<< Пред. стр. 13 (из 78) След. >>
Список литературы по разделу
выразиться, смотря на солнце. Что значит это прибавление и убавление дней и
ночей, это (употреблю несколько странное выражение) равенство в неравенстве?
Как солнце производит и разделяет времена года, которые чинно приближаются и
удаляются, и будто в хороводе друг с другом то сходятся, то расходятся,
сходятся по закону любви, расходятся по закону благочиния, даже постепенно
между собой сливаются и неприметно приближаются, подобно наступающим дням и
ночам, чтобы внезапностью своей не произвести скорбного ощущения? Но оставим
Солнце. Познал ли ты естество и видоизменения Луны, меру света ее и пути? И
как солнце владычествует над днем, а она начальствует над ночью? Одна дает
смелость зверям, другое восстанавливает человека на дело, что когда наиболее
полезно, то возвышаясь, то понижаясь? Можешьли ты связатьузел Хима и
разрешить узы Кесиль (Иов. 38, 31), как и исчислить множество звезд и всех
их именами назвать (Пс. 146, 4), как знающий различие каждой звезды и чин ее
движения, чтоб мог я поверить тебе, когда по звездам определяешь нашу судьбу
и тварь вооружаешь на Творца?
* Опыт.
Что скажем? Остановить ли нам слово здесь -- на веществе и видимом? Или
поскольку Моисеева скиния наименована в Слове противообразным целого мира,
то есть совокупности видимого и невидимого (Евр. 9, 24), то, проникнув за
первую завесу и взойдя выше чувственного, проникнуть нам во святая -- в
мысленное и небесное естество? Но и его, хотя оно и не телесно, не можем
видеть нетелесным образом, почему называется оно огнем и духом, или и
действительно таково. Ибо говорится, что творит Ангелами Своими духов и
служителями Своими огонь пылающий (Пс. 106, 4), разве творить значит здесь
не более как сохранять в подчинении закону, по которому созданы; духом же и
огнем называется естество это, частью как мысленное, а частью как
очистительное, потому что и Первая Сущность приемлет те же наименования.
Впрочем, да будет оно у нас не телесно, или, сколько можно, близко к тому.
Видишь, как кружимся в слове, и не можем поступить далее! Разве простремся в
той мере, в какой знаем, что есть какие-то ангелы, Архангелы, Престолы,
Господства, Начала, Власти, Светлости, Восхождения, умные Силы или Умы,
природы чистые, беспримесные, непреклонные или неудобопреклоняемые к злу,
непрестанно ликовствуюшие окрест первой Причины. Эти природы, как воспел бы
о них иной, или от первой Причины озаряются чистейшим озарением, или, по
мере естества и чина, иным способом приемлют иное озарение; они так
вообразили и запечатлели в себе Благо, что сделались вторичными светами и
посредством излияний и передаяний первого Света могут просвещать других; они
служители Божией воли, сильны, как по естественной своей, так и по
приобретенной ими крепости, все обходят, всем и везде с готовностью
предстают, по усердию к служению и по легкости естества. Эти умы приняли
каждый одну какую-либо часть Вселенной или приставлены к одному чему-нибудь
в мире, как ведомо это было все Устроившему и Распределившему, и они все
ведут к одному концу, по мановению Зиждителя всяческих, песнословят Божие
величие, созерцают вечную славу и притом вечно, не для того, чтобы
прославился Бог (нет ничего, что можно было бы приложить к Исполненному,
Который и для других есть податель благ), и чтобы не переставали получать
благодеяния даже первые по Боге природы.
И если это воспето по достоинству, то благодарение Троице и единому в
Трех Божеству! А если не достаточнее желания, то и в этом случае победило
слово мое, ибо оно трудилось доказать одно то, что выше ума естество даже
вторичных существ, а не только Первого и Единого, повременю говорить,
Превысшего всех.
ВАСИЛИИ ВЕЛИКИЙ
(330--379)
Василий Великий родился в г. Кесарии в Каппадокии. С юных лет он
старательно учился в различных школах и вскоре превзошел всех своих
учителей. Ища новых знаний, Василий отправился в Константинополь, а затем --
в Афины. Здесь он подружился с Григорием из г. Назианза, будущим знаменитым
Григорием Богословом, одним из отцов церкви. В Афинах друзья изучали
грамматику, риторику, астрономию, философию, физику, медицину и естественные
науки. Пробыв в Афинах пять лет, Василий отправился в Египет, где
внимательно наблюдал за жизнью христианских монахов-подвижников, а также
изучал богословские труды. Затем Василий посетил Палестину, Сирию и
Месопотамию, где также знакомился с иноческим и мистическим опытом
монашеской жизни.
Вернувшись в Кесарию, Василий был посвящен в сан пресвитера. Вскоре он
ушел в Понтийскую пустыню -- область в Малой Азии, по южному берегу Черного
моря, недалеко от Неокесарии. Здесь он жил в хижине, подражая подвигам тех
великих монахов-подвижников, которых видел во время своего путешествия.
Василий был сторонником крайнего аскетизма, носил власяницу, питался хлебом
и водой, иногда приправляя скудную пищу солью и кореньями. Никогда не ходил
в баню и не зажигал огня. Монашеский подвиг Василия привлек к нему других
иноков, в том числе на некоторое время в пустыне поселился и его друг
Григорий Богослов. Написанные Василием Великим и Григорием Богословом уставы
иноческого общежития до сих пор служат руководством для монашеских обителей
Востока, в том числе и для русского монашества.
В частности, в своих правилах Василий отдает преимущество общежительной
монашеской жизни перед отшельнической, так как, живя вместе с другими, инок
имеет более возможности служить делу христианской любви. Василий
устанавливает для иноков обязанность беспрекословного послушания настоятелю
монастыря, предписывает быть гостеприимными по отношению к странникам, хотя
и запрещает подавать особые кушанья. Пост, молитва и постоянный труд -- вот
чем должны заниматься иноки, по правилам Василия, причем, однако, они не
должны забывать и о нуждах окружающих их несчастных и больных, нуждающихся в
уходе.
Через некоторое время, по просьбе христиан г. Кесарии, Василий вернулся
на родину. В 370 г. он стал архиепископом этого города. Находясь на
епископской кафедре, Василий Великий разработал свой вариант литургии --
главного христианского богослужения, на котором совершается таинство
евхаристии (причащения). Литургия Василия Великого до сих пор является одной
из главных в православной церкви.
После смерти Василий Великий был прославлен как "светило и око
вселенной", "учитель догматов", "палата учености", "вождь жизни", "слава и
красота Церкви". Где в настоящее время находятся мощи святого Василия
неизвестно. На Афоне, в лавре Св. Афанасия, показывают только его главу.
Тело же его, по свидетельству западных писателей, во время крестовых походов
было взято из Кесарии и перенесено крестоносцами на Запад -- во Фландрию.
Василий Великий был плодовитым писателем, многие его сочинения
сохранились. В его сочинении "Девять бесед на шестоднев" содержатся основы
христианской космологии. Василий Великий доказывал преимущество духовной
мудрости над светской, т.е. христианской веры над античной философией,
предложил метод согласования "натуральной правды" со Священным Писанием.
Василий Великий выступал против обмирщения церкви и поощрял монашество
в его аскетической форме. Он писал, что пока человек развлечен земными
заботами, то не может познать истину, ибо единственное средство избавиться
от забот и устремиться на путь познания -- это отречение от мира. Василий
учил, что человек должен и может обойтись без дома, без родины, без имений и
поместий, без собственности, без знания человеческих наук. Только так он
может быть готов к восприятию в своем сердце Бога.
t
О СВЯТОМ ДУХЕ к святому амфилохию, епископу Иконийскому
ГЛАВЫ 1--11.
Публикуется по: Василий Великий. Творения. М., 1846. Ч. 3. С. 231--271.
ГЛАВА 1
Предисловие, в котором рассуждается, что исследования необходимы и в
наименее важных частях богословия
Похвалил я твой навык к боговедению и трудолюбию, чрезвычайно
порадовался проницательному и трезвенному рассуждению, по которому
полагаешь, что и одного речения, произносимого о Боге, где бы ни
потребовалось о Нем слово, не должно оставлять без исследования, о любезная
и для меня всех досточестнейшая глава, брат Амфилохий! Ибо, прекрасно вняв
Господню наставлению, что всяк просяй приемлет, и ищай обретает (Лук. 11,
10), благоискусным прошением, кажется, и самого ленивого можешьты возбудить
к участию. А более дивлюсь в тебе тому, что предлагаешь вопросы не для
испытания других, как делают ныне многие, но чтобы доискаться самой истины.
Правда, что много ныне людей, которые слушают и выспрашивают нас;
однако же очень трудно встретить душу любоведущую, которая ищет истины к
уврачеванию неведения. У многих вопросы, как охотничья сеть и неприятельская
засада, заключают в себе скрытый и хитро составленный обман. Они заводят
речи не с намерением приобрести из них что-нибудь полезное, но чтобы, как
скоро найдут ответы несходственными со своим желанием, признать себя
имеющими в этом справедливый предлог к нападению.
Но если несмысленному вопросившу мудрость вменится (Притч. 17, 28); то
какую цену назначим разумному послушателю, который у пророка поставлен
наряду с дивным советником (Иса. 3, 3)? Конечно, справедливость требует, как
почтить всяким одобрением, так вести его далее, соединившись с ним в
ревности, и разделяя все труды с поспешающим к совершенству.
Ибо не мимоходом выслушивать богословские слова, но прилагать старание
-- в каждом речении и в каждом слоге открывать сокровенный смысл, есть дело
не нерадивых в благочестии, но знающих цель нашего призвания; потому что мы
обязаны уподобляться Богу, сколько это возможно для естества человеческого;
уподобление же невозможно без ведения; и ведение приобретается не без
наставлений; начало же учения -- слово, и части слова -- слоги и речения; а
поэтому разбирать и самые слоги не значит удаляться от цели. И если вопросы,
как показалось бы иному, маловажны, то они поэтому не достойны еще
презрения, напротив того, поелику истина уловляется с трудом, повсюду должны
мы следить за нею. Ибо ежели, как искусства, так и уразумение благочестия
усовершаются чрез постепенные приращения, то вводимым в познание ничем не
должно пренебрегать. А кто проходит без внимания первые начатки, как нечто
маловажное, тот никогда не достигнет мудрости совершенных. Ей и ни (Матф. 5,
38) -- два слога, однако же в сих кратких речениях не редко заключаются
лучшее из благ -- истина, и крайний предел лукавства -- ложь. И что еще
говорю о сем? Иный за одно мановение головою при свидетельстве о Христе
признан уже исполнителем всего благочестия. А если это справедливо, то какое
же богословское речение так маловажно, что оно, будет ли хорошо или нет, в
обоих случаях не составит большого веса? Если от закона йота едина, или
едина черта не прейдет (Матф. 5, 18); то безопасно ли будет для нас
преступить и в малости?
А то, о чем требовал ты нашего рассуждения, вместе и мало и велико, --
мало по краткости произносимого (почему оно, может быть, и легко оставляется
без внимания), но велико по силе означаемого, наподобие горчичного семени,
которое менее всякого другого семени, произращающего кустарник, но когда
приложено о нем надлежащее попечение, с развитием сокрытой в нем силы,
возрастает до значительной высоты.
Если же кто, видя наше (употреблю выражение псалмопевца, Пс. 118, 85)
глумление о слогах, посмеется сему, то, пожав плод своего смеха, сам пусть
узнает его бесполезность. Но мы не оставим исследования, уступая людским
укоризнам и признав себя побежденными насмешкой. Я не только не стыжусь
таких предметов, как маловажных, но если, хотя в малой мере, приближусь к их
достоинству, то сам себя почту счастливым, как удостоившийся великого, да и
о потрудившемся со мною в исследовании брате скажу, что для него в этом не
малое приобретение. Посему, хотя вижу, что за немногие речения надобно
выдержать весьма великую борьбу, однако же, в надежде наград, не уклоняюсь
от труда, рассуждая, что слово и для меня самого будет плодоносно, и
слушающим принесет достаточную пользу. По сей-то причине, с Самим, скажу
так, Святым Духом приступаю к изложению. И если угодно тебе, чтобы
утвердился я на пути слова, обращусь несколько к началу предлагаемого
вопроса.
В недавнем времени, когда молился я с народом и славословие Богу и Отцу
заключал двояко, то словами: "с Сыном и со Святым Духом", то словами: "чрез
Сына во Святом Духе", некоторые из присутствовавших восстали против сего,
говоря, что мною употреблены речения странные, и притом противоречащие одно
другому. Ты же, всего более для пользы этих самых людей, а если они
совершенно неисцельны, для безопасности встречающихся с ними, просил меня
изложить ясное учение о силе, заключающейся в сих слогах. Посему, конечно,
должен я говорить кратко, по возможности дав слову какое-нибудь всеми
допускаемое начало.
ГЛАВА 2
Какое начало тому, что еретики обращают строгое внимание на слоги?
Мелочная внимательность сих людей к слогам и речениям не без хитрости,
как подумал бы иной, и ведет не к малому злу, но заключает в себе глубокий и
прикровенный замысл против благочестия. Они стараются показать
несходетвенность выражений, употребляемых об Отце и Сыне и Святом Духе,
чтобы иметь в этом удобное доказательство различия Их и по естеству. Ибо у
них есть давнее лжеумствование, изобретенное начальником сей ереси, Аэти-ем,
который, в одном из своих писем, выразился так: "не одинаковое по естеству
выражается не одинаково; и наоборот, не одинаково выражаемое не одинаково по
естеству", И в засвидетельствование сего положения вовлек он Апостола,
который говорит: Един Бог Отец, из Негоже вся; и един Господь Иисус Христос,
Имже вся (1 Кор. 8, 6). "Посему, утверждает Аэтий, как относятся между собой
сии речения, так должны относиться и означаемые ими естества. Но речение:
Имже, не одинаково с речением: из Негоже; следовательно и Сын не одинаков с
Отцем". От сего-то недуга произошло и глумление этих людей о предложенных
мною речениях. Отсего-то Богу и Отцу, как исключительное некое наследие,
присвояют речение: из Него, а Сыну и Богу отделяют речение: Им, Духу же
Святому речение: в Нем, и говорят, что сие употребление слогов никогда не
переменяется, чтобы, как сказано, из разности выражений явствовала разность
и естества. Но нельзя было им утаить, что сею тонкостию в различении речений
стараются подкрепить нечестивое учение. Ибо требуют, чтоб речение: из Него,
означало Зиждителя, речение же: Им -- служителя, или орудие, а речение: в
Нем, показывало время или место, и чтобы Зиждитель всяческих представляем
был ничем не досточестнее орудия, и Дух, Святый оказался подающим от Себя к
бытию существ не более того, что привносит место или время.
ГЛАВА 3
О том, что сие тонкое различение слогов заимствовано у внешней мудрости
В этот обман ввела их разборчивость писателей внешних, у которых
речения: из Него и Им, усвоялись предметам отдельным по естеству. Ибо сии
писатели думают, что речением: из Него, обозначается вещество, а речением:
Им, выражается орудие, или вообще служебное действие. Лучше же сказать (ибо
что препятствует, повторив все учение внешних, кратко обличить
несообразность с истиною и несогласие с самими собою сих еретиков?),
упражнявшиеся в тщетной философии, различно объясняя сущность причины, и
общее ее понятие деля на частные значения, говорят, что одни из причин суть
первообразные, другие -- содейственные или совиновные, а иные имеют такое
отношение к произведению, что не без них оно бывает. Для каждой из сих
причин определяют они собственное свое выражение, так что иначе обозначается
соорудитель, а иначе орудие. Соорудителю, но их мнению, прилично выражение:
от него; ибо в собственном смысле говорится, что скамья произошла от
плотника. Орудию же прилично выражение: им; ибо говорят, что она сделана
топором, буравом, и прочее. А подобным образом выражение: из него, полагают
они собственно означающим вещество; ибо произведение плотника из дерева.
Выражение же: по нем, означает или мысленный, или предложенный художнику
образец; потому что, или, предначертав в уме построеваемое, представление
сие приводит в исполнение, или, смотря на предложенный ему образец, по его
подобию располагает свою работу. Но выражение: для него, почитают приличным
концу; потому что скамья делается для употребления людям. И выражение: в
нем, указывает на время или место; ибо когда скамья сделана? -- в такое-то
время. И где? -- в таком-то месте. А время и место, хотя ни мало не
участвуют в произведении, однако же таковы, что без них ничто произведено
быть не может; потому что действующим нужны и место и время.
Сим-то наблюдениям суесловия и тщетной лести научась и дивясь, еретики
переносят их в простое и нехитрословное учение Духа, к уничижению
Бога-Слова, и к отрицанию Святого Духа. И речение, которое у внешних
писателей отдельно на означение неодушевленных орудий, или служения
подчиненного и совершенно низкого, разумею речение: им, они не затруднились
приложить к Владыке всяческих, и, будучи христианами, не постыдились
Зиждителю твари усвоить речение, употребляемое о пиле или молоте.
ГЛАВА 4
О том, что в писании употребление сих слогов не выдерживается строго
А мы признаемся, что и слово истины не редко употребляет сии речения;
впрочем утверждаем, что свобода Духа ни мало не порабощается ограниченности
внешних, но, соображаясь с каждым новым случаем, изменяет выражения
соответственно потребности.
Ибо речение: из него, не означает непременно вещества, как думают
внешние; напротив того Писанию обычнее употреблять сие речение о высочайшей
Причине; как в следующем месте: един Бог, из Негоже вся. И еще: вся же от
Бога (Кор. 11, 12). Однако же слово истины употребляет сие речение нередко и
о веществе, например, когда говорит: сотвори ковчег от древ, негнию-щих
(Быт. 6, 14). И: да сотвориши светильник от злата чиста (Исх. 25, 31). И:
первый человек от земли перстен{\ Кор. 15, 17). И: от брения сотворен ecu
ты, якоже и аз (Иов. 23, 6).
Но еретики, как заметили мы, чтобы показать разность естества, хотя
повод к различению заимствовали у внешних, однако же, не во всем с точностью
им раболепствуя, узаконили, что речение сие прилично одному Отцу;
напро-тивтого Сыну, но законоположению внешних, присвоили наименование
орудия, и Духу -- места (ибо говорят: в Духе, и также говорят: Сыном). Богу
же усвоили речение: из Него, последуя в этом не чуждым, но перейдя, как сами
говорят, к апостольскому словоупотреблению; потому что сказано: из Негоже вы
есте о Христе Иисусе (1 Кор. 1, 30). И: вся же от Бога.
Посему какое заключение выводится из сего тонкого различения? То, что
иное естество причины, иное -- орудия, и иное -- места; следовательно Сын по
естеству чужд Отцу, как и орудие чуждо художнику; чужд и Дух, поскольку
время или место отдельны от естества орудий или от естества действующих
орудиями.
ГЛАВА 5
О том, что и об Отце говорится: Им, и о Сыне: из Него, также и о Духе.
Таковы рассуждения еретиков; и мы докажем сказанное выше, именно же,
что не справедливо, будто бы Отец, взяв для Себя речение: из Него, поверг
Сыну речение: Им, и опять, будто бы Сын, по узаконению еретиков, не приемлет
<< Пред. стр. 13 (из 78) След. >>
Список литературы по разделу