Сущностная спорность

Сторонники негативной свободы ведут спор об условиях индивидуальной свободы. Если согласиться с понятием свободы как отсутствия препятствий, остаются открытыми вопросы: что считать барьером свободы? кто является субъектом свободы? что может делать действительно свободный субъект? Вначале рассмотрим два последних вопроса, поскольку первый порождает наибольшие трудности.

В большинстве случаев теории свободы базируются на посылке: субъект свободы — единичный индивид. Однако Д. Коэн предлагает другую посылку: свобода индивида есть отношение между свободой и рабством: «Отдельные пролетарии могут быть свободны, если у них есть возможность выхода за пределы пролетариата. Но это не меняет их рабского положения, поскольку они не могут коллективно покинуть ряды пролетариата как класса. Конечно, при капиталистической системе хозяйства каждый пролетарий может сделать социальную карьеру. Но такая удача не может улыбнуться всем, поскольку капитализм невозможен без существования большой наемной рабочей силы. А она исчезнет, если большинство рабочих сделает социальную карьеру»29. Такой подход позволил Коэну сформулировать нетривиальные тезисы о свободе при капитализме: положение современного рабочего класса аналогично положению группы заключенных, из которых только у одного есть шанс бегства; но все убежать не могут; поэтому современный рабочий класс коллективно несвободен и является совокупным рабом.

Обсуждение статьи Коэна показало, что представление о коллективном субъекте свободы (рабства) спорно: «Крайне удивляет представление, согласно которому все индивиды не имеют никакой свободы на все действия, если она не может быть осуществлена всеми одновременно. Разумеется, все не могут одновременно потребовать пособия по безработице, стать слесарями или профессорами политической философии. Но отсюда не следует, что у нас нет свободы на такие действия»30.

Второй вопрос: что может делать действительно свободный субъект? Традиционный ответ гласит: свободный субъект может делать все, что угодно. Но вначале надо доказать, что у свободного субъекта есть возможность делать все. Если ее нет, рост свободы достижим за счет редукции желаний. Например, счастливый раб свободен, поскольку не желает бежать. Тогда как сфера социальной и политической свободы индивида означает отсутствие препятствий для его действительных и потенциальных выборов. В этом случае тип поведения зависит от принятия решения. Индивид негативно свободен, если никто (ничто) не мешает ему воплотить принятое решение. Такое объяснение цели негативной свободы непротиворечиво.

Наконец, объяснение смысла негативной свободы невозможно без ответа на самый трудный вопрос: что считать барьером свободы? Наиболее однозначный ответ звучит так: «Индивид не свободен тогда и только тогда, когда действия других индивидов не дают ему возможности осуществить любое действие. Индивид свободен, если действует невзирая ни на что и ни на кого»31. Угрозы и возможные санкции никого не лишают свободы, поскольку индивид обладает возможностью действия и ответственности за действие. По сути, угрозы и санкции не отличаются от шансов (или удачи): ни то, ни другое не уменьшает свободу; в обоих случаях препятствия модифицируют желания, но не возможность действия.

Рассмотрим причины такой аргументации. Если моя свобода ограничивается препятствием, из-за чего возможный способ поведения становится непривлекательным, другие субъекты ограничивают мою свободу32. Г. Штейнер считает, что если предотвращение действия делает индивида несвободным, то свобода зависит от желаний и квалифицируется как психическое состояние, а не физический факт. Это мнение ложно.

Что считать предотвращением действия при понимании свободы как физического факта? Предотвратить действие субъекта — значит лишить его возможности использовать физическое пространство и материальные предметы: «Границы деятельности индивида прямо пропорциональны величине территории физического пространства и числа физических предметов, пользоваться которыми ему не дают»33.

Например, заключенный несвободен, поскольку его пространство и средства предельно ограничены. Но за счет такого ограничения возрастает свобода остальных индивидов. Они используют физическое пространство и предметы, недоступные заключенному. Свобода — это постоянная величина, которую можно только перераспределять, но не увеличивать и не уменьшать. Поэтому рабство одного человека увеличивает свободу другого: «Универсальное стремление к личной свободе есть игра с нулевым результатом»34. Тем самым бессмысленно говорить о возрастании общей суммы свободы. Проблема состоит в перераспределении, а не в производстве свободы.

Видимо, ошибка Штейнера сводится к недоказанности главного тезиса: свобода есть физический факт, не зависимый от человеческих желаний, из которого вытекает представление о свободе как контроле физического пространства и средств. Штейнер пишет: «Действие сводится к овладению определенными территориями физического пространства и обладанию определенными материальными предметами»35. Если субъект действует свободно, физические элементы действия принадлежат только ему, а не контролируется другим субъектом. Иначе говоря, субъект есть собственник и распорядитель данного физического пространства и предметов. Если исключить законы физики, то субъект определяет изменения предметов в данном пространстве. И контролирует данное пространство и предметы, если может исключить физическую возможность их захвата и использования другими субъектами.

Концепция Штейнера отражает практику первичного индивидуального (группового) захвата участков земли и последующей колонизации целых территорий. Однако полный физический контроль над ними (как условие свободы) недостижим. Чтобы гарантировать обладание собственностью, устанавливается множество нефизических преград на пути возможных грабителей и экспроприаторов. Я располагаю свободой в своей квартире и не пускаю незваных гостей не потому, что физически сильнее всех. Моя свобода обусловлена рядом нефизических условий: я — собственник квартиры, права собственности установлены конституционно, их нарушение влечет наказание и т. д. Конечно, возможен такой ход мысли, при котором субъект рассматривается как собственник в той мере, в которой другие физически не вмешиваются в его собственность. Если такое вмешательство имеет место, субъект не контролирует определенное количество физической материи и потому несвободен. Но при согласии с физикалистс-кой концепцией свободы надо признать, что права и законы никак не влияют на свободу. Это не соответствует действительности. Если принять концепцию Штейнера, согласно которой надо только перераспределять свободу, то это значит ограничить установленное право законами, которые влияют на распределение, но не устраняют физические барьеры свободы.

Поэтому можно исходить из другой посылки: вмешательство других индивидов влияет на свободу, поскольку изменяет привлекательность определенных действий. Какие же виды вмешательства ограничивают свободу? Далеко не всякое влияние ограничивает привлекательность других выборов и свободу субъекта. Ф. Хайек считает принуждение барьером свободы. Согласно Хай-еку, термин «свобода» описывает связи людей, единственным нарушением которых является взаимное принуждение. Принуждение (а не права и законы) ограничивает свободу. Свобода — это независимость от произвола другого человека. При соблюдении законов как оби*их абстрактных правил, устанавливаемых независимо от способа применения, индивиды не подчиняются воле другого человека и потому свободны. Принуждение — это угроза нанесения вреда человеку. Но если закон ухудшает жизнь людей, нет принуждения, а есть свобода.

Ложность концепции Хайека определяется двумя обстоятельствами:

1. Неадекватной дефиницией принуждения, поскольку на основании такого определения любая конкуренция ограничивает свободу. Один купец наносит вред другому, снижая цены, разоряя и ограничивая свободу конкурента. Но Хайек не признает конкуренцию принудительной границей свободы.

2. Неубедительность положения, согласно которому закон не ограничивает свободу, поскольку индивид может предвидеть и избежать принуждения, скрытого в правовых нормах и запретах. Предвидимое принуждение остается принуждением. Хайек утверждает, что закон есть условие, а не помеха свободы. Такой подход обладает определенными достоинствами, но теория принуждения не объясняет его привлекательность.

Р. Нозик иначе квалифицирует вмешательство как границу свободы. Вслед за Хаейком он проводит различие между угрозами и шансами. В отличие от шансов угрозы включают принуждение. Но это не значит, что свобода есть отсутствие принуждения. Свобода и принуждение взаимосвязаны. Если индивид действует под влиянием угрозы, доминирует воля другого индивида. Эта посылка лежит в основании концепции свободы Нозика. Вмешательство в процедуру индивидуального выбора есть нарушение свободы. По этому поводу заметим, что лишь некоторые виды вмешательства ограничивают свободу. Например, нельзя считать вмешательством (ограничением свободы других) индивидуальный выбор человека, действующего в соответствии со своими правами, даже если выбор нерационален. Если другие действуют по закону, а в итоге у меня остается выбор между голодом и услужением «властям предержащим», я не могу утверждать, что принужден к нелюбимой работе. Если такую ситуацию создали «власти предержащие» (которые всегда воровали и увеличивали бедность честных людей)) существует принуждение.

Концепция свободы Нозика базируется на теории справедливости, которая вытекает из теории прав человека (ни одно действие, не нарушающее право, не является несправедливым). Справедливые действия не нарушают свободу. Такое понимание совпадает с обыденным смыслом свободы. Обычно бандиты плюют на законы о запрете грабежей и неприкосновенности личности и видят в этом свою свободу. Но главная проблема данной концепции свободы состоит в ее зависимости от неопределенной теории человеческих прав. Связь свободы с моральными ценностями (типа справедливости) лишает понятие свободы нормативной силы в политических дискуссиях.

Этот момент концепции Нозика подметил Г. Коэн: «Нозик считает понятие свободы моральной категорией, полагая, что нарушить ее могут только неправовые действия. Тем самым Нозик игнорирует ситуации, при которых бедность и нищета вынуждают людей отбросить соображения морали. На основе такой дефиниции Нозик отбрасывает представление, согласно которому бедняки не могут быть свободны, поскольку признак несвободы сводится не к отсутствию выбора или возможности, а к нарушению узкой группы прав»36. И все же эта критика не совсем убедительна. Коэн отвергает этическую концепцию свободы, но не отрицает, что понятие свободы ограничено человеческими связями. Значит, не учитываются физические барьеры свободы, свободные от влияния людей. Если на пути человека неожиданно оказалась скала, его свобода не уменьшается, хотя он не может идти ранее избранным путем. Зато она ограничивается, если естественный или сверхъестественный субъект воздвиг такое препятствие. В этом случае человек лишается не только физической, но и юридической свободы путешествий: «Важная проблема состоит в том, на кого можно возложить ответственность. Ответ сводится к установлению того, можно ли считать данную преграду ограничением свободы. По существу, мы сталкиваемся с моральной проблемой, решение которой не может быть этически нейтральным»37.

Иначе говоря, Нозик предлагает ангажированную дефиницию свободы, согласно которой морально оправданное вмешательство не ограничивает свободу. Поэтому его дефиниция свободы считается этической. Но в теории Нозика индивидуальная свобода определяет правовые принципы справедливости. Морально обоснованное вмешателвхтво в свободу индивида (например, для предотвращения большего зла) ограничивает свободу. И хотя оно обоснованно, но остается несправедливым. Поэтому Нозик предлагает правовое, а не моральное объяснение свободы.

Но это не значит, что предлагаемое Нозиком объяснение границ свободы удовлетворительно. По его мнению, справедливость никогда не конкурирует со свободой и не угнетает ее. Однако иногда без подавления свободы невозможно осуществить справедливость. Например, передача прав собственности по наследству (поскольку большинство людей так проявляет «заботу о детях») несправедлива. Она нарушает свободу тех, кто самостоятельно заработал или приобрел собственность по закону. Поэтому границы свободы сложнее теории Нозика.

Описанные подходы к определению границ индивидуальной свободы фиксируют трудности построения непротиворечивой концепции свободы и отражают ее сущностную спорность. Невозможно полностью отделить суждения о свободе от других оценочных суждений и проблем социальной теории. Можно согласиться, что свобода есть отсутствие препятствий, а принуждение (наказание, подавление действия) ограничивает свободу. Но что считать помехой или принуждением? Например, Ролз пишет: «...свобода является определенной структурой институтов, определенной системой публичных правил, определяющих права и обязанности. В этом контексте личности свободны делать нечто, когда они свободны от определенных ограничений делать или не делать это и когда их делание или неделание защищено от вмешательства со стороны других личностей. Если, например, мы рассмотрим свободу совести так, как ее определяет закон, то индивиды имеют эту основную свободу, когда они свободны преследовать свои моральные, философские или религиозные интересы без юридических ограничений, которые требуют от них заниматься или не заниматься какой-то определенной формой религиозной или другой практики, и когда у других индивидов есть юридическая обязанность не мешать им»38.

Итак, суть дела сводится к детальному анализу прав и обязанностей. Следует ли в соответствии с концепцией свободы Ролза признать данного индивида свободным? Если для ответа требуется установить наличие (отсутствие) барьеров, этот вопрос является дескриптивным. Но что считать барьером? При ответе обычно используются аргументы и оценки из состава разных теорий общества и морали. Сторонники разных политических идеологий предлагают разные концепции свободы. Но большинство согласно с определением негативной свободы как отсутствия препятствий

< Назад   Вперед >
Содержание