<< Пред. стр. 4 (из 7) След. >>
Список литературы по разделу
Окосеешь без вина.
Гайдаровские реформы (90-е годы)
Раньше мясо клали в щи,
Были мы - товарищи.
А как кончилась еда,
Все мы стали - господа!
Мой миленок-демократ
Покупал мне виноград.
Сотни были дадены
За две виноградины[119].
Несколько по-иному, более конкретно воспринимают ситуацию представители специфических профессий. При взаимодействии преподавателей экономики со студентами юмор становится важной формой коммуникации как в обыденной жизни, так и в специальном аспекте. Представляются важными несколько особенностей подобного взаимодействия. Во-первых, юмористическое общение требует немедленного ответа как от преподавателя, так и от студента.
"Профессор на экзамене просит студента привести пример закольцованного мышления. Студент отвечает: "Мы, например, продаем за рубеж нефть, газ и лес. А покупаем трубы, буровые станки и топоры. Чтобы продать как можно больше нефти, газа, леса... Чтобы купить трубы, буровые станки и топоры!"
Во-вторых, при юмористическом общении сокращается имеющаяся ролевая дистанция, что немаловажно для усвоения полученных знаний. На выпускном экзамене профессор спрашивает студента о реальном курсе фунта, рубля и доллара. Студент отвечает, что фунт рублей стоит один доллар. И, наконец, в-третьих, возникающие двойственные образы позволяют участвующим в занятиях лицам изобретать различные варианты ответов, в том числе и в виде парадокса.
В экономической школе идут занятия. Игровая установка: продавец добавляет в пиво воду. Вопрос: каковы будут финансово-экономические последствия? После долгого раздумья один студент поднимается и говорит:
- Если в пиво добавлять воду, то выручка возрастет прямо пропорционально объему воды, вытеснившей пиво.
При взаимодействии по горизонтали ("экономист" - "экономист") сохраняется корпоративная сдержанность при обычной недоброжелательности друг к другу.
Один из директоров Института Отделения экономики РАН вызывает секретаршу.
- Что Вы написали этому бездельнику - академику N? "Дорогой товарищ!" - и это консерватору, разбойнику и мошеннику! Перепечатайте это письмо.
- Хорошо. А какое же обращение следует употребить?
- Напишите "Дорогой коллега!"
Что касается других интеллигентных групп, к примеру журналистов средств массовой информации, то у них наблюдается некоторое понимание и снисходительность. Говорят, что в Аргентине несколько лет назад диктор, обращаясь к национальной аудитории, сказал следующее:
- Уважаемые телезрители, сядьте поудобней, отодвиньте, пожалуйста, от себя все тяжелые предметы, которые вам захотелось бы бросать в телевизор. Сейчас перед вами выступит премьер-министр и объявит, что у нас начался подъем экономики.
Англичане более лояльны, чем латиноамериканцы, и их юмор скорее снисходителен, чем агрессивен.
- Что такое экономист, Смит?
- Экономист - это человек, который знает о деньгах больше, чем те, кто их имеет (англ.)[120].
В научной литературе объектами сдержанных шуток, как правило, является экономическая теория, исследовательские методы и сама профессия экономиста. Излюбленной же темой стало взаимоотношение между экономическим эффектом и нравственностью общества. Еще в начале XVIII века Бернард Мандевиль в своей "Басне о пчелах" заявил:
Чтоб стать народ великим мог,
В нем должен свить гнездо порок;
Достаток - всё тому свидетель -
Не даст ему лишь добродетель[121].
Адам Смит, как известно, сделал выбор в пользу экономики, считая, что корысть и эгоизм товаропроизводителей в конечном итоге в пользу всей нации, включая всех нуждающихся. Многочисленные последователи известного английского экономиста, включая и наших Гайдара и Чубайса, в рынке с некоторыми модификациями видят высшую нравственность.
Книга Д.Джилдера "Богатство и бедность", посвященная моральному одобрению преуспевающих дельцов, сразу же после выхода (нач. 80-х годов) вызвала град насмешек. "Экономист" в своей рецензии на книгу писал: "По-видимому, блаженны деятели денег, ибо назовут их отцами капитализма, блаженны лоснящиеся от жира, ибо обретут они мир"[122].
Односторонность мысли, упрощенчество, отрыв от реальности постоянно возбуждают критиков различных экономических теорий. Особенно преуспели в ней Лоуренс Питер, Б.С.Норткот Паркинсон, авторы знаменитых "принципа Питера" и "закона Паркинсона". В частности принцип Питера для деловых людей гласит:
"Если вы действуете в нарушение правил, вас штрафуют; если вы действуете по правилам, вас облагают налогом".
В российских условиях он неприменим, во всяком случае, его первая посылка. Перефразировка может быть такой:
"Если вы действуете в нарушение правил и не делитесь доходами, вас отстреливают, если вы действуете по правилам, вас сочтут обычным идиотом".
И все же наши "новые русские", даже если они откровенные мошенники, считают себя "солью земли", а остальных абсолютно "неприспособленными людьми", "совками". Жаль только, что некоторым из них удается внедрить в обыденное сознание вполне серьезное и уважительное представление о себе.
Если хочешь жить
нормально,
Поживи ты аморально,
Поживешь ты аморально,
Вот и будешь жить
нормально[123].
Но при возврате к тексту принципа Питера обнаруживаем следующее изречение: "Чтобы избежать ошибок, надо набраться опыта; чтобы набраться опыта, надо делать ошибки"[124]. В случае пребывания экономиста-журналиста Т.Гайдара на посту премьера случилась типичная ситуация, когда уровень некомпетентности совпал с уровнем незаменимости, т.е. мы имели дело со странной аномалией - незаменимым некомпетентным работником. Если его устранять - будет большая беда. Если сохранять - не избежать большой беды. Так, в общем, и случилось при замене прославленного экономиста управленцем-практиком из Газпрома.
Оценка экономистов со стороны массового и некомпетентного читателя была бы явно односторонней и недостаточной. Нам остается выяснить, что думают о себе сами представители этой специальности. К сожалению, типичные юмористические работы экономистов трудно найти, хотя бывают и удачи.
Экономисты смотрятся в карманное зеркало
Сенека однажды заметил, что как только он пожелает увидеть глупца, то всегда глядит в зеркало. Примерно такую "отражательную" функцию и предназначена выполнить небольшая книга, изданная к 30-летию образования ЦЭМИ РАН - Центрального экономико-математического института (см.: Под листом Мебиуса (тридцать лет спустя). М., 1993). Ее многочисленные грустно веселящиеся авторы и составители, не зная упомянутый выше афоризм незадачливого воспитателя Нерона, оказались смелыми людьми. Настолько смелыми и одновременно мудрыми, что решились опубликовать свой "цэмистский" фольклор аж в 2-х частях и множестве глав, где первая из них - самая социологическая, вторая - самая историческая, а третья - самая-самая экономико-математическая. Тем самым цэмиты (по терминологии коллег из окружающих институтов), или цэмисты (собственное обозначение), утерли нос не только социологам, филологам, юристам, востоковедам и прочим "философам", но и многим естествоиспытателям с их давно устаревшими профессиональными байками (сборники "Физики шутят", "Физики продолжают шутить", "Физики уже не шутят").
Разумеется, что нас - ближних соседей ЦЭМИ из ИСРАНа - "исранистов" (по новой терминологии коллег из окружающих институтов) или "исрановцев" (по терминологии, существовавшей до переименования АН СССР в РАН), естественно, привлекли научно-литературные достоинства первой части этой замечательной книги. Замечательной, хотя бы по той причине, что само по себе интригующее название, несомненно, привлечет более широкий круг читателей, чем предполагали сами составители. Среди читателей наверняка окажутся все математики и экономисты (как-никак - "Под листом Мебиуса"). Эта эмблема листа над стеклянным зданием института, однако, давно привлекает не только представителей означенных выше специальностей, но и многих медиков, в частности, психиатров, отоларингологов, гинекологов... Так что книга сразу стала бестселлером и выклянчить ее у составителей удается лишь с нескольких попыток.
Часть первая содержит анкету экс-Цэмиста, которая заполнялась респондентами в зависимости от наличия известного чувства в серьезной и полусерьезной форме. Были предложены следующие вопросы, которые сотрудники ИСРАНа могут оценить со своих высоконаучных позиций:
I. После ЦЭМИ стали ли Вы лучше:
1. Мыслить?
2. Чувствовать?
3. Действовать?
4. Относиться: а) к людям? б) к себе?
5. Чувствовать себя: а) физически б) психологически?
6. Зарабатывать?
7. Отдыхать в сфере: а) литературы, искусства; б) физкультуры, спорта?
8. Питаться?
9. Спать?
10. Вообще жить?
II. После ЦЭМИ что было для Вас наиболее интересным (занятие, местонахождение, ...)?
III. Что в ЦЭМИ было, по Вашему мнению,
1. Наилучшим?
2. Наихудшим?
Данные обследования, сведенные в неподдающуюся комментарию таблицу, наверняка кого-нибудь заинтересуют. Более того, что ответы "да" и "нет", "хуже" и "лучше", "меньше" и "больше" после математической обработки могут быть использованы в годовом отчете института Президиуму РАН. Что касается исранистов, то их, по-видимому, привлекут развернутые ответы ("разминки") на вопросы, связанные с самочувствием респондентов, их воспоминаниями о прежней счастливой жизни в институте. Наиболее типичными в этой связи представляются ответы экс-министра экономики Российского правительства, кандидата экономических наук А.А.Нечаева. Приведем полностью ответы этого господина на первый и второй блоки вопросов.
"1... 1. Мыслить? Мыслить стал свободнее и шире. Не исключено, что это иллюзия, связанная с уменьшением числа непосредственных начальников-проверяющих при резком возрастании слушателей-исполнителей. 2. Чувствовать? Чувства, увы, стали больше подчиняться разуму и лимиту времени. 3. Действовать? Решительнее и ответственнее. Не исключена иллюзия, описанная в п. 1.4. а, б...? Относиться к людям - добрее, к себе - строже. 5. а, б...? При 85-часовой рабочей неделе физическое состояние предопределено, хотя неизбежно уходит из числа первоочередных забот, отчасти компенсируясь психологической уверенностью и отчаянным спокойствием по отношению к вещам, ранее вызывающим раздражение. 6. Зарабатывать? Доходы увеличились многократно, но отстают от темпов инфляции. 7. а, б...? Отдых исчез из числа актуальных понятий, см. п. 5. 8. Питаться? Регулярно. 9. Спать? Реже и короче, но с большим удовольствием. 10. Жить? Разнообразно, см. п. 1-9.
II. Интересным? "Самое интересное в последнее время - участие в разработке и реализации программы реформ для России. Мы взялись за нее ради пробы пера и упражнения профессионального ума, но так увлеклись, что "перевернули" не только правительство, но и всю страну. "Взятие Госплана" - куда я был отправлен с мандатом, но без маузера и отряда матросов".
В самом деле, ведь это чрезвычайно интересно - "ради пробы пера и упражнения профессионального ума" перевернуть и правительство, и всю страну. А мы-то, социологи, даже и не мечтали о чем-либо подобном... Жаль, конечно, что и при таких необыкновенно привлекательных поступках (взятие Госплана без маузера) доходы столь важного лица все же отстают от темпов инфляции. Мало все-таки платят нашим героям. Уходить им надо в частные коммерческие структуры. Не работать же за нищенскую зарплату министра, как Сашка Шохин, которому и отвечать-то на анкету некогда. Жену подослал, вице-премьер несчастный!
Читатель будет несколько удивлен и иными откровенными ответами известных ему респондентов: Б.А.Грушина, Б.В.Ракитского, Н.М.Римашевской, Б.Г.Салтыкова, А.Г.Фонотова, Е.Г.Ясина,.. искренность и истинность которых несомненна. Объясняется подобный феномен не только высокими личностными качествами опрашиваемых, но и некоторым влиянием юбилейного климата - можно расслабиться. Расслабиться и вспомнить отдельные знаменитые высказывания:
Академик Н.П.Федоренко - "За цэмизацию народного хозяйства!" "Что увидели у нас плохого - скажите нам, что увидели хорошего - расскажите людям". Д-р. экон. наук В.А.Маш - "Какой эффект ты нанес народному хозяйству!". Д-р. экон. наук В.И.Данилов-Данильян - "Жизнь линейна или невыносима". Название праздничной стенгазеты лаборатории д-ра экон. наук Б.П.Суворова - "К зияющему оптимуму!"
Заметим - юмор цэмистов не агрессивен, что не мешает ему, однако, использовать военные марши, сочиненные сотрудниками института, марш ветеранов института, а также марш тимуровцев:
Гайдар шагает впереди
Слушай, товарищ, продукты кончаются,
В очередях потребители маются,
Пусто в желудках - надежда в груди:
Гайдар шагает впереди!
В соревновании с США и Европою
Мы оказались с голою шляпою[125].
Но лишь вперед ты, товарищ, гляди -
Гайдар шагает впереди!
Страной управляет Бурбулис с Пияшевой.
Что с нами будет? - Лучше не спрашивай.
Пропасть раскрылась у нас на пути.
Гайдар шагает впереди!
Заметим, что цэмисты при каждом удобном случае выражают нам, социологам, свои симпатии. Особенно привлекают личности, мимолетно овладевшие их вниманием. До сих пор ходят, например, легенды о нынешнем гражданине США В.Шляпентохе. Последний, работая какое-то время в Новосибирске, дал согласие уговорить А.Г.Аганбегяна быть оппонентом у Арона Иосифовича Каценелинбойгена. Придя на новосибирский почтамт, В.Шляпентох попытался дать телеграмму следующего содержания: "Москва. ЦЭМИ. Каценелинбойгену. Аганбегян согласен". (Тут же телеграфистка на него подозрительно посмотрела.) Но когда она увидела подпись "Шляпентох", то бросила обратно телеграмму и сказала: "Шифровок не принимаю! Тут всего одно нормальное слово - "согласен"". В.Шляпентох оказался персонажем и другого академического скандала, выдумав по ходу социологической конференции в Тбилиси (середина 60-х годов) так называемую теорию "курбативности". Выступающие, впервые услышав этот термин, сразу же отметили достоинства и недостатки теории. И лишь в конце бурной дискуссии экономист-социолог Шляпентох и физик Захаров застенчиво признались, что смысл этого слова они сами не понимают, так как придумали его всего несколько минут назад. В.Шляпентох тогда много занимался организацией службы знакомств ("Электронная сваха" и в отместку получил в "Правде" реплику, смысл которой был примерно таков: "Пусть Шляпентохи любят электронным способом, а мы, советские люди, будем любить по-прежнему: "как Ромео и Джульетта"". Такой вот неожиданный курбативный выпад.
Осталось в памяти сотрудников института и кипучая деятельность Т.В.Рябушкина, столь много сделавшего для демографии и социологии:
Солдатом был, деканом, лектором-
Студентов бывших распроси.
Четыре года был директором
Не где-нибудь - в самом ИСИ!
В науку шел широким трактом он,
И щедр, и весел был с людьми.
Незаменимым стал редактором
И возглавлял отдел в ЦЭМИ.
Вообще замечательными чертами сборника стали личностно направленный юмор, а также мягкость и доброжелательность его авторов. Достаточно прочесть "Балладу об ученом", посвященную Нобелевскому лауреату Л.В.Канторовичу, или посвящения докторам С.А.Айвазяну, К.А.Багриновскому, В.А.Волконскому, К.Р.Гофману и др., чтобы убедиться в истинности этого вывода. Не усомнится в нем и академик С.С.Шаталин, получивший напутствие от коллектива в таком виде:
Труд заводской и труд колхозных пашен
Относим мы к понятию затрат,
Но не важны затраты людям нашим,
А важен им конечный результат.
И мы идем от угля и от стали
К пансионатам, баням и кино,
Где Станислав Сергеевич Шаталин
Обосновался прочно и давно.
Летя на крыльях Комплексной программы,
В двухтыща сотый пробивает путь,
Соизмеряя койку с килограммом,
И про рубли, Шаталин, не забудь.
Не дай нам бог, чтоб не раскрылись дали
Прогнозов смелых долгожданный взлет.
Тогда вконец расстроится Шаталин
И весь отдел по матери пошлет (с. 32).
Другой вывод заключается в том, что уникальный сборник работ, несомненно, четко очертил границы столь специфичной группы, как коллектив академических экономистов. Если эта группа доказала, что имеет солидные традиции, то члены этой группы, естественно, наслаждаются общением и с удовольствием используют все символы, указывающие на принадлежность к ней. Идентичность легко достигается ими при помощи профессионального жаргона, шуток, афоризмов - символов, часто несравнимых и шокирующих окружающую публику. Легко понимаемые шутки служат не только взаимодействию внутри группы, но и, разумеется, отделяют последнюю от других. По-видимому, вне собственной культурной матрицы многие опубликованные шутки, анекдоты, нелепицы и проч. юмористические элементы в значительной мере потеряли бы свой смысл. Но все же сам факт объединения столь значимого для науки коллектива не только на базе профессиональных интересов, но и общностью чувств, представляет собой предмет острой зависти со стороны социологов, работающих всего в нескольких сотнях метров от стекляшки с наклеенным сверху листом Мебиуса.
ОЧЕРК ДВЕНАДЦАТЫЙ
АРМЕЙСКИЙ ЮМОР
Для любого редактора журнала характерна хроническая нехватка времени для развлечений. Но случилось так, что в то самое время, когда редколлегией журнала "Социологические исследования" было принято решение о формировании номера, посвященного в основном военной социологии (1993 г.), я перечитывал Я.Гашека. Его книга "Приключения солдата Швейка" была раскрыта на том месте, где некий полковник перед строем наказывал Швейка и вольноопределяющегося Марека[126]:
"Полковник остановился перед вольноопределяющимся. Тот отрапортовал:
- Вольноопределяющийся...
- Знаю, - сухо сказал полковник, - выродок из вольноопределяющихся... Кем были до войны? Студентом классической философии? Стало быть, спившийся интеллигент... Да-с, - продолжал полковник, снова обращаясь к вольноопределяющемуся, - и с таким вот господином студентом классической философии приходится мараться нашему брату. Кругом! Так и знал. Складки на шинели не заправлены. Словно только что от девки или валялся в борделе. Погодите, голубчик, я вам покажу.
- В каре! - скомандовал полковник, и команда обступила его и провинившихся тесным квадратом.
- Посмотрите на этого человека, - начал свою речь полковник, указывая хлыстом на вольноопределяющегося. - Он пропил вашу честь, честь вольноопределяющихся, которые готовятся стать офицерами, командирами, ведущими своих солдат в бой, навстречу славе на поле брани. А куда повел бы своих солдат этот пьяница? Из кабака в кабак! Он один вылакал бы весь солдатский ром... Что вы можете сказать в свое оправдание? - обратился он к вольноопределяющему. - Ничего? Полюбуйтесь на него! Он не может сказать в свое оправдание ни слова. А еще изучал классическую философию! Вот действительно классический случай! - Полковник произнес последние слова нарочито медленно и плюнул. - Классический философ, который в пьяном виде по ночам сбивает с офицеров фуражки! Тип! Счастье еще, что это был какой-то офицер из артиллерии"[127].
Несомненно, что приведенный монолог полковника представляет собой очевидную основу для классификации военными социологами собственной науки. И похоже, Гашек уловил также и социологический подход к исследованию армии. В самом деле, достаточно ознакомиться с материалом Международной Социологической Ассоциации "Вооруженные силы и общество", чтобы предположить, что его авторы наверняка читали Гашека. Иначе почему они выдвинули три основных направления в социологическом исследовании вооруженных сил: во-первых, военная профессия и военная организация, во-вторых, отношение военных к гражданским и наоборот, и, в-третьих, социология войны и внутригрупповой армейский конфликт[128]. Все они легко прослеживаются во взаимоотношениях главных персонажей романа.
Гашек потешается над определенной австро-венгерской армией и вместе с ним смеемся и мы, ибо для каждого из нас армия - часть собственной жизни. Многим пришлось испытать романтику армейской службы или сборов. Приобретенный там, бесценный, опыт породил не только любовь к общечеловеческим ценностям (еда, сон и питье), но и "классовую" любовь и преданность к умным и чрезвычайно тонким и деликантным командирам, - единственную любовь, которая запомнится до последних дней нашей грешной жизни. Но, кажется, в то время военачальники "Мерседесов" не приобретали. Ну, это мелочь...
Но что кажется действительно важным - функции смеха вообще, независимо от того, каковы его причины, - замечу: армию нельзя представить без юмора.
Олицетворяя механическую или электронную мощь, она была бы обречена на саморазрушение в случае абсолютной серьезности. Отсутствие смеха, впрочем, гипотетически возможно. В том случае, когда лишь роботы заменят "живую силу", способную страдать, гневаться и смеяться. Л.Карасев в своем упомянутом ранее философском эссе считает, что в европейском этнокультурном универсуме смех выступает как знак подчеркнуто значимого деяния, имеющего в своих истоках феномен "героического" (подчеркнуто мной - А.Д.) мироощущения, отозвавшегося и в отношении к смерти у киников, и в судьбе Сократа, и даже в редкостной по своей каноничности версии-гиперболе, согласно которой Софокл скончался от смеха[129].
Помните у А.Твардовского:
Не прожить, как без махорки,
От бомбежки до другой
Без хорошей поговорки
Или присказки какой...
Любопытно, что в нашей военной социологической литературе отсутствует период, который можно было бы охарактеризовать как период шумливого оптимизма. Социологи обычно были унылыми людьми, методично вырабатывающими, как и большинство цивильных ученых, цинично серьезное отношение к жизни. Они становились весельчаками лишь во время симпозиумов, круглых столов, осушив предварительно пару стаканов отечественного горячительного за казенный счет. Но этот юмор не проникал в их книги.
И если бы не было случаев легкого помешательства у отдельных отечественных особей, жизнь была бы совсем скучной... Мы были бы и сегодня лишены возможности позабавиться разоблачением, например, одним известным социологом крупномасштабного заговора военных и кэгэбистов, вооруженных ну совершенно "путчистским манифестом", написанного... своим коллегой. Разве можно отказать в удовольствии пощекотать себе и другим нервы страшной газетной "уткой"? Так что и социологам далеко не чужд солдатский юмор.
Но вернемся к шедевру армейской комедии. Солдата Швейка можно рассмотреть не как абсолютное отрицание специфичной общности - армии (социологический аспект) и не как "беспощадную критику австро-венгерской монархии" (политический аспект), а как обычное внутреннее противодействие, оппозицию простого человека навязываемым ему "героическим" стандартам поведения. Социальная значимость Швейка состоит не в отведенной ему роли, не в остроумных диалогах, а в самой сущности армейской службы - настолько бессмысленной и жестокой, насколько наивной и смешной. Недаром десятки авторов, и среди них Брехт ("Швейк во Второй Мировой Войне"), переносили образ маленького смешного солдата в иное время, но с обязательным предназначением представлять армию с ее властью и силой абсолютно беспомощной, если не глупой. Замечу, что некоторые социологи вообще считают, что деспотизму армии можно с успехом сопротивляться ненасильственно - не выполнять дурацкие приказы например, но это будет достаточно скучным занятием. Наибольший эффект производит показ несоответствия маленького смешного человека и строгой организации.
Придерживаясь классификации военной социологии, столь гениально намеченной докладом МСА, рискну продолжить ее, привлекая на помощь своеобразную "дуальную оппозицию": серьезность - юмор. Она также сложна и аморфна, как и любая другая, и вряд ли сможет заставить сомневаться в серьезности могучего социального института. Многоликость же юмора (сатира, карикатура, ирония, комедия, парадокс и пр.) и его "язык" - смех - не смогут привести к неудаче в главном: единство выражения рождает "удивительную целостность, лишь на первый взгляд кажущуюся хаосом или бесконечно многообразным набором смеховых "монад", существующих отдельно и независимо друг от друга"[130]. Во всяком случае, никогда не следует упускать возможности улыбаться, штудируя наши серьезные книги и статьи.
Упомянутый выше материал МСА обращает наше нестойкое внимание прежде всего на военный профессионализм и военную организацию. Представители цивильной социологии, несомненно позаимствовав эти понятия у военных, называют это примитивно просто социологией профессии или социологией организации. Эти унылые традиционные для штатских социологов представления - симптом неизлечимой болезни - либо редукционизма, либо склонности к чрезмерному резонерству. Военный же профессионал компетентен, ответственен, корпоративен. Но, конечно же, армия, как и любой социальный организм, подвержена изменениям: она становится более интеллектуальной, открытой и социально-представительной. Доказательства? Сколько угодно... Составитель так называемых "солдатских хохм" В.Сметанин привел наиболее полный перечень высказываний военной элиты - преподавателей военных кафедр в вузах и училищах. Осмелюсь привести лишь некоторые из них:
- Товарищи курсанты! Я к вам направлен из войск, а в войсках дураков не держат!
- Значение синуса в военное время может достигать четырех.
- Пусть число танков равно "икс" ... Нет, мало, лучше - "игрек".
- Противогаз действует в радиусе 30 минут.
- Торпеда хранится в таком положении, чтобы ее нижняя часть была наверху. Чтобы не ошибиться, где верх, а где низ, на нижней части имеется надпись "верх".
- Перпендикуляр подходит вон к этой прямой и ее сечет.
- Что вы, товарищ курсант, такой неровный квадрат нарисовали? Вы что, дальтоник?
- Товарищ студент, почему вы явились на занятия военной кафедры в штанах наиболее вероятного противника?
- Товарищ курсант, вы уподобляетесь африканской птице страусу, которая с высоты своего полета не видит генеральной линии партии.
- И он взорвал себя гранатой. К этому его готовила семья и школа[131].
Разумеется, этот "учебный" юмор легко очерчивает границы группы. И как полагается, символами данных групп могут выступать дисциплина ("Молчать! Я вас спрашиваю!"), уставы ("Возьмите уставы и перепишите все наизусть"), трепетное отношение к женщинам ("Из девушек-студентов мы должны сделать женщин-офицеров. Сначала займусь я, а потом и другие офицеры нашей кафедры"), культ чистоты в аудиториях (Начальник кафедры: - Дежурный! Чей на полу окурок? Дежурный: - Ничей, товарищ генерал. Курите на здоровье!"). Вынесенные за пределы военной службы, эти высказывания несколько теряют свой глубочайший смысл. Тем не менее многие шутки, типичные для одной социокультурной среды, могут восприниматься и другими группами (рассказы о поручике Ржевском, Василии Ивановиче, Петьке и Анке, Штирлице и др.). Это ли не дополнительный признак все большей открытости армии к другим институтам общества? Функционально же юмор как элемент культуры регулирует поведение людей, и всякого рода шутки выражают доминирующие ценности общества и сокращают разницу в статусе. Сомневающимся рекомендую при встрече с генеральской семьей, а сейчас это более доступный способ общения (по плохо засекреченным газетным данным, генералы с домочадцами составляют приблизительно 16% населения России, занимая при этом 41,2% дачных участков), рассказать пару бородатых анекдотов об "ухах", "увертюрах", "гизах" и прочих словах, употребляемых генеральскими женами. За толерантное поведение собеседников при этом "ручаюсь здоровьем своих внучек".
Две генеральши в театре:
- Тише - увертюра!
- От увертюры слышу!
- Доктор, у меня ухи болят.
- Вы жена генерала?
- Да, как вы узнали, по мехам?
- Нет, по ухам.
Само собой разумеется, и это подтверждают коллеги - военная профессионализация под воздействием политических, экономических и технологических достижений претерпевает исторические изменения. Если раньше солдаты, по сути дела, были малообразованными людьми, а офицеры узкими специалистами (армейская "косточка"), то нынешний уровень техники кардинально изменил ситуацию. Надежность и выдержка российского офицерского состава вполне соответствует требованиям конца нашего столетия.
- Идут совместные учения курсантов военно-морских училищ России и США. Рано утром капитан крейсера выстроил российских курсантов и кричит:
- Кто протирал пульт?
Американцам этот тон не нравится.
- А вот у нас в Америке...
- Да подождите вы! Я спрашиваю, кто протирал пульт?
- А вот у нас в Америке...
- Да нету больше вашей Америки! Ну кто же протирал пульт?!
Примерно те же тенденции отмечаются и в теории военной организации. Известно, что на мировом уровне традиционные армейские проблемы дополнились новыми: как вводить инновации и как сохранить организационную эффективность при сложной технологии. Впервые, на наш взгляд, с этими трудноразрешимыми задачами столкнулись хитроумные американцы. Литературные источники, во всяком случае, об этом свидетельствуют достаточно точно. А.Уорд (1834-1867) описывает прием правительственными чиновниками нового вида оружия таким образом:
"Последним орудием, подвергнутым испытанию, была горная гаубица совершенно новой конструкции. По словам изобретателя, ее великим достоинством было то, что для нее не требовалось пороха. Во время боя ее устанавливают на вершине высокой горы, и ядро свободно вкатывается в дуло. Когда противник проходит около подножия горы, дежурный артиллерист наклоняет гаубицу, и ядро скатывается по склону в самую гущу обреченных врагов. Дальнобойность этого грозного оружия в большой степени зависит от высоты горы и расстояния до ее подножия. Правительство сделало заказ на 40 таких горных гаубиц, по сто тысяч долларов за штуку, для установки на первой же горной вершине, которую удастся обнаружить на неприятельской территории"[132].
Использование новой техники, разумеется, требует достаточной квалификации со стороны офицерского состава. Возникающие при этом сложности довольно легко преодолеваются с помощью простых, доступных систем информации.
По океану плывет английских крейсер. Впереди всплывает советская подводная лодка. Ее капитан выходит наверх и кричит:
- Эй, на крейсере, в какой стороне Австралия?
- Курс норд-ост, - отвечают ему.
- Да ты не выпендривайся, ты рукой покажи!
* *
*
По-прежнему проникновенные умы военных и полувоенных специалистов будоражат взаимоотношения двух основных столпов общества: армии и народа. Их вдохновляют одновременно и благородные, и враждебные чувства и, признаю, последнее является чем-то трудноуловимым для любого исследователя. Несомненно одно - критика гражданских лиц редко направлена на конкретные личности, она просто констатирует явное несовершенство, свойственное всему живущему, дышащему, к тому же явно неорганизованному ("Если вы все такие умные, то почему строем не ходите?").
Одним из первых социологов, кто обратил свое благосклонное внимание на проблему, был, конечно же, Ч.Райт Миллс. Наблюдая за хроническим увеличением расходов на оборону и централизацией средств осуществления власти, автор постоянно твердил о военном детерминизме, что, впрочем, мало беспокоило саму армию.
Военные, имея собственную организацию, чувство корпоративности и авторитарную власть, всегда имеют эффективные средства для свержения любого гражданского правительства. Поэтому-то социологи постоянно искали, как животные паразитов в своей шерсти, социальные и правовые нормы, регулирующие взаимоотношения между гражданскими и военными властями. Один из американских авторов вообще открыл связь между потребностью государственного строя в сильнодействующих нормах, предписывающих контроль штатских над военными, с потребностью семьи в запрете на кровосмешение![133] Сеймур Липсет (а это был он!) нашел особо строгую норму в присяге - клятве повиноваться правительству. Впрочем, замечает он, упор на послушание связан с необходимостью обеспечить повиновение солдат своим командирам во время боя[134]. Осмелюсь предположить, что последнее замечание высокочтимого политолога как раз и лежит в основе символики и ритуала, связанного с принятием воинской присяги.
Эта священная присяга (императорскому дому, его семье, президенту, народу Ботсваны, США или России или прочим социальным или социально-территориальным общностям) представляется каким-то особым, ни с чем не сравнимым индикатором служебной подчиненности.
Сакральность этого акта доставляет его участникам ни с чем не сравнимое физиологическое удовольствие.
- Призывник говорит офицеру, что не будет принимать присягу потому, что он пацифист. Офицер пошел советоваться с начальством. Возвращается и говорит:
- Мне сказали, что хоть ты и педераст, а присягу принимать должен![135]
Тема присяги, кажется, обогатилась последними событиями. Эти события, связанные с распадом СССР, подтвердили, что бывает довольно часто, одно из положений С.Липсета - "Там, где законность слаба, где армия не воспитана в традициях признания власти штатских, где в недавнем прошлом военным приходилось менять свою преданность одному режиму на преданность другому в результате получения страной независимости или революций, верность присяге не будет прочной"[136].
- Василий Иванович, будем принимать украинскую присягу?
- Нет, Петька, настоящий воин два раза присягу не принимает!
- Ну да? Сам же сначала присягал на верность царю, потом Ресэфэсээру...
- Точно... Ладно, одной присягой больше, одной меньше... Наливай, Петро, як тебе по батьковi?[137]
Насмешка и гротеск как реакция на пафос и трагизм постоянно проявляется в различного рода спектаклях, кинофильмах, анекдотах, карикатурах. В рисунках, которые мы решились воспроизвести, армейская символика кажется вообще бессмысленной. В мировой литературе стала типичной комическая, глупая, если вообще не безмозглая, фигура военного министра.
Брежнев Л. - Слушай, Дмитрий! Партия требует от армии сокращения штатов.
Устинов Д. - Слушаюсь, Леонид Ильич! Начнем со штата Флорида!
Эта шутка, как и множество других ("Язов Д. неудачно стрелялся после провала путча, т.к. пуля расплющилась о лобную кость", "десантник Грачев П. неоднократно приземлялся без парашюта"), является своеобразной реакцией на политическую пропаганду, внедряющую символы, по отношению к которым адресат испытывает либо положительные, либо отрицательные эмоции. Символом в таком случае может стать любая ценность, которая в процессе ее социального функционирования становится эмоционально закрепленной. В этом аспекте и следует, по-видимому, рассматривать и другие формы военно-политического символизма - торжественные парады, знамена, пароли, мундиры, кокарды, ордена[138].
Еврейский писатель Савела Эфраим приводит диалог между старшим политруком Кацом и новобранцем Цацкесом (в сокращении):
- Цацкес, встать! Идите, Цацкес, ко мне. Вот здесь, на плакате, нарисовано наше красное знамя. Объясните мне и своим товарищам, из чего оно состоит...
- Знамя состоит из... красной материи...
- Не материи, а полотнища. Дальше.
- Из палки.
- Не палки, а древка.
- Что такое древко? - удивился Цацкес.
- Палка. Но говорить надо древко. Дальше, Цацкес.
- На конец палки, то есть... этого самого... как его... Надет, ну, этот. Как его... Можно сказать на идиш?
- Нет. По-русски, Цацкес, это называется наконечник. То есть то, что надето на конец[139].
Примерно то же самое происходит с символом "честь"[140]. Литературная классика чрезвычайно богата его интерпретацией: А.Н.Толстой: "Я бывший офицер и человек чести"; Салтыков-Щедрин: "Он не имел понятия об офицерской чести. Напивался пьян и в пьяном виде дебоширил"; Симонов: "Из боя он должен был выйти последним - так он понимал свою командирскую честь". Ныне эта честь подвергается еще более суровым и славным испытаниям:
Четвертые сутки - штабная шумиха:
Двоим офицерам грозит трибунал.
Полковник Голицын избил повариху,
Майор Оболенский пропил арсенал.
Полковник Голицын готов застрелиться,
Ревет повариха, рыдает жена.
Не падайте духом, полковник Голицын:
Майор Оболенский споил трибунал!!![141]
* *
*
Конечно, дискуссия о взаимодействии военных и штатских была бы неполной без изучения конфликтов внутри армии. На наиболее общем уровне они, разумеется, в какой-то степени повторяют ситуацию, сложившуюся в той или иной стране. Межнациональные отношения в СНГ, например, почти зеркально отражены и в армейской среде. Примерно с такими же проблемами сталкивались и продолжают сталкиваться все многонациональные армии (Австро-Венгрия, Чехословакия, Югославия, СССР, Индия, Афганистан и др.). Этнические шутки в армейской среде в таких случаях зачастую носят злобный, агрессивный характер. Если бы этим и ограничивалось... К сожалению, юмор во многих ситуациях не только создает чувство солидарности в группе рассказывающих ("травящих") и слушающих различного рода байки и анекдоты, но чувство их явного превосходства над другими. Эти посторонние группы и их представители - объекты шуток - представляются ими откровенными придурками, сексуальными извращенцами и полными импотентами.
В "героической и легендарной" национальные черты того или иного солдата были гипертрофированы в достаточной мере, т.е. ровно настолько, чтобы никто не усомнился в крепнущей дружбе братских народов. Этот вывод, кажется, особенно применим к украинцам, евреям, чукчам и прочим родным, но "некоренным" национальностям.
Дежурный по части - дневальному:
- Ты кто такой?
- Рядовой Салямбеков!
- А кто ты в данный момент?
- Рядовой Салямбеков!
- Сержант Пилипенко, объясните Салямбекову, кто он есть на данный момент и каковы его обязанности!
Через полчаса:
- Ну, так кто ты есть на данный момент?
- Чурка трахнутый, товарищ майор!
Мой коллега В.Н.Иванов как-то заметил, что на основе изначального восприятия несправедливости, ущемленности формируется "ненавидящее единство", легализующее агрессивность, оправдывающее ее, придающее ей видимость легитимности. Этому единству противостоит конкретный виновник (грузин, еврей, узбек и др.), с которым можно не церемониться[142].
Немцы подбили танк, окружили его и кричат:
- Русс, сдавайся!
Открывается люк и из танка раздается голос:
- Русский нет, узбек нужен?
И все же наиболее частыми и многочисленными представляются конфликты, связанные с феноменом подчинения в рамках армейской иерархии. При неслыханном росте чиновничьего и военного аппарата тенденция к конформизму и авторитарности здесь наиболее заметна. Еще А.Вебер, рассуждая о средних слоях общества, превратившихся в чиновников и служащих, заметил, что они стремятся использовать все средства, которые есть в их распоряжении, чтобы приковать себя к аппарату и профессии, войти в них. Таким образом, обретается надежность и удобность существования - однако за это требуется связать свою жизнь с аппаратом, быть послушным ему[143].
Формально подчинение в армии всем известно: младший по званию подчиняется старшему, однако есть и исключения. Кроме того, существует широкая неформальная система подчинения, зависящая, в частности, от срока службы. Отсюда и экзотические названия групп, столь хорошо знакомые тем, кто служил в армии. Это "старики", "деды", "дембели", "половники", "салаги". Неофициальная власть, складывающаяся в этой системе, в какой-то мере является продолжением власти формальной, что не смягчает, однако, последствий насилия и произвола[144].
- Товарищ капитан! У вас в роте неуставные отношения. Вчера видел вашего солдата - вся морда лица синяя!!!
Конечно, конфликты в армии присутствуют повсюду. Помимо неофициальных (по линии так называемых неуставных отношений) можно упомянуть латентные конфликты между родами войск, между начальниками и подчиненными, работниками тыла и полевых соединений и т.д. Юмор и смех во всех этих коллизиях твердо занимает свое почетное место. Особенно это относится к взаимоотношениям по "линии подчиненности". Заметим, что сами военнослужащие зачастую склонны рассматривать эти субординации в шутливой манере. И юмор в подобных случаях заметно оттеняет и легитимирует армейскую власть. Кроме того, психологическая разрядка, сопровождающая шутку, чрезвычайно важна с целью снятия последствий рутинной службы.
Генерал начал делать замечания капралу за какой-то проступок, но тот вежливо прервал его:
- Сэр, давайте лучше оставим это дело. Если мы, начальники, начнем выяснять отношения, то что нам тогда остается ждать от наших подчиненных?[145].
Военная субординация, как можно было заметить, чрезвычайно важна для жизни армии. Строгое подчинение, краткость, исполнительность в этих случаях обеспечивают эффективность в выполнении боевой задачи и в конечном итоге славную победу. Особенно важно четкое и своевременное прохождение команды.
Полковник - своему заместителю:
- В 10.00 произойдет солнечное затмение, что случается не каждый день. Весь личный состав построить рядом с казармой, чтобы каждый мог наблюдать этот природный феномен. Если погода будет плохая и затмение наблюдать не будет возможности, соберите весь личный состав в спортзале.
Заместитель - капитану:
- Завтра в 10.00 будет солнечное затмение. Если пойдет дождь, то его можно будет увидеть снаружи казармы, а затмение будет происходить в спортзале. Это случается не каждый день.
Капитан - лейтенанту:
- По приказу полковника завтра в спортзале будет проведено солнечное затмение. Если пойдет дождь, то полковник отдаст специальный приказ, что случается не каждый день.
Лейтенант - сержанту:
- Завтра полк проводит солнечное затмение в спортзале, что будет каждый раз, когда идет дождь.
Сержант - солдатам:
- Завтра все увольнения отменяются из-за затмения солнца. Если дождь пойдет в спортзале, что случается не каждый день, всем построиться рядом с казармой[146].
Услышав шутку, военнослужащие разных категорий смеются по-разному.
Генерал смеется три раза: когда слышит шутку, когда ему объяснят смысл шутки и когда он понял объяснение.
Старший офицер тоже смеется три раза: когда слышит шутку, когда понял ее смысл и когда видно, что генерал рассмеялся шутке.
Рядовой смеется один раз: когда видит, что старший по званию смеется.
Военные социологи не смеются вообще. Во-первых, потому, что они знают наизусть все шутки. Во-вторых, смеяться в присутствии начальника - это нарушение субординации. В-третьих, никуда не годится смеяться вслед за начальником, так как он, чего доброго, подумает, что ты глуп, поскольку начинаешь смеяться с опозданием.
Заканчивая столь краткий обзор "субординационных" мотивов, надеюсь на снисхождение своих коллег военных социологов, поскольку эта тема многовариантна и практически неисчерпаема. Последние по моим предположениям сейчас заняты подготовкой новой реформы армии. Гвоздем, вернее, кумулятивным снарядом этой реформы будет военная доктрина. Ее содержание довольно простое ("как апельсин" по типологии М.Н.Руткевича) - "армия должна быть настолько малочисленной и слабой, чтобы нельзя было втянуть государство в войну". Вот так-то.
Впрочем, если не шутить, армия - серьезный институт. И смягчить ее официальность, пожалуй, единственная забота многих людей, в том числе и автора этой книги.
ОЧЕРК ТРИНАДЦАТЫЙ
ЮРИДИЧЕСКИЙ АНЕКДОТ
КАК РЕАКЦИЯ ОБЩЕСТВА
Юридическое разрешение конфликта обычно рассматривается в соответствии с канонической, не предполагающей отклонений процессуальной схемой, что связано с абсолютизацией идеи государственности и права. При этом реакция как общества в целом, так и сталкивающихся сторон, не находящих адекватной возможности выразить свое отношение к регулированию конфликта, может принимать необычные и неожиданные формы. Исследователь подобного рода реакции сталкивается с феноменом амбивалентности - двойственности переживания, связанного с тем, что у человека или группы людей - участников конфликта проявляются одновременно два противоположных чувства: симпатии и антипатии, любви и ненависти. Коренится абмивалентность в противоречивости системы ценности. По А.С.Ахиезеру, каждый человек осмысливает любое явление через дуальную оппозицию, через поиск смысла в преодолении этой оппозиции, через "переваривание" каждого из этих полюсов[147].
Так непосредственное участие судебных органов в процессе разрешения конфликта приводит к расщеплению его на "официальный" и "неофициальный" уровни. Если на первом рациональность воплощения в государственных решениях, кажется, торжествует, то второй уровень определенно не "вписывается" в общепринятые и санкционированные элементы культуры.
Эта несанкционированная "критическая" культура может найти отражение в анекдоте - одной из форм рефлексии, критики социальной жизни. Представляя собой краткий устный рассказ бытового или общественно-политического содержания с неожиданно шутливой или сатирической концовкой, анекдот не только является свидетельством противодействия официальной культуре, но и служит социальным индикатором роста напряженности в определенных группах.
Юридический анекдот в этом отношении наиболее показателен. Он сопровождает всю историю государственности, достигая особенного расцвета в ее переходные периоды.
- Как создаются анекдоты? Садятся и сочиняют?
- Нет, сначала сочиняют, а потом садятся.
Или:
- Кто у Вас там сидит и сочиняет?
- Кто сочиняет, тот и сидит[148].
Таким образом, анекдот в годы тоталитаризма взял на себя функции не только информации о судебных процессах, но и городского, интеллигентского фольклора. Б.Слуцкий, к примеру, с иронией писал:
Место государства
в жизни личности
уменьшается до неприличности.
Люди не хотят
читать газеты.
Им хватает слушать анекдоты.
Функционально анекдот, вызывая смех, снижает сложившиеся правовые ценности, престиж медиатора конфликта, помогая тем самым возвышению "Я" над асоциальным "не Я". Смех в подобных случаях, находясь в дуальной оппозиции к серьезности правовых актов, как бы смягчает положение участников конфликта. Он приводит к переосмыслению уже сложившегося правового опыта, может стать стимулом его изменения. Так вполне безобидные анекдоты и шутки по поводу "нетрадиционных" форм сексуальных отношений явно расшатывали сложившуюся практику уголовного наказания за них.
Судят гомосексуалиста. Прокурор произнес яркую обвинительную речь. Обвиняемому предлагают последнее слово, от которого он жеманно отказывается. Все удивлены. Судья снова предлагает обвиняемому произнести речь. Наконец, тот соглашается и говорит: "Ну, если Вы уж так настаиваете, я скажу... Мне очень и очень нравится прокурор!"
В тоталитарном обществе власти видят в анекдоте разрушительную силу, поскольку вызываемый им смех выступает против идеологии, которая выполняет интегративные функции. Серьезность и окружающая ее тайна несовместимы со смехом - таково кредо любой авторитарной власти. Позволить смеяться над собой для нее означает признать свое банкротство. Ну, нет. Именно поэтому по правдоподобным рассказам очевидцев правый берег Беломорканала обустраивали рассказчики анекдотов, а левый - их слушатели.
История взаимоотношений судебной власти и сочинителей анекдотов в России прослеживается исследователями с середины XVII в. П.Н.Полевой считал, что небольшие "смехотворные" повести (фацеции) и шарты (анекдотические рассказы) появились на Руси одновременно с рыцарскими романами предположительно из Польши.
Но из наиболее знаменитых юмористических произведений, посвященных правосудию, выделяется французский фарс "Адвокат Патлен", приписываемый поэту Ф.Вийону. Из пяти персонажей фарса - два юриста: сам адвокат и судья, совершенно не разбирающийся в плутнях Патлена. Но крестьянин Тибо перехитрил всех, даже продувного адвоката. Последний же согласно замыслу автора олицетворяет все пороки профессии: жадность, хитрость, ум.
"Как я ни силюсь там и сям
Прибрать хоть что-нибудь к рукам -
Напрасный труд! Не странно ль это?..
А все ж - без хвастовства! - я малый
Не промах. Большего хитрюги
Не сыщется у нас в округе.
Я, после мэра, всех умней"[149].
Среди оригинальных русских произведений XVII в. отмечаются два направления, "в равной степени свойственные характеру человека и его постоянному отношению к действительности: одно шутливое и веселое, с оттенком легкой и добродушной иронии; другое - мрачное, безжалостное, суровое..."[150].
К первому направлению относятся все те произведения, в которых осмеивается жалкое состояние тогдашнего судопроизводства, ненасытное корыстолюбие и взяточничество судей и нескончаемая волокита при рассмотрении тяжб. Сюда относятся "Повесть о шемякином суде" и "Повесть о Ерше Ершовиче" - наиболее известные памятники смеховой литературы[151].
В основе "Повести о шемякином суде" лежит происшествие, из-за которого бедняк, обвиненный богатым братом, попом и горожанином, оказался на скамье подсудимых. Благодаря казуистической ловкости судьи Шемяки бедный крестьянин был оправдан, но сам процесс и приговор кажутся образцом сатиры на любое судопроизводство.
"Повесть о Ерше Ершовиче" также содержит зеркальное отражение тогдашних законов, порядков и обычаев. Действующие лица этого произведения - боярин Осетр, воевода Сом, выборные Судак и Щука, челобитчик Лещ и ябедник Ерш - представляют собой своеобразную группу "противовеса" официальной судебной культуре.
Повесть, по сути дела, представляет собой сатирическую басню, где высмеиваются не только судебная практика, но и человеческие отношения в нескольких проявлениях. "Драгоценнейший исторический документ", по словам В.Г.Белинского, отражает русский национальный ум с его тонкой насмешливостью[152].
Насмешки Ерша, в частности, заключены в словах, произнесенных после произнесения обидного приговора "казнить торговой казнию - против солнца повесить в жаркие дни". Ерш заявил, что судьи судили не по правде, а по мзде и, плюнув им в глаза, он "скочил в хворост: только того Ерша и видели".
М.Зощенко, делая выписки из "Русской правды", обратил внимание на следующий пункт:
"Если убьют купчину немца в Новгороде, то за голову десять гривен". Далее он меланхолично замечает: "Столь унизительно низкая цена за голову иностранного специалиста в дальнейшем, правда, была доведена до сорока гривен и убийство интуристов, видимо, стало не всем по карману и не всем доступно, но все же цена была немного больше, чем удар чашей или рогом по отечественной морде... Однако не будем разбираться в этих психологических тонкостях. Деды небось туго знали, что делали"[153].
Владимир Мономах являлся продолжателем законодательной работы Ярослава Мудрого, причем он внес в "Русскую правду" много изменений. Они были следующие:
1) за убийство из мести был установлен штраф, как ныне за неверное сведение в газете.
Но штраф был до того ничтожный, что самый бедный человек, лишенный возможности ежедневно обедать, мог позволить себе дважды в день совершить убийство из мести;
2) убийство пойманного вора не считалось убийством, но ворам закон запрещал попадаться, и воры никогда не обходили закон;..
"...Министров юстиции тогда еще не было, и судьи имели полную возможность судить по существующим законам. Но судьи были истинные патриоты. Они поняли, какой вред могут принести патриотическим идеям писаные законы, и за небольшое вознаграждение они стали показывать, как можно обходить законы"[154].
Современный анекдот, по сути дела, содержит многое из приемов, использованных в упомянутых произведениях (контраст, противоречие, отклонение от признанной нормы и пр.), отличаясь, однако, более заостренными сатирическими формами. Его суть можно объяснить при помощи теории смеха А.Бергсона: "Будет комическим всякий распорядок действий и событий, который дает нам внедренные друг в друга иллюзии жизни и ясное впечатление о механическом устройстве"[155]. По мнению Бергсона, смешным будет любой автоматизм и косность, которые противоречат действительности. Известный философ современности затратил много усилий, подыскивая примеры и анализируя приемы для утверждения своих выводов. Один из таких приемов он назвал "инверсией". "Представьте себе, - пишет он, - несколько лиц в известном положении: вы получите комическую сцену, если сделаете так, что данное положение превратится в свою противоположность, а роли переменятся... Так мы смеемся над подсудимым, который читает нравоучения судье, над ребенком, который пытается поучать своих родителей... История преследователя, ставшего жертвой своего преследования, обманутого обманщика составляет основу многих комедий. Мы находим ее уже в старинных фарсах. Адвокат Патлен учит клиента, как надуть судью; клиент пользуется той же уловкой, чтобы не заплатить адвокату. Сварливая жена требует, чтобы муж исполнял всю работу по дому, и составляет для него подробнейший список обязанностей. Когда она попадает в чан, муж отказывается вытащить ее оттуда, говоря: "Этого нет в твоем списке"[156]. Критики Бергсона, впрочем, подмечали некоторую ограниченность концепции "наличности автоматизма". Вспомним, что Б.Дземидок считал, что нас не может рассмешить ни солдатская муштра, ни выдержанное в едином ритме выступление группы гимнастов[157]. Наверное, в определенной степени это так. Но все же можно найти в качестве контраргумента случай из той же армейской жизни:
- Капитан Хендерсон, - сказал военный прокурор, - объясните суду, что произошло в вашей роте седьмого сентября.
- В этот день я проводил занятие по строевой подготовке и подал рядовому Гейнсу команду "Бегом", но он ее не выполнил и продолжал идти шагом.
- Рядовой Гейнс, - обратился председатель суда к обвиняемому, - вы знаете, что, отказываясь выполнять приказ, вы совершаете серьезное преступление. Почему вы не выполнили приказ?
- Ваша честь, - ответил рядовой, - как вы знаете, согласно уставу после предварительной должна подаваться исполнительная команда.
- Да, это так, - подтвердил председатель суда.
<< Пред. стр. 4 (из 7) След. >>
Список литературы по разделу