Предыстория элитологии

Если собственно элитология как самостоятельная научная дисциплина – продукт ХХ века, то ее корни, как мы видели, уходят вглубь веков. Наш экскурс в историю социально-политической мысли будет по необходимости кратким и фрагментарным. Мы ограничимся наиболее интересными для нас и, как нам представляется, яркими фрагментами. Первые дошедшие до нас источники, свидетельствующие о серьезной рефлексии по поводу роли правителей и содержании и задачах их деятельности, относятся к первому тысячелетию до н.э. К.Ясперс не случайно назвал время между 800 и 300 годами до н.э. "осевой эпохой" всемирной истории, когда в Китае, Индии, Ближнем Востоке, античной Греции и Риме сформировался тип человека, который существует и поныне, когда осуществился прорыв мифологического мировоззрения, составлявшего духовную основу "доосевых культур", когда возникает рефлексия, недоверие к непосредственному опыту, на ниве которых произрастает философское знание.

Пристальное внимание уделяли власть предержащим древнекитайские мыслители, которые пытались сконструировать нормативную модель правителя. Гуань Чжун (ум. в 645 г. до н.э.), один из основателей легизма, ставил закон выше правителей. Все люди должны быть равны перед законом, должны существовать универсальные принципы управления, одинаковые для всех. И все же, по мнению ряда легистов, существует одно исключение – это сам правитель, творец законов. Некоторые мысли Гуань Чжуна об отношении верхов и низов общества опередили политическую мысль на тысячелетия. Они поражают своей глубиной и проницательностью. "Правитель и чиновники, высшие и низшие, знатные и подлые – все должны следовать закону. Это и называется великим искусством управления". Гуань Чжун рисует образ идеального правителя, ценящего дао и законы больше, чем свое государство[1].Один из последних знаменитых легистов Хань Фей (111 в.до н.э.) писал: «Ныне твердых и вызывающих доверие людей не больше десятка, а чиновных должностей – сотни. Раз не хватает людей заполнить чиновничьи должности –необходимо господство закона, что решит проблему несовершенства государственных служащих». И далее: «Правителю надлежит обладать не только знанием, но и умением эффективно использовать это знание» [2]. Во 11 в.до н.э. по мере усиления роли бюрократии легизм оттесняется конфуцианством.

Древнекитайские мудрецы полагали, что целостность, процветание империй или, напротив, их упадок и распад зависят прежде всего от качества правителей. Необыкновенной глубиной отличаются суждения одного из величайших древнекитайских мудрецов Лао-Цзы (род. по преданию в 604 г. до н.э.): "Лучший властитель – о котором знают, что он есть, и все (т.е. он правит тактично, не навязывая свои решения, как бы стимулируя подданных принимать самим правильные решения, мудрый правитель предпочитает оставаться в тени, Г.А.). Которого любят и почитают, тот похуже. Еще хуже тот, которого народ боится. Хуже всех, над которым смеются" [3]. Для даосов самосовершенствование личности, ее элитизация дооступно лишь тому, кто взрастил в себе «добродетель» (дэ), что означает не только соблюдение норм морали, но обретение «полноты жизненных свойств», постижение внутреннего совершенства вещей. Поэтому человек, обладающий дэ, излучает несокрушимую мощь жизни, всегда и всюду привлекает к себе людей, они становятся послушным его воле, но при этом он не требует от других поклонения, он воздействует на мир, не обнаруживая себя, не кичась своими качествами, люди ему верят, берут с него пример.

Но, бесспорно, наиболее известны взгляды великого китайского мыслителя Конфуция (551-479 гг. до н.э.). По Конфуцию управлять государством призваны благородные мужи во главе с государем (сыном неба), причем управлять на принципах добродетели. Благородный муж является таковым не в силу происхождения, но благодаря воспитанию в себе высоких моральных качеств. Перед простолюдином, по системе Конфуция, открывается определенная возможность социальной мобильности, возможность стать высокопоставленным чиновником, если он обнаружит высокие способности, будет усердно учиться, проявит себя как добродетельный человек. То есть система, утверждавшаяся Конфуцием, была гораздо более прогрессивной, чем кастовая система почти с нулевой мобильностью, которая существовала в тот же исторический период в древнеиндийской цивилизации, хотя и Конфуций утверждал разные нормы поведения людей – одни для "благородных", призванных повелевать, другие – для "низких", призванных к смирению. У Конфуция "благородный муж" отличается прежде всего хорошим воспитанием, "он, в частности, не может быть грубым" [4]. Хотя Конфуций являлся сторонником сословно-иерархического деления, особое внимание он уделял возможности выдвижения на руководящие посты людей, обладающих знаниями. По существу через сферу образования провозглашался принцип равных возможностей.

Интересны модели идеальных правителей у китайских мыслителей. Для Гуань Чжуна совершенный правитель считает улучшение жизни народа своим важнейшим делом: "... верхи добросовестно заботятся о низах, а низы должны честно служить верхам" – таково оптимальное отношение верхов и низов, при котором "правитель не теряет авторитета, низы не относятся небрежно к своим трудовым занятиям". По Конфуцию идеальный правитель должен быть добродетелен. Его высокие моральные качества дают ему право властвовать над народом. Согласно Конфуцию, правителю следует почитать пять "прекрасных качеств": "благородный муж в доброте не расточителен; принуждая к труду, не вызывает гнева; в желаниях не алчен; в величии не горд; вызывая почтение, не жесток". И искоренять "четыре отвратительные качества": "если (народ) не поучать, а убивать, это называется жестокостью. Если (народ) не предупредить, а затем (выразить недовольство), увидев результаты (труда), это называется грубостью. Если настаивать на быстром окончании (работы), прежде дав указание не спешить, это называется разбоем; если обещать награду, но поскупиться ее выдать, это называется жадностью" [5] Если народ "упрямо не желает следовать" правителю, тот должен быть твердым; если же он послушен, правитель должен уметь быть мягким.

Проповедь элитарной исключительности характерна для древнекитайской культуры. Для Конфуция установленный порядок вещей (ли) включает в себя различия между верхами и низами, правителями и управляемыми. По конфуцианскому канону народ ни в коем случае нельзя предоставлять самому себе, оставлять без морального воздействия правителей, чтобы он не "испортился" [6]. Управление обществом имеет целью сохранение порядка и норм – этических и политических. Для Конфуция характерна строгая иерархизация бытия, прежде всего социального бытия. «Князь ...спросил Конфуция, в чем заключается управление государством. Конфуций ответил: –Да будет государем государь, слуга – слугой, отцом отец и сыном сын [7] .

Идеальной личностью Конфуций считал человека, который выше всего ставил знание, чувство долга («и»), гуманность («жэнь»), выполнение заветов предков. Благородный муж «в своих поступках проявляет чувство самоуважения, находясь на службе у вышестоящих, проявляет чувство ответственности (Конфуций рисует образ активного администратора, способного на самостоятельные решения), воспитывая народ, проявляет чувство доброты, справедливости. Конфуций рисует образ идеального китайского бюрократа – благородного чиновника (модель цзюнь-цзы). Правитель и его бюрократия обязаны не только следить за соблюдение народом правил «ли», но и воплощать их в жизнь на собственном примере, исходить из принципа справедливости. Чтобы народ поверил в искренность провозглашенной правителем политики, она должна быть нравственной.

Конфуций стремился к тому, чтобы народом управляли живые люди, а не сухой закон. Правила, создаваемые людьми для людей, должны восприниматься осознанно. По Конфуцию правитель возвышался над главой семьи лишь на несколько ступенек. Правитель непременно должен быть «благородным мужем», но, хорошо зная нравы и интеллектуальные возможности царей и знати, он понимал, что реально правят подчас люди, весьма далекие он нравственного и интеллектуального уровня цзюнь-цзы.

Благодаря образованию, накоплению знаний человек может стать «цзюнь-цзы», что открывает широкие возможности для карьеры чиновника. Конфуций считал, что люди от рождения обладают более или менее одинаковыми способностями овладевать знаниями, остальное зависит уже от их усилий, их характера. Конфуций занимал высокие административные должности, но оставляет службу, чтобы посвятить себя преподаванию, открыв свою школу. Среди его многочисленных учеников были выходцы из разных слоев общества – от простолюдинов до аристократов, причем в ней преобладали отнюдь не знатные по происхождению Его радовало, что и «низшие в почете». Конфуций разработал механизмы и технологии отбора для обучения эффективных чиновников и их продвижения по службе. Только систематическое изучение наук, прохождение конкурсных экзаменов (причем многоступенчатых) открывало путь для успешной карьеры. За проведением экзамена на высшую ступень следили высшие чиновники и сам император. Обладатели высших степеней, полученных через систему конкурсных экзаменов, составляли сословие шэньши, имевшее институциональные привилегии [8]. Богатство и знатность само по себе не открывало автоматически путь в это сословие, нужны были собственные достижения, то есть это была элита меритократии. Высшей целью системы управление считалось благо государства, благосостояние населения. Но без квалифицированных управленцев, без элиты народ обойтись не может. Разъясняя вопросы управления обществом и обращаясь непосредственно к элите, Конфуций говорил: «Если вы пожелаете добра, то и народ станет добрым. Дэ благородного мужа – ветер, дэ маленького человека – трава. Трава всегда под ветром гнется» [9].

Если культура древнего Китая допускала определенную ступень мобильности из низших страт общества в высшие, то в древней Индии такой переход был максимально затруднен, если не закрыт полностью. В древнеиндийской философии Брахма, "образующий реальное и нереальное", определяет и "род деятельности (карму) и особое положение" человека" [10]. Жесткая кастовая система в древней Индии как бы "естественно" порождала элитарное миропонимание, которое и являлось идеологизацией существовавших социальных отношений. Именно представители высшей касты – брахманы – выступали носителями и толкователями ведической мудрости. В ведической мифологии Пуруша – прародитель космоса и человечества с его "естественной" иерархизацией: из рта Пуруши возникли брахманы, из рук – воинское сословие (кшатрии), из бедер – торговцы (вайшья), из ступеней – шудры (низшая каста).

Близкая мифология характерна и для древнейших стран Ближнего Востока, где мы встречаем учение о разделении людей на золотых, серебряных и бронзовых – учение, развитое Платоном (впрочем, без ссылки на источник).

Особое, можно сказать, центральное место в древнейшей из мировых религий – буддизме – занимает элитизация, самосовершенствование личности путем созерцательного размышления (медитации), переживания цельности бытия, полной самоуглубленности, искоренения в себе страстей, неправедных желаний, эгоизма. Будда – «просветленный» (624–544 до н.э.) основал свое учение на личном опыте самосовершенствования и прозрения человека. Он исходил из того, что каждый человек может подняться до уровня высшего духовного существа – будды, достичь просветления и нирваны. Нравственный идеал буддизма – абсолютное непричинение вреда окружающим (ахинса), идущее от доброты, мягкости, чувства совершенной удовлетворенности. Думается, что особенно благородны бодхисаттвы – те, кто достиг уровня, позволяющего стать буддой, но откладывают этот шаг для того, чтобы помочь другим людям в самосовершенствовании.

* * *

Наивысшего расцвета протоэлитология достигла в Древней Греции, особенно в период У11 – 111 в до н.э. Античность была интереснейшей эпохой в становлении элитологии [11]. Начнем с Гераклита (ок. 540 – 480 г.г. до н.э.). Аристократ по происхождению, отказавшийся от царского трона в пользу брата, он подчеркивает свое презрение к демократии как власти толпы. «Один, если он наилучший», для Гераклита выше десятитысячной толпы. Причем «наилучший» не по происхождению или богатству, а по уму, по духовным ценностям. Он обличает невежество тех людей, которые в погоне за материальными благами пренебрегают своим духовным совершенствованием, и при этом не терпят «наилучших», которые отличаются от большинства. Эфесцы, его сограждане, по мнению Гераклита, предали себя позору, когда «Гермодора, наиполезнейшего для себя мужа, изгнали, говоря: из нас никто наиполезнейшим не будет, а если есть такой – то пусть будет он в другом городе и у других»[12]. Свои сочинения он пишет нарочито усложненным языком (за что получает прозвище «Гераклит темный»), чтобы подчеркнуть, что он пишет не для большинства, лишенного мудрости, но для «избранных» [13].

Большой интерес представляют элитологические мотивы в философии Пифагора (570–497 г.г. до н.э.), которую по праву называют философией избранности. Она и создавалась как своего рода «тайноведение», как эзотерическое, элитное знание для посвященных, приобщиться к которому могли лишь члены тайного ордена пифагорейцев в Кротоне, знание, разглашение которого строжайше запрещалось. Приобщение к этому закрытому ордену рассматривалось как очищение личности, ее элитизация, приобщение к высшим духовным ценностям (в гармонии с физическим совершенствованием). Прием в школу Пифагора был основан на жестком индивидуальном отборе достойнейших, он включал в себя несколько этапов или степеней посвящения: подготовительную ступень, очищения или катарсиса, совершенства и, наконец, наивысшего совершенства, созерцания полноты истины. Отметим, что конкурсный прием в школу, точнее, в орден, осуществлялся не по критерию знатности или богатства, но интеллектуальных, волевых качеств неофитов.

Демокрит различает (и противопоставляет) этические нормы большинства и ценности немногих мудрецов (элиты), утверждает примат ценностей духовных перед материальными, подчас низменными удоволь ствиями масс. Принимая идею Протагора о том, что человек – мера всех вещей, он добавляет, что это должен быть не всякий человек, но мудрец.

Во многом по-новому проблему элиты (аристократии) и лидерства поставил Сократ(470 – 399г.г. до н.э.). Традиционно в нее относили правителей – политико-административную элиту, высших военных руководителей. Сократ же рисует новый образ элиты – это мудрецы, которые умеют обуздывать страсти своего тела, эмоции, желания низкого порядка, такие как похоть, это люди, которые самодостаточны (автаркичны), не нуждаются ни в чем внешнем, но нацелены на внутреннее самосовершествование. Страсти, особенно злые, не могут разрушить гармонию его души. Знаменитый даймонизм Сократа можно рассматривать как творческий экстаз, вдохновение, помогающее решать сложнейшие проблемы, это спутник гения. Сократ выражал сомнение по поводу тезиса о том, что лучший (атрибут элиты)– это сильнейший [14], для него важны прежде всего моральные качества человека. Тезису потомственных аристократов, олигархов– править должны лучшие по происхождению, Сократ противопоставляет тезис – править должны самые мудрые, высокоморальные. Добродетель – это то, что совершенствует природу человека, возвышает его. Наивысшего расцвета античная протоэлитология достигла в философии Платона, которая для него – философия избранности. Именно он наиболее полно, целостно, системно сформулировал элитарное мировоззоение. Идеолог афинской аристократии, он решительно выступал против допущения демоса к участию в политической жизни, в государственном управлении, пренебрежительно именуя его "толпой", враждебной мудрости, руководствующейся не знаниями, а "мнениями", далекими от истины. Государственные функции, по Платону, могут успешно выполняться лишь аристократами, получившими специальное воспитание; ремесленники и крестьяне должны быть отстранены от управления обществом и других занятий "благородных людей" и обречены на выполнение "черновой работы"; рабов Платон вообще не считал за членов общества. И все же следует признать, что будучи аристократом не только по происхождению, но и по духу, он был далек от идеализации родовой земельной аристократии, подчеркивал, что ценит прежде всего не социальный, а духовный аристократизм. Платон призывает повернуться от обыденных проблем к физическому и нравственному самосовершенствованию, к высшему благу. Хотя он допускает принципиальную возможность для каждого стремиться к этому идеалу, непосредственный адресат этих призывов – именно элита. Аристократизм Платона носил преимущественно интеллектуальный и нравственный характер. Aristos (латинский эквивалент элиты) – это лучшие люди, достигшие совершенства, овладевшие истинным знанием. Основания для власти элиты – не интересы какой-то социальной группы, а интересы всех граждан. Прежде всего он заботился о формировании культурной элиты. Лучшей формой правления он считал верховенство лучших людей – мудрых и добродетельных (то есть подлинной элиты). Образовательная программа Платона резко дифференцирована: для большинства граждан он предлагает лишь профессиональное образование, а философия и политика у него–удел элиты. Основа его политической системы –иерархизация общества.

Основные категории протоэлитологии Платона (которая является его заветной наукой, тайной страстью, равно как и политика) – иерархия (которая имеет и космический, и земной характер), избранное, возвышенное, гениальное, совершенное. Он пишет: «...мы считаем самым ценным не спасение во имя существования, как это считает большинство, но достижение совершенства» [15]. Платон противопоставляет сакральное знание посвященных (элиты) и мнения масс, знания эзотерические (элитарные) и экзотерические, доступное всем, различает знание элиты и знание о самой элите [16].Можно обнаружить определенные противоречия в ряде утверждений Платона. С одной стороны, он утверждает, что цель человека – стать лучшим, достичь совершенства души и тела, т.е. призывает к элитизации личности, с другой стороны – что мир идей, мир высшего совершенства доступен лишь немногим, избранным натурам; под «аристократами» (в разных контекстах) он имеет в виду то социальную аристократию, то аристократию духа (второе понимание ближе духу его философии).

Свои политические устремления Платон обосновывал учением о душе, согласно которому она состоит из трех частей: разумной, волевой (аффективной) и чувственной (пожелательной). Первые две более высокие формы душевной деятельности присущи "немногим избранным", что дает им право управлять государством. В соответствии с этим он делит общество на философов - правителей (в их деятельности воплощена разумная часть души), воинов-стражей, "надзирателей над народом", призванных поддерживать порядок, (в них реализуется волевая часть души). Низшая (вожделеющая) сторона души проявляется, по Платону, в деятельности простолюдинов; от них требуется соблюдение установленных порядков, трудолюбие, безропотное повиновение правителям и стражам. Добродетель философов-правителей –мудрость, добродетель воинов–храбрость, народа–умеренность.Причем Платон рассматривает власть не как привилегию, а как бремя, бремя ответственности элиты.

К.Маркс не без оснований заметил, теория Платона "представляет собой афинскую идеализацию египетского кастового строя" [17] и уж во всяком случае близка к восхвалению спартанской политической системы в противоположность афинской демократии. Впрочем, Платон пытается определенным образом синтезировать элементы аристократии и демократии. В диалоге «Менексен» он пишет: «Само наше государственное устройство и тогда было, и ныне является аристократией: эта форма всегда господствовала у нас, как и теперь. Одни называют ее демократией, другие еще как нибудь – кто во что горазд, на самом же деле это правление лучших с одобрения народа» [18]. А государства, отклоняющиеся от нормы –тирания и олигархия, когда люди «считают других своими господами, либо рабами».

Как же придти к совершенному государству? Решающую роль тут Платон отводит элите."Нет надежды избавится от зол государству, – писал он, – ...кроме как посредством личного союза между политической властью и философией... Либо философы должны стать царями наших государств, либо люди, которых сегодня называют царями, должны искренне и серьезно заняться философией" [19]. И далее: "...ни для государства, ни для граждан не будет конца несчастьям, пока владыкой государства не станет племя философов" [20]. Разумеется, нельзя понимать Платона так, что любой философ способен управлять государством. Если философ создает умозрительные теории, далекие от жизненных потребностей общества (а именно таких философов высмеивал в своей комедии «Облака» Аристофан), он может только дискредитировать философию. Одно дело считать, что Платон просто требует мудрости от правителей (это было бы, разумеется, правильным, но слишком тривиальным); но если бы правителями действительно стали философы, скорее можно было бы ожидать наибольших социальных потрясений. Концепция Платона – типичная утопия (переходящая в антиутопию). А.Тойнби справедливо писал, что сделать утопию философа пригодной для реальной жизни можно только через механизм социального мимезиса, особой формы социальной тренировки, сопровождаемой насилием" [21]. Действительно, не случайно Платон защищает право управлять "то убеждением, то силой" [22]. Становясь царем, философ перестает быть философом. Опять-таки прав Тойнби в том, что философ самоуничтожается, как только он вступает в поле безжалостного действия царя, а царь самоуничтожает себя, входя в философское поле отвлеченных размышлений [23].

Хотелось бы обратить внимание на очень глубокую мысль Платона о том, что многие рвутся к власти, чтобы добиться доступа к общественным благам, урвать себе кусок побольше, потому-то не следует допускать, чтобы «к власти приходили те, кто прямо-таки в нее влюблен» [24], в этом случае существует огромная опасность того, что к власти придут честолюбцы. «По правде же дело обстоит вот как: где всего менее стремятся к власти те, кому предстоит править, там государство управляется лучше всего...» [25]

Платон в своих диалогах постоянно изображает себя последователем, учеником Сократа. Но, думается, в действительности позиция Сократа по вопросу о взаимоотношениях носителей власти и философов была принципиально иная: философ не должен требовать престола, Позиция Сократа – позиция подлинного интеллигента, который как интеллигент –не царь, а теоретик и критик власти. Склад ума Сократа – критический, ироничный, направленный на обнаружение несовершенства существующих порядков, тогда как направленность ума Платона – поиск законченных, совершенных форм политической организации Очевидна авторитарность платоновских царей-философов, их стремление установить абсолютный контроль над поведением и мыслями населения. А сократовский бескомпромиссный поиск истины, критичность к существующим институтам несовместима с авторитаризмом философов-правителей. Правитель как философ должен почитать истину выше всего на свете, но именно как правитель он "должен нередко прибегать ко лжи и обману" (разумеется, ради пользы тех, кто ему подвластен, спешит оправдаться Платон). И во многом прав К.Поппер, подчеркивающий контраст между учениями Сократа и Платона, говоря о ничтожестве идеи философа-правителя. "Какой контраст она составляет с простотой и человечностью Сократа, предостерегавшего политика против опасности ослепления собственной властью" [26].

Платон любит ссылаться на миф (истоки которого, как отмечалось, можно обнаружить в древневосточных преданиях) о том, что "бог в тех из нас, кто способен править, примешал при рождении золота, и потому они наиболее ценны, в помощников их – серебро, железа же и меди – земледельцев и разных ремесленников" [27]. Чуть ниже, впрочем, Платон выражает готовность пойти на определенную уступку: если в низших сословиях "родится кто-нибудь с примесью золота или серебра, это надо ценить и с почетом переводить его в стражи" [28], однако упор он делает на то, что из высших классов следует исключать "носителей любых примесей к основному металлу" [29], т.е. подчеркивается именно возможность движения вниз. Поппер замечает, что забота о чистоте сословия (т.е. расизм) занимает важное место в платоновской теории [30]. Такова его установка на запрет смешанных браков, во всяком случае, требование, чтобы ребенка, родившегося в смешанном браке, причисляли к страте того из родителей, который ниже по своему статусу [31].Трагедия общества, по Платону – когда правящий класс оказывается разделенным. Эта разъединенность порождается честолюбием, и тогда тимократия вырождается в олигархию ("всякая власть разрушается разве не самими ее носителями?", - не без оснований спрашивает Платон, хотя и тут можно отметить, что этому обычно предшествует объективное ухудшение исторической ситуации, ослабление политической системы и т.д.). Гармонизировать классовые отношения, по Платону, следует не через их уравнивание, а через подавляющее превосходство господствующего класса. В любом случае главное – сохранить единство правителей. Как этого достичь? Во-первых, через подавление экономических интересов, связанных с частной собственностью, отсюда – требование отмены частной собственности правителей. Во-вторых, через единое государственное обучение их. Еще раз отметим расистские аргументы Платона, который сетует на то, что люди тщательно производят селекцию скота и пренебрегают этим в отношении человеческого рода [32].Итак, идеальная модель государства у Платона включает в себя: строгое разделение на классы; абсолютное превосходство господствующего класса, для чего он обладает монополией на образование и другими привилегиями; наконец, отождествление судьбы государства с судьбой правящего класса. Классы, а лучше сказать, касты отделены друг от друга жесткими социальными перегородками, правители не смешиваются с управляемыми, даже живут обособленно. Тем не менее, как мы видели, Платон допускает как исключение перевод неспособных потомков правителей и стражей в низшие касты и, наоборот, детей, обладающих редкими талантами, из низших страт в высшие. Ссылаясь на это положение Платона, американские исследователи элитарных теорий К.Прюит и А.Стоун называют Платона предшественником теории циркуляции элит.

Свое "идеальное государство" Платон противопоставлял демократии, в которой осуществляется власть "сильного зверя" – черни, демоса. Он особенно опасался, что демос – те, кто трудится своими руками, "всего многочисленнее и при демократическом строе всего влиятельнее". Различая три основных формы правления (монархию, аристократию и демократию, он делил каждую еще на подтипы: монархия может быть законной или насильственной (тиранией), аристократия как власть немногих может быть владычеством лучших (аристократия) или худших (олигархия), однако, острее всего его критика демократии, вырождающейся в охлократию. В его "идеальном государстве", как и в олигархии, властвуют немногие, но, в отличие от олигархии, этими немногими являются "достойнейшие", действительно способные управлять государством в силу природных задатков и многолетней тренировке, поэтому "идеальное государство" – воплощение справедливости (разумеется, с позиции правителей).

Мы более подробно остановились на концепции Платона не только потому, что она достаточно рельефно обнажает идеалы элитаризма, но и потому, что она оказала огромное влияние на современных элитологов. Сошлемся на американского политолога Г.Меджида, воспроизведшего схему социально-политической структуры общества Платона. По Меджиду, говорить о том, что демократическое общество способно функционировать без элиты, можно только в целях политической демагогии; на деле общества различаются лишь составом, мобильностью элиты и принципами ее пополнения. Меджид предлагает целую систему элитарного воспитания, которое увековечивало бы дистанцию между элитой и массами. Общество он делит на три части: массу, элиту и философскую сверхэлиту. Для каждой из этих страт уровень образования должен быть различным, как и объем информации, который они получают. Отношение между уровнями образования этих категорий должно быть примерно таким, каково отношение между уровнями водителя автомашины, механика и инженера. Первый уровень – для масс – уровень водителя, которому объяснили, какую кнопку или педаль нажимать в том или ином случае. Второй уровень – для элиты – уровень механика, который понимает сущность действия машины, принципы работы мотора, взаимодействия частей и т.д. И третий уровень – для философской сверхэлиты – уровень инженера-конструктора, который может конструировать машины, изменять их. Первый уровень должен включать "обучение на основе тщательно написанной истории, рассказов о героях путем примера или принудительного ритуала". Главное тут – воспитание в массах лояльности существующей системе, причем эту лояльность нужно воспитывать с детства, прежде чем молодежь достигнет уровня интеллектуальной зрелости и умения критиковать. Второй уровень – воспитание элиты или лидерства (для Меджида это "демократическая формулировка одного и того же понятия"). Тут надо выйти за пределы мифов и стереотипов, элита должна знать политическую "кухню", закулисную сторону государственного механизма. Воспитание элиты должно быть "реалистичным", ее надо избавить от "политической болтовни", годной лишь для оболванивания масс и научить искусству командовать массами. Третий уровень – воспитание философской сверхэлиты, которая вырабатывает истинное и полное понимание социальной жизни. На этом уровне достигается "истина о политических проблемах, истина об основах политической жизни как нормативных, так и действительных" [33]. Не правда ли, все это весьма напоминает рецепты Платона?

Особый интерес представляет разработанная Платоном концепция элитного образования. Хотя Платон не был вполне свободен от консервативной установки о том, что представители различных классов, слоев общества «большей частью» рождают себе подобных, он был слишком проницателен, чтобы не абсолютизировать этот тезис, признавая, что «все же бывает, что от золота рождается серебряное потомство, а от серебра – золотое; то же – и в остальных случаях» [34]. Так что классовый признак не является наследуемым, и поэтому необходимо наиболее способных из низших слоев переводить в высшие, а менее способных детей –выходцев из семей высших слоев – в низшие.

Выявление способностей ребенка и молодого человека происходит, по Платону, в процессе воспитания и образования, и поэтому большая ответственность падает на педагога, который должен разглядеть в воспитуемых таланты. Предлагая обучаемым различные задания, преимущественно трудные воспитатель должен «наблюдать природные наклонности каждого» [35]и развивать те, которые лучше всего служат общественному благу. И особую роль для общества играет воспитание и образование элиты – будущих правителей. Хотя взгляды Платона откровенно аристократичны, при этом важно отметить, что критерий аристократизма для Платона – не родовитость и богатство, а высокие моральные и интеллектуальные качества. Это должны быть люди чести и совести, призванные взять на себя ответственность за судьбы страны. И при выборе достойнейших для занятия элитных позиций селекторат (которым являются философы-правители) должен пренебречь дружескими и родственными связями, что совершенно необходимо для поддержания статуса элиты и легитимизации ее позиций. От селектората, таким образом, требуется высокая принципиальность, и «если ребенок родится с примесью меди или железа, они никоем образом не должны иметь к нему жалости, но поступать так, как того заслуживают его природные задатки, то есть включать его в число ремесленников и земледельцев; а если у последних родится кто-нибудь с примесью золота или серебра, это надо ценить и с почетом переводить его в стражи». Готовность отрешиться от родственных чувств и личных симпатий – тот оселок, на котором можно проверить нравственные качества лиц, осуществляющих селекцию; только на этой основе можно преодолеть протекционизм, непотизм, и тем предотвратить вырождение элиты. По Платону, для того, чтобы стать правителями, мало природных задатков, надо их выявлять и развивать в процессе воспитания, совершенствовать в процессе зрелого опыта. Наставники, предлагая детям различные упражнения, причем сложные, должны изучать способности и наклонности каждого ученика, и особое внимание уделять тем, в ком они разглядели задатки потенциальных правителей. Отметим, что созданная Платоном Академия просуществовала почти тысячелетие.

Развитие протоэлитологии продолжил Аристотель. Высшее благо и счастье, доступное человеку – в совершенствовании себя как человека, в социальной активности. Сочинения Аристотеля историки философии делят на экзотерические, предназначенные широкой публике, и эзотерические, предназначенные для избранных, прежде всего, учеников его школы. Большую известность приобрела аристотелевская классификация форм правления по числу лиц, которым вручена власть: власть одного, монарха и ее деградировавшая форма – тирания; аристократия – власть немногих, лучших (основное качество их – достоинство, ответственность, забота о всеобщем благе) и ее деградировавшая форма – олигархия (среди ее характеристик Аристотель на первое место ставит богатство); власть большинства – полития (республика), власть в ней основана на законе, правительственные должности достаются и бедным, лишь бы они были достойны; ее негативной формой является демократия, где власть находится в руках неуправляемой толпы [36]. Признавая лучшим видом государственного устройства правление лучших, аристократии, он считал, что в практическом плане предпочтительнее учитывать мнение большинства, ибо если их отлучить от власти, они становятся враждебными государству. Отсюда его симпатии к политии: там, где средние граждане многочисленны, реже среди граждан группировки и раздоры. Характерно высказывание Аристотеля о том, что "только те государственные устройства, которые имеют в виду общую пользу, являются, согласно со строгой справедливостью, правильными; имеющие же в виду только благо правящих – все ошибочны и представляют собой отклонения от правильных; они основаны на началах господства, а государство есть общение свободных людей" [37].

Из мыслителей поздней античности отметим древнеримских стоиков и особенно Сенеку. Он считал, что истинная ценность и истинное благородство человека зависит не от знатности по рождению, а от его добродетели, добродетель же доступна всем, она требует человека «в голом виде». Благородное происхождение – игра случая. Единственный оправданный смысл благородства состоит в подлинной духовности, которая приобретается трудом, а не наследуется.

Представления об элитном и элитности претерпели существенные трансформации в период средневековья. Люди элиты – образец для подражания – уже не царь, побеждающий противников, не его окружение, это – страдающий Христос, принявший смерть во искупление людских грехов, это святые угодники, это аскеты, умерщвляющие плоть во имя веры, духовности.

Для философии раннего средневековья (патристики) характерна позиция Августина Аврелия (он же Августин Блаженный, 354–430 г.г.).В своей знаменитой «Исповеди» он подчеркивал: «Я не хотел принадлежать к толпе». Он разрабатывал учение о божественной благодати, которая ведет к спасению избранного меньшинства и осуждению за греховную жизнь большинства человечества. Первая – элитарная часть – это Град Божий – его составляют праведники, которых любовь к Богу доводит до самоотречения, а Град Земной состоит из себялюбцев, забывших о Боге. Этический критерий элиты – неустанное исполнение заповедей божьих. «Избранные» очищаются от зла не только посредством чистой жизни, но и воздержанием от материальных забот, занятые лишь совершенствованием [38]. Сократовское «познай самого себя» у него означает: себя как образ и подобие Бога. Превдо-Дионисий Ареопагит (5-й век) подчеркивал иерархизацию мира – «священный порядок», приближающий, насколько возможно, к божественному. В мире есть ступени, определяемые близостью к Богу. Иерархизация требует от избранных просвещать, совершенствовать низших, сообщая им свое озарение [39].

В области политических науки концепций исходным был тезис: «Богу– Богово, Цезарю – цезарево», а также «нет власти не от Бога». В средние века учение церкви о небесной и земной иерархии оправдывало крепостнические, сословные порядки; безропотное повиновение масс феодальным правителям утверждалось церковью как безусловная добродетель. Иоанн Солсберийский отождествлял государство с человеческим организмом, утверждая, что в этом "теле" духовенство –душа, правители – голова, крестьяне – ноги (кстати, эта мысль близка приведенному выше положению ведической мифологии). Другой средневековый богослов - Фома Аквинский, канонизированный католической церковью, проповедовал, что подданные должны безропотно нести "свой крест", подчиняясь "богоизбранным" правителям. При этом он добавлял, что подчиняться им следует лишь в телесных действиях. Во внутренних же движениях души следует "повиноваться лишь богу". Весь мир Аквинат представлял по образцу феодальной системы в виде иерархической лестницы "люди – ангелы – святые – Бог".

Обратимся к протоэлитологии Возрождения. Николай Кузанский (1401–1464) развивал платоновские элитологические идеи. Человек – высшее творение Бога, он поставлен над другими его творениями. В божественной иерархии он лишь немного ниже ангелов. Уподобление человека Богу осуществимо в творческой деятельности. Видный гуманист Возрождения Дж. Пико делла Мирандола (1463–1494) в «Речи о достоинстве человека» ярко описывает процесс элитизации человека, овладение им все новых и новых высот. Бог каждому своему творению его место, его пределы и границы. «Ты же, не стесненный никакими пределами, –обращается Бог к человеку – определишь свой образ по своему решению» [40].

Если обратиться к политическим мыслителям Возрождения, наиболее ярки и оригинальны, безусловно, работы Николо Макиавелли. Его взгляды на проблему отношений правителей и подданных отличаются противоречивостью. С одной стороны, он выступал против феодалов, тормозивших объединение Италии, с другой стороны, он более всего опасался бунта вышедших из повиновения масс: "Не существует ничего более ужасного, чем разнузданные, лишенные вождя массы, и вместе с тем, «нет ничего более беспомощного» [41]. Он ищет оптимальное соотношение между правителями и народом и видит его в сильной власти. В тоже время Макиавелли осуждает тираническую власть, которая развращает правителей и массу, которая, привыкнув терпеть тирана, становится "холуйской, лицемерной". Хотя личность политического вождя оказывается в центре внимания Макиавелли, он, в отличен от своих предшественников, не сводит политический процесс только к деяниям героев, в его представлении он весьма многокрасочен. Макиавелли различает активных и пассивных участников исторической драмы: это и монарх, и дворянство, и простолюдин, выходящий на городскую площадь и поддерживающий государя или бунтующий против него офицер, участвующий в военном столкновении, ростовщик, субсидирующий политика, церковный деятель и т.д. Он рисует яркие психологические портреты лидеров; их действия стимулируются главным образом дурными страстями, врожденными, исконно присущими людям. Они "неблагодарны, изменчивы, лицемерны, трусливы перед опасностью, жадны до наживы". Макиавелли готов оправдать аморальные средства, при помощи которых правители достигают власти. При этом власть – не только ценность в себе, но средство для достижения определенных политических целей. Чтобы властвовать, правители должны знать главные стимулы человеческой деятельности (а это, по Макиавелли, жажда власти и обладание имуществом), изучать и использовать в своих интересах вкусы, наклонности, слабости толпы и, благодаря этому, господствовать над ней.

Интересна типология методов правления, предлагаемая Макиавелли, которые обеспечивают эффективность власти: это – "львы" (решительные правители, опирающиеся на силу), и "лисы" (гибкие политики, для которых характерны ловкость, притворство, хитрость, это мастера переговоров и закулисных интриг). Эту типологию принимает классик элитологии ХХ века В.Парето. Решая дилемму, на кого государю делать ставку из двух борющихся сил – на народ или на знать, Макиавелли однозначно выбирает народ. Он пишет: "...нельзя честно, не ущемляя других, удовлетворить притязания знати, но можно – требования народа, так как у народа более честная цель, чем у знати: знать желает угнетать народ, а народ не желает быть угнетенным" [42]. Государю надлежит быть в дружбе с народом, иначе в трудное время он будет свергнут: "он никогда не обманется в народе и убедится в прочности подобной опоры" [43].Хотелось бы обратить внимание еще на одну глубокую, не оцененную до конца мысль Макиавелли, последовательное развитие которой приводит к выводу о том, что власть предпочтительнее доверять тому, кто к ней менее рвется, доверять не явно выраженным честолюбцам, но тем, кто отчасти этой властью тяготится. Поскольку в каждой республике, рассуждает Макиавелли, есть люди знатные и народ, интересы которых обычно противостоят друг другу, возникает вопрос, кому лучше доверять власть: "...охрану какой-либо вещи надлежит поручать тому, кто бы менее жаждал завладеть ей. А если мы посмотрим на цели людей благородных и худородных, то, несомненно, обнаружим, что благородные изо всех сил стремятся к господству, а худородные желают лишь не быть порабощенными и, следовательно, гораздо больше, чем гранды, любят свободную жизнь, имея меньше надежд, чем они, узурпировать общественную свободу" [44]. Макиавелли делает вывод о том, что интересы народа гораздо более совпадают с интересами государства. Он отнюдь не идеализирует народ, который, как и государь и аристократия, подвержен влиянию обстоятельств, хотя и в меньшей степени, чем первые, и пишет, что "народ, который долго и смиренно терпит тиранию власти или иностранное иго – это развращенный народ, утративший драгоценный дар богов – свободолюбие, независимость, честность, смелость" [45].Хотелось бы обратить внимание на односторонность многих политологов и политиков, подчеркивающих только одну сторону творческого наследия Макиавелли, которая связана с обоснованием сильной власти, а также политического аморализма [46] , оставляя в тени то обстоятельство, что описываемые им методы достижения власти были для него прежде всего средством достижения цели, бывшей, несомненно, прогрессивной – объединения Италии. Раздираемая феодальными распрями, таможенными перегородками, беззаконием феодальных правителей, беззащитная перед вторжением иностранцев страна не могла нормально развиваться. И ради преодоления этой феодальной раздробленности Макиавелли допускал любые, в том числе жестокие, аморальные средства. Кстати, несвободна от одностороннего подхода к наследию Макиавелли и "макиавеллиевская" школа элитаризма ХХ века и один из ее лидеров – профессор Нью-Йоркского университета Джеймс Бернхэм

< Назад   Вперед >
Содержание