<< Пред.           стр. 2 (из 6)           След. >>

Список литературы по разделу

  Если говорить о философах Нового времени, то нужно прежде всего указать на Т. Гоббса и Д. Локка. Для Гоббса золотое правило - "закон всех людей", "закон, объемлющий все прочие законы"14, правило, с помощью которого "можно понять, противоречит или нет закону природы чье-либо намерение"15, правило, в котором "резюмированы" естественные законы16.
  Он, в частности, пишет: "Справедливость, названная нами девятым законом природы, в силу которого каждому предписывается признавать за другими те же права, которые он хочет для самого себя, закон объемлющий собой все прочие законы, является именно тем, который устанавливает и Моисей (Лев. 19, 18): Возлюби ближнего своего, как самого себя. И Спаситель наш говорит, что это высший моральный закон. Матф. 22, 36-40 (...) Возлюбить же ближнего своего, как самого себя, есть не что иное, как позволить ему все то, что мы хотим, чтобы было позволено нам самим"17. Или: "человек должен... довольствоваться такой степенью свободы по отношению к другим людям, которую он допустил бы у других людей по отношению к себе (...) Именно таков закон Евангелия: поступай по отношению к другим так, как ты желал бы, чтобы другие поступали по отношению к тебе. И это закон всех людей: quod tibi non vis, alteri ne feceris (не делай другому того, чего сам себе не желаешь - излюбленное выражение римского императора Александра Севера /222-235 в.в./ - Л.Б.)"18. Или: "Правило, облегчающее рассмотрение естественных законов. (...) для того чтобы никто из людей не мог оправдываться незнанием этих законов, они были резюмированы в одном легком правиле, доступном пониманию и самого неспособного человека. И это правило гласит: не делай другому того, чего ты не желал бы, чтобы было сделано по отношению к тебе. Это правило говорит и самому неспособному человеку, что в отношении естественных законов ему следует знать одно, а именно что, если, при взвешивании действий других людей и собственных, первые окажутся слишком тяжелыми, он должен положить их на другую чашу весов, а собственные действия - на их место, с тем чтобы его собственные страсти и самолюбие ничего не могли прибавить к весу действий других людей. Усвоив себе это правило, он убедится в разумности всех естественных законов"19.
  В концепции Гоббса отмечу два момента.
  Во-первых, Гоббс рассматривает золотое правило не только как основу морали, а более широко - как основу морали и права, основу здоровья общества, нормальной жизни людей в обществе. В ряде случаев он дает правовые по своей сути формулировки золотого правила. Эти формулировки, безусловно, расширяют смысл и значение правила.
  Во-вторых, говоря о взвешивании своих и чужих действий на одних весах, Гоббс отмечает этим мерный характер золотого правила, что оно обладает качеством меры. (Сравн. с цитированными выше фрагментами из Евангелий от Матфея - 7,1-2 и от Луки - 6, 37-38).
  По Локку золотое правило - "самое непоколебимое нравственное правило и основа всякой общественной добродетели"20, "великий принцип нравственности - "поступать с другими так, как хочешь, чтобы другие поступали с тобою""21. Он, как и Гоббс, считает это правило естественным продолжением нормального отношения человека к самому себе. Нарушение правила, пишет он, "было бы безумием и противно интересу, которым люди жертвуют, когда они сами поступают вопреки этому /правилу/"22. Или в другом месте: "Каждый из нас, поскольку он обязан сохранять себя и не оставлять самовольно свой пост (на этой земле - Л.Б.), обязан по той же причине, когда его жизни не угрожает опасность, насколько может, сохранять остальную часть человечества и не должен, кроме как творя правосудие по отношению к преступнику, ни лишать жизни, ни посягать на нее, равно как и все, что способствует сохранению жизни, свободы, здоровья, членов тела или собственности другого"23.
  Предпосылкой золотого правила выступают согласно Локку природные, изначальные равенство и независимость людей: "поскольку все люди равны и независимы, постольку ни один из них не должен наносить ущерб жизни, здоровью, свободе или собственности другого"24. Или:
  "Это природное равенство людей рассудительный Гукер считает самоочевидным и неоспоримым настолько, что делает его основанием того долга взаимной любви меж людьми, на котором он строит наши обязанности по отношению друг к другу и откуда он производит великие принципы справедливости и милосердия. Вот что он говорит: "Точно такое же естественное побуждение привело людей к осознанию того, что их долгом в не меньшей степени является и любить ближних, как самих себя; ибо, для того чтобы постигнуть вещи, которые являются равными, необходимо всем обладать одной мерой; ведь если я не могу не желать, чтобы каждый человек относился ко мне в той же мере хорошо, как он хотел бы этого для самого себя, то как же могу я рассчитывать хотя бы в какой-то степени удовлетворить это свое желание, если я сам не буду стараться удовлетворить подобное же желание, которое возникает, несомненно, у других людей, поскольку природа всех людей одинакова? Если им будет предложено что-либо противоречащее этому желанию, то это, несомненно, во всех отношениях огорчит их так же, как и меня; таким образом, если я творю зло, то я должен приготовиться к страданиям, поскольку нет никакого основания, чтобы другие люди проявили в отношении меня большую любовь, нежели я в отношении их; следовательно, мое желание любви насколько возможно более сильной со стороны равных мне по природе налагает на меня естественную обязанность питать в отношении их подобное же по силе чувство; из этого отношения равенства между нами и нам подобными естественный разум вывел для направления жизни несколько правил и заповедей, известных каждому человеку" (Церковн. полит., кн. 1)"25.
  Тщательному анализу подвергается золотое правило в работах родоначальника немецкого просвещения Х. Томасиуса (1655-1728). Им проводится мысль, что золотое правило только в единстве позитивной и негативной формулировок может быть рассматриваемо как основа нравственности. Эту же мысль проводит другой немецкий просветитель - И. Г. Гердер. Он считает что моральному человеку присущ "единственный главный закон: чего хочешь, чтобы другие тебе делали, делай то и другим"26. В этом законе согласно Гердеру сконцентрирована нравственная сущность человека, и он запечатлен в сердце каждого человека27.
  Нельзя не упомянуть здесь и Вольтера. Его гуманистический призыв звучит так: "Обращайся с другими так, как ты хотел бы, чтобы обращались с тобой".
 Золотое правило и категорический императив Иммануила Канта
  У Канта золотое правило фигурирует под именем категорического императива28. Он, с одной стороны, возвысил его (хотя и в превращенной форме) до значения главного принципа поведения людей, а с другой, унизил, назвав его традиционные, общепринятые формулировки тривиальными и ограниченными.
  Говоря о превращенной форме я имел в виду категорический императив. Ведь он и есть преобразованное в духе ригоризма29 и деонтологизма (этики долга) золотое правило: "поступай так, чтобы максима твоего поступка могла стать всеобщим законом"30. Кант не понял всей глубины золотого правила. Переформулировав правило в виде категорического императива он в значительной степени лишил его силы, того, что делает его золотым, а именно, индивидуальной составляющей, нарушив этим меру, т. е. склонив чашу весов в пользу надиндивидуального, общего, всеобщего31. Н. Гартман говорит по этому поводу ("Ethik", 1935): "Поскольку упомянуто, что действительно критерий всегдашней "максимы" поведения состоит в том, может ли она быть в то же время всеобщим законом или нет, то в ней, очевидно, заключено нечто такое, чего человек как личность принципиально не может хотеть. Он скорее должен хотеть, чтобы сверх всякой всеобщей значимости в его поступках было еще нечто собственное, что на его месте никто другой не мог бы или не должен был бы делать. Если он отказывается от этого, то он является просто одним из множества номеров, который можно заменить любым другим; его личное существование ненужно, бессмысленно"32. Н. Гартман сказал, может быть, слишком резко. Ведь категорический императив оставляет за человеком право думать так, как он хочет или считает нужным думать и поступать в соответствии с этим своим правом. Кант попытался избавиться от субъективного момента, но не учел того обстоятельства, что каждый человек принимает решения и действует в меру своего понимания, разумения. Это, наверное, самая жесткая, суровая формула категорического императива.
  Справедливости ради следует сказать, что у Канта есть более мягкие и более близкие по смыслу к золотому правилу формулировки категорического императива:
  1) "Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом, так как будто бы максима твоего действия по твоей воле должна сделаться всеобщим законом природы"33.
  2) "Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству".
  Поверхностность понимания Кантом золотого правила проявляется, в частности, в том, что он не увидел в нем основание долга, утверждая что оно якобы не формулирует обязанностей по отношению к другим. Разве золотое правило не указывает, например, на долг перед родителями? Разве оно не говорит о том, что если ты хочешь, чтобы твои дети относились к тебе подобающим образом, то ты сам должен таким же подобающим образом относиться к своим родителям? Или: если ты хочешь, чтобы родители относились к тебе хорошо, то ты сам должен относиться к ним хорошо. И т. д. Такое понимание Кантом золотого правила обусловлено его ориентацией на надындивидуальное. В его категорическом императиве основание долга - во всеобщем законе. Этим Кант ставит общество выше личности. Золотое же правило указывает на конкретного человека как на основание долга. И это справедливо, потому что нет крепче основания чем сам человек для себя. Долг предполагает знание себя и других. А кого человек знает лучше: себя или других? Конечно, себя. Долг предполагает уважение и заботу. А кого человек уважает больше и о ком заботится больше: о себе или о других? Конечно о себе. Это естественно. Основание долга находится не в каких-то заоблачных высотах, а в конкретном живом человеке со всеми его достоинствами и недостатками. Сам Кант, солидаризируясь с библейской заповедью любить ближнего своего как самого себя, подчеркивал при этом, что человек, не любящий себя, не может любить другого, т. к. такой человек свою ненависть к другому может фарисейски оправдывать своей самоотреченностью.
  Одним словом, своим категорическим императивом Кант хотел, по-видимому, улучшить золотое правило, а вышло наоборот: получилось что-то нежизненное, деревянное.
  Золотое правило в "Оправдании добра" В.С. Соловьева
  В русской философии о проблемах, связанных с золотым правилом, писал В.С. Соловьев. Если отбросить крайние моменты в его учении о нравственности (своеобразный абиотизм, антиживотность и морально-религиозный абсолютизм), то остается содержание, составляющее предмет золотого правила. Приведу ряд фрагментов из "Оправдания добра":
  "Тот факт, что отдельное существо может чувствовать как бы за пределами своей индивидуальности, болезненно отзываясь на чужое страдание, т. е. ощущая его как свое собственное, этот несомненный и столь распространенный факт может казаться на иной взгляд чем-то загадочным и таинственным. Именно таким признает его тот философ, который в сострадании полагает единственную основу всей нравственности.
  "Как возможно, - спрашивает он, - чтобы страдание, которое не есть мое, поражает не меня, сделалось, однако, столь же непосредственно, как в других случаях только мое собственное, мотивом для меня и побуждало бы меня к действию?" "Это предполагает, - говорит он далее, - что я с другим в некоторой мере отождествился и что, следовательно, граница между я и не-я на этот раз снята: только тогда положение другого, его потребность, его нужда, его страдание непосредственно (?) становятся моими; тогда я уже более не вижу его таким, каким он все-таки дается в эмпирическом представлении - как нечто мне чуждое, для меня безразличное (?), совершенно (?) от меня отдельное; но здесь, напротив (т.е. при сострадании), в нем (этом чужом существе) страдаю и я, несмотря на то, что его кожа не покрывает моих нервов. Только чрез такое отождествление может его страдание, его нужда стать мотивом для меня, каковым помимо этого может быть только мое собственное страдание. Это явление в высшей степени таинственно, - это настоящее таинство этики, ибо это есть нечто такое, о чем разум не может дать прямого отчета (?!), и основания этого явления не могут быть найдены путем опыта. И между тем это есть нечто повседневное. Каждый испытал это на себе и видел в других. Это таинство совершается каждый день на наших глазах в частных случаях, - каждый раз, когда по непосредственному влечению, без дальних рассуждений человек помогает другому и защищает его, подвергая иногда очевидной опасности свою жизнь ради человека, которого он видел в первый раз, и не думая при этом ничего, кроме того именно, что он видит великую нужду и опасность другого; обнаруживается это таинство и в широких размерах, когда целый народ жертвует своим достоянием и кровью для защиты или освобождения другого угнетенного народа. И всегда необходимым условием для того, чтобы подобные действия заслуживали безусловного нравственного одобрения, является именно присутствие этого таинственного акта сострадания, или внутреннего отождествления себя с другим безо всяких иных мотивов"(Schopenhauer. Die beiden Grundprobleme der Ethik, 2-е изд. Лейпциг, 1860. Стр. 230).
  Это рассуждение о таинственном характере сострадания отличается более литературным красноречием, нежели философскою правдивостью. Таинственность здесь не заключается в самом факте, а происходит из неверного его описания, в котором крайние термины выставляются с непомерно преувеличенною яркостью и резкостью, а действительные переходы и отношения между ними совершенно скрадываются, как будто бы их вовсе не было. В своей области Шопенгауэр так же злоупотребляет риторическим приемом контраста, или антитезы, как Виктор Гюго в своей. Дело представляется так, будто данное существо, безусловно отдельное от другого, вдруг непосредственно с ним отождествляется в чувстве сострадания. Это было бы, конечно, таинственно в высшей степени. Но в действительности ни той совершенной отдельности, ни того непосредственного отождествления, о которых говорит Шопенгауэр, вовсе не существует (...) Все существующее вообще, а в особенности все живые существа связаны между собою совместностью бытия и единством происхождения, все суть части и порождения одной общей матери - природы, нигде и ни в чем нет той "совершенной отдельности", о которой говорит философ. Естественная, органическая связь всех существ, как частей одного целого, есть данное опыта, а не умозрительная идея только а потому и психологическое выражение этой связи - внутреннее участие одного существа в страдании других, сострадание, или жалость, - есть нечто понятное и с эмпирической точки зрения, как выражение естественной и очевидной солидарности всего существующего (...)
  Но если между существами нет и не может быть совершенной отдельности (которая лишь утверждается, но не осуществляется эгоизмом), то, с другой стороны, взаимная их связь, психологически выражающаяся в сострадании, или жалости, вовсе не есть то "непосредственное отождествление", о котором говорит философ "Воли и представления". Когда я жалею моего друга, у которого болит голова, то обыкновенно это чувство сострадания не переходит в головную боль; не только я сам не отождествляюсь непосредственно с ним, но и состояния наши остаются не тождественными, и я отчетливо различаю свою здоровую голову от его больной. Точно так же, насколько мне известно, никогда еще не бывало такого случая, чтобы сострадательный человек, бросающийся в воду для спасения утопающего, принимал при этом его за себя или себя за него (...)
  Снятие границ между я и не-я, или непосредственное отождествление, - это только риторическая фигура, а не выражение действительного факта. Как одинаковая вибрация созвучных струн, так и сочувственная связь живых существ есть не простое тождество, а согласие однородного...
  Чувство жалости, как и следует для нравственной основы, не имеет внешних границ своего применения. От тесного круга материнской любви, столь сильной уже у высших животных, оно может (у человека), все более и более расширяясь, от семьи переходить на род и племя, на гражданскую общину, на целый народ, на все человечество, обхватывать, наконец, собою объем всего живущего во вселенной. Что в отдельных случаях, при виде конкретного страдания или нужды, мы можем деятельно жалеть не только всякого человека - будь он иноплеменник или иноверец, - но и всякое животное - это не подлежит сомнению и есть дело обыкновенное. Менее обычна, но все-таки встречается такая широта сострадательного сердца, которая без всякого видимого повода зараз обнимает напряженным чувством жалости все множество живых существ целого мира. Трудно заподозрить в искусственной риторике или напускном пафосе следующее наивное описание вселенской жалости как действительного состояния, очень мало похожего на так называемую "мировую скорбь" (Weltschmerz): "И был спрошен, что такое сердце милующее? И отвечал: возгорание сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы. От великой и сильной жалости, объемлющей сердце, и от великого страдания сжимается сердце его, и не может оно вынести, или слышать, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварью. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились они и были помилованы, а также и о естестве пресмыкающихся молится с великою жалостью, какая без меры возбуждается в сердце его до уподобления в сем Богу" ("Иже во святых Отца нашего аввы Исаака Сириянина, подвижника и отшельника, бывшего епископом христолюбивого града Ниневии, Слова Подвижнические". Москва, 1858. С. 299)". (С. 158-162).
  "Истинная сущность жалости, или сострадания, вовсе не есть непосредственное отождествление себя с другим, а признание за другим собственного (ему принадлежащего) значения права на существование и возможное благополучие. Когда я жалею другого человека или животное, я вовсе не смешиваю себя с ним, не принимаю его за себя и себя за него, а только вижу в нем сродное или однородное со мною, подобное мне существо, одушевленное, как и я, желающее, как и я, жить и наслаждаться благами жизни. Признавая за самим собою право на исполнение такого желания, я признаю его и за другим; болезненно отзываясь на всякое нарушение этого права относительно меня, на всякую обиду, мне наносимую, я подобным же образом отзываюсь и на нарушение чужого права, на чужую обиду, - жалея себя, жалею и другого. Видя страдающее существо я вовсе не отождествляю, не смешиваю его с собою, а только становлюсь в воображении на его место и, признавая его однородность с собою, приравниваю его состояния к своим собственным, как говорится - "вхожу в его положение". Это уравнение (а не отождествление) между другим и собою сразу и безотчетно совершаемое в чувстве жалости, возводится разумом на степень ясной и раздельной мысли.
  Таким образом, мыслимое содержание (идеи) жалости, или сострадания, взятая в своей всеобщности и независимо от субъективных душевных состояний, в которых она проявляется (т.е. взятая логически, а не психологически), есть правда и справедливость. Правда, что другие существа подобны мне, и справедливо, чтобы я относился к ним так же, как к себе. Это положение, ясное само по себе, становится еще яснее при отрицательной проверке. Когда я отношусь безжалостно или равнодушно к другим существам, считаю позволительным их обижать и не обязательным - помогать им, когда смотрю на них только как на средства для своих целей, то они являются для меня не тем, что они суть в действительности. Существо является только вещью, живое - мертвым, одушевленное - бездушным, сродное мне - чужим, подобное мне - безусловно различным. Такое отношение, в котором известный предмет берется не за то, что он есть на самом деле, есть прямое отрицание правды; вытекающие отсюда поступки будут несправедливы, а следовательно, противоположное отношение, которое субъективно проявляется во внутреннем чувстве участия, жалости, или сострадания, объективно говоря, выражает правду, а действия, из него происходящие, будут справедливы. Мерить различною мерою всеми признается как элементарное выражение несправедливости, но когда я безжалостен к другим, т. е. обращаюсь с ними как с бездушными и бесправными вещами, а себя, напротив, утверждаю как одушевленное и полноправное лицо, то я, очевидно, меряю различными мерами и грубо противоречу правде и справедливости; и наоборот, когда я жалею других, как и себя, я меряю одною мерой и, следовательно, поступаю согласно правде и справедливости (...) Из этой правды, о которой внутренне в душе каждому свидетельствует чувство жалости, возбуждаемое другими существами, как сродными и подобными ему, разум выводит принцип или правило отношения ко всем другим существам: поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобою самим.
  Общее правило или принцип альтруизма естественно расчленяется на два частные. Начало этого расчленения можно видеть уже в основном альтруистическом чувстве жалости. Если я кого-нибудь действительно жалею, то я, во-первых, не стану сам причинять ему страдание или вред, не буду обижать его, и, во-вторых, когда он независимо от меня подвергается страданию или обиде, я буду помогать ему. Отсюда два правила альтруизма - отрицательное и положительное: 1) не делай другому ничего такого, чего себе не хочешь от других, и 2) делай другому все то, чего сам хотел бы от других. Короче и проще: эти два правила, соединяемые обыкновенно вместе, выражаются так: никого не обижай и всем, насколько можешь, помогай (Neminem laede, imo omnes, quantum potes, juva).
  Первое, отрицательное, правило называется, в частности, правилом справедливости, второе - милосердия. Но такое различие не совсем точно. И в основе второго правила лежит также справедливость: если я желаю, чтобы другие помогали мне в нужде, то справедливо, чтобы и я им помогал. С другой стороны, если я не хочу никого обижать, то ведь это потому, что я в других признаю такие же живущие и страдающие существа, как я сам; но в таком случае я, конечно, буду стараться по возможности избавлять эти существа от страдания: я их не обижаю, потому что их жалею, но если я их жалею, то я буду и помогать им. Милосердие предполагает справедливость, а справедливость требует милосердия, это только различные стороны, различные способы проявления одного и того же... Эта нераздельность двух альтруистических правил (при всем их различии) очень важна как основание для внутренней связи права и нравственности, политики и духовной жизни общества"(С. 165-169)34.
  Весьма интересна полемика В.С. Соловьева с Шопенгауэром по вопросу о психологической подоплеке золотого правила. Прав, конечно, В.С. Соловьев. Он очень точно схватил основу морального отношения человека к человеку: не отождествление, а уподобление и приравнивание, что как раз и утверждает золотое правило.
  В.С. Соловьев вслед за Шопенгауэром убедительно показал на примере чувства сострадания значение эмоций, психики как индивидуально-интимной основы золотого правила. Если люди руководствуются данным правилом безотчетно, то это в значительной мере благодаря чувствам совести и сострадания. Совесть отвечает преимущественно за реализацию отрицательной составляющей золотого правила. Сострадание - положительной составляющей. Совесть говорит: не делай другим того, чего не желаешь себе, т. е. не делай зла. Сострадание велит оказывать помощь страждущим, поступать с ними так, как хочешь, чтобы поступали с тобой в аналогичной ситуации.
  Интимно-психологические "механизмы", реализующие золотое правило, указывают на то, что оно отнюдь не является абстрактной бездушной формальной нормой, что оно глубоко индивидуализировано, психологично, имеет не только "антенну" в виде традиции, общепринятого правила поведения, но и "заземлено", уходит корнями в самые глубины человеческого естества.
  (Большей частью золотое правило поведения действует полубессознательно. Напрямую люди не вспоминают о нем и не озвучивают, но действуют, как правило, в соответствии с ним. Вот пример. Очень часто дети, молодые люди, да и взрослые говорят друг другу: а тебе приятно будет, если я тебе сделаю (скажу) так же (то же)? Такой вопрос - всего навсего иная формулировка золотого правила ("не делай другому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе").)
  Два замечания.
  Первое. В.С. Соловьев, как и А. Шопенгауэр, слишком "увлекся" страдательной стороной золотого правила. Последнее опирается не только на чувства жалости, сострадания, но и на чувства любви, наслаждения и просто на любопытство, на интерес (одного человека к другому).
  Второе. В.С. Соловьев называет золотое правило правилом или принципом альтруизма и это, как мне представляется, не совсем верно. Слово "альтруизм" происходит от alter, другой и в обозначаемом им принципе акцент, естественно, сделан на другом, других. Альтруизм - это самопожертвование, самоотверженность. В золотом же правиле акцент делается на ego, на данном человеке. Ведь от него, как от печки, "танцует" золотое правило35. Последнее "не отворачивается" от я в сторону другого, а "пытается" согласовать позиции я и другого, найти общий знаменатель, общую меру между ними. Золотое правило потому и является мерой, нормой, что оно устанавливает определенный баланс интересов.
  4.2. Золотое правило - главный принцип человеческого общежития
  Итак, подведу итоги. В положительной форме правило гласит:
  поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой.
  В отрицательной:
  не делай другим того, чего не хотел бы, чтобы делали тебе.
  Золотое правило дает целостное и концентрированное представление о нравственности, схватывает главное в ней: отношение к другому как к самому себе36. Оно устанавливает, фиксирует, определяет меру человеческого в человеке, морально уравнивает людей и уподобляет их друг другу. По мнению А. А. Гусейнова, когда мы говорим о моральном равенстве, речь идет только об одном - о том, что каждый человеческий индивид достоин иметь право на счастье и что "взаимное признание этого права является условием морального общения". Золотое правило требует "от индивида ставить себя каждый раз на место другого и вести себя по отношению к другим так, как если бы на их месте был он сам". "Механизм золотого правила можно определить как уподобление, как требование мысленно, в воображении ставить себя на место другого"37.
  Моральное уравнивание - количественная процедура, моральное уподобление - качественная процедура. Вместе мы имеем мерный процесс: золотое правило предлагает человеку соизмерять свои поступки с поступками других, мерить своей меркой поступки других и, наоборот, мерить чужой меркой свои поступки; одним словом, оно предлагает находить общую меру своих и чужих поступков и действовать в соответствии с этой общей мерой.
  В своей отрицательной форме золотое правило устанавливает минимально низкую планку или границу морального отношения человека к другим людям, запрещает делать зло, иными словами, устанавливает минимум нравственных требований к поведению человека.
  В своей положительной форме оно устанавливает максимально высокую планку морального отношения человека к другим людям, побуждает к добру, добродеянию, иными словами, определяет максимум нравственных требований к поведению человека.
  Таким образом, золотое правило охватывает весь диапазон нравственных поступков и служит основой для различения и определения моральных категорий добра и зла.38
  Такую же функцию оно выполняет в отношении категории долга. Для этого взглянем на правило со другой стороны, а именно, как оно соизмеряет свои и чужие поступки. В фундаменте этого соизмерения, т. е. изначально лежит следующее. Люди, общество дали мне жизнь, сделали меня человеком (кормили, одевали, обували, воспитывали, дали образование и т. д.), т. е. они поступили со мной более или менее хорошо, так, как я хотел бы, чтобы со мной поступали другие. Соответственно я поступаю или должен поступать с ними (родителями, людьми, обществом), в частном случае, должен отплатить им тем же, т. е. своим поведением я не должен ухудшать-уменьшать качество-количество жизни (данной мне и другим), более того, насколько возможно должен заботиться об улучшении-увеличении качества-количества жизни (моей и других, общества в целом)39. Это - общее понимание долга. Оно, естественно, разделяется на частные виды в зависимости от того, кого мы имеем в виду под "другими". Если "другие" - родители, то это долг перед родителями. Если "другие" - народ, нация, то это долг перед Родиной, если "другие" - все человечество, то это долг перед человечеством.
  Долг есть нормальное отклонение от нормы-оптимума подобно потребности. Последняя - отклонение от нормы-оптимума применительно к жизни-здоровью отдельного человека. Долг - отклонение от нормы-оптимума применительно к жизни-здоровью общества. Выполнение долга конкретными людьми для здоровья общества имеет такое же значение, какое удовлетворение потребности имеет для здоровья отдельного человека. В юности человек накапливает долг, поскольку он еще только берет от других, но практически еще ничего не дает им. В зрелом возрасте человек и отдает долг, и дает "в долг".
  Если мораль (нравственность) регулирует отношения людей, обеспечивает здоровье общества в рамках нормы-оптимума и ближайших отклонений от нее (сознание долга и выполнение его), то право регулирует отношения людей, обеспечивает здоровье общества в более широком смысле - недопущения, профилактики или лечения патологических отклонений от нормы-здоровья, именуемых правонарушениями и/или преступлениями. Чем для жизни-здоровья отдельного человека являются болезни, тем для жизни-здоровья общества являются правонарушения и преступления. Когда правонарушений и преступлений в обществе много, то это - больное общество в юридическом смысле. О здоровье общества в нравственном смысле говорить приходится еще меньше.
  Золотое правило устанавливает связь-соответствие между жизнью-здоровьем отдельного человека и жизнью-здоровьем общества. Оно утверждает, что жизнь и здоровье общества базируются на жизни и здоровье людей, что нравственность не самоценна, а имеет корень в жизни-здоровье конкретного человека, является, так сказать, естественным продолжением этой жизни-здоровья. Нравственное здоровье, с одной стороны, является частью здоровья общества или отдельной совокупности людей (нации, коллектива и т. д.), а с другой, входит составной частью в индивидуальное здоровье человека. Право тоже не самоценно. Оно является естественным продолжением нравственности. Оно, в сущности, как и нравственность, основывается на золотом правиле. Вспомним, что писал Гоббс: "человек должен довольствоваться такой степенью свободы по отношению к другим людям, которую он допустил бы у других людей по отношению к себе" (см. текст выше). Примерно об этом же говорит давнее политико-юридическое правило: "Каждый обязан подчиняться лишь такому закону, на который он сам дал согласие"40. Это правило, может быть, несколько категорично, но верно по существу, поскольку опирается на золотое правило. Или такое правило: "Не нарушая чужих прав, ты охраняешь собственные" (из фильма Жака Ив Кусто 1984 г.). Этому правилу следуют тысячи старателей на золотых приисках Амазонки. Там практически не знают воровства. Правило, если вдуматься, является частным выражением золотого правила в его отрицательной формулировке. Итак, в самом глубоком смысле право - это взаимодопущение и взаимоограничение свободы. Из взаимодопущения свободы вытекают разнообразные права человека. Из взаимоограничения свободы вытекают не менее разнообразные обязанности человека.
  Золотое правило обладает еще тем свойством, что оно САМОДОСТАТОЧНО, закольцовано, имеет основание в самом себе. Оно, в частности, соединяет "хочу" и "надо", случайность "хочу" и необходимость "надо". Это соединение дает в итоге то, что мы называем свободой. Золотое правило - формула свободы. Соединяясь в золотом правиле, "хочу" и "надо" взаимно допускают и ограничивают друг друга, устанавливают меру, умеряют друг друга.
  Соединяя "хочу" и "надо", золотое правило снимает также дилемму этики счастья и этики долга. Оно требует от человека только то, что он сам хочет по отношению к себе. Недаром правило называется золотым.
  Своеобразным негативным слепком золотого правила является "правило", которое выражается в известных словах "око, за око; зуб за зуб", "мне отмщение и аз воздам", в пословицах типа "как аукнется, так и откликнется" и т. п. Смысл этого "правила" в том, что если тебе сделали плохо, то ты имеешь право или должен отплатить той же монетой. Данное "правило" внешне похоже на золотое правило, но по сути своей является его антиподом. Оно действует тогда, когда не действует (нарушается) золотое правило. Насколько разрушительно оно для человеческих отношений, можно видеть на примере мести (если ты мне сделал плохо, то и я тебе сделаю плохо). Особенно разрушительна кровная месть, приводившая порой к уничтожению целых родов.
  -------
  Могут спросить: если золотое правило такое хорошее, то почему люди нарушают его, почему они делают зло, не выполняют долга? Ситуация здесь примерно такая же как в случае со здоровьем и болезнями. Последние отнюдь не обесценивают здоровье. Напротив, заболевший человек стремится опять стать здоровым. Так и с золотым правилом. Нарушения золотого правила не обесценивают его. В общем балансе человеческих поступков поступки, основанные на золотом правиле, безусловно перевешивают поступки, нарушающие его. Иначе мы имели бы дело с больным, гибнущим обществом.
  Царь Берендей в весенней сказке А. Н. Островского "Снегурочка" совершенно справедливо говорит:
  Чем же свет стоит?
  - Правдой и совестью только и держится.
  4.3. Золотое правило далеко не так элементарно-очевидно
 как это может показаться на первый взгляд. Для того, чтобы оно действовало, нужно выполнение, по крайней мере, двух условий:
  1. Человек сам должен быть нормальным, здоровым или, если он нездоров и в чем-то анормален, то должен учитывать это нездоровье, анормальность при определении своего отношения к другому человеку (другим людям). Отношение к другому (другим) - это продолжение отношения к самому себе. Если курильщик, алкоголик, наркоман губит себя, губит свое здоровье, то ему противопоказано действовать в соответствии с золотым правилом (не вообще, конечно, а в определенном отношении: курения, приема алкоголя, наркотиков). Причем, если для алкоголиков и наркоманов такое противопоказание абсолютно, безусловно, то для курильщика есть возможность корректировки своего поведения в отношении других. Курильщик может сознавать вред курения и в соответствии с этим своим сознанием минимизировать наносимый им вред окружающим (например, стараться не курить в присутствии других - хотя в густонаселенном городе это практически невозможно).
  2. Человек должен уметь мысленно ставить себя на место других и таким образом корректировать свое поведение. Это непростая процедура. Очень часто люди вредят другим не по злому умыслу, а из-за своего недомыслия, в частности, из-за неумения мысленно ставить себя на место других в конкретной ситуации. Например, курильщик, зная о том, что курить вредно, всё-таки курит, не жалея не только себя, но и окружающих его людей. Почему так происходит? Потому что для курильщика удовольствие от курения перевешивает сознание вреда от этого курения. Куря в присутствии некурящих, он не думает (или гонит от себя мысль) о том, некурящие отнюдь не испытывают удовольствия от его курения, а, напротив, страдают41. Курящий не поставил себя на место других (некурящих). Иначе он испытывал бы вместо удовольствия одно страдание. Могут сказать, что данная ситуация с курильщиком говорит скорее не о его недомыслии, а о его черствости, бессовестности, его нежелании ставить себя на место другого. Безусловно, все эти внемыслительные моменты могут присутствовать. Но ведь для того и голова на плечах, чтобы продумать до конца последствия своей черствости-бессовестности. Если бы курильщик в полной мере обдумал, т. е. домыслил до конца свое поведение, то он увидел бы, что полученное им удовольствие от курения ни в какое сравнение не идет с тем вредом, который он наносит уже не своему здоровью, а себе как личности, как человеку. Допустим, он курит в присутствии некурящей возлюбленной, суженой. Этим он показывает свое пренебрежение к ней, несмотря на всю любовь, на желание жениться на ней. Обычно девушка-женщина хорошо чувствует такое пренебрежение и рано или поздно отказывает ему в своей благосклонности. Такая же ситуация возникает в случае, если курильщик позволяет себе курить в присутствии друга, близкого, нужного человека и т. п. Гораздо менее очевиден вред, который курящий человек наносит себе в случаях, когда он курит в общественном месте, в присутствии незнакомых людей. (Как часто автор этих строк, сам некурящий, чертыхался по поводу того, что впереди идущий по улице человек дымит сигаретой и не понимает, что он своим курением заставляет идущих за ним пассивно курить). В таких случаях курящий, как правило, не получает прямого отпора, т. е. непосредственный бумеранг тут не действует. Тем не менее он и здесь налицо. Когда человек пренебрегает интересами незнакомых ему людей, проявляет неуважение к ним, то он не вправе ожидать от них уважительного к себе отношения. Хамство курящего человека соединяется, как правило, с хамством сквернословящего, дурно пахнущего, плюющего и т. д., и т. п. Одно хамство попустительствует другому. Возникает порочный круг хамства. В итоге увеличивается сумма зла, сумма взаимной озлобленности людей. В этой атмосфере неуважения друг к другу и наш курящий вполне может оказаться жертвой вольного или невольного хамства со стороны незнакомых людей. Здесь получается опосредованный бумеранг. Вывод: если бы курящий человек хорошенько подумал о последствиях своего поведения, т. е. всякий раз ставил бы себя на место других, некурящих людей, то он, безусловно, отказался бы от курения. Курящие люди, живущие в современном городе, так или иначе нарушают золотое правило. А это значит, что они поступают ненравственно, непорядочно. Не случайно во всем цивилизованном мире усиливается кампания за отказ от курения. Золотое правило не может нарушаться длительное время. Люди это чувствуют и стараются решить проблему.
 
  Золотое правило и убийство. Хотелось бы особо отметить: золотое правило запрещает убийство в любой форме. В самом деле, любой нормальный человек не хочет смерти, а тем более того, чтобы кто-то его убил. Если ты не желаешь, чтобы тебя убили, то, значит, ты не можешь желать или делать это по отношению к другим. Таким образом, и убийство по злому умыслу, и убийство по неосторожности, халатности, и убийство на войне, и смертная казнь по приговору - всё это противоречит золотому правилу. (Подробнее об убийстве и убийцах см. ниже ПРИЛОЖЕНИЕ 1.)
 
  Как видим, при всей внешней мягкости золотое правило поведения весьма и весьма сурово по сути. В некоторых важных вопросах человеческого общежития его требования остаются пока нереализованными, что свидетельствует о том, что оно обладает значительным потенциалом, в частности, указывает на необходимость совершенствования межчеловеческих отношений, морали, права.
 
 5. ДОБРО И ЗЛО
 
  В своей отрицательной форме золотое правило устанавливает минимально низкую планку или границу морального отношения человека к другим людям, запрещает делать зло.
  В своей положительной форме оно устанавливает максимально высокую планку морального отношения человека к другим людям, побуждает к добру, добродеянию.
  Таким образом, золотое правило охватывает весь диапазон нравственных поступков и служит основой для различения и определения моральных категорий добра и зла.
 
 5.1. Отличие моральных понятий добра и зла от общих понятий блага и зла
  Благо и зло - наиболее общие понятия, употребляемые для обозначения положительной или отрицательной ценности предметов и явлений окружающего мира. Благо - положительно оцененное явление, положительная ценность (то, что приносит людям пользу). Зло - отрицательно оцененное явление, отрицательная ценность (то, что приносит вред людям).
  Человек взаимодействует с другими людьми и с природой, поэтому положительную или отрицательную значимость имеют для него не только действия людей, но и природные явления, вещи (в т. ч. элементы второй природы, созданной трудом человека). Бывает так, что одни и те же природные явления в одних случаях - благо для людей, а в других случаях - зло. Например, дождь: в пору восхождения семян благо, а во время уборки урожая - зло.
  Насколько абсолютно/относительно различие между благом и злом? Может ли благо быть злом, а зло благом? Одно и то же явление-действие может быть в одном отношении благом, а в другом - злом. Однако, если мы оценили что-то как благо, то в качестве блага это что-то не может быть злом, и наоборот, если мы оценили что-то как зло, то в качестве такового это что-то не может быть благом. В этом смысле различие между благом и злом абсолютно. Благом является всё, что "служит сохранению и развитию жизни"42. Злом - всё, что разрушает жизнь и препятствует ее развитию. (Под жизнью здесь имеется в виду прежде всего жизнь человека и человечества, и, далее, жизнь как таковая, в частности, жизнь на Земле.)
  Моральные добро и зло - это благо и зло в отношениях между людьми; это действия одних людей, имеющие положительную или отрицательную значимость для других. Если субъектом-носителем природного блага или зла является то или иное природное явление, то субъектом-носителем морального добра или зла всегда является человек как обладающее разумом, сознательно действующее, выбирающее существо.
  -------
  Отношение человека к природе, к тем или иным природным явлениям может быть оценено как нравственное или безнравственное в том случае, если это отношение косвенным образом затрагивает интересы других людей, общества в целом.
 5.2. Что такое добро?
 
  Общее определение морального понятия добра складывается из "внешнего" и "внутреннего".
  "Внешнее" определение морального добра отвечает на вопрос: какова функция (или назначение) добра в жизни людей? Для чего нужно людям делать добро друг другу?
  "Внутреннее" определение отвечает на вопрос: что такое добро и какое деяние человека следует считать добродеянием?
  "Внешнее" определение: добро есть такая форма отношения между людьми, которая осуществляет нравственную связь, духовное единение между ними.
  Зло, будучи антидобром, препятствует возникновению духовной связи или разрывает уже существующую.
  Такие виды нравственной связи, как дружба, товарищество, братство были бы невозможны, если бы люди не делали друг другу добро.
  "Внутреннее" определение: добро в моральном смысле - это бескорыстная помощь, за которую человек не ожидает вознаграждения.
  Это определение добра вытекает из положительной формулировки золотого правила поведения. В самом деле, пожелание поступать так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой, относится исключительно к тем случаям, когда возникают условия-предпосылки для оказания бескорыстной помощи. Все остальные виды помощи, поддержки, содействия, услуги не требуют соблюдения этого правила.
  Зло в моральном смысле - это неспровоцированное нанесение вреда, ущерба кому-либо вплоть до убийства.
 
  Характеристика добра состоит из двух частей: 1) бескорыстная и 2) помощь.
  Смысл первой части ясен. Попробуем объяснить, что такое помощь. Человеческая помощь весьма многообразна. В словарях русского языка значение слова "помощь" раскрывается различными поясняющими словами:
  1. Содействие в чем-либо, в какой-либо деятельности.
  2. Поддержка в чем-либо.
  3. Защита, выручка, спасение.
  Из этих пояснений видно, что помощь имеет различную степень значимости для тех, кому она предназначена.
  Наиболее значимой является помощь-спасение. Такая помощь предотвращает трагический исход. Как правило, она совершенно необходима спасаемому и без нее он не смог бы предотвратить трагический исход. Элементарный пример помощи-спасения: помощь утопающему.
  Тревожно настроенные, мнительные люди, алармисты склонны преувеличивать значение помощи-спасения в отношениях между людьми и вообще в жизни человека. Некоторые из них просто одержимы идеей-манией спасения - себя и других, всего человечества. Именно такие люди в свое время развили идею индивидуального и всеобщего спасения до масштабов целой религии - христианства. Центральный персонаж этой религии - Иисус Христос - физически воплощает, олицетворяет идею спасения.
  Преувеличенное отношение к спасению ничего кроме вреда принести не может. Ведь оборотной стороной идеи спасения является представление о чрезвычайщине, о том, что люди якобы живут ненормально, подвергают себя смертельной или иной губительной опасности. Конечно, чрезвычайные (ненормальные) обстоятельства порой случаются в жизни людей. Но они достаточно редки. Об этом свидетельствует опыт человечества. Две тысячи лет прошло со времени возникновения самой спасающей религии, а люди живут - и живут более или менее нормально. Более того, они развиваются, плодятся, размножаются, улучшают свою жизнь, сами совершенствуются. Так кого же спасал Иисус Христос? Идея спасения в христианской религии давно девальвировалась до довольно-таки обыденной вещи, такой как спасибо (от Спаси Бог до спасибо!). Этого можно было ожидать. Нормальные люди, придерживающиеся христианских представлений, не могут жить в постоянном напряжении-ожидании (конца света, чуда спасения и т. п.). Только некоторые из них, фанатики спасения, время от времени будоражат общество своим кликушеством. Маленькие христосики способны повести за собой лишь небольшие группы людей, презрительно именуемые в народе сектами (отколовшимися). Широкий путь жизни несовместим с узкой идеей спасения.
  По моему мнению, никого не надо спасать. Правильно сказал один философ: пока нас спасают - будем погибать. Спасители человечества - самые опасные люди.
  Если кого-то действительно надо спасать, то это очень плохо. Это значит, что спасаемый попал в чрезвычайные обстоятельства и сам уже не способен вырваться из их лап.
  5.3. Добро и зло в плане соотношения действительности и возможности
 
  Весьма опасно порой рассматривать конкретные проблемы лишь в аспекте действительности, существования, сосуществования. В качестве примера можно привести то, как трактуют некоторые моралисты и ученые-этики извечную проблему добра и зла. Утверждая неустранимость морального зла из жизни людей, общества, они аргументируют, как правило, по схеме: "добро существует лишь постольку, поскольку существует и зло".
  Приведу несколько характерных высказываний:
  Августин Блаженный: "Из совокупности добра и зла состоит удивительная красота вселенной. Даже и то, что называется скверным, находится в известном порядке, стоит на своем месте и помогает лучше выделяться добру. Добро больше нравится и представляется более похвальным, если его можно сравнить со злом"43.
  Я. Беме: "Зло - необходимый момент в жизни и необходимо необходимый... Без зла все было бы так бесцветно, как бесцветен был бы человек, лишенный страстей; страсть, становясь самобытною, - зло, но она же - источник энергии, огненный двигатель... доброта, не имеющая в себе зла, эгоистического начала, - пустая, сонная доброта. Зло враг самого себя, начало беспокойства, беспрерывно стремящееся к успокоению, т. е. к снятию самого себя"44.
  Мандевиль: "...то, что мы называем в этом мире злом, как моральным, так и физическим, является тем великим принципом, который делает нас социальными существами, является прочной основой, животворящей силой и опорой всех профессий и занятий без исключения; здесь должны мы искать истинный источник всех искусств и наук; и в тот самый момент, когда зло перестало бы существовать, общество должно было бы прийти в упадок, если не разрушиться совсем"45.
  Гете: "все, что мы зовем злом, есть лишь обратная сторона добра, которая также необходима для его существования, как и то, что Zona torrida должна пылать, а Лапландия покрываться льдами, дабы существовал умеренный климат"46.
  О.Г. Дробницкий: "все то, что представляется нам безусловным благом, оказывается имеет смысл лишь постольку, поскольку существует еще и зло"47.
 
  Что и говорить, позиция этих авторов кажется убедительной и даже неоспоримой. Они, действительно, по своему правы. В самом деле, добро и зло могут выступать как полюсы моральной действительности. Однако, можно ли на этом основании считать, что добро имеет смысл лишь постольку, поскольку существует еще и зло (см. высказывание О.Г. Дробницкого)?! Нет, нет и еще раз нет! Да, добро и зло соотносительные категории. Но соотносительность их можно понимать по-разному, как соотносительность действительно, в равной мере существующих полярных начал подобно соотносительности северного и южного полюсов, и как соотносительность действительного и возможного подобно соотносительности здоровья и болезни (человек может быть действительно здоровым и лишь потенциально больным, и наоборот, если он действительно болен, то лишь потенциально здоров). Бывают, конечно, эпохи, периоды в истории и просто ситуации, когда добро и зло в равной мере существуют и противоборствуют, когда трудно оценить, что сильнее: добро или зло. В таких случаях можно говорить об этих категориях как полярных началах моральной действительности. Но можно ли на этом основании утверждать, что существование зла всегда, во всех случаях необходимо для существования добра, что добро только тогда является положительной моральной ценностью, т. е. добром, когда оно противостоит реально существующему злу. Безусловно, зло может оттенять добро и "способствовать" его возвеличиванию, но отсутствие или исчезновение зла из реальных отношений между людьми отнюдь не влечет за собой исчезновение добра, нравственности. Подобно тому, как люди предупреждают наступление болезни, голода, принимая различные меры, они научатся и будут предупреждать появление зла, не позволяя ему перейти из сферы возможности в сферу действительности. Следует иметь в виду, что добро является отрицанием зла не только в том смысле, что оно преодолевает существующее зло или противоборствует ему, но и в том смысле, что оно может выступать как профилактическая мера, как предупреждение возможного зла.
  А. Ф. Шишкин справедливо пишет: "положение, что человеческая природа содержит некое врожденное зло, можно - в различных формах и для различных выводов - найти и в Библии, и в политических теориях Макиавелли и Гоббса, и в философских теориях Шопенгауэра и Ницше, не говоря уже о многочисленных современных философских, социологических и этических теориях. Если бы это положение было верным, тогда пришлось бы отказаться от задачи воспитания человека и воздействовать на него только средствами принуждения"48.
  Бетховен создал свои гениальные симфонии. Этим он оказал великую услугу человечеству. Разве это его добродеяние имеет смысл лишь потому, что существует еще и зло? Какая нелепость! Добро имеет самостоятельную ценность и не нуждается в том, чтобы зло его оттеняло и возвеличивало. Мы вдохновляемся музыкой Бетховена независимо от того, существует зло или нет. Она зовет нас на борьбу, но это не обязательно должна быть борьба с моральным злом. Есть много на свете проблем и дел, где нужна человеческая энергия, страсть, воля к победе и где моральное зло только мешает.
  Нацисты во время второй мировой войны в одном только лагере смерти - Освенциме - уничтожили полтора миллиона человек. Разве мы можем хоть в какой-то мере оправдывать это преступление против человечества ссылками на то, что злодеяния необходимы для придания смысла добру, для его оттенения и возвеличивания?!
  Итак, ясно, что добро и зло нельзя рассматривать только в плане сосуществования; их следует рассматривать в более широком плане, а именно, в плане возможности и действительности, действительного и возможного существования. Они могут сосуществовать и противоборствовать как полюсы моральной действительности, а могут соотноситься как действительное и возможное (в частном случае, как норма и патология). Ф. М. Достоевский, всегда очень чуткий к моральным проблемам, отказывался верить в то, что зло нельзя победить. "Люди, - писал он, - могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей".
  Итак, на примере добра и зла мы видим, как важно в методологическом плане не абсолютизировать категорию действительности. Такая абсолютизация может наделать много бед, либо ориентировать людей на пассивность, либо, еще того хуже, толкать их на совершение морального зла.
  5.4. Человек по своей природе добр
  Добро и зло относятся друг к другу как норма и патология
 
  Чем человек умнее и добрее, тем больше он замечает добра в людях.
  Б. Паскаль
 
  Существуют разные мнения относительно того, добр или зол человек по своей природе. Одни считают, что человек по природе добр, другие, что он зол, третьи - что он не добр и не зол.
  Ф. Ницше, например, характеризовал человека как злое животное49.
  А Руссо в "Рассуждении о неравенстве" [1754] утверждал, что "человек по натуре своей добр и только общество делает его плохим" - антитеза доктрине первородного греха и спасения в церкви.
  Своеобразную по позицию в этом вопросе занимал И. Кант. Вот что пишет А. Гулыга: "Кант начинает с размышлений о нравственной природе человека. Одни мудрецы убеждены, что человек безнадежно погряз во зле. Иные видят его по природе добрым, а злым лишь под влиянием обстоятельств. И те и другие - ригористы, категоричные в своих суждениях. Им противостоят индифферентисты, которые полагают, что человек по своей природе нейтрален - ни добр, ни зол, - и синкретисты, считающие его одновременно и добрым и злым. Кант в делах морали ригорист, но одновременно он... диалектик. Он и здесь пытается совместить, более того - столкнуть противоположности.
  Человек, утверждает Кант, по природе зол. В нем заключена неизбывная склонность творить зло, которая выглядит как приобретенная, будучи, однако, изначально ему присущей. Вместе с тем человек обладает первоначальными задатками добра. Моральное воспитание в том и состоит, чтобы восстановить в правах добрые задатки, чтобы они одержали победу в борьбе с человеческой склонностью к злому."50
  Еще одно распространенное мнение, повторенное совсем недавно в Вестнике Российского философского общества: "Человек по своей природе не добр и не зол"51.
  С моей точки зрения, человек по своей природе - т. е. изначально, сущностно - добр. Злой человек - это аномалия, исключение из правила, нравственно больной человек. Добро и зло относятся друг к другу как норма и патология, здоровье и болезнь. Добрый человек - нравственно здоровый. Злой человек - нравственно больной, нравственный урод, инвалид.
  В правовой практике есть принцип, который опирается на указанное представление - это презумпция невиновности. Согласно презумпции человек считается невиновным до тех пор, пока его вина не доказана в законном порядке. Иными словами, согласно презумпции все граждане изначально, по определению считаются добропорядочными, т. е. не нарушающими права, законов. Человек может быть признан виновным лишь по решению суда. Если бы человек по своей природе был зол или не зол и не добр, то презумпция невиновности не имела бы никакого морального оправдания.
  Еще одно косвенное подтверждение того, что человек по своей природе добр, - это понятие и стоящее за ним явление "добросовестность". Никто не станет отрицать, что добросовестность - необходимое условие всякой профессиональной-творческой деятельности и вообще всякой жизнедеятельности, связанной с выполнением обязанностей-обязательств. Всё, что создано людьми на Земле, и они сами - результат их добросовестности. Теперь зададимся вопросом: добро в составе добросовестности - это просто для красного словца или нечто существенное для понятия и явления "добросовестность"? Ответ однозначен: без внутренней направленности на добро, на благо не может быть совестности, честности, честного выполнения обязанностей и обязательств. Люди добросовестны не из за страха наказания-осуждения, а из-за внутреннего сознания-понимания того, что от их деятельности зависит жизнь и судьба других людей, общества в целом. Конечно, в сознании необходимости выполнять обязательства-обязанности могут присутствовать и скорее всего присутствуют другие моменты-мотивы: желание заработать, получить моральное-материальное вознаграждение или боязнь наказания-осуждения. Это, однако, не отменяет того, что люди учатся, работают, растят детей потому, что они более или менее добросовестны. Представим себе на минуту недобросовестного учащегося-студента, недобросовестного работника, недобросовестного родителя: мы увидим плохо выучившегося человека, халтурную работу, несчастных детей. Часто ли мы наблюдаем таких недобросовестных людей? Нет, конечно. Представьте себе, например, плохо выучившегося водителя автомобиля, машиниста поезда, капитана корабля, летчика. Жизнь была бы просто невозможна, если хотя бы люди таких профессий были плохими специалистами. Вывод: большинство людей добросовестны, а следовательно добры по своей сущности.
  Можно и по-другому рассуждать. Добро - это бескорыстная помощь. Имеет ли место бескорыстие в добросовестной деятельности? Я убежден: элементы бескорыстия всегда присутствуют в такой деятельности. Подавляющее большинство людей работают, выполняют свои обязанности-обязательства не за страх, а за совесть. Они вкладывают в свое дело частичку своей души, своего сердца и это вкладывание ничем нельзя измерить и, соответственно, нельзя компенсировать никаким вознаграждением, ни материальным, ни моральным. Особенно это относится к творческим людям. Разве можно измерить то добро, которое делают ученые, изобретатели, менеджеры, художники? Создатель современной автомобильной промышленности Генри Форд стал миллиардером благодаря своей деятельности изобретателя и менеджера. Но разве можно измерить долларами сделанное им? Нет, конечно. Он принес человечеству неисчислимые блага. Благодаря ему и таким как он растет благосостояние человечества, оно поднимается выше духовно и материально, становится более свободным. Тот же автомобиль совершенно изменил ситуацию со свободой передвижения, поднял ее на качественно более высокую ступень. А что такое свобода передвижения - все знают. Это одно из величайших благ.
  Некоторые о доброте капиталистов судят по их благотворительной деятельности. Чушь собачья! Настоящая доброта капиталистов - в их основной деятельности, хозяйственной, коммерческой, управленческой. Я привел пример с Генри Фордом. Таких как Форд - тысячи и тысячи.
  Нравственность родилась вместе с человеком, неотделима от него. А она не может быть без доброты, без добрых поступков. Утверждать, что человек по своей природе не добр (и не зол) - все равно, что утверждать, что человек по своей природе ненравственен, не является нравственным существом.
  Наличие зла и злых людей в мире вовсе не подрывает основы человеческого добронравия. Если люди болеют, то это не значит, что они не здоровы по своей природе.
  Кстати, нравственность человека появилась не на пустом месте. Она, безусловно, имеет биологические корни. Американский биолог Э. Уотсон считает, что поведение всех живых существ от бактерии до человека основывается на одних и тех же принципах, что в жизни человека и животных множество схожих ритуалов, этических норм... В самом деле, у высших животных есть то, что можно было бы назвать пранравственностью. Ведь что такое нравственность по жизни? Это правила человеческого общежития, т. е. правила поведения человека в обществе. Подобные правила есть и у животных.
 
  Попробуем порассуждать на тему: что может следовать из каждого тезиса ("человек по своей природе добр, зол или не добр и не зол")?
  1. Если мы придерживаемся мнения, что человек по своей природе зол, то из этого могут следовать два варианта поведения, соответственные преступному и несчастному сознанию. Если я считаю, что человек по своей природе зол, то, следовательно, меня окружают в основном, в большинстве своем злые люди, т. е. люди, от которых следует ждать всяких неприятностей. Как я должен к ним относиться? Настороженно-бдительно, всё время ожидая от них какой-нибудь гадости, подлости. Налицо конфликтное сознание и конфликтное поведение. В этом случае вырабатывается преувеличенная реакция отстранения/отторжения/агрессии на поведение людей (как в случае аллергии, т. е. чрезмерной реакции иммунной системы на тот или иной внешний или внутренний раздражитель). Такую реакцию часто можно наблюдать в современных фильмах - прежде всего, триллерах, боевиках и т. п.
  Если ты относишь себя к злому большинству, то у тебя вырабатывается аморальное сознание вплоть до агрессивного и преступного.
  Если ты относишь себя к незлому (доброму) меньшинству, то у тебя вырабатывается сознание жертвы, несчастное сознание. Здесь могут быть разные варианты поведения: изоляционистское (человек бежит от людей, общества, на природу, в пустынь, в леса, в монастырь, в книги, в свой узкий семейный мир и т. п.), ноюще-раздражительное, вечно брюзжащее-недовольное жизнью, людьми, порядками в обществе и т. д., и т. п.
  В том и другом случае человек настроен на волну конфликта, конфронтации, изоляционизма, постоянного недовольства или агрессии. У такого человека нет в душе гармонии или она искусственная, страусиная, вызванная уходом-бегством от людей, общества (как у страуса: прятанием головы в песок).
  "Мир жалок лишь для жалкого человека, мир пуст лишь для пустого человека" - говорил Л. Фейербах. Всякий человек должен иметь в виду: как он представляет мир, таков и он сам. Если он представляет мир полным зла, то он либо сам таков, либо близок к такому состоянию, либо пребывает в состоянии постоянной душевной дисгармонии (тревоги, беспокойства, недовольства).
  2. Если мы придерживаемся мнения, что человек по природе своей не добр, не зол, то рано или поздно вырабатывается "скользкий" подход к людям, обществу: вроде бы с ними надо общаться, дружить, сотрудничать, иметь дела, но при этом "держать ухо востро", быть бдительным и т. д., и т. п. (по поговорке "доверяй, но проверяй").
  Из указанного подхода следует такое статистическое рассуждение: если ты считаешь, что человек по своей природе не добр и не зол, то, следовательно, встречающиеся на твоем пути люди равновероятно могут быть добрыми или злыми, т. е. баш на баш, половина на половину. Как ты должен относиться к людям, если ты считаешь, что, как минимум, от половины из них можно ожидать чего-то дурного? Больше недоверчиво, чем доверчиво; больше подозрительно, чем благодушно.
  "Скользкое" поведение характерно своей неустойчивостью, непредсказуемостью, чревато срывами в сторону добра или зла, любви или агрессии. С человеком, обладающим "скользким" сознанием, трудно общаться, иметь дело. Сегодня он добрый, настроен благодушно, а завтра зол, недоверчив-подозрителен, агрессивен. Иными словами, такой человек постоянно балансирует на грани несчастного или аморального-преступного сознания. Он фактически лишен нравственного стержня, нравственных убеждений. А без убеждений человек подобен флюгеру: куда ветер подует туда и он.
  3. Если мы будем придерживаться мнения, что человек по своей природе добр, то, соответственно, будем считать, что большинство людей - нормальные, добрые, порядочные и будем настроены на волну общения, сотрудничества, любви и приязни. Соответственно, будем относиться к людям (изначально, по определению) по-доброму, благожелательно и добросердечно. С таким отношением к людям в душе укрепляется-усиливается гармония, процветает гармоническое ощущение жизни, вырабатывается гуманистическое убеждение, которое можно выразить афоризмом: будем лучше думать о людях и они на самом деле станут лучше.
  Когда ты встречаешь человека где-нибудь на улице, в незнакомом месте, общаешься с ним в связи с тем или иным делом, то заранее настроен на то, что перед тобой нормальный, порядочный, добрый человек, такой же как ты. В итоге создается непринужденная атмосфера доверия, взаимопонимания, согласия. Конечно, при таком подходе есть вероятность, что ты можешь нарваться на злого, дурного человека и обмануться в своем доверии, добром благорасположении. Но это лучше, чем если ты заранее будешь предполагать в партнере по общению злого-дурного человека и относиться к нему настороженно-подозрительно. Потому что наша жизнь протекает и дела делаются, как правило, в контакте-сотрудничестве с другими людьми и вечное недоверие-подозрительность только мешают нормальной жизни и делам. Вот почему в человеческом общении лучше ошибиться в сторону доверия, чем недоверия.
  Когда ты убежден, что человек по своей природе добр, то и себя однозначно оцениваешь как доброго человека, т. е. относишь себя к доброму большинству человечества. Отсюда и стиль поведения: постоянная готовность делать добро, оказывать помощь людям, открытый и доброжелательный характер, искренность и честность, деликатность и такт.
  Я не могу согласиться с Л. Толстым, который считал, что человек не должен считать себя хорошим, если он хочет быть лучше52. Считать себя хорошим - это значит жить в согласии-гармонии с самим собой, в ладу со своей совестью, жить гармоничной жизнью. А если считаешь себя плохим, то это уже дисгармония, душевный разлад, раздвоенность сознания.
  Считать себя хорошим и стремиться быть лучше - одно не исключает другое, как не исключают друг друга хорошая и отличная оценки в учебе. Ты хорошо учишься, но это не значит, что ты не можешь учиться еще лучше. На этот счет есть мудрая поговорка "лучшее - враг хорошего".
 
  -------
  Когда пытаются доказать необходимость морального зла, то нередко рассуждают о том, что это зло оттеняет добро, что добро без зла как свет без тьмы - уже и не добро. Эти рассуждения фальшивы насквозь. Моральное добро имеет ценность само по себе и вовсе не нуждается в оттенении злом. Людям нет необходимости творить зло, делать зло друг другу, чтобы жить интересной, яркой, нескучной жизнью. На свете много интересных и полезных дел, которые требуют совместных усилий, дерзания, проявления творческой индивидуальности и которым, напротив, мешает злоумыслие отдельных людей.
 
  Сопоставление добра и зла как света и тьмы или порядка и хаоса - ложное сопоставление. Здесь есть определенное лукавство. Это тот случай, когда сравнение хромает. Да, благодаря взаимодействию света и тьмы (света и тени, черного и белого) мы можем видеть. В чистом свете и в чистой тьме ничего нельзя увидеть. То же с порядком и хаосом. Мы живем в мире, в котором порядок и хаос, упорядоченность и неупорядоченность находятся в сложном переплетении. Чистый порядок - порядок твердого тела - неживой, мертвый. И чистый хаос, беспорядок - как инертный газ - безжизнен, мертв. Если же говорить о добре и зле, то трудно представить доброго человека, который для того, чтобы быть полноценным человеком, должен совершать и злые поступки. Тем более трудно представить творческого человека, который для того, чтобы достигнуть результатов в своей деятельности, непременно должен сделать что-то дурное.
 
  Мотив оттенения добра злом - известный мотив. Он звучит еще при сопоставлении жизни и смерти (1), здоровья и болезни (2), богатства и бедности (3).
 
  1. В рассуждениях о пользе смерти нередко используется тезис: смерть нужна, чтобы по-настоящему оценить значимость жизни.
  Этот тезис звучит по-разному у разных авторов.
  К. Ламонт, например, пишет: "Я убежден, что откровенное признание смертности человека не только не подорвет нравственность и не остановит прогресс, но, при прочих равных условиях, будет действовать как раз в противоположном направлении. Люди тогда поймут, что именно здесь и сейчас, если они вообще собираются когда-либо это делать, они должны развивать свои возможности, завоевать счастье для себя и для других, принять участие и вложить свою долю в предприятия, которые имеют, по их мнению, наивысшую ценность. Они поймут, как никогда раньше, реальность быстротечного времени и осознают свою серьезную обязанность использовать его наилучшим образом"53. В другом месте он пишет об объединяющем (!) значении смерти: "Социальное значение смерти также имеет свои положительные стороны. Ведь смерть делает нам близкими общие заботы и общую судьбу всех людей повсюду. Она объединяет нас глубоко прочувствованными сердечными эмоциями и драматически подчеркивает равенство наших конечных судеб. Всеобщность смерти напоминает нам о существенном братстве людей, которое существует несмотря на все жесткие разногласия и конфликты, зарегистрированные историей, а также в современных делах"54.
  Создатели концепции "гуманистической психологии" ввели в психологию тему смерти. "С их точки зрения, - поясняет Л. А. Петровская, - осознание человеком перспективы небытия формирует у него особое отношение к настоящему. Значимость настоящего возрастает, оно оказывается тем ограниченным временем, которое есть у личности для реализации ее потенциала. Дело не в том, чтобы жить в постоянном страхе или размышления о смерти, но в том, чтобы в полной мере оценить важность настоящего момента, значимость того, что мы делаем сейчас. "Чтобы полностью понять себя, человек должен столкнуться со смертью, осознать личную смерть" (Corey G. Theory and practice of counseling and psychotherapy. Monterey, Calif., 1977, p. 49)"55.
  Все эти мнения исходят из той посылки, что без смерти человек не сознавал бы в полной мере ценности жизни. А теперь подумаем, правильно ли это? Если как следует поразмыслить, то можно увидеть, что есть тысячи способов чувствовать, сознавать, переживать ценность жизни без того, чтобы сознавать "перспективу небытия", "сталкиваться со смертью". Когда человек любит и любим, разве он не ощущает величайшую ценность жизни? Когда человек горит творческим огнем и у него получается дело, разве он не сознает ценность жизни? Когда человек видит солнце, видит улыбки людей, когда он здоров, счастлив, разве ему нужно еще что-то другое, чтобы ценить жизнь? Ценность жизни в ней самой и искать ее на стороне - у смерти ли, у потустороннего бессмертия ли - пустая затея, напрасный труд. Сознание самоценности жизни вызывает у всех нормальных людей, не сбитых с толку пессимистической или утешительной философией, жажду жить как можно дольше, жажду не умирать56.
  Конечно, сознание смертности определенным образом влияет на умонастроение человека. Это сознание в отдельных случаях, действительно, позволяет ярче почувствовать ценность жизни. Но, во-первых, сознание смертности может не только оттенить ценность жизни, но и затемнить, омрачить ее и даже потушить свет жизни. Оно обоюдоостро. Во-вторых, совершенно очевидно, что жизнь не нуждается в оттенении смертью. Она, как я уже говорил, самоценна. В ней к тому же хватает своих теневых сторон, которые дают почувствовать ценность жизни и без такой страшной тени как смерть. Жизнь есть борьба и в ней неизбежны потери, неудачи, поражения.
  2. В отношении здоровья и болезни также можно слышать разговоры о том, что человек по-настоящему чувствует здоровье тогда, когда он переболеет, когда во время болезни он оценит, как плохо быть нездоровым и как хорошо быть здоровым. Опять ложь. Для того, чтобы ценить здоровье, вовсе не требуется быть больным. Есть люди, которые в жизни очень мало болели, практически всегда были здоровы. Так что же, они несчастные люди, раз не переболели серьезными болезнями? Какая чушь! Положительная сила здоровья достаточно проявляется в кипучей, полнокровной жизни человека, в заботах, радостях, наслаждениях и волнениях, в борьбе, победах и преодолениях. Можно, конечно, понять тех людей, которые живут вялой, скучной жизнью, которые по-настоящему не используют, не эксплуатируют свое здоровье. Когда они заболевают, начинают страдать, вот тогда они начинают чувствовать всю прелесть здоровья. Их можно только пожалеть.
  3. Тот же мотив звучит в высказываниях о положительной ценности бедности, нужды для творчества. "Некоторые писатели, - свидетельствует Ян Парандовский, - открыто осуждают материальное благополучие". По их мнению "нужда не позволяет заснуть, облениться. Держа художника в постоянном напряжении, она возбуждает его энергию, закаляет характер, заставляет быть гордым"57. Парандовский справедливо им возражает: "Но что бы ни говорилось бы в похвалу бедности, что ни рассказывалось бы о триумфах гениальных одиночек в их борьбе с нуждой, не следует все же усматривать в изморе голодом наилучшее средство для развития таланта. Как правило, нужда губит, и в ее беспощадных тисках погибли тысячи прекрасных умов, погибли в унижении и отчаянии"58.
  В более широком смысле говорят о необходимости страдания. Вот что по этому поводу пишет Ю. В. Согомонов:
 
  "Говорят, например, будто страдания пробуждают силы человека. Но если внимательно разобраться, то окажется, что здесь просто совершается подмена понятий: "страданиями" называются "препятствия". Жизнь состоит в преодолении трудностей, наличие которых бесспорно стимулирует деятельность людей. Страдания же не обладают никакой стимулирующей ценностью, скорее, они толкают к пассивности, убавляют, а не прибавляют силы человека, хотя угроза страдания, очевидно, активизирует человека. Не столько сам голод дает толчок к действию, сколько опасность голода, не сама боль - а ее возможность. Разве человек ненавидит клевету только за то, что она его лично успела опорочить, или он начинает бороться с хулиганством только после того, как его разок пырнули ножом? И разве только страх от ожидаемого страдания побуждает человека к действию и не существует иных стимулов, например желания радости или потребности в творчестве?
  Утверждают иногда, что страдания очищают характер. Это возможно в отдельных случаях. Однако зачастую страдающие люди угрюмы, эгоистичны и раздражительны.
  Может быть страдание делает человека сострадательным? Безусловно, существо, не испытавшее никаких страданий, не способно понять чужих мук. Но величина страдания совсем не зависит от величины испытанного страдания. Неужели больные люди являются меньшими эгоистами, чем здоровые? Но может, страдание делает людей благоразумными и скромными? Вряд ли! Кант говорил, что страдание без вины бесит, а страдание за вину угнетает.
  Ошибочна также мысль, что страдание необходимо как дополнение к радости. Хотя верно то, в общем, что при контрасте радость усиливается, но верно и то, что мы можем испытать радость без предварительного страдания, особенно это касается высших и наиболее прочных радостей, приносимых творческой деятельностью. Как говорил азербайджанский поэт XIX века Мирза Шафи,
 
  Считает лишь дурак или злодей,
  Что горе совершенствует людей.
  Такое мненье сходно с заблужденьем,
  Что старый нож от ржавчины острей,
  Что от дождей в ненастный день осенний
  Вода в потоке чище и светлей.
 
  Уверяют, будто страдания выявляют таланты, что без них нет творчества и вдохновения, которые не что иное, как "опьянение от несчастья". В этом утверждении молчаливо предполагается, что радость и счастье неминуемо ведут к духовному параличу. Фактически же радость и счастье содержат момент неудовлетворенности, как источника новых целей и желаний, подъема сил и вдохновения. Если же страдания голода и нужды берут верх над человеком, то у него не остается ни времени, ни желания заняться наукой и изобретательством; он расходует свои силы на то, чтобы прожить."59
 
  Во всем можно было бы согласиться с Ю. В. Согомоновым, кроме одного: что жизнь состоит в преодолении трудностей и что трудности-препятствия однозначно стимулируют деятельность людей. Во-первых, жизнь не сводится к преодолению трудностей, и, во-вторых, не всякие трудности-препятствия полезны человеку. Есть такие трудности, которых лучше не было бы. Искусство жизни состоит как раз в том, чтобы преодолевать трудности, которые помогают расти, и избегать такие, которые мешают.
  4. Из той же обоймы утверждение: "мы не замечаем прекрасного, пока не лишаемся его" (к/ф "Русский сувенир", 1960 г.).
  -------
  Во всех этих утверждениях делается попытка уравнять положительное и отрицательное в жизни, поставить их на одну доску. Это негодная попытка. Человеку не нужна смерть, не нужны болезни, не нужна бедность, не нужно зло.
  Кроме того, все эти утверждения имеют один логический изъян: в них положительное фактически определяется через отрицательное (добро через зло, жизнь через смерть, здоровье через болезнь, богатство через бедность, прекрасное через его лишение). В логике давно установлено: отрицательное определение понятия не является адекватным, т. е. не является по настоящему определением понятия. Логической ошибкой является отрицательное определение положительного понятия.
  Все указанные утверждения своей странностью, парадоксальностью бьют на внешний эффект и не более того.
 
  5.5. Как бороться со злом и надо ли с ним бороться?
 
  Правилен ли толстовский тезис о непротивлении злу насилием или прав И. А. Ильин со своим антитезисом - о сопротивлении злу силою? И нужно ли вообще бороться со злом?
  Л. Н. Толстой прав вообще, в общем контексте жизни. Жизнь в большинстве случаев нормальна, т. е. люди, как правило, не делают друг другу ничего плохого по злому умыслу. Поэтому зацикленность человека на теме борьбы со злом не вполне нормальна. Человек, тратящий все свои силы на борьбу со злом, живет негативной, отрицательной жизнью, вынужден отказываться от простых человеческих радостей, от любви, творчества, вообще лишает себя нормальной жизни. Он живет как бы со знаком минус. Такая жизнь может быть оправдана только в очень немногих случаях, например, если она продиктована профессией (уголовный розыск, обвинение в суде...) или конкретными обстоятельствами борьбы с вопиющей несправедливостью.
  Лучший способ борьбы с болезнями - не лечиться от них, а предотвращать, не допускать их, вести здоровый образ жизни. Лучший способ борьбы со злом - не допускать его в принципе, предотвращать его. Толстовское "непротивление злу насилием" основано на убеждении, что человек по своей природе добр и если совершает зло, то большей частью не по злому умыслу.
  Ясно теперь, что если И. А. Ильин и прав со своим антитезисом (о сопротивлении злу силою), то лишь в отдельных случаях. Что говорить, ведь злодеи все-таки есть и с ними как-то надо бороться.
  --------
  Человек, делающий зло другим, прежде всего наносит вред себе, точнее, себе как человеку вообще, как общественному существу, причастному к жизни человеческого общества. Всякие оправдывающие аргументы, вроде "другие делают зло и я буду" ("если другие делают зло, то почему я не могу делать зло?"), "мне плохо и пусть страдают другие", "мне наплевать на других" и т. п., при внимательном рассмотрении не выдерживают критики. Ведь они основаны на том, что нет человеческого общества, что люди - это шайка грызущихся друг с другом, воюющих друг с другом (по известному древнеримскому "человек человеку волк" или по гоббсовской формуле "война всех против всех"). Вся история человечества свидетельствует против такого взгляда на отношения людей.
  Во-первых, рост народонаселения. Люди плодятся и размножаются.
 
  По данным науки в начале верхнего палеолита (полмиллиона лет назад) было максимум 100 тыс. человек; в начале неолита - 1 млн человек; в начале новой эры - 200 млн человек; к 1200 г. - 400 млн человек; в начале 17 века - 500 млн человек; в 1800 г. - 600 млн человек; в середине 19 века - 1 млрд человек; в 1890 г. - 1,6 млрд человек; в 1999 г. (ноябрь)- 6 млрд человек. Прогноз на середину XXI века - 15 млрд человек. (С.П.Капица).
 
  Если бы люди постоянно враждовали, убивали друг друга, то их численность должна была уменьшаться. (Это, кстати, и происходит в отдельных случаях, когда вражда-война преобладают, одерживают верх в отношениях между людьми, народами, странами).
  Во-вторых, рост продолжительности жизни. Первобытный человек жил в среднем не более 30-и лет. Сейчас продолжительность жизни во всем мире выше 50-и лет, а в наиболее развитых странах выше70-80-и лет. Рост средней продолжительности жизни свидетельствует о том, что люди направляют усилия не на уничтожение друг друга, а на взаимную поддержку.
  В-третьих, прогресс материальной и духовной культуры. Вражда и война всегда сопровождаются разрушениями, уничтожением культурных ценностей. Разрушения могут быть весьма значительными и даже превышать созидательные усилия людей. А что мы видим в общем и целом? - Безусловное преобладание созидания над разрушением. Люди строят, производят сельскохозяйственные и промышленные продукты, изобретают, открывают новое, творят искусство. И делают они это в большинстве случаев совместно, сотрудничая и кооперируясь, оказывая друг другу поддержку-помощь. Даже если они соревнуются-конкурируют (в экономике, в спорте, на выборах и т. д.) - это не вражда-война, а борьба, ведущая к более высоким достижениям, способствующая развитию-прогрессу жизни.
  Зло означает разрушение. Не случайно то, что литературные образы-символы зла - гётевский Мефистофель и лермонтовский Демон - несли с собой смерть и разрушение. В частности, Мефистофель погубил Маргариту, а Демон - Тамару.
  Если созидание преобладает над разрушением, то, следовательно, добро побеждает зло, добра больше, а зла меньше.
  ------
  Как соотносятся гений и злодейство, могут ли гении быть злыми? Вслед за А. С. Пушкиным я утверждаю, что гений и злодейство - "две вещи несовместные". В самом деле, что такое гений? Это творческая, а, значит, созидательная, конструктивная способность. Злодейство же, любое злодейство - это, безусловно, разрушительное, деструктивное деяние. Гений не разрушает, а созидает. Зло не созидает, а разрушает.
  Если гений и злодейство порой и соединяются в одном человеке, то это говорит не об их совместимости, а о раздвоенности данного человека как личности.
 
 6. ГУМАНИЗМ - ФИЛОСОФИЯ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ
 
  1. Гуманизм - вот истинная философия человека! Он должен быть знаменем всех устремлений человеческого духа, всех общественных и политических движений.
  2. Гуманистическая философия - умонастроение мыслящих людей, осознанная установка на человечность без границ.
  3. Человечность - безотчетный, непосредственный, стихийный гуманизм. Гуманизм - осознанная, осмысленная человечность.
  4. Гуманизм исходит из того, что Человек рожден Природой и Обществом, но как Особая реальность, а не как природное и/или социальное существо.
  5. С точки зрения гуманизма человек для человека - высшая ценность. Эта ценность приоритетна по отношению ко всем другим ценностям: материальным или духовным, природным или социальным.
  6. Кто унижает достоинство других, тот сам обладает невысокими достоинствами.
  7. Для гуманиста человек ценен сам по себе, как таковой, уже в силу своего рождения. Гуманист изначально положительно относится к человеку, каким бы этот человек ни был, законопослушным или преступником, мужчиной или женщиной, соплеменником или другой национальности, верующим или неверующим.
  8. Будем лучше думать о людях и они на самом деле станут лучше. Как мы думаем, так и живем; лучше думаем - лучше живем.
  9. В человеческом общении лучше ошибиться в сторону доверия, чем недоверия.
  10. Гуманист осмысляет свое я в масштабах всего человечества. Гуманизм - своего рода лифт, соединяющий человека и человечество, поднимающий человека от его "я" до "мы" всех людей.
  11. Гуманизм признает многообразие и единство человечества как равноценные данности. Признавая многообразие человечества, гуманизм выступает против попыток уменьшить это многообразие путем насилия или принуждения. Признавая же единство человечества, гуманизм выступает против попыток разорвать это единство, изолировать какую-то часть людей от остального человечества.
  12. В споре индивидуализма с коллективизмом гуманизм занимает позицию третейского судьи. Он выступает как против крайнего коллективизма, ущемляющего индивидуальную свободу человека, так и против крайнего индивидуализма, игнорирующего или ущемляющего свободу других (всеобщую свободу).
  13. Одно дело - коллективизм как естественное стремление людей к объединению, как добровольное их объединение для умножения сил. Другое дело - коллективизм как принцип официальной морали, как всеобщий принцип поведения людей. В этом случае коллективизм теряет естественность, добровольность и приобретает характер императива, принудительной нормы-меры, "удушения посредством объятий". Абсолютизиция коллективистского начала человеческой природы фактически ведет к отрицанию человечности, к антигуманизму. Ведь человеческая природа и генетически, и поведенчески многообразна. Она представляет собой статистический разброс коллективистских, индивидуалистических и смешанных типов.
  14. Когда индивидуализм распространен так же, как коллективизм, всеобщее оболванивание невозможно. Невозможны культ вождя, деспотизм, массовый террор и репрессии.
  15. Приверженец гуманизма осмысляет человечность как фундаментальную ценность, независимо от своей сословной или иной групповой принадлежности. Гуманизм ориентируется на конкретного, "вот этого" человека, на индивидуума, на человека как уникальное явление. В самом деле, как только мы думаем о человеке по принадлежности, как представителе той или иной социальной группы, общности, тут же испаряется индивидуальная составляющая человека, исчезает его уникальность, а это уже неполный, частичный, обобщенный, унифицированный человек. Гуманизм напрочь отвергает такое представление. В этом его коренное отличие от национализма, коммунизма, религиозного фундаментализма...
  16. Коммунизм, долгое время рядившийся в тогу гуманизма, по своей сути антигуманен. Его можно квалифицировать как стыдливый антигуманизм. Идеология классового подхода преступна, антигуманна как антигуманны расизм, шовинизм, религиозный фанатизм и тому подобные идеологии, умонастроения, оценивающие людей по признаку их принадлежности к той или иной социальной группе, общности.
  17. Ученые-социологи исследуют человека как представителя той или иной социальной группы. Они абстрагируются от всей полноты человека для лучшего его анатомирования. Политики ориентируются в своих предпочтениях на те или иные группы людей. В том и другом случае человек рассматривается по принадлежности, не как субъект, а как предикат-объект. Известны и другие случаи (например, в медицине), когда человек рассматривается подобным же образом. Все эти случаи частичного рассмотрения-оценки человека оправданы и оправданы в той мере, в какой они не противоречат гуманизму. Гуманизм - тот узел, который связывает всех людей как людей, а не как представителей той или иной социальной группы. Гуманизм как бы говорит социологам: анатомируйте, препарируйте человека, но помните: вы имеете дело с неполным человеком; ваши исследования имеют только частичное значение. То же он говорит политикам, государственным служащим, экономистам, медицинским, социальным работникам: ваша деятельность важна для человека, но она все же имеет лишь частичное значение для него.
  18. В своем естественном виде гуманизм вполне согласуется с либерализмом. Более того, гуманизм и либерализм соразмерны друг другу. Не может быть гуманизма без либерализма, а либерализма без гуманизма. Либерализм - это гуманизм, взятый в аспекте свободы, гуманизм - это либерализм, взятый в аспекте человечности. Если приверженец гуманизма ругает либерализм, то он либо не понимает сути либерализма, либо не является по-настоящему гуманистом. Если называющий себя либералом выступает с негуманных или антигуманных позиций, то это не либерал в подлинном смысле.
  В самом деле, для либерала свобода - высшая ценность. И он уважает ее не только в себе и для себя, но и в других и для других. Если, допустим, человек признает свободу лишь для себя или для немногих, то этим он фактически отрицает её, поскольку свобода "в себе и для себя" носит весьма ограниченный (частный, не всеобщий) характер. Быть свободным среди рабов, в окружении рабов - нонсенс Один умный человек сказал: "Если Вы наденете цепь на шею раба, другой ее конец захлестнет Вашу собственную". Давно подмечено, что тюремщик, охраняющий заключенного, во многом тот же заключенный. По-настоящему свободным можно быть только среди свободных. Поэтому истинный либерал ценит не только свою свободу, но и свободу других. Следовательно, он по определению человечен, гуманен.
  19. Человек всегда свободен; он изначально обладает каким-то минимумом свободы просто как живое существо; в то же время в нем заложено стремление к большей свободе, причем безграничное стремление. Отсюда все проблемы.
  20. С точки зрения гуманизма человек как явление земной жизни самодостаточен. Если он и зависит от чего-либо, то не от каких-то потусторонних, сверхъестественных, надчеловеческих сил, а от среды обитания.
  21. Естественным продолжением гуманизма применительно к природе является экогуманизм. В основе экогуманизма лежит бережно-любовное отношение к среде обитания. Это и любовно-уважительное отношение к нашим меньшим братьям, животным, и охрана окружающей среды, и посильное воссоздание утраченных элементов природы, и совершенствование культурной среды, второй природы, созданной трудом человека.
  22. Если говорить о мире в целом, то он, безусловно, не является только средой обитания человека. Мир необъятен и как таковой не подчиняется человеку.
  Гуманизм имеет свои границы; он не претендует на вселенство, на антропоцентризм, на то, чтобы человек рассматривался как центр Вселенной; он лишь указывает, что человек для человека - высшая ценность.
  Утверждая достоинство человека, гуманизм в то же время выступает против возвеличивания, обожествления человека. Гуманизм и высокомерие несовместимы.
  23. В споре науки и религии, мистики, паранауки гуманизм берет сторону науки. Наука дает знания, без которых человек слеп и беспомощен.
  24. Гуманизм не может быть светским или религиозным. Он один - для верующих и неверующих.
  Гуманизм верующего ограничен, поскольку его человечность очерчена рамками религиозного поклонения надчеловеческому (божественному, в частном случае). Во имя этого надчеловеческого верующий может совершать бесчеловечные поступки.
  Гуманизм неверующего также может быть ограничен, если его человечность приносится в жертву надчеловеческому же: коллективному, групповому (нации, расе, коммунизму и т. п.).
  В той мере, в какой человек поступает человечно по отношению к другим людям и осмысляет эту свою человечность без ограничений, без оглядок на надчеловеческое, он - гуманист.
  25. Если человек называет себя верующим, то это вовсе не значит, что он - единственный носитель-хранитель веры. Нет человека, который не верил бы ни во что. Разуверившийся решительно во всём, как правило, кончает жизнь самоубийством. Верующий - это человек, который абсолютизирует веру, ставит ее выше знания, разума, морали и т. д. Религиозная вера - это преувеличенная, гипертрофированная вера. Она значительно ограничивает, если не заглушает, критическую составляющую человеческого мышления.
  26. Сомнение - необходимый элемент во всех делах, где есть неопределенность, присутствует риск. А таких дел большинство! Человек несомневающийся, лишенный сомнения - обречен. Такой человек крайне негибок, хрупок как хрупко очень твердое тело. Либо он должен избегать малейшего риска, малейшей неопределенности в делах, либо он рискует быстро "сломать шею". Сомнение - это ответ на объективную неопределенность ситуации, на необходимость постоянного выбора между различными вариантами, различными путями-дорогами. Человек, в сущности, всегда - этакий витязь на распутье. Перед ним море вариантов, он может поступать так или эдак. Здоровый скепсис всегда на вооружении у разума. Это защищает его от скоропалительных решений, а человека от необдуманных действий.
  27. Гуманизм не приемлет крайностей рационализма и иррационализма.
  Рационализм склонен абсолютизировать порядок; для него порядок может быть выше человека. Иррационализм, напротив, - в форме мистики, полумистики, любви к паранормальному и анормальному - склонен к анархии, пренебрежительно относится к порядку, и, в конечном счете, к ценностям нормальной человеческой жизни.
  И пренебрежение разумом, и ориентация только на разум нечеловечны, а то и бесчеловечны.
  28. Человеколюбие - это любовь к человеку как таковому, как живому существу. Оно предполагает и любовь к себе, и любовь к ближним и дальним, т. е. к подобным себе, ко всему человечеству.
  Человеколюбие не исключает в отдельных случаях неприязненного отношения к конкретному человеку. Но в любом случае человеколюбивый человек не знает ненависти, презрения, пренебрежения к людям. Для него дурно поступающий человек скорее достоин жалости, чем ненависти, презрения.
  29. Главное в гуманизме - не забота о человеке, не любовь к человеку, а уважение к человеку. Забота - это уже другое... Заботятся родители о детях, здоровые о больных, сильные о слабых. Забота может быть оскорбительна и даже вредна.
  30. Нельзя осчастливить человека, если он сам этого не хочет. Стремление сделать других людей счастливыми - опасная утопия.
  31. Для гуманиста ориентиром морального и, соответственно, правового поведения является золотое правило (не делай другим того, чего не хотел бы, чтобы делали тебе; поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой).
  Золотое правило поведения - главный принцип человеческого общежития, основа человечности, основа морали и права.
  32. Существуют две крайности в понимании природы человеческих отношений.
  Одни философы абсолютизируют изначально враждебный характер межчеловеческих отношений. Эта точка зрения представлена в известном древнеримском выражении "человек человеку - волк" и в не менее известном выражении Т. Гоббса "война всех против всех".
  Другие философы абсолютизируют взаимную любовь-приязнь людей. Эта абсолютизация проявляется прежде всего в проповеди всеобщей любви. Наиболее ярко подобная точка зрения отражена в библейской заповеди "возлюби ближнего своего как самого себя". Далее, она проявляется в идее всеобщего братства (вспомним лозунг французской революции: "свобода, равенство, братство!"). Немецкий философ Л. Фейербах и русский писатель Л. Толстой проповедовали всеобщую любовь.
  Представители первой точки зрения - это циники-прагматики, которые считают неравенство людей естественным условием их совместной жизни, оправдывают его, защищают и даже освящают.
  Представители второй точки зрения - это мечтатели-романтики-утописты, которые считают неравенство людей безусловным злом и выдвигают, поддерживают, освящают лозунг равенства.
  В действительности ни то, ни другое в абсолютном варианте не существует и нереализуемо. В человеческом обществе одинаково представлены элементы того и другого типа межчеловеческих отношений: и дружба и вражда, и любовь и ненависть, и равенство и неравенство.
  Всеобщее равенство, если и возможно, то только как равенство в бедности.
  33. Для гуманиста неприемлемо какое-то одно понимание справедливости. Есть справедливость, порождаемая различием людей (по происхождению, условиям жизни и способностям-делам). И есть справедливость, порождаемая сходством людей (природным равенством, равенством как представителей рода homo sapiens, как граждан государства, как сынов отечества и т. п.). Абсолютизация одного из этих видов справедливости приводит к общей несправедливости.
  34. Будем откровенны: гуманизм противоречив в своей основе. С одной стороны, он выступает за равенство всех, т. е. с его точки зрения все люди - человеки. С другой, он предоставляет каждому право быть лучшим, быть Человеком с большой буквы.
  35. Закон жизни: если хочешь жить лучше, то должен и быть лучше.
  36. Идеал выражает стремление человека в совершенству и совершенному. Поскольку совершенствование беспредельно, постольку и идеал кажется недостижимым. Тем не менее человек, не останавливающийся на достигнутом, всегда стремится к идеалу.
  37. Человек только тогда достигает чего либо, когда он оказывается сильнее обстоятельств.
  38. Жизнь человека священна. Всякий покушающийся на неё должен знать: убивающий других людей - убивает себя.
  39. Идущий на убийство не просчитывает все последствия своего шага. Он поступает глупо, недальновидно, поскольку обрекает себя на постоянный психологический-моральный дискомфорт до конца жизни. Он должен понимать, что он не только индивидуум, но и представитель рода человеческого. В нем общечеловеческого не меньше, чем сугубо личностного, индивидуального. Убивая другого человека, он убивает в себе Человека. Каждый человек - это целый мир. Лишая жизни кого-либо убийца обедняет человеческий мир, в том числе и себя. Пусть он подумает над тем, что если он убивает мужчину, то, возможно, убивает отца своего будущего зятя, деда своих внуков и т. д. и т. п. Если он убивает женщину, то убивает еще не родившихся детей...
  40. Решая свои проблемы с помощью убийства человек поступает не просто глупо, а примитивно, не как разумное существо, а как бездушная разрушительная стихия, которая не ведает, что творит. Давайте взвесим на чашах весов весь жизненный путь убиваемого (от утробы матери через рождение, кормление, воспитание, обучение, образование к весьма сложной - взрослой, профессиональной, творческой - жизни) и моментальное уничтожение вместе с его способностями, талантами, умениями, любовью близких и т. д., и т. п. Несоизмеримы эти две чаши весов. На одной чаше: длительное восхождение к вершинам жизни. На другой: почти мгновенное исчезновение. Как трудно вырастить человека и как легко его убить! Об этом потенциальные заказчики убийств и убийцы должны помнить. Не мы дали человеку жизнь и не нам ее забирать у него!
  41. Смертная казнь несовместима с принципами гуманизма. Она должна быть отменена раз и навсегда! Казнь по приговору суда - убийство, какими бы словами о правосудии она ни прикрывалось.
  42. В эстафете родовой жизни человек должен стремиться к тому, чтобы факел его жизни не угас прежде, чем он передаст огонь другим людям, другим поколениям.
  43. Приверженец гуманистической философии не называет себя гуманистом. Он - филогуманист, т. е. человек, который стремится быть гуманистом, для которого гуманизм - жизненная позиция, а не звание или моральное качество.
 
 7. О ЛЮБВИ К СЕБЕ И ДРУГИМ
 (эгоизм, альтруизм, нормальное поведение)
 
  Моралисты выступают, как правило, против эгоизма и за альтруизм. Насколько это правильно и правильно ли вообще? Всё зависит от того, что мы понимаем под эгоизмом и альтруизмом. Мне представляется, в этом вопросе много путаницы. Под эгоизмом нередко понимается большая забота о себе и большая любовь к себе по сравнению с заботой и любовью к другим людям. А под альтруизмом просто заботу ("думание") о других людях. В том и другом случае имеется смещение акцентов, которое искажает нравственную оценку эгоизма и альтруизма.
  7.1. Эгоизм
  Возьмем эгоизм. Нельзя понимать его как большую заботу и любовь к себе по сравнению с заботой и любовью к другим. Иначе мы объявим эгоистами всех без исключения людей. Ведь абсолютно естественна преимущественная забота и любовь к себе по сравнению с заботой и любовью к другим. Давайте подсчитаем, сколько времени мы тратим на себя и сколько на других. И выясним, что практически во всех случаях тратим время больше на себя, чем на других. Это и сон, и питание, и туалет, и уход за телом, и одевание-раздевание, и устройство своего жилья, и учение, и отдых, и хобби. Давайте не будем кривить душой и честно признаем: мы думаем больше о себе, чем о других; любим больше себя, чем других; заботимся больше о себе, чем о других. И хватит упрекать в эгоизме себя и других только за то, что ты или кто-то другой позаботился о себе, потратил время на себя.
  В подтверждение сказанного приведу проникновенные слова известного психолога В. Л. Леви о любви к себе и отличии ее от себялюбия-самодовольства:
 
  "Возлюби себя как ближнего своего. Поэт призывал к этому иронически, философ - всерьез, но любовь к себе - это действительно первая обязанность человека. Никто, конечно, не любит самодовольных, а многие прекрасные люди страдают от недовольства собой. Но человек, себя совсем не любящий - страшен. Только тот, кто уверенно, без ломаний любит себя, способен любить других - посмотрите на самых обаятельных, добрых и открытых людей и вы убедитесь, что это так: они любят себя так спокойно, что им не приходится поддерживать эту любовь никаким самоутверждением, им не надо слишком уж скрывать недостатки и бояться насмешек и осуждения. Эта любовь естественна, а потому незаметна, в ней нет ничего вымученного. Такие люди, всегда любимцы, и показывают, что любовь к себе ничего не имеет общего с самодовольством и совсем не то, что называют себялюбием, эгоцентризмом.
  Ближе всего это к тому, как вы относитесь к себе совсем ребенком: это мудрое и бесстрашное достоинство живого существа, инстинктивное ощущение своей ценности без всякого посягательства на ценность других. Вы тогда еще неосознанно любили в себе весь мир и неповторимую самобытность уникума, которым в действительности являетесь. Этот узор генов, эта библиотека памяти, это живое, чувствующее, странное, знакомое, изменяющееся - такого, именно такого существа никогда раньше не было и больше не будет - и это вы. Каждое ваше свойство и качество может быть и можно найти по отдельности у кого-то, или что-то близкое, но сочетание их - только одно среди мыслимой жизни." ("Искусство быть собой")
 
  Не менее замечательные слова сказала Луиза Хей: "Итак, что вы хотите услышать от меня? Знаю, что бесконечно повторяю эти слова, но не боюсь надоесть: "Любовь к самому себе - самое важное, что вы можете сделать, ибо если вы любите себя, вы не причините зла ни себе, ни другому". Это - рецепт мира во всем мире. Если я не могу причинить зла ни себе, ни другим, как может начаться война? Чем больше людей придут к этой мысли, тем лучше станет жить на нашей планете." (Полная энциклопедия здоровья Луизы Хей. М., 2001. С. 72.)
  Эгоизм - это когда человек заботится о себе в ущерб, во вред другим, за счет других, когда в конфликтной ситуации "или-или" (столкновения личных интересов и интересов других: или то или другое, третьего не дано) человек делает выбор в свою пользу и во вред другим.
  Эгоизм - это когда человек ценит себя больше, чем других, когда рассматривает себя как цель, а других - только как средство. Об этом писал В. С. Соловьев:
 
  "Ложь и зло эгоизма состоят вовсе не в том, что этот человек слишком высоко себя ценит, придает себе безусловное значение и бесконечное достоинство: в этом он прав, потому что всякий человеческий субъект как самостоятельный центр живых сил, как потенция (возможность) бесконечного совершенства, как существо, могущее в сознании и в жизни своей вместить абсолютную истину, - всякий человек в этом качестве имеет безотносительное значение и достоинство, есть нечто безусловно незаменимое и слишком высоко оценить себя не может (...) Непризнание за собою этого безусловного значения равносильно отречению от человеческого достоинства; это есть основное заблуждение и начало всякого неверия: он так малодушен, что даже в самого себя верить не в силах, - как может он поверить во что-нибудь другое? Основная ложь и зло эгоизма не в этом абсолютном самосознании и самооценке субъекта, а в том, что, приписывая себе по справедливости безусловное значение, он несправедливо отказывает другим в этом значении; признавая себя центром жизни, каков он и есть в самом деле, он других относит к окружности своего бытия, оставляет за ними только внешнюю и относительную ценность." ("Смысл любви" 2, III - Соловьев В.С. Сочинения в 2-х т.т., т. 2, М., 1990. С. 505-506).
 
  К сожалению, весьма распространенным является другое понимание эгоизма - как большей заботы о себе, чем о других. Аристотель, например, писал:
  "Помимо всего прочего трудно выразить словами, сколько наслаждения в сознании того, что нечто принадлежит тебе, ведь свойственное каждому чувство любви к самому себе не случайно, но внедрено в нас самой природой. Правда, эгоизм справедливо порицается, но он заключается не в любви к самому себе, а в большей, чем должно, степени этой любви; то же приложимо и к корыстолюбию; тому и другому чувству подвержены, так сказать, все люди." ("Политика" (1263 а-b))
  Смотрите, как он сказал: эгоизм "заключается не в любви к самому себе, а в большей, чем должно, степени этой любви". Это слишком широкая и неопределенная формулировка, позволяющая трактовать эгоизм как всякую любовь к себе. В самом деле, что такое выражение "в большей любви к себе, чем должно"? Каждый может трактовать ее как хочет. Ведь под должным некоторые могут понимать и жизнь для других, самоотречение. Аристотель не дает здесь критерия для определения должного. Напротив, указание на эгоизм как на "большую любовь к себе" кажется понятным и убедительным.
  На поверку негативная оценка "большей любви к себе" (как эгоизма) означает, по закону противопоставления, моральный запрет на любовь к себе вообще, поскольку не определен должный размер любви к себе и любое, в том числе обманчивое, ощущение якобы большей любви к себе могут истолковать как эгоизм, т. е. как нечто дурное.
  По большому счету, моральный запрет на большую любовь к себе противоестественен. Он означает, что человек не может совершенствовать это чувство к себе, развивать его, культивировать, усиливать и т. д. и т. п. Ему остается только постоянно сдерживать себя в этом чувстве или лицемерить. Любовь, любая любовь - это такая "вещь", которая внутри себя имеет пружину расширения, усиления, развития, совершенствования и постоянное сдерживание ее может привести к самоуничтожению или к взрыву поведения, к непредсказуемым хаотическим действиям.
 7.2. Альтруизм, самопожертвование, самоотверженность

<< Пред.           стр. 2 (из 6)           След. >>

Список литературы по разделу