<< Пред. стр. 786 (из 1179) След. >>
Список литературы по разделу
П. подвергались культурному воздействию Руси, иногда принимали
христианство; ханы их получали христианские имена. Вообще, однако. П.
были язычниками. По Рубруквису, над прахом своих покойников они насыпали
курганы и ставили на последних каменные бабы. В половине XIII в. П. были
покорены монголо-татарами. Часть их выселилась в Закавказье, часть в
Русь, часть на Балканский полу-ов (во Фракию, Македонию) и в Малую Азию,
часть в Венгрию; венгерский король Бела IV принял П., пришедших под
предводительством хана Котяна (тестя Даниила Романовича Галицкого);
наследник венгерского престола, Стефан V, женился на дочери Котяна, и
вообще П. заняли в Венгрии видное положение. Наконец, часть П.
перебралась в Египет, где они также хорошо устроились в войске;
некоторые султаны египетские были половецкого происхождения. См. П. В.
Голубовский, "Печенеги, тюрки и половцы до нашествия татар" (Киев,
1884); статью проф. Аристова "О земле Половецкой" (в "Изв. Неж. Ист.
Фил. Института").
Д. Баг-й Полоз (Eryx) - род змей из подсемейства Erycinae сем. удавов
(Boidae), отличающийся очень коротким, подвижным и не закручивающимся
хвостом, одетой мелкими чешуйками и не отграниченной от туловища головой
с закругленной мордой, с явственным продольным желобком на подбородке и
отсутствием ямок на всех губных щитках; передние челюстные зубы лишь
немного длиннее задних. От 5 - 6 видов, свойственных палеарктической и
малайской областям и :живущих в очень сухих песчаных местностях степей и
пустынь. Наиболее распространенный вид - Полоз турецкий (Eryx jaculus s.
turcicus), длиною в 66 - 77 см., сверху яркий желтовато-серый, на голове
с обеих сторон с косой черной полоской; черные шашки, расположенные
четырьмя продольными рядами по всей длине тела, сливаются между собой;
нижняя сторона по большей части одноцветная соломенно-желтая.
Распространен от Балканского полуострова до Алтайских гор на восток и до
Египта и Алжира на запад. Зарывается в песок, подстерегая добычу,
состоящую главным образом из ящериц, которых перед проглатыванием П.
душит.
Т. Я.
Полонский - (Яков Петрович) - один из главных русских поэтов
послепушкинской эпохи, род. 6 декабря 1820 г. в Рязани, сын чиновника;
учился в местной гимназии, потом в московском университете., где его
товарищами были Фет и С. М. Соловьев. По окончании курса П.; в качестве
домашнего учителя, провел несколько лет на Кавказе (1846 - 52), где был
помощником ред. "Закавказ Вестн." и за границею. В 1857 г. женился, но
скоро овдовел; во второй раз 1866 г. женился на Жозефине Антоновне
Рюльман (скульптор любительница, известная, между прочим, бюстом
Тургенева, поставленным в Одессе). По возвращении в Россию он долго
служил цензором в комитете иностранной цензуры; с 1896 г. состоит членом
совета главного управления по делам печати. - В совокупности
стихотворений П. нет той полной гармонии между вдохновением и
размышлением и того убеждения в живой действительности и превосходстве
поэтической истины сравнительно с мертвящею рефлексиею, какими
отличаются напр. Гёте, Пушкин, Тютчев. П. был очень впечатлителен и к
тем движениям новейшей мысли, которые имели антипоэтический характер: во
многих его стихотворениях преобладает прозаичность и рассудочность; но
там, где он отдается чистому вдохновению, мы находим у него образцы
сильной и своеобразной поэзии. Типичные стихотворения П. имеют ту
отличительную черту, что самый процесс вдохновения - переход или порыв
из обычной материальной и житейской среды в область поэтической истины -
остается ощутительным. Обыкновенно в поэтических произведениях дается
готовый результат вдохновения, а не самый подъем его, остающийся
скрытым, тогда как у П. он чувствуется иногда в самом звуке его стихов,
напр.
То не ветер - вздох Авроры
Всколыхнул морской туман...
В одном из первых по времени стихотворений П. как будто заранее
очерчены область и характер его поэзии:
Уже над ельником из-за вершин колючих
Сияло золото вечерних облаков,
Когда я рвал веслом густую сеть плавучих
Болотных трав и водяных цветов
От праздной клеветы и злобы черни светской
В тот вечер наконец мы были далеко
И смело ты могла с доверчивостью детской
Себя высказывать свободно и легко.
И голос твой пророческий был сладок,
Так много в нем дрожало тайных слез,
И мне пленительным казался беспорядок
Одежды траурной и светло-русых кос.
Но грудь моя тоской невольною сжималась,
Я в глубину глядел, где тысячи корней
Болотных трав невидимо сплеталось
Подобно тысяче живых зеленых змей.
И мир иной мелькал передо мною,
Не тот прекрасный мир, в котором ты жила...
И жизнь казалась мне суровой глубиною
С поверхностью, которая светла.
"Пленительным беспорядком" отличаются произведения П.; есть в них и
"траур" по миpcкому злу и горю, но голова его музы сияет отражением
небесного света; в ее голосе смешиваются тайные слезы переживаемого горя
с пророческою сладостью лучших надежд; чувствительная - быть может, даже
слишком - к суете и злобе житейской, она стремится уйти от них "за
колючие вершины земли" "в золотые облака" и там "высказывается свободно
и легко, с доверчивостью детской". Исходя из противоположности между тем
прекрасным и светлым миром, где живет его муза, и тою "суровою глубиною"
действительной жизни, где сплетаются болотные растения зла своими
<змеиными корнями",П. не остается (подобно Фету) при этом дуализме; не
отворачиваясь безнадежно от темной действительности, не уходя всецело в
мир чисто поэтических ощущений и созерцаний, он находит примирение между
этими двумя областями в той идее, которая уже давно носилась в воздухе,
но вдохновляла более мыслителей и общественных деятелей, нежели поэтов.
У П. в самое художественное его настроение входит эта идея
совершенствования или прогресса. Хотя он не видит в истории тех
определенных положительных идеалов (христианского царства), в которые
верил Тютчев, но она не есть для него, как для шопенгауэрианца Фета,
только "торжище развратной толпы", "буйной от хмеля преступлений": он
слышит в ней "глагол. в пустыне вопиющий, неумолкаемо зовущий: о подними
свое чело... чтоб жизнь была тебе понятна, или вперед и невозвратно...
туда, где впереди так много сокровищ спрятано у Бога". Та. безмятежно
блаженная красота, которая открывается поэтическому созерцанию природы,
должна будет открыться и в жизни человечества, как конец ее борьбе и
тревогам; "верь знаменованью - нет конца. стремленью, есть конец
страданью!" Бодрое чувство упования на лучшую будущность внушается П. не
одними "знамениями" природы, но и историческими переменами (напр. стих.
"На корабле>, написан. в 1856 г.). Надежды на спасение "родного корабля"
поэт не отделяет от веры в общее всемирное благо. Широкий дух все
человечности, исключающий национальную вражду, свойствен более или менее
всем истинным поэтам; из русских он всех решительнее и сознательнее
выражается, после А. Толстого, у П., особенно в двух стихотворениях,
посвященных Шиллеру (1859 г.) и Шекспиру (1864 г.). Не примыкая к
радикальным общественным движениям своего времени, П. относился к ним с
сердечною гуманностью, особенно к жертвам искреннего увлечения (напр.
стих. "Что она мне - не сестра, не любовница"). Вообще, храня лучшие
заветы Пушкина, П. "пробуждал лирой добрые чувства" и "милость к падшим
призывал". - В ранние годы надежды поэта на лучшую будущность для
человечества были связаны с его юношескою безотчетною верой во
всемогущество. науки:
Царство науки не знает предела,
Всюду следы ее вечных побед -
Разума слово и дело, Сила и свет.
Миру как новое солнце сияет
Светоч науки, и только при нем
Муза чело украшает
Свежим венком.
Но скоро поэт отказался от культа науки, познающей то, что бывает, а
не творящей то, что должно быть; его муза внушила ему, что мир с
могущественной ложью и с бессильною любовью" может быть перерожден лишь
"иною, вдохновляющею силой" - силой нравственного труда, при вере "в
Божий суд, или в Мессию":
С той поры, мужая сердцем,
Постигать я стал, о Муза,
Что с тобой без этой веры
Нет законного союза.
Вместе с тем П. решительнее прежнего высказывает убеждение, что
настоящий источник поэзии есть объективная красота, в которой "сияет
Бог" (стих. "Царь Девица"). Лучшие и наиболее типичные из небольших
стихотворений П. ("Зимний путь", "Качка в бурю", "Колокольчик".
"Возвращение с Кавказа", "Пришли и стали тени ночи", "Мой костер в
тумане светит", "Ночью в колыбель младенца" и др.) отличаются не столько
идейным содержанием, сколько силою непосредственного задушевного
лиризма. Индивидуальную особенность этого лиризма нельзя определить в
понятиях; можно указать только некоторые общие признаки, каковы (кроме
упомянутого в начале) соединение изящных образов и звуков с самыми
реальными представлениями, затем смелая простота выражений, наконец -
передача полусонных, сумеречных, слегка бредовых ощущений. В более
крупных, произведениях П. (за исключением безупречного во всех
отношениях "Кузнечика музыканта) очень слаба архитектура: некоторые из
его поэм не достроены, другие загромождены пристройками и надстройками.
Пластичности также сравнительно мало в его произведениях. За то в
сильной степени обладают они свойствами музыкальности и живописности,
последнею - особенно в картинах кавказской жизни (прошлой и настоящей),
которые у П. гораздо ярче и живее, чем у Пушкина и Лермонтова. Помимо
исторических и описательных картин, и собственно лирические
стихотворения, вдохновленные Кавказом, насыщены у П. настоящими местными
красками (напр. "После праздника"). Благородные, но безымянные черкесы
старинного романтизма бледнеют перед менее благородными, но за то живыми
туземцами у П., в роде татарина Агбара или героического разбойника Тамур
Гассана. Восточные женщины у Пушкина и Лермонтова бесцветны и говорят
мертвым литературным языком; у П. их речи дышат живою художественною
правдой:
Он у каменной башни стоял под стеной,
И я помню: на нем был кафтан дорогой,
И мелькала под красным сукном
Голубая рубашка на. нем...
Золотая граната растет под стеной;
Всех плодов не достать никакою рукой;
Всех красивых мужчин для чего
Стала б я привораживать!...
Разлучили, сгубили нас горы, холмы
Эриванские! Вечно холодной зимы
Вечным снегом покрыты они!...
Обо мне
В той стране, милый мой, не забудешь ли ты?
Хотя к кавказской жизни относится и личное признание поэта: "Ты, с
которой так много страдания терпеливой я прожил душой" и т. д" но, как
итог молодости, он вынес бодрое и ясное чувство духовной свободы:
Душу к битвам житейским готовую
Я за снежный несу перевал...
Все, что было обманом, изменою,
Что лежало на мне словно цепь, -
Все исчезло из памяти - с пеною
Горных рек, выбегающих в степь.
Это чувство задушевного примирения, отнимающего у "житейских битв" их
острый и мрачный характер, осталось у П. на всю жизнь и составляет
преобладающий тон его поэзии. Очень чувствительный к отрицательной
стороне жизни, он не сделался, однако, пессимистом. В самые тяжелые
минуты личной и общей скорби для него не закрывались "щели из мрака к
свету", я хотя через них иногда виделось так мало, мало лучей любви над
бездной зла", но эти лучи никогда для него не погасали и, отнимая
злобность у его сатиры, позволили ему создать оригинальнейшее его
произведение: "Кузнечик музыкант". Чтобы ярче представить сущность
жизни, поэты иногда продолжают ее линии в ту или в другую сторону. Так,
Данте вымотал все человеческое зло в девяти грандиозных кругах своего
ада; П., наоборот, стянул и сжал обычное содержание человеческого
существования в тесный мирок насекомых. Данте пришлось над мраком своего
ада воздвигнуть еще два огромные миpa - очищающего огня и торжествующего
света; П. мог вместить очищающий и просветляющий моменты в тот же уголок
поля и парка. Пустое существование, в котором все действительное мелко,
а все высокое есть иллюзия, - мир человекообразных насекомых или
насекомообразных людей - преобразуется и просветляется силою чистой
любви и бескорыстной скорби. Этот смысл сосредоточен в заключительной
сцене (похороны бабочки), производящей, не смотря на микроскопическую
канву всего рассказа, то очищающее душу впечатление, которое Аристотель
считал назначением трагедии. К лучшим произведениям П. относится
"Кассандра" (за исключением двух лишних пояснительных строф - IV и V,
ослабляющих впечатление). В больших поэмах П. из современной жизни
(человечьей и собачьей), вообще говоря, внутреннее значение не
соответствует объему, Отдельные места и здесь превосходны, напр.
описание южной ночи(в поэме "Мими"), в особенности звуковое впечатление
моря:
И на отмели песчаны
Точно сыплет жемчугами
Перекатными; и мнится,
Кто-то ходит и боится
Разрыдаться, только точит
Слезы, в чью-то дверь стучится,
То шурша, назад волочит
По песку свой шлейф, то снова
Возвращается туда же...
В позднейших произведениях П. явственно звучит религиозный мотив,
если не как положительная уверенность, то как стремление и готовность к
вере: "Блажен, кому дано два слуха - кто и церковный слышит звон, и
слышит вещий голос Духа". Последнее собрание стихотворений П. достойно
заканчивается правдивым поэтическим рассказом: "Мечтатель", смысл
которого в том; что поэтическая мечта рано умершего героя оказывается
чем то очень реальным. Независимо от стремления к положительной религии,
П. в своих последних произведениях заглядывает в самые коренные вопросы
бытия. Так, его поэтическому сознанию становится ясною тайна времени -
та истина, что время не есть создание нового по существу содержания, а
только перестановка в разные положения одного и того же существенного
смысла жизни, который сам по себе есть вечность (стих. <Аллегория",
яснее - в стихотв. <То в темную бездну, то в светлую бездну" и всего
яснее и живее - в стихотв. <Детство нежное, пугливое"). Кроме больших и
малых стихотворений П. написал несколько обширных романов в прозе:
"Признания Сергея Чалыгина" (СПб., 1888), "Крутые горки" (СПб., 1888),
"Дешевый город" (СПб., 1888), "Нечаянно" (М" 1844). Его юморист, поэма
"Собаки" изд. в 1892 г. (СПб.). Сборники стихотв. П. : "Гаммы" (1844),
"Стихотв.. 1845 г." ( 846), "Сазандар" (1849), "Hескoлькo стихотворений"
(1851), "Стихотворения" (1855\ "Оттиски" (1860), "Кузнечик музыкант"
(1863), "Разлад" (1866), Снопы (1871), "Озими" (1876), "На закате" (188,
). Стихотворения 1841 - 85 г. " (1885), . Вечерний звон" (1890). Полное
собр. стихотворений П. изд в 1896 г. в 5 т. Собрание сочинений изд. в
1869) г. в 3 т., в 1886 г. - в 10т. ср. о П. Белинский. "Сочин." (т. X);
Добролюбов (т. Ill); Эдельсон, В Библиот. для Чтения" (1864, № 6;
Арсеньев, "Крит. этюды" (т. II); Страхов, в "Заре" (1871, № 9);
Кельсиев. в "Всем. Труде" (1868, № 9); "Историч. Вест." (1887,. №:5);
Вл. Соловьев, в Ниве" (1896, №2 и 6); Я. П. Полонский, "Рецензент Отеч.
Записок и ответ ему" (СПб., 1871, брошюрка); Евг. Гаршин, "Поэзия Я. П.
Полонского" (СПб., 1887); Перцов, "Философские течения в русской
поэзии".
Влад. Соловьев.
Полорогие или бычачьи в широком смысле (Cavicornia s. Bovidae) -
семейство парнокопытных млекопитающих (Artiodactyla) из подотряда
жвачных (Bidactyla s. Ruminantia), характеризующееся рогами, развитыми в
большинстве случаев у обоих полов (у самки меньших размеров) и
представляющими из себя роговые чехлы, сидящие на конусоооразных
отростках лобных костей. Эти рога не сбрасываются периодически, как рога
оленей (см.), за исключением Saiga и Antilocapra. Зубная формула
Почти у всех имеется желчный пузырь. Нередко снабжены побочными
копытцами. П. распространены преимущественно в Старом Свете (в числе
около 150 видов) и обыкновенно подразделяются на три подсемейства: 1)
антилопы (Antilopinae) со стройным телом на высоких ногах, заостренным
рылом, плотными рогами (иногда отсутствующими у самок), с 2 или 4
сосками; 2) овцы (Ovinae), со сжатыми, угловатыми, загнутыми назад
рогами, с покрытой шерстью верхушкой рыла и двумя сосками: 3) быки
(Bovinae), с гладкими и по большой части округлыми рогами, загнутыми
наружу, с голой широкой мордой и с 4 сосками. Некоторые различают еще
два подсемейства: 4) овцебыки (Ovibovinae) и 5) горные козы
(Haplocerinae), но чаще овцебыков причисляют к быкам, а горных коз - к
антилопам.
Г. Я.
Полосатики, киты-П (Balaenopteridae), - семейство китообразных, из
подотряда усатых китов (Mysticeti s. Balaenoidea). Голова их умеренной
величины; тело удлиненное, веретенообразное; ротовые пластинки ("китовый
ус") коротки и широки; имеются только 4 пальца; кости предплечья длиннее
плеча; шейные позвонки не все соединены между собою; по большей части
есть спинной плавник; на горле и вообще передней части брюшной
поверхности обыкновенно продольные складки ножи (откуда и название).
Спинного плавника вообще нет, лишь у Agelaphus gibbosus
Североатлантического океана. По внешнему виду, а равно и строению
скелета П. представляют много вариаций, даже в одном стаде Грей
насчитывает до 16 видов настоящих П., 7 видов Megaptera, затем Agelaphus
gibbosus и калифорнийский серый кит Rhachibanectes glaucus. Однако,
многие виды считаются сомнительными. По образу жизни П. не отличаются
существенно от настоящих китов. Они вообще подвижнее, живее, многие
могут даже совершенно выскакивать из воды; пища их различна: некоторые
питаются преимущественно рыбою и следуют за стаями сельдей, мойвы и т.
д., другие - преимущественно мелкими ракообразными. П. предпринимают
значительные странствования и по отношению ко многим установлено
передвижение летом в более холодные части океанов, зимою - ближе к
экватору. В промысловом отношении П. менее выгодны, чем настоящие киты:
не смотря на громадные размеры некоторых видов (до 30 м. и более), они
дают сравнительно мало ворвани, ус их по своей короткости менее ценен,
наконец самая охота на них труднее. У наших северных берегов боя П. не
производится, но за то в Норвегии, у Исландии, у американских берегов
Атлантического океана и в Тихом океане существует значительный бой. К
<< Пред. стр. 786 (из 1179) След. >>
Список литературы по разделу