Глава семнадцатая. Сравнительный анализ проектов общественного
устройства
Часть третья. Может ли социализм работать?
1. Предварительные замечания
Читатель, познакомившись с предшествующими
главами. вправе ожидать теперь сравнения представленного социалистического
проекта с капитализмом. Разумнее, видимо, было бы не идти навстречу ожиданиям,
ибо каждый, кто не лишен начисто чувства ответственности, понимает, что
сравнивать реально существующую систему с неким умозрительным построением (а ни
один социалист не станет утверждать, что в России социалистическая идея нашла
полное воплощение) чрезвычайно рискованно. Мы все же пойдем на этот риск, ни на
миг не забывая, что кроме мира фактов и аргументов, которые мы собираемся
анализировать, существует мир личных предпочтений, убеждений и оценок, в который
нам не следует погружаться. Только предельно сузив свою задачу и ясно осознав
все сложности и ловушки на этом пути, можно рассчитывать на успех.
В частности, мы не будем проводить сопоставление
коммерческого и социалистического общества как двух типов цивилизации. Чтобы
понять тщетность подобного сравнения, достаточно вспомнить о том свойстве
социализма, которое я назвал культурной недетерминированностью. Есть и другая
причина, заставляющая воздержаться от такого сравнения. Даже если бы
социалистический тип цивилизации был жестко связан с какой-то одной определенной
моделью, то и в этом случае сравнительный анализ оставался бы проблематичным
делом. Отдельные идеалисты и люди маниакального склада не склонны видеть тут
сложности. К тому же они заведомо облегчают себе задачу, вычленяя для сравнения
какую-то одну черту, якобы отличающую "их социализм", и игнорируя все прочие
его свойства. Но если не вставать на этот путь и попытаться в меру возможностей
представить ту или иную цивилизацию всесторонне и притом на всех этапах ее
существования, неизбежно придешь к выводу, что каждая цивилизация это особый
мир, несоизмеримый с любым другим.
Однако в интересующей нас области
сопоставительного анализа существует и такой аспект, как сравнение реальных
достижений культуры с потенциальными возможностями. Нередко можно услышать
утверждение, что социализм, избавив индивида от экономических забот, приведет к
небывалому подъему творческих сил, прежде уходивших на добывание хлеба
насущного. В какой-то мере это так. Всякое "плановое" общество может
стимулировать развитие культуры, так же как оно может в силу других причин и по
другим направлениям подавлять его. Сам тезис о стимулировании вызывает
возражение: высказывается мнение, что общественные власти насколько об этом
можно судить вряд ли будут способны взять на себя ответственность за поиск и
пестование талантов, и что нет достаточных оснований верить, что эти власти
скорее сумели бы оценить Ван Гога, чем это сделало капиталистическое общество.
Но такого рода возражение неправомерно, поскольку в компетенцию общественной
власти это и не должно входить. От нее требуется только одно обеспечить, чтобы
Ван Гог наряду с другими получал свой "доход" и не работал слишком много. Во
всех обычных случаях этого было бы достаточно. Правда, когда речь идет о Ван
Гоге, нельзя быть уверенным, что создание необходимых условий послужило бы его
творческому взлету.
Более весомым представляется другое возражение.
Оно связано с тем, что в области культуры, а также и в других поборники
социализма склонны недооценивать, а нередко и вообще отрицать то
обстоятельство, что в определенной мере социалистические идеалы уже реализованы
в современном мире. Капитализм в гораздо большей степени, чем полагает
большинство из нас, создаст условия для реализации талантов. Есть доля истины в
жестокой формуле типичного буржуа, столь раздражающей многих достойных людей:
если талант не способен использовать предоставляемые ему возможности, он и не
заслуживает лучшей участи. Хотя эти возможности и не таковы, как нам хотелось
бы, они тем не менее, бесспорно, существуют. Современный капитализм располагает
целой системой мер, призванных на самых ранних стадиях выявлять и развивать
самые разные способности. Иногда сложность состоит не в поиске средств для
поддержания таланта, а в том, чтобы найти талант, достойный предлагаемой
поддержки. Более того, в самой природе капитализма заложено стремление
продвигать одаренного индивида и в еще большей степени способную семью. Поэтому,
хотя социальные потери возможны [Примеры такого рода при ближайшем
рассмотрении часто оказываются надуманными либо из них делаются предвзятые
выводы. Кроме того, часть этих потерь не связана с конкретным типом
общественного устройства. Не во всем, что происходит при капитализме, виноват
капитализм.] (особенно ото касается гениев, чьи способности граничат с
патологией), их вряд ли можно считать значительными.
2. Сравнительный анализ экономической
эффективности
Итак, мы не будем выходить за пределы
экономической сферы, хотя, как я надеюсь, читатель понял, что для меня она
отнюдь не главная.
1. Ограничения, связанные с таким решением,
совершенно очевидны, но очевидны и ловушки, хотя они и наименее опасны на первом
этапе анализа, где речь идет только о сопоставлении проектов. Как и прежде,
отложим на время вопрос о трудностях переходного периода, ибо ото отдельная
тема. И допустим, что все они были успешно преодолены. Если принять нашу логику
доказательства возможности и жизнеспособности социалистической схемы, достаточно
было бы даже беглого рассмотрения результатов действий такой системы, чтобы
увидеть веские основания в пользу вывода об ее преимуществах в экономической
эффективности.
Необходимо доказать, что такое превосходство
существует по отношению к капитализму большого бизнеса, или "монополистическому"
капитализму, ибо, как явствует из нашего анализа в
гл. VIII, в отношении "конкурентного" капитализма этот вывод будет тем более
правомерен. Многие экономисты, пользуясь тем, что в отрыве от реальности легко
строить любые самые лестные домыслы о конкурентном капитализме, выработали
привычку восхвалять его в противовес последующей "монополистической" стадии Еще
раз подчеркну, что даже если бы все эти панегирики были вполне оправданы, а
это не так, и если бы теоретическая модель совершенной конкуренции
когда-либо
была реализована в сфере промышленности и транспорта, чего никогда не было, и,
наконец, если были бы справедливы все обвинения в адрес большого бизнеса, а они
далеки от действительного положения дел, то и в этом случае нельзя было бы
отрицать большую реальную эффективность капиталистического производства в эпоху
крупномасштабного производства по сравнению с предшествующей стадией мелких и
средних предприятий. Это статистически установленный факт. Но обратившись к его
теоретическому объяснению, мы сможем также осознать, что растущие размеры
компаний и разработка ими стратегий деловой активности это не только неизбежное
следствие, но в значительной мере также и предпосылка роста эффективности,
фиксируемого статистикой. Иначе говоря, технологические и организационные
возможности, которые доступны фирмам, действующие в условиях, близких к условиям
совершенной конкуренции, никогда не позволили бы достичь столь же высоких
результатов. Следовательно, вопрос о том, как функционировал бы современный
капитализм в условиях совершенной конкуренции, бессмыслен. А значит, независимо
от того факта, что социализм является наследником "монополистического", а не
конкурентного капитализма, нам не стоит уделять последнему слишком большое
внимание.
Сведем экономическую эффективность системы к
эффективности производства, хотя и ее не так-то легко вычленить. Разумеется,
сравнение функционирования двух систем правомерно только применительно к
конкретному моменту времени идет ли речь о прошлом, настоящем или будущем
[Это правило при всей его очевидности часто не соблюдается. Так, экономику
сегодняшнего Советского Союза нередко сравнивают с экономикой царской России
накануне первой мировой войны, хотя четверть века, прошедшие с тех пор, делают
такое сравнение бессмысленным. Единственное, что, возможно, имеет смысл, это
сопоставление с экстраполированной кривой, построенной, например, на основе
данных за 18901924 гг.]. Но это еще не все, ибо вопрос не в том, как
социалистический менеджмент мог бы вообще безотносительно к данному моменту
времени распорядиться существующим в этот период капиталистическим
производственным аппаратом. Это нас интересует не намного больше, чем вопрос об
использовании некоего запаса потребительских товаров, попавшего в руки
социалистического руководства. Интересно другое: каким будет или каким был бы
производственный аппарат, если бы он создавался не в условиях капитализма, а при
социалистическом управлении. Массив информации о наших реальных или
потенциальных производственных ресурсах, накопленный за последние 20 лет, при
всей его ценности не может сколько-нибудь существенно помочь в решении нашей
задачи. Нам остается представить наиболее полно различия в механизмах
функционирования социалистической и коммерческой экономики и постараться
определить значимость этих различий.
Условимся, что на момент сравнения двух систем
демографические условия численность населения, его качественные характеристики,
вкусы и возрастная структура одинаковы в обеих системах. В таком случае мы
будем считать сравнительно более эффективной ту систему, в отношении которой
есть основания полагать, что в долговременном аспекте она произведет больший
объем потребительских благ в единицу времени [Поскольку потоки реального
дохода при капитализме и социализме в определенной мере складываются из
различных товаров, а общие для обеих систем товар включаются в разных
пропорциях, без дополнительных гипотез об изменениях в структуре имеющихся
доходов невозможно оценить значимость этих различий. этой связи возникают
достаточно сложные теоретические вопросы. Где поток peaльных доходов больше,
если в капиталистической системе произведено больше вина, но меньше хлеба, чем в
социалистической? При попытке ответить на этот вопрос мы сталкиваемся с теми же
трудностями, что и при сопоставлении потока доходов за текущий и следующий год в
рамках одной и той же социальной системы (как при определении любого индекса
общего объема производства), только при сопоставлении разных систем эти
трудности многократно возрастают. Для нашей задачи, если брать именно
теоретическую сторону дела, может оказаться приемлемым следующий критерий: поток
доходов будет считаться больше, чем другой, если (и только если) его общая
денежная оценка выше, независимо от того, в какой ценовой системе оба эти потока
оцениваются. Если один поток имеет большую суммарную величину в
капиталистической системе цен и в то же время меньшую величину в
социалистической системе цен, можно считать, что оба потока равны, как если бы
они имели одинаковую величину в обеих ценовых системах. Иначе говоря, можно
считать, что различие между обеими величинами в этом случае не очень
значительны. Предложенное определение, разумеется, не дает решения
статистической проблемы, поскольку мы не имеем возможности оценить оба эти
потока одновременно.
Мотивы, по которым слова "в долговременном
аспекте" выделены курсивой были разъяснены в
гл. VII.].
2. Это определение эффективности нуждается в
комментарии. Как мы увидим, оно не отождествляет экономическую эффективность с
экономическим благосостоянием или с той или иной степенью удовлетворения
потребностей. Даже если бы любая мыслимая социалистическая экономика была
заведомо менее эффективной (в нашем понимании этого термина), чем любая возможна
коммерческая, большинство людей а, по сути, все, о ком обычно пекутся
социалисты, могли бы все же быть "обеспеченнее", "счастливее" или "довольнее"
при социализме. Я прежде всего считал нужным отметить, что относительная
эффективность это самостоятельный фактор, который никогда, даже в подобных
случаях не утрачивает своей важной роли. Кроме того, я не считаю, что немного
теряем, когда не учитываем эти факторы. Необходимо, видимо, сделать пояснение к
этому весьма спорному утверждению.
Во-первых, истинный социалист получает
удовлетворение уже от одного того факта, что живет в социалистическом обществе
[Порой мы слышим, что не стоит уделять большого внимания явным недостаткам
социалистического планирования. Главное это возможность стать гражданам
социалистического общества. Этот довод, откровенно выражающей истинно
социалистические чувства, вовсе не такой уж неразумный, каким он может
показаться. Во всяком случае, он делает излишней всю прочую аргументацию.].
Для таких людей социалистический хлеб всегда слаще капиталистического просто
потому, что он социалистический, даже если он подпорчен мышами. А если к тому же
сложившаяся конкретная социалистическая система отвечает моральным требованиям,
Предъявляемым к ней, как, к примеру, эгалитарный социализм отвечал бы моральным
принципам, разделяемым многими социалистами, сам этот факт и связанное с ним
удовлетворение чувства справедливости, бесспорно, фигурировали бы в списке
достоинств, позволяющих социализму претендовать на превосходство. Моральная
преданность играет весьма существенную роль в функционировании социалистической
системы и даже в обеспечении ее эффективности (как мы ее понимаем), о чем речь
пойдет позже. Но независимо ни от чего нам всем стоило бы признать, что в наших
рассуждениях по поводу справедливости и т.п. все в основном сгодится к тому,
нравится нам или нет какая-либо конкретная форма общества.
Однако существует и чисто экономический аргумент
в пользу эгалитарного или любого иного социализма, чья структура предполагает
более высокую степень равенства доходов. По крайней мере те экономисты, которые
с легким сердцем признают возможность количественной оценки степени
удовлетворения потребностей, а также сравнения и суммирования удовлетворения,
получаемого разными людьми, имеют право утверждать, что если данный запас или
поток потребительских товаров будет распределяться поровну, то в целом это
обеспечит максимальное удовлетворение потребностей. Следовательно, эгалитарная
система при том же уровне эффективности, что и в коммерческой системе, позволит
достичь более высокого уровня благосостояния. Это возможно даже и при несколько
меньшей эффективности. Большинство современных теоретиков отвергли бы такого
рода допущения на том основании, что степень удовлетворения потребностей нельзя
измерить, а сравнение и суммирование удовлетворенности различных индивидов
лишено смысла. Но можно обойтись и без этих доводов. Аргументы сторонников
уравнительности легко отмести, если вспомнить проведенный нами анализ
монополистической практики: не существует отдельной проблемы распределения
имеющегося количества товаров, не связанной с определенной системой
распределения доходов. Доходы в форме заработной платы в коммерческом обществе,
допускающем неограниченное неравенство, вполне могут быть выше, чем они были бы
в условиях эгалитарного социализма, где обеспечивается равенство доходов. До тех
пор, пока нет достаточных оснований считать, что социалистическое производство
по своей эффективности будет хотя бы приближаться к коммерческому (к какому бы
моменту времени в прошлом, настоящем или будущем ни относилось сравнение),
ссылка на эгалитарное распределение не может иметь решающего значения) Даже если
мы и решим принять ее во внимание, это само по себе потребует новых разъяснений
Этот отвергнутый нами аргумент может быть сформулирован и в таком виде: при
прочих равных условиях социалистический максимум выше, чем максимум в
конкурентной экономике. Но поскольку сама природа обоих этих максимумов сугубо
формальна, сравнение их не имеет смысла, что с очевидностью следует из
предшествующих рассуждений.]. Как только вопрос об эффективности
производства будет решен, аргумент, связанный с распределением, отпадет. Если
ссылка на распределение не будет всецело подчинена утверждению морального
идеала, она может сыграть определенную роль в основном там, где дело касается
спорных случаев.
3. Есть и другая причина, по которой при
одинаковой эффективности производства уровни благосостояния могут быть различны.
Большинство социалистов уверены, что при одном и том же национальном доходе
социалистическое общество будет богаче капиталистического, ибо сумеет
использовать доход более экономно. Эта экономия обусловлена тем, что
определенные типы обществ благодаря особенностям своей организации могут быть
индифферентны или враждебны тем целям, на которые другие типы общества,
опять-таки в силу своей организации, расходуют значительные средства. Например,
пацифистский социализм может сэкономить на вооружении, атеистический на
церквях, а поэтому и та и другой в состоянии построить больше больниц. Это,
бесспорно так. Но поскольку здесь необходимы оценки, которые нельзя с
уверенностью отнести к социализму в целом, а только к конкретным его
разновидностям, то мы не будем на этом останавливаться.
Практически любое социалистическое общество за
исключением платоновского варианта наверняка сможет реализовать еще один тип
экономии, а именно экономию за счет устранения праздного класса, "праздных
богачей". С точки зрения социалистов вполне допустимо пренебречь потребностями
индивидов, относящихся к этой группе, а ее культурные функции считать равными
нулю. (Цивилизованные социалисты всегда умудряются сохранить лицо, делая
оговорку, что так дело обстоит только в сегодняшнем мире.) За счет этого,
конечно, социалистический строй может получить чистый выигрыш. Какую погрешность
мы допускаем, игнорируя этот фактор экономии при оценке эффективности?
Конечно, при современной системе налогообложения
доходов и наследства проблема праздного класса быстро теряет прежнюю
количественную значимость даже независимо от методов фискальной политики,
применяющихся для финансирования нынешней войны. Сама эта система
налогообложения является выражением антикапиталистического подхода и, возможно,
предвестником полного устранения групп населения с типично капиталистическими
формами дохода. Поэтому следует рассмотреть данный вопрос на примере
капиталистического общества, чьи экономические корни еще не затронуты.
Применительно к Соединенным Штатам представляется целесообразным
проанализировать данные за 1929 г. [Соединенные Штаты наиболее подходящая
для подобного анализа страна. В большинстве европейских государств дело
усложнялось по крайней мере в XIX в. вплоть до первой мировой войны наличием
высоких доходов, сложившихся в докапиталистический период и увеличившихся в
процессе капиталистической эволюции.]
Будем считать богатыми людьми тех, чей годовой
доход составляет 50 тыс. долл. и более. В 1929 г. они получили около 13 млрд. из
общей суммы национального дохода примерно в 93 млрд. [См.
Moulton H.G., Levin M. and Warburton СА. America's
Capacity to Consume (1934). P. 206. Эти цифры, разумеется, весьма
приблизительны. Они включают доход от профессиональной деятельности и вложений в
ценные бумаги, а также от продажи собственности и условно начисленные доходы от
владения домами.] Из этих 13 млрд. следует вычесть налоги, сбережения и
пожертвования на общественные цели, ибо для социалистического строя устранение
этих статей дохода не составит экономии; "сэкономлены" в буквальном смысле слова
будут только расходы богатых людей на их собственное потребление [Как мы
убедимся ниже, тот факт, что социалистическая администрация, вероятно, будет
использовать эти сбережения и пожертвования для иных целей, не влияет на нашу
аргументацию.]. Эти расходы нельзя оценить сколько-нибудь точно. Остается
лишь надеяться, что мы не ошиблись в порядке величин. Поскольку большинство
экономистов, рискующих заниматься такими расчетами, полагают, что подобные
расходы не превышают одной трети от 13 млрд., следовательно, они составляют
заведомо не более 4, 3 млрд., или около 4, 6 % национального дохода. Эти 4, 6 %
включают все потребительские расходы социальных групп, относящихся к большому
бизнесу и высшим профессиональным слоям, так что праздные богачи поглощают не
более 12 %. К тому же в той мере, в какой семейные мотивы сохраняют свое
значение, и эта часть национального дохода может оказывать воздействие,
благоприятствующее эффективности экономического механизма.
Некоторые читатели, без сомнения, решат, что
нижняя граница в 50 тыс. долл. неоправданно высока. Вполне очевидно, что можно
сэкономить еще больше, элиминируя или значительно сокращая доходы тех людей,
кто, будучи богатым или бедным, с экономической точки зрения является праздным
[Нужно, однако, отметить, что доход, состоящий исключительно из прибыли на
инвестированный капитал, вовсе не свидетельствует об экономической праздности
его получателя, так как в инвестициях может воплощаться его труд. Хрестоматийным
примером, а также поводом для затяжного спора служит следующая ситуация:
предположим, что человек собственными руками обработал кусок земли. Доход,
получаемый им впоследствии, это "доход от средства производства, сделанного
человеком", или, в экономических терминах, "квазирента". Если улучшение земли
происходит постоянно, то этот доход становится неотличим от собственно земельной
ренты и, стало быть, выглядит воплощением нетрудового дохода, хотя в
действительности он не что иное, как форма заработной платы, если мы определяем
ее как доход, зависящий от собственного производительного труда. Обобщая, можно
сказать, что для обеспечения доходов, которые могут, хотя и не обязательно,
принимать форму заработной платы, надо прилагать усилия.]. Кто-то может
подумать, что можно достичь и еще более существенной экономии стоит лишь
рационализировать распределение всех наиболее высоких доходов, приведя их в
соответствие с результатами труда. Однако, как будет показано в следующем
разделе, надеждам, питаемым на этот счет, вряд ли суждено сбыться.
Впрочем, я не собираюсь настаивать на своем, так
как если читатель склонен придавать подобной экономии большее значение, чем
она, на мой взгляд, заслуживает, то выводы, к которым мы придем, окажутся тем
более справедливыми.
3. Обоснование преимуществ социалистического
проекта
Итак, используемый нами критерий для определения
превосходства или неполноценности системы оказывается более существенным, нежели
может показаться. Каковы же исходящие из него аргументы в пользу того
социалистического проекта, о котором я говорил прежде?
Читатель, внимательно ознакомившийся с анализом,
проведенным в
гл. VIII, вполне может недоумевать. Большинство аргументов, обычно
выдвигаемых в поддержку социалистического строя и против капиталистического, как
мы убедились, отпадают, как только в расчет берутся условия, создаваемые для
бизнеса быстрым экономическим прогрессом. Некоторые из этих аргументов при
ближайшем рассмотрении играют на руку противоположной стороне. Многое из того,
что рассматривалось как патологическое, на проверку оказывается физиологически
необходимым для выполнения важных функций в процессе творческого разрушения.
Многое из того, что предстает как расточительство, сопровождается эффектами,
которые иногда полностью, а порой частично нейтрализуют потери. Социально
иррациональное распределение ресурсов отнюдь не столь распространено и не столь
значительно, как это нередко представляют. Более того, оно весьма вероятно и в
социалистической экономике. Наличие избыточных производственных мощностей, до
известной степени неизбежное и в социалистической экономике, часто можно
интерпретировать так, что это снимет всякую критику. И даже непреодолимые
пороки можно в конечном счете изобразить как мелкие частности, сопутствующие
достижению столь великому, что на его фоне меркнут любые недостатки.
Oтвет на наш вопрос вытекает из последнего пункта
предыдущей главы. Пока капиталистическая эволюция в полном разгаре, этот ответ
вызывает сомнения. Окончательный характер он приобретает, когда эта эволюция
начнет постоянно замедляться по причинам либо внутренним, либо внешним по
отношению к ее экономическому механизму.
В ряде отраслей капиталистической промышленности
могут сложиться условия, когда равновесные цены и объем производства становятся
теоретически неопределенными. Так может быть, хотя и не обязательно, при
олигополии. В социалистической же экономике все однозначно детерминировано, если
исключить из рассмотрения частные случаи, не имеющие практического значения. Но
даже если теоретически детерминированное состояние в капиталистической экономике
существует, практическое его достижение будет сопряжено с гораздо большими
трудностями и затратами, чем это было бы при социализме. В нервом случае
требуются бесчисленные ходы и контрходы, сами решения приходится принимать в
атмосфере неопределенности, сдерживающей рискованные действия. В
социалистической экономике такого рода стратегия и такая неопределенность не
будут иметь места. Все, о чем говорилось выше, относится не только к
"монополистическому" капитализму, но в еще большей степени, хотя и но иным
причинам, к конкурентным разновидностям капитализма. Это было
продемонстрировано на примере "свиного цикла" [См.
гл. VIII.], а также в связи с поведением ряда отраслей промышленности,
более или менее отвечающим критерию совершенной конкуренции, в периоды общих
циклических спадов или отраслевых кризисов.
Все это более значительно, чем может показаться
на первый взгляд. Равновесные решения проблем производства рациональны или
оптимальны при заданных обстоятельствах, и, все, что скорее, проще и безопаснее
позволяет прийти к ним, означает экономию человеческой энергии и материальных
ресурсов, снижение общих издержек, с которыми сопряжено достижение конечного
результата. Если сэкономленные в ходе его достижения ресурсы не будут полностью
растранжирены, эффективность в нашем понимании должна неизбежно возрасти.
При рассмотрении под этим углом зрения часть тех
распространенных обвинений в адрес капиталистической системы, о которых
упоминалось выше, получало веское обоснование. Возьмем, к примеру, избыточные
мощности. Неверно, что при социализме их не будет вовсе. Для Центрального органа
было бы нелепо настаивать на полной загрузке новой железной дорога, проложенной
в еще неосвоенном регионе. Ошибочно также утверждение, что существование
избыточных мощностей непременно связано с потерями. Однако есть и такие формы
избыточных мощностей, которые действительно сопряжены с потерями, и с помощью
социалистического управления их можно избежать. Это прежде всего относится к
резервным мощностям, нацеленным на экономическую войну. Независимо от того,
насколько важен этот частный вопрос, сам я не склонен преувеличивать его
значимость он позволяет еще раз подчеркнуть мою мысль о том, что
капиталистическая система в процессе своей эволюции порождает явления, которые
для этой системы совершенно рациональны и даже необходимы, а потому их
неправомерно относить к порокам капитализма. Их также не стоит считать
"изъянами", присущими "монополистическому" капитализму по сравнению с
капитализмом свободной конкуренции надо учесть, что без этого невозможны были
бы достижения монополистического капитализма, недоступные конкурентному. Но даже
если все так и обстоит, применительно к социалистическому проекту эти достижения
могут расцениваться как слабости.
Это касается прежде всего большинства явлений,
составляющих механизм торгово-промышленных циклов. Капиталистическое предприятие
имеет свои регуляторы, и некоторые из них могут быть использованы при социализме
в деятельности Министерства производства. Однако планирование прогресса, в
частности, систематически координируемое и последовательное внедрение новшеств
во всех сферах экономики позволят куда более успешно предотвращать резкие
подъемы и спады производства, чем автоматические или направляемые изменения
ставки процента или предложения кредита. Действительно, регулирующий механизм в
рамках социалистической системы устраняет сами причины циклических взлетов и
падений производства, в то время как при капитализме он может лишь смягчить эти
явления. Так, процесс избавления от устаревшего оборудования, который при
капитализме а при конкурентном особенно сопряжен с временным параличом и
потерями, в какой-то части неоправданными, происходил бы при социализме проще.
Это вполне укладывалось бы в рамки обиходных представлений о том, как надо
"избавляться от старья": на основе комплексного плана заранее предусматриваются
иные способы использования полезных фрагментов устаревших предприятий или
элементов оборудования. Вот конкретный пример: при капитализме кризис,
начавшийся в текстильной промышленности, способен привести к прекращению
жилищного строительства. Конечно, и при социализме производство текстильных
изделий может подвергнуться кратковременному резкому сокращению, хотя это и
маловероятно. Однако это будет основанием для увеличения, а не для сокращения
строительства жилья.
Каковы бы ни были экономические цели тех, кто
стоит у власти и способен претворять в жизнь свои намерения, социалистическое
управление может привести к их достижению с меньшими трудностями и потерями и
без тех неминуемых издержек, с которыми сопряжены попытки планировать прогресс
при капиталистических институтах. Одна из причин состоит в том, что
социалистический менеджмент сможет придерживаться курса, более или менее
адекватно отражающего долговременную траекторию производства в соответствующих
отраслях. Тенденция, проявляющаяся в нынешней политике большого бизнеса, получит
дальнейшее развитие. Суть всей нашей аргументации сводится к следующему:
социализация означает следующий шаг вперед по пути, намеченному большим
бизнесом. Другими словами, социалистическое управление может по своему уровню
настолько же превзойти капитализм большого бизнеса, насколько последний
превзошел капитализм эпохи свободной конкуренции, прототипом которого служит
английская промышленность прошлого столетия. Вполне возможно, что последующие
поколения будут воспринимать соображения по поводу изъянов социалистического
планирования так же, как мы воспринимаем низкую оценку
Адамом Смитом акционерных компаний. (Кстати, и в том, и в другом случае мы
не имеем дело со сплошным заблуждением.)
Разумеется, все, о чем до сих пор шла речь,
относится исключительно к логике проектов, т.е. к "объективным" потенциям,
реализовать которые на практике социализм, возможно, и не сумеет. Если
ограничиться сферой логики, то придется признать, что социалистический проект в
его абстрактном изложении воплощает в себе более высокий уровень рациональности.
Такое утверждение, думается, вполне оправдано. Дело тут не в противопоставлении
рационального нерациональному. Фермер, чья реакция на цены свинины и кормов
проявляется в "свином цикле", действует вполне рационально, руководствуясь
собственными интересами и сообразуясь с конкретными условиями. Столь же
рационально поступает и руководство концерна, прибегая в условиях олигополии к
тактическому маневрированию. Фирма, повышающая свою активность в периоды бума и
сокращающая во время спадов, также ведет себя рационально. Весь вопрос в
характере и степени этой рациональности.
Конечно, это далеко не все, что может быть
сказано о социалистическом проекте. Но рассматривая социалистическую экономику
в чисто логическом аспекте, мы в своей аргументации, касающейся преимуществ
социализма, охватили по сути все, что заслуживает внимания.
Возьмем, к примеру, проблему безработицы, имеющую
первостепенное значение. Что касается самих безработных, то, как было показано
во второй части, в развитом капиталистическом обществе, где созданы возможности
успешной социализации, видимо, будет делаться достаточно для защиты их
интересов. Однако если рассматривать безработицу под углом зрения потерь для
общества, кто из предшествующих рассуждений следует, что в социалистическом
обществе масштабы безработицы будут меньше главным образом благодаря устранению
периодов экономического спада. Когда она, тем не менее, возникает в основном в
результате внедрения технологических новшеств, Министерство производства будет
иметь возможность (сейчас не имеет значения, в какой мере оно воспользуется ею)
перераспределять людей, предоставляя им другие рабочие места, которые при
адекватном планировании должны быть заранее предусмотрены.
Отметим еще одно, пусть и не столь значительное,
преимущество, обусловленное более высокой рациональностью социалистической
экономики. При капитализме усовершенствования это, как правило, предмет заботы
и результат усилий отдельных лиц. Чтобы распространить эти усовершенствования,
требуется затратить время и преодолеть сопротивление. В условиях, когда темпы
экономического роста высоки, обычно имеется немало фирм, которые пользуются
старыми технологиями или но другим причинам имеют эффективность ниже среднего
уровня. В социалистической экономике каждое усовершенствование теоретически
могло бы распространяться посредством распоряжения, и низкая эффективность могла
бы быть быстро преодолена. Я не придаю слишком большого значения этому
преимуществу, поскольку и капитализм, как правило, достаточно успешно
справляется с проблемой неэффективных предприятий. Другой вопрос, способна ли
бюрократия реализовать само это преимущество, независимо от степени его
важности. Не приходится сомневаться, что профессиональная бюрократия может
обеспечить условия, при которых функционирование ее составных частей
соответствовало бы ее стандартам. Но это еще ничего не говорит о том, каковы
сами стандарты. При рассмотрении всех этих проблем надо постоянно иметь в виду,
что потенциальные преимущества на деле могут обернуться изъянами.
Как правило, каждый менеджер или владелец
управляющий мелкого и среднего предприятия это прежде всего инженер, либо
торговец, либо организатор. Редко кому удастся, даже если это способные люди,
совмещать все ипостаси с равным успехом. Как свидетельствуют эксперты по
вопросам эффективности, даже в процветающих компаниях управление по тем или иным
направлениям их деятельности нередко ведется посредственно, и приходится
прибегать к частичной замене руководящего персонала. Социалистическая экономика
позволила бы людям, как это и делается в современной системе большого бизнеса,
полнее проявить свои возможности и заниматься только тем делом, в котором они
действительно специалисты. Но по известным причинам, на которых мы сейчас
останавливаться не будем, тешить себя особыми надеждами на этот счет не
приходится.
Существует, однако, и еще одно весьма серьезное
преимущество, которое остается в тени при изложении социалистического проекта.
Важнейшая черта коммерческого общества это разграничение между частным и
государственным секторами, или, если угодно, тот факт, что в коммерческом
обществе частная сфера деятельности вбирает в себя гораздо больше, чем ей
отводится в феодальном или социалистическом обществе. Частный сектор отделен от
общественного не только концептуально, но и в реальной действительности. В
значительной степени в этих двух сферах заняты разные люди (явное исключение
составляет история местного самоуправления). Принципы их организации и
управления также не только не совпадают, но сплошь и рядом противостоят друг
другу, что является следствием различных и зачастую несовместимых стандартов,
принятых в этих сферах.
Все это приводит к почти постоянным экономическим
трениям. Только в силу привычки мы перестали удивляться парадоксальности
подобной ситуации. На самом деле экономические трения имели место еще задолго до
того, как они переросли в антагонизм в результате все большего распространения
общественной сферы за счет частной. Сам этот антагонизм сопровождается борьбой.
По большей части активность государства в сфере экономики предстает, но
выражению одного старого буржуазного теоретика, как государственное
вмешательство. Это действительно вмешательство, какой бы смысл мы не вкладывали
в это слово, и прежде всего потому, что деятельность государства затрудняет и
парализует механизм частного производства. Нередко предпринимаемые государством
меры оказываются успешными, они даже могут способствовать повышению
эффективности производства. Но добиваясь успеха, центральная власть получало еще
более широкие возможности для вмешательства. В социалистической же экономике
издержек и потерь, связанных с этой борьбой, можно полностью избежать. А это
значительные потери, особенно если принять во внимание все, что связано с
бесконечными расследованиями и судебными процессами, а также их деморализующим
воздействием на предпринимательскую энергию, эту движущую силу бизнеса.
Об одном компоненте этих издержек следует сказать
особо. Я имею в виду поглощение человеческих способностей такими формами
деятельности, которые носят всецело защитительный характер. Так, значительная
часть всей выполняемой юристами работы обусловлена борьбой бизнеса с
государством и его органами. Назовем ли мы такого рода деятельность злостным
противодействием общему благу или защитой общего блага против злостной
обструкции, это не меняет дела. Важно, что в социалистическом обществе не будет
ни необходимости, ни возможности для подобной юридической деятельности. Выигрыш
здесь не просто за счет экономии на оплате труда юристов. Это-то как раз мелочь.
Существенны социальные потери, порождаемые непродуктивным использованием
значительного числа блестящих специалистов. Если учесть, сколь редки такие
незаурядные умы, нетрудно понять, что иное их использование могло бы иметь
немаловажное значение.
Антагонизм между частной и общественной сферами
получил первоначальный толчок еще в тот период, когда феодальные доходы
государей утратили главенствующую роль, и государство стало жить на доход,
создававшийся в частной сфере и предназначавшийся для частных целей. Посредством
политической силы его надо было изъять из частного использования
[Существование теории, проводящей аналогию между налогами и членскими взносами в
клуб или, скажем, оплатой услуг врача, свидетельствует лишь о том, насколько
далека эта область обществоведения от научного подхода.]. С одной стороны,
налоговая система это важнейшая черта коммерческого общества или, если принять
ту трактовку государства, о которой шла речь в первой главе, неотъемлемый
атрибут самого государства. С другой стороны, налогообложение почти неизбежно
[Существующие исключения не имеют практического значения.] отрицательно
сказывается на производственном процессе. Примерно до 1914 г. если мы
решим ограничиться только нашим временем этот отрицательный эффект был
ограниченным. Однако с тех пор налоги выросли на порядок и постепенно
превратились в основную статью расходов семей и фирм. Они стали также основным
фактором, на который ссылаются, когда нужно объяснить причину
неудовлетворительного состояния экономики. Кроме того, для насильственного
изъятия все возрастающих налоговых сумм потребовалось создать огромный
административный аппарат. Его единственная функция бороться с буржуазией
за каждый доллар се дохода. В качестве ответной реакции возникла система обороны
и в широких масштабах стала осуществляться самозащита.
Издержки, проистекающие из конфликта двух сфер общественного организма,
действующих на основе собственных принципов, это наиболее наглядное проявление
расточительства. Все жизнеобеспечение в условиях современного капитализма
построено на принципе извлечения прибыли, тем не менее ему не позволяют
главенствовать. В социалистическом обществе не существовало бы такого конфликта
и связанной с ним растраты ресурсов. Поскольку общество будет осуществлять
контроль над всеми источниками доходов, налоги перестанут существовать и
исчезнут вместе с государством или, если моя концепция об исчезновении
государства при социализме не получит подтверждения, вместе с буржуазным
государством. Если бы Центральный орган, выплатив доходы, стал бы затем
преследовать получателей, чтобы вернуть часть выплаченного, это было бы с точки
зрения здравого смысла полной нелепостью. Радикалы, увлекшиеся травлей
буржуазии, не видят в налоговой системе иных недостатков, кроме одного по их
мнению, налоги слишком низкие. Будь у них более трезвый взгляд на проблему
налогообложения, они прежде всего должны были бы увидеть, что здесь мы имеем
один из наиболее веских аргументов в пользу превосходства социалистического
проекта.