6.2. Церковь и демократические практики в Средневековой Европе

Институционализация пророчества была не единственной попыткой демократической практики, выработанной в рамках иудо-христианской традиции. В раннехристианских общинах пророки, учителя и апостолы играли очень значительную роль харизматических лидеров общины, но со временем потеряли своё влияние. На роль руководителей христианских общих выдвинулись епископы – первоначально лица, избираемые общиной для хранения и распределения средств общины. И здесь снова наблюдалось проявление демократической практики – выбора руководителя.
В момент массового возникновения христианских общин в Восточном средиземноморье в I-II вв. н.э. не существовало церковной иерархии, и назначать руководителей общин было некому. Однако с другой стороны «квазицерковь» существовала ещё в Иерусалиме под руководством Иакова. Кроме того, созданием христианских общин занимались апостолы, и они вполне могли стать родоначальниками «линий преемственности» церковных патриархов, наподобие тому, как это случилось в буддизме. Но этого не произошло. Было интересным в этой связи отношение к организации церковной общины апостола Павла, давшей представление о демократии, устанавливавшейся апостолами внутри общины:
? «Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы вы все говорили одно, и не было между вами разделения, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях»;
? «Как смеет, кто у вас, имея дело с другими, судиться у нечестивых, а не у святых? Разве не знаете, что святые будут судить мир? Если же вами будет судим мир, то неужели вы недостойны судить маловажные дела? Разве не знаете, что мы будем судить ангелов не тем ли более дела житейские? А вы, когда имеет житейские тяжбы, поставляете своими судьями ничего не значащих в церкви. К стыду вашему говорю: неужели нет между вами ни одного разумного, который мог бы рассудить между братьями своими?»
В этом тексте выделяется представление об избранности христиан, способных «судить мир» в полном согласии с моделью «пророческой религии», и призыв к демократии внутри общины. Довольно быстро выяснилось, что функция, дающая власть, много важнее всех остальных. Некоторое время епископы конкурировали с пресвитерами и дьяконами за решающее влияние на паству, но уже к первому Вселенскому собору положение решительно изменилось – епископы стали непререкаемыми лидерами церковных общин.
В первые века христианства право общины выбирать епископов и отстранять принадлежало мирянам общины, и оно поддерживалось церковными авторитетами, Так, об этом говорил Василий Великий. Ориган призывал епископов не относиться к членам общины как господин к рабу, но как «раб с прочими сорабами».
Со временем, однако, значение епископской власти становилось всё более явным. Это приводило к обострению отношений между противоборствующими партиями во время выборов епископов, причём доходило до серьёзных междоусобиц и убийств. Так, в Риме во время избрания папы Дамаса в IV в. н.э. схватки между противоборствующими партиями продолжались три дня и после того, как приверженцы Дамаса взяли верх в церквях были найдены сотни убитых.
Эти конфликты вызывали серьёзное беспокойство церковных иерархов, и начиная с IV в. усиливаются попытки ограничить влияние простых верующих на выборы епископов. Окончательно это устранение было осуществлено на VII Вселенском соборе в Никее в 787 г. н.э. Правила, установленные этим собором, предполагали выборы епископа епископами. Тем не менее, выборы как демократическая практика внутри церкви сохранились. В XI в. возникла установленная процедура выбора папы конклавом, в монастырях выбираются аббаты. Роль церви как института, сохранившего правила выборов и внесшего эту демократиическую практику в обиход западноевропейской политики, очевидна. Церковь после VII Вселенского собора фактически превратилась в демократически управляемую корпорацию епископов, пополнение которой осуществлялось методом кооптирования. Роль такого рода демократических корпораций в истории демократии в Европе мы будем обсуждать в следующей главе.
Теперь обратимся к ещё одной важнейшей демократической практике церкви – к церковным Соборам. Идея обсуждать вопросы, относящиеся к области трансцендентного, и принимать решения по ним путём голосования может показаться достаточно странной. Для понимания сущности дела необходимо обратиться к христианской догматике и принять во внимание реальное положение церковных общин до времени Константина, когда христианство стало государственной религией. В тот период вырабатывались специфические практики нахождения согласия, которые впоследствии использовались в деятельности соборов. До объявления Константином христианства государственной религией христианская церковь представляла собой общины маргиналов, преследуемых императорами. Маргинальность и репрессии создавали острую необходимость в единстве и взаимопомощи между членами общин. Это единство, в соответствии с догматическими представлениями христианства, предполагалось достижимым через воздействие Святого Духа. Создавалась ситуация, когда необходимость единства осознавалась всеми членами общин, но платформу такого единства предлагалось определять способом, недоступным для процедурной операционализации. Каждый член общины мог претендовать на боговдохновлённость, и не следовало, что предложенные интерпретации учения будут совпадать.
Такое положение создавало парадоксальную социальную ситуацию. Растущая социальная сеть христианских общин нуждалась в иерархизации. В то же время она не признавалась и преследовалась государством. Создание даже подпольной иерархии требовало неких механизмов согласования взглядов, но плюрализм взглядов по догматическим вопросам был совершенно немыслим в силу представлений о единственности истинности, данной в божественном откровении. Следовательно, возникало две альтернативы:
1) добиваться неформального консенсуса верующих через осторожные и скрытые от основной массы верующих элитные переговоры, демонстрируя единство после достижения неформальных соглашений;
2) прибегать к анафеме, публично исключая из диалога несогласных примкнуть к определённой платформе.
Необходимость в первой альтернативе остро ощущалась внутри церковной элиты и росла по мере её отделения от основной массы верующих. С другой стороны, демократия внутри общин, и выборы епископов требовали публичного предъявления взглядов на догматы со стороны кандидатов и в этой сфере компромиссы были чрезвычайно затруднены.
Для поддержания единства церкви был необходим очень точный баланс между скрытыми внутриэлитными переговорами по догматическим и институциональным вопросам и неизбежно популистской электоральной политикой внутри общин. Такой баланс удавалось обеспечивать через поместные соборы, координирование действия церковной элиты вокруг митрополитов. Соборы возникли и обрели значение вместе с появлением и ростом значения митрополитов. Особенностью соборов (в силу характера церковной догматики) была ориентация на консенсус.
В условиях давления на церковь со стороны римского государства удавалось поддерживать хрупкое равновесие между популизмом в общинах и внутриэлитным консенсусом. Но после превращения христианской религии в государственную при Константине ставки оказались слишком велики – христианский мир «взорвался» ересями. Потребовались новые механизмы урегулирования догматических разногласий. Попыткой создать такие механизмы и стал созыв Вселенских соборов.
История Вселенских соборов является прямой иллюстрацией фундаментальной дилеммы консенсусной демократии. Хотя формально постановления соборов должны были приниматься большинством участников, по существу такой подход был лишён смысла, так как только консенсус или «квазиконсенсус» позволял избегать церковного раскола. Соборы кроме чисто догматических проблем должны были принимать во внимание и интересы власти, так как церковные разногласия легко перерастали в политические, особенно в условиях существования значительного количества монастырей, представлявших собой заметную политическую силу. Это ещё больше осложняло проблему.
Вселенским Соборам не удалось сохранить единство церкви: отошли ариане, затем несториане и монофизиты. Если арианской церкви не удалось создать устойчивую иерархию и выжить, то несториане и монофизиты успешно осуществили отделение, в основном за счёт того, что эти церковные иерархии создавались за пределами государственной власти Римской, а затем Византийской империй.
Демократический опыт церковных соборов в раннее средневековье выявил некоторые типичные политические конфликты, возникающие в условиях сочетания признаваемой всеми участниками процесса необходимости единства и консенсуса и реальных разногласий, являвшихся следствием культурных и региональных различий. Основной конфликт – это необходимость заручиться поддержкой в массах для успеха внутриэлитных переговоров. Чтобы навязать свою точку зрения в рамках элитного консенсуса необходимо разрушить консенсус на уровне масс.
Данная ситуация имела общий характер, и её значение выходило за рамки анализа церковной политики. С этой же дилеммой сталкивались практически все массовые революции Нового Времени. Догматические споры вокруг проблемы Троицы и соотношения божественного и человеческого компонента в личности Христа, могут, в силу структурных особенностей ситуации, служить хорошим примером трудностей демократической политики в отсутствии признания возможности плюрализма взглядов в обществе.
Основными уроками для демократической политики из событий ранней церковной истории является невозможность демократии в отсутствие плюрализма взглядов и необходимость «конгруэнтности» переговорного поведения на уровне элиты и уровне масс для обеспечения устойчивости социальной системы. Именно обеспечением такой конгруэнтности и была вызвана ликвидация практики выборов епископов церковной общиной на VIII Вселенском соборе.
Таким образом, опыт церковной демократии оказался неудачным, но попытка её создания обеспечила сохранение внутри церковной организации ряда демократических практик, ставших основой формирования демократических институтов в Средневековой Европе.
Западной церкви, находившейся под контролем Рима, удалось сохранить единство в большей степени, чем церквям на Востоке.
Р. Патнем в своём анализе гражданского общества в Италии и значения степени его развития для обеспечения успеха институционального строительства обратил внимание на тот факт, что высокая степень развития гражданского общества в Северной Италии, начиная с XI в. н.э. не имеет ясного исторического объяснения.
Трудно объяснить различия между Северной и Южной Италией влиянием античного политического опыта, так как полисное устройство существовало на всей территории Италии. Важнее обратить внимание на синхронность трёх явлений во второй половине XI в.:
? институционализирование выборов папы в Риме;
? выборы императора Священной Римской империи;
? интенсивное развитие коммун в Северной Италии.
Коммунальное развитие было тесно связано с конфликтом между папой и императором и попытками императоров подчинить себе Северную Италию и папство. У папства не оставалось никаких средств борьбы против императоров, кроме как инициировать сопротивление городов Северной Италии распространению императорской власти. Такая интерпретация событий очевидна, но не даёт прямого ответа на вопрос, каким именно образом коммунальные формы оказались столь популярными, как и в каких обстоятельствах эти формы стали доминирующими, разрушив феодальный порядок, существовавший в Северной Италии более трёхсот лет, со времени её завоевания сначала лангобардами, а затем Карлом Великим. Некоторую ясность в этот процесс может внести учёт социальной динамики. Наследственные иерархические феодальные структуры не допускали значительной вертикальной мобильности. В раннесредневековой Европе по существу единственным каналом вертикальной мобильности была церковная иерархия. Но движение вверх по этой иерархии было связано со значительными ограничениями в личной жизни и достаточно жесткими обязательствами. Без такого канала, дающего возможность расти способным членам общества, наследственная иерархия быстро потеряла бы свою устойчивость.
Альтернативность феодальной и церковной иерархии являлась одним из ключевых факторов социальной стабильности в Европе в средние века. Она создавала иерархический плюрализм и вынуждала элиты феодальной и церковной иерархии вступать в переговоры, создавая тем самым базу для формирования демократических практик внутри элиты обществ в целом. В такой атмосфере и стало возможным появление иных иерархий, связанных с обогащением в результате торговли. Следовательно, наибольшее развитие торговые иерархии должны были получить в тех областях Европы, где отношения между феодальной и церковной иерархиями были максимально конкурентными и установление баланса сил между ними требовало наибольших затрат с обеих сторон. Это с одной стороны порождало связанные с необходимостью внутриэлитных переговоров демократические практики, а с другой стороны лишало обе иерархии возможности установления полного контроля над обществом и создавало для «третьих сил» возможность использовать складывающееся неустойчивое равновесие в свою пользу.
Соответствующая ситуация сложилась в Северной Италии, на границе взаимодействия между империей и папством, на территории, где неустойчивый баланс сил в этой борьбе делал для обеих сторон важным поиск дополнительных союзников, в качестве которых начали выступать городские коммуны. Вновь ситуация в городах Северной Италии оказалась похожей на ситуацию в церковных общинах в Восточной империи несколькими веками ранее. Амбиции местных нобилей и богатых купеческих фамилий приводили их к необходимости искать поддержку у папского двора или имперской бюрократии. Такая ситуация привела к формированию в городах «партий», боровшихся друг с другом. Борьба имела место практически во всех Северо-итальянских городах и сопровождалась переворотами, революциями, террором по отношению к побежденным. В то же время потребности торговли и экономического развития вызывали необходимость внутриэлитной координации и обеспечения порядка и управляемости в городах. Необходимость внутриэлитного согласия и фактическая возмоность обеспечить его только популистскими оставались главной политической проблемой Северной Италии на протяжении XII-XIV вв. К XV в. начался закат городских коммун: усталость от непрерывных социальных конфликтов привела к истощению коммунальной демократии и её замене на некоторую форму тирании, обеспечивавшей социальный мир ценой ликвидации демократических практик и институтов. Исторический эксперимент вновь оказался неудачным.
Таким образом, анализ социальной ситуации, например, в Средневековой Италии позволяет сделать некоторые наблюдения. Верхушка церковной иерархии в Средние века представляла собой весьма сложную социальную структуру со значительной степенью независимости отдельных её частей. Аббатства, архиепископства, епископства имели в своём распоряжении значительные средства и пользовались большой самостоятельностью. В то же время необходимость поддерживать единство церкви требовала от церковной элиты значительных усилий по выработке демократических практик. Несмотря на постоянные конфликты, умение находить взаимоприемлемые решения представляло очень значительный социальный капитал. И он, как показывает анализ развития коммунальных свобод в таких городах, как Пиза, Флоренция, Венеция, активно использовался для смягчения конфликтов внутри городов. Феодальные государства Европы в этот период не могли предоставить сравнимого опыта урегулирования конфликтов. Проблема состояла в институционализации переговорного процесса, как внутри элиты, так и между элитой и остальным обществом, причём такой институционализации, которая бы обладала сложностью, адекватной сложности решаемых проблем. Опыт итальянских средневековых коммун продемонстрировал крайнюю сложность решения этой задачи

< Назад   Вперед >

Содержание