Деградация общего блага
Нейтральное государство способствует деградации идеи общего блага. Оно полагает, что люди могут свободно самоопределяться независимо от общей формы жизни, поскольку признание общего блага как официальной цели государства нарушает права индивидов: «Либеральная модель государства соответствует атомистическому сознанию, в рамках которого каждый индивид понимает собственное достоинство как достоинство единичного обладателя прав. По сути Дела, только те граждане, которые уже в определенной степени дистанцировались от общества, принимающего решения, могут охотно пропагандировать резолюции тех или иных коллективов как полезные с точки зрения прав отдельного индивида»228.
Иначе говоря, нейтральное государство культивирует дистанцию индивидов от общества. Это способствует равнодушию граждан к справедливости. Юридическая бюрократия эксплуатирует такое равнодушие и получает дополнительный шанс для укрепления собственного социального статуса. На этой основе в либеральных демократиях развивается кризис легитимности. В развитых странах Запада это явление зафиксировано в 1960-е гг. Затем оно стало развиваться в СССР, приобрело всеобщую форму по мере его распада и введения в постсоветских государствах демократии сверху. Западные демократии требуют от граждан жертв ради справедливости. Россия и другие государства СНГ требуют от граждан жертв ради несправедливости, поскольку насаждение демократии сверху усилило социальную дифференциацию и породило локальные войны. В обоих случаях жертвы не помогают конкретным людям. Тем самым рушатся основания легитимности демократического порядка. Никто не желает нести на плечах груз общего блага и справедливости.
Теоретики коммунитаризма полагают основанием легитимности определенный образ жизни, а не справедливость. Примерами такой легитимности служат демократии Древней Греции и пионеров Новой Англии XVII в. Предполагается, что эти формы совместной жизни опирались на политику общего блага и отличались гражданской активностью и лояльностью. Однако эти примеры неубедительны. В Древней Греции рабы и женщины, а в протестантских поселениях Новой Англии женщины, атеисты, индейцы и бедняки полностью исключались из участия в политической общности. Эти формы жизни использовали понятие общего блага для легитимизации политического порядка, который отличался социальной, половой, вероисповедной и расовой дискриминацией.
Правда, коммунитаристы не считают основанием легитимности исключение социальных групп, которые не принимали исторического участия в создании общего образа жизни. Они полагают общие цели основанием политики общего блага, легитимной с точки зрения всех социальных групп. Но не приводят примеров общих целей, ссылаясь при этом на историческую практику. Однако любая политическая практика до сих пор определялась небольшой частью общества. В США ее формировали члены белой расы мужского пола ради собственных интересов. Политическая практика России до 1917 г. определялась интересами класса властителей-собственников, а после 1917 г. — интересами класса собственников-властителей-идеологов. Введение демократии в России после 1991 г. легализовало этот процесс. Если считать цели этих групп общими и поддерживать их, политический порядок США и России не является легитимным. В обоих случаях надо исключать из процесса легитимности целые социальные классы и группы, мнение которых не учитывалось при становлении данных политических порядков.
Таким образом, ссылка на общие цели при обосновании легитимности сомнительна: «Никакое возрождение и укрепление социальных чувств, предлагаемое коммунитаристами, не принесет никакой пользы дискриминированным социальным группам. Наоборот, исторически сформировавшиеся чувства составляют только часть проблемы, а не элемент ее решения»229. Необходимое условие легитимности политического порядка — участие в политике всех социальных групп. Без этого теряет смысл понятие граждан, которые участвуют в политике при соблюдении равенства. Но равенство не совпадает с социальными ролями (здесь коммунитаристы правы), особенно если они определены до рождения людей, которые не участвовали в их создании. В этом смысле легитимность — это признание права на формулировку целей за всеми людьми, которые не согласны или хотят изменить существующую матрицу социальных ролей. Ведь эта матрица до сих пор включает господство и подчинение — традиционный принцип социальной и политической иерархии, при котором Запад следует за Востоком, а не наоборот230.
Что же считать основой братства (социального единства) в современном обществе? Либералы полагают таким основанием свободу, политическое и социальное равенство. Честное сотрудничество свободных и равных индивидов создает основание социального единства. Остальные социальные цели и проекты в лучшем случае дискуссионны. В этом смысле коммунитаристская концепция братства — рабочая гипотеза, которая нуждается в обсуждении.
Коммунитаристы правы в том, что национализм угрожает братству. Нынешний мир разделен более чем на двести государств. Если согласиться с либералами (свобода и равенство — основа легитимности), то почему все демократические нации не соединятся в одно государство? Хотя прецеденты уже есть (Евросоюз), в остальных частях мира процессы идут в другом направлении. За последние сто лет распались многонациональные империи — Османская, Австро-Венгерская, Германская и Британская. Развалились многонациональные федерации СССР и Югославии. Даже Чехословакия распалась на два государства. Продолжается борьба за независимость Квебека и Северной Ирландии. Во всех случаях бывшие колонии стремятся к политическому суверенитету. Значит, их население не желает оставаться свободными и равными гражданами больших государств. А стремится сузить свободу и равенство пределами собственных государственных границ.
Международное право признает право на самоопределение каждой нации, но на практике многие национальные меньшинства его не имеют. Сегодня в мире существует более 2000 наций, которые обладают ограниченным самоуправлением в рамках больших, средних и малых государств. Какая нация обладает каким правом на какую форму самоуправления? Этот вопрос находится в эпицентре политических дискуссий в России, странах Восточной Европы, на Ближнем Востоке, в третьем мире, Канаде и Испании. Нельзя утверждать, что какая-либо политическая идеология нашла его удовлетворительное решение.
В литературе на тему братства эта проблема изучена мало. Либералы и коммунитаристы исходят из принципа: все государства являются национальными; все граждане являются представителями одной и той же национальности, говорят на одном и том же языке и могут включиться в публичные дебаты о культуре. Тем самым поставленная проблема подменяется вопросом о роли государства в поддержке и развитии конкретной культуры и языка. Право самоопределения наций при этом почти не упоминается.
Этот симптом любопытен, поскольку позволяет дистанцироваться от либералов и коммунитаристов в понимании братства. Я думаю, оно не сводится к выбору между нейтральностью и общим благом, автономией и общими целями. Проблема братства заключается в объяснении причин национализма, а также схем, которые он предлагает для управления в рамках национальной общности. Если политическое бытие нации определяется государственными границами, то является ли проживающее в таких границах население братской общностью? На этот вопрос невозможно ответить на основе либеральных принципов равенства и свободы, поскольку они выходят за рамки государственных границ. А ком-мунитаристские концепции общего блага и достойной жизни не являются всеобщими, поскольку модифицируются государственными границами. Значит, поиск оснований принципа братства остается актуальной проблемой, которая не разрешена ни классическими идеологиями, ни коммунитаризмом. По сравнению с тотальной критикой современного индустриального общества и главных идеологий современности проблема братства — наиболее слабый пункт коммунитаризма. Это объясняется рядом факторов.