Закрепление рабства

В свое время И. Бентам полагал, что права человека позволяют решить все спорные вопросы. Для осуществления разумной социальной реформы необходим учет эмпирических обстоятельств, быстрота ума для оценки и терпение для исследования: «Язык прав целиком состоит из множества простых положений, вследствие чего противоречивые и спорные вопросы обретают форму нерушимых принципов»267. Однако решение этой проблемы растянулось на двести с лишним лет, и конца пока не видно. Дело в том, что утилитаризм рассматривает права как разновидность удовольствия. Поэтому при учете влияния любых реформ на благосостояние индивидов и выборе способа поведения большинство политических теоретиков и практиков вынуждены пользоваться языком утилитаризма, который (по идее) обеспечивает наибольший приоритет счастья над страданием.

Но практика показала, что политический анализ скрывает моральные проблемы. Утилитаризм располагает все следствия на одной шкале: любой расход одного индивида всегда компенсируется доходами других индивидов, включая крохотный рост комфорта большой группы людей. Максимизирующая логика утилитаризма — это однозначная (положительная или отрицательная) оценка любой индивидуальной деятельности с точки зрения всеобщего блага. Значит, утилитаристская теория прав человека не может быть моральным основанием социальной политики: «Одни утилитаристы формулируют и положительно оценивают собственные простые утверждения. Другие полагают, что строгий утилитаризм связан с признанием прав индивидов. Ради счастья нужен абсолютный запрет пыток, а не утилитаристский расчет о допустимости той или иной пытки. Третьи продолжают спор на тему: возникают ли права человека на основе опосредованного утилитаризма? Но даже положительный ответ не решает проблему. В основе таких прав по-прежнему лежит принцип: можно пожертвовать интересом одного индивида ради большей суммы интересов других индивидов. Указанный принцип сохраняется в теории и остается источником моральных проблем»268.

Современная теория прав человека отвергает также утилитаристскую идею права на удовлетворение любого индивидуального выбора: «При учете расходов и доходов надо отвергнуть выбор расиста, поскольку он противоречит принципу равенства прав всех индивидов»269. Но на практике трудно провести строгое различие между всеми индивидуальными выборами и стремлением к благосостоянию. Права человека помогают устранить утилитаристский расчет и объяснить причины приоритета прав над пользой. Права человека имеют моральный приоритет над любым расистским и подобным ему расчетом расходов и доходов. В целом права человека противостоят расистским, этатистским, национальным, тендерным и иным представлениям о ценности человека и объясняют природу принципиального равенства людей.

Для этого используется различие заслуг и ценности каждого индивида: «Хотя люди обладают различными достоинствами и способностями, при одобрении идеи прав придается абсолютная ценность бытию каждого индивида независимо от его специфической ценности в глазах ближних. В прежние времена эта идея формулировалась на теологическом языке: Бог наделил каждого человека своей творческой любовью, и потому ко всем людям надо относиться сообразно их божественному статусу. На языке светской терминологии принцип абсолютной ценности индивида означает: любая жизнь обладает ценностью для любого индивида независимо от его собственности, имущества, власти и социального статуса. Каждый человек устраивает жизнь по-своему. Поэтому все стремления всех людей достойны равного уважения. Все формы власти, организации и управления оцениваются на основе того, как они служат единичным целям индивидов»270.

Приведенное положение одновременно объясняет суть конфликта коммунитаристов со сторонниками прав человека. Главная комму-нитаристская истина гласит: жизнь человека определяется условиями окружающей социальной среды и культуры. Коммунитаристы считают вредным мифом классическое положение либерализма: каждый человек создает свои собственные условия жизни. Оно стимулирует отрицательное отношение индивидов к социальной структуре, необходимой для сносной реальной жизни. Но моральная проблема не тождественна социологической. Наука объясняет все виды жизни в терминах социальных и культурных структур. Сторонники идеи прав человека руководствуются нормативным тезисом: независимо от генезиса жизнь индивида принадлежит только ему и обладает внутренней ценностью. Права человека преобразуют ценность каждого индивида во взаимное уважение как фундамент социальной жизни.

Кроме того, современная политическая мысль не сводит права человека к свободе. Индивидуальная свобода переплетена с правами. В основе прав человека лежит идея автономного индивида, который устраивает жизнь по своему усмотрению. Эта идея включает достойную жизнь в соответствии с нормами субъективности, выбора и личной ответственности. Идея субъективности — ключ прав. Каждый человек оценивает свою субъективность и на основе запрета противоречия должен ценить и облегчать жизнь любой другой субъективности. Таково логическое доказательство морального императива. Если индивид отвергает субъективность другого человека, его рассуждение и поступки иррациональны. Окончательное решение этого вопроса входит в область метаэти-ки. В любом случае субъективность играет важную роль в современных дискуссиях о правах человека. Привлекательность прав человека объясняется тем, что каждому гарантируется право жить в соответствии с собственными чувствами и разумом.

Таков современный смысл принципа Канта: человечество в каждом индивиде есть цель сама по себе, а не средство достижения других целей. Важнейший моральный факт человечества — способность каждого человека пользоваться субъективностью согласно практическому разуму. Но большинство людей по-прежнему руководствуются своей и чужой выгодой. Отсюда вытекает физическое, политическое и духовное рабство как разновидности несамостоятельной жизни. Эти виды рабства систематически закрепляются государством и инициируют разнообразные нарушения прав человека.

Ранее говорилось, что права человека наименее противоречивы, поскольку требуют только отказа всех государств от актов насилия. Однако их соблюдение представляет крайне острую проблему. Например, хроника первой российско-чеченской войны выявила систематические нарушения прав человека и норм гуманитарного права Россией и Чечней. По массовости нарушений события в Чечне беспрецедентны для России со времени прекращения в 1950-х гг. массовых репрессий. Чеченцы сравнивают события 1994-1996 гг. с депортацией 1944-1956 гг. Но по размаху боев этот внутренний конфликт аналогичен гражданской войне в Советской России в 1918-1921 гг. Чечня составляет примерно одну сотую населения России, в войне погибло несколько десятков тысяч человек. Если потери чеченцев перевести на российские масштабы, Россия потеряла бы несколько миллионов человек. Война в Чечне — воспроизводство и новый этап конфликтов Советской власти с коренным (подавление Кронштадтского и Тамбовского восстаний) и нерусским населением периферии (борьба с повстанцами в Средней Азии в 1920-1930-е гг., антипартизанские действия на Западной Украине и в Прибалтике в 1940-1950-е гг., вооруженные конфликты в Нагорном Карабахе, Абхазии, Таджикистане в 1980-1990-е гг.). Все указанные конфликты проходили на территории СССР. Теперь Российская республика перенесла советские методы решения внутренних конфликтов на свою территорию.

Россия подписала ряд международных конвенций, но не объявила чрезвычайное положение в зоне конфликта. Это сделано потому, что при введении чрезвычайного положения надо четко определять перечень ограничений прав граждан, полномочия федеральной власти в зоне чрезвычайного положения. Для продления действия чрезвычайного положения каждый раз надо обращаться в Совет Федерации России для утверждения указов президента. Вместо конституционного способа действий центр пошел по пути бесконтрольности и беззакония. Согласно Международному пакту о гражданских и политических правах, государственные органы России не имели правовых оснований для ограничения или приостановки осуществления гражданами прав, гарантированных этим пактом.

Этим объясняются главные нарушения прав человека и норм гуманитарного права российской стороной: неизбирательные нападения, чрезмерное применение силы (неприцельные бомбардировки и артобстрелы населенных пунктов и дорог; операции по занятию и штурмы населенных пунктов; неизбирательные нападения, обстрелы и бомбардировки населенных пунктов, находящихся под контролем федеральных сил, а также в период перемирий; использование систем оружия неизбирательного действия, неизбежно ведущее к большим жертвам гражданского населения; преднамеренные нападения на гражданское население; применение принципа коллективной ответственности и наказания; исчез-новения людей, казни без суда; незаконное задержание гражданских лиц, жестокое и унижающее достоинство обращение с задержанными и арестованными, пытки и издевательства над задержанными участниками вооруженных формирований чеченской Республики Ичкерия (на фильтрационных пунктах, в неофициальных местах содержания задержанных); использование заложников и живого щита; ограничение свободы передвижения, препятствование выходу населения из блокированных населенных пунктов, недопущение в блокированные населенные пункты врачей и представителей гуманитарных организаций; грабежи и уничтожение имущества гражданских лиц; уничтожение объектов культуры; нарушение избирательных прав граждан; нарушение права на свободный поиск, получение и распространение информации.

Нарушения прав человека и норм гуманитарного права вооруженными формированиями и властями в Чеченской Республики Ичкерия аналогичны, но меньше по масштабу: неизбирательное ведение огня, размещение военных объектов рядом с гражданскими; воспрепятствование выезду мирных жителей из Грозного; теракты за пределами Чечни (захваты заложников, преднамеренные нападения на гражданское население и медицинские учреждения, бессудные казни, использование живого щита); захват в заложники гражданских лиц, находившихся на территории Чечни; условия содержания пленных российских военнослужащих и насильственно удерживаемых гражданских лиц; казни без суда, вынесение смертных приговоров на основе процедуры упрощенного судопроизводства, исчезновения людей; телесные наказания.

В целом российское командование не предотвратило массовую гибель мирного населения и нападения военнослужащих и сотрудников спецслужб на мирных граждан. Правоохранительные органы России не смогли расследовать и наказать в соответствии с законом военнослужащих и сотрудников других силовых структур. Правоохранительные органы режима Дудаева тоже не расследовали преступлений членов вооруженных формирований против гражданского населения и пленных военнослужащих. Уголовный кодекс режима Дудаева противоречил международным правовым нормам (в сфере основных определений, системы наказаний, несоразмерности и непропорциональности наказаний, нарушения прав и свобод человека). Таким образом, правовые системы России и Чечни во время войны были подчинены интересам центра и силовых структур271.

Комплекс указанных нарушений позволяет согласиться с общей оценкой: современное российское государство сохранило символический фасад государственности, но прекратило существование с точки зрения ключевых внутренних функций — охраны населения, сбора налогов и обеспечения правопорядка; современное российское государство — это частное охранное предприятие с конторой в Кремле; определенные группы (президентская власть, армия и другие силовые структуры) контролируют средства организованного насилия и называют себя российским государством272.

По крайней мере, идея прав человека позволяет противостоять указанным нарушениям. Она обосновывает множество индивидуальных, коллективных, политических обязанностей ради жизни всех индивидов по своему выбору, в состав которого входит связь прав человека с собственностью.

< Назад   Вперед >
Содержание