир лишний раз убедился в том, что человечество вступило в новый век, в котором, как и раньше, главенствующими являются не принципы разума и гуманизма, и даже не нормы международного права, а фактор силы, который делает мир еще более хрупким и беззащитным.

Инициатива Д.Медведева своевременна поэтому и в том отношении, что речь в ней идет о подтверждении соблюдения ранее принятых обязательств, в том числе, касающихся норм международного права. Как подчеркнул министр иностранных дел РФ С.Лавров на пресс-конференции по итогам Ежегодной конференции ОБСЕ по обзору проблем в области безопасности 23 июня 2009 г., «Мы за то, чтобы в новом Договоре среди важнейших принципов международного права однозначно подтвердить уважение суверенитета, территориальной целостности всех его участников, невмешательство во внутренние дела и, конечно же, принцип неделимости безопасности, чтобы никто не обеспечивал свою безопасность за счет безопасности других. Этот принцип провозглашен на высшем политическом уровне в качестве политического обязательства. Но политический характер данного обязательства явно недостаточен, его надо сделать юридически обязывающим. Это главный вопрос, который мы поставили перед нашими партнерами: готовы ли вы сделать принцип неделимости безопасности юридически обязывающим и универсально применимым в Евро-Атлантике? Надеюсь, что мы услышим ответ, потому что пока от этого главного вопроса наши партнеры уходят».

Итак, мир изменился, он стал менее безопасен, появились новые вызовы и угрозы, против которых прежние механизмы не работают, в худшую сторону изменилась обстановка в Европе. Это первая группа аргументов, которые, как представляется, лежат в основе инициативы Д.Медведева о новой архитектуре европейской безопасности. «Выдвинув идею заключения нового Договора о европейской безопасности, - подчеркнул он в своем выступление на 64-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН 24 сентября 2009 года, - Россия предложила по-новому посмотреть на эту проблему и, прежде всего, отказаться от устаревших подходов. Мы все надеемся на то, что холодная война уже позади. Но мир не стал более безопасным. Сегодня нам нужны действительно современные решения. И нужны чёткие юридические рамки уже имеющихся политических обязательств. Не декларации, не призывы, не демагогия, а именно чёткие юридические рамки, в том числе закрепляющие принцип, который существует и в международном праве: не обеспечивать свою безопасность за счёт безопасности других».

Вторая группа аргументов связана с тем, что они отражают неудовлетворенность России своим местом и ролью в формирующемся мировом порядке, в том числе в Европе. Россия сегодня представляют собой существенно другой международный субъект по сравнению с тем, какими она была двадцать лет тому назад. В начале 90-х годов Россия была в глубоком экономическом кризисе и цивилизационном шоке после распада СССР. В Европе Россия воспринималась тогда чем-то вроде этакой «большой Польши», к которой вполне можно было применять те же критерии и стандарты, что и по отношению к странам Центральной и Восточной Европы. Со своей стороны, Россия воспринимала Европу в качестве успешной интеграционной структуры, в которую она была готова влиться даже на правах «смиренного ученика».

Сейчас ситуация стала принципиально иной. Евросоюз, как полагают многие в России, находится в состоянии глубокого кризиса, связанного с его расширением и неспособностью быстро «переварить» новые страны-члены. А провал Евроконституции высветил к тому же кризис его идентичности. Россия же, напротив, вышла (или уверенно выходит) из кризиса, с каждым годом все прочнее ощущая себя самодостаточным и самостоятельным центром силы.

Реальный политический и экономический вес России за последние двадцать лет серьезно вырос, и Россия ставит вопрос о том, что ее потенциал для решения ключевых вопросов европейской безопасности не соответствует той роли и месту, которое она сейчас занимает. Это вполне логичная и обоснованная постановка вопроса: Россия уже не пассажир в корабле общеевропейской безопасности, а полноправный участник и должна получить то место, которое соответствует ее экономическому и политическому потенциалу. Ключевым регионом мира, определяющим глобальную безопасность, остается Евразия. Принципиально важное положение состоит в том, что Россия как евразийская страна не может быть каким-то второстепенным партнером, если от нее ждут действенного участия в борьбе новыми вызовами и угрозами, включая транснациональный терроризм на этом важнейшем пространстве.

С другой стороны, Россия сегодня, как представляется, в большей мере, чем двадцать лет назад осознает европейское измерение своей национальной идентичности. Для российского общества абсолютно очевидно, что Россия является частью Европы. Конечно, в геополитическом плане Россия – евразийская страна, но в культурном отношении, да и в политическом – это, безусловно, страна европейская. Европейская идентичность России в политическом и культурном измерении сомнению не подлежит. И в Европе с этим мало кто спорит – разве только Польша и страны Балтии.

Кроме того, российское руководство год назад, наконец, сформулировало долгосрочную Стратегию развития России на период до 2020 года. Эта стратегия была подтверждена Стратегией национальной безопасности, которую президент РФ утвердил 12 мая этого года. И главный пафос этой Стратегии состоит в том, что Россия должна преодолеть сырьевую ориентацию своей экономики и перейти на инновационный тип развития. Если такая стратегия действительно является просчитанной, обоснованной и серьезной, а в этом у нас сомнений нет, то совершенно очевидны наши приоритеты во внешней политике. Главный внешнеполитический замысел «Стратегии-2020» состоит в том, чтобы Россия стала частью технологического и инновационного пространства Большой Европы.

Если за основу национального проекта принимается движение в сторону перехода к инновационному пути развития и построению постиндустриального общества, то становятся совершенно очевидными и наши внешнеполитические приоритеты. В вопросах внешней политики следует ориентироваться прежде всего на те страны, которые уже перешли на инновационный тип развития и построили постиндустриальное общество, а также на государства, находящиеся в едином с Россией культурном и ценностном поле. Это прежде всего Америка и страны Европы. И потому европейский вектор движения страны является наиглавнейшим.

Такая линия, разумеется, не исключает элементов здорового консерватизма в вопросах внешней политики (будь то американское или европейское направление), жесткого отстаивания российских национальных интересов, как геоэкономических, так и геополитических, в диалоге с Западом. Кроме того, будучи евразийской державой, Россия, безусловно, обречена взаимодействовать со всеми крупными геополитическими субъектами, которые ее окружают, — и с КНР, и с Индией, и с Ираном, и с арабскими странами, и с Турцией и т.д. Но главным вектором движения России может быть только один — Большая Европа без разделительных линий, в которой Украина, например, не стояла бы перед выбором — Россия или Европа. Аргумент, что «Россия слишком велика для Европы», по меньшей мере несерьезен для ХХI века. Симптоматично, что даже З. Бжезинский не сомневается в европейском будущем России. В конце 2004 г. он заявил: «…будущее России для меня очевидно. Россия станет демократией и полностью повернется к Западу. Последние события на Украине ускорят эту тенденцию. Безопасность и демократические свободы России зависят от продолжающей подниматься Европы. Конечно, то, о чем я говорю, произойдет не завтра и не в следующем году».

Интеграция в Большую Европу, понятное дело, не означает передачу национального суверенитета Евросоюзу. Это предполагает другое: совместную работу по формированию объявленных «четырех общих пространств» — внешней безопасности (кстати говоря, упомянутое пространство на самом деле не может быть ограничено Европой; оно состоится лишь как евроатлантическое, т.е. как общее пространство безопасности России, ЕС и США), внутренней безопасности и правопорядка, экономического пространства и пространства культуры, образования и науки (разумеется, не ценой односторонних уступок со стороны России). Причем сами «общие пространства» — это не самоцель, а лишь платформа для решения общих вопросов. Именно при подобном понимании возможны такие совместные проекты, как, например, развитие Калининградской области.

В этой связи следует переосмыслить и такую внешнеполитическую установку, на которой настаивают некоторые наши эксперты, как «особый путь развития», отличный от развития Большой Европы. Путь развития у нас один, если мы сами претендуем на то, чтобы быть частью Большой Европы. Недопустим отрыв России от Европы, в том числе и в свете усиления «внеевропейских рисков».

Сближение и интеграция с Большой Европой не означает, однако, полного слияния с ней. Россия должна сохраниться как уникальная ветвь европейской цивилизации. Более того, именно этим она и интересна Большой Европе. Таковая составляющая, собственно говоря, и делает Европу — Большой. Следует помнить, что Россия, будучи неотъемлемой частью европейской цивилизации, в то же время является особым смысловым пространством. Она — оппонент Запада в глобальном развитии в рамках единой цивилизационной парадигмы. Однако, являясь альтернативной по отношению к западной, российская цивилизация не антагонистична и не враждебна к ней (хотя ее кое-кто и пытается выдать за таковую). И Россия, и Запад — лишь составные части общеевропейского, а еще шире — общечеловеческого Универсума, который не имеет ничего общего с унифицированным человечеством.

В этом, кстати говоря, и философские основы российской позиции в отношении евроатлантических структур международной безопасности, которые ни в коем случае нельзя размывать. Дав «добро» на расширение западных структур (НАТО) без своего участия, Россия согласилась бы с тем, что российское смысловое пространство периферийно по отношению к западным смыслам. Подав заявку в западные (не модернизированные) структуры, Россия признала бы, что лишена собственного смысла, своей идентичности.

Большая Европа – это в первую очередь тот «треугольник», о котором говорил Президент РФ еще в Берлине: это, собственно, Европейский союз, Соединенные Штаты Америки и Россия. Эти три субъекта международных отношений, как подчеркивал Д.Медведев, объединяют общечеловеческие ценности. Действительно, это ветви единой христианской цивилизации, и никто из серьезных философов, историков и культурологов, таких как О.Шпенглер или А.Тойнби, этого не отрицал. Наши же партнеры нередко по-прежнему строят в Европе искусственные разделительные линии, несмотря на то, что вместе с ними мы «холодную войну» похоронили много раз. Эту логику нужно преодолеть, и призыв сделать это является важной составной частью инициативы Д.Медведева.

Кроме того, основные тенденции мирового развития (возвышение Азии, всплеск антизападного исламистского экстремизма, транснациональный терроризм, распространение ядерного оружия и т.д.) таковы, что либо евроатлантическая цивилизация будет едина, либо она погибнет по частям.

Конечно, европейские страны, страны Евросоюза как зрелые демократии испытывают некоторые сложности, когда имеют дело с незрелыми демократиями, к каковым относится Россия. В России во многом сложился авторитарный режим, отрицать это невозможно. А переход к инновационному типу развития предполагает зрелые демократические институты. Инноваций без демократии не бывает, это показал опыт истории. И совершенно очевидно почему: инновации рождаются в свободной конкурентной среде, субъектом инновационного развития являются свободные и творческие личности, которые мотивируются иными стимулами, по сравнению с экономиками нелиберального типа. До создания такой среды в России еще далеко. Тем более, что в последние двадцать лет Россия создавала и пестовала отнюдь не инновационную элиту, а элиту сырьевую. Сырьевая элита по определению не может породить инновационную волну. А для полноценного и равноправного диалога с Европой нужна элита инновационная, которой в России пока нет. Ясно и то, что если мы говорим об инновационном развитии всерьез, то нынешнюю политическую систему, которая является «управляемой демократией», необходимо будет менять.

Здесь, однако, важно не упускать стратегическую перспективу. Важно понимать неизбежность интеграции России в условиях глобализации в мировую экономику и, в частности, в общеевропейское экономическое, правовое, гуманитарное и военно-политическое пространство. Эти задачи взаимосвязаны и требуют от России перехода к инновационному типу развития, связанному с разработкой и внедрением передовых наукоемких технологий, которые позволили бы российскому обществу совершить прорывной скачок в постиндустриальную эпоху.

Потенциал России в этой области оценивается в мире как достаточно высокий, в то же время, реализация этого потенциала затруднена из-за отсталости существующих в России форм ведения бизнеса и государственного регулирования экономической деятельности, а также крена в сторону сырьевой специализации. Очевидно также, что без серьезного партнерства с развитыми странами Европы успешный переход России к инновационному типу развития невозможен.

Большой Европы без России быть не может. Но и Россия не может жить вне Большой Европы, она зависит от Большой Европы, – не по энергетике, а по экономике, по инновационному пространству, частью которого Россия и хочет стать. Поэтому здесь уместно говорить в перспективе о некотором стратегическом размене. Энергетика – в обмен на инновации, в обмен на включение России в инновационное европейское пространство. Это было бы вполне справедливо. К сожалению, такой размен не обсуждается на саммитах Россия – ЕС. На наш взгляд, пора включить этот вопрос в двустороннюю повестку дня.

Есть и еще одна сторона этого вопроса, на которую обратил внимание С.Караганов: «Действуя в отрыве друг от друга и тем более соперничая, Россия и Европа, скорее всего, не будут способны претендовать на роль первоклассных центров силы будущего миропорядка, сопоставимых с США и Китаем, и станут объектами политики внешних сил. В силу взаимодополняемости экономического, политико-дипломатического, военно-политического и геополитического потенциала сторон подобным полюсом может стать только союз России и ЕС». Кроме того, «Союз Европы может решить проблему искусственного «выбора» между Россией и Европой для стран, находящихся между ними: Украины, государств Закавказья и бывшей советской Центральной Азии, наконец, Турции».

Третья группа аргументов. Изменились отношения между Россией и западным трансатлантическим сообществом, что дает основания достаточно реалистично оценивать постепенное формирование новой архитектуры европейской безопасности. Эти отношения прошли серьезное испытание в 2004-2008 гг. События этих лет показали, что несмотря на временное охлаждение отношений, угрозы возврата к «холодной войне» сегодня нет. И хотя риторика «холодной войны» использовалась с обеих сторон, желания возвращаться к ней ни у кого сейчас нет, да и ресурсов - ни у России, ни у Запада - чтобы вернуться к биполярному противостоянию, тоже нет. Нет такого желания ни у политического руководства России, ни у политического руководства западных стран, ни у наших народов. А к конфронтационной риторике следует относиться спокойно, во многом она ориентирована на внутреннего потребителя.

Правда Россию упрекают в том, что в эти годы она приостановила свое участие в Договоре об обычных вооруженных силах в Европе. Но это был совершенно логичный шаг, поскольку Договор уже не действовал или действовал только в отношении России. В этих условиях Россия даже не сказала, что она выходит из ДОВСЕ, хотя имела полное право это сделать в соответствии со статьей, имеющейся в Договоре, как это сделали американцы в отношении Договора по ПРО. Россия лишь приостановила свое участие до выяснения ситуации. Более того, на дипломатическом уровне она делает все, чтобы возобновить действие ДОВСЕ. Конечно, в нынешних условиях о возврате к тому Договору, который был заключен двадцать лет назад, даже в его адаптированном виде, речь идти не может. Сейчас требуется ДОВСЕ-2 с новым поколением мер доверия, новыми правилами подсчета, новыми процедурами инспекции, контроля и т.д. Но это – часть общей повестки дня по обсуждению новой архитектуры общеевропейской безопасности.

Изменилось и отношение России к НАТО. Ни в одном официальном документе – ни в Концепции внешней политики 2008 года, ни в Стратегии национальной безопасности 2009 года – не найти слов, что «НАТО является военной угрозой для России». Более того, даже российские военные прекрасно понимают, что вероятность военного конфликта России с НАТО равна нулю. Другой вопрос, что если на наших границах находится самая мощная в истории человечества военная организация, военный блок, то лица, которые отвечают за безопасность и оборону страны, в частности, в Министерстве обороны, в Министерстве иностранных дел, в других ведомствах, должны этот фактор учитывать. Они просто честно выполняют свою работу.

Россия, на наш взгляд, стала понимать и то, что расширение НАТО – это не столько угроза, сколько цивилизационный вызов для России, поскольку оно приводит к тому, что создаются разделительные линии между Россией и Европой. Процесс расширения НАТО создает у российской элиты впечатление, что Россию выталкивают из евроатлантического сообщества, из Большой Европы, частью которой Россия себя считает. Однако логика расширения НАТО, сегодня, похоже, уперлась в тупик, о чем совсем недавно написал З.Бжезинский: «Дабы сохранить свою историческую релевантность, НАТО не может до бесконечности расширяться в мировых масштабах... Усилия, направленные на создание такого альянса, способны, кроме того, уничтожить трансатлантическую идентичность НАТО».

Важные позитивные сдвиги наметились, как представляется, и в сознании лидеров трансатлантического сообщества. Администрация Б.Обамы продемонстрировала свою решимость учитывать интересы России, вести с ней конструктивный диалог по проблемам международной безопасности. США притормозили планы приема в НАТО Украины и Грузии, возобновили переговоры с Россией о ядерном разоружении, объявили об отказе от развертывания третьего позиционного района ПРО в Европе. И хотя все эти решения были весьма прагматичными, они, разумеется, учитывали интересы безопасности и озабоченности Москвы. Новый генеральный секретарь НАТО А.Расмуссен в середине сентября с.г. призвал к налаживанию новых отношений с Россией. Он признал, что разногласия между альянсом и Россией сохраняются, но заявил, что, как и в любом настоящем партнерстве, «мы должны учитывать, что и у России есть законные интересы безопасности».

Что касается западноевропейцев, то они сегодня начинают играть более активную роль в решении вопросов безопасности, понимая, что, во-первых, эти вопросы нельзя отдавать на откуп «старшему партнеру» в условиях кризиса американского лидерства, а, во-вторых, что все вопросы безопасности, затрагивающие интересы Европы, США и России, так или иначе взаимосвязаны. Например, процесс противодействия распространению ядерного оружия, которым в равной степени озабочены и США, и Западная Европа, и Россия (и в частности, успех предстоящей в 2010 г. Конференции по рассмотрению действия Договора о нераспространении ядерного оружия), непосредственно связан в том числе и с тем, как решаются проблемы сокращения стратегических наступательных вооружений между Соединенными Штатами и Россией.

А что касается нового договора по СНВ – здесь прямая связь с ПРО. Когда начались разговоры о том, что необходимо возобновить переговоры по контролю над ядерными вооружениями и что нужен новый договор по СНВ, Б.Обама, еще не будучи президентом, озвучил цифру в1000 боезарядов, до которой можно сокращать СНВ с обеих сторон. На переговорах обозначился уровень в 1500 боезарядов, и это как раз было связано с нерешенной проблемой по противоракетной обороне. Если бы при администрации Буша не затеяли разговор по поводу развертывания элементов стратегической ПРО в Европе, то, наверное, можно было идти на более глубокие сокращения. И позиция европейцев, когда решение этой проблемы отдали в руки американцев, поляков и чехов, была не совсем правильная, что теперь в Европе, похоже, осознали. Ведь элементы стратегической ПРО в Европе не предназначались для защиты Европы от угрозы со стороны Ирана в случае ее возникновения, хотя будет ли эта угроза реальной, до сих пор неизвестно. Эти элементы предназначались для защиты Америки, а должны были размещаться в Европе.

Сейчас администрацией Б.Обамы приняты важные решения по сокращению бюджета в части элементов противоракетной обороны и по закрытию ряда программ вообще. Если их проанализировать, то получится, что элементы стратегической ПРО на территории США ограничиваются количественно даже меньше того уровня, который был предусмотрен Договором по противоракетной обороне 1972 года. (Спрашивается, зачем из него выходили?) Ряд программ отменен, в том числе и размещение элементов стратегической ПРО в Европе. Возможно, этому способствовала более активная позиция таких крупных европейских держав, как Германия и Франция.

В принципе сегодня американская система противоракетной обороны идет по пути развития региональных систем, т.е. той же европейской ПРО на театре военных действий. Это те вопросы, которые мы в свое время совместно отрабатывали по линии Россия – НАТО и в рамках двусторонних переговоров Россия – Соединенные Штаты. Они, действительно, имеют отношение к тем угрозам, которые реально могут возникнуть.

В этой связи следовало бы вспомнить предложения России 1997 года. Они включали в себя не только вопросы, связанные с использованием двух российских радиолокационных станций (одна - на территории Азербайджана, вторая – в Армавире), в них шла речь и о центрах обмена информацией. Один центр в Москве (по нему когда-то был подписан меморандум, правда, он не был открыт) и второй центр в Брюсселе. Они как раз предназначены для того, чтобы осуществлять оценку обстановки, выявлять ракетные угрозы и в связи с этим принимать решения о развертывании тех подвижных комплексов противоракетной обороны, которые имеются и у России, и у США, и у европейцев, в зависимости от того, откуда возникает угроза. То есть, предлагался формат совместного управления. А те документы, которые были подписаны по центру обмена данными более десяти лет назад, предусматривали участие в их работе любых государств, которые в этом заинтересованы. И это предложение в принципе остается в силе, но оно нуждается в поддержке и других государств, в том числе европейских. Для начала следует провести совместную оценку ракетных угроз, о которой президенты России и США договорились еще в июле 2009 г., что и позволило бы в перспективе создать Центр по обмену данными для взаимного оповещения об испытательных запусках ракет с участием европейцев.

Наконец, говоря о перспективах будущих переговоров о новой архитектуре европейской безопасности следует упомянуть еще один немаловажный фактор, создающий предпосылки для их успеха. Это мировой экономический кризис, объективно способствующий формированию платформы общих интересов стран евроатлантического региона и кооперационных моделей решения ключевых проблем мировой политики

< Назад   Вперед >
Содержание