6.1. Демократия и религия: новое в старом

Несомненно, развитие демократии и создание современного общества в Европе многим обязано христианству. Однако достаточно сложно определить, каким образом христианство повлияло на современное общество. В эпоху просвещения подобные утверждения вызывали много возражений, например, у Вольтера и Гольбаха. Но если рассматривать эволюцию формирования демократической практики в Средневековой Европе, то влияние христианства не менее значимо, чем влияние античного наследия.
Начнём с корней иудо-христианской традиции, с тех верований, которые представлены в Ветхом Завете.
Если обратиться к поискам корней демократической практики в Ветхом Завете, то обращает на себя внимание исключительная роль пророков. Религия Ветхого Завета легитимировала право некоторых членов общины обвинять от имени Бога не только общину, но и власть в отступлении от закона, данного Богом. В соответствии с этими представлениями Бог становится не властью в обществе, но судьей над обществом и мирской властью. Возникает ситуация «внешнего независимого судьи», к которому можно апеллировать, видя коррупцию и несправедливость в мире, нарушение установленных Богом законов. Мирская власть, в соответствии с этими представлениями, не обладает «иммунитетом», а Бог в своём стремлении наказать отступников от закона кажется эффективным, насылая стихийные бедствия, эпидемии и вражеские нашествия. Наказание за отступничество от Закона не откладывается до Страшного суда, при этом оно не происходит внезапно – предупреждение об этом наказании исходит из уст пророков.
Эта социальная онтология представляет контраст с религиями и социальной практикой народов Ближнего Востока, окружавших общество Ветхого Завета. В Египте, Ассирии, Вавилоне, сирийских царствах, окружавших Израиль, царь одновременно был и богом, или, по крайней мере, священной персоной, и не о каком вызове царской власти со стороны простого человека, почувствовавшего пророческий дар, не могло быть и речи. В роли предсказателя будущего могли выступать жрецы, боги могли рассматриваться как сила, определяющая судьбу, но никакой «харизмы снизу» древние религии иерархических цивилизаций Ближнего Востока не предполагали.
«Религия пророков» создавала совершенно атипичную для иерархических обществ ситуацию «контроля снизу», или легитимировала возможность «харизматического контроля». Власть, поставленная под такой контроль, уже никогда не будет тоталитарной, у подданных появляется независимый критерий оценки её деятельности и «исполнительный орган» – Глас Божий. Если наказание настигает и правителя, и народ в равной мере, то есть право народа требовать от правителя соблюдения божественного закона. Здесь необходимо заметить различие с представлениями религиозной традиции древнего Китая, где Небо могло высказаться один раз и решительно, то есть сменить династию, но не существовало никакой институционализации «харизматических критиков» режима.
В ветхозаветную религию оказалась встроенной мощная демократическая практика, реализующая идею независимого и скорого суда, совместно с «правом обвинения» власти снизу. Именно институт пророков сделал Ветхий Завет (уже в христианской традиции) столь опасным для власти – и светской, и церковной. Именно ветхозаветная пророческая практика стала и истоком Реформации.
Именно Ветхий Завет через тексты пророков, стал основным источником идей у радикальных протестантских сект. В русском православии, где роль Ветхого Завета вообще значительно скромнее, чем в западных христианских церквях, где роль Высшего Суда по отношению к власти заметно приглушена, а необходимость терпеть власть, в духе послания св. Павла к римлянам, рассматривается как императив, содержащаяся в Ветхом Завете идея боговдохновенного пророчества и возможность вызвать власть на суд перед Богом ясно проявила себя в переписке между Иваном Грозным и князем Андреем Курбским. Курбский совершенно ясно обвиняет Грозного в отступлении от христианских законов и грозит Божьим судом, опираясь на ветхозаветные цитаты, Грозный же отвечает ему словами св. апостола Павла о божественной природе власти.
В других мировых религиях – Буддизме и Исламе подобный институт пророчества отсутствует. В буддизме это связано с тем, что социум игнорируется, и проблемы власти не имеют значения для религиозного спасения. В махаянистском варианте буддизма институт патриархов, несмотря на кажущуюся близость к пророческой функции в Ветхом Завете на самом деле совершенно иной. Там нет ни надобности, ни возможности обвинить власть в силу базисных представлений об иллюзорности мира: спасение всегда уход от мира, а не социальное действие. Теократические функции духовенства в Тибете также никак не связаны с институтом пророков, здесь на практическом уровне монахи заботятся об охране людей от многочисленных злых духов, и ситуация в отнологическом плане напоминает греческий полис.
В раннем исламе, как мы говорили в предыдущей главе, в определённой степени роль пророков играли руководители мистических суфийских движений. Реально в суннитском исламе после Аль-Газали суфийские ордена были интегрированы в официальные религиозные институты и лишь в шиитском исламе, где ожидание прихода Имама – наследника религиозной власти Пророка Мухаммада институционализировано, в какой-то степени представление о «внешнем Суде» над существующей властью оказывает влияние на сознание верующих. Возможно, именно с этим связано создание своеобразной формы «исламской демократии» в современном Иране, в то время как попытки демократизации в странах суннитского ислама, как правило, носят антирелигиозный характер.
Таким образом, что в базисный текст христианской культуры оказалось вмонтированным представление о важнейшей демократической практике, то есть осуществлении суда над властью, нарушающей законы, причём это представление оказалось процедурно оформленным – через существование «независимых обвинителей», или пророков. Схема некоего импичмента, характерная для англо-саксонской политической системы, была заложена ещё в Ветхом Завете

< Назад   Вперед >
Содержание