<< Пред.           стр. 4 (из 5)           След. >>

Список литературы по разделу

  На острове Кутче, к северу от Бомбея, вытравление плода очень распространено. Одна мать хвастала, что абортировала пять раз (Ploss).
  На Камчатке сама беременная заботится об избавлении себя от плода (Balestrini).
  На всем Востоке, по причине безнаказанности абортов, нет вообще незаконных рождений. В Турции, особенно в Константинополе, в высших классах муж, имеющий уже двух детей, отсылает при каждой новой беременности свою жену к акушерке, чтобы та ей сделала выкидыш. Аборты так распространены здесь, что в одном лишь Константинополе ежегодное число их среди одних только турок доходит, по Ploss'y, до 4000, причем в 95% они успешны. В 1875 году мать-султанша издала приказ делать выкидыш всякой женщине из гарема, раз она забеременеет (Ploss).
 
  4. Колдовство и одержимость нечистой силой. Колдовство и одержимость нечистой силой считались в средних веках самыми тяжкими преступлениями женщин.
  Хотя и древние верили в колдовство и ведьм, как об этом свидетельствуют Гораций, Люциан и Апулей, но только лишь в средних веках, под влиянием христианства, начали смотреть на колдовство как на преступление.
  В настоящее время никто, конечно, не сомневается в том, что под колдовством следует понимать не что иное, как истероэпилепсию.
  Главным доказательством занятий колдовством считались признаки так называемого "дьявольского клейма", заключавшиеся в том, что на известных местах кожи уколы не сопровождались ни болью, ни кровотечением. Теперь мы знаем, что тут дело идет о полосной нечувствительности кожи, столь характерной для истерии. Все авторы согласны в том, что число колдуний превышало число колдунов, так как, говорит Sprenger -- автор "Malleus maleficarum", этой классической книги о преследовании колдуний, -- "женщина более порочна, нежели мужчина. Из трех главных ее пороков: неверности, честолюбия и развратности, на один указывает самое название ее: femina, то есть fide minor".
  Другим характерным признаком причастия к колдовству считалось, если обвиняемый начинал говорить на незнакомом языке. Здесь дело сводится к нередкому в истерии автоматическому воспроизведению прежних забытых впечатлений из сферы бессознательного. "Одержимые демоном, -- замечает Ambroise Parй, -- говорят на незнакомых им языках".
  Монахини из Оксока, среди которых наблюдалась в 1652 году эпидемия истерии, говорили, по словам современников, на разных языках, а монахини из Лудона (1632) говорили, сами не зная этого, по-латыни и слышали на далеких расстояниях слова, произносимые тихим голосом. За это одни и другие были объявлены одержимыми нечистой силой.
  В 1534 году в Риме, в одном женском приюте для сирот, у 80 молодых девушек появились одновременно конвульсии и болезненные представления. Во время припадков они говорили на разных языках, в чем современники усмотрели ясное доказательство того, что они одержимы бесом.
  Подобные явления напоминают иногда так называемый перенос мыслей, телепатию. Так, например, шалон-ский епископ мысленно приказал одной одержимой, некой Parisot, прийти к нему для того, чтобы подвергнуться процессу изгнания дьявола. Parisot, несмотря на то что жила очень далеко от епископа, исполнила его приказание. В другой раз этот же епископ велел также мысленно другой монахине, Barthon, пойти в храм и преклонить колени перед распятием, что она в точности и исполнила.
  В 1491 году монахини Камбре, одержимые бесом, отгадывали прошедшее и предсказывали будущее. В Нанте в 1549 году были сожжены семь находившихся в экстазе женщин, которые утверждали, что знают все, что случилось в городе во время их припадков.
  Jeanne d'Arc (сожженная на костре как колдунья), предсказывала будущее; она говорила, что в битве ею руководит ангел. Заслуживает внимания то обстоятельство, что она никогда не имела менструаций, что на суде было истолковано совсем не в ее пользу.
  Столь ужасные преследования колдуний отчасти были обязаны признанием самих же истеричек, которые под влиянием галлюцинаций, большею частью эротического характера, утверждали, что имели сношения с дьяволом, беременели от него и посещали шабаш ведьм.
  Взгляд, будто дьявол, овладев девушкой, непременно ее насиловал, был причиной очень распространенного испытания в колдовстве, то есть исследования девственности у обвиняемых.
  Jeanne Herviller, сожженная в 1578 году в Рибмонте, утверждала перед смертью, что она находилась в связи с дьяволом, начиная с 12-летнего возраста, и когда он является в монастырь, то выбирает себе жертвы между самыми молодыми девочками.
  Настоятельница Madleine из Кордовы, считавшаяся величайшей святой своего времени, благословения которой добивались сам Папа и король испанский, чуть не была сожжена живою и едва не лишилась всех своих духовных отличий за то, что однажды вдруг объявила себя любовницей одного падшего ангела, с которым она будто находилась в связи в течение 13 лет.
  В 1550 году почти все монахини монастыря в Ubertet'e после сорокадневного почти абсолютного поста сделались жертвами дьявола: начали богохульствовать, говорили всякие несообразности и в судорогах падали на землю,
  В 1609 году урсулинки в Э (Aix) объявили, что были околдованы и изнасилованы своим настоятелем, который был за это сожжен.
  В Лотарингии одна женщина по имени Amйre была привлечена к суду за то, что, околдовав одного ребенка, была причиной того, что он выпал из окна. Под пыткой она призналась, что находится в связи с дьяволом, изображение которого она даже указала в одном месте на стене, к великому ужасу судей, ничего, однако, не видевших.
  Amoulett Defrasne из Валансьена обвинялась в том, что своим колдовством погубила многих женщин. Сперва она упорно отрицала свою вину, но потом под пыткой созналась, что действительно занималась колдовством и что дьявол явился ей 15 лет тому назад и с того времени сделался ее любовником.
  Легенда о шабаше была также обязана своим происхождением эпидемии галлюцинаций, появлению которых благоприятствовали бывшие тогда в ходу среди женщин натирания белладонной и тому подобными сильнодействующими средствами, вызывавшими галлюцинации и известное состояние опьянения. На одной гравюре XVI столетия изображены две женщины, из которых одна натирается подобной волшебной мазью, в то время как другая поднимается верхом на метле из трубы (Regnard. Les Sorciиres. Bulletin de l'Association scientifique, 1882).
 
  Если обвиняемая в колдовстве женщина не сознавалась в своем преступлении, то ее бросали в ужасную темницу, подвергали всевозможным пыткам и допросу, производившему на нее давление и действовавшему подобно внушению. Под влиянием всего этого она сознавалась прежде всего в посещений шабаша ведьм, который и описывала самым подробным образом. Так, Franзoise Sacretan, посаженная в тюрьму по подозрению в колдовстве, сперва упорно все отрицала, потом, однако, призналась, что находилась в связи с дьяволом, многократно посещала шабаш, куда отправлялась верхом на белой палке, участвовала в танцах, била по воде палкой, чтобы вызывать град, и отравила многих лиц данным ей дьяволом порошком (Richet).
  De Lancres, наиболее компетентный знаток колдовства в XVII столетии, пишет: "Обыкновенно женщины, посещающие шабаш, ведут хороводы; они бегут и скачут с распущенными, как у фурий, волосами, с обнаженными головами, совершенно голые, покрытые иногда мазью. Они ездят верхом на метле, скамье или ребенке".
  Regnard следующим образом описывает галлюцинации насчет шабаша ведьм: "Шабаш происходит обыкновенно в кустарнике, на каком-нибудь кладбище или же в покинутом монастыре. Отправляясь на этот шабаш, колдунья должна была натереться мазью, данной ей дьяволом (белладонной), произнести несколько заколдованных слов и затем сесть верхом на метлу. Прибыв на место, ведьма прежде всего должна была показать, что на ней есть печать дьявола (Stigmata diaboli) в порядке, как это воспроизведено Teniers на одной из его картин. После этого она отправлялась на поклон к дьяволу, чудовищному существу с головой и ногами козла, с огромным хвостом и крыльями летучей мыши. При этом она отрекалась от Бога, Богоматери и святых, после чего уже над ней совершалось дьявольское крещение, представлявшее собой карикатуру католического крещения. После полуночи начинался ужин, состоявший из жаб, из мяса, печени и сердец некрещеных детей; за ним следовали отвратительные танцы, продолжавшиеся до первого пения петуха, при котором все собрание мгновенно разбегалось".
  Обстоятельством, еще более способствовавшим распространению паники, был кантагиозно-заразительный характер подобных истерических эпидемий, что считалось, конечно, делом ведьм. Так, эпидемии наблюдались в Эльзасе в 1511 году, в Кельне -- в 1564-м, в Савойе -- в 1574-м, в Тулузе -- в 1577-м, в Лотарингии -- в 1580-м, в Юре и в Бран-денбурге -- в 1590-м и, наконец, в Берне -- в 1605 году.
  Хотя колдовство было не что иное, как истерия или исте-роэпилепсия, но ни одно другое патологическое явление психического мира не поражало так сильно человеческое воображение. Особенно сильное впечатление производило удивительное обострение духовных способностей, столь часто наблюдаемое во время эпилептических припадков. "Нет теолога, -- писал Boguet, -- который мог бы толковать Священное Писание лучше этих колдуний, юриста -- более их компетентного в духовных завещаниях, контрактах и всевозможных жалобах; наконец, нет врача, который лучше знал бы, чем они, строение человеческого тела, влияние на него неба, звезд, птиц, рыб и деревьев и пр. и пр. Они могут по произволу производить холод или тепло, останавливать течение рек, делать бесплодной землю, убивать скот и, особенно, околдовывать других людей и продавать их дьяволу".
  Особенно боялись повивальных бабок, занимавшихся колдовством, так как они могли легко передавать во власть дьявола новорожденных. Жестокость мер, которые принимались для искоренения колдовства, лучше всего свидетельствует о том ужасе, какой оно внушало. В Тулузе сенат осудил в 1527 году на сожжение 400 колдуний. Da Lancie, президент парламента в Бордо, послал на костер в 1616 году множество женщин и жаловался на то, как это страшно, что в церкви лают по-собачьи более 40 женщин. Gray сообщает, что по постановлению парламента в Англии было сожжено разновременно более 3000 лиц, обвинявшихся в занятии колдовством. В 1610 году герцог Вюр-тембергский приказал магистратам предавать сожжению каждый вторник по 20-25, но отнюдь не меньше 15 колдуний. Во время Иоанна VI, курфюрста Трирского, ожесточение судей и народа против ведьм дошло до того, что в двух селениях остались в живых только две женщины.
  Boguet хвастал, что он лично сжег в своей жизни более тысячи колдуний.
  В Валери, в Савойе были сожжены в 1570 году 80 ведьм, в Лабурде в 1600 году в течение четырех месяцев -- тоже 80, а в Лагроно в 1610 году -- пять.
  Лишь благодаря научному скептицизму XVIII столетия эти ужасные казни начинают понемногу утихать. Однако полное изгнание из цивилизованного мира веры в одержимость дьяволом произошло в начале нынешнего столетия благодаря незабвенному Pinel'ю.
 
  5. Отравления. Особенно частым преступлением в криминологии женщины является отравление.
  Цезарь рассказывает, что у галлов был обычай: когда кто-нибудь из них умирал, сжигали вместе с ним и всех его жен, если только являлось малейшее подозрение о неестественной смерти его. Эта простая процедура была обязана своим происхождением частым отравлениям.
  В Китае существует особый класс колдуний, называемый "ми-фукау", которые обладают секретом отправлять втихомолку на тот свет людей и имеют обширную клиентуру, главным образом среди замужних женщин (Katscher. Bilder aus dem chinesischen Leben, 1881). .
 
  В Аравии приготовлением, равно как и торговлей различными ядами, исключительно занимаются женщины.
  В консульстве Клавдия Марцелла и Тита Валерия в Риме был открыт заговор 170 патрицианок, которые отравлениями произвели среди женатых мужчин такое опустошение, что его можно было приписать эпидемии (Тит Ливии, кн. VIII). Вакханки представляли собою женщин, предававшихся разврату и другим порокам и совершавших, как известно, массу преступлений.
  Римские писатели, оставившие нам имена Капидии, Ло-кусты и других подобных женщин, ясно указывают на то, что знание ядов считалось специальностью женщин. Юве-нал говорит в своих сатирах об отравлении мужей как об обыкновенной вещи среди римской аристократии.
  В Египте во времена Птоломеев эпидемически распространялись среди женщин нарушения супружеской верности и отравления (Renan. Les Apфtres).
 
  В Персии официальной женой шаха становится та женщина, от которой родится его первый сын. Поэтому там очень распространено отравление новорожденных завидующими друг другу соперницами (Pfeiffer).
  Во Франции в XVIII столетии, особенно в царствование Людовика XIV, отравления приняли эпидемический характер среди дам высшей аристократии. Дело дошло до того, что король должен был создать особый трибунал, Chambre royale de PArsйnale или Chambre ardente, обязанностью которого было заниматься исключительно делами об отравлении (Lettres -- Patentes от 7 апреля 1769 года). Общество было тогда до того объято паникой, что процесс знаменитой отравительницы Delegrande тянулся несколько лет потому только, что она делала беспрерывные намеки на какой-то заговор против жизни короля.
  Имена Voisin, Vigouroux, Brinvilliers сделались знаменитыми в истории преступления. В отравлении одно время подозревалась даже Olimpia Mancini, племянница Мазари-ни и мать принца Евгения.
  В 1632 году была казнена в Палермо некая Teofania, торговавшая ядами, а год спустя та же участь постигла ее ученицу Francesca la Sarda. С тех пор выражение "Gnura Tufania" осталось в Сицилии синонимом отравительницы, откуда и происходит название воды "acqua tofana", состоящей преимущественно из мышьяка (S.-Marino. L'acqua tofana, 1882).
  В 1642 году в Неаполе было отравлено много народу какой-то таинственной жидкостью, продававшейся некой женщиной, находившейся в сношении с вышеупомянутой Теофанией.
  Около того же времени в Риме четыре женщины, Maria Spinola, Giovanna Grandis, Geronima Spana и Laura Crispiolti, торговали так называемой манной св. Николая (Manna di San Nicola) -- ядом, состоявшим главным образом, по-видимому, из мышьяка.
  Итак, если исключить детоубийство и выкидыши, женщина у диких, как и у других народов, совершает, в общем, значительно меньше преступлений сравнительно с мужчиной, хотя она по своему характеру более склонна к дурному, чем к хорошему. Многие преступления, за которые она подлежит наказанию, чисто условны, так, например, нарушения табу и занятия колдовством. То, что соответствует преступлению мужчины, есть у дикой женщины, как мы это сейчас увидим.
 
  ВРОЖДЕННЫЕ ПРЕСТУПНИЦЫ
 
  1. Между антропологией и психологией преступницы существует полная аналогия. Подобно тому как от массы преступниц, у которых обыкновенно наблюдаются лишь немногие и незначительные признаки вырождения, отщепляется группа с более резко и богато выраженными, чем у мужчин-преступников, признаками, точно так же из общего числа их выделяется небольшой кружок лиц, отличающихся более интенсивной испорченностью, чем мужчины, и сильно превосходящих в этом прочих преступников, которых до преступления доводит в большинстве случаев постороннее внушение и у которых обыкновенно нравственное чувство более или менее сохранено. Группа эта и есть врожденные преступницы, испорченность которых находится в обратном отношении к их числу.
  "Всевозможные наказания не в состоянии воспрепятствовать этим женщинам нагромождать одни преступления на другие, и их испорченный ум гораздо находчивее в изобретении новых преступлений, чем суд в придумывании новых наказаний" (Conrad Celtes); "женская преступность имеет более циничный, жестокий, испорченный и ужасный характер, чем мужская" (Rykйre); "женщина, -- говорит итальянская поговорка, -- сердится редко, но более метко, чем мужчина" (Di rado la donna йcettiva, ma quando lo й lo и piщ dell'uomo). Конфуций когда-то сказал, что "на свете нет ничего, что более портит других и само подвергается порче, чем женщина". Известно изречение Эврипида: "Страшна сила волн, пожирающего пламени, ужасна нищета, но страшнее всего женщина".
  Испорченность женщины преимущественно сказывается в двух особенностях ее преступлений: в их множественности и жестокости.
 
  2. Множественность преступлений. Многие врожденные преступницы отличаются совершением преступлений не одной, но нескольких категорий, а некоторые из них являются исполнительницами двух родов преступлений, которые у мужчин взаимно исключают друг друга, именно отравления и убийства.
  Маркиза de Brinvilliers обвинялась в одно и то же время в отцеубийстве, отравлении из жадности и мести, клевете, детоубийстве, воровстве, кровосмешении и поджоге. Enjalbert была осуждена за клевету, нарушение супружеской верности, сводничество, кровосмешение и убийство. Она отдала на растление свою дочь собственному сыну для того, чтобы сделать его помощником в убийстве своего мужа. Goglet была проститутка, воровка, мошенница, убийца и поджигательница, a F. занималась проституцией, сводничеством и обвинялась в воровстве, клевете и кровосмешении; G. Bompard была осуждена за проституцию, воровство, мошенничество, клевету и убийство, a Trossarello -- за проституцию, воровство, нарушение супружеской верности и убийство. История приписывает Агриппине следующие преступления: нарушение супружеской верности, кровосмешение и побуждение к убийству, а Мессалине -- супружескую неверность, проституцию, побуждение к убийству и воровству.
  Одна 17-летняя проститутка, которую наблюдал Ottolenghi, была осуждена за воровство, укрывательство, совращение и разврат малолетних, отравление и убийство, а другая -- за нарушение супружеской верности, отравление и побуждение к убийству. Последняя занималась в то же время и трибадией.
 
  3. Жестокость. Врожденная преступница превосходит преступника в другом отношении, именно в рафинированной жестокости, с которой она совершает свои преступления. Ей недостаточно, что враг ее умирает; она должна еще насладиться его смертью. В итальянской шайке разбойников "la Taille", возникшей на юге Франции, женщины обнаруживали большую, нежели мужчины, жестокость при истязании пленников и особенно пленниц. Tiburzio убила свою товарку во время ее беременности, бросилась затем на труп ее, рвала зубами ее мясо и бросала откушенные куски своей собаке. Chevalier убила одну свою беременную родственницу, загнав ей в голову через слуховой ход вилку. Р. не удовлетворилась ранами, которые она наносила своим вероломным любовникам, находя это слишком легким наказанием для них: она ослепляла их, засыпая их глаза мелким стеклянным порошком, который она приготавливала, разгрызая собственными зубами стеклянные вещи. Известная Д. облила своего любовника, изменившего ей, серной кислотой. Когда ее на суде спросили, отчего она не прибегла для мести к ножу, она ответила: "Для того, чтобы лучше дать ему почувствовать всю горечь смерти". София Ganthier замучила насмерть медленными истязаниями семь мальчиков, доверенных ей для воспитания. Мы находим в истории всех времен многочисленные примеры жестокости, соединенной со сладострастным темпераментом, у женщин, находившихся на высоте власти. Кроме всем известных Агриппины, Фульвии, Мессалины и Елизаветы мы приведем еще следующие случаи. Аместрис выпросила себе у Ксеркса, обещавшего исполнить ее просьбу, выдачу матери своей соперницы. Когда это было исполнено, она отрезала несчастной женщине грудные железы, уши, губы и язык, бросила отрезанные части на съедение собакам и в таком виде отослала ее домой.
  Парисатида, мать Артаксеркса, приказала разрезать на части свою соперницу, а мать и сестру ее зарыть в землю живыми. Кориана, хваставшего, что он убил Кира, она истязала и мучила в продолжение десяти дней.
  Возлюбленная китайского императора Кион-Син (1147 г.) приказывала разрезать на части всякую женщину, которая удостаивалась ласк ее развратного любовника, варила их и отсылала к отцу своей жертвы, которого потом постигала такая же участь. Беременных женщин она приказывала разрывать на части живыми.
  Но высшую степень жестокости мы находим у женщин-матерей, у которых наиболее глубоко коренящееся в человеческой натуре чувство перерождается в ненависть. Hoegeli погружала в воду головку своей девочки во время наказания ее, чтобы заглушить ее крики. Однажды она ногой столкнула ее со всех лестниц, вследствие чего у ребенка сделалось искривление позвоночного столба. В другой раз она ударила ее по плечу с такой силой, что причинила вывих его. Превратив таким образом постепенно свою дочь в урода, она стала ее звать в насмешку верблюдом. Во время болезни ее, чтобы унять ее плач, она лила ей на голову ледяную воду, клала на лицо тряпки, испачканные испражнениями, и заставляла в течение многих часов вслух повторять: "Дважды два -- четыре".
  Kelsch также погружала лицо своего сына в испражнения, заставляла проводить его на балконе холодные зимние ночи в одной сорочке. Екатерина Hajes, убив своего мужа, отрезала голову его перочинным ножом (Griffith North American Review, 1895); Smith отравила восемь детей.
  Кокотка Stakenburg начала истязать свою дочь на 42-м году, когда поклонники покинули ее. "Я терпеть не могу девочек", -- говорила она. Она подвешивала ее под руки на одеяле, била молотком по голове, прижигала утюгом и однажды, избив ее палкой досиня, стала насмехаться над ней, говоря: "Теперь ты маленькая негритянка".
  Rulfi заставляла голодать свою маленькую девочку и, чтобы усилить ее мучения, принуждала ее присутствовать за столом во время своих обедов. Она пригласила для нее учителя с единственной целью иметь возможность бранить и бить ее, когда та не знала своих уроков, что при таком содержании ребенка было, конечно, не редкостью. Она связывала ее и заставляла младших братьев колоть ее булавками, чтобы к физической боли присоединить еще чувство унижения.
  Каким же образом объяснить себе подобное зверство в характере преступниц?
  Мы уже видели, что даже у нормальной женщины болевая чувствительность меньше развита, чем у мужчины, а сочувствие чужому страданию находится, как известно, в прямой зависимости именно от нее, так что оно не имеет места там, где чувствительность эта совершенно отсутствует. Далее мы выяснили, что у женщины много общего с ребенком: она обладает слабо развитым нравственным чувством, ревнива, злопамятна и старается выразить свою месть в рафинированной, жестокой форме -- все это недостатки, которые у нормальной женщины более или менее уравновешиваются и нейтрализуются чувством сострадания, материнством, меньшей страстностью в половом отношении, физической слабостью и более слабой интеллигентностью ее.
  Но если болезненное раздражение психических центров возбуждает дурные инстинкты и требует себе какого-нибудь исхода, если способность сочувствовать чужому страданию и материнская любовь отсутствуют, если, наконец, сюда еще присоединяются, с одной стороны, сильные страсти и потребности, являющиеся следствием чрезмерной похотливости, а с другой -- развитой ум и физическая сила, дающие возможность приводить в исполнение дурные замыслы, то ясно, что полупреступница -- существо, каким является нормальная женщина, -- должна легко превратиться во врожденную преступницу, более страшную, нежели любой преступный мужчина. Какими ужасными преступниками были бы дети, если бы им были знакомы сильные страсти, если бы они обладали физической силой и развитым умом и если бы, наконец, их тяготение ко злу усиливалось бы еще вследствие болезненного возбуждения! Женщины -- взрослые дети: дурные инстинкты их многочисленнее и разнообразнее, чем наклонности ко злу мужчин, но они находятся у них почти в латентном, скрытом состоянии; если же они возбуждаются и просыпаются, то последствия этого, конечно, должны быть самые ужасные.
  Врожденная преступница представляет собою, кроме того, исключение в двойном отношении: как преступница и как женщина. Преступник сам по себе является ненормальностью в современном обществе, а преступная женщина есть еще исключение и среди преступников, ибо естественная атавистическая форма преступности у женщины есть не преступление, а проституция, так как примитивная женщина более проститутка, чем преступница. Поэтому преступница, как двойное исключение, должна быть вдвое более чудовищной. Мы уже видели, как многочисленны причины, предохраняющие ее от преступления (материнство, сострадание, физическая слабость и пр. и пр.); если поэтому женщина, несмотря на все это, совершает все-таки преступления, то ее нравственная испорченность, побеждающая все эти препятствия, должна быть поистине чудовищна.
 
  4. Чувствительность и мужские черты характера. Мы видели, что у преступниц наблюдается усиленная чувственность -- черта, также приближающая их к мужчинам. Этим объясняется, почему у всех подобных женщин ко всем их преступлениям обязательно присоединяется проституция. Эротизм является у них центром, вокруг которого группируются обыкновенно прочие особенности их преступной натуры. Так, например, у Р. М., Марии Вr., Dacquigniй, Bйridot и Aveline'ы чувственность их связана с большой импульсивностью желаний и поступков; у Star, Zeile и Bouhors она комбинируется с такими мужскими чертами характера, как мужество, энергия и пр., а у Марии В. -- с мужскими вкусами и наклонностью к употреблению спиртных напитков и курению табака. У Gras эротизм уживается рядом с полумистической религиозностью, так как на ее аналое найдены книги духовного содержания вместе с рукописями самого грязного и циничного содержания. Наконец, у Cagnoni, Stakenburg и Hoegeli мы находим вместе с сильной чувственностью отвращение к материнским функциям, что напоминает нам некоторых животных, которые ожесточаются во время течки против своих собственных детенышей: у таких женщин течка длится, так сказать, круглый год.
  Очень часто мы встречаем у чувственных натур наклонность к праздной жизни, полной приключений, и к самым необузданным удовольствиям. Так, Bompard призналась, что лучше готова была идти на каторгу, чем взяться за какой-нибудь труд. То же самое мы можем сказать относительно Traikin, Star и многих других преступниц. У Lafarge эта страсть выражена в более тонкой форме -- именно в виде стремления жить роскошно в большом городе и быть окруженной толпой поклонников. Это желание и породило в ней план убить своего мужа, который взял ее с собой в деревню, в одиночество, и вернуться в Париж богатой вдовой. Достигшая такой силы чувственность многих преступниц, являющаяся ненормальной для обыкновенной женщины, становится у них источником пороков и преступлений и причиной того, что они превращаются в негодные к общественной жизни существа, стремящиеся только к удовлетворению своих сильных страстей и напоминающие собою необузданных дикарей, половой инстинкт которых еще не дисциплинирован цивилизацией.
 
  5. Аффекты и страсти. Особенно тяжким признаком вырождения является у многих преступниц полное отсутствие у них материнской любви. Знаменитая американская воровка и обманщица Lyons убежала из Америки и оставила на произвол судьбы, несмотря на то что была очень богата, своих детей, которые без общественной благотворительности умерли бы от голода. Bertrand совершенно забросила своего ребенка в раннем возрасте его, нисколько не заботясь о его пропитании и одежде. Enjalbert отдала на растление свою дочь собственному сыну. Fallaix, с целью удержать около себя своего любовника Dubon'a, содержавшего ее и всю семью ее и желавшего порвать это отношение, заставила свою собственную дочь отдаться ему, после того как последняя сопротивлялась этому в течение пяти дней. Когда же Fallaix заметила, что любовнику пришлась очень по вкусу ее дочь, она воспылала к последней ревностью и истязала ее до тех пор, пока та не умерла. Boges, любовник которой изнасиловал ее дочь, спокойно присутствовала при их половых сношениях и принудила последнюю, когда та забеременела, произвести себе выкидыш. Маркиза Brinvilliers пыталась отравить свою 16-летнюю дочь из ревности и зависти к ее красоте. Gaaikema отравила свою дочь с целью воспользоваться ее капиталом в 20 000 франков. F., шпионка, проститутка, воровка и утайщица, обвинявшаяся также в клевете и сводничестве, женила своего любовника на своей предварительно про-ституированной дочери, но воспретила им всякое половое общение. Когда же супруги ослушались ее и провели вместе одну ночь в гостинице, она устроила так, что они были арестованы полицией, что ей было нетрудно ввиду ее близких отношений к последней. Trossarello призналась, что любила детей своих не более, чем котят.
  Другим доказательством отсутствия материнской любви у большинства преступниц служит то обстоятельство, что они очень часто делают соучастниками своих преступлений своих собственных детей. Это тем более поразительно, что проститутки, наоборот, всеми силами стараются обеспечить своим дочерям честное, незапятнанное существование. О Enjalbert мы уже говорили. Lйger в сообщничестве со своим сыном убила соседку свою с целью ограбления ее. D'Alessio заставила дочь свою помочь ей в убийстве своего отца, a Meille навела сына на мысль умертвить своего отца. Из этих фактов следует, что для подобных женщин их собственные дети чужды им и что они, вместо того чтобы окружить их любовью и защитой, смотрят на них как на орудия своих страстей, подвергая их тем опасностям, которых сами боятся.
  Один из нас знавал содержавшуюся в тюрьме некую Marengo, воровку с habitus'oM кретина, которой передали в камеру ее грудное дитя. Однако, несмотря на то что ей было решительно нечего делать, она не захотела кормить своего ребенка, говоря, что "ей это скучно", и последний чуть не погиб от голода, так что его пришлось отлучить от груди и кормить искусственно.
  Это полное отсутствие всякого материнского чувства возможно понять, если припомнить, что врожденные преступницы наполовину мужчины благодаря целому ряду чисто мужских черт в их характере и что влечение их к жизни, полной наслаждений, несовместимо с функцией материнства, состоящей из одних жертв. Женщины эти не чувствуют, как матери, ибо антропологически и психологически они более принадлежат к мужскому, чем к женскому, полу. Они были бы отвратительными матерями из-за своей очень сильной чувственности, которая находится, как мы это только что заметили, в противоречии с материнством. Как могли бы они, вполне одержимые своею страстью удовлетворения своим многочисленным желаниям и низменным, похотливым инстинктам, быть способны на самоотверженность, терпеливость и преданность, которые лежат в основе материнства? В то время как у нормальной женщины половой инстинкт всецело подчинен материнскому и она, будучи матерью, отказывается от ласк любовника или мужа из боязни повредить своему ребенку, у преступниц, напротив, мы наблюдаем совершенно обратное явление: здесь мать, чтобы удержать при себе любовника, не задумывается принести ему в жертву честь родной дочери.
  Органическая аномалия -- moral insanity, или эпилеп-тоидный невроз, -- составляющая основу врожденной преступности, обусловливает собою такое извращение чувств, благодаря которому женщина теряет прежде всего свое материнское чувство, подобно тому как монахиня в таких случаях перестает быть религиозной, а солдат -- подчиняться дисциплине, причем у первой это выражается богохульством, а у второго -- стремлением оскорбить свое ближайшее начальство (случай Misdea).
  Материнское чувство встречается в парадоксальной форме слитым с чувственностью вместо того, чтобы подавить ее, в тех случаях, где мать становится любовницей своего собственного сына и безумно любит его в одно и то же время, как сына и любовника. Так, Maensdotter находилась в связи со своим 16-летним сыном и женила его по расчету на одной девушке, но не позволяла им отправлять супружеских обязанностей. Однако, несмотря на это, она убила все-таки из ревности свою невестку и, арестованная вместе с сыном, всячески старалась выгородить его, принимая всю вину на себя. Подобное совмещение материнской и чувственной любви можно объяснить себе тем, что в любви матери к ребенку содержится всегда известный намек на чувственное наслаждение, каким является, например, то нежное удовольствие, которое испытывает она при кормлении его. Если при нормальных условиях это едва уловимое чувство усиливается у женщины очень страстным темпераментом, то из него происходит кровосмесительная материнская любовь, подобная той, какую питала Maensdotter к своему сыну и в которой женщина жертвует собой как мать и любовница.
  Материнство оказывает благодетельное противопреступ-ное влияние на женщину -- и там, где преступница является матерью, чувство ее к своему ребенку служит, по крайней мере, в течение более или менее продолжительного времени могучим нравственным противоядием для нее. Так, мы видим, что Thomas, погрязшая с раннего детства в пороках и разврате, преобразилась и жила честной жизнью в течение всего времени, пока жил ее ребенок, но как только последний умер, она опять впала в прежнюю жизнь.
  Вот почему у настоящих врожденных преступниц материнская любовь никогда не является мотивом к совершению преступления, ибо это благородное чувство несовместимо с вырождением, и оно отсутствует у них так же, как у психических больных и самоубийц.
 
  6. Мстительность. Главнейшим мотивом преступлений является у врожденных преступниц мстительность, которая свойственна уже нормальной женщине, а у них достигает крайних степеней развития и выражается очень сильной несоответственной реакцией на малейшее раздражение. Jegado отравила своих господ вследствие злобы против них за сделанное ей замечание, а своих товарок по службе -- за какую-то ничтожную обиду. Closset точно так же отравила своих господ, когда те за что-то выбранили ее и отказали от места, a Ronsoux, служившая у одного откупщика, подожгла его дом после того, как он не позволил ей полакомиться вишнями из корзины, предварительно пригрозив ему, что он будет сожалеть о своем поступке. Подобное же преступление и при почти аналогичных обстоятельствах совершила в июне месяце 1890 года одна служанка в Backendorf'e. M. пыталась убить свою знакомую за то, что та оклеветала ее, a Trossarello выразилась однажды, угрожая своим товаркам, следующим образом: "Я ношу в своем сердце мысль о мести и советую вам подумать об этом". Pitcherel отравила своего соседа из мести за то, что он не позволил сыну своему жениться на ней. Суд приговорил ее к смертной казни, и, когда ей был прочитан приговор, к ней обратились с увещеванием простить окружающим их прегрешения, как это сделал Спаситель. "Господь, -- ответила она на это, -- поступил, как ему было угодно, а я никогда не прощу". Обыкновенно преступница удовлетворяет своему чувству мести не так скоро, как преступник, а спустя дни, месяцы, даже годы, ибо страх и физическая слабость являются обстоятельствами, на первых порах тормозящими ее мстительность. У нее месть является не рефлекторным актом, как у мужчин, но своего рода любимым удовольствием, о котором она мечтает в продолжение месяцев и годов и которое насыщает ее, но не удовлетворяет.
  Очень часто преступления, совершаемые женщинами из ненависти и мести, имеют очень сложную подкладку. Преступницы, подобно детям, болезненно чувствительны ко вся-кого рода замечаниям. Они необыкновенно легко поддаются чувству ненависти, и малейшее препятствие или неудача в жизни возбуждают в них ярость, толкающую их на путь преступления. Всякое разочарование озлобляет их против причины, вызвавшей его, и каждое неудовлетворенное желание вселяет им ненависть к окружающим даже в том случае, когда придраться решительно не к чему. Неудача вызывает в душе их страшную злобу против того, кто счастливее их, особенно если неудача эта зависит от их личной неспособности. То же самое, но в более резкой форме наблюдается и у детей, которые часто бьют кулаками предмет, толкнувшись о который они причинили себе боль. В этом видно ничтожное психическое развитие преступниц, остаток свойственной детям и животным способности слепо реагировать на боль, бросаясь на ближайшую причину ее, даже если она является в форме неодушевленного предмета. Так, Morin слепо возненавидела и покушалась даже отравить адвоката, ведшего против нее дело, которое он выиграл, а она проиграла, потеряв при этом громадную сумму денег. Rondest убила свою престарелую мать непосредственно после того, как получила от нее в наследство все состояние ее и когда ей приходилось содержать ее, по всей вероятности, лишь весьма короткое время. Давно лелеянная ею мысль об этом наследстве наполнила ее такою ненавистью к матери, что она, рискуя собственной жизнью, убила ее в то время, когда это было для нее по меньшей мере бесполезно. Levaillant возненавидела свою свекровь за то, что та не давала ей средств блистать в обществе, и покушалась на жизнь ее, хотя не могла надеяться сделаться ее наследницей. Plancher убила одного родственника только потому, что он был богат и известен, а она с мужем -- бедна. Еще сильнее проявляются ненависть и мстительность, если затрагивается одна из специфических женских страстей, к которым примешивается половой элемент, как, например, ревность. Кокотка М. убила одну из своих подруг за то, что та, будучи очень красивой, имела огромный успех у мужчин.
  Так называемые любовные драмы, покушения облить серной кислотой или убить вероломного любовника являются часто только последствиями задетого тщеславия или неудавшегося расчета. Героиней такого рода преступлений является обыкновенно какая-нибудь кокотка, вознамерившаяся женить на себе какого-нибудь наивного юнца или выжившего из ума старичка и неожиданно натолкнувшаяся на непреодолимые препятствия. Так, например, Arnaud покушалась облить серной кислотой своего 15-летнего поклонника, с которым она находилась в связи, после того как он вздумал порвать связь эту благодаря настояниям своих родных. Dйfrise после многолетней распутной жизни вовлекла в любовную связь купца, у которого служила кассиршей, и уговорила его затеять бракоразводный процесс со своей женой. Она пустила в ход все, чтобы добиться расторжения этого брака, но когда купец в последнюю минуту одумался и отказался от своего плана, она покушалась на его жизнь.
  Bourget следующим образом описывает женщин, прибегающих к серной кислоте (les vitrioleuses) как к орудию своей мести: "Обыкновенно это лицемерные комедиантки, чрезвычайно тщеславные и необыкновенно гордые, большею частью освистанные актрисы, не нашедшие для себя издателей, или полукокотки, неудачно пытавшиеся выйти замуж; все они стараются утолить свою злость при помощи серной кислоты..."
  Сюда же принадлежат и содержанки, хоть и не имеющие видов на замужество, но мстящие своим любовникам, если те бросают их, после того как убедятся, что они не сохраняют по отношению к ним той относительной доли верности, на которую они имеют право за свои деньги.
  Faure, например, покинутая по этой причине своим любовником, облила его серной кислотой, a Mattheron поэтому же хладнокровно застрелила своего обожателя. Злоба и гнев этих женщин являются здесь не вследствие страданий, причиненных им тем, что их покинули, но вследствие сознания, что они лишаются своих доходов, так как обман их обнаружен и проделки раскрыты, т.е. вследствие оскорбленного самолюбия. Вот почему они ненавидят старых любовников, если последние не дают себя далее благодушно обманывать, что, по мнению этих женщин, долг и обязанность их.
  Сюда же относится случай Prager, которая направила своего брата с револьвером в руках против своего мужа, когда тот возмутился наконец ее постоянными изменами и потребовал во время бракоразводного процесса, чтобы она оставила его дом. Prager действовала так, как будто муж ее, прощавший ей много раз ее обманы, причинил ей вопиющую несправедливость тем, что вздумал наконец положить конец своей бесполезной снисходительности.
  Подобные проституированные женщины обращают обыкновенно свой гнев против самых добрых и великодушных своих любовников, точно доброта последних не обязывает их лучше относиться к ним, а дает им право требовать от них исполнения самых прихотливых желаний своих. Чем добрее и мягче их покровители, тем более они их эксплуатируют и возмущаются, если те, наконец, не позволяют этого проделывать над собой. Женщин, подобных Faure и Mattheron, бесчисленное множество раз бросали их любовники, обращавшиеся с ними не столь мягко, как их жертвы, но это, однако, не вызывало их ярости. Toussaint начала преследовать единственного по-человечески обращавшегося с ней любовника d'Es. после того, как последний поймал ее на месте преступления с одним знакомым и бросил за это. Она пыталась угрозами добыть от него деньги, обвинила его в воровстве и, наконец, когда он женился, прислала его молодой жене три письма в один день, сообщая ей в самой грубой форме, что ее муж до женитьбы находился с ней в любовной связи. Надлежащим образом третируют этих женщин их сутенеры, которые безжалостно колотят и истязают их.
  В каждой оказанной им ласке эти женщины усматривают право требовать исполнения тысячи своих капризов и приходят в неистовство при первой попытке отказать им в этом*.
 
  [Точно так же поступают и маленькие дети. Если с ними обращаются с особенной податливостью и мягкостью, то они скоро сами не знают уже, что делать и чего просить себе, и, если не удовлетворять тотчас же их малейших капризов, они чувствуют себя глубоко огорченными.]
 
  Им можно импонировать только насилием и жестокостью, мягкость же в обращении с ними делает их капризными и слишком требовательными. Здесь мы видим, стало быть, повторение, но в более сильной степени, чем у дегенерированных, того культа грубой силы, на который мы уже указывали у нормальной женщины.
 
  7. Ненависть. Некоторые преступницы проявляют по отношению к окружающим ненависть, для которой нельзя найти никакой даже отдаленной причины и которая может быть объяснена только разве какой-то врожденной, слепой злостью их. Так, многие нарушительницы супружеской верности и отравительницы совершают свои преступления с непонятной бесцельностью. Женщины эти, будучи по натуре своей властолюбивыми и склонными к насилиям, обыкновенно импонируют своим слабым мужьям, которые из боязни чего-нибудь более худого уступают им во всем. Но это ведет, однако, только к тому, что они начинают тем более ненавидеть своих мужей, чем более последние покладисты и уступчивы по отношению к ним. Муж Fraikin, бывший значительно старше ее годами, смотрел совершенно сквозь пальцы на распутное поведение своей жены, тем более что он был серьезно болен и ему оставалось уже, по-видимому, недолго жить; но даже и этих нескольких месяцев до смерти его жена не могла выждать и подговорила любовника убить его. Таков же случай Simon и Moulin. Последняя из них была против воли своей выдана замуж за неотесанного, но очень доброго человека. Она совершенно не хотела признавать его своим мужем, вступила чуть ли не с первого же дня после свадьбы своей в связь с одним человеком, и добрый муж мирился с этим, обращался с ней кротко, как с сестрой, и признал даже своим сыном ребенка, прижитого ею от своего любовника. Но, несмотря на все это, Moulin ненавидела его все более и более с каждым днем, постоянно повторяла, что он должен умереть, и действительно в конце концов убила его.
  Муж Enjalbert также молча терпел в течение двадцати лет развратное поведение своей жены. Когда он однажды попробовал выразить против этого слабый протест, жена так возненавидела его, что в скором времени убила его. Jegado часто отравляла людей без всякой, по-видимому, цели. Stakenburg начала преследовать свою маленькую дочь после того, как доходы ее, как кокотки, сильно уменьшились. Свою злость она вымещала на своем несчастном ребенке.
  У врожденных преступниц замечается страсть ко злу для зла, которая характеризует эпилептиков и истеричных больных. В них зарождается ненависть автоматически, без видимой внешней причины, просто вследствие болезненного возбуждения психических центров, которое должно получить выход в совершении того или другого преступного деяния. Женщины эти, одержимые таким постоянным возбуждением, нуждаются всегда в жертве, на которой они могли бы вымещать свою ярость, и тот несчастный, с кем они чаще всего приходят в соприкосновение, скоро превращается для них в предмет их ненависти и в жертву их злобы из-за какого-нибудь пустяка, из-за самого ничтожного проступка, нередко из-за простого несогласия в чем-нибудь с их мнением.
 
  8. Любовь. Любовь редко является у подобных женщин мотивом их преступлений, несмотря даже на усиленную их половую чувствительность. Как и ненависть, любовь их является постоянно выражением только их ненасытного эгоизма: в них нет ни капли альтруизма, самоотверженности; они признают только страсть к наслаждениям и удовлетворение своего самолюбия. Замечательна импульсивность и быстрота их страсти. Если они влюбляются, то чувство их должно быть удовлетворено сейчас же, если б даже для этого нужно было совершить преступление. Одержимые, точно загипнотизированные своим желанием, они ни о чем другом не думают, как только о средствах осуществить его, не замечая совершенно угрожающей им опасности и покупая тут же наслаждение ценою преступления, хотя немного спустя при некотором терпении они могли бы удовлетворить своей страсти без всякой для себя опасности.
  Ardilouze, отец которой не соглашался на ее выход замуж за любимого ею человека, оставалось ждать всего несколько месяцев, чтобы сделаться совершеннолетней и иметь право самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Но она не имела терпения выждать даже и это короткое время и убила своего отца. Письма Aveline'ы и Bйridot свидетельствуют об отчаянном нетерпении их. Очень часто сила страсти у преступниц зависит от того сопротивления, какое им оказывают в достижении их цели. Так, например, Buscemi влюбилась в хромого, горбатого парикмахера, и чем больше родные противодействовали любви ее, тем сильнее последняя разгоралась. Страсть ее росла по мере увеличения сопротивления и, закончившись преступлением, быстро испарилась. Очевидно, в таких случаях дело идет не столько об истинном чувстве, сколько об уязвленном самолюбии, сильно реагирующем на препятствия.
  Вначале кажется, что мир должен будет провалиться, если желания этих женщин будут исполнены хотя бы одним днем позже, но потом, как только цель их достигнута, страсть их угасает необыкновенно быстро. Кого они вчера еще боготворили, к тому они сегодня относятся равнодушно, и прихотливые желания их направлены уже совершенно в другую сторону.
 
  Bйridot убегает со своим будущим мужем из дома родителей, не дающих своего согласия на этот брак, а два года спустя она подговаривает своего любовника убить его.
  Арестованные врожденные преступницы во время судебного разбирательства дел их думают и мечтают только об одном -- как бы спастись от ожидающего их наказания. Мысль об этом настолько поглощает все существо их, и они так полны ужаса в ожидании возмездия за совершенное преступление, что, не задумываясь, выдают даже своего сообщника, т.е. то лицо, для которого в большинстве случаев они незадолго перед тем рисковали и компрометировали себя. Таковы случаи Queyron, Bйridot, Buscemi, Sarceni и G. Bompard.
  Любовь и ненависть являются у них только двумя формами одного и того же ненасытного самолюбия, и первое чувство немедленно превращается во второе при малейшей неудаче и разочаровании или при первых признаках вновь загоревшейся страсти. Так, Bйridot, недавно еще так сильно обожавшая своего мужа, возненавидела его, как только влюбилась в другого, а проститутка Cabit, безумно любившая своего сутенера Leroux и отдававшая ему все заработанные деньги, убила его, убедившись, что он ей неверен и делит свою любовь с другой женщиной. Графиня Challant убила своего любовника, которого она содержала во время его студенчества, когда он женился на другой, и призналась на суде, что она готова его убить еще раз, еще сто раз, но не примириться с мыслью, что он в объятиях другой женщины. Weiss питала страстную любовь к своему мужу и жила с ним почти в полном уединении от света в течение двух лет. Но стоило ей воспылать страстью к другому мужчине, как она возненавидела своего мужа и пыталась даже отравить его. Lйvaillant, мечтавшая о замужестве с любимым человеком, начала ненавидеть, издеваться и насмехаться над ним, когда он, благодаря легкомыслию своему, попал в такое положение, при котором невозможно стало блистать в обществе.
  Напоминая свойственную детям сильную привязанность, не способную, однако, на жертвы, и благородную решимость, их страсть не лишена той жестокости, которой нет в любви обыкновенной женщины.
  Pran., очень ревниво любившая своего любовника и боявшаяся измены с его стороны, разослала чуть ли не всем дамам города, где она жила, циркулярное письмо, в котором извещала, что господин такой-то принадлежит только ей и что плохо будет всякой, кто осмелится принимать его у себя. Однажды ее любовник принял приглашение к обеду в одном доме, но она явилась тотчас же туда и произвела страшный скандал. Когда она, спустя известное время, обзавелась новым любовником, то опять объявила цирку-лярно, что с прежним господином они могут поступать отныне как им угодно, потому что она порвала с ним бывшие между ними отношения. Точно речь идет о каком-то неодушевленном предмете или животном, принадлежавшем ей!
 
  9. Жадность и скупость. Другим мотивом преступлений этих женщин является их жадность, выражающаяся у них несколько в иной форме, чем у мужчин. У развратных преступниц, для удовлетворения своих чудовищных инстинктов нуждающихся в огромных средствах и отказывающихся заработать их, алчность выражается, как и у мужчин, в форме стремления добыть большие деньги, чтобы потом быть в состоянии тратить их без всякой меры. Поэтому они сами или с помощью других пускаются в преступные деяния, которые обещают доставить большие суммы денег или ценные вещи. Так, G. Bompard натолкнула сутенера своего Eyraud на убийство судебного пристава Gouffй в надежде поживиться богатой добычей, a Lavoitte с таким же расчетом побудила своего любовника убить и ограбить одну старую, богатую женщину. Такая же жадность была мотивом преступлений, совершенных Bouhors и Brinvilliers. M. сделалась только благодаря своей алчности проституткой и совратительницей в разврат несовершеннолетних девочек и прокучивала добытые таким образом деньги. Наконец, историческими примерами этой черты у преступниц могут служить Мессалина, которая добилась осуждения на смерть многих знатных римлян с целью завладеть их виллами и богатствами, и Фульвия, совершившая множество убийств отчасти из жадности, отчасти из мести.
  Гораздо чаще, чем у мужчин, встречаются у женщин преступления из-за скупости -- черты, родственной жадности, которую, однако, не должно с ней смешивать. Gaaikema отравила свою дочь с целью воспользоваться ее капиталом в 20000 франков, а С. убила своего сына только потому, что он ей стоил слишком много денег. Одна дама, принадлежавшая к высшим слоям общества, жестоко обращалась со своим ребенком, ибо расходы на содержание его казались ей очень обременительными, и совсем замучила бы его, если б родители ее, боясь скандала, не отняли у нее дитяти. Жестокая мать заметила при этом: "Очень нужен мне еще этот щенок!"
  Своеобразный вид преступлений из-за скупости можно чаще всего наблюдать в деревнях, согласно Соrrе и Rijkйre, преимущественно между женщинами, именно убийство родителей, которые по болезни или старости становятся не способными к работе и ложатся бременем на домашний бюджет. Из-за таких мотивов Lebon сожгла живою с помощью мужа свою старуху мать, a Lafarge в 1886 году убила своего престарелого, не способного к работе мужа с помощью своей невестки, что особенно характерно. Таковы же преступления, совершенные Faure и Chevalier. Одна русская убила свою старую свекровь за то, что та была болезненна и неспособна к труду. Во всех этих преступлениях дело Сводится к сильному развитию свойственной женщинам расчетливости и экономности, которая у преступниц достигает, как и все эгоистические страсти их, необыкновенной степени. Для таких женщин бесполезный расход по дому имеет такое же значение, как потеря большой суммы денег или опасность банкротства для мужчин. Домашнее хозяйство -- это сфера безграничного царствования женщины: оно для нее то же, что для мужа его занятие, для профессора -- кафедра, для депутата -- парламент и для правителя -- его царство, и именно в этой сфере и зарождаются лютая ненависть и всевозможные тяжелые преступления.
 
  10. Страсть к нарядам. Мотивом преступлений у женщин является довольно часто их страсть к нарядам и украшеньям. Dubosc, когда ее на суде спросили о причине, заставившей ее принять участие в убийстве одной богатой вдовы, отвечала: "Я хотела иметь красивую шляпу". Мария Вr. украла 1000 франков и накупила себе всяких нарядов. М. и S., осужденные за воровство в магазине, предпочли держать при себе похищенные наряды, чтобы щеголять в них хоть пару дней, так как иначе, не сделай они этой неосторожности, они были бы оправданы за недостатком улик. Lafarge украла у одной знакомой ее бриллианты, но не с целью продать их, а носить, несмотря на всю опасность, связанную с этим. D. заколола кинжалом одного кредитора мужа своего, когда тот в обеспечение долга требовал ее драгоценное колье. Vir. мотивом убийства своего любовника выставила свой гнев на него за то, что он заложил ее вещи; однако впоследствии оказалось, что любовник сделал это с ее согласия, но она не могла уже сдержать своей ярости. Тарновская отмечает, что многие исследованные ею преступницы совершали воровство не из-за нужды, так как они находились на службе и достаточно зарабатывали денег, но исключительно из желания обзавестись дорогими и роскошными нарядами и украшениями. Точно так же Guillot и Rijkere того мнения, что воровство женщин или участие их в кражах почти всегда имеет подкладкой стремление к роскоши и нарядам.
  Мы уже раньше указали на то, какое огромное психологическое значение имеют платье и наряды, во-первых, в глазах нормальной женщины, которая судит об окружающих по их платьям, и, во-вторых, у детей и дикарей, видящих в одежде свою первую действительную собственность. Понятно поэтому, что при таком взгляде женщины на одеяние оно может служить для нее источником многих преступлений: женщина крадет или убивает с целью хорошо одеться, подобно тому как недобросовестный купец делает дутые операции, чтобы поднять свой кредит.
 
  11. Религиозность. У врожденных преступниц религиозность далеко не редкое явление. Parеncy, в то время как муж ее убивал одного старика, молилась Богу, чтобы все сошло хорошо и гладко. G. подожгла дом своего любовника со словами: "Пусть Бог и Матерь Божия довершат остальное". Brinvilliers была настолько ревностной католичкой, что написала покаянную записку с перечислением всех своих преступлений, каковая записка и послужила против нее главным обличительным документом на суде. Aveline ставила в церкви свечи "pour la rйalisation de nos projets"*, как писала она в одном письме своему любовнику. В другом письме она сообщала ему о болезни мужа в следующих словах: "II (т.е. ее. муж) йtait malade hier, je pensais, que Dieu commenзait son oeuvre"**. Pompilia Zambeccari обещала поставить Мадонне свечку, если ей удастся отравить своего мужа.
 
  [* Ради осуществления наших планов (фр.).]
  [** "Он, как я думала, вчера был болен, и я думала, что Бог начинает свое творение" (фр.).]
 
  Mercier принадлежала к семейству, все члены которого (пять сестер и один брат) страдали религиозным помешательством. Она видела в своих видениях духов, а во время слуховых галлюцинаций ей казалось, что она общается с Богом. У нее помешательство было не столь резко выражено, как у ее сестер.
  Когда Марии Forlini, задушившей из мести к своим родителям и разорвавшей на части свою девочку, прочитали на суде смертный приговор, она обратилась к своему адвокату и сказала: "Смерть -- это ничего; все заключается в спасении души; если душа спасена, все остальное -- пустяки". V. Вr., прежде чем убить своего мужа, бросилась на колени и долго молилась Пресвятой Деве о даровании ей сил для приведения в исполнение своего плана. Знаменитые отравительницы в Париже в 1670 году, принадлежавшие к высшим клас.сам населения, старались отправить на тот свет своих мужей и добиться верности своих любовников при помощи "порошка для получения наследства" и посредством разного колдовства. Во время его молитвы и заклинания читались обыкновенно над чревом беременной девушки, после чего закалывали грудное дитя, кровь и пепел которого употреблялись на приготовление любовных напитков. Говорят, что знаменитая Voisin сама погубила таким образом около 250 младенцев. Torssarello видела в Боге помощника своего преступления и на суде объяснила убийство Gariglio, своей жертвы, указанием свыше, в силу которого любовник ее должен был быть наказан за свое вероломство. В доказательство такого предопределения она указывала и на смерть его товарища.
 
  12. Противоречия. Нередко можно наблюдать у врожденных преступниц порывы чрезмерной доброты, которая составляет такой резкий контраст с их обыкновенной злостью и черствостью.
  Lafarge, например, относилась с редким вниманием к жильцам того дома, где она жила, посещала и утешала больных, так что во всем околотке ее называли не иначе, как "утешение бедных". Jegado наружно отличалась всегда ласковостью в обращении с товарками своими по службе, но потом отравляла их за малейшую обиду. Dalessio спасала от смерти самоотверженным и заботливым уходом во время тяжелой болезни своего мужа, которого она потом подговорила убить. F., которая в сообществе с любовником убила мужа своего, воспитала и усыновила ребенка, взятого из воспитательного дома. Dumaire, разбогатевшая благодаря проституции, великодушно помогала всем своим бедным родственникам и дала любовнику своему средства для окончания его образования, но убила его потом, когда убедилась в его вероломности. Thomas помогала многим бедным, проливая слезы при виде их нищеты, и покупала на собственные деньги платья и подарки для бедных детей. Р. Т., одна из самых ужасных виденных нами преступниц, была очень сострадательна к своим товаркам и страстно любила детей. Trossarello проводила целые ночи у изголовья бедных больных.
  В действительности мы имеем здесь дело с временным, преходящим альтруизмом. Женщины эти сострадательны к несчастным, так как последние находятся в худшем положении, чем они сами, благодаря чему они имеют возможность вследствие контраста сильнее чувствовать свое собственное относительное благополучие. Но они ненавидят всех, кто им кажется счастливее их. Далее, в их благотворительности большую роль играет то удовольствие, которое они испытывают, видя у ног своих лицо, которому они благодетельствуют. Это стремление видеть других в зависимости от себя получает удовлетворение в добрых делах.
  Одним словом, здесь все сводится к низшей форме доброты сердечной, которая, в сущности, есть не что иное, как несколько осложненный эгоизм.
  Эта же перемежающаяся доброта их объясняет нам их доступность сентиментальным внушениям и то присутствие духа, которое нередко проявляют в виду эшафота даже самые закоренелые преступницы. Поверхностному наблюдателю подобное присутствие духа кажется героизмом и христианской решимостью и наводит на мысль о чудесном превращении их милостью Божией в существа кроткие и всепрощающие.
  Маркиза Brinvilliers умерла, по словам духовника ее Pirot, как истая христианка. Она письменно попросила прощения у всех людей, которым она причинила в своей жизни столько зла, обращалась с трогательным уважением со своими сторожами, оставив им на память все имевшиеся у нее вещицы, и написала своему мужу письмо, завещая ему воспитать детей в честности и страхе Божием. Tiquet слушала с величайшей набожностью проповедь священника, жаловалась при обезглавлении своего соучастника на слишком строгую постигшую его кару, считая себя главной виновницей совершенного злодеяния, и перед смертью поцеловала палача в знак того, что она прощает его. Jegado после одной беседы со священником сказала, что охотно умерла бы, ибо лучше она уже не может чувствовать себя подготовленной к новой жизни, a Guillaume согласилась, что преступление ее заслуживает быть наказанным смертной казнью. Balaguer также отличалась набожностью. То немногое, что еще осталось у нее, она отдала на память жене своего защитника и сумела даже в эти последние дни своей жизни так расположить к себе своих товарок по заключению, что все они плакали, когда ее повели на эшафот. Она также простила своего палача, поцеловав его перед смертью.
  Во всех этих примерах не видно особенно глубокого чувства, но это также и не комедия. Очень может быть, что это сентиментальное внушение, которое большею частью исходит от духовного лица и которому легко подпадают преступницы при известных условиях. Именно будучи совершенно одинокими, вдали от всяких злых искушений, лишенные всякого общества, кроме священников, они легко поддаются опять всем тем добрым побуждениям, которые никогда у них совершенно не отсутствуют, и тяготение их к добру сказывается у них с интенсивностью, совершенно не свойственной им при обычных условиях. Все это тем более вероятно, что, в сущности, дело сводится здесь к религиозным внушениям, которым они в высшей степени доступны. Сюда присоединяется также, кроме того, потребность женщины в постороннем сочувствии и чужой, хоть и нравственной, защите, которая для них тем более важна, что весь свет их презирает и они находятся на пороге смерти. Если вспомнить, что они в это время никого, кроме духовенства, не видят, то станет понятным, каким образом благодаря особенной, чисто женской способности удается им усвоить себе идеи и чувства лиц, старающихся обратить их на путь истины, и как они в течение всего лишь нескольких дней укрепляются во всех христианских добродетелях, даже во всепрощении, которое им труднее всего удается.
 
  13. Сентиментальность. У преступниц мы наблюдаем обыкновенно вместо настоящего, крепкого, здорового чувства сладковато-притворную сентиментальность, которая резче всего выступает в их письмах.
  Aveline писала своему возлюбленному: "Je suis jalouse de la nature, qui a l'air de nous faire enrager, tant elle est belle. Ne trouves-tu pas, mon cher, que ce beau temps est fait pour les amoareux et qu'il parle d'amour?" В другом месте она выражалась: "Que je voudrais кtre au bout de l'entreprise (т. е. убийства мужа) qui nous fera libres et heureux! il faut, que j'y arrive, le paradis est au bout. Au dйtour du chemin il y a des rosйs"*.
 
  ["Я завидую такой человеческой природе, которая выводит нас из себя, настолько она прекрасна. Не находишь ли ты, мой доро- ' гой, что такая прекрасная погода создана для влюбленных и она сама говорит о любви?.. Как мне хотелось бы, чтобы уже закончилось это дело, которое сделает нас свободными и счастливыми! Я должна в этом преуспеть. В конце пути нас ждет рай. Окольный путь украшен розами" (фр.).]
 
  Точно так же писала своему любовнику и Trossarello письма, полные сентиментальных уверений в верности, которые, однако, были теорией, потому что на практике она его обманывала бесконечное число раз. Одна из самых ловких мошенниц, так называемая баронесса Gravay de Livergniиre, писала в своем дневнике следующее об одном 18-летнем молодом человеке, которого она увлекла, несмотря на свои 48 лет, и которого хотела женить на себе: "Черствый, бездушный человек! Он только делает вид, что любит меня, чтобы заручиться протекцией моих друзей! О, воспоминания! Когда я думаю о нем, мне припоминается галантный кавалер, который пел:
 
  Pour avoir de noble dame
  Obtenu le doux baiser,
  Je veux brыlant d'une flamme
  Que rien ne peut apaiser"*.
 
  [Чтобы от знатной дамы
  получить горячий поцелуй,
  я бы хотел гореть в пламени,
  которое ничто не сможет погасить (фр.).]
 
  Именно потому, что преступницы лишены всяких благородных и глубоких чувств, они стараются симулировать их разными софизмами, подобно тому как трус любит обыкновенно хвастать своей химерической храбростью.
 
  14. Ум. Относительно умственных способностей мы находим здесь величайшие колебания: с одной стороны, встречаются очень интеллигентные преступницы, а с другой -- такие, способности которых более чем посредственны. В общем, однако, можно сказать, что у преступниц чаще всего наблюдается интеллигентность выше средней, что зависит, быть может, от того, что у них импульсивные преступления довольно редки. Чтобы убить в припадке животной ярости -- для этого достаточны умственные способности какого-нибудь готтентота, но чтобы составить и привести в исполнение какой-нибудь более или менее сложный план отравления -- для этого требуются известная хитрость и ловкость. У преступниц замечается всегда некоторая обдуманность их поступков.
 
  Конечно, нельзя найти особенного ума у импульсивных преступниц, которые мстят за небольшое причиненное им огорчение несоразмерно жестоко, как, например, Glosset и Ronsoux, но некоторые закоренелые преступницы, совершившие по нескольку преступлений, положительно поражают своими замечательными умственными способностями. Ottolenghi наблюдал у одной 17-летней девушки очень богатое воображение и быструю сообразительность, несмотря на ее более чем скудное образование. Кроме того, девушка эта обладала настоящей манией писания, и всякую мысль, приходившую ей в голову, она старалась, насколько могла, сама записать или же диктовала ее кому-нибудь из своих товарок. Наконец, ее ловкая спекуляция с собственной проституцией и развратом других также указывает на более чем среднюю одаренность ее в умственном отношении.
  Особенной интеллигентностью отличались знаменитые отравительницы, как, например, Brinvilliers, Lafarge и Weiss, прекрасно владевшие пером, равно как и Jegado, о которой один свидетель выразился, что "она только с виду глупа, но на самом деле дьявольски умна". Tiquet всегда считалась очень умной особой в том аристократическом кругу, в котором она вращалась. Точно так же и преступницы, совершающие преступления из-за жадности и алчности, отличаются, в общем, хорошими умственными способностями. Mercier, например, несмотря на свое религиозное помешательство, обладала отличной коммерческой сметкой: она в короткое время составила себе своими делами значительный капитал, потеряла его, но потом опять вернула.
  Еще большим умом отличалась знаменитая американская воровка, Lyons, которая, накрав в Америке целое состояние, отправилась в Европу с единственною целью показать свое искусство и там. Однако в Париже она была поймана в одном воровстве на месте преступления, но сумела так ловко поставить дело и выпутать себя, что благодаря вмешательству английского и североамериканского посланников полиция поспешила отпустить ее на волю со всевозможными извинениями. Другой образчик подобной же интеллигентности представляла мошенница, выдававшая себя за графа Sandor'a. Особа эта сотрудничала в нескольких газетах и сделалась женихом дочери одного венгерского магната. Она сумела выманить у будущего тестя своего значительные суммы денег и скрыть свой пол до последней минуты, т.е. до тех пор, пока была арестована. Далеко недюжинным умом отличалась и начальница разбойничьей шайки в Техасе, знаменитая Bell-Star, державшая долгое время в страхе население целого округа и наносившая вред своими разбоями даже самому правительству Соединенных Штатов. Затем так называемая Gravay de Livergniиre, обманщица, известная под шестью или восемью именами, настоящее имя которой все-таки осталось тайной, сумевшая в свои 48 лет так влюбить в себя одного 18-летнего юношу, что даже осуждение ее не могло его охладить к ней, симулировавшая в этом возрасте роды и долго выдававшая себя за кузину испанской королевы, также была, по-видимому, далеко не глупой женщиной. А знаменитая P.W., осужденная за нанесение ран и виновная, вероятно, в отравлении, редактировала газеты, стояла во главе политического движения и сочиняла романы и поэмы
  Тарновская точно так же при описании Феодосии Вол., известной петербургской ростовщицы и утайщицы ворованных вещей, отмечает, что при такого рода занятиях требуются большая хитрость и сообразительность, а особенно нюх, чтобы с первого раза узнать, с кем имеешь дело: с голышом ли, закладывающим свою последнюю "движимость", с вором ли или же с шпионом полиции.
  Доказательством значительной интеллигентности некоторых врожденных преступниц служат оригинальность их преступлений и своеобразная комбинация их. Так, например, упомянутая нами 17-летняя девушка, находившаяся под наблюдением у Ottolenghi, сумела добыть комбинацией сводничества, проституции и вымогательства большие деньги. Lacassagne, убившая своего незаконнорожденного ребенка с помощью одного знакомого, убедила последнего взять всю вину на себя, обещая ему выйти за него замуж, после того как он отбудет наказание. Когда же доверчивый поклонник ее, отбыв наказание, вернулся к ней с требованием исполнить обещанное, она в сообщничестве со своим братом убила его. Gras создала для своего преступления чрезвычайно сложный план, который она отчасти и осуществила. Она нуждалась именно в деньгах, чтобы выйти замуж за своего любовника, одного рабочего. С целью добыть их она подговорила его облить серной кислотой одного старого болезненного господина с тем расчетом, что последний будет благодаря этому так обезображен, что за него не согласится выйти замуж ни одна женщина. Она имела в виду женить его в таком случае на себе, разрушить его и без того слабое здоровье различными эксцессами, а затем, оставшись после смерти его богатой вдовой, выйти наконец замуж за своего дружка. Такой более или менее высокий уровень умственных способностей у врожденных преступниц объясняется отчасти тем, что многие из них часто физически совершенно слабые субъекты, решительно не способные силой удовлетворять своим дурным инстинктам. Поэтому они стараются пустить в ход весь свой ум и всю хитрость, на какую только способны. Без этого они сделались бы проститутками.
 
  15. Письмом и рисованием преступницы почти совершенно не занимаются. Я никогда не встречал среди них ни одного рисунка, ни малейшей татуировки с намеком на совершенное преступление, никакой, наконец, вышивальной работы, словом, ничего из того, что можно было бы ожидать найти у них. Один только раз мне привелось видеть кое-что, что напоминало собою символические рисунки преступников, именно у Рr. я нашел фотографию ее любовника с двумя крестами на ней, мертвой головой и числом дня, в который она имела в виду убить его, как она и пыталась в действительности сделать это. Портрет этот она очень заботливо хранила в своей камере как воспоминание о своем покушении.
  Точно так же редки среди них и письменные воспоминания об их преступлении. Только у трех преступниц мы нашли заметки, свидетельствовавшие о том, что они занимались составлением своих мемуаров, между тем как среди мужчин этот род эгоистической, так сказать, литературы очень распространен. Две из этих составительниц мемуаров, Lafarge и Bell-Star, отличались, как известно, далеко недюжинными умственными способностями, между тем как среди преступников субъекты даже с более чем посредственной интеллигентностью также пускаются в подобного рода авторство. Очень редки среди преступниц поэтессы, какой была, например, возлюбленная разбойника Cerrato, посвятившая ему свои стихи. Но самым характерным и любопытным документом из всех, когда-либо оставленных после себя преступницами, является замечательная покаянная записка маркизы Brinvilliers, которая потом послужила против нее же уликой к обвинению. По ней можно судить о ее интенсивном религиозном чувстве, заставившем ее излить свое состояние на бумаге, далее, о характерной беспечности преступной натуры ее и о таком извращении ее нравственного чувства, благодаря которому она легкие погрешности против чисто формальных религиозных обрядов ставит рядом с наиболее ужасными преступлениями, как отцеубийство и кровосмешение.
  Мы приводим здесь целиком этот любопытный документ, передавая наиболее характерные места его по-латыни:
  "Сознаюсь, что я совершила поджог".
  "Я пыталась иметь сношение с родным братом, думая об одном из своих знакомых".
  "Сознаюсь, что дала яд одной женщине для отравления ее мужа".
  "Сознаюсь, что не почитала и не относилась с должным уважением к своему отцу".
  "Сознаюсь, что три раза в неделю совершала грех кровосмешения, в общем, быть может, раз триста, а онанировала четыреста или пятьсот раз".
  "Я писала любовные письма и сознаюсь, что причинила ими большой скандал сестре и своей родственнице; я была в то время еще молодой девушкой, а он -- молодым юношей".
  "Я находилась долго, в течение 14 лет, в любовной связи с одним женатым господином. Сознаюсь, что я передала ему много денег и всякого добра, так что это меня разорило".
 
  "Bis peccavi immundum peccatum cum isto".
 
  "Я сознаюсь, что хотя отец мой, видя скандал этот, велел заключить его в темницу, но я тем не менее продолжала видеться с ним".
  "Из числа детей моих двое -- плод этой любви. Вы увидите, как я устрою их".
  "Сознаюсь, что я имела половые сношения раз двести со своим двоюродным братом. Он был холост, и один из моих детей прижит от него".
  "С двоюродным братом мужа моего я имела также около трехсот сношений. Он был женат".
  "Сознаюсь, что один молодой человек me stupravit, когда мне было семь лет".
 
  "Сознаюсь, что manu peccavisse cum fratre meo еще до семилетнего возраста".
  "Сознаюсь, что posuisse virgunculam super me и прижималась к нему... (sic)".
  "Я сознаюсь, что отравила своего отца. Яд преподнес ему один из слуг. Меня терзали угрызения совести, когда слуга этот был схвачен и посажен в тюрьму; я имела в виду поскорей унаследовать от отца его богатства".
  "Я отравила своих двух братьев. Один молодой человек был за это колесован".
  "Я часто желала смерти моему отцу и брату".
  "Я имела желание отравить мою сестру, которая называла ужасным мой образ жизни".
  "Я приняла один раз лекарство, чтобы произвести себе выкидыш".
  "Сознаюсь, что раз пять или шесть давала яд своему мужу. Но мне становилось жаль его, я начинала хорошо ухаживать за ним, и он выздоравливал. С тех пор он постоянно, однако, болеет. Все это я делала, чтобы быть свободной".
  "Сознаюсь, что принимала сама яд и дала его своей дочери, потому что она была красива".
  "Я исповедовалась и приобщалась перед Пасхой в течение семи лет, не имея при этом никакого желания исправиться, затем я продолжала вести тот же образ жизни и совершать те же преступления, не исповедуясь уже в них".
  "Я подожгла в одном из наших имений дом с целью отомстить".
  Weiss также оставила нам несколько сентиментальных страниц своих мемуаров, не представляющих, впрочем, никакого интереса.
  Итак, мы должны признать и у преступниц недостаточную деятельность графических центров, которую мы наблюдали уже у нормальной женщины.
 
  16. Приведение в исполнение преступлений. Сложные планы. Ум врожденных преступниц виден, между прочим, также и в том, что преступления их часто замечательно сложны. Причина этого -- отчасти их физическая слабость, отчасти -- возбужденная чтением романов фантазия. Во всяком случае, для приведения в исполнение планов их часто требуются далеко не дюжинные умственные способности. Иногда они употребляют очень сложные приемы для разрешения относительно простых задач, напоминая в этом отношении человека, который делает большой крюк, чтобы достигнуть близлежащего пункта. Мы уже раньше познакомились с чрезвычайно запутанным планом, который составила себе Gras с целью сделаться богатой вдовой и выйти замуж за своего любовника: равным образом мы упоминали и про своеобразный план княгини R., и про то письмо, в котором ее любовница должна была сознаться, что сама лишила себя жизни. Некая Minna, хотевшая во что бы то ни стало поступить прислугой вместо своей знакомой в один дом, пыталась сперва оклеветать ее перед господами, когда это не удалось, уверить свою знакомую, что последние обманывают ее, обсчитывая на жалованье. Но когда и это не помогло, Minna украла у нее ключ от дверей, прокралась вечером в комнату ее и спряталась под ее кроватью. Ночью она напала на подругу свою, когда та спала, ранила ее и убежала, замкнув за собой двери. На следующий день после этого она преспокойно явилась к господам своей жертвы, предлагая заместить свою больную подругу. Когда же барыня не решилась взять ее, она обещала ей, если она возьмет ее, указать то лицо, которое нанесло рану ее прислуге. Rosa Bent с целью лишить жизни мужа поставила перед кроватью его, когда он спал, котел с кипятком, затем разбудила его, говоря, что его кто-то кличет на улице, и, когда он поднялся с постели, она толкнула его, полусонного, в этот котел.
  Очевидно, для создания таких сложных планов нужна более или менее развитая фантазия: такие запутанные комбинации придумываются обыкновенно там, где нельзя пустить в ход физическую силу за отсутствием ее. Поэтому-то именно преступницы, обладающие большой физической силой, никогда не прибегают к таким сложным приемам, а обыкновенно решают свои задачи просто ударом кинжала или топора. Примером может служить Bouhors, которая находила удовольствие в том, чтобы, переодевшись в мужское платье, вступать в бой с мужчинами, имея постоянным оружием увесистый молоток.
  Но нередко эти же сложные, запутанные планы обнаруживают замечательную несостоятельность ума даже у самых интеллигентных преступниц: хитроумные комбинации их оказываются, в сущности, невозможными абсурдами, порою даже чистым безумием. Так, например, Morin задумала следующим образом ограбить и потом убить своего врага. Она хотела завлечь его на виллу в одно из предместий Парижа, которую она специально с этой целью наняла, заманить его там в погреб и привязать к колу. В этом же погребе были приготовлены веревки, пистолеты, ружья, шпаги и кинжалы с целью напугать несчастного и заставить его подписать векселя на изрядную сумму. В то же время два помощника ее, переодетые привидениями, должны были дополнить сцену различными движениями и диким воем, -- словом, все было задумано во вкусе какого-нибудь романа г-жи Redcliffe. Очень часто преступницы предусмотрительно заботятся о том, чтобы подготовить себе alibi или иное доказательство своей невиновности, но комбинации их обыкновенно, несмотря на все свое остроумие, бывают неудачны. Так, например, Lafarge, угощавшая своего больного мужа во время болезни его вместо камеди мышьяком, возилась постоянно при всяком постороннем человеке с камедью. Buisson, получившая при убийстве одного старика несколько царапин на лице, повесила свою кошку и затем рассказала всем знакомым с самым свирепым видом, что животное это прыгнуло ей в лицо. Queyron вместе со своим любовником заколола кинжалом своего мужа на его постели, после чего, оправив последнюю, подняла плач и созвала соседей, говоря, что муж ее умер внезапно от кровавой рвоты.
 
  17. Подстрекательство. Врожденные преступницы далеко не всегда являются сами исполнительницами своих преступных замыслов. Очень часто, если они не обладают значительной физической силой, или если жертва не женщина, или если, наконец, нельзя действовать из засады, как, например, при отравлении и поджоге, они не отваживаются сами на преступление. Bйridot и Aveline горько жалуются в письмах к своим любовникам на свою слабость. Lavoitte сказала своему сообщнику: "Если б я была мужчиной, я бы сама убила эту богатую старуху". Но в этом уклонении преступниц от личного совершения преступления виден только страх слабого существа; это не есть сопротивление злу, ибо притупленность их нравственного чувства сказывается в подстрекательстве к преступлению сообщника, а преступная натура обнаруживается в том, что инициатива преступления принадлежит именно им самим.
  Fraikin, желая отделаться от своего мужа, подыскивала для этого наемного убийцу. Она нашла некоего Devilde'a, который три раза готовился убить ее мужа, но у него каждый раз не хватало на это мужества. После третьей попытки Fraikin с яростью сказала ему: "Чтобы упустить такой удобный случай, нужно быть безмозглой скотиной". В четвертый раз она напоила Devilde'a пьяным, повела в спальню мужа, спряталась в ногах кровати и в самый решительный момент показала ему 1000-франковый билет. Fraikin была при этом настолько хладнокровна, что не забыла предупредить убийцу, чтобы он не хватал ее мужа за волосы, потому что тот носил парик. Albert, которого любовница его Lavoitte подстрекнула убить одну старуху, в следующих словах описывал на суде, как она подговаривала его совершить это преступление: "Прежде всего она начала перечислять мне, сколько богатств у старухи и как мало она ими пользуется; я отказался, но на следующий день Филомена опять завела об этом разговор, доказывая мне, что и на войне убивают людей, но что это не считается, однако, преступлением: поэтому можно и старуху эту укокошить. Бог, говорила она, простит нам, ибо Он видит ту нужду, которую мы терпим". Simon пыталась отделаться от своего больного мужа, пользуясь его слабостью к спиртным напиткам и давая ему выпивать каждый день утром и вечером какую-то жидкость, состоявшую из водки, настоянной на каких-то вредных травах и корнях. Кроме этого, она обещала тому из своих любовников -- а их у нее было бесчисленное множество -- свою руку и пять франков (это за убийство!), который освободит ее от мужа. Случай свел ее наконец с Quйrangal'ем, слабохарактерным и испорченным юношей, которого она настолько подчинила своей воле, что ей нетрудно было уговорить его совершить это преступление.
 
  18. Похотливость. Преступницы, отличаясь большею частью отсутствием стыда и чувственностью, часто прибегают к разврату как к средству, дающему им возможность совершить то или иное преступление. Они избирают подобный путь, во-первых, потому, что отдаться мужчине -- это для них пустяк, который им ничего не стоит, а во-вторых, потому, что благодаря их похотливой натуре помыслы их обыкновенно сосредоточены на удовлетворении половых инстинктов. Вот почему, подготовляя только какое-нибудь преступление, они совершенно бессознательно начинают уже подумывать о возможности воспользоваться для осуществления его собственным полом. Так, Grass имела в виду погубить своего богатого любовника при помощи половых эксцессов, совершенных над нею. Р., воспитанная одним богатым филантропом и выданная им замуж за человека, оказавшегося вполне достойным ее по своей нравственности, задумала вместе с мужем своим путем шантажа сорвать куш со своего воспитателя. Для этого она однажды пригласила его к себе и, будучи с ним наедине, начала говорить ему, что все считают ее любовницей его и она на самом деле хочет сделаться ею. Затем она начала перед ним раздеваться, стараясь вызвать у него возбуждение сладострастными позами. Но в эту минуту в комнату вошел ее муж, который сделал вид, что он вне себя, застав жену в таком положении, и за поруганную честь потребовал от филантропа, чтобы тот подписал несколько векселей и чеков.
  Преступница, желая подбить мужчину на преступление, часто обещает ему в награду свою любовь. Brinvilliers поступала таким образом много раз, a D., продававшая себя всякому, кто только был в состоянии заплатить ей, ни за что не хотела отдаться одному наиболее бесхарактерному поклоннику своему. Когда же она довела страсть его до крайних пределов, то обещала принадлежать ему с условием, если он убьет ее мужа. Часто и поцелуй служит западней для неосторожных жертв. Borde и Dйpise закололи своих любовников именно в ту минуту, когда те собирались поцеловать их.
 
  19. Упорство в отрицании своей вины. Особенно характерной чертой преступниц, и преимущественно врожденных, является необыкновенное упорство, с которым они отрицают свою вину, несмотря на самые очевидные, подавляющие улики. Мужчина, убедившись, что ложь его ни к чему не ведет, обыкновенно перестает запираться и сознается; женщина же никогда не сознается в совершенном преступлении и продолжает с величайшей энергией оправдываться, несмотря на всю нелепость ее оправданий. Alessio, Rondest, Jumeau, Saraceni, Buscemi, Bйridot, Pearcey и Daudet продолжали отрицать свою вину до последней минуты. Lafarge разыгрывала комедию невинности до самой смерти своей и даже после нее оправдывалась еще в своих мемуарах. Jegado, несмотря на всю нелепость ее показаний, продолжала утверждать, что она не знала, что мышьяк так вреден для здоровья и что вина ее в том только и заключается, что она была слишком добра и доверчива к людям. Ее никак нельзя было заставить сознаться в совершенном преступлении.
  Если преступницы не вполне отрицают свою вину, то часто для оправдания выдумывают такие длинные, невероятные и нелепые истории, что даже ребенок и тот не мог бы им поверить. Однако, несмотря на это, они настаивают на правдивости своих показаний с величайшим упрямством. Dacquigniй утверждала, что убила своего мужа, защищая собственную жизнь, хотя на ней не найдено было ни малейших следов борьбы. Затем она созналась, что нанесла ему только один удар кинжалом, между тем как на трупе убитого было найдено шесть ран. Точно так же оправдывалась на суде и D. Lafarge, попавшая на скамью подсудимых за похищение бриллиантов, выдумав для своей защиты целый роман, очень запутанный и нелепый, а Hoegeli уверяла, что она только хотела слегка наказать своего ребенка и если он умер, то это просто несчастная случайность. Dйpise, которая подстерегла своего любовника и из засады нанесла ему рану, утверждала, что любовник ее бил, повалил на землю и натравил даже на нее собаку. Prager показала на суде, что спрятала в комнате мужа своего брата, вооруженного револьвером, только для того, чтобы он достал ей несколько очень важных компрометирующих ее в бракоразводном процессе писем. При этом она ни за что не хотела сознаться, что письма эти служили доказательством ее супружеской неверности. Что же касается револьвера, то он был взят, по ее словам, только лишь с целью пригрозить мужу. Очень часто преступницы во время процесса меняют свою систему защиты по нескольку раз, совершенно не думая о том, что такие частые перемены в их показаниях должны в высшей степени поколебать доверие судей к словам их. Goglet, поджегшая дом с целью погубить в огне своего старого мужа, показала сперва, что поджог совершил какой-то неизвестный ей мужчина, в которого она даже стреляла, но промахнулась; потом она изменила свое показание и стала утверждать, что она не есть вовсе сама Goglet, a только подруга ее, похожая на нее по цвету волос, и что она из дружбы к этой Goglet согласилась ухаживать за ее больным мужем. Когда же последний настаивал на том, что эта женщина и есть именно его жена, у нее хватило дерзости заявить, что человек этот после операции плохо видит и потому ошибочно принимает ее за свою жену.
  "Преступница, -- говорит Rykйre, -- больше софистич-на и хитра, нежели преступник. Она всегда находит отговорки и оправдания, поражающие своею неожиданностью и странностью". "Девушки, -- пишет пастор Arnoux, -- не только больше мальчиков подвержены злу, но они также лгут более ловко и дерзко, чем они, с большей смелостью рассказывают разные выдуманные ими истории и превосходят их в искусстве лицемерить".
  В общем, оправдания преступниц также отличаются сложностью и нелепостью, т.е. той именно запутанностью, которую мы так часто находим в планах их преступлений. Мы опять встречаемся здесь со свойственной даже нормальным женщинам лживостью, но осложненной и доведенной до крайних пределов. Преступницы эти лгут прямо в глаза с таким упорством, несмотря даже на самые очевидные улики, потому что они вообще малочувствительны к истине и не могут вообразить себя на месте судей, убежденных массой доказательств в их виновности. Логичность фактов не имеет в глазах их никакого значения, потому что они, как женщины, не признают силы неоспоримой убедительности и думают, что все рассуждают так же, как и они.
  Прибегая ко всевозможным выдумкам с целью оправдать себя в глазах судей, преступницы совершенно не видят всей нелепости их, ибо в них очень слабо развита та логика мышления, которая должна была бы удержать их от противоречий. К этому присоединяется еще действие самовнушения, благодаря которому они в конце концов начинают сами верить в часто повторяемую ими ложь, -- самовнушение, влияние которого тем сильнее, чем скорее сглаживается из их памяти воспоминание о совершенном преступлении. С течением времени, когда истинная суть самого злодеяния ими почти совершенно забыта, они помнят только свой собственный вымысел, не заботясь уже о том, насколько он соответствует истине. Поэтому ложь сопряжена у преступниц с ничтожным напряжением их умственных способностей, и так как на характер вымысла они обращают тоже мало внимания, то вся энергия их сводится к упорному повторению его без колебаний и неуверенности, благодаря чему они нередко вселяют доверие к своим словам даже в сердцах судей и присяжных заседателей.
 
  20. Самообличение. Благодаря тому противоречию, которое мы так часто встречаем в характере женщины, у преступниц рядом с упорнейшим отрицанием ими своей вины наблюдается подчас неожиданное добровольное стремление обличить себя. Явление это объясняется различными причинами. В одном случае дело сводится к потребности поболтать и поделиться с другими своей тайной, что -- как мы видели -- характерно для женщин. Так, например, G. Bompard рассказывает во время морского переезда из Америки во Францию одному пассажиру, некоему Granger, много подробностей про Eyraud. Затем, находясь уже в Париже, где все газеты были полны ею и ее любовником, она не может удержаться, чтобы не сообщить тому же Granger, что она и есть именно эта разыскиваемая Bompard. Faure, облившая серной кислотой своего любовника, приняла такие меры предосторожности, что преступление ее осталось бы нераскрытым, если б она сама не рассказала о нем одной подруге своей. Очевидно, она испытывала потребность поделиться с кем-нибудь радостью по поводу удачной мести, для того чтобы лучше насладиться ею. Конечно, при всем этом играют известную роль легкомыслие и неосторожность преступниц, которые охотно разговаривают о своем преступлении, не думая о связанной с этим опасности (Lombroso. Uomo delinquente. T.1).
  В другом случае самообличение выражается в иной форме. Так как неосторожность преступницы никогда не заходит так далеко, чтобы сообщить кому-нибудь план задуманного ею преступления до того, как оно приведено в исполнение, то она удовлетворяет своей потребности говорить о преступлении косвенным образом; отравительница, например, обнаруживает преувеличенную заботу о здоровье намеченной жертвы: она старается казаться печальной и то и дело выражает свои опасения, что последняя не проживет долго, хотя в настоящую минуту, по-видимому, и совершенно здорова. Если жертва легла в постель, отравительница еще задолго до того, как у других явится мысль о какой-нибудь серьезной болезни, уже начинает беспокоиться насчет дурного исхода ее. Все это направлено к тому, чтобы так или иначе иметь возможность говорить о замышляемом или совершенном преступлении. Когда Lafarge отослала своему мужу отравленный пирог, она тотчас же сообщила нескольким знакомым, что у нее есть тяжелое предчувствие потерять кого-нибудь из близких ей, и осведомлялась насчет того, какой траур носят вдовы в этой местности. Hagu, отравившая жену своего любовника Rogier, сказала окружающим, когда у последней обнаружились только первые признаки отравления: "Я вам говорю, что она долго не протянет; где это видано, чтобы молодой мужчина мог жить с такой женой, которая его ненавидит". Точно так же и Jegado, когда одна из ее жертв заболела и все еще думали о легком, пустом заболевании, выразилась следующим образом: "Она умрет от этого, можете мне поверить; от такой болезни не выздоравливают; бегите лучше за священником".
  Женщины находят особенное удовольствие в том, чтобы много говорить о совершенном преступлении, потому что они при этом мысленно переживают его и продолжают испытывать то наслаждение, которое доставляет оно им. Так, Jegado всегда говорила только про мертвых и про похороны, так что один свидетель выразился даже про нее на суде: "Sa conversation йtait la conversation des morts et des dйfunts"*. Совершенно понятно, почему женщина говорит гораздо больше и чаще мужчины о своем преступлении: беседа -- это единственное доступное средство переживать его, между тем как мужчина может прибегать с этой целью к кисти и письму, которые редко доступны женщинам. Женщина должна болтать о своем преступлении, между тем как мужчина может нарисовать его, описать или даже просто выцарапать на стенке, сосуде и т.п.**
 
  [*"Ее речь была речью мертвых и погребенных" (фр.).]
  [**Lombroso. Uomo delinquente. T. 1. С. 322.]
 
  Своеобразной формой самообличения является часто признание преступниц перед своими любовниками в совершенном преступлении даже в тех случаях, когда любовники ничего подобного от них не требуют и не подозревают никакого преступления. Такой документ часто появляется потом на сцене в виде доказательства их виновности, и в тех случаях, когда любовь их к своим любовникам миновала, они идут на новое преступление, чтобы избавиться от этих опасных для них лиц. Так, Virg., разошедшись со своим любовником Signorino, убила его, боясь, что он ее выдаст, имея в руках доказательство совершенного ею преступления. Menghini доверила тайну отравления ею мужа своему любовнику Ottavi, и, когда последний бросил ее, она подговорила своего нового обожателя убить его, чтобы отделаться от такого опасного человека.
  Подобное признание является естественным следствием возникающей между любовниками наклонности к безграничной откровенности и указанной нами раньше потребности любящей женщины приносить в жертву любимому человеку не только свое "я" и свое тело, но также свою душу и судьбу. Чем дороже принесенная ею жертва, тем счастливее она, а разве есть у нее что-нибудь, что она должна была бы тщательней скрывать, чем сознание и доказательства своей преступности? Она предпочитает отдаться связанная по ногам и рукам своему любовнику, вполне полагаясь на его усмотрение. Преступная натура ее сказывается в беспечности, мешающей ей задуматься над неизбежным концом ее временной любви, и в отсутствии всякого нравственного чувства, при котором самое тяжелое преступление кажется ей небольшим проступком. Как могла бы женщина, у которой не притуплено еще вполне моральное чувство, осмелиться открыть свою преступную душу честному любовнику, не боясь, что подобное признание оттолкнет его от нее и вселит к ней отвращение, несмотря на то, как бы ни дорожил он на первых порах ее взаимностью.
  Преступницы часто выдают своих любовников, соучастников их преступлений, из чувства ревности, покинутые ими, но нередко причиной подобной измены с их стороны является не ревность и желание мстить, а тонкий расчет избавиться от угрожающей им опасности, которая с минуты на минуту увеличивается. Они надеются заслужить себе таким образом снисхождение, особенно если они молоды и недурны собою. Крайнее непостоянство их привязанностей, в силу которого они ко вчерашнему божеству и кумиру относятся сегодня равнодушно или даже с отвращением, играет при этом значительную роль. Известно, что разбойничьи шайки ничего так не боятся, как доноса женщин. Bompard, не задумываясь, передала в руки правосудия своего несчастного соучастника, который был до известной степени ее жертвой. Bistor был арестован по доносу своей любовницы Perrin именно в ту минуту, когда направленное против него следствие должно было прекратиться за недостаточностью улик.
  Благодаря всем только что перечисленным моментам доносы и разоблачения со стороны преступниц -- явление довольно частое. Этим объясняется, почему интеллигентные преступники всегда относятся с величайшим недоверием к женщинам. В шайке Chevalier и Abadie были только две женщины, именно их любовницы; прочие же члены шайки ни под каким видом не должны были обзаводиться постоянными сожительницами.
 
  21. Заключение. Таков нравственный облик врожденной преступницы, которая обнаруживает большую наклонность сливаться с мужским типом. Мы находим и в криминальной ее психологии атавистическое ослабление ее вторичных половых признаков, которое мы уже отметили при антропологическом изучении. Ее усиленная половая чувствительность, слабый материнский инстинкт, наклонность к бродячей, рассеянной жизни, интеллигентность, смелость и способность подчинять своей воле путем внушения слабохарактерные существа, наконец, ее тяготение к мужскому образу жизни, мужским порокам и даже к мужской одежде -- все это изобличает в ней то одну, то другую особенность чисто мужского характера. Ко всему перечисленному следует прибавить еще отвратительные черты, свойственные исключительно женской натуре, как мстительность, коварство, жестокость, лживость, страсть к нарядам и пр. и пр.
  Все эти качества выражены то в большей, то в меньшей степени у отдельных индивидов. Некоторые из них, например Bouhors, обладают громадной физической силой, но плохими умственными способностями. Другие, как Р., физически слабы, но зато отличаются умом и замечательной изобретательностью. Там же, где все эти черты соединены вместе, мы имеем дело с самыми ужасными, по счастию редкими, типами женской преступности. Такою именно была Bell-Star, еще недавняя гроза и ужас жителей Техаса. Уже воспитание ее сильно благоприятствовало развитию ее природных качеств характера. Именно будучи дочерью одного партизанского предводителя партии Юга в войне 1861-1865 годов, она провела свое детство и юность среди ужасов, грабежей и убийств, которыми эта война сопровождалась, и в 10 лет уже отлично владела, к общему удовольствию окружающих, лассо, револьвером, ружьем и boure knife. Сильная и смелая, как мужчина, она охотнее всего объезжала диких лошадей и однажды в Оакланде выиграла в течение одного и того же дня два приза на скачках. Она была очень чувственная натура и никогда не удовлетворялась одним любовником; у нее их было столько, сколько desperados и outlaws было в Техасе, Канзасе, Небраске и Неваде. В 18 лет она стояла уже во главе шайки диких бандитов, которых вполне подчинила своей воле умом и обаятельной наружностью. С этой бандой она нападала на города и грабила их, давая настоящие сражения отрядам правительственных войск. Иногда она одна, переодетая мужчиной, появлялась в многолюдных местах среди белого дня. Однажды она провела ночь в той самой гостинице, где находился судья, разыскивавший ее, и даже ночевала в одной с ним комнате, причем последний, конечно, и не подозревал, что его товарищ по комнате -- женщина. Судья этот накануне хвастал за общим столом, что он, наверное, узнал бы Bell-Star и схватил бы ее, если б ему пришлось где-нибудь с ней встретиться. Наутро, после ночи, проведенной вместе, она назвала себя, обругала судью, избила его кнутом, вскочила на лошадь и умчалась. Она оставила мемуары. Самым горячим желанием ее было, как говорила она, умереть в сапогах. Желание ее исполнилось, потому что она была убита во главе своей шайки во время одной стычки с правительственными войсками.
  Другим замечательным разбойником в юбке была француженка Zйlie. Очень одаренная от природы, прекрасно владевшая тремя языками, привлекательная по своему уму и наружности, она уже с детства отличалась вероломным характером и чувственностью. Попав благодаря одной любовной истории в общество североамериканских бандитов, она сделалась атаманом одной шайки их. Гордая и храбрая, она выступала во главе их навстречу всякой опасности и никогда не теряла своего мужества: на краю пропасти при экспедиции в горы, во время землетрясения, эпидемии и в бою -- она была постоянно одинаково спокойна. Умерла она в одной французской больнице для психических больных при явлениях очень тяжелого истерического припадка.
  Многократно упоминаемая Ottolenghi 17-летняя воровка и проститутка M. R. начала свою карьеру тем, что на 12-м году обокрала своего отца и растратила со своими подругами украденные деньги на лакомства. В 15 лет она убежала из дому с одним любовником, но скоро оставила его, чтобы отдаться проституции, и организовала в 16 лет настоящую торговлю 12-13-летними девочками, которых продавала за громадные деньги богатым мужчинам, уделяя из своих доходов этим несчастным детям по нескольку су. Не довольствуясь этим, она вымогала еще у своих богатых клиентов значительные суммы денег, угрожая им публичными скандалами. Из мести она совершила два тяжких преступления, в которых сказались основные черты ее характера: жестокость и хитрость. Она заманила за город одну из товарок своих, дурно отзывавшуюся о ней, и, пользуясь пустынностью места и наступившими сумерками, напала на нее, повалила на землю и била ключом до тех пор, пока та подавала еще признаки жизни. После этого она преспокойно вернулась в город. Когда кто-то ей заметил, что она могла таким образом убить свою товарку, она отвечала: "Ну так что ж? При этом свидетелей не было!" В другой раз говорили о том, что ключом убить человека нельзя. "Отчего, -- возразила она, -- если бить сильно в виски, можно убить и ключом". Другая жертва ее была одна из ею же проданных девочек, красота и успехи которой в качестве кокотки возбудили такую зависть и ненависть ее, что она подсыпала ей в кофейне яд в чашку кофе, и та спустя несколько часов умерла.
  Приведенные случаи подтверждают раньше сформулированный нами закон, что настоящие женские преступные типы более ужасны, нежели мужские.
 
  СЛУЧАЙНЫЕ ПРЕСТУПНИЦЫ
 
  Рядом с врожденными преступницами, являющимися типичными представительницами самой полной и абсолютной нравственной извращенности, находится другая, значительно большая группа преступниц, порочность и испорченность которых достигают сравнительно незначительной степени и у которых не отсутствуют душевные достоинства, свойственные специально женщинам, как стыдливость и материнский инстинкт. Мы говорим о случайных преступницах, составляющих большинство среди преступных женщин.
 
  1. Физические признаки. У этого класса преступниц не наблюдаются какие-нибудь особенные дегенеративные признаки, и исследованные нами женщины в 54% совершенно свободны от них. Равным образом у них не встречается аномалии в области чувств: например, в 15% их вкусовое чувство и в 6% -- обонятельное оказались очень тонкими и т.д.
 
  2. Нравственные качества. То же самое замечается и в отношении нравственных черт характера этого класса преступниц. Guellot в следующих словах описывает типичных случайных преступниц: обыкновенно они более мужчин доступны чувству раскаяния, скорее возвращаются на путь добра и реже рецидивируют в преступлении, если не считать, конечно, некоторых исключений, которые представляют собою совокупность всякого рода пороков... При знакомстве они легко завязывают друг с другом теплые, сердечные отношения.
  Надписи, делаемые мужчинами на стенах в тюрьмах, содержат обыкновенно всевозможные проклятия, угрозы, дурачества или же непристойности; напротив, надписи женщин всегда приличны и говорят преимущественно о любви и раскаянии. Вот некоторые собранные нами образчики их:
  "В этой клетке, где томлюсь я, вдали от тебя, мой милый, я страдаю и вздыхаю о тебе".
  "Жан меня более не любит, но я его вечно буду любить".
  "Вы, которым придется сидеть в этой камере, называемой "Sourciйre", если вы не разлучены с любимым существом, горе ваше -- наполовину горе".
  "О чем может говорить в этом одиночестве мое сердце, кроме тех страданий и мук, которые переносит оно из-за моего милого".
  "Генриетта любила своего дружка, как только может любить женщина, но теперь она его ненавидит".
  "Клянусь никогда не повторять более этого, потому что довольно с меня этих мужчин; любовь -- причина того, что я теперь нахожусь здесь; я убила своего любовника; не верьте мужчинам -- они все лгуны".
  "Людской суд -- пустяки; божеский -- это все".
  "Бог по бесконечному милосердию своему милует и нас, грешных".
  "Пресвятая Дева, Богородица, прибегаю к Тебе и ищу Твоей защиты".
  Чувство стыдливости также очень развито у этой категории преступниц. В Париже многие из них всячески сопротивляются своему заключению вместе с проститутками в тюрьму St.-Lazare. Macй пишет по этому поводу следующее: "Женщины эти всеми силами стараются не попасть в тюрьму St.-Lazare, которая внушает им отвращение. Для них заключение в ней -- это стыд и вечный позор. При одной только мысли об этом они приходят в ужас, и ни одна женщина не соглашается следовать туда добровольно". Точно так же и Guillot наблюдал известный антагонизм между проститутками и преступницами, содержащимися в этой тюрьме. Последние питают очевидное отвращение и презрение к продажным женщинам, которые в свою очередь платят им той же монетой. Напротив, врожденная преступница не будет относиться подобным образом к проститутке: отсутствие у нее стыдливости хорошо согласуется с полным бесстыдством этой последней.
  Guillot отмечает у заключенных чувство живой материнской любви, питаемой ими к своим детям. Очевидно, что речь идет здесь только о случайных преступницах, потому что мы уже убедились на многочисленных примерах, что у врожденных преступниц материнский инстинкт совершенно отсутствует. "В тюрьме св. Лазаря, -- пишет Guillot, -- y заключенных часто доходит дело до ревности и неприязненных стычек благодаря чувству материнской гордости. Каждая мать хочет, чтобы более всего восхищались и любовались ее ребенком, чтобы все считали его самым здоровым и красивым. Разрешение от бремени в тюрьме приводит в сильнейшее возбуждение все население ее; буйные арестантки, которых нельзя было смирить даже арестом в темном карцере, успокаиваются и делаются послушными, как только им угрожают разлучить с детьми". Кроме стыдливости и материнской любви мы находим у случайных преступниц и другие нежные и благородные чувства, свидетельствующие о том, как мало отклоняются они от нормального женского типа. Так, Guillot отмечает их доверие и привязанность к своим адвокатам, в которых они видят нередко истинных защитников своих и к которым привязываются с почти детской доверчивостью, особенно если они молоды и недурны собою. Так, одна надпись гласила следующее: "Меня арестовали за то, что я украла 2000 франков, но это ничего -- у меня есть адвокат". В этом видна характерная потребность женщины в посторонней опоре. У врожденной преступницы эта черта характера совершенно отсутствует: наполовину мужчина по своим привычкам, эгоистичная до крайней степени, она ищет не защиты, но подчиненности и удовлетворения своих страстей. У случайных преступниц эта потребность в опоре вырастает нередко в самоотверженную любовь, между тем как врожденные преступницы знают одну только лишь грубую чувственность. "Они, -- говорит Guillot, -- отлично понимают разницу между такими женщинами, которые из желания спасти своего любовника компрометируют его, как это было в процессе Pranzini, и другими, которые выдают своих любовников с целью отделаться от них или спасти собственную шкуру, как это имело место в процессах Marchandon'a и Prado. Они сочувствуют первым, на месте которых они поступили бы точно так же, но презирают и ненавидят других, у'которых оказалось так мало самоотверженности и великодушия". Так, Gabrielle Fйnayron, предательски выдавшая своего любовника, во время своего содержания в тюрьме St.-Lazare не смела показаться во дворе, потому что на нее напали бы все прочие арестантки и учинили бы с ней жестокую расправу. Итак, случайная преступница способна к истинной любви, между тем как врожденная -- только к грубому удовлетворению своих похотливых инстинктов.
  Но чтобы лучше понять характер этих случайных преступниц, мы должны рассмотреть с психологической точки зрения те обстоятельства, которые увлекают их на путь преступления.
 
  3. Внушение. Очень часто женщина совершает преступление даже помимо своего желания, благодаря внушению со стороны любовника или кого-нибудь из окружающих, как, например, отца, брата и т.п. "Эти, -- сказала нам одна тюремная надзирательница о случайных преступницах, -- не поступают, как мужчины: их доводят до преступления не дурные страсти, но воля их любовников, для которых они воруют и жертвуют собой часто без всякой пользы для себя".
  Характерными чертами преступлений этих женщин являются: продолжительность времени, которое необходимо, пока лукавый -- по выражению Sighele -- не попутает их, затем неуверенность при совершении преступления и, наконец, раскаяние после него*.
 
  [Sighele. La coppia criminale, 1893; Arhiv. di Psich. XIII и XIV.]
 
  Некую L. любовник ее уговорил отравить своего мужа, для чего и дал ей пузырек с серной кислотой. Но у нее не хватило духу исполнить задуманное преступление, и она, растерявшись, в решительный момент уронила на пол пузырек с кислотой и призналась во всем мужу.
  Guiseppina P., сирота 17 лет, была обольщена одним богатым стариком, который потом женился на ней. Но брак этот был несчастлив, и муж оставил ее, когда она родила дочь, которую он не хотел признать своим ребенком. Guiseppina была предоставлена самой себе с ежемесячной пенсией в 30 франков после той роскоши, в которой она жила до этого. Она начала вести беспорядочную жизнь и сделалась любовницей некоего Guillet, грубого, развратного крестьянина, совершенно подчинившего ее своей воле и задумавшего воспользоваться ею для убийства ее мужа, богатством которого он хотел воспользоваться. Она уступила его требованиям и, арестованная вместе с ним, высказала на суде раскаяние в следующих словах: "Бог простит мне этот грех, потому что я была так несчастлива, без всяких средств, не имея даже куска хлеба. Когда я обращалась к родственникам за помощью, они грубо меня отталкивали. Потом я встретилась с Guillet, который меня погубил. Он причина моего несчастья и преступления".
  M.R., женщина без каких-нибудь тяжелых дегенеративных признаков, отличавшаяся постоянно трудолюбием и честностью, покинула родительский дом, чтобы избавиться от пытавшегося изнасиловать ее отца и брата, толкавшего ее на путь проституции, чтобы иметь возможность жить на ее счет, ничего не делая. Она убежала с одним негодяем, которого любила и любовницей которого она, конечно, сделалась. Но, не находя работы, молодые люди скоро впали в большую нужду, и любовник заставил ее принять участие в ограблении одного магазина золотых вещей, на что она согласилась только после долгого сопротивления, и то потому, что он угрожал в противном случае бросить ее. Но при этой краже она вела себя так неловко и неуверенно, что легко была поймана, не делая даже попыток к бегству или сопротивлению. Она во всем созналась и раскаялась. При ближайшем знакомстве с нею мы находим у нее некоторые мужские черты, как, например, большую физическую силу, энергию и отсутствие материнской любви. Перед родами она говорила всем, что ее будущий ребенок интересует ее очень мало.
  Особенно часто подвергаются внушению любовницы и соучастницы воров. По этому поводу Guillot говорит: "Для них совершают мужчины большинство своих краж. Часто они действительно не знают, откуда те достают средства на удовлетворение их прихотей, но нередко они умышленно закрывают на это глаза, делая вид, что ни о чем не догадываются, так как у них не хватает сил противостоять злу, или же они поддаются угрозам и ослепляющей их страсти". К этому классу случайных преступниц, находящихся под влиянием внушения, принадлежит большинство женщин, осужденных за производство себе выкидышей, между тем как детоубийцы, напротив, ближе подходят к типу преступниц, действующих под влиянием страстей. Инициатива и производство выкидыша редко, как справедливо замечает Sighele, принадлежат женщине: обыкновенно мужчина первый настаивает на аборте, боясь беременности своей возлюбленной и родов. Так было в случае Fouroux, заставившего абортировать свою любовницу, жену одного морского офицера, бывшего в отлучке, с которым он находился в дружественных отношениях. Giorgina Bogas, изнасилованная и забеременевшая от любовника своей матери, разрешившись от бремени, помогала умертвить свое новорожденное дитя, следуя его требованиям. Влияние его на эту кроткую женщину было так сильно, что она на суде, для спасения его и своей матери, взяла всю вину на себя. Lemaire, изнасилованная своим родным отцом, абортировала по его настоянию два раза, но здесь на девушку действовало уже не столько внушение, сколько страх; она ненавидела и боялась своего отца, который был на все способен, но не смела ослушаться его, потому что в противном случае он пускал в ход кулаки и запирал ее в ужасный погреб. Когда однажды она попробовала выйти из дома без его позволения, жестокий отец поставил ее на колени на острую косу и в та-ком положении заставил ее просить у него прощения.
  Иногда внушение есть следствие влияния не столько властного, с сильной волей любовника, сколько заразительного примера. Беременность оказывается для девушки в один прекрасный день неожиданным сюрпризом; она была бы счастлива выйти как можно скорей из такого компрометирующего положения, но решительно не знает, как это сделать. Тогда на сцену обыкновенно является какая-нибудь услужливая подруга, удачно выпутавшаяся из подобного же положения. Она указывает ей на опытную акушерку, к которой следует обратиться, описывает ей всю эту процедуру выкидыша как очень простую и нисколько не опасную для здоровья, уверяет, что об этом никто не узнает, как не узнали и про нее, -- словом, уговаривает ее решиться. Весь этот процесс внушения, начиная первой мыслью об аборте и кончая твердо принятым решением произвести его, как нельзя лучше рисует следующее письмо, найденное в бумагах одной акушерки:
  "Милостивая государыня!
  Одна подруга моя, г-жа X., посоветовала мне обратиться без всякого стеснения к вам и вполне положиться на вашу скромность. У меня к вам очень щекотливое дело: я беременна, и эта беременность приводит Меня просто в отчаяние. Я хорошо знаю, что любовник мой покинет меня, как только у меня будет ребенок, и этого я больше всего боюсь; пока же он об этом еще не подозревает. Моя подруга уверила меня, что вы можете освободить меня из этого положения без опасности для моего здоровья и без того, чтобы кто-нибудь об этом узнал." Будьте добры назначить, где мы можем увидеться с вами, и примите уверение в моей вечной благодарности".
  В других случаях мотивом выкидыша является очень большое число детей или бедность. Мысль об аборте кажется вполне естественной: к чему увеличивать число бедняков на свете еще одним существом? Так рассуждают даже матери, которые любят своих детей и, вероятно, любили бы и это имеющее родиться дитя, если бы оно своим рождением не ухудшило их материальное положение. В подобном взгляде нет, по мнению их, ничего преступного: здесь убивается не живое существо, а нечто еще не существующее, что живет пока лишь в одних мыслях. Об одном таком процессе, в котором Zola был в числе присяжных заседателей, он потом рассказал редактору Figaro следующее: "На скамье подсудимых сидела женщина, имевшая уже после трех родов четырех детей и в один день заметившая, что она опять беременна. Муж ее был поденный рабочий и зарабатывал очень мало. Бедная женщина жалуется на свое тяжелое положение соседке, и вдруг ей приходит в голову мысль: si je savais comment faire passer ca!* Соседка ее такого средства не знает, но слыхала о женщине, которая знает его. Они вместе отправляются в прачечную искать ее. Дело кончается тем, что она вводит себе толстую иглу -- и выкидыш готов. За это она дает своей спасительнице все, что у нее есть, -- 4 франка... И вот все три женщины попадают пред ассизный суд... Скажите, хватило бы у вас духу осудить этих несчастных плачущих женщин, которые имеют вместе девять детей? Что касается меня -- то у меня его не хватило!"
 
  [Надо найти средство, как от этого избавиться! (фр.)]
 
  Мы находимся здесь перед искусственным созданием преступного импульса на почве внушения, которое совершенно аналогично более сильному по своим результатам гипнотическому внушению. Конечно, и здесь, как при гипнозе, субъект следует, собственно, только тем внушениям, которые наиболее отвечают его характеру, так как извне исходящему импульсу к преступлению соответствует здесь внутренняя скрытая наклонность к нему, которая не настолько сильна, однако, чтобы проявиться самостоятельно, как у врожденных преступниц. Очевидно, мы имеем здесь дело с редуцированной формой криминального предрасположения, сохраняющего только известные черты врожденной преступности: у одних наблюдается отсутствие материнского чувства, наклонность к беспорядочному образу жизни, непостоянство и быстрая возбудимость в эротическом отношении при легкой решимости на преступления; другие, напротив, ближе стоят к нормальной женщине, трудно поддаются преступным искушениям и, поддавшись им, скоро испытывают искреннее раскаяние в этом.
  Таким образом, от нормальной женщины к преступной ведет целая серия более или менее сложных типов случайных преступниц.
  Внушение преступления почти всегда исходит от любовника: половое влечение и доверие, питаемое к любимому мужчине, делают ее особенно доступной подобному внушению, тем более что многие из этих преступниц способны, как мы уже видели, на настоящую, самоотверженную любовь. В некоторых случаях они совершенно подчинены воле своих любовников, которые неограниченно распоряжаются их судьбами.
  Очень редко внушение исходит и от женщины, как это было, например, в случае Юлии Bila. Bila находилась в очень дружественных отношениях с некоей Марией Меуеr, особой двусмысленного поведения, которая совершенно подчинила ее себе и избрала ее орудием мести своему вероломному любовнику. Bila разделяла негодование своей подруги, выставившей его в самом мрачном свете, и согласилась облить ему лицо серной кислотой. Непосредственно после своего поступка она испытала раскаянье и, арестованная, со слезами на глазах призналась, что не могла устоять против внушения более сильного, нежели ее воля.
  Фердинанда К., немка по своему происхождению, организовала в Париже с замечательной ловкостью и энергией целую шайку домашних воровок, которых выдрессировала с чисто военной выправкой. Она завязывала отношения со всеми боннами и горничными, потерявшими свои места из-за какого-нибудь небольшого проступка (например, незначительной кражи) и сильно нуждавшимися, доставляла им хорошие места при помощи фальшивых аттестатов и заставляла красть и приносить к ней ценные вещи, которые она сбывала, уделяя себе при этом, конечно, львиную долю. Замечательно, что никто не осмеливался ослушаться ее приказаний или утаить что-нибудь из украденного для себя. Rondest, закоренелая преступница, убившая свою мать, чтобы избавиться от необходимости содержать ее, имела подругу, которая постепенно начала делить ее ненависть к матери ее и сделалась как бы личным врагом старухи. Она часто била ее, приговаривая, как и Rondest: "Довольно уже с меня того, что я должна тебя кормить еще", -- точно это и в самом деле лежало на ее обязанности. Мы имеем здесь случай ненависти "а deux" в том смысле, как психиатры говорят о помешательстве "а deux".
 
  У нормальных женщин подобное явление не наблюдается, потому что между ними дружбы, собственно говоря, нет. Самая дружба есть, как думает Sighele, также не более как особый вид внушения, которое может заходить так далеко, что одна более сильная натура совершенно подчиняет себе другую, более слабую. Поразительно то, что такая дружба встречается только у преступниц: среди нормальных же женщин она -- повторяем -- невозможна благодаря особого рода скрытой враждебности, постоянно существующей между ними. Итак, дружба -- это особый вид внушения, которое -- как и всякое внушение -- имеет место тогда, когда один индивид значительно уступает другому в степени своего умственного развития. Но нормальные женщины в большинстве случаев представляют, как известно, в умственном отношении совершенно однородную массу и вполне походят одна на другую: среди них совершенно невозможны ни внушение, ни подобного рода дружба, выражающаяся взаимным подчинением одного субъекта другому. Зато между отдельными преступницами наблюдаются, в силу вырождения, огромные разницы в умственном развитии, нередко доходящие до чудовищных размеров, благодаря которым может иметь место факт внушения: так, нравственно уродливая врожденная преступница, почти мужчина по своим особенностям, может влиять и подчинять себе полупреступную женщину с ее скрытыми дурными инстинктами.
 
  4. Образование. Обстоятельством, которое все чаще и чаще служит причиной преступности многих нормальных в нравственном отношении женщин, является странное противоречие, благодаря которому им позволяется получать высшее образование, но они не могут применять его служением обществу на поприще тех или других свободных профессий. Многие интеллигентные женщины, потратив массу денег и труда на свое образование, в один прекрасный день убеждаются, что они ничего им не достигли. Испытывая нужду и вполне справедливо сознавая, что они заслуживают лучшей участи, они лишены даже надежды выйти замуж, потому что мужчины не любят обыкновенно истинно образованных женщин. Итак, им остается выбор между самоубийством, преступлением и проституцией; честные девушки предпочитают первое, другие -- делаются воровками и проститутками. Mace сообщает, что многие девушки в Париже, готовящиеся к педагогической деятельности, заканчивают свою карьеру в тюрьме св. Лазаря, куда они попадают обыкновенно за воровство перчаток, вуалей, зонтиков и тому подобных принадлежностей туалета, на покупку которых у них нет средств. Потребности, связанные с их профессией, служат для них ближайшими причинами их падения. Mace говорит, что число гувернанток в Париже без мест с элементарным и высшим образованием так велико, что диплом или звание учительницы дает меньше права надеяться на кусок хлеба, чем сделаться воровкой и проституткой или же покончить жизнь самоубийством.
  М., дочь одной эксцентричной, непрактичной женщины, получившая высшее литературное образование и достигнувшая даже ученой академической степени, но не подготовленная, однако, ни к какой практической деятельности, очутилась в 23 года круглой сиротой и без всяких средств к жизни. Она искала место гувернантки, но напрасно, и в конце концов должна была сделаться сельской учительницей в одной деревне. Но и это скромное место она скоро потеряла, так как население деревни этой не захотело иметь учительницей протестантку. Она снова очутилась в очень бедственном положении, выход из которого она нашла в том, что брала в долг драгоценности у ювелиров, продолжавших считать ее богатой девушкой, и закладывала их или продавала за полцены. Окончательно запутавшись в подобного рода мошеннических проделках, она была арестована и умерла в тюрьме еще до суда над ней от стыда и перенесенных лишений.
 
  5. Искушение и соблазн. Преступления, особенно против собственности, являются часто последствием искушения, которому не в состоянии противиться женщина, даже почти совсем нормальная. Говоря о нравственности нормальной женщины, мы уже видели, что у нее слабо развито уважение к чужой собственности. Между прочим, подтверждение этого мы находим в обстоятельстве, указанном Richet, что в парижское бюро утерянные вещи доставляются почти исключительно мужчинами. Одна опытная, образованная женщина уверяла нас, что женщине очень трудно не мошенничать во время игры. Понятно, что там, где и без того имеется такое слабое представление о неприкосновенности чужой собственности, не требуется особенно сильного искушения, чтобы нарушить ее, и нельзя еще считать женщин тяжело дегенерированными только за то, что они смотрят на подобный поступок против чужой собственности как неуместный или, вернее, дерзкий проступок, но отнюдь не как на преступление. "Женщины, -- справедливо замечает Joly, -- имеют какое-то непонятное представление о том, что им все позволительно относительно мужчин, так как они все искупают своей лаской и своим подчинением им". Воровство в магазинах сделалось специальным видом женской преступности со времени возникновения теперешних чудовищных базаров. Мысль о воровстве является здесь у женщины как бы сама собою при виде бесчисленного множества разбросанных товаров, возбуждающих аппетит и желания, которые, однако, могут быть удовлетворены лишь в весьма незначительной степени. Искушение тем значительнее, что наряды являются, как известно, для женщины необходимостью, средством привлечь к себе другой пол. Особенно велик соблазн украсть что-нибудь в больших магазинах, между тем как в маленьких магазинах подобные скандалы почти никогда не случаются. Один служащий в известном парижском магазине "Au Bon Marche" рассказывал Joly, что из 100 утайщиц из магазинов 25 являются профессиональными воровками, таскающими все, что ни попадается им под руки, 25 -- крадут из нужды, а 50 -- суть воровки, как он выражается, "par monomanie", т.е. они, оставляя в стороне специально психиатрический смысл этого слова, суть такие воровки, которые более или менее обеспечены в материальном отношении, но не могут противостоять искушению при виде стольких прекрасных вещей, возбуждающих их жадность; между ними попадаются, конечно, и субъекты, страдающие настоящей клептоманией. Mace полагает, что в Париже в каждом из 30 больших магазинов случается ежедневно по 5 краж. Он уверяет, что из 100 подобных воровок действительно бедной оказывается, быть может, только одна, между тем как все прочие состоятельны, чтобы не сказать богаты, и воруют потому, что привыкли к роскоши, как к потребности, и чувствуют при виде ее сильный соблазн, которому легко поддаются. Zola очень верно изобразил подобный вид воровства в своем романе "Au bonheur des dames". Он особенно живо описывает влияние на женщин всевозможных весенних и осенних модных выставок, которые они посещают так же, как инженер -- выставки машин, даже не имея в виду ничего купить.
  Однако при виде такого соблазна они устоять не могут и кончают тем, что или делают покупки, которые совершенно подрывают их скромный бюджет, или же решаются на воровство.
  Домашние кражи, совершаемые женской прислугой, почти все принадлежат к разряду так называемых случайных преступлений. Деревенские девушки, являясь в город, поступают на службу в богатые или зажиточные дома, где им все кажется, как у миллионеров. У них на руках находятся деньги для покупок или драгоценности, и если к этому соблазну присоединить еще то, что они в большинстве случаев получают очень скромное жалованье, то станет понятным, каким образом они доходят до воровства. Начинается дело обыкновенно тем, что они вступают в маленькие плутовские сделки с разного рода поставщиками товаров. Затем они пробуют украсть какую-нибудь серебряную или иную драгоценную вещь, но совсем не считают это воровством, а просто ловко выкинутой штукой. Тарновская нашла в своем материале около 49% воровок, бывших до того, как они попали на скамью подсудимых, "одной прислугой" в небольших хозяйствах. Подобное место занимали они без всякой предварительной подготовки к нему и потому получали, конечно, мизерное жалованье. Тот факт, что между воровками преобладают в таком количестве служанки, говорит за то, что здесь дело идет о случайных преступницах.
  Итак, при таком слабом сопротивлении преступному искушению, особенно в деле присвоения себе чужой собственности, такие кражи превращаются с течением времени в привычку, а случайные воровки -- в привычных. Это особенно часто наблюдается в больших городах среди женской прислуги, которая обыкновенно, за редкими исключениями, обкрадывает своих хозяев. Balzak очень ярко изобразил эту общественную язву, какою она представлялась в его время. "Обыкновенно, -- говорит он, -- повар и кухарка -- это домашние воры, дерзкие, которым нужно еще платить. Прежде служанки эти тащили по 40 су для лото, теперь же они воруют по 50 франков для сберегательной кассы. Они собирают свою дань в часы между базаром и обедом, -- и Париж не знает другой такой высокой пошлины с привозных товаров, как та, которую взимают эти женщины, считая свои покупки на базаре не только по двойной цене против их стоимости, но и пользуясь еще скидкой известного процента у поставщиков.
  Перед этой новой силой трепещут даже самые крупные купцы, и все они без исключения стараются задобрить ее в свою пользу. При попытке контролировать этих женщин они говорят грубости и мстят сплетнями самого низкого свойства. Мы дошли уже до того, что в настоящее время прислуга осведомляется друг у друга о господах точно так же, как мы делали это прежде относительно ее".
  Зло это, по уверению г-жи Grandprй, с тех пор еще более разрослось в Париже. Таким образом, путем обкрадывания своих хозяев прислуга нередко сколачивает себе изрядный капиталец и становится почтенной особой в том участке, где она живет. Молодые девушки, приезжающие из провинции, обучаются этому искусству у старых и опытных. Г-жа Grandprй слышала в тюрьме St.-Lazare следующий печальный рассказ: "Одна молодая девушка приехала из провинции в Париж, чтобы заработать место в одном богатом доме, где ей приходилось за ничтожное жалованье исполнять самые тяжелые, черные работы. Кроме этого, ее отвратительно кормили и поставили в зависимость от другой прислуги, которая ее тиранила. Однажды вечером, когда она сидела в своей каморке и, плача, предавалась грустным размышлениям насчет своей будущности, ее начала утешать другая горничная, старшая и более опытная, чем она, и, между прочим, указала ей на множество средств улучшить свое тяжелое положение. Молодая девушка не без борьбы уступила ее советам, хотя она и не видела в них собственно ничего дурного. Она начала воровать и обкрадывать своих хозяев и в конце концов попала на скамью подсудимых. Учительница ее продолжала, по словам ее, делать то же самое, но так лоеко, что не попадалась, имеет много денег, и хотя она обыкновенная горничная, но все лавочники их околотка относятся к ней с уважением и первые кланяются ей".
  Что воровки в большинстве случаев только случайные преступницы и мало чем отличаются от нормальных женщин, доказывается также наблюдением Тарновской, что в тюрьмах они постоянно оказываются более трудолюбивыми, нежели проститутки, и годятся на всякие работы; они больше задумываются над своим будущим, делают сбережения, более стойки.
  Итак, у индивидов этой категории отсутствуют многие основные черты типичных преступниц.
 
  6. Заброшенность в детстве. Несчастные, заброшенные в детстве или же выросшие без присмотра со стороны родителей девочки часто становятся случайными преступницами и после первого же наказания превращаются обыкновенно уже в привычных преступниц, во-первых, вследствие того, что они отвыкли от работы, и, во-вторых, потому, что не могут найти ее, как лица с скомпрометированным прошлым. Если ребенку несвойственно уважение к чужой собственности и оно развивается в нем только с течением времени путем подражания и упражнения, то тем более понятным становится в таком случае значение заброшенности детей и вырастание их без родительского надзора, ибо даже лучшее воспитание и самые благоприятные жизненные условия не в состоянии заменить влияния семейной жизни. Значения этого фактора касается и Тарновская, говоря о русских воровках из простонародья, которых она наблюдала. "Кандидатка в преступницы, -- замечает она, -- вырастает не приученная к какой-нибудь работе или деятельности, часто страдает от холода и голода, не находит дома ни хлеба, ни теплого угла, а только дурное обращение и побои; в один день такое существование надоедает ей, и она отдается за какое-нибудь лакомство или же крадет то, что ей более всего нравится, искупляя, таким образом, тюремным заключением свое происхождение от бедных, нравственно испорченных родителей. Из тюрьмы она выходит с большим опытом и подготовкой, чтобы во второй раз уже не так легко попасться; первая совершенная ею кража легла пропастью между ней и ее семейством, и отныне для нее открыт только один путь -- именно путь преступления и разврата".
 
  7. Дурное обращение. Далее в числе причин, создающих случайных преступниц, следует отметить дурное обращение и насилие, к которому часто прибегают в обращении друг с другом женщины, особенно известных классов общества. Благодаря постоянной взаимной антипатии между ними отвращение и ненависть друг к другу возникают у них из-за самых ничтожных причин, и дело часто доходит до драк, которые по отношению к современной женщине являются тем же, чем было в варварские времена убийство, т.е. нормальной реакцией на нанесенное ей оскорбление. Об известном классе парижанок Mace говорит следующее: "Из-за немного пролитой на общей лестнице воды две соседки начинают ссору, которая часто переходит в драку; дело доходит до суда, и виновная приговаривается обыкновенно к денежному штрафу, который она отказывается платить, и попадает в тюрьму. Такие истории случаются на каждом шагу между соседками, конкурирующими торговками, женами швейцаров и жилицами, между прислугой и женой швейцара, даже между дамами из более высоких слоев общества".
 
  8. Нищенство. В то время как нищенство является у мужчины почти всегда следствием дегенерации и продуктом врожденной склонности к бродяжничеству и отвращению к труду, оно у женщин сплошь да рядом только случайное преступление. Женщины реже мужчин решаются на самоубийство, так как в крайней нужде они скорее примиряются с нищенством отчасти вследствие менее развитого у них чувства гордости, отчасти вследствие большей любви к своим детям. Мы находим у Масе следующий рассказ про одну женщину, имевшую двух детей и едва зарабатывающую в качестве швеи один франк в день. Когда одна из ее дочерей заболела и не могла более работать, она послала свою вторую дочь просить на улицах милостыню, но маленькая нищенка была арестована и не прежде согласилась указать свой адрес, чем ей было обещано, что ее не посадят в тюрьму. Префект полиции разыскал по ее указанию бедную женщину в ужасной каморке, где-то на чердаке, но она ни за что не хотела отдать больной дочери в больницу, боясь, что та, как и муж ее, умрет в ней. При виде этого ужасного зрелища нищеты префект не только не преследовал мать за то, что она посылает нищенствовать свою дочь, но даже подарил ей 100 франков. Масе отмечает, что у полицейских агентов очень часто не хватает духу преследовать, как показывает закон, уличных нищенок: даже и не особенно дальновидные из них понимают, что в большинстве случаев они имеют дело с случайным и невольным преступлением, и было бы бесчеловечно поступать с виновными в нем так же, как с врожденными бродягами.
 
  9. Местные и национальные особенности преступлений. То обстоятельство, что женщина является преимущественно случайной преступницей, объясняет собою факт, противоречащий указанной нами монотонности жизни ее в физиологическом и психологическом отношении, именно, что известные характерные преступления наблюдаются у женщин то одних, то других стран и что социальная жизнь обусловливает в разных странах такую разницу ближайших причин, предрасполагающих к преступлению, что даже и между ними имеет место более или менее значительная дифференцировка.
  Так, например, сюда относится прежде всего детоубийство, очень распространенное в Швеции, потому что здесь извозчиками являются почти исключительно женщины. Последним, по роду их занятий, приходится часто бывать в отдаленных от городов местах среди грубых, полудиких мужчин; они подвергаются очень часто изнасилованиям и беременеют. Детоубийство должно в таких случаях восстанавливать невольно потерянную честь женщин.
  Кража из магазинов считалась в течение известного времени специальностью француженок, пока большие магазины существовали только во Франции. Да и теперь еще зло это, кажется, распространено преимущественно во Франции; по крайней мере, все более или менее выдающиеся сообщения об этом мы находим только у французских авторов. Это объясняется тем, что нигде нет таких колоссальных, с таким вкусом составленных выставок товаров и мод, как именно во Франции.
  В Соединенных Северо-Американских Штатах аборт считается специально местным преступлением, не заслуживающим даже по общественному мнению наказания. Там на каждом шагу на стенах домов и в газетах попадаются объявления о заведениях и домах, назначенных для этой цели, и еще недавно один врач рекламировал свой "институт для абортов" объявлениями, раздававшимися дамам на улицах. В этой стране, где женщина начинает все более и более заниматься профессиональным трудом и разного рода делами, к чему принуждает ее непомерное развитие капитализма, материнство является часто общественным злом, а аборт -- почти необходимостью; общественное мнение настолько проникнуто там этой идеей, что не считает его совсем противозаконным поступком.
 
  10. Заключение. Случайные преступницы, составляющие большинство среди женщин-преступниц, делятся на две категории: первая -- это более или менее смягченные преступные натуры, ближе подходящие к преступным, чем к нормальным женщинам, а вторая -- это индивиды, которые стоят очень близко к последним и сами по себе часто вполне нормальны, но обнаруживают благодаря жизненным условиям ту долю нравственной извращенности, которая свойственна каждой женщине и которая находится в ней при обыкновенных условиях в скрытом состоянии. К первой категории принадлежат главным образом преступницы против здоровья и жизни окружающих под влиянием внушения; ко второй -- те женщины, которые нарушают права чужой собственности. Эти последние смотрят на свое преступление так же, как дети на совершаемое ими воровство, т.е. как на более или менее смелый поступок, относительно которого они отвечают исключительно перед собственником вещи, а не перед законом; иначе говоря, по их мнению, дело идет здесь о совершенно индивидуальном проступке, а не о нарушении социальных порядков. Взгляд этот соответствует первобытному состоянию человеческой нравственности и в настоящее время еще встречается у многих диких племен и народов.
 

<< Пред.           стр. 4 (из 5)           След. >>

Список литературы по разделу