Сентенция или дилемма?

Суждение А имеет право требовать X аналогично суждению А обязан требовать X. Смысл данных суждений состоит в следующем: другие индивиды должны содействовать праву А на X; цель такой обязанности — поддержка интересов А; А не должен заставлять других индивидов выполнять эту обязанность. Таков смысл прав человека в отношении других индивидов. Но эти права понимаются по-разному: «Так понятые права эгоистичны и не могут служить базисом социальной морали. Надо уделять больше внимание обязанностям, а не правам»255. Однако это суждение противоречиво. Поскольку права связаны с обязанностями, правовой дискурс есть способ обсуждения проблемы ответственности. Большинство прав формулируется в общих понятиях. Если В обладает правом за счет А, то А имеет аналогичное право за счет В. В итоге обязанности А соответствуют обязанностям В.

Представители феминизма критикуют императивность прав и связывают ее с господством мужчин в обществе. И хотя ни одна система прав не в состоянии исключить злоупотребления, отсюда не следует моральная необоснованность защиты прав. Социальная жизнь невозможна без уважения к чужим и защиты своих интересов. Права человека — это описание интересов с точки зрения индивида. Соблюдение интересов означает, что индивидуальная точка зрения равна точке зрения Бога или общества в целом.

Существует и такая точка зрения, согласно которой социальная политика должна учитывать потребности, а не права человека. Такой подход смешивает содержание и нормативную форму прав. Язык прав учитывает потребности. Ссылка на право означает обя-занность учета индивидуальных интересов. Хотя интересы нередко определяются свободой, права человека требуют соблюдения и материальных интересов. Поэтому язык прав используется для описания требований культивирования и поддержки индивидуальных интересов, которым придается решающий моральный смысл256.

И все же идея прав человека противоречива. Возьмем распространенную сентенцию: не лги. Факты говорят, что многие люди лгут в соответствии со своими интересами. Аналогичным образом права человека выражают содержание индивидуальных интересов и важную моральную проблему. Например, право А на жизнь предполагает не только ценность жизни А для А, но и общее моральное требование: не убий. Но вся история состоит из малых и больших убийств, а спор о природе моральной всеобщности ведется издавна. По крайней мере, В не должен убивать А, а если случится обратное, надо поймать, осудить и наказать В. Но как быть, если А может удержать В от убийства С, но вынужден понести при этом большие расходы? Обязан ли он предотвратить убийство? И равна ли эта обязанность его собственной обязанности не убивать С?

Моральная философия дает отрицательный ответ на поставленный вопрос: «Право А^алагает на В только обязанность не убивать А. Это право нетождественно обязанности сделать все для предотвращения убийства А. Обязанность всегда соотнесена с конкретным индивидом и квалифицируется как реляционная. Требование неубий адресовано всем индивидам, размышляющим о таком запрете. Значит, С тоже не должен убивать А. С точки зрения А он обязан не убивать В. Тем самым не существует общей субъективно нейтральной обязанности, наложенной в равной мере на С и на А, которая состоит в требовании не убивать В. Это право не предписывает А и С общую цель не убивать В»257.

Идея реляционной обязанности индивида непротиворечива. Но ее невозможно обосновать на основе права, поскольку вначале требуется доказать, что каждый индивид заинтересован моральным качеством собственного поведения: «Связь морального обоснования с личными убеждениями индивида важнее незаинтересованной правовой точки зрения. Анализ права показывает, что цель обязанности сводится к убеждениям обладателя права, а не субъекта обязанности, которого право ограничивает. Если исключить особые случаи (например, убийство матери), А важно остаться в живых, а не погибнуть от руки того или иного конкретного человека. Если такой интерес есть основание обязанности А, то он не обязан интересоваться угрозой для В со стороны С таким же образом, как обязан не угрожать жизни В»258.

Достоинство такого подхода — строгое различие правовых и моральных обязанностей. Универсальный запрет убийства означает, что данная обязанность соответствует убеждениям всех индивидов, а не благу одного из них. Недостаток подхода состоит в отрицании абсолютного морального смысла права человека, цель которых — исключение всех ситуаций защиты интересов одних индивидов за счет интересов остальных. «Поскольку сами права человека порождают конфликт и требуют сравнения противоположных целей, невозможно избежать моральной казуистики как общего свойства всех договорных теорий»259. Суть дела в том, что моральные дилеммы отражают сложность существующего мира. Всякое упрощение здесь опасно.

На рубеже 1980-1990-х гг. началось интенсивное обсуждение прав человека первого, второго и третьего поколения260. Права первого поколения — это традиционные гражданские права и свободы (совести, слова, выборов и т. п.). Права второго поколения — это социально-экономические права (на образование, жилище, здравоохранение, труд, надлежащий уровень жизни). Они требуют вмешательства государства, но по содержанию остаются индивидуалистическими, поскольку речь идет о гарантиях благосостояния всех мужчин, женщин и детей. Права третьего поколения (право самоопределения наций, право меньшинств на пользование своим языком, право жителей планеты на мир, чистоту среды и экономическое развитие) являются групповыми, а не индивидуальными.

Права второго и третьего поколения популярны, но противоречивы. В этих правах воплощена деградация прав человека в итоге деятельности идеологов, отвергающих либеральный генезис прав. Начнем с прав третьего поколения на коллективное пользование общими благами. Например, чистая среда — общее благо. Оно равномерно дается одному и всем индивидам на данном пространстве. С этой точки зрения трудно сформулировать аргументы за чистоту среды в традиционном смысле прав, в которых обязанности возникают на основе соблюдения интересов индивида. Не менее противоречиво требование сохранить язык меньшинств. Язык есть социальное свойство, а его обладателями выступают группы. В этом случае приходится утверждать: социальные права (включая права меньшинств) руководствуются той же логикой в отношении государства, как права индивидов в отношении общества. На этом пути возникает проблемы определения групповой идентичности: «Такой подход не порождает логических и этических проблем при допущении, что права групп всегда направлены против больших обществ, а не против их отдельных членов. Но это допущение не подтверждается ни исторически, ни эмпирически»261.

Права второго поколения связаны с вопросом, существует ли право человека на социальное и экономическое развитие. Положительный ответ обычно сводится к трем аргументам. 1. Никто не может пользоваться никаким правом, если у него нет основных благ для здоровой и активной жизни. Голод, холод, заразные болезни ослабляют и уничтожают автономию индивида и превращают его в раба. Недостаточно гарантировать право на аборты. Если женщина не может пользоваться этим , правом из-за бедности и недоступности медицинских услуг, у нее тоже нет свободы: «Если цель права — создание возможности выбора, то действительное облегчение выбора важнее отсутствия препятствий»262.

2. Материальные потребности важнее юридического провозглашения экономической безопасности индивида. Если теория человеческого достоинства не учитывает это право, она является ложной. Достоинство такого подхода состоит в отрицании приоритета прав первого поколения. Борьба с болезнями, голодом и холодом не менее важна, чем устранение барьеров политической и гражданской свободы. Если эти проблемы не решаются, то отвергаются достоинство и безусловная ценность каждого индивида.

Но этот аргумент подвергается критике. Если права человека выводить из материальных потребностей, то существуют также права собственности на средства удовлетворения потребностей: «В этом случае частные права индивидов заполняют все правовое пространство и не оставляют места для общего права на жизнь при определенных материальных условиях»261. Иначе говоря, если права основаны на потребностях, они не играют роли в общей теории экономических прав. Невозможно вначале установить, что кому принадлежит, а затем размышлять о неудовлетворенных потребностях. Зато можно придать потребностям фундаментальный статус и полагать, что они определяют первичный раздел права собственности. Если исключить принудительную благотворительность фактических собственников, то социально-экономические права направлены против отношений собственности: «Никакая система собственности не имеет права на существование, если хотя бы один индивид нищенствует и голодает. Тем самым гарантия благосостояния — лишь первый шаг на пути полной ревизии всей системы собственности, которая не соблюдает основные права. Об этом свидетельствует тот факт, что многие люди все еще не имеют необходимых средств для жизни»264. 3. Права второго поколения крайне дорогостоящи: «Мнимое право на благосостояние нарушает логический принцип «должное имплицирует возможное». Многие страны просто не имеют средств для обеспечения минимальной экономической безопасности подданных. Поскольку государства значительно различаются с этой точки зрения, экономические права не являются универсальными правами человека»265. Но нередко отсутствие средств вытекает из принципа неизменности локального и глобального распределения средств. Например, правительства богатых стран отказываются от помощи бедным странам, поскольку введение новых налогов ради помощи непопулярно с политической точки зрения. В СССР длительное время насаждался стереотип: мы кормим другие страны. При такой логике критика наличной системы распределения благ игнорируется. А реализация прав наталкивается не столько на практическую невозможность, сколько на эгоизм и жадность. Итак, негативные права первого поколения требуют только отказа всех государств от актов тирании и насилия, т. е. воздержания от определенных действий. Эти права не порождают конфликтов, ибо в любой момент времени можно воздержаться от бесконечного числа действий. Позитивные права второго поколения устанавливают обязанность взаимопомощи с учетом ограниченного количества ресурсов и услуг.

Однако такая корреляция прав первого и второго поколения тоже подвергается критике. Для практической реализации прав первого поколения (например, избирательного права) нужны большие расходы на выборы и содержание парламентов и ограничение расходов на полицию и суд. Права второго поколения устанавливают позитивные (негативные) обязанности производ-но от контекста: «Если люди голодают, они имеют право на активную помощь. Если они живут сносно в рамках традиционной экономики, то права требуют запрета экономической инициативы, которая может изменить существующее положение вещей»266.

Отсюда вытекает ряд дилемм: при росте потребностей любая система прав ограничивает индивидов или выдвигает в отношении к ним слишком большие требования; экономическая взаимопомощь выдвигает непомерные требования в отношении налогоплательщиков; право собственности выдвигает чрезмерные требования в отношении бедняков, поскольку они должны отказаться от потребления необходимых для жизни средств. Стало быть, проблема не сводится к потребности в экономических правах. Неясно, откуда взять средства и как распределить расходы на их реализацию. •
В любом случае указанные следствия ведут к проблеме справедливости. Негативное свойство прав состоит в формулировке разных моральных требований на одном языке. В итоге каждый случай реализации прав выглядит как одновременная невозможность отказа и компромисса. Если права человека порождают постоянные конфликты, их надо рассматривать в контексте социальной справедливости и проблемы распределения прав. При согласии с таким выводом содержание прав собственности, прав благосостояния и гражданских прав значительно усложняется. Д. Ролз показал, что общие принципы оценки социальных структур позволяют эффективнее решать проблемы справедливого распределения, нежели множество конкретных прав, на основе которых индивиды имеют право на часть общей собственности.

< Назад   Вперед >
Содержание