<< Пред.           стр. 12 (из 12)           След. >>

Список литературы по разделу

 146 Copleston Fr. A history of philosophy. L., 1960. Vol. VI. P. 41.
 147 Diderot A. Pyrrhonienne ou sceptique//Encyclopedic ou dictionnaire raissone des sciences, des arts et des metiers. Neuchatel, 1765. T. 30. P. 614.
 148 Ibid.
 149 Mounier R., Labrousse E. Le XVIII-e siecle, l'epoque des "Lumieres" (1715- 1815). P., 1965. P. 75.
 150 Hazard P. La pensee europeenne au XVIII-e siecle. P., 1946. T. II. P. 33.
 151 Goyard-Fabre S. La philosophie des lumieres en France. P., 1972. P. 208.
 152 Ibid. P. 157.
 153 См.: Knight J. F. The geometric spirit. New Haven; L., 1968. P. VII-VIII, 15-16, 69-70, 298.
 154 Voltaire. Oeuvres completes. P., 1880. Vol. 27. P. 126.
 155 Кузнецов В. Н. Франсуа Мари Вольтер. М., 1978. С. 98.
 156 Дидро Д. Соч.: В 2 т. М., 1986. Т. 1. С. 172, 174, 175.
 157 Diderot D. Pyrrhonienne ou sceptique... P. 614.
 158 Ibid. P. 613.
 159 Гельвеций К. А. Соч.: В 2 т. М., 1974. Т. 1. С. 586-587.
 160 Gilson E., Langan Т. Modern philosophy. Descartes to Kant. N. Y., 1964. P. 315- 316.
 161 Д'Аламбер Ж. Л. Указ. соч. С. 142.
 162 Condillac. Oeuvres philosophiques. P., 1947. Vol. I. P. 714.
 163 Spink J. S. "Pyrrohonien" et "Sceptique" synonimes de "Materialiste" dans la litterature clandestine. Table ronde sur le materialisme du XVIII-e siecle et la litterature clandestine. P. Sorbonne, 1980. 6 et 7 Juin. P. 2.
 164 Maison des Granges et Mesonguy. La philosophie modern. 1765.
 165 Spink J. S. Op. cit. P. 2.
 166 Ibid.
 167 См.: Ibid. P. 7.
 168 Ibid. P. 3, 4.
 169 Ibid. P. 10.
 
 
 
 
 
 248
 
 
 
 
 
 
 
 
 ЗАКЛЮЧЕНИЕ
 
 Заимствуя у античных философов скептические идеи, западноевропейская мысль вносит в них существенные изменения. Особенно радикальными эти изменения являются в тех концепциях, которые пользуются доводами древних пирроников для дискредитации научного знания и утверждения иррационального религиозного мировоззрения. В таких концепциях утверждается, что, пользуясь лишь естественными орудиями познания, люди не могут и никогда не смогут достичь истинных знаний, что такие знания, в истинность которых необходимо непоколебимо верить, хотя разумно их обосновать невозможно, приходят к людям сверхъестественным путем. Хотя такие воззрения внешне зачастую выглядят как своеобразная форма скепсиса - фидеистический скептицизм, но на деле эти концепции не ставят под сомнение истинность знаний, добытых опытом и разумом, не ставят под сомнение возможность успешного познания мира при помощи этих средств, а решительно отрицают и истинность имеющихся научных знаний, и самую возможность получения истинных знаний о действительности при помощи опытного и рационального ее исследования. Вместе с тем эти концепции столь же решительно утверждают существование положений, представляющих собой абсолютные, окончательные истины, установленные раз навсегда и не подлежащие никаким исправлениям или уточнениям. Таким образом, хотя они часто прибегают к скептической аргументации, сами по себе данные концепции, строго говоря, не являются скептическими. Их позиция - это сочетание агностицизма и антиинтеллектуалистского догматизма. Такие воззрения в развитии умственной жизни человечества всегда играли реакционную роль, тормозили это развитие.
 
 Ряд исследователей (Л. Февр, А. Тибоде, Ж. Шевалье, Р. Попкин и др.) утверждает, что скептические концепции средневековья и Нового времени носили главным образом фидеистический характер, поскольку объединение скепсиса с верой "до некоторой степени давалось сам собой" [1] и приписывают таким скептическим концепциям значительную роль в истории философии. Верно, конечно, что в это время выступало немало авторов, отстаивавших фидеистически ориентированный псевдоскептицизм. Но ни один из них не оказал глубокого воздействия на философскую мысль своего времени или последующих периодов. Знамена-
 
 249
 
 тельно, что упомянутые исследователи не пытаются доказывать, что эти малоизвестные, маловлиятельные авторы были крупными, знаменитыми мыслителями, оказавшими сильное воздействие на умы. Ученые, считающие, что западноевропейский скептицизм был по преимуществу средством утверждения религиозной веры, стараются, обосновывая этот тезис, изобразить сторонниками такого скепсиса крупнейших представителей скептической мысли, действительно оказавших ощутительное влияние на умственную жизнь западноевропейского общества - Эразма, Бодена, Монтеня, Паскаля, Бейля, даже Гассенди. А эти мыслители, как показывает анализ их воззрений, развивали скептическую аргументацию вовсе не для того, чтобы дискредитировать основанное на разуме и опыте знание, не для того, чтобы провозгласить призыв слепо доверяться иррациональной вере.
 
 Собственно скептическая западноевропейская мысль прошла за более чем полутысячелетний период ряд этапов своего развития. Большие изменения претерпело за это время все содержание скептических концепций вообще и в частности трактовка ими проблемы соотношения веры и разума, религии и научного знания, проблемы, которая в этих концепциях, в отличие от античного скепсиса, занимала большое, первостепенное место.
 
 Если такие средневековые авторы, как Анри из Гента, отстаивали агностическую концепцию, согласно которой лишь сверхъестественное божественное озарение приносит человеку истинное знание, которого естественные средства - разум и опыт - не могут достичь, то Николай из Отрекура, Жан из Мерикура и их единомышленники доказывали, что для философии, для науки вообще истинность всех положений, кроме тех, которые засвидетельствованы опытом (внешним и внутренним) или выведены из опыта мышлением на основании закона противоречия, лишь вероятна, а истинность положений, не опирающихся на опыт, нет оснований считать даже вероятной. Требование эмпирического исследования действительности и отрицание познавательной ценности чистого умозрения, тесно связанные с успехами позднесредневековой естественнонаучной мысли, сочетается у этих мыслителей с догматическим представлением, хотя и рассматривающим все основоположения христианства как недоказуемые и даже противоречащие разуму и опыту, но тем не менее считающим их истинными, поскольку они засвидетельствованы откровением, запечатленным в Писании. Для этого периода знаменательно выдвижение Оккамом и оккамистами "иллюминистской", типично догматической аргументации для обоснования скептических выводов.
 
 Для первой, "героической" фазы Ренессанса характерны далеко зашедшая идеализация действительности и вместе с продолжением и углублением начатой гетеродоксальной средневековой скептической мыслью критики схоластики, всей средневековой учености вообще, отрицательное отношение и к средневековым естественнонаучным достижениям, идеализация человека, его могущества, его познавательных потенций, эйфория убежденности в несомненной истинности и знаний, полученных естественными средствами, и знаний, достигнутых сверхъестественным путем, уверенность, что между первыми и вторыми существует полное согласие, и отход от скептических идей позднего средневековья.
 
 250
 
 Социальные потрясения и глубокие изменения в материальной и духовной жизни западноевропейского общества в XVI в., разрушившие иллюзии "героического периода" Возрождения, привели к коренной переоценке ценностей, к всесторонней критике не только мировоззрения, господствовавшего в Средние века, но и представлений, убеждений, принципов, выдвинутых передовой мыслью первой фазы Ренессанса, выступавшей против средневековых идей и установлений. Возникает "новый пирронизм".
 
 Первая его форма - эразмианство. Как и представители средневекового скепсиса, Эразм полагает, что истиной следует считать лишь то, что согласно с опытом и разумом. Но они придерживались теории "двух истин", он же отождествляет "философию Христа" и христианскую религию, считая, что все основоположения последней (как он их понимает) находятся в полном согласии с разумом и опытом. Культ святых, поклонение их изображениям, веру в сверхъестественное Эразм отрицает, а в отношении ряда догматов и всей обрядности христианства, а также многих не поддающихся рациональному истолкованию высказываний Писания он считает, что мы можем оставаться в сомнении и придерживаться скептического воздержания от суждений, поскольку это область непонятного для нас, область, где любому утверждению можно противопоставить столь же убедительное его отрицание. Таким образом, скепсис Эразма отвергает требование считать истинным все положения христианства, какими бы непонятными, даже противоречащими разуму они ни были, требование, с которым соглашался Николай Отрекурский. Но последний резко разграничивает знание и веру, а Эразм этого различия как бы не замечает.
 
 Скептицизм Кастеллиона, разрабатываемый в общем в русле эразмианства, данное различие решительно подчеркивает, доказывая, что необходимо отвергать все, противоречащее разуму и опыту, принимая лишь то, что с ними согласно, и ставя под сомнение то, чего нельзя ни обосновать, ни опровергнуть разумом или опытом. Хотя Кастеллион не вполне последователен в проведении этой точки зрения, она у него выражена в весьма энергичных, категорических утверждениях. Отходя от провозглашаемого им эпохэ в отношении положений, смысл которых нам непонятен, Эразм, ссылаясь на пример античных пирроников, оппортунистически соглашавшихся делать и говорить все, чего от них требовали обычаи, установления, верования их страны, рекомендует следовать всем предписаниям церкви, хотя мы вовсе не понимаем их смысла. Кастеллион в этом отношении последовательнее Эразма. Верить непонятным нам сообщениям кого-нибудь, говорит он, можно лишь при условии наличия веских рациональных доказательств того, что данное лицо заслуживает доверия; если таких доказательств
 
 251
 
 нет, верить этим сообщениям нельзя; если доводы, убеждающие, что этому лицу верить нельзя, и доводы, свидетельствующие, что ему верить можно, одинаково убедительны, надо к данным сообщениям относиться скептически. Важное значение имели мысли Кастеллиона, направленные против традиционализма и обосновывающие необходимость новаторства для успешного развития познания. Но особенно велика была роль, которую сыграли в идеологической борьбе XVI-XVII вв. энергичные выступления Кастеллиона и его последователей за свободу мысли против преследования людей за их убеждения.
 
 Новые идеи, существенно отличающиеся не только от античных и средневековых скептических воззрений, но и от эразмианско-кастеллионовского скепсиса, приносит с собой развитие скептицизма во второй половине XVI в.
 
 Это прежде всего относится к трактовке познания мыслителями этого периода, особенно Монтенем и Санкезом. Они подвергают более глубокой и всесторонней, чем их предшественники, критике вместе с присущим средневековому образу мышления догматизмом, авторитаризмом, конформизмом, фидеизмом, верой в сверхъестественное - антропоцентристские иллюзии гуманизма "героического" периода Ренессанса, а, обосновывая свои взгляды, не ограничиваются приведением аргументов античных пирроников, основанных на анализе, влияющих на познание факторов, связанных с состоянием и природой познающего субъекта. Они выдвигают ряд важных диалектических мыслей относительно характеристик, присущих познаваемой людьми объективной реальности, и относительно особенностей исторического развития познания, мыслей, чуждых античному скепсису. Это мысль об универсальной взаимосвязи всех вещей и событий в мире, вследствие которой своеобразие каждого познаваемого объекта детерминируется бесчисленным множеством связей, которых не может полностью охватить никакое конечное знание; положение об объективно присущей всем явлениям природы, общества и жизни отдельного человеческого индивида внутренней противоречивости и изменчивости, вследствие которых в каждом познаваемом объекте все время непрестанно совершаются всевозможные перемены, крайне затрудняющие выяснение его особенностей; взгляд, что только через ряд заблуждений приходят люди к истине. Развивая этот взгляд, Монтень доказывает, что ограниченность знаний, добытых в тот или иной момент истории, их неполнота, содержащиеся в них заблуждения не абсолютны, а относительны: познание человечества есть процесс, каждый этап которого ограничен имеющимися в его распоряжении возможностями, но, используя достижения предшествующих стадий познания, этот этап решает некоторые задачи, оказавшиеся непосильными для прошлых этапов, и своими собственными достижениями подготавливает условия для дальнейшего прогресса познания на последующих этапах его развития. Требуя отказа от бесплодных схоластических спекуляций и экзегетики, Монтень и в особенности Санкез выдвигают задачу развития науки, сочетающей исследование действительности посредством наблюдений и экспериментов с теоретическим осмыслением доставляемого этими исследованиями материала.
 
 252
 
 И в отношении религии скептические воззрения ряда мыслителей данного периода существенно отличаются от взглядов их предшественников. Резко противопоставляя рациональное знание всякой вере, всякой религии, в том числе и христианской, Боден, Валле, Монтень переходят на позиции деизма или пантеизма.
 
 Все историки философии, занимавшиеся исследованием скептицизма, отмечают, что существование объективной реальности и признание того, что ею вызываются наши чувственные восприятия, представляются и античным пирроникам, и позднее выступавшим сторонникам скептицизма чем-то само собой разумеющимся. Р. Рихтер, например, многократно повторяет: для всех скептиков во все эпохи несомненно, что "существуют независимо от человеческого сознания вещи в себе" и что эти "вещи каким-то образом навязываются сознанию субъекта, запечатлевают каким-то способом свой образ в его сознании" [2]. Представители скептической мысли, говорит Г. Шпет, признают "дуализм двух реальностей: видимой действительности и потусторонней подлинной реальности", что выдвигает перед всеми скептиками бессмысленную, по мнению Шпета, "проблему о соответствии или несоответствии... чувственно-данного никак не данному" [3]. Эта особенность скептических воззрений сказывается на том направлении, в котором происходит их историческое развитие. Греческие пирроники подчеркивали, что считают равносильными аргументы обеих сторон в спорах между сторонниками и противниками эпикуреизма. Представители же скептической мысли средневековья и Возрождения не занимают нейтральной позиции в этих спорах. Если у Николая из Отрекура материалистическая тенденция лишь намечается, то у Арно дю Феррона и в особенности у Монтеня она выражена отчетливо. Здесь мы находим и критику идеализма, и защиту ряда важнейших материалистических положений.
 
 В изменениях, происходивших в скептических взглядах на протяжении XIV-XVI вв. можно, таким образом, заметить диалектическую, антирелигиозную и материалистическую тенценции. Эти же тенденции выступают и в скептических концепциях XVII в.
 
 Прежде чем продолжать рассмотрение исторической эволюции скептических идей, сделаем несколько общих замечаний, касающихся важнейших особенностей такого рода идей.
 
 Позитивным в процессе познания является то, что пока существует и развивается человечество, ни в природе познающего действительность общественного человека, ни в природе познаваемой им объективной реальности нет ничего такого, что делало бы принципиально невозможным безграничное развитие познания вширь и вглубь. Но у этого процесса есть и негативная сторона: объем знаний и точность, с которой они отражают действительность, для каждого поколения ограничены теми объективными возможностями, которые ему предоставляет достигнутый им уро-
 
 253
 
 вень социально-экономического, технического и духовного развития. Познающее мир человеческое мышление "суверенно и неограниченно по своей природе, призванию, возможности, исторической конечной цели; несуверенно и ограниченно по отдельному осуществлению, по данной в то или иное время действительности" [4]. Процесс познания представляет собой единство позитивного и негативного, безграничности и ограниченности, истины и заблуждения.
 
 Когда, хотя и сознается неполнота достигнутых познавательных результатов, но серьезно недооценивается, насколько велика их недостаточность по сравнению со стоящими перед познанием задачами и отсутствует понимание того, что ни одному поколению людей не под силу преодолеть все заблуждения, содержащиеся в его знаниях, такие взгляды деструктивно влияют на познание, тормозят его развитие. Но присущая таким взглядам уверенность в том, что в результатах, полученных в познавательной деятельности, содержатся хотя и неполные, но верные знания о действительности, имеет конструктивное значение, способствует развитию познания. Когда же позитивное в познании, присущие ему возможности чрезмерно преувеличиваются, абсолютизируются, некоторые познавательные результаты провозглашаются положениями, несомненная истинность и безошибочность которых установлена раз навсегда и которые не нуждаются ни в каком дополнении, исправлении или уточнении. Таков догматизм [5], лишающий познание возможности развиваться, играющий реакционную роль в духовной и материальной жизни общества. Сосредоточение внимания на недостаточности и неточности приобретаемых людьми знаний, на заблуждениях, которых человечество не может избежать, недооценка имеющихся в распоряжении людей познавательных возможностей порождают скептицизм, взгляд, что вопрос об истинности всего содержания человеческих знаний является открытым, что вовсе еще неизвестно, есть ли в них что-либо соответствующее действительности, неизвестно вообще, познаваем ли мир. Из нерешенности этих вопросов следует необходимость поисков их решения. Побуждая к таким поискам, скептицизм влияет на познание конструктивно, помогая преодолевать заблуждения, приходить к более верному пониманию познаваемых явлений, к более верной оценке возможностей познания вообще. Но всячески подчеркивая присущие человеческим знаниям недостатки, скептицизм подрывает доверие к их истинности, оказывая деструктивное, разрушительное воздействие на познание. Абсолютизация присущих знаниям людей недостатков приводит к агностицизму, доведенному до такой степени преувеличению негативного в познании, что провозглашается принципиальная невозможность достижения достоверного знания о действительности. Агностицизм наносит существенный вред познанию, играет и в духовной жизни общества и в его материальной жизни реакционную роль.
 
 254
 
 Рихтер утверждает, что рекомендуемое греческими пиррониками поведение является "в высшей степени последовательным" выводом из их учения, что любое дело "скептик мог делать в согласии со своим учением как следствие из него" [6]. Аналогичным образом освещает этот вопрос Э. Радлов [7]. На деле оппортунистическая позиция древних скептиков по отношению к образу жизни, верованиям и нравам, господствовавшим в античном обществе, противоречила предписываемой их скепсисом эпохэ. Непоследовательность имеет место в воззрениях и деятельности всех представителей скептицизма, выступавших позднее. Дело в том, что строгое следование скептической парадигме, постулирующей, что по всем возникающим перед ними вопросам еще не найдено приемлемого решения, означает универсальное, всеобъемлющее воздержание от суждений и, соответственно, от каких был то ни был поступков. Такое воздержание ни для одного человека, разумеется, невозможно. То, что деятельность, которую они считали необходимой и которой занимались, сами скептики расценивали как вполне согласующейся с их философией, не может устранить или заслонить тот факт, что их деятельность являлась отходом от скептицизма, противоречила его принципам.
 
 В зависимости от того, против кого была направлена деятельность различных представителей скептической мысли и утверждению чего она способствовала, эта деятельность играла различную роль в борьбе между передовыми и реакционными общественными силами, между теми, кто отстаивал условия, необходимые для интеллектуального прогресса человечества, и теми, кто выступал против этого прогресса. Не прав поэтому Г. Лей, утверждающий, что "до сих пор во все исторические эпохи оказывалось, что скептические взгляды и концепции всегда оказывали влияние, враждебное науке, и всегда служили реакционным классовым интересам" [8].
 
 В XIV-XVII вв. при том состоянии, в каком тогда находилась философия, скептические идеи существенно способствовали ее прогрессу. Следствием дальнейшего развития западноевропейской философии, интегральной частью которой являлись скептические концепции, следствием, в известной степени обусловленным также развитием тенденций, содержавшихся в этих концепциях, явилось преодоление скептицизма в XVIII в., когда, с одной стороны, выступил отчетливо сформулированный, полностью освободившийся от пережитков теологии материализм, а с другой, было положено начало новейшей идеалистической философии. Подготовить почву для выяснения диалектического характера развития познания, для свободного от догматизма и агностицизма, от иррационализма и фидеизма научного мировоззрения - такова роль, которую могли и должны были сыграть скептические воззрения. После того, как они эту роль выполнили, надобность в них исчезла. Скептицизм породила специфика социальных реалий и умственной жизни античности. Процессы, совершавшиеся в материальной и духовной жизни западноевропейского общества и тесно с ними связанный прогресс теоретической философской мысли обусловили ту •эволюцию скептических воззрений, естественным завершением которой явилось исчезновение скептицизма. С его исчезновением не
 
 255
 
 исчезают сомнения, продолжающие играть важную роль в познавательной деятельности людей. "Сомнения - вечно припаянный элемент ко всем моментам развивающегося наукообразного мышления" [9]. Но с исчезновением философского скептицизма сомнение утрачивает скептический характер, оно уже не отвергает всякую уверенность в чем бы то ни было, а сочетается с убеждением, что в результатах человеческого познания содержится не только множество ошибочных и сомнительных сведений, но и несомненно верная информация об объективной действительности, что даже в ошибочных или сомнительных сведениях зачастую содержатся крупицы несомненно верного знания.
 
 В XVIII столетии философский скептицизм себя изживает. В этом столетии, правда, называют скептическими позицию французских энциклопедистов, юмовскую философию. Но внимательное рассмотрение и взглядов энциклопедистов, и взглядов Юма не обнаруживает в них скептицизма.
 
 Не могут быть отнесены к скептическим ни учения Канта, Шопенгауэра или Ницше, ни разрабатываемые в духе юмизма позитивистские концепции, ни различные оттенки экзистенциальной философии. Сторонники этих учений и сами их скептическими, как правило, не считают. Впрочем, тем из них, которые именуют свои воззрения скептическими, это не мешает быть на деле агностиками; примерами могут служить - в XIX в. Г. Э. Шульце-Энезидем, взгляды которого подверг критике В. И. Ленин, а в наши дни - X. Вильд.
 
 Существенные элементы скептицизма, пишет Вильд, содержались в учениях Канта, Гегеля и других выдающихся мыслителей прошлого; такие элементы налицо и в современных философских концепциях, в аналитической философии (у Рассела и Витгенштейна), в критическом рационализме (у Поппера), в экзистенциализме (у Ясперса), в герменевтике (у Гадамера), в негативной диалектике (у Адорно). Но ранее выдвигавшиеся скептические идеи нуждаются, полагает этот автор, в "имманентных исправлениях". Выполняя эту задачу, он, пишет Вильд, ставит своей целью "развить аргументативно ценное понятие философского скепсиса" (как он называет свою концепцию) и выяснить, "можно ли, и как можно, защитить и обосновать философский скепсис" [10].
 
 Одно из важнейших исправлений, вносимых Вильдом в скептицизм, касается вопроса: что мы познаем в процессе познания? Самые различные представители скептической мысли отвечали на этот вопрос единодушно: предмет нашего познания - реальная действительность, существующие вне и независимо от нашего сознания вещи и процессы. Вильд же говорит: исходный пункт познания, его предмет, который "понимается догматизмом как вещь в себе", "нельзя отождествлять с трансцендентным истинным предметом, а должно мыслить как предмет трансцендентальный, т. е. как просто форму сочетающихся явлений. Скептическая теория истины настаивает на различии между предметностью и истиной познания" [11]. Познание, признаваемое и обсуждаемое Вильдом,
 
 256
 
 это не познание объективной реальности. Предметы вне человеческого сознания, вещи в себе, это для Вильда (так же, как для Рихтера, Шпета и многих других буржуазных философов XX в.) - сверхчувственные, находящиеся по ту сторону опыта, потусторонние, трансцендентные предметы, с которыми познание никакого дела не имеет. Не отрицая, что "невозможность трансэмпирического познания... недоказуема" [12], Вильд тем не менее решительно требует "ограничения познания лишь эмпирическим познанием", только явлениями, обвиняя в догматизме тех, кто считает предметом познания вещи в себе, трансэмпирическую, трансцендентную реальность. "Философский скепсис" Вильда вносит в скептицизм то же фундаментальное изменение, которое вносил в него Юм, утверждавший, что об объективной трансцендентной реальности познание ничего сообщить не может, поскольку даже неизвестно (и никогда не станет известно), существует ли эта реальность. От скептицизма в данном воззрении ничего не остается, его место занимает агностицизм.
 
 Другая корректура, вносимая Вильдом в скептицизм, касается достижения согласия между людьми относительно результатов познания. Представители скептической мысли, как мы видели, доказывали, что общепризнанность какого-либо положения вовсе не является признаком, свидетельствующим о его истинности. Вильд же пишет, что "недогматический метод" достижения единодушия по этому вопросу, "развитый кантовским учением о регулятивном характере идей разума" был "переработан во всеобъемлющую теорию Пирсом. Философия Пирса делает возможным переформулировать скептический антидогматизм независимо от проблемы вещи в себе. Не познание истинного самого по себе есть правило достижения согласия, а достижение согласия есть правило процесса познания" [13]. Признав независимость теории познания от проблемы вещи в себе, существование которой незачем принимать во внимание, Вильд приходит к выводу, что вместе с проблемой вещи в себе лишается смысла и взгляд на познание как процесс достижения истины, понимаемой как соответствие наших знаний тому, чем является реально, вне человеческого сознания познаваемый предмет. Спор между догматизмом и "философским скепсисом", говорит он, это спор о том, "по какому пути наилучшим путем продвигается вперед познание - по пути получения истины или по пути достижения единодушия" [14]. Догматизм внушает, будто познание может нам дать предметную истину; а "философский скепсис" утверждает, что такое понимание познания иллюзорно, что получаемый в познании результат - это не согласие человеческих мыслей с тем, каков объективно, сам по себе предмет познания, а согласие между мыслями различных людей. Этот результат познания можно, по Вильду, называть истиной лишь при условии, чтобы смысл данного термина не имел ничего общего с классическим аристотелевским пониманием истины. "Под истиной философский скепсис понимает то, в чем в конечном счете единодушны все участники процесса познания, ... достижение единодушия есть единственно возможное правило процесса познания" [15].
 
 257
 
 Все развиваемые в книге Вильда рассуждения направлены на то, чтобы убедить читателя: познание не приносит и не может принести ничего такого, что представляло бы собой знание, хотя бы в незначительной степени соответствующее предметам и процессам объективной действительности, "потусторонним", трансцендентным предметам. "Философский скепсис ставит на место идеи философской системы и систематического сообщения истины идею согласия и интерсубъективного сообщения истины. В качестве "истинного образа, в котором существует истина, выступает здесь... всеобъемлющее согласие. Искать истину... может поэтому означать только: следовать правилам достижения согласия, в котором каждый мог бы узнать себя" [16] - этой декларацией заканчивает свою книгу Вильд.
 
 Представляется целесообразным теперь обратиться к поставленному в начале настоящей работы вопросу об отличии скептицизма от агностицизма. Игнорирование этого различия приводит некоторых авторов к отрицанию теоретического, философского характера скептических воззрений. Так, усматривая в таких воззрениях "общую формулу агностицизма" [17], Г. Шпет говорит: из того, что всякий человек в тот или иной момент в чем-нибудь сомневается, явствует, что всякий иногда бывает скептиком, а "это как раз указывает на то, что скептицизм не теория, а некоторое душевное состояние"; возводя это психологическое переживание в принцип, скептики выдают его за философскую концепцию. Но философские концепции можно доказывать и опровергать; скептицизм же есть "психологический факт", который "столь же неопровержим, сколь неопровержим факт дурного пищеварения или зубной боли" [18]. Утверждая, что пребывающие в данном "психологическом состоянии" сторонники скептицизма находятся вне философии, этот исследователь полагает, что у них "нет способности к тому исканию истины, которое требует труда, творчества и силы переносить связанные с ними страдания" [19].
 
 Немного найдется философов, считающих, что скептицизм находится вне философии. Но есть немало авторов, которые, игнорируя отличие агностицизма от скептицизма, приписывают последнему отказ от исследования действительности, от поисков истины. Они приходят к такому выводу именно потому, что не видят существенного отличия скептицизма от агностицизма.
 
 Греческие пирроники, как известно, придавали этому различию первостепенное значение. Сообщая о том, что античные скептики "рассматривали скептическое, догматическое и агностическое... направления как три основных и равноправных вида философии", Р. Рихтер решительно оспаривает такую классификацию. Она, пишет он, правомерна, лишь если группировать философов в зависимости от их позиции "по отношению к одному только, чисто формальному и общему положению: "истина познаваема" [20]. Если же положить в основу классификации взглядов на
 
 258
 
 познание не отношение к указанному чисто формальному и общему положению, а решение отдельных содержательных вопросов (например, существует ли причинность или тождествен ли мир с богом), то все философы распределятся между двумя лагерями: в одном окажутся вместе со скептиками и агностики, в другом - догматики, так как и скептики и агностики сомневаются, дать ли утвердительный или отрицательный ответ на данные вопросы, догматики же дают на них вполне определенный ответ. Близость скептической и агностической позиций обнаруживается также в том, что сторонники обеих точек зрения защищают их одними и теми же аргументами. Утверждая, что воззрения агностиков коренным образом отличаются от взглядов скептиков, "пирроники, - пишет Рихтер, - не видят здесь из-за деревьев леса: мелкое различие заслоняет от их взгляда крупное сходство" [21].
 
 Этот исследователь утверждает не только, что агностицизм "подходит под рубрику скептицизма" [22], но и что всякий скептицизм есть агностицизм: "всякого, кто философским оружием борется за то, что объективная истина во всех (в определенных) областях недостижима, мы называем... тотальным (частичным) скептиком" [23]. Таким образом, агностицизм вносится в дефиницию скептицизма. Агностическую позицию Рихтер приписывает всем античным скептикам: "...все они одинаково отрицают возможность как чувственного, так и разумного познания", все считают, что "ни одно из наших средств познания никогда не может достичь истины" [24]. Представителям скептической мысли Возрождения тоже приписывается уверенность в "неспособности человеческих принципов познания выработать какую бы то ни было достоверную истину" [25], аналогичным же образом интерпретируются скептические идеи XVII, XVIII и XIX вв.
 
 Предложенное древними скептиками деление философов носит отнюдь не формальный характер: в основу его положены ответы, даваемые философами на основной вопрос философии в его гносеологической формулировке: как относятся наши мысли о мире к самому миру, верно ли они отражают то, что в нем в действительности имеет место? Изложенные в предыдущих главах результаты исследования скептических воззрений различных эпох свидетельствуют, что хотя сторонники этих воззрений пользовались теми же доводами, что агностики, и даже нередко делали агностические заявления, но в целом их концепции не дают оснований заключить, что между агностиками, провозглашающими окончательное установление принципиальной невозможности познания мира, и скептиками, считающими, что у нас нет еще достаточных данных для решения этого вопроса, который пока остается открытым, - имеются лишь "мелкие различия" и "крупное сходство".
 
 Исследовать вещи незачем тем, писал Секст, "кто говорит, что знает их точно", ибо для этих людей "исследование дошло уже до предела"; для скептиков же, полагающих, что удовлетворительное знание вещей еще не достигнуто, совершенно необходимо настойчивое продолжение исследований; они еще не потеряли надежды выяснить, каковы вещи, можно ли их познать и если можно - до какой степени, потому что для скептиков "существует до сих пор то, на что опирается всякое исследование, а именно то, что они не нашли этого" [26].
 
 259
 
 Есть основания считать, что предлагаемые Галеном методы опытного исследования он заимствовал у скептика Менодота, которого считал в этом отношении авторитетом. В. Брошар, детально исследовавший дошедшие до нас материалы о методах исследования, которые разрабатывались так называемыми "эмпириками" и скептиками, пришел к выводу: "Мы, таким образом, вправе утверждать, что теория метода - общее достояние эмпириков и скептиков и что книги Секста, которыми мы располагаем, показывают нам лишь одну сторону скептического эмпиризма. Рядом с наукой, которую скептики отрицали, существует вид науки или искусства, которому они доверяли" [27]. Этого факта не отрицает и Рихтер, признающий, что "многие позднейшие скептики посвящали систематическому исследованию действительности" много сил и что в процессе этой своей научно-исследовательской деятельности "скептики открыли... обширные области возможного познания - такие обширные, что мы уже с трудом понимаем, как люди, обладавшие таким острым умом, могли не заметить несовместимости этих взглядов с их основными предпосылками" [28].
 
 Считая несовместимой научно-исследовательскую деятельность с воззрениями греческого скепсиса, этот исследователь относительно заявления Секста, что необходимость поисков истины, исследования действительности следует для скептиков из их принципов, пишет: "Такой взгляд совершенно противоречит духу учения этой школы, выставившей принципиальные возражения против всякого познания объективной реальности" [29]. Если бы эта школа придерживалась принципов агностицизма (приписываемого ей Рихтером), то данное высказывание Секста действительно противоречило бы духу, принципам ее учения. Но специфика античного скепсиса, существенно отличающая его от агностицизма, как отмечает не только Секст, но и Диоген Лаэрций, заключается в том, что его сторонники являются "зететиками, то есть искателями, - потому что они всегда ищут истину" [30], которую, по мнению агностиков, искать нечего, так как найти ее невозможно.
 
 Античные скептики действительно заслуживают упрека в том, что они противоречили сами себе, не во всем следовали своим принципам. Но эта их непоследовательность заключалась не в том, что они занимались исследованием действительности (непознаваемость которой якобы утверждала их философия), а в том, что они гораздо больше сил уделяли поискам недостатков, ошибок, противоречий в знаниях их времени, чем исследованию действительности и поискам истины. Что касается представителей скептической мысли, выступавших позднее, то Николая из Отрекура, Эразма, Кастеллиона, Монтеня, Санкеза, Гассенди, Ламота Левайе, Паскаля, Бейля, хотя в их концепциях исключительно большое место занимали деструктивные идеи, подрывавшие взгляды, господствовавшие в науке, в философии, в повседневной жизни, то этих мыслителей нельзя упрекнуть в том, что они недостаточно внимания и сил уделяли поискам истины, выяснению путей, ведущих к ней.
 
 260
 
 Подтверждением тождества скептицизма и агностицизма Рихтер считает то, что парадигма скептицизма - "изостения... действительна только при предположении непознаваемости вещей в себе" [31]. Верно, конечно, что формула "всякому тезису можно противопоставить равносильный ему антитезис" (изостения) провозглашалась греческими пиррониками основоположением их философии. Но они при этом разъясняли, что данное основоположение относится только ко всякому исследованному ими тезису, вопрос же о том, существует ли такой неисследованный ими тезис, которому равносильного антитезиса противопоставить невозможно, скептики считают открытым. Таким образом, в античном скепсисе изостения вовсе не покоилась на агностическом фундаменте. Проникнутые рационализмом концепции крупнейших представителей скептической мысли средневековья, XVI и XVII столетий, кроме того ограничения, которое вносили в формулу изостении античные пирроники, делали к ней еще оговорку: если разум не обнаружит различия между ними. От агностицизма эти мыслители были еще дальше, чем греческие скептики.
 
 История интеллектуального развития человечества от античной древности до "века разума" опровергает утверждение греческих пирроников о том, что, призывая считать все вопросы еще не решенными, их учение кладет конец всякому беспокойству и приносит с собой душевный покой, безмятежность. Успокоенность, примирение с существующим, ретроградный взгляд, что не следует трогать то, что освящено традицией, как бы иррационально ни было освящаемое ею, приносил не скептицизм, а решение о познавательном бессилии человека, о безнадежности любых исканий, решение даже в тех случаях, когда оно выдает себя за скептицизм, в действительности постулирующее, что ни разум, ни опыт не могут принести и никогда не принесут людям знания об объективной реальности. Скептицизм же, проникнутый неудовлетворенностью достигнутым, критическим к нему отношением, нес в себе возмущающую спокойствие, будоражащую, беспокойную силу. Отсюда разрушительное действие, которое, независимо от того, что на этот счет думали носители скептических идей, оказывали в античном мире, в средние века и в XVI-XVII веках эти идеи, основательно подрывавшие прочно устоявшиеся общепринятые представления, сокрушавшие своей критикой подкрепляемый конформизмом догматический, фидеистический, авторитерный образ мышления. Но, как свидетельствует история, наряду со своим деструктивным действием, скептицизм, благодаря выдвигаемому им требованию продолжать искать и исследовать, препятствовал стагнации интеллектуальной жизни, оказывая конструктивное воздействие на познавательную и практическую деятельность людей, существенно способствовал прогрессу в познании и в общест-
 
 261
 
 венной жизни. Подобно ферментам, в миллион раз ускоряющим процессы в животных и растительных организмах, скептицизм на протяжении большого отрезка человеческой истории стимулировал развитие духовной и материальной жизни общества. Об этой роли скептических идей в прошлом хорошо говорил Анатоль Франс: "Скептицизм! Из этого слова делают синоним отрицания и бессилия. Но наши великие скептики были иногда самыми утверждающими и часто самыми смелыми из людей. Они отрицали только отрицания. Они нападали на все, что сковывает разум и волю. Они боролись с невежеством, которое отупляет, с заблуждением, которое угнетает, с жестокостью, которая пытает, с ненавистью, которая убивает. Их обвиняют в том, что они были неверующими. Надо бы узнать сначала, не является ли истинным мужеством - подвергнуть сомнению то, верить чему нет никакого основания" [32].
 
 
 
 1 Виндельбанд В. История новой философии. СПб., 1913. Т. 1. С. 18.
 2 Рихтер Р. Скептицизм в философии. СПб., 1910. Т. 1. С. 208, 210.
 3 Шпет Г. Скептик и его душа // Мысль и слово. М., 1921. С. 117. 131.
 4 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 88.
 5 Рихтер утверждает, что в "философии догматиком должен считаться всякий имеющий определенные философские убеждения" (Скептицизм в философии. Т. 1. С. 182). Такое расширительное толкование догматизма приписывает догматизм всем вообще философам.
 6 См.: Рихтер Р. Указ. соч. Т. 1. С. 153, 378.
 7 См.: Радлов Э. Очерки из истории скептицизма // Вопросы философии и психологии. 1893. Кн. 3 (18). С. 90.
 8 Ley H. Studien zur Geschichte des Materialismus im Mittelalter. В., 1957. S. 478.
 9 Герцен А. И. Избр. филос. произведения. М., 1948. Г. 1. С. 197.
 10 Wild Chr. Philosophische Skepsis. Hain, 1980. S. 3, 4.
 11 Ibid. S. 116-117.
 12 Ibid. S. 117.
 13 Ibid. S. 111.
 14 Ibid. S. 111 - 112.
 15 Ibid. S. 117.
 16 Ibid. S. 119.
 17 Шпет Г. Указ. соч. С. 134.
 18 Там же. С. 143, 110.
 19 Там же. С. 146.
 20 Рихтер Р. Указ. соч. С. 29.
 21 Там же.
 22 Там же.
 23 Там же. С. 6.
 24 Там же. С. 90, 91. См. также: С. 103, 147, 182, 200 и др.
 25 Там же. С. 6.
 26 Секст Эмпирик. Три книги пирроновых положений; Т. II, 11.
 27 Brochard V. Les sceptiques grecs. P., 1923. P. 374.
 28 Рихтер Р. Указ. соч. С. 160.
 29 Там же. С. 156.
 30 Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. IX, 70.
 31 Рихтер Р. Указ. соч. С. 182.
 32 Гзель П. Беседы Анатоля Франса. Пг.; М., 1923. С. 68.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Научное издание
 Богуславский Веньямин Моисеевич
 СКЕПТИЦИЗМ В ФИЛОСОФИИ
 Утверждено к печати Институтом философии АН СССР
 Редактор издательства В. П. Лега
 Художник Ф. Н. Буданов
 Художественный редактор М. Л. Храмцов
 Технический редактор И. В. Бочарова
 Корректоры Т. М. Ефимова, Н. А. Несмеева
 ИБ № 46136
 Сдано в набор 31.08.89
 Подписано к печати 19.01.90
 Формат 60X90 1/16
 Бумага офсетная импортная
 Гарнитура литературная
 Печать офсетная
 Усл. печ. л. 17 Усл. кр. отт. 17 Уч.-изд. л. 20,8
 Тираж 4500 экз. Тип. зак. 3689
 Цена 2 р. 90 к.
 Ордена Трудового Красного Знамени
 издательство "Наука"
 117864, ГСП-7, Москва, В-485,
 Профсоюзная ул., 90
 2-я типография издательства "Наука" 121099, Москва, Г-99, Шубинский пер., 6
 
 
 
 

<< Пред.           стр. 12 (из 12)           След. >>

Список литературы по разделу