Влияние чеченского кризиса и другие конфликты

Следует отметить, что многочисленные конфликты в Каспийском регионе и вокруг него, а также вдоль трасс действующих и планируемых трубопроводов и других коммуникаций представляют серьезную, если не сказать — основную угрозу как интересам России в этом регионе, так и другим странам.

Для России главную опасность на протяжении последнего десятилетия представляет чеченский кризис.

В начале XX века американский политик и ученый Джеймс Шлезингер предрекал, что для успешной эксплуатации нефтяных месторождений Кавказа необходимы «мир между татарами и нефтепровод к Черному морю». Эти слова актуальны и сегодня. Поражение в Чеченской кампании 1994-1996 гг. существенно ослабило позиции России в ключевом вопросе безопасности и надежности транспортировки углеводородов через российскую территорию. Чечня оказала ожесточенное сопротивление, а своими целенаправленными террористическими ударами по «трубопроводным» городам — Буденновску и Кизляру сепаратисты ясно дали понять, что уязвим весь Северный Кавказ. Чеченские лидеры, взросшие на нефтедолларах, прекрасно понимая выгоды возможного овладения российским нефтепроводом, заблаговременно отказались от уничтожения оборудования ТЭКа республики. В августе 1996 года последовал приказ руководства Чечни об отмене всяких диверсий на трассе и объектах нефтегазовой инфраструктуры.

Нефтяная политика чеченских лидеров в период 1991-1998 гг. четко прослеживается в трех этапах :

— криминальная «приватизация» нефтегазовой отрасли экономики и, соответственно, ее «опека» (1991-1994 гг.);

— разрушение части ТЭКа «в запале» войны с Россией (1994-1996 гг.);

— вновь заинтересованная поддержка ТЭКа, как основы «независимости» — (лето 1996 — 1998 гг.).

С начала 1999 года можно говорить о начале нового этапа в «нефтяной истории» Чеченской Республики. В ходе боевых действий 1999-2000 гг. была в значительной степени разрушена нефтяная транспортная и перерабатывающая инфраструктура республики и ее восстановление потребует больших средств и времени. Однако о масштабах этих работ и требуемых капиталовложениях говорить пока затруднительно.

Сам по себе топливно-энергетический комплекс Чечни не имеет большого значения. Общие запасы нефти в республике составляют всего около 100 млн. т. В 1996 г. добыто порядка — 500 тыс. т (по сравнению с 3 млн. в 1992 г.)1. Причем, даже в условиях военных действий 200-250 тыс. т нефти ушло на экспорт через российский порт Туапсе, а полученные за нее финансовые средства пошли на обслуживание нужд руководства чеченских сепаратистов.





## Каспийский глобальный пасьянс и российские интересы // НГ-Содружество. 1998. 22 апр.



Подтверждением тезиса о срастании интересов правителей Чечни и «определенных кругов» в России в тот период служат и такие факты:

1) с августа 1996 года вся экспортируемая нефть республик Северного Кавказа была освобождена от акцизных налогов, что существенно увеличивало долю «нефтепирога» на местах;

2) в сентябре 1996 года «Транснефть» объявила об отказе в строительстве обходных нефтепроводов как «экономически невыгодных». Впоследствии такое решение Правительством России было все же принято и реализовано, однако это ничуть не умаляет лоббистской активности тогдашнего руководства «Транснефти».

Лидеры Чечни (декабрь 1996 года) предъявили к АМОК требование доли в консорциуме, пообещав, что в случае отказа никто не гарантирует нормальной работы трубопровода Баку-Грозный-Новороссийск. До победы А. Масхадова «яндарбиевски-стамбульский» МИД ЧР заявил, что «в будущем году Чечня приступит к реализации проекта Транскавказской системы нефтепроводов».

С избранием на пост президента Чечни А. Масхадова ситуация изменилась. Здесь следует учесть, что А. Масхадов, через авторитетного полевого командира А. Закаева и родной клан «бено» контролирует не только нефтяной бизнес Чечни.

Но чеченский узел — не единственная болевая точка в Прикаспийском регионе. Если США и Турции, благодаря воинственности чеченцев, удалось ослабить позиции России, то наличие непризнанных государств в Абхазии, Южной Осетии, Нагорном Карабахе, проблема курдов потенциально ослабляют перспективы трансгрузинского и турецкого нефтепроводов. А сложнейшая обстановка в Афганистане и прилегающих странах ставит под удар и весьма привлекательные южные коммуникации.

Следует помнить и о том, что восток Турции также пока весьма далек от стабильности. Здесь могут быть задействованы не только курдские повстанцы, но и боевики армянской «Секретной армии освобождения Армении» (АСАЛА). Широкомасштабная многомесячная операция «Заря», которую весной 1995 года осуществила Турция на севере Ирака против курдов с применением танков и авиации, прежде всего была направлена на то, чтобы продемонстрировать свою способность контролировать территорию, по которой может пройти нефтепровод.

С целью «окончательного решения курдской проблемы» ряд заинтересованных стран — США, Турция, Англия на всем протяжении 1996 года активно лоббировали в ООН проект, предусматривающий выделение Иракского Курдистана в особую подмандатную ООН зону, где первую скрипку в реальном управлении должны были играть все те же США. Именно отсутствием энтузиазма со стороны ООН в осуществлении этого плана во многом и объяснялось настойчивое желание Госдепа сместить Б. Бутроса-Гали. Хотя и без того данный проект уже давно апробируется — ряд североиракских территорий еще со времен окончания войны в Персидском заливе контролируется контингентом «многонациональных сил» (США, Великобритания, Франция, Нидерланды, Турция). Они выполняют, главным образом, охранные функции на месторождениях и нефтепроводах в Северном Курдистане. Из Северного Курдистана еще англичанами были проложены «нитки» нефтепроводов в средиземноморские порты Ливана, Сирии и Турции (Джейхан), но после введения санкций первые два направления транспортировки остановились, тогда как по «турецкому» нефть на Запад продолжала идти все эти годы. Попытки правительства Ирака пресечь неприкрытое разграбление своей страны ни к чему не приводят. Для усиления своих позиций Запад стал «подкармливать» курдских радикальных сепаратистов, в частности «Патриотический союз Курдистана» (ПСК). Но на протяжении 1996 года в боях в окрестностях Сулеймании ПСК потерпел ряд серьезных поражений от более умеренной, автономистской «Демократической партии Курдистана» (ДПК), за спиной которой стоит Ирак.

Нужно учитывать, что и ПСК, и ДПК на протяжении последних лет не раз кардинально меняли свои позиции и в отношении войны и мира между собой, и в вопросах внешнеполитической ориентации. Кроме того, турецкие удары не сломили основного противника Анкары в Турецком Курдистане — »Рабочую партию Курдистана» (РПК), не раз заявлявшую о том, что она будет взрывать объекты нефтетранспортной инфраструктуры на востоке Турции.

Ввиду всего этого, можно сделать вывод, что реализация «турецкого» направления выхода нефти Каспия встретится с большими трудностями, и не только финансовыми и технологическими.



* * *

Прошедшие после распада СССР годы наглядно показали, насколько велики ставки в каспийских нефтяных и газовых суперпроектах.

В начале этого периода явно обозначилась тенденция формирования двух противостоящих друг другу коалиций государств: Россия — Иран -Армения против коалиции США — Турция — Азербайджан. В фарватере победителей в этой борьбе, несомненно, оказались вчера еще выжидавшие, а сегодня занимающие двойственную позицию и в большей или меньшей степени ориентирующиеся на Запад — Грузия, Казахстан, Туркмения, а также Украина и Узбекистан и в какой-то степени Молдова, надеющиеся получить свои политические и экономические выгоды от транспортировки каспийских энергоресурсов.

Россия, во многом усилиями прежней администрации, стоявшей у власти в стране до 2000 года, оказалась в тяжелой ситуации. Политическая динамика этих лет свидетельствует о снижении роли РФ не только в глобальных мировых процессах, но и в региональных проблемах, непосредственно касающихся ближайших соседей по СНГ.

Подписанный в Стамбуле в ноябре 1999 года пакет соглашений по транспортировке энергоресурсов Каспия и Прикаспийского региона на Запад, минуя Россию, создал принципиально новую ситуацию в регионе и обострил здесь энергетическую конфронтацию, а следовательно — и политический климат, причем не в пользу России. По существу, в Стамбуле в ходе саммита ОБСЕ произошло резкое нарушение внешнеполитического баланса в этом регионе в ущерб России и Ирану, которое в перспективе может серьезно сказаться на их безопасности.

Характерно, что в день подписания транспортных соглашений госдепартамент США распространил специальное заявление, в котором определил основные задачи своей стратегии по развитию каспийских энергоресурсов. (Как известно, еще раньше США объявили этот регион зоной своих жизненно важных интересов. Таким образом, речь идет уже о конкретных путях реализации интересов США на Каспии.) В числе таких задач определены:

— укрепление независимости и суверенитета новых независимых государств Каспийского региона и обеспечение их экономического благосостояния;

— усиление энергетической безопасности США, Турции и их союзников путем обеспечения свободного выхода каспийских энергоресурсов на мировой рынок без какого-либо вмешательства со стороны Ирана;

— исключение зависимости транспортировки каспийских энергоресурсов от одного — единственного маршрута (имеется в виду — по территории России);

— создание новых перспектив для коммерческой деятельности американских и других компаний;

— формирование и восстановление экономических связей между новыми независимыми государствами Каспийского региона с целью разрешения существующих в регионе конфликтов;

— защита экологической безопасности Босфорского пролива.

Таким образом, политика США в этом регионе раскрывается полностью. Она предусматривает если и не полную нейтрализацию российского влияния в Кавказском и Центрально-азиатском регионах, то его максимальное ослабление, исключение влияния здесь Ирана (по крайней мере, в ближайшей перспективе), обеспечение не только практически безраздельного американо-турецкого контроля над энергоресурсами этих регионов, но и фактическое установление зон геополитического доминирования США и Турции у южных рубежей России.

Кроме того, подписанные на саммите ОБСЕ в Стамбуле соглашения между Россией и Грузией о ликвидации российских военных баз, Россией и Молдавией о выводе с территории страны российского вооружения и боевой техники, а также ряд обязательств, принятых Россией в рамках адаптированного Договора об обычных вооруженных силах в Европе (1999 г.), заметно ослабляли не только военную, но и политическую роль России, особенно в Каспийском регионе. Надо также учитывать, что в адаптированном Договоре России не удалось настоять на введении общего фиксированного потолка для вооружений блока НАТО. А это значит, что при вступлении Грузии и Азербайджана в альянс (событие, вполне реальное для ближайших 10-15 лет) общее количество вооружений блока увеличится на величину национальных квот этих государств.

Но и без вступления этих стран в НАТО их сотрудничество с альянсом, особенно после ухода российских войск, становится более тесным. На фоне слабеющего год от года российского военного и политического влияния в этом регионе блок все активнее вовлекает эти страны в орбиту своей деятельности, используя их военную инфраструктуру и выгодное стратегическое положение в Каспийском регионе и на западных маршрутах транспортировки энергоресурсов.

Наглядно высветила динамику происходящих в Каспийском регионе геополитических и военно-стратегических процессов т. н. «операция возмездия», начатая США и их союзниками по НАТО в Афганистане в октябре 2001 года в ответ на террористические акты, совершенные в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября того же года. Поводы для расширения американского и натовского военного присутствия в Каспийском регионе, на Кавказе и в Центральной Азии вроде бы убедительны и благозвучны — борьба с международным терроризмом. Да и негативной реакции основного геополитического конкурента США в регионе — Российской Федерации — можно было не опасаться. Во-первых, общемировой настрой после 11 сентября был таков, что Россия просто не могла — если бы даже захотела — не поддержать операцию США в Афганистане без опасности оказаться в полнейшей международной изоляции. Во-вторых, сыграли свою роль Чечня, в вооруженном конфликте с которой Россия с 1994 года увязала все больше и больше, причем без особой перспективы и надежды на успех. С одной стороны, чеченские сепаратисты все прочнее сращивались с силами международного терроризма, получая от них поддержку деньгами, оружием, подготовленными боевиками, и одолеть их становилось все труднее. С другой, нарастала международная критика России за массовые нарушения прав человека в республике, неизбежные в такой войне. Ставился даже вопрос об исключении России из Совета Европы. А операция США в Афганистане в одночасье поставила Россию в ряды признанных борцов с международным терроризмом, более того, сделав ее едва ли не основным союзником США в этой операции и ослабив давление международного сообщества за Чечню. В-третьих, резкое падение цен на нефть вновь поставило Россию в сложное положение, в зависимость от благосклонности западных кредиторов, и прежде всего США.

Поэтому для США и их западных партнеров в ситуации, складывающейся в мире в целом и в Каспийском регионе в частности, пришлась весьма к месту русская поговорка: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

Более чем применима она и к такой проблеме, как соперничество за каспийские углеводороды. Даже в западной прессе стали появляться публикации, напрямую связывающие антитеррористическую операцию США с каспийской нефтью и газом. Слова, сказанные вице-президентом США Р. Чейни в 1998 году: «Я не помню, чтобы когда-либо какой-нибудь регион неожиданно обретал такое важное стратегическое значение, как Каспий», к началу 2002 года приобрели особое звучание. Высказываются убеждения, что Каспийское море стало одной из самых горячих точек мира, а война в Афганистане ведется не против террористов, а за нефть и газ. В этой связи можно, например, сослаться на публикации в газетах The Christian Science Monitor (США) о связях американской компании Unocal, заинтересованной в газопроводе Туркменистан — Афганистан — Пакистан, с талибами, а также в Globe and Mail (Канада) от 21 ноября 2001 года под многозначительным заголовком «Каспийский нефтяной заговор может оказаться реальностью» (автор Брайан Милнер)1. В ней, в частности, говорится: «Американский нефтяной бизнес очень хотел бы контролировать трубопровод, транспортирующий каспийские ресурсы, который шел бы в обход России и Ирана. Наилучший вариант — Афганистан с относительно стабильным и надежным правительством». Комментарии к цитате из этой статьи, как говорится, излишни.





## www.inopressa.ru, 22 ноября 2001.



Что касается политики России, то у нее, применительно к ситуации, складывающейся в Каспийском регионе к началу 2002 года, несмотря на значительное ослабление ее влияния в этом регионе за последние 10 лет (особенно по сравнению с монолитом советских времен), остаются все же возможности для того, чтобы и в новой геополитической реальности сохранить и даже усилить свою роль в этом важнейшем для нее регионе. К таким возможностям можно было бы отнести:

Во-первых, фактически сохраняющуюся монополию на транзитные пути, связывающие этот регион с остальным миром. Прежде всего это касается Азербайджана и Казахстана с их богатыми углеводородными ресурсами, а также Туркменистана. Такое положение сохранится еще по меньшей мере около пяти лет. Эту временную фору можно было бы использовать с пользой для своих интересов.

Во-вторых, опережающие темпы ввода в строй новых трубопроводных и транспортных магистралей, непосредственно связывающих Каспийский регион с Западом (нефтепроводная система Тенгиз — Новороссийск), реконструкции и расширения возможности существующих (Баку — Новороссийск и другие). Свою роль в обеспечении интересов Российской Федерации, связанных с Каспийским регионом, могут и должны сыграть и другие российские проекты (трансчерноморский газопровод «Голубой поток», Балтийская трубопроводная система и другие).

В-третьих, сохраняющиеся все еще довольно значительные связи с Каспийскими республиками СНГ во многих сферах — экономической, политической, военной, социальной — и на всех уровнях — от высшего политического до бытового.

В-четвертых, наличие в этих странах довольно значительной части русского и русскоязычного населения, которое также является надежным связующим звеном в межгосударственных отношениях.

В-пятых, союзнические обязательства, заключенные между Россией и другими каспийскими государствами СНГ, в том числе коллективные договоры — СНГ, ДКБ, ЕвразЭС, ШОС, в которых Россия играет весьма заметную роль. Кроме того, немалые потенциальные, но до сих пор не использованные возможности сотрудничества с такими региональными организациями, как ОЭС, ОИК (высказываются даже мнения, что России не помешало бы стать членом этих организаций), объединение ГУУАМ.

Следует твердо уяснить, что наметившийся — и уже происходящий — геополитический разлом в южном «подбрюшье» России заслуживает весьма серьезного отношения с нашей стороны. В конце концов, этот разлом, сопровождающие его процессы по своим последствиям для безопасности России, ее экономических и политических интересов намного более важны, чем, например, расширение НАТО в восточном направлении, включая даже ожидаемый прием в этот альянс Прибалтийских республик. Сумеет Российская Федерация использовать свои немалые потенциальные геополитические и другие возможности для того, чтобы обеспечить себе подобающее место в Каспийском регионе, — она останется в числе ведущих держав мира и, во всяком случае, одним из основных лидеров в этом регионе, как и на всем Евразийском пространстве. Не сумеет — она может потерять для себя не только Каспийский регион, но и, вполне возможно, часть собственной территории на Северном Кавказе. В этом случае ее ждет участь заурядного государства на южных границах Северного Ледовитого океана.

Насколько Россия сумеет использовать свои пока еще немалые козыри в «большой игре» (по Р. Киплингу) вокруг Каспия и его минеральных ресурсов — это уже вопрос политической воли и решимости.

Из всего сказанного очевидно также, что все большую роль в Каспийском регионе стал играть внешний фактор.

Надо отметить, что есть цивилизованный путь, открывающий Каспию новые перспективы. Суть его заключается в том, чтобы политическая стабильность в регионе была экономически выгодна всем без исключения «жильцам» Каспийско-Черноморского дома. Осознание выбора именно такого пути в последнее время приобретает реальные очертания, а сама идея выступает уже как некий стержень, вокруг которого могут строиться новые отношения на Кавказе.

В этих условиях вполне оправданной выглядела известная инициатива бывшего председателя Совета Федерации Егора Строева, предложившего создать при исполнительной власти специальный комитет по Северному Кавказу, который, по его мнению, должен был «взращивать там не вражду и разобщенность, а стремление к миру и единению»1. Представляется, что эта инициатива не утратила актуальности и в наши дни.





## Барышев М. Кавказская труба // Труд. 1997. 6 фев.



Природа и география дают региону уникальный шанс — быть перекрестком сотрудничества для народов. Сумеют их руководители использовать эту возможность — будет положен конец старым конфликтам и предотвращены новые. Не сумеют — регион может погрузиться в трясину еще более длительных и глубоких противоречий. И уж тогда с мечтами о мирном каспийском доме можно будет распрощаться надолго

< Назад   Вперед >
Содержание