<< Пред.           стр. 22 (из 52)           След. >>

Список литературы по разделу

 
 Чистое понятие нельзя смешивать ни с эмпирическими образами, ни с абстрактными, в том числе математическими, понятиями. Последние Кроче называет «псевдопонятиями», поскольку они утратили связь с универсальным и реальным. Абстракции предлагают удобную, но неадекватную реальности схему. Псевдопонятия Кроче делит на эмпирические (например, кошка, роза) и чистые (треугольник, свободное движение и т.п.). Не будучи научными по характеру, они все же полезны с практической точки зрения. В третьей категории Духа они служат для упорядочения опыта и оживления памяти. Все эмпирические и математические науки Кроче лишает теоретического статуса, относя их к практической (экономической) форме активности Духа.
 
 С помощью последнего тезиса (не без влияния Маха) Кроче расстается с романтической идеализацией чистых понятий чистого Разума (в противовес псевдопонятиям рассудка). Немецкие идеалисты не поняли, что абстрактные и эмпирические понятия обязаны своим рождением не разуму и не рассудку, но практической (не теоретической!) способности Духа.
 
 Суждение Кроче толкует вслед за Гегелем нетрадиционным образом. «Суждение — само понятие в его действенности (поскольку оно конкретно универсальное)». Более того, мыслить понятие — значит, отметив различия, поставить его в связь с другими понятиями и привести к единству (в единой концептуальной форме), а это и есть суждение. Совпадение понятия, суждения и умозаключения напоминает нам гегелевскую «спекулятивную пропозицию», где одно понятие рождает другое в процессе нарастающей динамики, что достаточно органично для идеализма.
 
 Характерным для Кроче представляется отождествление «дефинитивного суждения» («искусство есть лирическая интуиция», например) и «индивидуального суждения» («"Неистовый Роланд" есть художественное произведение»). Именно во втором случае мы имеем, по Кроче, и знание, и понимание. В той мере, в какой суждение по поводу факта приписывает предикат объекту, оно приписывает предмету определенную ценность, ибо его участие в универсальном признается самим упоминанием. Можно также сказать, что дефинитивное суждение — предикат суждения индивидуального. Ведь когда я говорю: «Роланд» — произведение искусства, я нахожу его художественное достоинство в лирической интуиции. Логический акт суждения, таким образом, — это априорный логический синтез.
 
 342
 
 Отсюда вывод о совпадении философии и истории: «Философия и история — не две, а одна форма; не взаимообусловленность, а тождество характеризует в динамике и то, и другое. Априорный синтез, т. е. конкретность индивидуального суждения и определения, есть вместе с тем конкретность философии и истории. Мысль, создавая себя и объективируя интуицию, и творит историю. История не предшествует философии, а философия не предшествует истории — обе появляются в одном акте рождения».
 
 
 
 
 
 
 
 2.5. Практическая активность, экономика и этика
 
 Философия практики, возможно, наиболее уязвимая часть крочеанской теории. Практическая активность Духа отличается от теоретического созерцания тем, что она совпадает с волей. Действовать — значит желать; нет воли без поступков, а поступков нет без волевого усилия.
 
 Когда хотят, хотят чего-то определенного. Если цель индивидуальна, то это экономическая активность. Цель универсальна — активность этическая. Экономическая активность всегда соотносится с условиями фактического плана, среди которых индивид себя находит. В этической активности от этих условий человек идет дальше, к универсальным целям, соотнося с ними свои поступки.
 
 В сферу экономики, как мы уже видели, входят псевдопонятия всех частных наук, право, законы, политическая активность и жизнь самого государства. В нем все экономично-утилитарно, нет ничего от этики (вспомним: аналогичной была позиция Макиавелли).
 
 Этика, по Кроче, — это стремление к универсальному, которое в конечном счете есть сама жизнь. Универсальное (сам Дух) — Реальность, взятая в единстве мысли и воли. Жизнь в своей основе — это главное в философском послании Кроче — и есть свобода, вечное творение, прогресс. «Моральный человек в стремлении преодолеть себя как частного, обращается в Дух, который есть Реальность, Жизнь и Свобода».
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 2.6. История как мышление и как поступок
 
 Если философское суждение совпадает, как мы видели, с историческим, то к какой бы эпохе ни относилось историческое знание, оно всегда своевременно. Мы используем исторические суждения для решения практических задач, поэтому нельзя не признать, что «всякая история современна». История не дана извне, она повторяется и актуализируется в вечно настоящем Духе. В этом смысле «она живет в нас».
 
 343
 
 Древние говорили, что человек — это микрокосм. Кроче делает поправку: «Микрокосм, но не в натуралистическом, а в историческом смысле, ибо человек — компендиум универсальной истории». История — не хроника, не искусство, не риторика, это реальность, постижимая через априорный синтез — интуицию и категории. История — это познание универсально конкретного. Любое историческое суждение фокусирует в себе все знание, и это точка зрения «абсолютного историцизма».
 
 История и историческое суждение обладают силой необходимости, но не в материалистическом и не в трансцендентном смысле (Провидения или потустороннего Бога, двигающего миром). История имманентно рациональна. Сослагательное наклонение в исторических суждениях: «Если бы Наполеон не сглупил и не пошел на Россию...», «Если бы Цезарь не пошел в Сенат и не был убит...» — забавляет.
 
 Подобные «если» становятся абсурдными, ибо показывают бессилие Духа. Интимно-логическая связь конкретно универсального составляет суть истории. Историческое «если» не имеет никакого смысла и по отношению к индивиду. «Ты есть то, что ты есть, именно потому что допустил эту ошибку»: ошибаясь, мы познаем истину и преодолеваем свою глупость.
 
 Еще менее основательны восхваления и проклятия в адрес исторических лиц и событий. Хвала и поношения имеют силу лишь в момент самого события. Став историей, оно уже вне человеческого суда. История не осуждает и не освящает, но познает и понимает. Будучи выше партий, историк не ведает вражды и гнева.
 
 Историческое познание по сути катартично. В самом деле, все мы — продукты прошлого: освободиться от его тяжести можно только через углубление в историю. Ведь написать историю, говорил Гёте, значит сойти с плеч прошлого и увидеть себя и жизнь лицом к лицу.
 
 Дух теоретичен и практичен в единстве-различии, поэтому историческое познание оказывает на нас благотворное влияние. Но, будучи связью мышления и воли, наши поступки в равной мере стимулируют историю в циклической перспективе Духа.
 
 Кроче единодушен с Гегелем в том, что история — это история свободы, и понимает под свободой вечно созидающее действие Духа, субъекта любой истории. Свободу — жизнь Духа в богатстве ее контрастов — можно ощутить лишь такой, какой она была и какой будет в ткани живой истории.
 
 344
 
 
 
 
 
 
 
 2.7. Заключение
 
 Историцизм Кроче следует квалифицировать парадоксальным, но соответствующим действительности образом — как трагический оптимизм. Будучи размышлением о страданиях и зле, историческое суждение, не довольствуясь противоположностями, поднимается на более высокий уровень.
 
 Прочтем одну из самых прекрасных страниц итальянского философа: «"Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь" (Еккл. 1, 18). Это изречение, если его понимать буквально, не совсем точно. Приращение знания означает возвышение в страдании. Все-таки верно, что "многая мудрость" не просто не освобождает от печали и невзгод повседневной жизни, но открывает новые их источники, правда, уже в старине. Мудрость не отнимает, а возвышает страдания».
 
 Иначе можно сказать, что превосходство ученого есть не что иное, как «право страдать чуть выше остальных». Не больше и не меньше тех, кто ступенью ниже в познании. Страдать ступенью выше, чтобы высоко думать и немелко творить.
 
 Стало дурным правилом критиковать Кроче, составляя списки апорий. Но сама легкость высокомерных разоблачений делает это занятие весьма сомнительным. Любая форма идеализма не свободна от апорий, ибо толкует о совпадении Бога и мира, абсолютного и относительного, частного и общего.
 
 Если уж говорить о крочеанских апориях, то и мы укажем на две из них. Его философия истории не исключала легитимности фашизма. Как в любом историческом факте, в фашизме следует искать момент необходимости. Но не забудем, что Кроче-политик (сенатор и лидер партии либералистов) был знаменем антифашизма. Он хорошо понимал, что, став фактом истории, победивший фашизм устремился в антиисторию. Именно насаждаемый им культ насилия убедил всех в трансцендентности и неустранимости ценностей, яростно им уничтожаемых.
 
 А как парадоксальна и вместе с тем поразительно совершенна мысль Кроче об относительности любой философской системы, сформулированная в виде догмы! Вдумаемся: «Нет окончательно определенных философских систем, ибо неопределенна сама Жизнь. Всякая философская система решает комплекс исторически данных проблем, создавая условия для постановки иных проблем и новых систем. Так всегда было и так всегда будет... Каждый философ в конце своего исследования угадывает неясные очертания дороги, по которой пойдет он или другой, кто будет после него. Со смирением, которое не столько во мне, сколько в самих вещах, которое вместе с тем вера в то, что не зря я жил и думал, я ставлю точку в моей работе, предлагая ее в качестве рабочего инструмента».
 
 
 
 345
 
 
 
 
 
 
 
 3. ДЖОВАННИ ДЖЕНТИЛЕ: НЕОИДЕАЛИЗМ КАК АКТУАЛИЗМ
 
 3.1. Жизнь и сочинения
 
 Джентиле родился на Сицилии (Кастельветрано) в 1875 г. Он был учеником Донато Джайя. Учась в Пизе, Джентиле познакомился с идеями Спавенты. После восьми лет преподавания в лицеях он стал профессором Палермского университета, а в 1917 г. — профессором Римского университета. В Риме Джентиле познакомился с Кроче. В 1922 г., став министром (будучи уже сенатором) образования, он завершил начатую Кроче реформу школы. Репрессии по делу Маттеотти обошли его стороной: спасла связь с фашистскими кругами, хотя поначалу удавалось держаться от них в стороне. В 1925 г. Джованни Джентиле опубликовал знаменитую «Энциклопедию», которая и сегодня не утратила своего познавательного значения. В 1943 г. он не стал отрекаться от фашизма и примкнул к так называемому «марионеточному правительству». Это был акт преданности режиму, культурным лидером которого он являлся. В 1944 г. философ убит неизвестным возле своего дома во Флоренции.
 
 Философское наследие Джентиле огромно, его фондом подготовлено собрание сочинений в пятидесяти пяти томах, которые делятся на четыре группы: 1) сочинения системного плана (1—9); 2) исторические труды (10—35); 3) разное (36—45); 4) фрагменты и эпистолярное наследие (46—55). Среди наиболее известных его работ: «Акт мысли как чистый акт» (1920), «Реформа гегелевской диалектики» (1913), «Сводное изложение педагогики как философской науки» (1914), «Общая теория Духа как чистого акта» (1916), «Система логики как теории познания» (1917—1922), «Рассуждения о религии» (1920), «Философия искусства» (1931). Наибольшим успехом у публики пользовалась «Общая теория Духа как чистого акта», но наиболее глубокой следует признать его «Систему логики».
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 3.2. Реформа гегелевской диалектики
 
 Ядро доктрины Джентиле связано с переосмыслением диалектики, начатым Спавентой. Диалектика соединяет понятия, а потому ее следует называть «наукой об отношениях». Есть, по Джентиле, две формы диалектики: античная (типа платоновской) и современная, родившаяся из кантианской реформы. Античная диалектика есть диалектика «осмысленного», ибо она рассматривала Идеи как объекты, отделенные от определяющего их мышления. Диалектика Нового времени — это уже диалектика мышления, т.е. исследование самой активности мысли в момент ее продумывания.
 
 347
 
 Две эти диалектики не пересекаются, пропасть разделяет идеализм античный и идеализм нового типа. Диалектика уже отмысленного — диалектика смерти, диалектику жизни призван дать реформированный идеализм. Фундаментальная предпосылка античной — реальность, или вся данная от века истина. Для античной диалектики новое определение действующей реальности немыслимо. Вспомним, у Платона Идеи всегда те же, в прошлом и будущем. Жизнь в этом свете — не что иное, как сон, тень от тени «на неподвижной мировой сцене в пустынном театре».
 
 Напротив, диалектика мысли мыслящей не признает уже ставшего мира, не знает ничего потустороннего познанию. Как показал Кант, все мыслимое по поводу реальности (т.е. опытные понятия) предполагает сначала как наличный сам акт мышления — в нем корень всего. Все, что ни есть, есть благодаря мышлению. Мысль не запоздалое эхо и не то, что делается вдогонку событиям. «Мышление — сама космогония. История мысли в новой диалектике становится реальным процессом, а реальный процесс уже не мыслим иначе, как история мысли. Античный человек чувствовал себя разделенным с миром и Богом. Новый человек имеет Бога в себе и в силе Духа видит божественность мира».
 
 Однако у Гегеля, по мнению Джентиле, диалектика нового типа не достигла совершенства, в ней не изжиты атавизмы старой диалектики. Гегель, конечно, отличал феноменологию от чистой логики, но, противореча сам себе, в трехчастном делении науки (на логику, философию природы и философию Духа) впадал в платонизм. Мышление, изучаемое логикой, и природа образуют собой антериорные (доопытные) моменты Духа, а это и есть диалектика осмысленного, ставшего.
 
 Значит, реформа гегелевской диалектики должна покончить с остатками диалектики отмысленного и посредством ригоризации ввести диалектику чистого мышления. Спрашивается, не о том же ли самом говорил Кроче, сводя всю диалектику к диалектике Духа? Кроче, помимо этого, ввел систему четырех ступеней Духа и категориальных различий, чего Джентиле не принимает. Категория одна-единственная, и это Дух. Есть одно понятие — это чистый акт, понятие о самом себе, в него разрешается вся реальность. Это и есть теория актуализма Джентиле.
 
 
 
 
 
 
 348
 
 
 
 3.3. Основные положения актуализма
 
 Актуализм — форма идеализма, в которой Дух как акт полагает своим объектом множественность предметов и вбирает их в себя как моменты. Дух самополагает себя, диалектически полагая объект и затем разрешая его в самого себя. «Мысль не знает себя иначе, как через самореализацию, а то, что она знает, — самореализованная реальность».
 
 В «Общей теории Духа как чистого акта» актуализм суммируется в двух понятиях: «первоначала»; «последнего предела».
 
 1. Нет многих понятий, но есть одно понятие, ибо нет многих реальностей, а есть одна действительность, хотя и во множестве моментов. Подлинное понятие реальности, стало быть, не в множестве понятий, а в одном-единственном, внутренне определенном понятии, развернутом во множестве позитивных моментов. Поскольку единство зависит от субъекта, вырабатывающего понятие, то множественность понятий о вещах иллюзорна. Суть всего — понятие субъекта. Так что истинное понятие — это conceptus sui.
 
 2. Второй момент доктрины Джентиле — абсолютный формализм. Если всю материю и форму понимать так, как их понимал Кант, то получается, что вся материя абсорбирована формой. «Материя (опыта) положена и разрешена формой. Так что единственная материя, которая в духовном акте может быть, и есть сама форма в виде активности. Не позитивное как положенное, а позитивное, поскольку себя полагает, есть сама форма».
 
 Два этих понятия в последнем анализе совпадают. Понять мысль как абсолютную форму равнозначно тому, чтобы понять ее как conceptus sui. Дух — самополагание в мысли, все разрешается в диалектике мышления.
 
 Актуализм предлагает свое толкование ошибки и зла, того, от чего человеческий дух всегда отворачивался. Зло — то, что Дух находит пред собой как отрицание себя самого. Однако Дух не может не отторгать от себя это отрицание, поэтому его жизнь — отрицание отрицания. Выходит, что так понятое зло — внутренняя пружина, мотор развития Духа.
 
 То же можно сказать об ошибке. Понятие — не то, что уже дано, оно — самополагающее позитивное, «autoktisis» (процесс самопорождения), существенный момент которого — собственное отрицание. В нем источник ошибки против истины. «Какую бы ошибку мы ни взяли, — пишет Джентиле, — увидим в итоге благо как таковое, когда станет очевидным, что никто уже не хочет поддерживать то, что признано ошибочным». Ошибка — момент истины, более того, признанная ошибка — единственный путь к истине. Ошибка позитивна, когда она преодолена, в этом случае она предстоит нашему понятию как его небытие. Небытие в виде, например, страдания — не реальность, которая противостоит Духу как понятию о самом себе. Это все одна и та же реальность, но — после ее самореализации — в ее идеальном моменте. То же можно сказать и об ошибке моральной, и об ошибке теоретической.
 
 349
 
 Получается, что ошибка и зло выполняют функцию горючего: возгорание Духа невозможно без истребления зла Пламя питается горючим, но и пожирает его. Дух потому и благ, и истинен, что способен побеждать зло, преодолевая и истребляя его.
 
 Актуализм, по Джентиле, раскрывает и объясняет также природу как предмет «понятия о самом себе». В самом деле, понятие реализуется как полагание себя в качестве субъекта и полагание себя в качестве объекта «Это есть Я, — пишет Джентиле, — духовная реальность: тождество себя с собой, но не как непосредственное тождество самому себе, а скорее как рефлексия — в сращении с другим и нахождении себя в другом. Без бытия в Другом не было бы и самобытия, ибо Я есть постольку, поскольку есть Другое. Так и Другое без Я было бы иным, ибо Другое немыслимо иначе, как в тождестве с субъектом».
 
 Диалектическая структура предполагает, что понятие реализует себя в прохождении трех следующих ступеней: 1) субъективная реальность, чистый субъект; 2) объективная реальность, чистый объект; 3) реальность Духа как единство, или процесс мышления, имманентность субъекта и объекта в Духе.
 
 Заметим: субъект непременно должен быть, иначе кто бы думал? Объект по необходимости должен быть, иначе не о чем было бы думать. Но истинная реальность — мышление, Дух — в ней и для нее есть и объект, и субъект. «Ничего нет вне реальности мышления». Первый и второй моменты обретают реальность только в третьем, и это вечно живой синтез. В «Системе логики» Джентиле представляет развернуто это единство в трех моментах «монотриады», напоминая, что она часто использовалась «в теологии, мистицизме, но после позитивистской критики приказала долго жить вместе с метафизикой. Но теология — не мистицизм и не религия, скорее это корректная философия».
 
 В «Общей теории Духа» Джентиле рассматривает историю мира как утверждение человечности во времени и пространстве, вечную победу духа над природой, разрешения природы в дух. Вспомним «вечную идеальную историю» Вико. «Природа, увиденная извне, есть предел Духа. Кажется, что она правит, на самом деле природа — как вечное прошлое в нашем вечно настоящем». Природа и история, таким образом, совпадают.
 
 «Я вовсе не Я, — продолжает Джентиле, — без того, чтобы не быть всем во всем, о чем думаю; мыслимое — всегда одно, ибо в нем есть Я. Простая множественность всегда принадлежит абстрактно понятому сознанию: в реальности все упирается в единство Я. Истинная история не та, что раскрывается во времени, а та, что
 
 350
 
 улавливается вечным актом мышления, в котором она себя реализует. .. Идеализм вновь нашел Бога, обратившись к нему, но не ценой отказа от конечных вещей: без них мы снова потеряли бы Бога. Их надобно только уметь переводить с эмпирического языка на философский, поскольку конечное — это всегда реальность самого Бога. Так мир перерастает в вечную теогонию, наполняющую изнутри наше бытие».
 
 Последний штрих для уяснения картины. Трем моментам единственной категории Духа соответствуют, по Джентиле: 1) искусство (субъективному моменту); 2) религия (объективному); 3) философия (синтезу).
 
 
 
 
 
 
 
 3.4. Природа актуализма Джентиле
 
 На последних страницах « Системы логики» Джентиле решительно отклоняет некоторые попытки определить суть его философии. Кроче называл актуализм «мистикой». Джентиле парирует, что из мистики он удерживает все позитивное в понимании реального как Божественного Абсолюта. Но и выводит все негативное: мистицизм не знает различений.
 
 Некоторые квалифицируют актуализм как «черствый панлогизм», сводящий все различия в абстрактно единую мысль. Но ведь все философы, возражает Джентиле, начиная с элеатов, приходили к единству через различия. В этом смысле любой из них — панлогист.
 
 Другие считали актуализм «пантеизмом». В пантеизме Бог понят как природа, но актуализм, говорит Джентиле, — это критика любой формы пантеизма. По правде говоря, пантеизм спинозистского типа так или иначе присутствует у Джентиле. Если пантеизм отрицает трансценденцию, редуцируя мир к Богу (даже в диалектическом смысле), то утверждение Джентиле: «Конечное — это всегда Божественная реальность» — означает пантеизм.
 
 Были обвинения и в теологизации философии. «Так почему бы нет? — спрашивает Джентиле. — Но ведь теологи никогда не знали Бога, они общались с тенью, думая, что это Бог». И теологизировать, говорить о Боге — не так уж и плохо, если понять, что Бог, помимо теологической мысли, есть особым образом постоянно напряженное мышление того, кто, не удовлетворяясь интеллигентскими играми, живет всерьез жизнью универсума, и потому ему дано чувство значимости такой ноши и ответственности. В конце концов, что значат без этого имена, этикетки, характеристики? Важно мыслить: «Мыслить — наивысшая из добродетелей», — говорил Гераклит. «Мыслить — жить в отрицание смерти». Бессмертие дано только в мысли — такова позиция Джентиле.
 
 
 351
 
 
 
 
 3.5. Заключение
 
 Джентиле оказал огромное влияние на итальянскую культуру первой половины XX века. С мнением известного философа и политика считались многие в различных структурах власти. В университетских кругах его слово часто было последним. Однако за пределами Италии теория актуализма не оставила сколько-нибудь заметного следа. Что же это — не «провинциальный» ли феномен на гребне политического и культурного влияния личности Джентиле? Вряд ли, ведь философский талант его несомненен. Возможно, все дело в том, что спекулятивная мысль Джентиле слишком монологична. «Мысль, мыслящая вслух», виртуозом которой он был, оказывала на умы воздействие почти гипнотическое. Но этот эффект исчез со смертью автора, и последующая философская мысль утратила к нему интерес.
 
 Кроче заметил, что актуализм как система настолько же действенна как мышление об Абсолюте, насколько малоэффективна для понимания конкретной реальности. Трудно не согласиться с этим. Вдумаемся, например, в следующие строки: «Смерть... пугает, ибо она не существует, как нет ни природы, ни прошлого, ни снов. Существует человек, видящий сны, но не существует того, что ему снится. Смерть есть отрицание мысли, но не может быть актуальным то, что поддается отрицанию, только мысль умеет отрицая утверждать. Мысль поэтому... нельзя понять иначе как бессмертие, поскольку она бесконечна».
 
 Что проясняет эта страница? Объясняет ли она факт смерти, нелепой и чудовищной, от руки наемного убийцы, жертвой которой стал сам Джентиле? Или безмерную трагедию Второй мировой войны, массовые убийства и концентрационные лагеря? Можем ли мы сказать вместе с Джентиле, что этот трагический опыт — «негатив», материал, горючее, от которого воспламеняется Дух? Настаивать на этом было бы кощунственно. Поэтому итальянская, как и в целом европейская философия в дальнейшем приняла совсем иное направление.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
 ВКЛАД ИСПАНИИ В ФИЛОСОФИЮ XIX ВЕКА
 
 
 Жизнь есть критерий суждений об истине.
 Мигель де Унамуно
 
 Человек науки должен непрерывно сомневаться в собственных истинах.
 Хосе Ортега-и-Гассет
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Глава восемнадцатая
 Мигель де Унамуно и трагическое чувство жизни
 
 1. ЖИЗНЬ И СОЧИНЕНИЯ
 
 Мигель де Унамуно родился 29 сентября 1864 г. в Бильбао. После школы он поступил в университет, и через три года двадцатилетний юноша получил диплом доктора филологии (по специальности баскский язык). В 1891 г. его пригласили преподавать греческий язык в университет Саламанки, ректором которого он стал в 1901 г. В этом же году он начал преподавать испанскую литературу и писать собственные сочинения. Из его произведений назовем «En torne al casticisme», («0 пуризме», 1902), «Жизнь Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу, объясненная и комментированная Мигелем де Унамуно» (1905), «Моя религия и другие очерки» (1910).
 
 Тема крушения философского оптимизма заявлена в книге «О трагическом чувстве жизни у людей и народов» (1913). Кризис позитивистского и идеалистического рационализма и молчаливое отчаяние роднят Унамуно с Кьеркегором. «Начало всей философии, — пишет он, — заключается в вопросе, значит ли что-нибудь определенное факт смерти каждого из нас. Трагическая история человеческой мысли есть не что иное, как борьба между разумом и жизнью». Разум призывает смириться перед неминуемой смертью, а жизнь пытается вынудить разум удовлетворить собственные стремления.
 
 В 1914 г. Унамуно лишили ректорства, сохранив, впрочем, за ним кафедру. Государственный переворот 1923 г. привел диктатора Примо де Риверу к власти. На конференции в Бильбао философ выступил с критикой как Альфонса XIII, так и диктатора. В феврале 1924 г. Унамуно был арестован и доставлен на остров Фуэртевентура (Канары), откуда вскоре бежал во Францию. В Париже написана книга «Агония христианства». После падения Примо де Риверы Унамуно вернулся к преподаванию в Саламанку. В 1931 г. была провозглашена республика, он стал депутатом кортесов. В год начала гражданской войны в Испании 31 декабря 1936 г. Унамуно умер. «Он всегда был в объятиях смерти, его вечной подруги-соперницы, — заметил как-то Ортега-и-Гассет. — Вся его жизнь, вся философия были... meditatio mortis (размышлением о смерти). В наши дни повсюду заметно преобладание такого настроения, Унамуно можно назвать его предтечей».
 
 
 356
 
 
 
 
 2. СУЩНОСТЬ ИСПАНИИ
 
 Работа Унамуно «О пуризме» посвящена Испании. Автор критикует в ней тех писателей, которые, вздыхая о потере Кубы, говорили о «возрождении Испании», но это оставляло равнодушным сам испанский народ вследствие его «христианского здоровья». Испания — не нарисованный образ, не журнальные истории и не фантазмы, а молчаливая жизнь миллионов людей, которые с восходом солнца обрабатывают землю, создавая основу жизни, поверх которой бегут волны истории. Унамуно интересует не идея Испании и не ее история. Имеет значение только индивидуальная судьба человека, «единственно гуманная вещь из всего существующего», то, о чем даже не догадываются пишущие о «возрождении Испании».
 
 Не интеллектуальные фантазии и не историографическая реконструкция занимают Унамуно, а народ, который работает, думает, страдает и поет. В его песнях — запах земли, это небо и это море. Народ жив традицией, испанская традиция вечна, ибо она скорее человеческая, чем испанская. Какой смысл в попытках европеизировать или подчинить ее? Отсталый народ? Возможно. «Пусть бегут другие, — отвечает Унамуно, — рано или поздно выдохнутся и остановятся». Народ погряз в невежестве? Может быть, зато «народ знает много того, чем пренебрегают общественные лидеры». «Незнание — божественная наука: оно скорее мудрость, чем наука». Разве крестьянин из Тобозо не умирает более счастливым, чем рабочий Нью-Йорка? «Да будут прокляты достижения прогресса, заставляющие задыхаться людей от работы, от науки!» В работе «О пуризме» мы находим критику интеллектуалов, которые за экономическими и социологическими графиками не желают видеть человеческих страданий.
 
 
 
 
 
 
 
 357
 
 
 
 
 3. ПРОТИВ «ВЛАСТИ ДЖЕНТЛЬМЕНОВ РАЗУМА»
 
 Не разум, а воля создает для нас мир, заявляет Унамуно в работе «Жизнь Дон Кихота и Санчо». В старый афоризм «Nihil volitum quin praecognitum» («Нельзя хотеть того, что не познано») следует внести поправку: «Nihil cognitum quin praevolitum» («Нельзя познать то, что не стало желанным»). Более того, разум приходит после действия, интеллект следует за волей. «Именно жизнь есть критерий наших суждений об истине, а не логическая согласованность рассудка. Если моя вера ведет меня к росту, жизненному творчеству, то кому и зачем нужны доказательства моей веры? Если математика служит убийствам, то, значит, она становится ложью. Если вы после долгого пути почувствуете смертельную жажду и увидите чудо-мираж, то, что мы называем водой, то вы броситесь к ней и почувствуете себя рожденными заново, если вы утолите жажду. Мираж был истиной, а истина — водой. Истина — все то, что заставляет так или иначе действовать».
 
 В качестве противоядия от чумы здравого смысла Унамуно предлагает «настоящее безумие», которого нам всем так не хватает. «Твоя вера будет твоим искусством, твоя вера будет твоей наукой». Именно поэтому гробницу рыцаря Безумия необходимо спасти от «власти джентльменов Разума». Дон Кихот становится безумным только по причине зрелости духа. Это вечный пример «духовной щедрости». Итак, безумие героя противостоит ничтожеству здравого смысла, рыцарство — научному интеллектуализму и философскому рационализму. «И так ли уж непохож на Дон Кихота такой рыцарь Христа, как Игнатий Лойола?»
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 4. ЖИЗНЬ НЕ ПРИЕМЛЕТ ФОРМУЛ
 
 Человечество не существует реально, есть только конкретный человек. А жизнь конкретного человека не нуждается в оправдании. Все живое иррационально, читаем мы в книге «О трагическом чувстве жизни», в то время как все рациональное противожизненно. Жизнь не приемлет формул, конкретный человек нестабилен, ибо абсолютно индивидуален. Он в принципе не выводим из той или иной теоретической дефиниции. «Я не подчиняюсь разуму, — заявляет Унамуно, — я восстаю против него». Что говорит наука о смысле жизни и о нашей жажде бессмертия? Ничего, именно поэтому жизнь и рациональная истина противоположны. Понятия слишком тесны для того, чтобы выразить смысл жизни, они «трагичны» и «агонистичны» в точном смысле греческого термина (агон — спор). Жизнь, существование превосходит всякую попытку разума объяснить их. Если мыслители отдают себе отчет в том, что
 
 358
 
 наш разум ограничен, то и тогда они находятся в непрерывной борьбе с самими собой, с требованиями собственного разума. Настоящий интеллектуал тот, кто никогда не удовлетворен ни самим собой, ни другими. Понятие «трагического», таким образом, противостоит понятиям точности, достоверности и удобства
 
 В свете таких предпосылок понятно недоверие Унамуно к философским системам, сводящим материю или идею к духу. Наша воля, аффекты, чувства и тревоги рождаются раньше рефлексии. Философские теории, пытающиеся обосновать поведение и чувственный ряд жизненных явлений, всегда опаздывают, ибо они апостериорны, судят вдогонку событиям. В науке нет ничего такого, перед чем следует пасть на колени. Ее поддерживает вера в разум, рационально не обосновываемая, как и любая другая вера. Кроме того, наука существует только в сознании личности и благодаря ей. Философы и ученые, генерирующие и меняющие идеи, ведут непрекращающуюся войну между собой и будоражат умы людей.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 5. УНАМУНО: «ИСПАНСКИЙ ПАСКАЛЬ» И «БРАТ КЬЕРКЕГОРА»
 
 Унамуно не принимает и теологический рационализм томизма. Эта философия могла торжествовать только потому, что «вера, т.е. жизнь, уже потеряла уверенность в себе», писал он в сочинении «О трагическом чувстве жизни». Бог существует не потому, что для этого есть рациональное основание, а благодаря живущей в нас неистребимой воле победить смерть. Ощущение смерти и нежелание покориться ей, расстаться с жизнью — в этом источник трагического чувства жизни. Это чувство заставляет человека вновь и вновь создавать «живого Бога». Идея бессмертия, полагает Унамуно, поддерживает католицизм, несмотря на рационализм схоластики.
 
 «Никто не сможет убедить меня разумными доводами ни в существовании Бога, ни в Его несуществовании» («Моя религия и другие очерки»). Доводы атеистов еще более поверхностны, чем теистов. Ответ агностика «не знаю» — еще глупее. Ясно, что «я никогда не узнаю, но хочу знать. Хочу, и все тут!»
 
 Христианин в душе, Унамуно требовал уважения к имени Бога от каждого, кто его произносит. Бог — тот, кто обращается к сердцу, это Бог Авраама, Исаака, Иакова, а не Бог философов и теологов. В «Агонии христианства» Унамуно называет себя «испанским Паскалем», как несколькими годами раньше называл «брата», вся жизнь которого прошла во внутренней борьбе с отчаянием (Кьеркегора).
 

<< Пред.           стр. 22 (из 52)           След. >>

Список литературы по разделу