5.2. «Электронная демократия» и «электронное правительство»

Термин «демократия» сегодня является одним из наиболее употребительных, причем не только в кругах политических деятелей, ученых-обществоведов, публицистов, но и в обыденных, повседневных разговорах, приобретая самые разные значения и оттенки. По справедливому замечанию М.В. Ильина: «…Словом демократия обозначаются и некий политический принцип, и особый тип власти, и система правления, и разновидность политического режима, и определенная политическая культура, и, наконец, довольно неоднородный идеологический комплекс, даже некая мировоззренческая установка и жизненный стиль» [90, с. 317]. В последние годы к этим интерпретациям добавилось словосочетание «электронная демократия», которое так же не имеет однозначного толкования и применяется в качестве характеристики самых разнообразных видов и проявлений социально-политической деятельности и активности, так или иначе предполагающих использование новейших информационных технологий, включая Интернет.

Тем не менее, в политологическом контексте понятие «электронная демократия» может быть наполнено, на наш взгляд, более конкретным содержанием. Вначале обратим внимание на то обстоятельство, что в истории политической мысли полисемичность, неоднозначность истолкования термина «демократия», дословно означающего «народовластие», «власть народа» (от греческих demos – народ, kratos – власть, правление) и упоминающегося еще в трудах античных мыслителей, обусловлена прежде всего различной интерпретацией разными авторами и понятия «народ», и механизмов реализации «власти народа». Как отметил в этой связи политолог А.С. Мадатов: «…Сопоставление демократической практики с концепциями демократии показывает, что последние, с одной стороны, нередко шли за эмпирическим материалом, а с другой – стремились выработать идеальную модель демократического устройства, которая учитывала бы уже накопленный опыт исторического развития с его отрицательными и положительными [c.252] последствиями» [119, с. 53]. С учетом данной точки зрения, под «электронной демократией» в наиболее обобщенном плане следует, на наш взгляд, понимать основанный на применении сетевых компьютерных технологий механизм обеспечения политической коммуникации, способствующий реализации принципов народовластия и позволяющий привести политическое устройство в соответствие с реальными потребностями становящегося информационного общества.

Концепция «электронной демократии» соотносима с демократией, понимаемой как в широком, так и в узком смыслах. Напомним, что в первом случае речь идет о форме устройства и функционирования любой организации, основанной на принципах равноправия входящих в нее лиц, принятия решений большинством голосов, периодической выборности и подотчетности органов управления избравшему их общему собранию, конференции, съезду организации, – в этом смысле говорится, например, о демократии внутрипартийной или профсоюзной. В более узком значении в современной политической науке под демократией понимается форма политической самоорганизации общества, не только основанная на признании народного суверенитета, или воли большинства народа в качестве источника государственной власти, но и обеспечивающая соответствие государственного управления таким общепризнанным критериям, как подотчетность (accountability), открытость (openness), адекватная реакция на изменения внешней среды или сигналы обратной связи, т.е. восприимчивость (responsiveness) (подробнее см.: [135]). Очевидно, что и в первом, и во втором случае перенос политическими акторами части своей коммуникационной деятельности в Интернет-пространство будет способствовать формированию принципиально нового типа интерактивной политической коммуникации, динамика развития которого, по мнению А.А. Чеснакова, «может перевернуть представления как о системе обеспечения политической деятельности, так и о традиционных инструментах политического участия» [212, с. 55–56].

Применительно к демократии, понимаемой в широком смысле, речь может идти, например, об использовании [c.253] Интернет-коммуникации в деятельности политических партий. Это способно привести не только к значительному снижению издержек на передачу информации от руководящих органов к местным отделениям и обратно, но и к существенному повышению роли первичных организаций и рядовых членов во внутрипартийной жизни, расширению возможностей их участия в формировании политики партии, в частности, через публичное обсуждение проектов принимаемых решений в режиме реального времени. Интернет-форумы, имеющие в силу своей интерактивности и оперативности очевидное преимущество перед традиционными печатными изданиями, следует рассматривать в качестве перспективного средства обеспечения эффективной обратной связи и прямого диалога партий со своими сторонниками, особенно в периоды подготовки и проведения избирательных кампаний. Не исключено, что в недалеком будущем Интернет позволит партиям отказаться и от традиционной формы проведения конференций и съездов, когда вместо привычной пространственно-временной локализации делегатов для обсуждения и принятия соответствующих решений будет использоваться интерактивная коммуникация представителей региональных партийных отделений, «отдаленных» друг от друга в пространственном отношении. По крайней мере, существующие технологии уже сейчас делают проект подобного «виртуального съезда» вполне реалистичным.

Примерный сценарий подготовки и проведения «виртуального съезда» можно представить следующим образом. Руководящий орган партии (высший совет, центральный комитет и т.д.) в предусмотренные партийным уставом сроки принимает решение о созыве съезда, установлении нормы представительства, утверждении проекта повестки дня и регламента работы, предполагающего вместо обычного ограничения времени на выступления делегатов предельный объем сообщений, направляемых ими на специальный Интернет-форум съезда. Региональные отделения партии избирают на своих конференциях делегатов съезда и в соответствии с установленной процедурой направляют по электронной почте их списки в аппарат руководящего органа партии, где каждому делегату присваивается индивидуальный код-пароль для регистрации на специальном [c.254] Интернет-форуме, дающей возможность участвовать в обсуждении выносимых на съезд вопросов и в электронном голосовании по принимаемым решениям. В дни работы съезда на этом форуме будут размещаться тексты отчетов руководящего и контрольно-ревизионного органов партии, выступлений и предложений делегатов, проекты и окончательные варианты постановлений и резолюций, результаты электронного голосования по каждому вопросу, включая выдвижение и избрание кандидатур в новый состав руководящего и контрольно-ревизионного органов партии. Не вдаваясь в технические детали, следует отметить, что «виртуальный» характер съезда предполагает существенную корректировку деятельности его рабочих органов: президиум будет выполнять функцию модератора Интернет-форума, определяющего на основании поступивших от делегатов заявок очередность размещения текстов сообщений; деятельность мандатной комиссии сведется к анализу данных электронной регистрации делегатов, счетной комиссии – большей частью к контролю за ходом электронного голосования, поскольку система индивидуальных кодов-паролей сама по себе исключает возможность повторного голосования делегата по одному и тому же вопросу; редакционная комиссия в своей работе, несомненно, будет вынуждена использовать каналы электронной почты. В целом, благодаря применению системы индивидуальных кодов-паролей, Интернет-форум съезда будет открыт для посетителей партийного сайта, не являющихся делегатами, только в режиме ознакомления. При этом представляется необходимым создать для свободного обмена мнениями и дискуссий между всеми желающими посетителями сайта в режиме свободного доступа еще один, параллельный Интернет-форум.

Описанный механизм возможного использования Интернет-коммуникации обладает одним очевидным недостатком – он не обеспечивает соблюдения принципа тайного голосования и фактически превращает голосование делегатов «виртуального съезда» в поименное, поскольку наличие индивидуального кода-пароля позволяет достаточно легко идентифицировать личность конкретного делегата, проголосовавшего тем или иным образом по любому из выносимых на обсуждение вопросов. Будучи [c.255] приемлемым во внутрипартийной жизни и в отдельных ситуациях – в деятельности парламентов и представительных органов местного самоуправления, поименное голосование, конечно же, абсолютно недопустимо в качестве элемента основополагающих демократических процедур государственно-политической организации общества – выборов органов власти и референдумов.

При этом, однако, не следует полагать, что обеспечение тайного голосования сопряжено с какими-нибудь особыми техническими трудностями. В качестве решения данной проблемы можно предложить, например, использование индивидуальных электронных карточек для голосования, которые предварительно или непосредственно в день выборов выдаются на избирательном участке каждому официально зарегистрированному избирателю. Посредством такой карточки гражданин получает возможность с одного из компьютеров, установленных на избирательном участке, или со своего домашнего компьютера соединиться по Интернет-линии с сервером территориальной или региональной избирательной комиссии и вместо того, чтобы отметить имя кандидата в обычном бумажном бюллетене, будет просто нажимать нужные кнопки на клавиатуре компьютера. Впервые эксперимент по голосованию через Интернет был проведен в 2000 г. в США, в штате Орегона (см.: [356, р. 1047]). Другой, не менее интересный вариант применения информационных технологий состоит в использовании так называемых «электронных урн», которые могут работать без подключения к энергосети и коммуникационной инфраструктуре, что особенно актуально для России и целого ряда других государств, где избирательные участки подчас расположены в малонаселенной местности или на территориях с ограниченным доступом к телефонным линиям и отсутствием оптоволоконного соединения с Интернетом.

В плане использования «электронных урн» для голосования избирателей на выборах органов власти заслуживает внимания опыт Бразилии – федеративного государства, сопоставимого с Россией по количеству граждан, обладающих активным избирательным правом (на октябрь 2002 г. – около 115 млн. человек). Электронная система голосования внедрялась там постепенно: в 1996 г. она прошла успешную апробацию на [c.256] муниципальных выборах в 57 городах, к октябрю 2000 г. стала применяться на выборах муниципалитетов по всей территории страны, а 6 октября 2002 г. была использована на первых в мире электронных общенациональных выборах главы государства, за ходом которых наблюдали представители США, Японии, Мексики, Венесуэлы и международной организации Transparency International, подтвердившие, что процедура голосования исключала возможность каких-либо подтасовок и злоупотреблений. По свидетельству исследователя-стажера международной программы «Инициатива реформирования местного самоуправления и государственных услуг» Э. Вердеросы [47, с. 22–23], для того, чтобы отдать на этих выборах свой голос, избиратель должен был вначале набрать на клавиатуре «электронной урны» – устройства размером с обычный кассовый аппарат – определенный код, соответствующий тому или иному кандидату (например, фавориту президентской кампании – представителю левой оппозиции Луису Инасио Лула да Сильве был присвоен код «13»). Затем избирателю требовалось набрать последовательную комбинацию из 25 цифр, после чего на экран «электронной урны» выводилась цифровая фотография выбранного кандидата и предложение подтвердить свой выбор или изменить его. После закрытия избирательных участков в условиях строгого контроля со стороны наблюдателей из «электронных урн» извлекались магнитные карты с записанными на них результатами голосования, которые перевозились в ближайшую региональную избирательную комиссию, откуда по каналам телефонной и спутниковой связи данные направлялись в национальную верховную избирательную комиссию. Такая технология позволила, с одной стороны, избежать злоупотреблений и человеческих ошибок, которые сопровождают ручной подсчет голосов, а с другой – существенно снизить затраты времени, необходимого для обработки результатов голосования: в течение четырех часов верховная избирательная комиссия обработала 70%, а к концу ночи после выборов – уже 90% от общего количества всех поданных голосов. Несмотря на опасения, что безопасность избирательного процесса могла быть обеспечена в недостаточной мере, верховная избирательная комиссия объявила об отсутствии фактов [c.257] подтасовок, а международные наблюдатели отметили пользу электронного голосования в деле обеспечения скорости и надежности выборов: из использованных на всей территории Бразилии 406 тыс. «электронных урн» по причине технических неисправностей в день выборов пришлось заменить только 3546, причем результаты голосования не были признаны лишь на 111 из них.

Успешное применение технологий «электронного голосования», отразившееся в сравнительном отсутствии технических проблем при проведении общенациональных выборов, является большим достижением для Бразилии как развивающегося государства с большой численностью населения. Однако тем, кто намерен перенять данный опыт, необходимо иметь в виду и специфику бразильского избирательного законодательства, согласно которому участие в выборах грамотных граждан в возрасте от 18 до 70 лет является обязательным. В государствах, где формирование органов власти осуществляется на основе добровольного волеизъявления граждан (к числу таких государств относится и Россия), длинные очереди избирателей, наблюдавшиеся в ряде крупных городов Бразилии и вызванные как доскональностью процедуры голосования, так и большей по сравнению с обычной ее продолжительностью, могут подтолкнуть значительное число граждан попросту отказаться от участия в выборах. Однако предположения о том, что любые инициативы, связанные с проведением «электронных выборов» и тем более – с изготовлением дополнительного оборудования, потребуют привлечения значительных средств из государственного бюджета, представляются по меньшей мере спорными. Так, согласно данным, приводимым Э. Вердеросой, стоимость одной «электронной урны» в Бразилии составляла 400 долл.; к тому же, поскольку система «электронного голосования» вводилась в стране постепенно, на протяжении шести лет, для проведения общенациональных выборов главы государства непосредственно к октябрю 2002 г. потребовалось изготовить только 51 тыс. дополнительных аппаратов [47, с. 23]. Это свидетельствует о том, что с учетом средней величины общих бюджетных расходов на проведение избирательных кампаний общенационального, регионального и местного уровней на протяжении электорального цикла [c.258] аналогичная или подобная система «электронного голосования» вполне может быть внедрена как в промышленно развитых, так и в развивающихся государствах при условии ее поэтапного введения в течение двух-трех электоральных циклов.

Сторонники внедрения систем «электронного голосования» небезосновательно утверждают, что использование новейших технологий способствует повышению электоральной активности, вызывая у избирателей, прежде всего у молодежи, дополнительный интерес. В то же время, по справедливому мнению критиков подобных проектов, существующие системы Интернет-голосования весьма далеки от совершенства, слишком уязвимы с точки зрения потенциальных компьютерных сбоев и атак хакеров, а использование «электронных урн» отнюдь не исключает возможности разного рода подтасовок и искажений результатов голосования вследствие вмешательства «заинтересованных лиц» в процесс разработки как самого оборудования, так и его программного обеспечения, подпадающих в целом ряде государств под действие законов о защите интеллектуальной собственности. Это означает, что даже при наличии множества претензий к работе системы Интернет-голосования или «электронной урны» государственные контролирующие органы могут изучить ее внутреннее устройство либо подвергнуть анализу программное обеспечение, являющиеся собственностью фирм-разработчиков, только при наличии соответствующего судебного решения, добиться которого, как показывает, по крайней мере, практика США, оказывается далеко не так просто. Что же касается фактов, вызывающих немало сомнений в результатах «электронного голосования», то в этой связи заслуживает внимания опубликованная в 2004 г. книга американской журналистки Б. Харрис «Выборы с «черным ящиком»: подделка результатов голосования в XXI веке», где собрано более ста официально зафиксированных случаев подобного рода. Одним из наиболее впечатляющих, на наш взгляд, стал в этом отношении инцидент, имевший место в ноябре 2002 г. на выборах в штате Техас, где в трех округах победившие кандидаты – представители Республиканской партии опередили своих конкурентов-демократов на совершенно одинаковое количество голосов – 18181 [311, р. 20]. Однако для [c.259] того, чтобы опротестовать подобные результаты в судебном порядке, необходимо было бы иметь какие-либо веские доказательства, например, бумажные бюллетени, а поскольку использование таких документов система голосования не предусматривала, то с формально-юридической точки зрения любые утверждения относительно фальсификации подсчета голосов, очевидно, нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть.

Указанного недостатка лишены системы «электронного голосования», разработанные отечественными специалистами. Они основаны на принципе сканирования бумажных избирательных бюллетеней, использование которых дает возможность провести в случае необходимости ручной пересчет голосов. Впервые единичные образцы сканеров избирательных бюллетеней (СИБ) были апробированы на выборах Президента Российской Федерации в 1996 г. В 2001 г. опытная партия нового оборудования, разработанного ОАО «ЛОМО» (Санкт-Петербург) совместно с ЗАО «КРОК» (Москва) и получившего название «Комплекс обработки избирательных бюллетеней» (КОИБ), прошла успешные межведомственные испытания (см.: [12]). Первым практическим применением этих комплексов в качестве официального инструмента для подсчета голосов избирателей стало их использование на избирательных участках Республики Башкортостан при проведении выборов депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации четвертого созыва и Президента Республики Башкортостан 7 декабря 2003 г. (см.: [10]) По результатам этих испытаний Центральная избирательная комиссия Российской Федерации приняла решение об использовании КОИБ на президентских выборах 14 марта 2004 г. на ряде избирательных участков в Москве и Санкт-Петербурге (см.: [11]). Автор этих строк, будучи членом Территориальной избирательной комиссии района Хамовники г. Москвы, имел непосредственную возможность ознакомиться с принципом действия КОИБ и работой комплекса в день голосования.

Управление работой КОИБ, рассчитанного на прием 21 тыс. бюллетеней в течение 16 часов непрерывной работы, осуществлялось на каждом избирательном участке двумя операторами – членами соответствующей участковой избирательной комиссии [c.260] с правом решающего голоса, которые предварительно прошли курс обучения правилам эксплуатации и обслуживания комплекса и получили удостоверение-сертификат, выданное специалистами сервисного центра, обеспечивающего по поручению Центризбиркома использование КОИБ в г. Москве. В день голосования операторы консультировали избирателей по порядку ввода избирательных бюллетеней в «электронную урну», которая по своему внешнему виду напоминала небольшую трибуну для выступлений, оснащенную сигнальными лампами зеленого и красного цветов, а также электронным табло, показывавшем общее число опущенных бюллетеней. Горящая красная лампа означала, что устройство еще не закончило обработку предыдущего бюллетеня, зеленая – готовность принять следующий, который можно было опустить в «электронную урну» как вниз, так и вверх текстом, но обязательно узкой стороной вперед. Бюллетени нельзя было складывать и заминать, они помещались в лоток сканера КОИБ строго по одному и в расправленном виде. Возврат избирательных бюллетеней происходил в трех случаях: при вводе сложенного бюллетеня, при вводе бюллетеня под углом больше допустимого или же со значительным смещением в сторону (не по направляющим лотка сканера), а также при попытке одновременного ввода двух или более бюллетеней. Показания счетчика при возврате бюллетеней не изменялись. Бюллетени, признанные распознающим устройством КОИБ недействительными – не содержавшие отметок избирателя ни в одном квадрате, либо содержавшие отметки избирателя более чем в одном квадрате, либо содержавшие отметку избирателя в квадрате напротив фамилии выбывшего кандидата – не возвращались и маркировались внутри «электронной урны» перфорацией (проколами либо дорожками просечек) в верхней или нижней части бюллетеня, в зависимости от того, какой стороной избиратель опустил бюллетень в сканер.

Данные по результатам голосования передавались от КОИБ в территориальную избирательную комиссию через модем по телефонным линиям связи и на контрольной дискете. Примечательно, что утвержденный режим использования комплексов полностью исключал возможность отслеживать ход [c.261] голосования по конкретным кандидатам в течение дня, и до того момента, когда участковая избирательная комиссия получала распечатку протокола КОИБ, никакая передача данных в территориальную избирательную комиссию не была возможна. Контрольный ручной пересчет голосов на 3 из 28 избирательных участков района Хамовники, где были установлены КОИБы, не выявил существенных расхождений с данными электронного голосования – только на одном комплексе был ошибочно «забракован» один бюллетень как недействительный по причине недостаточной четкости отметки избирателя в квадрате напротив фамилии кандидата. Необходимо также подчеркнуть, что в районе не было зафиксировано нештатных ситуаций, связанных с выходом из строя либо отказом оборудования, что свидетельствует о высокой его надежности. Незначительные технические проблемы, связанные с застреванием избирательных бюллетеней в тракте сканирующих устройств, быстро устранялись операторами комплексов и не вызывали нареканий со стороны избирателей. В целом положительно оценивая опыт использования КОИБов на президентских выборах 2004 г., следует, однако, отметить достаточно высокую стоимость данного оборудования – около 70 тыс. руб. за один комплект, что при официальном курсе обмена валют на момент написания этих строк (примерно 29 руб. за 1 долл. США) почти в 6 раз больше, чем у бразильской «электронной урны». Однако есть основания полагать, что по мере перехода к серийному выпуску комплексов их стоимость значительно снизится.

Еще одна перспектива, связанная с использованием Интернета и других новейших коммуникационных технологий в политической сфере, относится к перемещению информационного взаимодействия органов власти и общества в электронную сетевую среду, что делает власть более мобильной и доступной для населения, а у самих граждан появляются новые возможности конвенционального участия в государственном управлении и местном самоуправлении. При этом следует иметь в виду, что в демократических государствах, как подчеркивает политолог Ю.А. Нисневич, «для взаимодействия власти и общества, кроме основного электорального механизма, власть широко использует [c.262] механизмы связи с общественностью и предоставления информационных услуг населению, а общество – механизмы законодательно регламентированного лоббирования и публичного выражения общественного мнения (публичной политики)» [144, с. 103–104].

Интернет-технологии, обеспечивающие информационное взаимодействие органов власти с населением и институтами гражданского общества, получили в современной литературе устойчивое наименование «электронного правительства» (e-Government). По поводу употребления этого словосочетания следует согласиться с М.С. Вершининым в том, что прямой перевод «e-Govemment» не совсем корректен, поскольку «понятно, что имеется в виду не только сетевая инфраструктура исполнительной власти, но в целом вся инфраструктура государственной власти и управления» [48, с. 117]. Однако подход указанного автора, когда, по его мнению, «возможно, речь должна идти об “электронном государстве”, “электронном государственном аппарате”, “электронной инфраструктуре государства”, “государстве информационного общества” и т.п.» [48, с. 117] применительно к российским реалиям представляется несколько односторонним, поскольку выводит за пределы рассмотрения местное самоуправление, органы которого, согласно Конституции Российской Федерации, не входят в систему органов государственной власти (см.: [2, ст. 12]). В этой связи, на наш взгляд, более правильным было бы говорить об электронной инфраструктуре государственного и муниципального управления, которая бы объединяла в себе технологии информационного взаимодействия между органами власти и гражданами (G2C), органами власти и институтами гражданского общества, включая бизнес-структуры и общественные объединения (G2B), а также между разными государственными и муниципальными учреждениями (G2G) (см. рис. 41). Что же касается термина «электронное правительство», то представляется целесообразным соотнести его с одним из функциональных компонентов данной инфраструктуры, связанным с деятельностью органов исполнительной власти. Аналогичным образом можно, например, выделить на уровне местного самоуправления подсистему «электронных муниципалитетов». [c.263]

Рис. 41

[c.264]



Развитие электронной инфраструктуры государственного и муниципального управления предполагает значительно больше, чем создание системы сайтов органов власти и иных учреждений: указанная мера, равно как и простое увеличение количества компьютеризированных рабочих мест государственных и муниципальных служащих, позволит, на наш взгляд, только автоматизировать часть административно-управленческой деятельности, перевести ее из «мира бумаги» в сетевое пространство. С точки зрения политической теории, речь должна идти о серьезной трансформации самих принципов взаимодействия власти и гражданского общества, когда гражданин из объекта властно-управленческого воздействия превращается в компетентного потребителя услуг, предоставляемых корпусом государственных и муниципальных служащих, и одновременно становится полноправным участником процесса принятия политических решений как на местном, региональном, так и на общенациональном уровне.

По мнению Исполнительного директора неправительственной организации «Центр демократии и технологий» (СDТ) Дж. Демпси, процесс становления системы «электронного правительства» можно условно разделить на три стадии: «публичность», «участие» и «онлайн-транзакции» [72, с. 24–25]. По мнению автора, эти стадии не находятся в жесткой зависимости друг от друга: для начала одной из них вовсе не обязательно завершение другой, однако такая разбивка позволяет теоретически осмыслить цели и перспективы создания сетевых механизмов взаимодействия органов власти и гражданского общества. Воспользуемся этой схемой применительно к концепции развития электронной инфраструктуры государственного и муниципального управления в современных российских условиях.

Стадия «публичности» предполагает использование новейших коммуникационных технологий для расширения доступа граждан и институтов гражданского общества к интересующей их информации органов государственной власти и местного самоуправления. Возможные стратегии реализации этой стадии [c.265] могут сильно различаться как по своей форме, так и по содержанию, однако в качестве первого шага видится целесообразным размещение на соответствующих сайтах текстов законов и других нормативно-правовых актов, статистических данных, а также форм документов, необходимых для обращения в органы власти, – заявлений, деклараций, квитанций и т.п. Отметим, что, по справедливому замечанию Дж. Демпси, обеспечение гражданам свободного доступа к информации подобного рода без необходимости лишний раз посещать государственные и муниципальные учреждения, записываться по этому поводу в очередь на прием к служащим того или иного ранга и предлагать либо давать им взятки может быть особенно полезным там, где значительна неэффективность бюрократии и высок уровень коррупции [72, с. 25]. Одной из перспективных стратегий развития данной стадии в Российской Федерации может стать создание на базе существующего Интернет-портала «Официальная Россия» (http://www.gov.ru) универсальной справочной системы, предоставляющей возможность доступа к информационным ресурсам федеральных органов государственной власти и органов власти субъектов федерации «через одно окно» путем использования развернутой и рубрицированной системы гиперссылок.

Стадия «участия», как следует из ее названия, подразумевает расширение возможностей конвенционального участия граждан в управлении государственными и общественными делами на всех уровнях власти и на протяжении всего цикла подготовки и принятия политических решений. Развертывание этой стадии, несомненно, будет способствовать повышению степени общественного доверия к органам государственной власти и местного самоуправления. Что же касается начала этой стадии, то оно может быть положено публикацией на соответствующих сайтах контактных адресов электронной почты государственных и муниципальных служащих, а также форм для обратной связи, позволяющих гражданам, представителям партий, движений и иных общественных объединений, а также неправительственным [c.266] организациям давать свои комментарии по проектам законодательных актов и предложения, касающиеся законодательных инициатив и других аспектов текущей и перспективной политики. Данная стадия может также включать в себя и создание дискуссионных Интернет-форумов с участием граждан и представителей органов власти.

Последовательное развитие электронной инфраструктуры государственного и муниципального управления в рамках этой стадии будет, на наш взгляд, способствовать постепенному вытеснению из политической практики лоббизма в его традиционном понимании – как высококвалифицированной деятельности, призванной, согласно известному определению С.А. Зубкова, «реализовать интересы различных групп (союзов, объединений) граждан путем организованного воздействия на законодательную и административную деятельность государственных органов» [87, с. 83]. От себя уточним – на деятельность не только органов государственной власти, но и институтов местного самоуправления – с целью добиться их поддержки и принятия как на федеральном и региональном, так и на муниципальном уровне необходимых решений, которые бы отвечали соответствующим групповым интересам. Повышение уровня информационной «прозрачности» процесса подготовки и принятия решений на протяжении всего его цикла, свободное обсуждение на дискуссионных Интернет-форумах органов власти законодательных проектов и инициатив, по существу, сужает поле деятельности профессионального лоббиста, отличительной чертой и главным достоинством которого, как отмечает Д.А. Ненашев, является информированность о системе власти, позволяющая «заранее знать о готовящихся решениях…, чтобы вовремя подготовить аргументацию и общественное мнение для влияния на них» [142, с. 126]. Информационная «открытость» системы органов государственного и муниципального управления предполагает постепенное вытеснение института лоббизма таким эффективным инструментом воздействия общества на власть, как механизм публичного выражения общественного мнения, нередко называемый в современной литературе также и механизмом [c.267] публичной политики. В данном отношении следует согласиться с Ю.А. Нисневичем в том, что «именно свобода публичного выражения и степень влияния на власть общественного мнения являются общепризнанными критериями оценки уровня демократичности политической системы любого государства» [144, с. 117]. Поскольку информационные контакты, предполагающие доведение до органов власти определенных сведений по поводу отношения той или иной социальной общности к какому-либо конкретному законопроекту или готовящемуся решению, так или иначе затрагивающему ее непосредственные интересы, и информационный прессинг, под которым понимается инициирование непосредственного обращения общественных организаций, групп граждан, физических лиц в органы власти с выдвижением требований о необходимости принятия либо отмены определенных решений, все более будут смещаться из сферы лоббистской деятельности в сферу публичной политики, представляется целесообразным говорить не только и не столько о «лоббировании посредством компьютерных сетей», как предлагает Д.А. Ненашев, а скорее о сетевых механизмах публичной политики как о новом инструменте политического влияния.

Стадия «онлайн-транзакций» предполагает предоставление услуг государственных и муниципальных учреждений через Интернет – оплату коммунальных платежей, заполнение налоговых деклараций и сбор налогов, регистрацию общественных объединений, а в перспективе – также и предпринимателей без образования юридического лица, предприятий малого бизнеса и т.п. Среди возможных преимуществ от таких нововведений следует назвать упрощение бюрократических процедур и значительное сокращение сроков при оформлении необходимых документов, обеспечение более строгой налоговой подотчетности юридических и физических лиц посредством введения унифицированной системы электронного учета, повышение уровня бюджетных поступлений, сокращение масштабов коррупции и, соответственно, рост доверия граждан к институтам власти. Помимо этого, как отмечает Д.Н. Песков со ссылкой на данные департамента правительственной информации аппарата Правительства [c.268] Российской Федерации: «…Как только Интернет начнет предоставлять услуги, которые заинтересуют большинство населения, его аудитория резко возрастет. Один из примеров прямой зависимости числа пользователей от количества и качества услуг – опыт Новосибирска, где после внедрения автоматизированной системы коммунальных платежей “Город” резко увеличилась доля подключенных к Интернету компьютеров. На начало 2001 г. этот показатель был самым высоким в России – 35% от общего числа компьютеров» [157, с. 33]. Иными словами, на сегодняшний день именно данная стадия может сыграть ключевую роль в развитии электронной инфраструктуры государственного и муниципального управления в Российской Федерации.

Рассматривая стадии формирования сетевых механизмов взаимоотношений органов власти с гражданами (G2C) и институтами гражданского общества (G2B), не следует забывать о том, что не менее серьезной является и проблема совершенствования электронных каналов взаимодействия между разными государственными и муниципальными учреждениями (G2G). По мнению ведущих отечественных специалистов в области информационного обеспечения государственного управления В.А. Никитова, Е.И. Орлова, А.В. Старовойтова и Г.И. Савина: «…Настоятельно необходима разработка единой системы организационно-распорядительных документов – классификаторов проблем, видов работ и услуг, которая могла бы стать базовой основой государственной политики, направленной на унификацию информационного обеспечения властных и управленческих органов страны. Такой подход позволяет сконцентрировать ограниченные финансовые возможности…, избежать дублирования аналогичных исследований и разработок, предназначенных для использования другими федеральными и региональными органами трех ветвей власти» [143, с. 6–7]. Далеко не случайно в Федеральной целевой программе «Электронная Россия» на 2002–2010 гг. (см.: [9]) проблеме повышения эффективности функционирования и взаимодействия органов власти уделяется самое пристальное внимание. [c.269]

По поводу критического замечания Д.Н. Пескова в адрес данной программы касательно того, что в ней «под “Россией” понимаются федеральные и региональные органы власти, министерства и ведомства, комиссии и комитеты», тогда как «западный подход… предусматривает, наоборот, усиление контроля граждан над правительством, что связано прежде всего с введением публичных оценочных показателей деятельности последнего» [157, с. 37], заметим, что создание и совершенствование канала G2G отнюдь не является достаточным, но, без сомнения, выступает необходимым условием формирования эффективно действующей электронной инфраструктуры государственного и муниципального управления. Следует также подчеркнуть, что «Электронная Россия» – не единственная государственная программа, нацеленная на создание условий для перехода страны к информационному обществу, способствующего ее устойчивому развитию и достойному вхождению в мировую экономику, где в качестве долгосрочного приоритетного фактора, определяющего будущие изменения в международном разделении труда, выступает степень освоения и развития информационно-коммуникационных технологий.

Подписание Президентом Российской Федерации В.В. Путиным в июле 2000 г. Окинавской Хартии глобального информационного общества означает, что государство взяло на себя обязательства обеспечить поддержку экономической и социальной трансформации, суть которой, согласно тексту документа, «заключается в ее способности содействовать людям и обществу в использовании знаний и идей» [1, с. 51]. В условиях современной российской действительности наряду с необходимостью преодоления относительной неразвитости информационно-коммуникационной инфраструктуры, о чем так любят упоминать многие исследователи, не менее существенной представляется задача освоения потенциала новейших технологий не только кадрами специалистов, но и населением в целом. Решению данной задачи должна способствовать реализация Федеральной целевой программы «Развитие единой образовательной информационной среды (2001–2005 годы)», основными разработчиками которой [c.270] выступили Министерство образования Российской Федерации, Министерство Российской Федерации по связи и информатизации, Министерство экономического развития и торговли Российской Федерации, Министерство финансов Российской Федерации, Министерство промышленности, науки и технологий Российской Федерации и Министерство юстиции Российской Федерации (см.: [8]). В перечне мероприятий Программы предусматривается реализация за счет средств федерального бюджета, бюджетов субъектов федерации и внебюджетных источников на базе ведущих вузов и научно-исследовательских институтов России ряда инвестиционных проектов по созданию системы общеобразовательных и специализированных Интернет-порталов. С концептуальной и содержательной точки зрения данную систему следует рассматривать как один из элементов развития «электронного правительства» на стадиях «публичности» и «участия», поскольку речь идет об использовании федеральными органами исполнительной власти новейших коммуникационных технологий для предоставления научно-педагогическому сообществу и всем заинтересованным гражданам широкого спектра информационных услуг, связанных в данном случае с вопросами образования.

< Назад   Вперед >
Содержание