<< Пред. стр. 31 (из 78) След. >>
Список литературы по разделу
Глава LXVI. (Что) познание ближе всего подходит к высшей сущности при
посредстве разумного сознания
Итак, поскольку ясно, что ничто из этой природы нельзя воспринять
(прямо) через ее собственные свойства, но можно только косвенно, через иное,
то достоверно, что ее познание больше достигается через то, что больше
приближается к ней по сходству. Ведь все, что среди тварей наверняка более
подобно ей, то с необходимостью превосходнее (остального) по природе. Потому
оно и через большее пособие больше помогает разведывающему уму приближаться
к высшей истине и посредством отличнейшей среди других тварной сущности
больше учит, что должен думать этот ум о (сущности) творящей. Итак,
бесспорно, что творящая сущность познается в тем более высокой степени, чем
по более близкой к ней твари она ищется. Ведь что всякая сущность насколько
существует, настолько подобна высшей сущности, -- в этом не позволяет
усомниться приведенное уже выше рассуждение. Итак, ясно, что как есть только
одно разумное сознание среди всех тварей, которое способно восстать к
исследованию этой (высшей сущности), так в не меньшей степени одно и то,
через которое оно имеет возможность продвинуться к ее нахождению. Ибо уже
известно, что это (сознание) больше всего приближается к ней по подобию
природной сущности. Поэтому вполне ясно, что чем усерднее разумное сознание
погружается со вниманием в себя, тем успешнее восходит к познанию ее; и
сколько пренебрегает созерцать само себя -- столько же отпадет от видения
ее.
Глава LXVII. (Что) это сознание есть ее зерцало и образ
Итак, лучше всего это (сознание) можно назвать как бы "зеркалом", в
котором созерцается, так сказать, образ Того, Кого "лицом к лицу" нельзя
видеть. Ведь если из всего, что было создано, только одно это сознание может
помнить о себе, и разуметь, и любить себя, -- непонятно, зачем отрицать, что
в нем есть истинный образ этой сущности, которая состоит в неизреченной
Троице через память самой себя, и разумение, и любовь. Или, конечно, оно тем
более доказывает, что оно есть истинный образ этой (высшей сущности),
поскольку может помнить о ней, разуметь и любить ее. Ведь чем больше это
(сознание) и чем подобнее этой (высшей сущности), тем больше оно узнается
как истинный образ этой (сущности). И вообще нельзя помыслить, чтобы
разумной твари по природе было дано нечто столь замечательное и столь
подобное высшей мудрости, сколь (замечательно и подобно ей) то, что она
может помнить, и разуметь, и любить то, что больше и лучше всего. Значит,
никакой твари не было вручено ничто другое, что так являло бы собою образ
Творца.
Глава LXVIII. (Что) разумная тварь создана для того, чтобы любить
высшую сущность
Итак, кажется, следует, что разумная тварь ни к чему не должна столько
прилежать, как к тому, чтобы этот образ, запечатленный в ней через природную
способность, выразить через самопроизвольное действие. В самом деле, помимо
того что она самим бытием своим обязана своему Творцу, -- так как известно,
что не может быть ничего столь замечательного, как помнить, и разуметь, и
любить высшее благо, -- поэтому, конечно, мы приходим к убеждению, что нет
ничего, чего следовало бы желать столь же сильно. Ведь кто станет отрицать,
что все лучшее, что есть в способности, тем более должно быть в воле?
Наконец, для разумной природы "быть разумной" означает не что иное, как
быть в состоянии отличить справедливое от несправедливого, истинное от
неистинного, доброе от недоброго, более доброе от менее доброго. Но эта
способность будет для нее не вовсе бесполезной и не совсем никчемной лишь в
том случае, если она будет любить или отвергать различаемое ею --
соответственно (вынесенному) суждению истинного различения. Итак, из этого
достаточно ясно видно, что всякое разумное (существо) существует для того,
чтобы в соответствии в тем, как это (разумное существо) решит о чем-то
различающим разумом -- является ли это нечто более или мене добрым или вовсе
не добрым, -- так оно будет больше или меньше любить это (нечто) или (вовсе)
отвергать его. Итак, нет ничего яснее: разумная тварь была создана для того,
чтобы любить высшую сущность превыше всех благ, так как эта сущность есть
высшее благо; вернее сказать, (она была создана, чтобы) ничего не любить,
кроме нее самой или (чего-то) ради нее, потому что эта (сущность) является
благой сама по себе, и ничто не благо иначе как через нее. Любить же ее
(разумное существо) не сможет, если не будет стараться усердно вспоминать и
разуметь ее. Следовательно, ясно, что разумная природа должна устремлять всю
свою волю и мощь к памяти, и разумению, и любви высшего блага, -- ведь она
знает, что само бытие ее к этому назначено. <...>
Глава LXXVII. (Что) следует верить в Отца и Сына и Духа их в равной
степени, и по отдельности, и в троих вместе
Итак, следует верить равно в Отца, и в Сына, и в Духа их -- и в
(каждого) по отдельности, и в троих вместе, потому что и отдельно Отец, и
Сын отдельно, и отдельно Дух их -- каждый есть высшая сущность; и все
вместе, Отец и Сын с Духом их, суть (трое) одна и та же высшая сущность, в
которую только одну и должен верить каждый человек, ибо она есть
единственная цель, к которой следует во всяком помышлении и действии своем,
через любовь, устремляться. Отсюда ясно, что как к ней стремиться никто не
может, если не верует в нее, так никому не принесет пользы веровать в нее, в
нее не стремясь.
Глава LXXVIII. Что есть живая, вера, и что -- мертвая
Поэтому как бы твердо не веровать в столь великую вещь, напрасна будет
вера и подобна какому-то мертвецу, если любовь не усилится и не оживет. В
самом деле, то, что та вера, которой сопутствует соревнующая (об одном) с
ней любовь, если представится ей возможность действовать, отнюдь не станет
отлынивать, а скорее займется огромным количеством дел, чегс без любви она
не могла бы, -- это можно доказать хотя бы тем одним, что то, что любит
высшую сущность, не может презирать ничто справедливое и не может допускать
ничего несправедливого. Следовательно, так как то, что делает нечто, тем
самым показывает, что в нем (самом) есть жизнь (ведь без нее оно не могло бы
(это) делать), то не зря говорится и то, что вера работящая живет, ибо имеет
жизнь от любви, без которой она не работала бы, и то, что ленивая вера не
живет, ибо лишена (этой) силы любви, с которой (имей она ее) она не ленилась
бы. Поэтому если слепым называется не только утративший зрение, но и тот,
кто не имеет его, хотя должен иметь, то почему нельзя так же назвать веру
без любви "мертвой", не в том смысле, что она утратила жизнь свою, т.е.
любовь, а потому что не имеет того, что всегда должна иметь? Значит, как та
"вера, действующая любовью", узнается как живая, так та, которая "презрением
ленится", несомненно, мертва. Итак, вполне правильно можно сказать, что
живая вера верует в то, что следует верить, мертвая же вера верует только
тому, чему следует верить.
Глава LXXIX. Как в некотором смысле можно сказать относительно высшей
сущности -- чего три ?
Вот уже ясно, что каждому человеку надлежит веровать в некое тройное
единство и в единую Троицу. В одну и в единство -- потому что одна есть
сущность, в тройное же и в Троицу -- потому что есть три неизвестно чего.
Ведь хотя я могу сказать "Троицу", поскольку Отец, Сын и Дух их, их трое, --
все же я не могу произнести одним именем: три чего, как, например, если бы я
сказал: "Поскольку три лица", так же как я сказал: "В единство, поскольку
одна субстанция". Ведь их нельзя считать тремя лицами, так как все
множественные лица существуют так раздельно друг от друга, что с
необходимостью должно быть столько же субстанций, сколько есть лиц, -- что
можно видеть на примере "многих людей", которые таковы, что сколько людей,
столько неделимых субстанций. Потому в высшей сущности как нет многих
субстанций, так нет многих лиц.
Итак, допустим, кто-то захочет сказать кому-нибудь об этом: как скажет
он -- Отец, Сын и Дух их составляют три чего? -- если только, вынуждаемый
необходимостью поставить (какое-то) подобающее имя, не выберет для
обозначения того, что (вообще говоря) не может быть названо подобающе
никаким именем, какое-нибудь из таких, которые (впрочем) не могут
сказываться о высшей сущности во множественном числе; как если бы он,
например, сказал, что эта чудесная Троица есть одна сущность, или природа, и
три лица, или субстанции? Ибо эти два имени предпочтительнее для обозначения
множественности в высшей сущности, так как лицо сказывается всегда только о
неделимой разумной природе, а субстанция преимущественным образом
сказывается о неделимых, которые именно и существуют как многое. В самом
деле, именно неделимые всегда "стоят под", т.е. "лежат под" привходящими, и
потому их правильнее называть "субстанциями". В связи с этим уже выше было
ясно (показано), что высшая сущность, которая не является "подлежащим" ни
для каких привходящих, не может быть в собственном смысле названа
субстанцией, если только слово "субстанция", не употребляется (как синоним)
вместо "сущности". Итак, на основе этого необходимого рассуждения можно, не
опасаясь возражений, сказать об этой высшей единой Троице или тройном
единстве: "Одна сущность и три лица, или три субстанции".
Глава LXXX. (Что) она властвует над всеми, и правит всем, и есть единый
Бог
Итак, видно -- вернее сказать, утверждается без колебаний, -- что то,
что называется "Бог", отнюдь не есть ничто и что имя Бога правильно
приписывается одной только этой высшей сущности. Ибо каждый говорящий, что
существует Бог, один или много, разумеет при этом не иное, как некоторую
субстанцию, которую он считает выше всякой природы, за исключением только
Бога (же), -- такую, что люди должны ее и почитать за ее выдающееся
достоинство, и молить (о заступничестве) против какой-нибудь неминуемо
предстоящей им необходимости. А что же должно быть так почитаемо ради его
собственного достоинства и умоляемо ради любой вещи, как не всеблагой и
всемогущий Дух, властвующий над всеми и всем правящий? Ведь как установлено,
что все было создано и произрастает через благое премудрое всемогущество
Его, так, безусловно, не подобает считать, что Он не властен над вещами, им
созданными, или что созданное им управляется другим, менее могущественным,
менее благим и премудрым или вообще никаким разумом, а только
неупорядоченным кругообращением случайностей, хотя только Он один таков, что
через Него всякому хорошо, а без Него никому; и из Него, и через Него, и в
Нем существует все. Итак, если только Он один есть не просто благой Творец,
но и мощнейший Господь, и мудрейший наставник всех, то совершенно прозрачно
видно, что только Он таков, Кого всякая природа должна изо всех сил своих,
любя, почитать и, почитая, любить, и только от Него стоит уповать на
процветание, к Нему только надо убегать от ненавистников, и Его одного
молить о всякой вещи. Значит, поистине, Он не просто Бог, но единственный
Бог, неизреченно тройной и единый.
ПРОСЛОГИОН
Главы 1--26.
Публикуется по: Ансельм Кентерберийский. Сочинения. М., 1995. С.
125--146. Перевод И. В. Купреевой.
Глава I. Побуждение ума к созерцанию Бога
Эй, человечишка, ныне отлучись ненадолго от занятий твоих, на малое
время отгородись от беспокойных мыслей твоих. Отшвырни тягостные заботы и
отложи на потом все надсадные потуги твои. Хоть немножко опростай в себе
места для Бога и хоть вот столечко отдохни в нем. "Войди в опочивальню" ума
твоего, выпроводи вон все, кроме Бога и того, что помогает тебе искать Его,
и "затворив дверь", ищи Его. Говори же, "Все сердце мое", говори; "Ищу лица
Твоего, "лица Твоего, Господи", взыскую" (Пс. 26, 8). Эй же ныне и Ты,
Господи Боже мой, научи сердце мое, где и как да ищет Тебя, где и как найдет
Тебя. Господи, если Ты не здесь, где найду Тебя, отсутствующего? Если же Ты
всюду, почему я не вижу Тебя присутствующего? Но истинно обитаешь Ты в
"свете неприступном" (1 Тим. 6, 16). А где свет неприступный? Или как
поступиться мне к свету неприступному? Или кто приведет и введет меня в
него, чтобы я увидел Тебя в нем? И потом, в каких знаках, в каком обличий
мне искать Тебя? Я никогда не видел Тебя, Господи Боже мой, не знаю лица
Твоего. Что делать, Господи всевышний, что делать этому дальнему Твоему
изгнаннику? Что делать рабу Твоему, томящемуся от любви к Тебе и далеко
заброшенному от лица Твоего? (Пс. 50, 13). Пыхтит от усердия видеть Тебя, и
вот отсутствует лицо Твое. Приступить к Тебе желает, и неприступна обитель
Твоя. Найти Тебя страждет, и не ведает места Твоего. Господи, Ты Бог и Ты
Господь мой -- а я ни разу не видел тебя. Ты создал меня и воссоздал, и все
добро, какое есть у меня, Ты вручил мне -- а я так и не знаю Тебя. В конце
концов, я и создан был для того, чтобы видеть Тебя, -- и все никак не
исполняю то, зачем был создан.
О жалкий жребий человека, утратившего то, ради чего он был создан! О
тяжелое и гибельное это падение его! Увы, что потерял он и что нашел, чем
изошел и чем остался! Потерял блаженство, для которого был создан, нашел
нужду, для которой не был создан. Изошел тем, без чего ничто не счастливо,
остался тем, что само по себе -- одно несчастье. "Ел" тогда "хлеб ангельский
человек" (Пс. 77, 26), которого теперь алчет; ест теперь "хлеб печали" (Пс.
126, 2), которого тогда не знал. Увы, всенародный вопль человеков,
вселенское стенание сынов адамовых! Адам отрыгивал от сытости, нам сводит
дыхание голод. Он роскошествовал, мы побираемся. Он счастливо держал, да
жалко спустил, а мы несчастливо нуждаемся, и желаем жалостно, и, увы,
остаемся пусты. Почему он не стерег для нас, когда легко мог, то, от чего мы
теперь столь тягостно свободны? Почему он закрыл нам свет и обвел нас
потемками? Для чего отнял у нас жизнь и навлек на нас смерть? Бедные, из
чего мы извергнуты, во что ввергнуты! Откуда низринулись, куда погрузились!
Из отечества в ссылку, от видения Бога в слепоту нашу. От приятности
бессмертия в горечь и ужас смерти. Жалкая перемена! От какого добра в какое
зло! Тяжело проклятье, тяжела скорбь, тяжело все.
Но, увы и мне несчастному, одному из прочих несчастных сыновей евиных,
удаленных от Бога, -- что начинал я и что исполнил? Куда тянулся и куда
прибыл? О чем задыхался в ревностном волнении и о чем теперь только вздыхаю?
Искал блага -- "и вот ужасы" (Иер. 14, 19). Лез к Богу -- а уткнулся в себя
самого. Покоя искал в сокровенном моем, а "встретил тесноту и скорбь" в
заветных глубинах моих (Пс. 114, 3). Хотел смеяться от радости души моей и
принужден стенать "от терзания сердца моего" (Пс. 37, 9). Веселия чаял -- и
вот учащаются вздохи.
И -- о Ты, Господи, доколе? "Доколе будешь забывать" нас, "доколе
будешь скрывать лице Твое" от нас? (Пс. 12, 2). Когда призришь и услышишь
нас? Когда просветишь глаза наши и явишь нам "лице Твое"? (Пс. 79, 4, 8).
Когда возвратишь Себя нам? Призри, Господи, услышь, просвети нас, явись нам,
чтобы было нам хорошо, без Тебя нам так плохо, Пожалей трудов и тщания
нашего о Тебе, ибо мы ничего не можем без Тебя. Ты приглашаешь нас --
"помоги нам" (Пс. 78, 9). Молю, Господи, не дай духу моему упасть в
отчаянии, но дай воспрянуть в чаянии. Молю, Господи, огорчено сердце мое
запустением своим, услади его утешением Твоим. Молю, Господи, алкая начал я
искать Тебя, да не покину Тебя не евши. Голодный пришел я, да не уйду
немытым. Бедняк, пришел я к богатому, проситель милостыни -- к милостивому;
да не уйду пустой и презренный. И коль скоро "вздохи мои предупреждают хлеб
мой" (Иов. 3, 24), то хоть после вздохов дай хлеба. Господи, согнут дугою,
могу смотреть я только вниз; выпрями меня, чтобы я мог видеть и то, что
вверху. "Беззакония мои, превысившие голову мою", обвернулись вокруг меня и
"как тяжелое бремя" тяготеют на мне (Пс. 37, 5). Разверни меня, облегчи
меня, "да не затворит" пучина их "зев свой" надо мной (Пс. 68, 16). Да будет
мне позволено (одним глазком) взглянуть на свет Твой, хоть издалека, хоть из
глубины. Научи меня искать Тебя и явись ищущему; ибо ни искать Тебя не умею,
если не научишь, ни найти -- если не явишься. Да взыщу Тебя, желая,
возжелаю, взыскуя; найду Тебя любя и возлюблю нашед.
Признаю, Господи, и за то благодарствую, что Ты сотворил во мне этот
образ Твой, чтобы, Тебя помня, я думал о Тебе и любил Тебя. Но он так стерся
от целований порочных, так закопчен дымом грехов, что не может делать то,
для чего был создан, если только ты не обновишь и не преобразишь его. Я,
Господи, не стремлюсь проникнуть в высоту твою, ибо нисколько не равняю с
ней мое разумение; но желаю сколько-то уразуметь истину Твою, в которую
верует и которую любит сердце мое. Ибо я не разуметь ищу, дабы уверовать, но
верую, дабы уразуметь. Верую ведь и в то, что "если не уверую, не уразумею"!
Глава II. (Что) Бог поистине существует
Итак, Господи, дающий вере разумение, дай мне, сколько сам знаешь,
чтобы я понял, что Ты есть, как мы веруем, и то есть, во что мы веруем. А мы
веруем, что Ты есть нечто, больше чего нельзя ничего себе представить.
Значит, когда "сказал безумец в сердце своем: нет Бога" -- он сказал, что
какой-то такой природы нет? (Пс. 13, 1; 52, 1). Но, конечно, этот же самый
безумец, слыша, как я говорю: "Нечто, больше чего нельзя ничего себе
представить", -- понимает то, что слышит; а то, что он понимает, есть в его
уме, даже если он не имеет в виду, что такая вещь существует. Ведь одно дело
-- быть вещи в уме; другое -- подразумевать, что вещь существует. Так, когда
художник заранее обдумывает то, что он будет делать, он, правда, имеет в уме
то, чего еще не сделал, но отнюдь не подразумевает его существования. А
когда он уже нарисовал, он и имеет в уме, и мыслит как существующее то, что
уже сделал. Значит, убедится даже безумец, что хотя бы в уме есть нечто,
больше чего нельзя ничего себе представить, так как когда он слышит это
(выражение), он его понимает, а все, что понимается, есть в уме. И, конечно,
то, больше чего нельзя себе представить, не может быть только в уме. Ибо
если оно уже есть по крайней мере только в уме, можно представить себе, что
оно есть и в действительности, что больше. Значит, если то, больше чего
нельзя ничего себе представить, существует только в уме, тогда то, больше
чего нельзя себе представить, есть то, больше чего можно представить себе.
Но этого, конечно, не может быть. Итак, без сомнения, нечто, большее чего
нельзя себе представить, существует и в уме, и в действительности.
Глава III. (Что) Его нельзя представить себе несуществующим
И оно, конечно, существует столь истинно, что его нельзя представить
себе несуществующим. Ибо можно представить себе что существует нечто такое,
чего нельзя представить себе, как несуществующее; и оно больше, чем то, что
можно представить себе как несуществующее. Поэтому если то, больше чего
нельзя себе представить, можно представить себе как несуществующее, тогда
то, больше чего нельзя представить себе, не есть то, больше чего нельзя себе
представить; противоречие. Значит, нечто, больше чего нельзя себе
представить, существует так подлинно, что нельзя и представить себе его
несуществующим.
А это Ты и есть, Господи Боже наш. Значит, ты так подлинно существуешь,
Господи Боже мой, что нельзя и представить себе, будто Тебя нет. И недаром.
Ведь если какой-нибудь ум мог бы представить себе что-нибудь лучше тебя, это
значило бы, что тварь возвысилась над Творцом и судит о Творце, что очень
нелепо. Притом все сущее, кроме Тебя одного, можно представить себе как
несуществующее. Значит, Ты один всего подлиннее, а потому Ты и больше всего
<< Пред. стр. 31 (из 78) След. >>
Список литературы по разделу