Национальная идея и вызов глобализации: диагноз Николая Трубецкого

Что такое «национальная идея» или «идея нации»? В конце XIX в. русский философ Владимир Соловьев афористически ответил на этот вопрос: «Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности». Сегодня религиозно окрашенную национальную идею, официально признанную на государственном уровне, можно найти разве что в некоторых странах исламского мира, хотя банкноты США до сих пор украшены девизом «В Бога мы веруем». Тотальная секуляризация европейско-американской цивилизации и тех, кто следовал ее примеру, на протяжении XIX-XX вв. привела к неизбежной секуляризации национальной идеи этих стран, к отходу религиозного компонента на второй план. Однако полностью исчезнуть он не может, как не может исчезнуть религия, занимающая важное место в жизни любой цивилизации и культуры.

Второй, гораздо более серьезной, нежели секуляризация, угрозой национальной идее стала глобализация, идеология «плавильного котла» и «единого мира». «Объединение и упорядочение ойкумены»! - обитаемой части Земли - под контролем одного или нескольких силовых центров облегчают управление ею, но неизбежно ведут к стандартизации и обезличению существующих форм политической, экономической, социальной и культурной жизни. Вот как описывает и трактует глобализацию В. Б. Рамзее: «Самым наглядным, т. е. внешним, ее проявлением служит свободное перемещение через национальные границы капитала, товаров, информации и людей, резко ускорившееся с начала 80-х годов. Естественно, ускорение это возникло не на пустом месте. За ним стоит специфический подход к экономическим, политическим, социальным и культурным страновым проблемам с планетарной точки зрения, подход, предполагающий, к примеру, возможности преодоления хозяйственных кризисов, охраны окружающей биосферы, разрешения межгосударственных конфликтов, обеспечения безопасности, утверждения прав человека не на сугубо локальном или национальном, а на глобальном уровне, опираясь на представления о мире как о едином и неделимом целом» . С его точки зрения, - это объективный процесс, ведущий к общей пользе и благоденствию.

Глобализация давно стала предметом ожесточенных споров. Чаще всего вопрос сводится к тому, принимать или не принимать нынешний образец «единого мира», т. е. Pax Americana. Однако человечество не впервые сталкивается с вызовом глобализации. Более того, в идущем ныне процессе нет ничего принципиально нового. По существу, он был точно описан еще в начале 20-х годов XX в. русским мыслителем Николаем Трубецким.

В своей статье «Европа и человечество» (1920 г.), анализируя европеизацию неевропейских (по терминологии автора, «нероманогерманских») стран, Трубецкой выделил типы «шовиниста» и «космополита», позиции которых, казалось бы, должны противоречить друг другу. «Шовинист исходит из того априорного положения, что лучшим народом в мире является именно его народ. Культура, созданная его народом, лучше, совершеннее всех остальных культур. Его народу одному принадлежит право первенствовать и господствовать над другими народами, которые должны подчиняться ему, приняв его веру, язык и культуру, и слиться с ним. Все, что стоит на пути к этому конечному торжеству великого народа, должно быть сметено силой.

Космополит, - продолжает Трубецкой свой анализ, - отрицает различия между национальностями. Если такие различия есть, они должны быть уничтожены. Цивилизованное человечество должно быть едино и иметь единую культуру. Нецивилизованные народы должны принять эту культуру, приобщиться к ней и, войдя в семью цивилизованных народов, идти вместе с ними по одному пути мирового прогресса. Цивилизация есть высшее благо, во имя которого надо жертвовать национальными особенностями...

Шовинизм и космополитизм как будто резко отличаются друг от друга. В первом господство постулируется для культуры одной этно- графически-антропологической особи, во втором - для культуры сверхэтнографического человечества. Однако посмотрим, какое содержание вкладывают европейские космополиты в термины “цивилизация” и “цивилизованное человечество”? Под “цивилизацией” они разумеют ту культуру, которую в совместной работе выработали романские и германские народы Европы... Та культура, которая, по мнению космополитов, должна господствовать в мире, упразднив все прочие культуры, есть культура такой же определенной этнографически- антропологической единицы, как и та единица, о господстве которой мечтает шовинист. Разница только в степени, а не в принципе» .

Об этом же Трубецкой писал в статье «Наследие Чингисхана. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока» (1925 г.). «Затаенной мечтой всякого европейца является полное обезличение всех народов земного шара, разрушение всех своеобразных и обособленных национальных обликов и культур, кроме одной, европейской, которая сама, в сущности, тоже является национальной, но желает прослыть общечеловеческой. Осуществление этой мечты, насаждение во всем мире “общечеловеческой” культуры превратит все народы мира в европейцев второго и третьего сорта. А это поставит европейцев в господствующее положение над всем миром» .

Сегодня Трубецкого назвали бы «антиглобалистом». Действительно, он акцентирует внимание на отрицательных сторонах описываемого явления, но мы приводим его наблюдения лишь потому, что многое в них применимо к Японии: «Одним из самых тяжелых последствий европеизации является уничтожение национального единства, расчленение национального тела европеизированного народа... Такой народ, с европейской точки зрения, всегда может рассматриваться как “отсталый”. Но и сам он принужден смотреть на себя совершенно так же. Приняв европейскую культуру, он вместе с ней воспринимает и европейские мерила оценки культуры. Он не может не замечать своей малой культурной продуктивности, того, что его культурный экспорт развит очень слабо. Сравнивая самого себя с природными романо- германцами, европеизированный народ приходит к сознанию их превосходства над собою, и это сознание вместе с постоянными сетованиями о своей косности и отсталости постепенно приводит к тому, что народ перестает уважать самого себя» .

Трубецкой не был знаком с современной ему японской историографией, философской и общественно-политической мыслью. Однако любому, изучавшему эти проблемы, не может не броситься в глаза точность его формулировок: «Изучая свою историю, этот народ оценивает ее тоже с точки зрения природного европейца: в этой истории все, что противоречит европейской культуре, представляется злом, показателем косности и отсталости; наивысшим моментом этой истории признается тот, в который совершился решительный поворот к Европе; в дальнейшем же ходе истории все, что бралось из Европы, считается прогрессом, а всякое отклонение от европейских норм - реакцией. Постепенно народ приучается презирать все свое, самобытное, национальное» . «Отсчет ведется от западноевропейской цивилизации, - развил его мысль много лет спустя JI. Н. Гумилев, - и степень совершенства иных культур определяется похожестью на европейцев» .

В результате второй мировой войны Pax Americana окончательно принял эстафету силового центра глобализации у Pax Britannica. В 1945 г. он победил Японию и включил ее в себя как зависимую территорию, которая со временем смогла подняться до статуса младшего партнера метрополии. С размыванием национальных и государственных границ силового центра - одна из главных особенностей послевоенного этапа глобализации - японская правящая элита органично вошла в его состав. Так что сейчас Япония в равной степени является и субъектом, и объектом глобализации.

Положение национальной идеи в официальной или, по крайней мере, в доминирующей идеологии современной, глобализирующейся и глобализируемой Японии, весьма своеобразно. Она там, безусловно, присутствует, что дает повод европейским и американским (а ранее - еще и советским) пропагандистам периодически бить тревогу относительно того, что «японский национализм поднимает голову». Представители японской элиты, включая видных деятелей вечно правящей Либерально-демократической партии, порой позволяют себе такие высказывания, которые в Европе или США прощаются лишь безнадежным «ультраправым» маргиналам. Безусловный факт высокой гомогенности населения Японских островов и куда более спорный тезис об уникальности и даже непостижимости японской культуры для иностранцев настолько прочно вошли в сознание японцев, что «отменить» их директивным путем едва ли удастся.

Японская элита даже сегодня не отрицает необходимости национальной идеи, которая в прошлом зарекомендовала себя как мощный мобилизующий фактор. Вопрос в том, в чем именно эта идея должна заключаться и как она корреспондирует с реалиями и догмами нынешнего витка глобализации. Однако для этого необходимо обратиться к прошлому японской национальной идеи, без знания которого нельзя понять ее настоящее и предсказать ее будущее.

< Назад   Вперед >
Содержание