Противоположные ответы

Рациональная метафизика. Сторонники общественного договора считают собственную аргументацию нормативной: каждый индивид должен поступать так, чтобы его поведение вызывало согласие рациональных человеческих существ. В этом смысле контрактный аргумент описывает и предписывает наиболее справедливую форму государства. Некоторые теоретики применяют тот же аргумент для пропаганды морали, которой должны руководствоваться индивиды при взаимодействии. Существует даже реестр нормативных аргументов, вытекающих из идеи общественного договора144. Опишем два основных аргумента, которые восходят к Гоббсу и Канту.

Сторонники Гоббса исходят из посылки: ценность — предмет реальных, а не возможных индивидуальных желаний и выбора. Никаких других норм не существует. Рациональное моральное действие способствует реализации, удовлетворяет или максимизирует желания и выбор. Тем самым оно обеспечивает мирную и гармоничную социальную жизнь, при которой исполняются желания и выбор большинства людей. Именно поэтому оно рационально и вызывает всеобщее одобрение. Гоббс полагал, что аморальные агрессоры никогда не смогут победить сотрудничающих индивидов. Поэтому социальные конвенции (нормы) образуют базис морали. Индивиды сотрудничают в надежде на аналогичное поведение других людей. Мораль входит в состав социальных конвенций (норм).

Иначе говоря, аргумент за государство и теория морали Гоббса аналогичны. Эта теория базируется на посылке: легитимность социального института морали производна от меры эффективности в выражении человеческих интересов. Социальное бытие морали и политики базируется на изобретении конвенций. Принципы морали и политики зависят от того, насколько эти конвенции обслуживают желания и выбор индивидов.

А как установить сферу возможного согласия при переоценке и преобразовании конвенций? Для этого надо определить меру одобрения и рационального обоснования актуальных конвенций всеми индивидами. От этих мер зависит рациональное действие. Поэтому при анализе проблемы всеобщего одобрения сторонники Гоббса ссылаются на реальные (сфера фактуальности) и гипотетические (сфера долженствования) конвенции моральной и политической жизни.

Следовательно, идея договора в гоббсовской теории морали является метафорой, а не понятием. Результат возможного согласия имеет силу императива не потому, что люди связаны фиктивными обещаниями друг другу в гипотетическом мире. А потому, что согласие отражает факт: результат рационален для всех индивидов. Тем самым сфера возможного согласия всех индивидов позволяет создавать дедукции практического разума, устанавливающих общую пользу политических программ.

Привлекательность теории Гоббса объясняется преобразовани-,ем метафоры договора в рациональную метафизику: «Эта теория не ставит государство в зависимость от невидимой руки вездесущего бога или другой таинственной сверхъестественной силы, которой мнимо обладают некоторые члены общества. Она не выводит мораль из неестественных свойств вещей и отвергает «магические» способности человека к познанию моральных истин, скрытых в потустороннем мире. Эта концепция рассматривает мораль как человеческое изобретение, которое рекомендуется всем индивидам по мере его потенциальной полезности»145.

Однако убедительность указанной метафизики зависит от того, насколько на ее основе создана мораль, обладающая реальной силой. Гоббсовский контрактуализм таковым не является. После первого издания «Левиафана» публика была шокирована положением: интерес есть основа человеческих связей. Исповедующие этику Аристотеля читатели утверждали: теория Гоббса ложна, поскольку устанавливает радикальное отличие человека от других существ. Поэтому и в настоящее время марксисты, социалисты, коммунитаристы и феминисты считают общественный договор идеологией: «Адекватная теория морали должна учитывать социальную природу и эмоциональные связи индивидов»146.

Главный недостаток концепции Гоббса — отрицание внутренней ценности индивидов, что исключает возможность считать ее теорией морали. Если мораль производна от интересов, то сотрудничество имеет только инструментальную ценность147. Например, Гоббс пишет: «Стоимость, или ценность, человека подобно всем другим вещам есть его цена, т. е. она составляет столько, сколько можно дать за пользование его силой, и поэтому является вещью не абсолютной, а зависящей от нужды в нем и оценки другого... И как в отношении других вещей, так и в отношении людей определяет цену не продавец, а покупатель»148. С таким отношением не согласны даже сторонники Гоббса: «Моральные императивы обладают инструментальной ценностью только в контексте стремления к определенным целям»149.

Суть дела — в определении причин инструментальной ценности. Каждый человек имеет физические и интеллектуальные недостатки и потому нуждается в сотрудничестве с другими людьми. Невозможно индивидуальное благополучие без помощи других людей. Но это не отменяет популярность различного self made тап'ства — иллюзорного способа достижения самодостаточности. В этом случае требования морали бесполезны. Исчезает основание их ценности, кроме произвола. Если человек руководствуется собственными желаниями, прихотями и капризами, его отношение к другим людям мотивировано чувством, а не разумом. И хотя чувства преходящи, именно на их основе рационализируется отношение к другим людям как к средствам.

В реальном мире каждый человек несамодостаточен. Если следовать Гоббсу, только случайные чувства заставляют нас уважать людей, в которых мы не нуждаемся (старики, инвалиды, умственно отсталые дети, жители других стран, с которыми невыгодно поддерживать торговые или политические отношения, и т. д.). Политическая практика Англии, согласно которой «у Англии нет постоянных друзей и врагов, но есть постоянные интересы», и следующих за ней государств в толковании государственных интересов доказывает глубокое различие контрактуализма Гоббса и морали. Мораль предписывает уважение к другому человеку (группе, стране) независимо от пользы и инструментальной ценности взаимодействия с ним и его самого. Теория Гоббса сводит сотрудничество к взаимодействию с зависимыми от нас людьми (группами, государствами). В этом случае уважение к ним подменяется отношением господства — подчинения. Искусственность государства возрастает по мере сознательного культивирования отношений господства-подчинения и превращения их в основу социальной и политической жизни.

Архимедова точка опоры. Другой тип теории контракта вытекает из концепции Канта. Основной закон может исходить только от общей воли народа и называется первоначальным договором: «Этот договор есть всего лишь идея разума, которая, однако, имеет несомненную (практическую) реальность в том смысле, что он налагает на каждого законодателя обязанность издавать свои законы так, чтобы они могли исходить от объединенной воли целого народа, и что на каждого подданного, поскольку он желает быть гражданином, следует смотреть так, как если бы он дал наряду с другими свое согласие на такую волю. В самом деле, это и есть пробный камень правомерности всякого публичного закона. А именно: если закон таков, что весь народ никаким образом не мог бы дать на него своего согласия, то он несправедлив»150. Идея первоначального договора используется для анализа справедли-рости социальной политики.

Но при решении проблемы всеобщего согласия Кант не имел в виду буквальное согласие людей. В политике значимо согласие реальных индивидов, Кант писал о гипотетическом согласии гипотетических индивидов. Такое согласие обладает моральной силой, поскольку природа морали познается в процессе достижения согласия. Это означает возможность определения логически непротиворечивых и рациональных политических программ путем квалификации каждого человека как «цели самой по себе».

Кантовская концепция договора развита Д. Ролзом. Он дал определение гипотетических индивидов (сторон договора), способ рассуждения которых не должен быть аморальным, несправедливым и зависимым от предрассудков. Только так достижима моральная правильность (истинность, тщательность) результата рефлексии. Стороны договора находятся под занавесом неведения, которое доминирует над знанием культурно обусловленных убеждений, политических взглядов и личных свойств (раса и пол) индивидов. Ролз стремится очистить индивидов от аморальных убеждений и когнитивных деформаций, обусловленных несправедливым социальным устройством. Только при соблюдении этих требований индивиды могут решить проблему истинной концепции справедливости, рассуждать и заключать справедливый договор согласно требованиям морали.

Правда, идея занавеса неведения помещает всех индивидов в первичную ситуацию. Поэтому одни отвергают выводы Ролза, соглашаясь с кантовским применением идеи общественного договора для описания морали, сторон договора и обоснования выводов. Другие применяют метод Ролза при определении политической справедливости и морали в целом151.

Иначе говоря, кантианцы рассматривают договор как средство поиска справедливости, но одновременно используют его как метод дескрипции. Подобно последователям Гоббса, кантианцы с помощью договора стремятся выработать понятия для решения моральных проблем. Сторонники Гоббса используют язык контракта для квалификации морали как человеческого изобретения по достижению общей пользы. Кантианцы применяют тот же язык для определения моральных принципов и концепций как доказуемых суждений. Они образуют процедуры морального вывода — общего процесса рассуждения, в рамках которого используется идея договора.

Кантовская аргументация убедительнее теории Гоббса, но тоже не свободна от недостатков. Ролз утверждает, что при обсуждении проблемы всеобщего согласия мы становимся на Архимедову точку опоры и наблюдаем территорию морали с незаинтересованной точки зрения. Однако Ролз не доказал, что его версия договора создает такую точку опоры, которая базируется на морально безукоризненных основаниях, исключает все предрассудки и интуиции граждан несправедливого общества. Наоборот, в данной версии договора моральные предрассудки существуют в двух видах:

1. Как скрытые мотивы признания справедливости частичных правил, посылок и свойств контрактной ситуации. Теория Ролза критикуется феминистами, поскольку его основная посылка — в первичной ситуации стороны руководствуются собственным интересом — базируется на убеждении в достоверности человеческой психологии. Источник такого убеждения — дискредитированная концепция человеческой природы Гоббса. В концепции Ролза не учитывается забота о других людях (вытекающая из чувства сострадания) и ангажированность (вытекающая из уважения и чувства долга в отношении других людей). Значит, даже благородный кантианец не может преодолеть влияние анахроничных индивидуалистических убеждений.

2. Как процедура рассуждения, которая ведет к определенным политическим выводам. Ролз не объясняет, почему его аргументация базируется на максимально-минимальном правиле выбора в условиях неопределенности. Между тем именно на этой основе стороны договора делают выбор концепции справедливости. Если данное правило исключить из аргументации, выбор той или иной концепции может опираться только на неясные интуиции относительно «наилучшего выбора». Если эти интуиции проверить с точки зрения морали, они окажутся ложными152.

Некоторые кантианцы вообще не считают контрактный метод Архимедовой точкой опоры. Например, с контрактной точки зрения природа морального зла определяется так: «Действие есть зло, если его реализация в данных условиях запрещается всеми системами правил поведения, ни одну из которых никто не может рационально опровергнуть кая» основу сознательного добровольного всеобщего согласия»153. Это определение описывает свойство морального зла, но не объясняет смысл термина рациональный. Т. Сканлон анализирует выбор противоположных политических программ. Если политическая программа А прошла утилитарную проверку, но ухудшила жизнь индивидов, они могут ее отвергнуть на рациональном основании: после внедрения программы А некоторые индивиды живут хуже по сравнению с альтернативной программой В, которая не ухудшает социальную жизнь индивидов. Но из этого факта не вытекает рациональность критики программы А. По мнению Сканлона, критику программы А со стороны проигравших надо сравнить с критикой программы В со стороны индивидов, которым после ее внедрения стало хуже, нежели при внедрении А: «Можно ли считать нерациональным индивида, который не желает смириться с положением, возникшим после внедрения программы А? Ведь в итоге другие получают пользу, от которой он вынужден был отказаться после внедрения программы В»'34. На основании каких критериев рациональности возможен верный ответ на этот вопрос? Сканлон не приводит аргументов, которые позволяют признать правоту одной из указанных групп. Поэтому ссылка на рациональность выбора скрывает неопределенную интуицию.

Основания проверки тоже неясны. Нельзя утверждать, что все индивиды исходят из одной идеи рациональности и приходят к одним выводам. Поскольку общепризнанной концепции рациональности не существует, то членов несправедливых обществ тоже надо признать рациональными. А если удовлетворительного объяснения такой концепции тоже нет, аргументы Сканлона опираются на интуицию и ведут к противоположной теории этики.

Иначе говоря, Сканлон предлагает очередную версию этического интуиционизма. Если источником интуиции признать утилитаристскую теорию морали, контрактный метод превращается в способ упорядочивания идей другой теории. В частности, утилитаризм квалифицирует рациональное опровержение как процедуру, мотивированную тем, что выбор не максимизирует групповую пользу. Однако Сканлон обсуждает антиутилитаристские идеи посредством аргументов, а не интуиции. Он признает возможность совпадения контрактного способа рассуждения с принципом пользы, но отвергает утилитаристскую форму аргументации данного рассуждения.

В чем же специфика контрактного способа рассуждения? На этот вопрос ответа нет. Сканлон не объясняет смысл обсуждаемых идей, причины особых надежд на них и способ взаимодействия в интуиционистской процедуре морального рассуждения. Поэтому возникает подозрение: если кантианец говорит о всеобщем согласии, он защищает моральные и политические концепции, выбор которых случаен и произволен. И не может привести в их пользу удовлетворительные аргументы на основе достоверных и ясных посылок.

Итак, не существует удовлетворительного и свободного от недостатков нормативного контрактуализма. Но это не отменяет привлекательность контрактного способа моральной рефлексии. Это значит, что моральные и политические стратегии должны обосновываться с учетом бытия и потребностей индивидов, а не потребностей больших социальных групп, этносов, наций и других видов общности. Коммунитаристы критикуют теорию контракта, полагая социальные ценности основой и критерием моральных и политических стратегий. Утилитаристы критикуют теорию контракта, полагая критерием морали максимум социальной пользы (а не индивидуальные желания и выборы). В свою очередь, контрактуалисты считают, что сторонники указанных теорий недооценивают внутренние личностные ценности и различия индивидов. Теоретики контракта признают ответственность политики и морали за выражение легитимных интересов и потребностей всех индивидов. При этом индивид — исходный пункт любой теории морали и политики. Но убедительность контрактного метода зависит от способности его сторонников создать нормативную теорию договора, которая преодолеет описанные недостатки.

< Назад   Вперед >
Содержание