<< Пред. стр. 832 (из 1179) След. >>
Список литературы по разделу
Родильницу привезли домой полумертвую, и положили на постель всю
разряженную и в бриллиантах. Все это знаю я довольно темно. Отец мой
никогда не говорил о странностях деда, а старые слуги давно перемерли"
(изд. литер. фонда V, 148-9). Отец поэта, Сергей Львович (1771-1848),
как и старший брат его, поэт Василий Львович (1770-1830). не имел по
характеру ничего общего с дедом. Получив блестящее по тому времени
образование, т. е. овладев не только французской прозаической речью, но
и стихом, и поглотив все выдающееся во французской литературе XVII и
XVIII веков, он на всю жизнь сохранил страсть к легким умственным
занятиям и к проявлению остроумия и находчивости во всяких jeux de
societe; за то также всю жизнь он оказывался неспособным к практическому
делу. Он был в малолетстве записан в измайловский полк, потом при Павле
переведен в гвардейский егерский, и очень тяготился несложными
обязанностями гвардейского поручика. Женившись в ноябре 1796 г., он
подал в отставку и стал пользоваться совершенной свободой, сперва в
Петербурге, где 20 декабря 1797 г. родился у него первый ребенок - дочь
Ольга (впоследствии Павлищева), а потом (с 1799 г.) в Москве и в
подмосковном имении своей тещи, сельце Захаровке. Управление домом он
всецело предоставил жене, а заведование имениями - управляющим и
приказчикам, которые обкрадывали его и разоряли мужиков. Сергей Львович
терпеть не мог деревни, если она не походила на подгородную дачу;
проживая в собственных имениях (в иные, впрочем, он никогда и не
заглядывал), он проводил все время у себя в кабинете за чтением. Дома
вспыльчивый и раздражительный (когда обстоятельства принуждали его
заняться детьми или хозяйством), он при гостях делался оживленным,
веселым и внимательным. По выражению Анненкова, у него не было времени
для собственных дел, так как он слишком усердно занимался чужими. Он до
старости отличался пылким воображением и впечатлительностью, доходившей
до смешного. Обыкновенно расточительный и небрежный в денежных делах, он
временами становился мелочно расчетливым и даже жадным. Он был способен
острить у смертного одра жены - зато иногда от пустяков разливался в
слезах. Никому не мог он внушить страха, но за то никому не внушал и
уважения; приятели любили его, а собственным детям, когда они подросли,
он часто казался жалким и сам настойчиво требовал от них, чтобы они
опекали его, как маленького ребенка. Его любимая поговорка: que la
volonte du ciel soit faite вовсе не была выражением искренней веры и
готовности подчиниться воле Провидения, а только фразой, которою он
прикрывал свой эгоистический индифферентизм ко всему на свете. Мать П.,
Надежда Осиповна Ганнибал (1775-1836), была на 4 года моложе мужа.
Основателем ее фамилии был "арап Петра Великого", абиссинский князек,
Абрам Петрович Ганнибал. Он умер в 1781 г. генерал-аншефом и
александровским кавалером, оставив 7 человек детей и более 1400 душ. Это
была "мягкая, трусливая, но вспыльчивая абиссинская натура", наклонная
"к невообразимой, необдуманной решимости" (Анненков, "П. в
Александровскую эпоху", стр. 5). Сыновья его унаследовали его
вспыльчивость; крепостных людей, возбудивших их гнев и ими наказанных,
"выносили на простынях". Двое из них, Иван и Петр (которого поэт посетил
в его деревне в 1817 г.; см. изд. фонда, V, 22), достигли высоких чинов,
но при этом Петр писал совсем безграмотно. Третий брат, родной дед
поэта, Осип (он же и Януарий), женатый на дочери тамбовского воеводы
Пушкина, Марье Алексеевне, женился, говорят, вторично, подделав
свидетельство о смерти жены. Марья Алексеевна жаловалась государыне, и
права ее были восстановлены. Она жила в с. Захарове, с своей дочерью
Надеждой, под покровительством своего шурина и крестного отца дочери -
Ивана Абрамовича Ганнибала, строителя Херсона и наваринского героя.
Марья Алексеевна была добрая женщина и прекрасная хозяйка деревенского
старорусского склада, но дочь свою она избаловала порядком; "что
сообщило нраву молодой красивой креолки, как ее потом называли в свете,
тот оттенок вспыльчивости, упорства и капризного властолюбия, который
замечали в ней позднее и принимали за твердость характера" (Анненков).
Мужа своего Надежда Осиповна настолько забрала в руки, что он до
старости курил секретно от ее; к детям я прислуги бывала непомерно
сурова и обладала способностью "дуться" на тех, кто возбудил ее
неудовольствие, целыми месяцами и более (так, с сыном Александром она не
разговаривала чуть не целый год). Хозяйством она занималась почти так же
мало, как и муж, и подобно ему страстно любила свет и развлечения. Когда
Пушкин переехали в Петербург, дом их "всегда был наизнанку: в одной
комнате богатая старинная мебель, в другой пустые стены или соломенный
стул; многочисленная, но оборванная и пьяная дворня с баснословной
неопрятностью; ветхие рыдваны с тощими клячами и вечный недостаток во
всем, начиная от денег до последнего стакана". Приблизительно такова же
была их жизнь и в Москве, но там это не в такой степени бросалось в
глаза: многие состоятельные дворянские семьи жили подобным образом П.
отличались от других только большею, так сказать, литературностью; в
этом отношении тон давал Сергей Львович, который и по собственной
инициативе, и через брата Василия был в дружбе со многими литераторами и
тогдашними умниками; в его доме даже камердинер сочинял стихи.
В раннем детстве Александр П. не только не представлял ничего
выдающегося, но своей неповоротливостью и молчаливостью приводил в
отчаяние мать свою, которая любила его гораздо меньше, нежели сестру
его, Ольгу, и младшего брата, Льва (1806 - 1852). Когда принимались
слишком энергично исправлять его характер и манеры, он убегал к бабушке
Марье Алексеевне Ганнибал (после замужества дочери она поселилась с П.)
и прятался в ее рабочую корзинку, где его уже не смели тревожить.
Бабушка была первой наставницей П. в русском языке; от ее же, вероятно,
наслушался он рассказов о семейной старине. В ее сельце Захарове (или
Захарьине), о котором П. долго сохранял приятные воспоминания, он слышал
песни и видел хороводы и другие народные увеселения (Захарово
принадлежало к приходу богатого села Вязёма, которое было когда-то
собственностью Бориса Годунова и помнило о своем царственном владельце).
Другой связью будущего поэта с народностью служила известная Арина
Родионовна, когда то вынянчившая мать П., а теперь нянчившая всех ее
детей - женщина честная, преданная и очень умная; она знала бесчисленное
количество поговорок, пословиц, песен и сказок и охотно сообщала их
своему питомцу. Только с нею да с бабушкой и еще с законоучителем своим
Беликовым (очень образованным человеком) П. имел случай говорит
по-русски: отец, мать, тетки (Анна Львовна П. и Елизавета Львовна, по
мужу Солнцева, тоже имели влияние в доме), почти все гости, а главное -
гувернеры и гувернантки (большею частью плохие; об одном гувернере,
Шеделе, известно, что любимым его занятием была игра в карты - с
прислугой) объяснялись с детьми исключительно пофранцузски, так что и
между собою дети приучились говорить на том же языке. П. вначале учился
плохо (особенно трудно давалась ему арифметика) и от гувернанток
испытывал крупные неприятности, отравившие ему воспоминания о детских
годах. Около 9 лет от роду П. пристрастился к чтению (разумеется,
французскому) и, начав с Плутарха и Гомера в переводе Битобе, перечитал
чуть ли не всю довольно богатую библиотеку своего отца, состоявшую из
классиков XVII века и из поэтов и мыслителей эпохи просвещения.
Преждевременная начитанность в произведениях эротических и сатирических,
которыми была так богата французская литература XVII и ХVIII вв.,
способствовала преждевременному развитию чувства и ума П., а
литературные нравы дома и особая любовь, которую Сергей Львович питал к
Мольеру
- он читал его вслух для поучения детям - возбудили в мальчики охоту
пытать свои силы в творчестве, опять таки главным образом на франц. яз.
Между наиболее ранними его произведениями предание называет комедию
"L'Escamoteur" - рабское подражание Мольеру - и шуточную поэму "La
Tolyade" (сюжет: война между карликами и карлицами во времена
Дагоберта), начатую по образцу многочисленных франц. пародий XVIII в. на
высокий "штиль" героических поэм. Есть еще не совсем достоверное
указание на целую тетрадку стихотворений, между которыми были и русские.
Раннее развитие, по-видимому, не сблизило П. с родителями; его характер
продолжали исправлять, ломая его волю, а он оказывал энергическое
сопротивление. В результате отношения обострились настолько, что
12-летний мальчик изо всех домашних чувствовал привязанность только к
сестре и с удовольствием покинул родительский дом. П. думали отдать в
Иезуитскую коллегию в Петербурге, где тогда воспитывались дети лучших
фамилий, но 11 января 1811 г. было обнародовано о предстоящем открытии
царско-сельского лицея и, благодаря настояниям и хлопотам А. И.
Тургенева, а также дружеским связям Сергея Львовича П. с директором
нового учебного заведения, В. Ф. Малиновским, П. решено было туда
поместить. Готовясь к поступлению, П. жил, у дяди Василия Львовича и у
него впервые встретился с представителями петербургского света и
литературы. 12 авг. П., вместе с Дельвигом выдержал вступительный
экзамен и 19 октября присутствовал на торжестве открытия лицея.
Преподавателями лицея были люди прекрасно подготовленные и большею
частью способные. Программа была строго обдуманная и широкая; кроме
общеобразовательных предметов, в нее входили и философские и
общественноюридические науки. Число воспитанников было ограничено, и они
были обставлены наилучшим образом: никаких унизительных наказаний не
было; каждый имел свою особую комнатку, где он пользовался полной
свободой. В отчете о первом годе конференция лицея говорит, что ученикам
"каждая истина предлагалась так, чтобы возбудить самодеятельность ума и
жажду познания... а все пышное, высокопарное, школьное совершенно
удаляемо было от их понятия и слуха"; но отчет, как говорит Анненков,
больше выражает идеал, нежели действительность. Прекрасные
преподаватели, отчасти вследствие плохой подготовки слушателей, отчасти
по другим общественным и личным причинам, оказались ниже своей задачи -
давали зубрить свои тетрадки (не исключая и Куницына); иные, как
например любимец лицеистов А. И. Галич, участвовали в пирушках своих
аристократических учеников и мирволили им в классах и на экзаменах. Даже
самая свобода или, точные, безнадзорность приносила некоторый вред
слишком юным "студентам", знакомя их с такими сторонами жизни, которые
выгоднее узнавать позднее. К тому же, на третий год существования лицея
скончался его первый директор, и почти два года (до назначения Е. А.
Энгельгарта, в 1816 г.) настоящего главы в заведении не было;
преподавание и особенно воспитательная часть пострадали от того весьма
существенно. Но с другой стороны, та же свобода, в связи с хорошей
педагогической обстановкой, развивала в лицеистах чувство человеческого
достоинства и стремление к самообразованию. Если солидные знания и
приходилось окончившим курс приобретать своим трудом впоследствии, то
лицею они были обязаны охотой к этому труду, общим развитием и многими
гуманными, светлыми идеями. Вот почему они и относились с таким теплым
чувством к своему учебному заведению и так долго и единодушно поминали
19-е октября. Чтение римских прозаиков и поэтов было поставлено в лицее
довольно серьезно: классическую мифологию, древности и литературу
лицеисты, в том числе П., знали не хуже нынешних студентов. Способности
П. быстро развернулись в лицее: он читал чрезвычайно много и все
прочитанное прекрасно помнил; больше всего интересовался он франц. и
русской словесностью и историей; он был одним из самых усердных
сотрудников в рукописных лицейских журналах и одним из деятельных членов
кружка лицейских новеллистов и поэтов (Илличевский, Дельвиг, Кюхельбекер
и др.), которые, собираясь по вечерам, экспромтом сочиняли повести и
стихи. Учился П. далеко не усердно. Кайданов, преподававший географию и
историю, аттестует его так: "при малом прилежании оказывает очень
хорошие успехи, и сие должно приписать одним только прекрасным его
дарованиям. В поведении резв, но менее противу прежнего". Куницын,
профессор логики и нравственных наук, пишет о нем: "весьма понятен,
замысловат и остроумен, но крайне не прилежен. Он способен только к
таким предметам, которые требуют малого напряжения, а потому успехи его
очень не велики, особенно по части логики". Из товарищей знавшие его
впечатлительную натуру и отзывчивое, мягкое сердце, искренно любили его;
большинство, замечавшее только его неумеренную живость, самолюбие,
вспыльчивость и наклонность к злой насмешке, считало его себялюбивым и
тщеславным; его прозвали (французом, преимущественно за прекрасное
знание французского языка - но в 1811 и след. годах это был во всяком
случае эпитет не похвальный. Раздражительность, принесенная П. еще из
дому, получила здесь новую пищу вследствие такого отношения большинства
товарищей; будущий поэт сам наталкивался на ссоры, а так как он,
несмотря на огромные способности и остроумие, не отличался быстрой
находчивостью, то далеко не всегда мог оставаться победителем,
вследствие чего раздражался еще более. Предаваясь неумеренной веселости
днем, П. часто проводил бессонные ночи в своем № 14 (здесь прожил он
целые 6 лет), то обливаясь слезами и обвиняя себя и других, то обдумывая
способы, как бы изменить к лучшему свое положение среди товарищей. В
1814 г. Сергей Львович П. вновь поступил на службу в Варшаве по
комиссариату (чиновником он оказался, конечно, крайне небрежным), а его
15летний сын впервые выступил в печати с стихотворением:
"Другу-стихотворцу" (4 июля, в 13 № "Вестника Европы"), за подписью:
Александр Н. К. ш. п. Несмотря на подъем патриотического чувства,
которое было естественным следствием событий 1812-1814 гг., первые
поэтические опыты П. направлялись не в эту сторону, а являлись
подражанием любовной и вакхической лирике и отчасти сатире французских и
русских учеников и продолжателей Горация. Из французских поэтов П.
больше всего подражал Парни, из русских - Батюшкову, Жуковскому, Василию
П. Но и в этих "полудетских песнях на чужой голос" местами слышится
будущий П., то в искренности чувства, то в оригинальности мыслей и
ощущений, то в силе и смелости от дельных картин и стихов. В этих пробах
пера нельзя не заметить и уменья усваивать от каждого образца лучшее и
быстро отделываться от его недостатков: так, псевдоклассический арсенал
собственных имен, очень богатый в наиболее ранних стихотворениях
Пушкина, скоро уступает место умеренному употреблению утвердившихся
формул; славянские выражения, в роде: пренесенный, взмущенны волны,
расточил врагов, черный вран стрежет, быстро редеют и употребляются
только в наименее задушевных его пьесах. В высшей степени поразителен
факт, что одно из произведений 15-летнего лицеиста; который три года
назад думал пофранцузски, сделалось почти народною песнью и начиная с
20-х годов перепечатывалось на лубочных листах; это так наз. "Романс"
("Под вечер осенью ненастной"), от которого потом, по забывчивости,
отказывался сам автор. В первых (1814 г.) стихотворениях поражает также
раннее развитие чувственности ("К Наталье", "К молодой актрисе",
"Красавице, которая нюхала табак"). То обстоятельство, что стихи
15-летнего П. попали в печать, не могло очень сильно выдвинуть его между
товарищами: редакторы того времени очень любили поощрять юные таланты,
особенно из хороших фамилий, и первое стихотворение Дельвига напечатано
было еще раньше.
Но вот наступил день публичного экзамена 8 января 1815 года
(переходного в старший класс), на который приехал Державин. Пушкину
велели прочесть собственное стихотворение: "Воспоминания в Царском
Селе", написанное (по совету Галича) в державинском и даже отчасти
ломоносовском стиле (но местами с истинным чувством, сильно и красиво
выраженным), во славу Екатерины, ее певца и ее победоносного внука.
Державин был растроган, хотел обнять поэта (который убежал, вследствие
юношеской конфузливости) и, говорят, признал в П. достойного себе
наследника. Это стихотворение, за полной подписью автора, было
напечатано в "Российсском Музеуме", который в том же году поместил и еще
нисколько произведений П. С этого времени П. приобретает известность и
за стенами лицея, что заставило смотреть на него иными глазами и его
самолюбивых родителей, только что переселившихся в Петербург на
постоянное жительство. 16-ти-летний лицеист отдался поэзии, как
призванию, тем более, что через отца и дядю он имел возможность
познакомиться лично с ее наиболее уважаемыми им представителями: к нему
в лицей заезжали Жуковский и Батюшков, ободряли его и давали ему советы
(особенно сильно и благотворно было влияние Жуковского, с которым он
быстро и близко сошелся летом 1815 г.; см. стих. "К Жуковскому").
Профессора начинают смотреть на него как на будущую известность;
товарищи распевают хором некоторые его пьесы в лицее же положенные на
музыку. В своих довольно многочисленных стихотворениях 1815 г. П. уже
сознает силу своего таланта, высказывает глубокую благодарность музе,
которая скрасила ему жизнь божественным даром, мечтает о тихой жизни в
деревне, при условии наслаждения творчеством, но чаще представляет себя
эпикурейцем учеником Анакреона, питомцем нег и лени, поэтом
сладострастия, и воспевает пирушки, которые, по-видимому, были гораздо
роскошнее и многочисленнее в его воображении, чем в действительности. В
это время в П. начинает вырабатываться способность истинного художника
переселяться всецело в чуждое ему миросозерцание, и он переходит от
субъективной лирики к объективной (см. стихотв. "Лицинию") и даже к
эпосу ("Бова", "Казак"). Судя по отрывку его лицейских записок (изд.
фонда, V, 2), написанное им в этом году представляет собою только малую
часть задуманного или начатого: он обдумывает героическую поэму ("Игорь
и Ольга"), начинает комедию и пишет повесть в роде
фантастикотенденциозных повестей Вольтера, которого изучает весьма
серьезно. Стих П. становится еще более изящным и легким; местами
образность выражений доходит до небывалой в нашей новой словесности
степени ("Мечтатель"); зато местами (особенно в похвальных,
псевдоклассических стихотворениях, напр. "На возвращение государя из
Парижа") даже свежая, оригинальная мысль поэта еще не умеет найти себе
ясного выражения. В 1816 г. известность П. уже на столько велика, что
стареющийся лирик Нелединский-Мелецкий, которому императрица Марья
Федоровна поручила написать стихи на обручение великой княжны Анны
Павловны с принцем Оранским, прямо отправляется в лицей и заказывает
пьесу П., который в час или два исполняет заказ вполне
удовлетворительно. Известные светские поэты (кн. П. А. Вяземский, А. А.
Шишков) шлют ему свои стихи и комплименты, и он отвечает им, как равный.
Дмитриев и Карамзин выражают очень высокое мнение об его даровании
(последний летом этого года жил в Царском, и П. был у него в доме своим
человеком); с Жуковским, которого после смерти Державина считали первым
поэтом, Пушкин уже сотрудничает ("Боже царя храни!"). Круг литературного
образования П. значительно расширяется: он перечитывает старых поэтов,
начиная с Тредьяковского, и составляет о них самостоятельное суждение;
он знакомится с немецкой литературой (хотя и во французских переводах).
Анакреонтические мотивы Батюшкова начинают, в произведениях П., уступать
место романтизму Жуковского. В наиболее задушевных стихотворениях П.,
господствует элегическое настроение, которое в самом конце пьесы
своеобразно заканчивается примиряющим аккордом (например "Послание к
Горчакову"). Вообще последние строчки стихотворений П. уже теперь
приобретают особую полноту мысли; рельефность и звучность. Крупный факт
внутренней жизни поэта за это время - юношеская, поэтическая любовь к
сестре товарища, К. П. Бакуниной, которая жила в Царском Селе летом и
иногда посещала лицей зимою; самые тонкие оттенки этого идеального
чувства, то пережитые, то вычитанные у других лириков (Парни и Вольтер
по-прежнему остаются его любимцами). П. в состоянии выразить своим
мягким и нежным стихом, которым он иногда позволяет себе играть, подобно
трубадурам или мейстерзингерам (см. стихотворение "Певец"). Идеальная
любовь П.; по-видимому, не мешала увлечениям иного рода; но и для них он
умел находить изящное выражение, то в полународной форме романса -
песенки в тоне Дмитриева и Нелединского ("К Наташе", горничной княжны
Волконской), то с привнесением оригинальной идеи (напр, "К молодой
вдове"). Умные мысли, искреннее чувство и изящные пластичные образы
находим мы у П. даже в именинных поздравлениях товарищам и в альбомных
<< Пред. стр. 832 (из 1179) След. >>
Список литературы по разделу