«Цивилизация и просвещение» «восьми углов»: комплекс несостоявшегося лидера

«Открытие Японии» европейцами и американцами в середине XIX в., ставшая ответом на этот вызов консервативная революция Мшдт исин (1868 г.) и последовавшие за ней преобразования положили конец духовной автаркии периода «закрытия страны» и ощущению национальной самодостаточности, но не национальной гордости. Раньше японцы могли ощущать свое превосходство в том, что, по утверждению влиятельного философа первой половины XIX в. Хирата Ацутанэ, «различия между Японией и другими странами “носят физический характер”, поскольку “все страны” в отличие от (созданной божествами Идзанами и Идзанаги. - В. М.) Японии появились в процессе “сгущения морской пены”, причем произошло это гораздо позднее образования Японских островов» . Теперь им предстояло показать миру, что они не хуже других в том, чего пока не знают и не умеют. Овладение «европейской наукой» было для японского государства и общества вопросом выживания. Одновременно это стало вопросом жизни и смерти для японского национального самосознания и национальной идеи.

Большинство японцев эпохи Мэйдзи (1868-1912) даже в запале ученичества не перестало ощущать себя японцами, в чем яростно упрекали своих вестернизировавшихся сограждан пассеистически настроенные идеологи радикального национализма, видя корень зла в европейских прическах и костюмах. Однако в японской идеологии последней трети XIX в., избравшей своим лозунгом девиз «цивилизация и просвещение», доминировали европейские и американские теории позитивистской и утилитаристской ориентации, ориентация считалась тогда наиболее «прогрессивной». Лишь к концу века маятник качнулся в сторону нового подъема национального сознания. Япония, успешно овладев материальными плодами и благами западной цивилизации, почувствовала себя равноправным цивилизованным государством, не только могущим, но и должным «цивилизовать» другие страны, прежде всего азиатские. Элита Кореи в 90-е годы XIX в. отвергла услуги японских «цивилизаторов и просветителей», чтобы в следующем десятилетии оказаться под их колониальным владычеством. В борьбе с США и европейскими державами за право «просветить» Китай Япония добилась лишь частичных успехов. В Индии ее достижения, особенно военная победа над Россией в 1905 г., несомненно, повлияли на национально-освободительное движение, но британское владычество жестко ограничивало возможность любого прямого воздействия такого рода.

Миссия Японии как лидера и «светоча» Азии была сформулирована в книге известного мыслителя Окакура Какудзо «Пробуждение Японии» (1904 г.), написанной по-английски, т. е. для зарубежной аудитории. В первом варианте она многозначительно называлась «Пробуждение Азии», но он увидел свет только в 1938 г., когда доминирующей идео- логемой вместо «цивилизации и просвещения» стали «восемь углов под одной крышей»1°. Это означало, что «восемь углов» или сторон света, т. е. весь мир, должны быть собраны под «крышей» Японии, в чем и заключается ее сакральная миссия. Рационалистическая и позитивистская национальная идея периода «демократии Тайсё» (1912-1926) постепенно сменилась иррациональной и мистической, в которой, помимо «восьми углов», доминирующую роль играла концепция «государственного организма» (кокутай). О ней уже многократно писалось, поэтому напомним лишь основные положения. Разработанная «школой Мито» в первой половине XIX в. под воздействием консерва- тивно-революционной «школы Национальных наук», концепция кокутай на рубеже XIX-XX вв. стала одной из основ официальной идеологии наряду с прусской «органической теорией государства» - учением о государстве как едином целом, как организме высшего порядка, рождающемся, живущем и умирающем по своим законам.

Кокутай — специфически японская национально-государственная общность, объединяющая мир божеств коми и императора (первосвященника Синто и сакрального вождя), японский народ (потомков богини Аматэрасу) и Японские острова (творение божеств), мир живой природы! 1. Концепция кокутай отказывала другим государствам в праве на «органичность», видя в них лишь «механизмы». Видный политик и идеолог Хиранума Киитиро в 1941 г. заявил: «Японское государственное устройство не имеет аналогов в мире... В других странах династии основывались людьми. Именно людьми поставлены у власти короли, императоры и президенты в других странах, и лишь в Японии престол унаследован от божественных предков. Поэтому правление императорского дома - это продолжение деяний божественных предков. Династии, созданные людьми, могут погибнуть, но трон, основанный богами, неподвластен воле людей»!2.

Национальную идею 30-х годов XX в. определяло то, что популярный в те годы историк Хираидзуми Киёси назвал «возвращением к подлинно японской Японии»!3. Идеолог национализма генерал Араки Садао писал в программной статье «Миссия Японии в эру Сева»: «Прежде чем приступить к рассмотрению той или иной проблемы в наше тяжелое время, необходимо твердо осознать: “Я - японец”. Рассматривать проблемы без самосознания, - значит, мерить без меры»!4. Важным компонентом национальной идеи оставалось мессианство. «Мир еще раз сможет увидеть, что свет приходит с Востока» 15, - заявил в 1934 г. дипломат Сиратори Тосио в статье «Новое пробуждение Японии», заглавие которой прямо отсылало к книге Окакура, тем более что статья Сиратори тоже была адресована иностранным читателям. Эти настроения достигли апогея в начале войны на Тихом океане, но именно она нанесла Японии тяжелейший удар, едва не оказавшийся смертельным. Военное поражение обернулось для Страны восходящего солнца политическим, идейным и духовным крахом. Прежние идеалы рухнули. Надо было начинать с нуля.

Послевоенное «перевоспитание» Японии оккупационными властями было не столь абсолютным, как в Германии, но серьезно деформировало национальное сознание японцев. Им был привит не только «комплекс вины» за развязывание войны, но и сознание того, что ответственность за войну и военные преступления (многие из которых оказались преувеличенными) несет весь народ и что японская агрессия является закономерным итогом всей истории страны. Патриотизм и национальная гордость оказались вне закона, национальные традиции были преданы забвению как «реакционные», а «иностранное» (для кого - американское, для кого - советское) превратилось в синоним «прогрессивного». Стало стыдно «быть японцем», не говоря уже о том, чтобы подавать кому-то пример

< Назад   Вперед >
Содержание