Д РEАЛE Д АНТИСEРИ ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ ОТ ИСТОКОВ ДО НАШИХ ДНEЙ ТОМ 4 ОТ РОМАНТИЗМА ДО НАШИХ ДНEЙ 23

359

Жизнь и борьба (= агония) — вот что такое христианство. Не мысль, а вера, умирая, воскресает в неостановимом потоке внутренних тревог и надежд личности.

6. ЗНАЧЕНИЕ ФИЛОСОФСКОГО ТВОРЧЕСТВА УНАМУНО

Благодаря Унамуно в центре философской рефлексии оказалось чувство времени и его разъедающая сила. В обществе, где доминировали буржуазный оптимизм и философская эйфория, время чаще трактовали в духе обогащения прошлого настоящим, уже беременным обещаниями грядущих побед. В Унамуно живет, как справедливо заметил Н. Аббаньяно, чувство «неустранимой неопределенности жизни и веры, которые потому и неопределенны, что находятся в вечной борьбе, действием силящиеся утвердить и доказать себя». Проблема бессмертия до крайности обострила в иррационализме тенденцию к ожесточению. Унамуно, напротив, в требовании и воле к бессмертию увидел яркую форму торжества жизни над смертью, а в иррациональном характере этой потребности и веры — осуждение разума. Благодаря Унамуно из забвения был вызволен Кьеркегор, Европе того времени почти неведомый. Традиция, начатая Паскалем, Шлейермахером, Кьеркегором, вновь привлекла к себе внимание общества. Экзистенциализм укрепил свои позиции не без помощи датского мыслителя и его испанского последователя.

Глава девятнадцатая
Хосе Ортега-и-Гассет и философский диагноз западной культуры

1. ЖИЗНЬ И СОЧИНЕНИЯ

Хосе Ортега-и-Гассет родился в Мадриде 9 мая 1883 г. Его отец был редактором либерального журнала. Диплом по философии Хосе получил в Мадриде в 1904 г. Годом раньше он познакомился с Унамуно. Испанию тогда, казалось, мало интересовали события в мире. Мадрид варился в собственном соку и наслаждался самим собой. Возможно, поэтому молодой философ отправился в Германию. «Я понял, — писал Ортега, — что моя Испания должна впитать немецкую культуру или хотя бы проглотить ее... Я и не думал о долгом путешествии пилигрима, мечтающего поцеловать ногу Римского Папы. Все наоборот. Я летел за добычей... Испания нуждалась в немецкой культуре. Я настолько отождествлял себя с моей страной, что свои аппетит и голод считал ее нуждами».

В Германии Ортега слушал лекции в Лейпциге, Берлине, Марбурге (Г. Когена и П. Наторпа). Вернувшись в Мадрид в 1907 г., он некоторое время преподает в магистрской школе, а в 1910 г. становится профессором метафизики Мадридского университета. Первое его сочинение — «Размышления о "Дон Кихоте"» (1914), затем появляются «Испания со сломанным хребтом» (1922), «Тема нашего времени» (1923). В 1923 г. он основал журнал «Ревиста де Оксиденте». В знак протеста против ареста студентов диктатором де Риверой Ортега оставил университетскую кафедру. Появившаяся в 1930 г. книга «Восстание масс» получила необычайный резонанс. Будучи в изгнании во время войны, он написал еще несколько работ: «Вокруг Галилея» (1933), «Идеи и верования» (1940), «История как система» (1941). Вернувшись на родину в 1946 г., он вместе с учеником Хулио Мариасом основал Институт гуманитарных исследований. Философ умер в Мадриде 17 октября 1955 г. Альбер

361

Камю назвал Ортегу «самым великим европейским писателем после Ницше». «Восстание масc Р. Треве назвал «предостерегающим голосом». Реформа философии, актуальность которой хорошо понимал Ортега, указывала, что «разум может быть услышан, но не там, где ему назначили быть интеллектуалы-лицемеры».

2. ИНДИВИД И ЕГО «ОБСТОЯТЕЛЬСТВА»

«Я есть я и мои обстоятельства» — такова концепция человека, к которой Ортега приходит в «Размышлениях о "Дон Кихоте"». «Все вещи и существа вселенной формируют наше окружение»: место, время, общество, куда нас забросила судьба. Эта физическая и социальная реальность становится вечным источником забот и проблем. Пытаясь разрешить проблемы, человек вынужденно конструирует свою экзистенцию, реализуя тем самым проект, который он выбрал. Человек борется с трудностями, изобретая идеи, инструменты, роли, стили жизни. Отталкиваясь от обстоятельств, человек изобретает человека и открывает мир культуры и истории.

Все это было бы невозможно без фантазии — того, что делает человека проектирующим существом, меняющим себя и среду. Эти проекты разрабатываются во внутреннем мире с учетом ситуации. Следовательно, фантазия — основа индивидуальной свободы, она вносит момент нестабильности и неопределенности. Жить — значит «упражняться в свободе», решая, чем же мы хотим быть в этом мире. Смысл жизни состоит в принятии каждым собственных неустранимых обстоятельств. «Человек есть существо, обреченное перевести необходимость в свободу».

3. ПОКОЛЕНИЯ КУМУЛЯТИВНЫЕ, ПОЛЕМИЧЕСКИЕ И РЕШИТЕЛЬНЫЕ

Свободу человек реализует не в пустоте: свои решения он принимает в рамках институтов, стабильных ролей и ожиданий, признанных иерархий. Все это выбрано людьми прошлого и предложено настоящему. Судьба человека — это его действие. Действия, движимые верой и идеями, преобразуют физическую и социальную реальность. Однако человеку не дано завладеть счастьем. Человек — существо историческое, его природа — это его история, т.е. то, что порождено действием, — свободный проект и самоконституирование.

362

Действуют всегда только индивиды, но индивид — составная часть определенного поколения. Конечно, поколение воплощается в людях, разделяющих один и тот же горизонт, пространство, время и проблемы. Есть кумулятивные (накопительные, неноваторские поколения). Есть поколения полемические, противоположные первым. Социальные изменения, подчеркивает Ортега, не происходят мгновенно, разрыв с прошлым часто не настолько реален, насколько кажется. Действительно революционны поколения «решительные», ибо несут новую конфигурацию коллективных феноменов.

В любом поколении выбирает меньшинство — люди, наделенные фантазией и мужеством. Они ведут пассивное большинство (миметические массы). Очевидно движение истории. Однако оно не вписывается в детерминистские схемы, наподобие тех, какие мы находим у Конта, Гегеля и Маркса. Ход истории понятен, если иметь в виду поступки творческих личностей, которые, понимая нужды масс, меняют идеи и привычки.

4. КОГДА ИДЕИ СТАНОВЯТСЯ «ВЕРОВАНИЯМИ»

Человек больше, чем мышление, поскольку он еще и страсть, страх, тревога, желание. Когда Гёте говорил, что «вначале было действие», то это была малообдуманная фраза. Действие невозможно, если ему не предшествует проект, набросок действия. Человека нет без идей, они необходимы для решения проблем, непрерывно возникающих сомнений. Человек обязан понимать, что происходит вокруг, он не может жить вслепую. Если философия может предложить анализ этических положений, ценностей и идеалов, при помощи которых люди ориентируются в жизни, понимая ее смысл, то наука, со своей стороны, должна стать действенным инструментом информирования человека о состоянии среды, в которой он живет.

Ортега различает верования и идеи-изобретения. «В идеях-изобретениях заключены наиболее строгие научные истины, можно сказать, мы создаем их, утверждаем, обсуждаем — это наши творения». «Верования», напротив, — базовые, полученные в наследство от прошлого идеи, «молчаливое наследие». «Не мы располагаем идеями, идеи — мы сами», содержание жизни, нашего мира и нашего бытия.

363

Кто-то из нас, будучи дома, решил выйти на волю: двинулся по направлению к двери, повернул ключ, открыл дверь, спустился по лестнице. Все это — осознанные действия. Но важно то, что сам акт решения наступил раньше мысли о нем. Речь идет о вере в то, что за порогом наверняка есть куда-то ведущая и зовущая нас дорога. Когда мы шагаем по улице, еще раз поясняет свою мысль Ортега, мы автоматически огибаем здания и делаем это не потому, что наш ум постоянно дает команды: «Стены непроницаемы, обойди». Каждый момент жизни предполагает множество подобных автоматизмов, в основе которых лежат верования.

Мы помещаем реальность внутрь схем, образованных верованиями. Для нас сегодня Земля есть то, что о ней говорит астрономия. Для грека V в. до н. э. Земля была матерью Деметрой. Земля-планета и Мать-Земля сконструированы верованиями наших предков с целью «найти успокоение, не быть задушенными бесконечным страхом». Наше окружение — верования и проблемы — результат традиции, наследственный капитал. «Сознавать себя наследником — значит иметь историческое сознание».

5. ПРИРОДА И РАЗВИТИЕ НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ

Верования лишены абсолютно надежного характера. Эти «консолидированные мысли» бессознательно управляют нами. Иногда пропасть сомнений открывается в них. Мы чувствуем, как земля уходит из-под ног, когда начинается борьба между непримиримыми верованиями. Пошатнувшаяся и ослабевшая вера заставляет человека хвататься за спасательный круг интеллекта, изобретать новые идеи. Научные идеи в этом смысле суть удавшиеся фантазии. «Треугольник и Гамлет имеют одну и ту же родословную. Они — дети безумной семьи», т.е. фантазии. Судьба человека — быть рассказчиком. Изобретая гипотезы и теории, он проверяет их, отбрасывая ошибочные, не замечая, что именно ошибки — настоящее сокровище. Все, чего человек достиг, он достиг силой ошибок, ибо проверены миллионы ложных, никуда не ведущих путей, откуда он, жалкий и безумный, должен вернуться назад.

По крайней мере, теперь точно известно, что все те мировые проблемы, которые человек напридумал, не есть реальность. Накопленный опыт ошибок сузил область поиска выхода. «Важно не забывать ошибки — в этом история».

364

Идеи нуждаются в критике, как легкие в кислороде. Самая сильная критика предполагает факты. Факты науки не есть голые и жесткие факты, ибо они теоретически обработаны. «Реальность не дана, в ней нет ничего подаренного. Это конструкция, сделанная человеком из подручного материала». Высшая истина — очевидность, но ценность очевидности, в свою очередь, — это уже теория, интеллектуальная комбинация. «Человек науки, — писал Ортега в работе "Вокруг Галилея", — обязан непрерывно сомневаться в собственных истинах». Истины ценны только в той мере, в какой у них есть сопротивляемость скепсису. Непрерывный конфликт с сомнением и есть проверка. Эпистемологию Ортеги нельзя путать с прагматической эпистемологией. Истина безотносительна и не зависит от субъективных условий, уверен он. «Не может быть истины для одного и истины для другого».

6. «ЧЕЛОВЕК-МАССА»

Роль, которую сыграл «Общественный договор» Руссо для XVIII века, а «Капитал» Маркса для века XIX, аналогична роли книги «Восстание масс» для XX века. Диагноз, поставленный Ортегой западной цивилизации перед Второй мировой войной, не был оптимистичным. Цивилизация больна, и болезнь называется «человек-масса». Количественный рост населения и рост уровня жизни на основе достижений техники и индустрии оказал разрушительное влияние на главную ценность западной цивилизации — индивидуальное начало. «То, что обогащало мир и людей, богатство, питавшее главным образом это чудное растение — человечество», стало исчезать. Цивилизация противопоставляла индивидуальное коллективному как более высокую ценность, ее питала вера в то, что «каждое человеческое существо должно быть свободным, чтобы исполнить свое личное, не сводимое к судьбе, назначение».

Вместо него в лоне цивилизации выросло существо, основное свойство которого не просто стандартизация, а инертность физической массы. Человек-масса не вписан в какой-то определенный социальный класс, это идеальный тип, способ бытия, распространенный сегодня во всех классах. Он не желает отдавать отчета в том, что культурные институты, в которых он живет, требуют его поддержки, следовательно, он безответствен. Как специалист он прячется от общих проблем, решительно отвергает обсуждения, не считается с объективными нормами и стремится к собственным интересам.

365

Человек-масса — новый варвар, которого не устраивает считать только себя вульгарным. Он претендует возвести вульгарность в статус права, а право — в статус пошлости. Вот чудовищная новость нашего времени: «Право не иметь разума — разум без ума». Новость становится явью, если осознать факт, что всю свою жизнь человек-масса передоверил государственной власти. Фашизм и большевизм — этапы становления человека-массы, лишенного какой бы то ни было культуры. Отказавшись от традиции свободы, в социальной жизни утвердился стиль систематической агрессии, идолопоклонства и государственного тоталитаризма. Выход из положения Ортега видит в создании антинационалистического союза — Соединенных Штатов Европы, цель которого — отстоять принципы свободы, личной ответственности и социальной справедливости перед угрозой тотального лицемерия, удушья бюрократизации и государственного интервентизма.

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ, ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ, ГЕРМЕНЕВТИКА

Науке нечего сказать об убожестве нашей жизни. Наука изначально исключает самые жгучие проблемы человека, который чувствует себя оставленным на произвол судьбы.
Эдмунд Гуссерль

Узнать, как из глубины мрака сверкнет бытие.
Карл Ясперс

Свобода состоит в выборе собственного бытия. И этот выбор — абсурд.
Жан-Поль Сартр

Мир является нам то как строительная площадка, то как спящий невольник.
Габриэль Марсель

Кто хочет понять текст, должен быть готов и к тому, чтобы раствориться в нем.
Ганс Георг Гадамер

Sensus поп est inferendus sed efferendus. (Смысл не извлекается, а привносится.)
Эмилио Бетти

Глава двадцатая
Эдмунд Гуссерль и феноменологическое движение

1. ОБЩИЕ ЧЕРТЫ

Феноменология как философское направление связано с именем Эдмунда Гуссерля (1859—1938). Почти религиозную веру позитивистов в науку в последние десятилетия прошлого столетия критиковали Маркс, Ницше, Фрейд. Определенные моменты неокантианства, историцизма и философии жизни мы находим и в феноменологии. Критика позитивизма и недоверие к идеалистическому априоризму выразились в тяготении к конкретному. Максимум внимания к «непосредственным данным», на которых лишь потом можно строить теории, — в этом чувствуется влияние Уильяма Джемса и Анри Бергсона, что и было передано феноменологией экзистенциализму Хайдеггера, Сартра и Мерло-Понти.

«Выражение "феноменология" означает прежде всего, — писал Хайдеггер в сочинении "Бытие и время", — концепцию метода... Его можно сформулировать так: назад к вещам! И это в противовес подвешенным в воздухе конструкциям и случайным находкам, поверхностно поставленным проблемам, передаваемым из поколения в поколение как истинные проблемы».

Следовательно, девиз феноменологии — обращение к самим вещам, очищенным от словесных нагромождений. Чтобы создать философию реальности, необходимо оттолкнуться от «неопровержимых данных»: в фундамент философского здания могут быть положены только «стабильные очевидности». «Без очевидности нет науки», — скажет Гуссерль в «Логических исследованиях». Границы аподиктической очевидности заданы границами нашего знания, поэтому следует искать нечто настолько самоудостоверяющее, что нельзя отрицать. Эта феноменологическая интенция должна была быть реализована через описание «феноменов», которые предстают сознанию после осуществления «эпохе», т.е. после заключения в скобки наших философских воззрений и убеждений, связанных с

370

нашей естественной установкой, которая навязывает нам веру в существование мира вещей. Необходимо «воздерживаться от суждений» («epoche'» — греческий термин, близкий по смыслу понятию «adoxia» Пиррона, — то, что не требует суждения), пока не будут найдены последние аподиктические и неопровержимые «данные». Эта данные феноменологи находят в сознании: существование сознания непосредственно очевидно.

Теперь возникает вопрос: как вещи и факты являются нашему сознанию? Они являются типичными модусами, и эти модусы суть эйдетические сущности. Феноменология — наука о сущностях, а не о фактах. Феноменолога не интересует та или иная моральная норма, его интересует, почему она — норма. Изучить обряды и гимны той или иной религии, несомненно, важно, но еще важнее понять, что такое религиозность вообще, что делает разные обряды и несхожие песнопения религиозными. Феноменологический анализ вникает в состояния стыда, святости, любви, справедливости, угрызений совести, но всегда с точки зрения сущности. Суть же открывается исследователю тогда, когда он наблюдает свой объект незаинтересованно, когда он бежит от предубеждений, банальностей и самолюбования, когда умеет видеть и интуитивно улавливать универсальное, благодаря которому факт таков, каков он есть. Мы отличаем текст магический от научного, но каким образом они отличимы, если нет сущностного различия, что такое магия и что такое наука?

Теперь если мы согласимся, что феноменология — наука, основанная на анализе и описании сущностей, то поймем, в чем ее отличие от психологического и позитивистского анализа В отличие от психолога, феноменолог интересуется не частными фактами, а универсальными сущностями. В феноменологии есть две ветви: идеалистическая и реалистическая. Первая представлена Гуссерлем, ибо, вернувшись к вещам, он в конце пути нашел единственную реальность — сознание. Трансцендентальное сознание конституирует смыслы вещей, поступков, институтов. Реалистическая феноменология, представленная Шелером, ориентирована на объективность иерархично упорядоченных вещей, предпосланных как свет глазу, звук уху и эмоциональной интуиции. Трудно отрицать, что феноменология оказала заметное влияние на развитие психологии, антропологии, психиатрии и гуманитарное знание в целом.

Предшественниками Гуссерля в исследовании интенциональности сознания были Бернард Больцано и Франц Брентано. Больцано (1781—1848), математик и философ, католический священник и профессор философии религии Пражского университета, автор двух таких работ, как «Наукоучение» (1837) и «Парадоксы бесконечного» (1851). Первая стала заметным явлением в математике, вторая — в философии. Он полагал, что есть утверждения-в-себе и истины-в-

371

себе, их чисто логический смысл не зависит от того, помыслены, выражены они или нет. Например, принцип непротиворечия остается в силе независимо от формы выражения. Утверждения-в-себе могут вытекать одно из другого, противоречить друг другу, ибо они составляют часть единого логико-объективного мира и не зависят от субъективных условий познания. Неокантианцы, антипсихологисты и эмпирики считали, что следует отличать проблемы факта, относящиеся к истокам познания, от проблем ценности и правомерности познания. Критику психологизма Гуссерль воспринял у Фреге и Больцано.

Брентано (1838—1917) сначала был служителем церкви, лишь позже стал профессором Венского университета. Он довольно долго жил во Флоренции, а умер в Цюрихе. Его перу принадлежат сочинения: «Психология Аристотеля» (1867), «Психология с эмпирической точки зрения» (1874), «Креационизм Аристотеля» (1882), «Аристотель и его видение мира» (1911), «Аристотелевская теория происхождения человеческого духа» (1911). Именно в последней Брентано исследует интенциональный характер сознания. В схоластике понятие «intentio» указывало на нечто «отличное от себя». Интенциональность, по Брентано, есть то, что позволяет типизировать психологические феномены, ибо они всегда относятся к другому. Он делит их на три класса: представление (репрезентация как чистое присутствие объекта), суждение (утверждение или отрицание объекта), чувство (любовь или ненависть к объекту). Философ говорит о том, что реальность индивидуальна, но, познавая, мы обобщаем ее. Важно при этом понимать суть совершаемых нами операций. Одним из учеников Брентано был Гуссерль.

2. ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

2.1. Полемика с психологизмом

Гуссерль родился в Моравии в 1859 г. В Берлине он изучал математику, защитив диплом, отправился в Вену слушать лекции Брентано. Уже будучи автором «Философии арифметики», Гуссерль с 1901 г. — профессор Геттингенского университета. Среди его работ широко известны следующие: «Логические исследования» (1901), «Философия как строгая наука» (1911), «Идеи чистой феноменологии и феноменологической философии» (1913), «Трансцендентальная логика и формальная логика» (1929), «Картезианские размышления» (1931). В 1954 г. была опубликована рукописная

372

работа «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология», написанная за два года до смерти. Около сорока пяти тысяч страниц гуссерлианского архива были спасены бельгийским священником Германном ван Бреда от нацистов.

Вопреки логицистам, Гуссерль полагает правомерной редукцию понятия числа к психологической способности считать, к неопределимым элементарным понятиям, из которых и были абстрагированы понятия логики и математики. Наивной назвал Фреге такую концепцию числа, ибо психология не способна дать ничего другого, кроме суждений о факте, в то время как математические суждения универсальны и объективны. Число, по Фреге, это класс всех классов, элементы которых находятся во взаимном соответствии.

Возражения Фреге заставили Гуссерля отказаться от психологизма. В «Пролегоменах к чистой логике» (1900) он соглашается, что факты сознания принадлежат к темпоральной реальности, но математические истины вневременны. Например, принцип непротиворечия, не будучи индуктивным, есть истина необходимая и всеобщая. Так возникла идея чистой логики.

Существует фактуальные истины и истины необходимые и всеобщие. Последние суть логические истины, являющиеся общими для всех наук. На основе собственных посылок каждая из наук организует свою систему аргументации и доказательств. Аргументация законна, если посылки истинны и дедукция корректна. Корректность дедукции проверяется логическими законами, поэтому «чистая логика — это теория теорий, наука наук». Истинность закона непротиворечия неограниченна, ибо не зависит от чувства очевидности. Аподиктические очевидности не просто логические принципы, но также базовые законы чистой математики. То, что красное — это цвет, не зависит от данных наблюдений. Конъюнкция и дизъюнкция также несводимы к наблюдению, их неверное употребление ведет непосредственно к нонсенсу (например, в суждении: красное — это шум).

2.2. Эццетическая интуиция

Всеобщие и необходимые суждения суть условия, делающие возможной теорию. Совсем не таковы утверждения, получаемые индуктивным путем, т.е. из опыта. На этих двух типах суждений основывает Гуссерль различие между интуицией факта и интуицией сущности. О сущностной интуиции он пишет во втором «Логическом исследовании» и первой главе «Идей чистой феноменологии».

373

Познание начинается с опыта, существующих вещей или фактов. Факт есть то, что происходит здесь и сейчас, он случаен, т.е. может быть, а может и не быть. Но когда факт явлен нашему сознанию, вместе с фактом оно улавливает и сущность. В самых разных ситуациях, слушая то кларнет, то виолончель, то скрипку, мы говорим о сущности — о музыке. Индивидуальное приходит в сознание через универсальное: если факт дан здесь и сейчас, то, значит, дана сначала quid факта, т.е. его сущность. Сущности, следовательно, суть типические модусы являемости феноменов. И дело обстоит не так, что мы эмпирически выделяем идею или сущность треугольника путем сравнения разных треугольников. Напротив, этот, тот и другой — треугольники, ибо все они суть частные случаи идеи треугольника. Чтобы сравнивать множество фактов, уже необходимо иметь представление об их сущности, то, благодаря чему они похожи. Это предзнание сущностей и есть эйдетическая интуиция (Wesen, eidos), в отличие от интуиции эмпирической, улавливающей отдельные факты. Конечно, реальны только единичные факты; универсалии как идеальные объекты не реальны в том смысле, в каком реальны отдельные факты. Но лишь универсальные сущности позволяют классифицировать, опознавать и различать единичное.

2.3. Региональные онтологии и формальная онтология

Как наука о сущностях феноменология ставит целью описывать типические модусы, посредством которых феномены являются нашему сознанию. Модальности (благодаря которым этот звук есть звук, а не цвет или шум, к примеру) и есть сущности, относящиеся к фактическим данным. Эйдетическую редукцию, т.е. интуицию сущностей следует понимать как описание феномена, предстающего сознанию, когда мы отвлеклись от его эмпирических аспектов. Сущности инвариантны и постигаются посредством метода эйдетического варьирования. Берется некий пример понятия, характеристики которого выделяются методом вариаций до тех пор, пока мы не приходим к сущностным инвариантным свойствам.

Этот метод был знаком уже Декарту. Вспомним, как он выделял сущность телесного в своих «Размышлениях». Возьмем, к примеру, кусочек воска. У него есть определенные запах, цвет, форма и вкус. Стоит нам поднести его к огню, как мы увидим, что свойства изменятся. Единственно, что останется, — это занимаемое восковым кусочком пространство. Отсюда Декарт заключал, что протяженность является сущностью материи.

374

Не только в чувственно воспринимаемом мире обнаруживаются сущности, они есть и в мире наших влечений, надежд, воспоминаний. Разница между фактом (как данностью) и сущностью (как естьностью) становится для Гуссерля средством обоснования логики и математики. Математические и логические суждения необходимы и всеобщи, ибо они фиксируют отношения между сущностями. Как таковые они не нуждаются в опытном подтверждении своей ценности. Суждения типа: «Тела падают с одинаковым ускорением» — требуют опытной проверки, соотнесения с фактами. Но утверждение типа: «Сумма внутренних углов Евклидова треугольника равна 180 градусам» — в такой проверке не нуждается.

Еще более важно, по мнению Гуссерля, что сознание в своих связях с идеальными сущностями не может быть узаконено типовыми модусами перцептивных феноменов, его удостоверяет сам факт несовпадения логико-математического и эмпирического. Так, в рамках феноменологии были открыты так называемые «региональные онтологии». Природа, общество, мораль, религия являются, по Гуссерлю, «регионами», изучению которых должен предшествовать анализ сущностей и модальностей, оформляющих моральные, религиозные и другие феномены. По этому пути пошли и Макс Шелер (феноменология ценностей), и Рудольф Отто (типология религиозного опыта). Региональным онтологиям Гуссерль противопоставил формальную онтологию, которую он отождествил с логикой.

2.4. Интснциональность сознания

Фундаментальная характеристика феноменологии, исследующей типические модусы являемости феноменов в сознании, — интенци-ональность. В самом деле, сознание есть всегда знание о чем-то. Это нечто, о чем я думаю, вспоминаю, мечтаю, ощущаю. Значит, говорит Гуссерль, несовпадение субъекта и объекта дано непосредственным образом. Субъект — я, способный ощущать, вспоминать, судить, воображать. Объект — манифестации этих актов: образы, мысли, воспоминания, цвета, объемы и т. д. Посему необходимо различать являемость объекта от самого объекта И если верно, что познанное — это явленное, то также верно, что из видимого живо лишь то, что ясно проявлено. Процесс познания Гуссерль называет «noesis», а то, о чем мы знаем, — «noema». Среди ноэм философ различает факты и сущности.

Сознание, таким образом, интенционально. Психические акты характеризуются привязкой к некоему предмету. Я не вижу, поясняет Гуссерль, ощущения цвета, но вижу окрашенные предметы, слышу пение, не имея ощущения звука. Сказанное не значит, что перед нами концепция реализма Сознание отсылает к другому, но это не значит, что другой существует помимо меня. Интенциональ-ность сознания оставляет неразрешенным спор между идеализмом и реализмом.

375

Для феноменолога важно описать то, что действительно явлено сознанию, и пределы такой явленности. Речь не идет о «кажимости», противопоставленной «вещи в себе»: я не воспринимаю, как музыка мне является, — я слышу музыку. Вывод Гуссерля таков: начало всех начал — интуиция. «Всякая интуиция, изначально конкретизированная, по праву является источником познания. Все, что предлагается нам в интуиции первичным образом (так сказать, во плоти и крови), должно принять таким, как есть, даже если только в границах предлагаемого».

2.5. Epoche, или феноменологическая редукция

С помощью объявленного принципа Гуссерль обосновывает феноменологию как строгую науку. Zu den Sachen selbst («Обратимся к вещам») — такая программа феноменологии ставит целью найти прочную и несомненную опору для нового здания философии. Ее методом призван стать метод epoche (греч.: остановка в суждении).

Хотя термин «эпохе» напоминает сомнение скептиков и картезианцев, все же его следует понимать несколько иначе. Гуссерль призывает не верить слепо всему, о чем говорят философы, представители науки, и даже собственным привычным утверждениям, относящимся к повседневной жизни и «естественной установке».

«Естественная установка» человека соткана из различных убеждений, без которых не обойтись в повседневной жизни; первым из них является убеждение, что нас окружает мир реальных вещей. Все это так, но подобного рода очевидностям не хватает конструктивности, на них не построишь здание философии. Из моего убеждения в существовании мира нельзя вывести ни одного философского положения. Более того, факт существования мира вне сознания, к которому он обращен, — далеко не несомненен. Как человек философ не может не верить в реальность мира и многое другое, без чего практическая жизнь невозможна. Но как философ за точку отсчета он должен взять нечто иное.

Нельзя оттолкнуться ни от идеи реального существования мира, ни от данных естествознания, ибо в последних хотя и используются точные методы, есть множество наивных заимствований из сферы обыденного опыта и здравого смысла, не выдерживающих проверки epoche. Проблема не в существовании мира, поясняет ситуацию итальянский феноменолог Энцо Пачи, проблема в смысле и назначении мира для меня, а затем его осмыслении для других.

376

Так что же может устоять под прессом epoche? Единственное, чего нельзя взять в скобки, убежден Гуссерль, — это сознание, субъективность. Cogito и cogitata — феноменологический остаток, очевидность которых абсолютна. Сознание — не просто реальность наиболее очевидная, но и реальность абсолютная, основание всякой реальности. Мир, подчеркивает философ, «конституирован» сознанием. Открытым все же остается вопрос: если сознание придает осмысленность миру, то искомый смысл оно творит или раскрывает как данный?

<< Пред. стр. 23 (из 52) След. >>

Список литературы по разделу