ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В условиях становления информационного общества коммуникация занимает место одной из ведущих общественных практик и по этой причине неизбежно попадает в поле исследовательского интереса представителей различных областей научного знания – технических, естественных, гуманитарных. В рамках каждого из этих направлений теоретический анализ феноменов коммуникации осуществляется под особым углом зрения, обусловливается спецификой объекта и предмета каждой конкретной науки. С позиций теории политики, последовательное возрастание роли информационных процессов в непосредственной деятельности политических акторов, связанной с завоеванием, удержанием, осуществлением и использованием власти, актуализирует обращение исследователей к изучению и осмыслению новых форм и способов политической борьбы, политического влияния, политического участия, а также трансформации всей политической системы общества в связи с [c.284] изменением места и роли коммуникационной составляющей в ее структуре. Многоаспектность указанных явлений со всей очевидностью предполагает необходимость их исследования с опорой на философский инструментарий. При этом политическая коммуникативистика в ее теоретическом аспекте должна выступать не как некая эклектическая область приложения отдельно взятых категорий, понятий и проблем современной философии к анализу информационно-коммуникационных процессов в сфере политики, а как методологически целостная конструкция, позволяющая рассматривать генезис, закономерности и тенденции развития феноменов политической коммуникации системно, в их взаимосвязи и взаимообусловленности.
В ведущих теоретических представлениях, понятиях и концепциях каждой эпохи отражается не только достигнутый уровень знания, но и неразрывная связь собственно исторического пути и внутренней логики развития науки, взаимосвязь исторического и логического. Это относится ко всем областям знания; не является здесь исключением и анализ процессов и явлений в сфере политики. Рассмотрение генезиса и развития концепций политической коммуникации в контексте трансформации картины мира – целостного образа окружающей действительности, на каждом этапе становления которого в соответствии с исходными мировоззренческими предпосылками складываются исторически обусловленные принципы познания, – позволяет понять взаимоотношение между прошлым и настоящим как отношение ставшего к становящемуся. Главное в данном отношении, как справедливо отметил А.И. Ковлер, “лишь отказаться от взгляда на прошлое как на “недоразвитое” настоящее” [103, c. 32]. И тогда современное теоретическое осмысление феноменов политической коммуникации предстает как закономерный результат развития политической мысли, предопределяемый на метатеоретическом уровне формированием социально-философских концепций информационного общества. Эти концепции, с одной стороны, содержат в себе как общесоциологические, так и собственно политологические [c.285] начала, касающиеся представлений о власти, властно-управленческих отношениях в меняющемся социуме, а с другой – отражают и методологически интерпретируют применительно к познанию социальной сферы базовые мировоззренческие установки, складывающиеся в рамках новейшей научной картины мира на основании отказа от жесткого ньютонианско-лапласовского детерминизма, признания вероятностно-стохастического характера причинности и осмысления той существенной роли, которую во всех процессах и явлениях объективной реальности наряду с вещественно-энергетическим играет также и информационное взаимодействие. В предметном поле теории политики проблема информационного взаимодействия реинтерпретируется с точки зрения анализа проявлений целенаправленной активности политических акторов по поводу власти, властно-управленческих отношений в обществе, а также рассмотрения самой власти как созидательного начала, основанного на обладании информацией, на знании, постоянное совершенст-вование которого влияет на понимание целесообразности и своевременное изменение существующего порядка.
По мере развития науки обращение к анализу некоторых, казалось бы, хорошо известных и достаточно изученных феноменов нередко дает возможность выявить принципиально важные в теоретико-методологическом отношении аспекты, которые ранее не были отмечены. Преодоление традиционного взгляда на политическую коммуникацию как на некий вспомогательный, сугубо технический элемент, обеспечивающий обмен информацией между участниками политического процесса, позволило прийти к выводу, что любые взаимоотно-шения между политическими акторами, возникающие в ходе их непосредственной деятельности, связанной с завоеванием, удержанием, осуществлением и использованием власти, не могут проявляться иначе как в форме информационного воздействия и взаимодействия, то есть коммуникации, предполагающей передачу от актора к актору и в окружающую социальную среду – общество различных смысловых значений посредством речи, [c.286] текста, изображений и других символьных форм. Таким образом, политическая коммуникация выступает как атрибут, то есть необходимое, существенное, неотъемлемое свойство политической деятельности в любом ее проявлении.
Политическая коммуникация представляет собой частный случай социальной коммуникации как специфической формы взаимодействия индивидуальных и совокупных акторов, предполагающей передачу информации посредством использования языка и других символьных форм. Однако здесь следует иметь в виду принципиально важное замечание А.И. Соловьева, что “концепт “политической коммуникации” описывает не универ-сальный, а уникальный тип коммуникативного процесса, которому присущи собственные источники информационных контактов, особый тип организации социальных взаимоотношений, специфические функциональные нагрузки в рамках общества, своя морфология, многократно опосредованный стиль общения макросоциальных групп и ряд других свойств” [182, c. 6]. Тогда, основываясь на диалектике единичного, особенного и общего, необходимо сделать следующий вывод: социология коммуникации, предметом которой являются универсальные законы, закономерности и тенденции развития, а также средства и механизмы информационного воздействия и взаимодействия в обществе, выступает в качестве метатеории по отношению к политической коммуникативистике, где коммуникационные аспекты деятельности политических акторов по поводу проблем власти интерпретируются с точки зрения проявлений действия общих законов социальной коммуникации в сочетании с объективными политологическими законами, отражающими необходимые, существенные, устойчивые, повторяющиеся связи и отношения между процессами и явлениями в сфере политики.
Понятие коммуникации в контексте политической теории может соотноситься с двумя феноменами. Оно может означать как взаимодействие, или, в аристотелевском понимании, “общение” политических акторов по поводу власти, так и процесс передачи политически значимой информации в обществе. Эти [c.287] два явления не только очень близки, но и неразрывно связаны между собой: взаимодействие индивидов, их объединений всегда предполагает информационное воздействие или информационный обмен, а передача информации, независимо от использования каких-либо каналов или технических средств приобретает смысл только тогда, когда ее получателем выступает тот или иной человек, организация, сообщество. Указанное обстоятельство позволяет утверждать, что между микро- и макроуровневым подходами к анализу политической коммуникации, сформировав-шимися в рамках современной западной политической науки, отсутствуют существенные противоречия и, более того, возможен их синтез. Парадигма первого подхода, отражающая субъективно-атомистическое видение политической реальности, когда основным объектом исследования выступает индивид с точки зрения анализа пределов и возможностей влиять на его мнение или поведение посредством распространения политически значимой информации, и объективистско-холистская парадигма второго подхода, делающего акцент на изучении места и роли информационно-коммуникационных процессов в политической сфере и в обществе в целом, взаимодополняют друг друга в рамках предложенной в настоящей работе обобщенной структурно-функциональной модели, согласно которой политическая система интерпретируется как конкретно-историческая форма коммуни-кации политических акторов между собой и с окружающей социальной средой.
Данная модель, предусматривающая выделение в структуре политической системы общества коммуникационной подсистемы как функционального компонента, обеспечивающего внутреннюю взаимосвязь между всеми элементами системы, а также внешнее взаимодействие политической системы как целого с окружающей социальной средой, дает основания утверждать, что политическая коммуникация имеет двойственный характер: она одновременно выступает и как функция политической системы, и как составляющая политического процесса. Это утверждение позволяет преодолеть сложившиеся на этапе фрагментарного [c.288] анализа отдельных сторон информационных процессов и явлений в сфере политики традиционные представления о сущности политической коммуникации, когда она интерпретировалась исключительно в инструментальном, технико-технологическом плане – лишь как одно из средств обеспечения деятельности органов государственной власти и негосударственных институтов, выражающих интересы господствующих политических сил, которые осуществляют управление социальной жизнью в своих интересах. Предлагаемая в работе обобщенная структурно-функциональная модель политической системы общества интерпретирует политическую коммуникацию, с одной стороны, как особый процесс информационного воздействия и взаимо-действия в сфере политики, направленный на поддержание и развитие контактов и связей между политическими акторами в рамках выполнения ими своих специфических ролей и функций, сопряженных с проблемами эффективного политического руководства обществом, сбора и обработки данных, необходимых для принятия политических решений и оценки их последствий и т.д, а с другой – как функциональный компонент политической системы, который обеспечивает ее антиэнтропийную гомеостатическую устойчивость как целостного образования, находящегося в непрерывном взаимодействии с изменяющейся социальной средой.
Анализ генезиса и дальнейшей эволюции теоретических моделей политической коммуникации как когнитивных конструкций, способствующих раскрытию и осмыслению каузальных связей между процессами и явлениями информацион-ного воздействия и взаимодействия в сфере политики, приводит к выводу о проявлении устойчивой тенденции постепенного замещения однонаправленной, униполярной коммуникации “вещательного” типа формами информационного обмена, предполагающими наличие, обратной связи между участниками политико-коммуникационных процессов. В условиях становления информационного общества политическая коммуникация осуществляется уже не только по вертикали – между [c.289] “управляющими” и “управляемыми”: современный уровень технологической оснащенности социума, одним из показателей которого выступает стремительное распространение Интернета, дающее возможность практически любому индивиду свободно создавать и распространять собственные информационные продукты, несомненно, выступает фактором, способствующим диверсификации коммуникаторов, возрастанию интенсивности горизонтальных коммуникационных потоков, возникновению и развитию сетевых интерактивных структур, охватывающих и сферу политики.
Вместе с тем, вне зависимости от технико-технологической составляющей, коммуникация в обществе всегда предполагает способность людей воспринимать и понимать адресованные им сообщения. По этой причине коммуникаторы в своем стремлении донести до реально существующего или потенциального адресата какую-либо мысль и при этом быть, с их точки зрения, правильно понятыми, со всей очевидностью должны контролировать и в случае необходимости корректировать собственные коммуника-тивные действия посредством обратной связи с адресатом. Если же эффективная обратная связь между политическими структурами, действующими в рамках привычных схем, и обществом отсутствует, то значительная часть граждан будет либо проявлять признаки политической апатии, отказываясь, например, от участия в выборах, либо, напротив, демонстрировать заметное непостоянство в своих политических предпочтениях, одновременно испытывая разочарование и от действий представителей власти, которые оказываются в состоянии выполнить лишь малую часть своих обещаний, и от “застывших” проектов оппозиции, которые все больше и больше отдаляются от меняющейся действительности.
Вывод о повышении роли обратной связи в процессах политической коммуникации подтверждается также анализом генезиса и развития стратегических политико-коммуникационных кампаний, направленных на достижение конкретных политических результатов. Рассмотрение агитационно-пропагандистской и [c.290] рекламной деятельности в политической сфере, развития общественных связей (“паблик рилейшнз”) и политического маркетинга в качестве различных форм таких кампаний, имеющих как общие, так и специфические черты, позволило выявить устойчивую тенденцию последовательного формирования четырех взаимодополняющих типов политико-коммуникационных стратегий: униполярной стратегии рекламно-пропагандистского типа, стратегии общественного информирования, а затем – двусторонней асимметричной и двусторонней симметричной стратегий с последовательным возрастанием значения элемента обратной связи в процессах информационного взаимодействия между коммуникаторами и адресатами. Данная тенденция подтверждается не только практикой развитых государств Запада, но также – с определенной хронологической корректировкой – и эволюцией форм политической коммуникации в Российской Империи – СССР – постсоветской России в конце XIX – начале ХХI вв.
Развитие средств коммуникации выступает как один из факторов, оказывающих в историческом контексте существенное воздействие на преобразование социально-политической действительности. Начиная с рубежа эпохи Средневековья и Нового времени и вплоть до наших дней это воздействие связывается с постоянным повышением уровня доступности сведений о событиях и процессах, происходящих в сфере политики. Однако наблюдаемый сегодня стремительный рост использования новейших коммуникационных технологий сопровождается увеличением степени информационного риска как следствия достижения небывалой прежде “прозрачности” и в плане деятельности социально-политических институтов, и в плане контроля за поведением и действиями отдельных индивидов. Указанное обстоятельство дает основание сделать вывод, что дальнейшее развитие и совершенствование технико-технологической составляющей политической коммуникации нуждается в более четкой нормативно-правовой регламентации, поскольку оно, наряду с возможностями расширения публичности, [c.291] открытости осуществления власти, подготовки и принятия политических решений, несет в себе также потенциальную опасность ограничения и нарушения традиционно понимаемых демократических прав и свобод личности.
Конечно же, современный мир далек от модели “информационного тоталитаризма” в духе антиутопий Дж. Оруэлла и О. Хаксли. Более того, развитие информационно-коммуникационной инфраструктуры расширило возможности индивидуального общения и неконтролируемого восприятия и распространения информации, поставив под сомнение саму возможность существования тоталитарных режимов в развитых странах. Как отметили в начале 90-х гг. ушедшего века Дж. Нэйсбитт и П. Абурден: “На нашей планете сегодня меньше диктаторов потому, что они уже не способны контролировать информацию” [377, p. 302-303]. Действительно, контроль и распространение сведений политического характера становятся весьма существенными элементами в определении типа политических режимов: при авторитаризме информационные процессы берутся под строгий контроль, тогда как демократический режим предполагает, что политически значимая информация широко и свободно распространяется между различными членами общества. Особое значение при этом имеет не только свобода политических убеждений, но также право и возможность беспрепятственно выражать свое мнение, свободно искать, получать и распространять всякого рода информацию и идеи независимо от государственных границ, если они не противоречат гуманистическим принципам. В этой связи дальнейшее развитие концепций и моделей демократии, отвечающих реалиям становящегося информационного общества, представляется невозможным без обращения к теоретическому анализу проблем политической коммуникации.
В оценке перспектив, связанных с использованием Интернета и других новейших информационно-коммуникационных технологий в политической сфере, следует согласиться с мнением Р. Даля, который осторожно заметил: “Мы едва лишь [c.292] начали серьезно обдумывать открываемые ими возможности и провели в ничтожных масштабах самые первые, робкие пробы” [70, c. 179]. По крайней мере, анализ информационных запросов отечественной Интернет-аудитории дает немало оснований для того, чтобы опровергнуть расхожие тезисы о якобы имеющей место аполитичности сетевого сообщества или же о несовмес-тимости Всемирной Сети с традиционно понимаемыми демократи-ческими ценностями. Несмотря на то, что отечественная практика последних лет достаточно наглядно продемонстрировала негативные возможности использования Интернет-ресурсов в плане несанкционированного и анонимного распространения различных сведений политического характера, в том числе материалов, либо содержащих призывы к насилию, либо компрометирующих отдельных политиков и должностных лиц, данные социологических исследований позволяет сделать вывод о том, что на рубеже ХХ и XXI вв. в рамках российского Интернет-сообщества формируется гражданская политическая культура, отвечающая известной характеристике, предложенной Г. Алмондом и С. Вербой: уровень консенсуса по поводу легитимности существующей власти, направления и содержания общественной политики, а также степень терпимости к плюрализму политических интересов у Интернет-аудитории оказываются существенно выше, чем за ее пределами.
Использование в политической сфере Интернета в сочетании с другими новейшими информационно-коммуникационными технологиями, несомненно, может способствовать дальнейшему расширению возможностей конвенционального политического участия и становлению различных форм “электронной демократии” – механизмов компьютеро-опосредованной политической коммуни-кации, отвечающих реальным потребностям становящегося информационного общества. Позитивное решение данной проблемы состоит, на наш взгляд, в отказе от провозглашения самоценности технико-технологической составляющей и в опоре на гуманистические традиции, на культуру. Принципиальное значение в контексте перспектив развития “электронной [c.293] демократии” имеет аксиологическое, ценностное измерение политической коммуникации, ее основных потоков, целей и направленности распространяемых сообщений. В данном отношении, несомненно, прав Д. Маккуэйл, полагающий, что культурная политика в области политической коммуникации должна основываться на таких принципах, как приоритетность качеств и ценностей данной культуры (иерархия); равные права и широкие возможности для приобщения к информации вследствие утверждения справедливости, демократии и широких прав граждан (равенство); близость к культуре нации, этнической общности или религиозного большинства (идентичность); учет моральных норм и требований (вкус и мораль) [371, p. 277].
Ценностные качества политической коммуникации сегодня, как и прежде, конечно же, ранжируются и политически переосмысливаются правящими элитами и бюрократией в собственных интересах, однако они во многом определяются спецификой общей и политической культуры каждого конкретного сообщества. Политическая коммуникация, выступая способом, средством существования и передачи политической культуры, в свою очередь, сама опосредуется существующими культурными нормами и ценностями. Это – взаимообусловливающие друг друга явления.