Фаллическая инверсия

Вначале напомню, что предмет лингвистической теории Соссю-ра — знак как единство звуков (означающего) и понятия (означаемого). Структурная лингвистика базируется на двух посылках: 1. Язык состоит из различий, а не тождеств. Для понимания слова отец надо знать смысл понятий мать, сын и т.д. Реляционный и дифференцирующий характер лингвистики выражен в постулате: язык — это система взаимосвязанных элементов, в которой ни один элемент невозможно определить независимо от другого. 2. Язык — форма, а не субстанция. Любой элемент системы определяется правилами связи с другими элементами67. Язык—это дифференцированный универсум, в котором доминируют формальные правила и подобия. Слово—это длительность звуков. Любой длительности соответствует по крайней мере одно понятие. Начало обозначения и порядок бытия означаемого связаны.

Этим объясняются пределы лингвистической теории дискурса. Соссюр считал дискурсом любую длительность языковых выражений больше предложения. Лингвистический дискурс невозможен, поскольку субъект речи и письма управляет последовательностью предложений. Поэтому не существует правил и законов структуры языка, которые отражает теория. Картезианский тезис всесилия субъекта исключает возможность построения лингвистической теории дискурса. Одновременно теория Соссюра противоречива. Если язык есть форма, а не субстанция, и если существует изоморфизм порядка знаков и порядка обозначаемых предметов, то с формаль-1 ной точки зрения оба порядка неразличимы. Поэтому невозможно ', сохранить дуализм языкового знака. Ф. де Соссюр был вынужден t вернуться к различию фонетической и понятийной субстанции языка. В итоге структурный анализ переплелся с языковым знаком. Сос-, сюр высказывал догадку о возможности семиотики как науки о со-i циальных знаках. Но ее зависимость от субстанции языка затрудняла применение структурализма.

i Копенгагенская школа начала изучать противоречия теории ' Соссюра и создала формальную модель структурной лингвистики. Л. Ельмслев отбросил соссюровскую концепцию изоморфизма знака и понятия и разделил оба порядка: «Фонологи обратили внимание на те единицы языка, которые меньше слов. Слово те-i ленок состоит из трех фонем. Благодаря такому методу анализа '„содержания в одном слове можно вычленить три элемента: крупный рогатый скот — самец — молодой. Отсюда ясно, что расположенные подобным образом семантические и фонетические единицы различаются с формальной точки зрения. Невозможно ; доказать, что законы комбинаторики языковых фонем соответ-'•; сгвуют семиотическим законам»68.

Формализм повлек за собой ряд следствий для теорий дискур-

, са:

1. Формальные правила связи и замены элементов не связаны не-: обходимо с особой субстанцией и позволяют описать любую социальную систему — диету, мебель, моду и т. д. Такой подход реализован Р. Бартом в 1960-е гг. Главная идея Барта — дискурс есть множество точек зрения, на основе которых надо заново переписать социальную жизнь.

2. Не существует субстанциальных различий языковых и внеязы-ковых феноменов. Э. Лакло и Ш. Муфф связали теорию дискурса с концепцией языковых игр Л. Витгенштейна и сформулировали положение: различие действия и структуры второстепенно и возникает в рамках знаковых систем69.

3. Формализм устранил еще один барьер на пути создания лингвистической теории дискурса. Различия — это внешний (по отношению к структурам) способ дифференции. Поэтому субъект не является привилегированным источником смыслов (значений), а просто отдельным местом (топосом) в рамках системы смыслов (знаков). Смерть субъекта — главный лозунг классического структурализма. Нельзя утверждать, что любое множество предложений выражает произвол автономного субъекта. Оно определяется способом структурирования институтов, пропускной способностью контекстов и т. д. Основная задача дискурсивного анализа — открытие правил и законов производства знаков (смыслов) в социальной жизни. Эта программа реализуется путем синтеза теорий аргументации, речевых действий, семантического и синтаксического анализа и т. п. Постструктурализм отрицает понятие закрытой системы как

основы классического структурализма, показывает ее невозможность и культивирует опыт и логику разрушения дискурсивных тождеств. Напомним главные направления этой «подрывной работы»:

1. Переформулировка логики знака в работах Р. Барта 1970-х гг. В ранних работах Барт проводил различие денотативных и ко-нотативных знаков. А затем пришел к выводу о невозможности таких различий. Так возникло понятие плюралистичного текста, в котором невозможно добиться стабильности конкретных смыслов и знаков.

2. Ж. Лакан разорвал связь знака и понятия. 3. Фрейд обратил внимание на процесс конденсации и переноса смыслов при кон-ституировании любых состояний психики. Невозможно установить смысл определением строгой корреляции знака и предмета. Лакан радикализировал эту тенденцию. Понятие логики означающего — это постоянное ускользание предмета от стабильного знака.

3. Ж. Деррида описал элементы радикального несоответствия во всех структурных институтах (в духе теоремы Геделя) и создал деконструктивизм. Ни одна знаковая структура не в состоянии найти в самой себе принцип закрытости. Для этого требуется внешняя сила, действующая вне системы. М. Фуко развил иной подход к теории дискурсивных форм. Структурализм и постструктурализм начинают анализ логики знака, а затем ее отбрасывают, поскольку она не удовлетворяет условиям закрытости. Фуко исходит из целостностей другого порядка, в которых осуществляется производство любых смыслов. Классическая феноменология анализировала смыслы суждений, вынося за скобку их отношение к любой внешней действительности. Фуко открывает новые скобки, доказывая, что смысл связан с условиями собственного производства, которые не сводятся к значению. Дискурс — это квазитрансцендентальная процедура вычленения слоя явлений. Главная проблема — установить, что конституирует систему и принцип целостности дискурсивной формы.

Суждение — минимальная единица любого дискурса. Суждение не является предложением, поскольку одно и то же предложение может выражать два разных суждения. Например, пациент и врач могут сказать: «У субъекта X рак». Но только предложение врача является медицинским суждением. Его нельзя признать высказыванием, поскольку разные высказывания могут выражать одно и то же суждение. Наконец, суждения не тождественны речевым действиям, поскольку последние являются (если использовать терминологию Фуко) «серьезными речевыми действиями». К ним не относятся повседневные действия, а только те действия, которые конституируются авторитарными самостоятельными действиями (типа медицинского дискурса).

Иначе говоря, Фуко иначе ставит ту же проблему: каков принцип единства отдельных сфер (форм) дискурса? Вначале Фуко пытался найти принцип единства в эпистеме— главной перспективе, объединяющей интеллектуальное творчество в рамках данной эпохи. Эпистема — это вся совокупность реакций, имеющих место между дискурсивными практиками данного времени, на основе которых возникают эпистемологические фигуры, наука и формализованные системы. Фуко стремился описать основные эпистемы эпох Ренессанса, классицизма и современности. Археология знания — это интеллектуальная процедура открытия фундаментальных дискурсивных стратегий.

Но в процессе разработки данной идеи Фуко пришел к выводу: принцип единства дискурсивной формации невозможно обнаружить нигде — ни в языке, ни в общем способе производства суждений, ни в постоянных понятиях и непостоянных мотивах (тенденциях) обсуждения одного и того же предмета. Такой принцип существует только как закон рассеяния неизменных внешних отношений элементов, которые не подчиняются никаким основным (существенным) принципам структуры. Закон рассеяния — единственный принцип единства. Поэтому вопрос о границах дискурсивных формаций остается открытым. Фуко на него не ответил.

Итак, первый тип теорий дискурса воплощен в структурализме, второй разработан М. Фуко. При анализе политики (особенно концептуализации власти) одни авторы применяют постструктуралистскую теорию знака, другие разрабатывают идеи Фуко.

Первая тенденция выражена в работах Э. Лакло и Ш. Муфф. Их концепция политической власти опирается на два положения постструктурализма:

1. Дискурс как смысловая целостность преодолевает различие языковых и неязыковых явлений. Невозможность существования замкнутой системы устраняет связь означающего и означаемого. В обществе есть множество «свободных означающих выражений». Политическая борьба — это множество попыток конкурирующих политических сил придать частичным означающим выражениям стабильность и постоянное место в особых знаковых конфигурациях. Дискурсивная борьба за определение смыслов знаковых выражений (демократия и т. д.) — основной фактор объяснения семантики современного политического мира. Гегемония — это частичное установление связи знака и понятия (предмета).

2. Теория гегемонии базируется на идее деконструкции — невозможности разрешения политических споров в рамках различных связей элементов структуры. Реализация одной конкретной знаковой конфигурации (в сопоставлении с другими) вызывает два следствия: фиксирует случайность актуальной (или господствующей) конфигурации; показывает невозможность ее объяснения посредством ссылки на одну структуру. При объяснении надо учитывать также частично внешнюю (по отношению к структуре) гегемонистскую силу.

Гегемония — это теория решений, принимаемых в пространстве неразрешимости. Деконструкция показывает, что неразрешимость — главная характеристика общества и социальных дей-фствий. Поэтому объективность и власть неразличимы: «В этом || смысле власть — это след случайности в рамках структуры»70. Ис-1 тория марксизма от II Интернационала до А. Грамши есть посте-] пенное осознание случайности социальных отношений и связей. 'К. Маркс и большинство марксистских теоретиков и политиков ij-полагали, что социальные отношения и связи базируются на за-t, конах истории. На деле такое понимание увеличивало простран-1>етво гегемонистских связей и решений.

5,; М. Фуко в поздних работах пытался решить проблему анализа (Дискурсивных форм. Он определил сферу дискурса как предмет среди множества других предметов. Дискурс связан с суждениями и образует один из строго отделенных от других особых объектов анализа. Дискурсивные закономерности не устраняют границу языковых и внеязыковых явлений. Поэтому бытие (наличие, присутствие) определенных конфигураций дискурса надо объяснять с помощью внедискурсивных терминов. Этот подход Фуко назвал генеалогией. Археология знания базируется на идее единства полей дискурса и не ссылается при этом ни на какой глубинный принцип единства. Генеалогия знания стремится установить элементы дискурсивной конфигурации в рамках случайной и прерывной истории, элементы которой не подчиняются никаким принципам телеологического единства. За генеалогическим рассеянием элементов скрывается внешний характер объединяющих сил — такова основа концепции власти Фуко.

Власть существует везде, поскольку ее элементы обладают прерывностью, а связи элементов невозможно объяснить ссылкой на элементы. Постструктурализм и генеалогия изучают проблему прерывности и генезиса власти как совершенно разных тождеств. Однако подход к проблеме различен. Поструктурализм расширяет категорию дискурса вплоть до точки, в которой она включает антагонизм. Речь идет об описании логики различия, снимающей различия языковых и внеязыковых феноменов. Генеалогия показывает зависимость закономерностей языка от составных элементов, которые можно понимать только в недискурсивных терминах.

Иную концепцию политики предлагает С. Жижек, из которой отметим лишь важные для нашей книги пункты. Сфера политического анализа расширяется за счет теории дискурса, который конституируется психоанализом Лакана, философией Гегеля и аналитической философией (антидескриптивизм С. Крипке). Политическим основанием концепции является практика функционирования социализма в СССР и Югославии, а эмпирическим материалом — советские анекдоты, политические процессы (на которых обвиняемые должны были признаться в любви к буржуазии и контрреволюции и потребовать себе смертного приговора), государственный аппарат, служба в армии и попытки уклонения от нее, полицейский допрос, религиозная исповедь, шутки, фильмы в жанре абсурда. Этот концептуальный, эмпирический и политический материал служит для определений объектов и субъектов политики.

Политический объект (сфера реального) — это пустота, химерическая сущность, фантазия, ошибка, упущенное из виду, находящееся в тени, не обладающее никакой онтологической устойчивостью и исчезающее, «стоит только попытаться постигнуть его позитивную природу»71. Характеристики политического объекта распространяются на все формы общества, религии и идеологии, которые не могут существовать без субъектов их разрушения. Политический субъект отличается предположительным знанием, предположительной верой, предположительным наслаждением и предположительным желанием. Между такими субъектами обращается некая общая нехватка, которая передается друг другу. Исходная пустота, нехватка символической структуры, абсолютное несоответствие и абсолютная негативность и есть субъект: «Субъект — это пустота, дыра в Другом, объект — косное содержание, заполняющее эту пустоту; полнота бытия субъекта заключена в фантазматическом объекте, восполняющем его (субъекта) пустоту»72.

В конечном счете возникает феномен, который С. Жижек называет логикой политической провокации или абсолютно бессмысленным идиотизмом. Он связан с логикой фаллической инверсии, направленной на любые властные структуры, и начинает работать в момент, когда демонстрация силы превращается в подтверждение фундаментального бессилия. Чем более власть реагирует на социальные события, тем более подтверждает свое бессилие.

Таким образом, главный элемент концепции Жижека — новое понимание субъекта путем исключения эссенциалистских коно-таций. Субъект вообще и политический субъект в особенности не есть субстанциальное cogito современной философии и не рассеяние гносеологических позиций по структуралистскому шаблону. Субъект — это место отсутствия, пустое пространство, которое политические силы стремятся заполнить разными сложными усилиями по идентификации. На этой основе возможен пересмотр всех определений политики (как участия в общих делах, направления деятельности государства, силы, общественной службы, компромисса, искусства возможного и т. п.) для объяснения политической идентичности и субъективности

< Назад   Вперед >
Содержание