<< Пред.           стр. 29 (из 44)           След. >>

Список литературы по разделу

 Совершенствовалась система
 аргументов, фактов, проблем и т.д.,
 т.е. нечто такое, что Т.Кун назвал
 нормальной наукой. Изобретались новые
 и часто конкурирующие демоны, т.е.
 происходила, если верить
 П.Фейерабенду, пролиферация идей. Но
 ни смена парадигм, ни пролиферация
 идей не гарантирует того, что какие-
 то знания обладают беспечным
 
 236
 
 свойством расширения и развития до
 бесконечности. Пленка знания может
 лопнуть, ибо опыт меняется. В пользу
 этой возможности свидетельствуют, по
 крайней мере, два обстоятельства. Во-
 первых, у любого знания (и понимания)
 есть некоторый собственный
 (метафизический) предел или порог,
 ниже которого или выше которого
 нельзя ни знать, ни понимать. Этот
 порог - опыт. Но опыт не в смысле
 предметной деятельности, совокупности
 фактов, возможностей эксперимента или
 разрешающей способности сенсорного
 (как и ментального) аппарата, а в
 смысле извлечения опыта. Ведь вполне
 возможно (а чаще всего оно так и
 бывает), что и сенсорный аппарат в
 порядке, и ментальные способности в
 норме, и много с предметами работаем,
 и даже факты есть, и проблемы
 напрашиваются, и теории в конце
 концов без изъянов, а опыта нет. Т.е.
 опыт не извлекается или, что то же
 самое, мысли не приходят и законы не
 понимаются. Вернее, мысли есть, но
 они чужие. Опыт свой, а мысли общие,
 т.е. опять-таки (если быть точным)
 чужие. Общего опыта не бывает, как не
 бывает общего, т.е. одного на всех,
 "Я" (без "Я", по мнению специалистов,
 существовали целые культуры, но никто
 еще не описал традиции, в которой
 
  237
 
 вместо своего "Я" использовалось бы
 чужое "Я", чтобы кто-то нашу тень вы-
 дал за свою).
  Нельзя сделать так, чтобы опыт
 помещался в одной точке пространства,
 а извлекался бы он в другой, т.е.
 производился бы без нас. В этом
 случае любое знание (и понимание) по
 мере расширения и прогресса преврати-
 лось бы в полное незнание и
 непонимание, т.е. люди утратили бы
 всякий порог и разучились бы вообще
 что бы то ни было понимать.
 Следовательно, если люди еще
 понимают, то, видимо, потому, что
 есть предел их пониманию.
  Во-вторых, существует большая
 разница между тем, извлекают ли люди
 опыт сами, или за них это кто-то
 делает. В данном случае не так уж и
 важно, что они это делают и что их
 направляет: парадигма или пролифера-
 ция идей. Важно другое: сами или не
 сами. Если не сами, то они не
 субъектны и окружающий их мир опре-
 делен на основаниях, воспроизводящих
 бессубъективность человека.
 Субъектность, отделенная от человека,
 получает место прописки в новом
 опыте.
  Иными словами, проблема
 субъектности указывает на
 онтологические посылки знания и
 
 238
 
 познания. Субъектность или
 бессубъектность человека
 устанавливается не рациональными
 методологическими правилами, а
 испытанием и уяснением мира, в
 котором мы живем. А оно всегда одно и
 то же. Мир нужно испытать самим собой
 и тогда выяснится: он уже определен
 или еще определяется. "Определен или
 не определен" - это не высказывание о
 том, как устроен мир на самом деле, а
 косвенный способ выражения нашего
 участия в этом мире.
  Испытанием мира люди получают
 знание, которое иным образом они
 получить не могут. Определили себя в
 мире и что-то о нем узнали, не могли
 не узнать.
  Но узнали не потому, что подумали,
 а потому, что испытали. Не головой,
 а, если так можно сказать, "телом",
 т.е. самими собой. И это знание более
 устойчиво, чем парадигма и ее истины,
 ибо в нем нет упования на то, что
 когда-то мир был понят, и это
 понимание малыми дозами расширяется
 на любой опыт. Малыми дозами
 расширяется непонимание. Конечно,
 было испытание и было (не могло не
 быть) понимание мира, после которого
 осталось знание и сохранились идеи. И
 мы можем жить этим знанием и этими
 идеями. Но будем-то мы жить в мире,
 
  239
 
 который нами не испытан, использовать
 опыт, который нами не извлечен, и,
 следовательно, видеть вещи не такими,
 какими они есть, а такими, какими их
 когда-то знали. Поэтому нельзя упо-
 вать и надеяться на то, что мы живем
 в прежнем мире. Это не значит, что мы
 попали в другой мир. Просто мы его не
 испытали. И поэтому не думали, а уже
 что-то знаем, т.е. знаем по традиции,
 а не по опыту.
  В традиции же были и демоны, и
 идеальные объекты. И все это как-то
 связано с тем, что людям всякий раз
 заново приходится испытывать мир, в
 котором они живут. Т.е. демоны и
 материальные точки связаны не с
 миром, не с природой, а с испытанием
 природы.
  Но связаны ли они между собой, т.е.
 можем ли мы говорить о том, что наука
 мифоподобна? Известно, что демоны по
 улицам не гуляют. Но и материальные
 точки с башни не бросают. Ни то, ни
 другое не существует само по себе.
 Они изобретаются и ими открываются
 какие-то реальные свойства мира,
 объективные истины. В этом смысле
 материальная точка как абстракция
 научного сознания не имеет никаких
 преимуществ по отношению к абстракции
 натуральной магии. И в данном смысле
 наука мифоподобна. Тем не менее мифы
 
 240
 
 не перерастают в научное знание, не
 превращаются по мере развития в
 науку. Между ними сохраняется разрыв,
 который нельзя объяснить ни
 пролиферацией теорий, ни сменой
 парадигм, ибо все это уже
 предполагает объяснение причин, по
 которым демоны превратились в ма-
 териальную точку. Описание
 внеэпистемологических условий знания
 в терминах "испытания мира",
 "извлечения опыта", т.е. в терминах
 практики, обнаруживает не только
 безобъектное знание типа "живем и
 знаем", или "испытали и знаем", но и
 странный тип существования некоторых
 вещей. Например, всем известно, что
 существуют короли. Но существуют они
 не так, как существуют звезды.
 Короли, как остроумно заметил
 К.Маркс, существуют, если к ним
 относятся как к королям. Т.е. мы
 подданные короля не потому, что он
 король, а он король потому, что мы
 относимся к нему как подданные. Но
 точно так же (как и короли) суще-
 ствует истина. Людей искушают не
 только демоны, но и истина, если к
 ней относятся как к чему-то действи-
 тельно существующему. Материальные
 точки нас не искушают. Мы не
 относимся к ним как к чему-то суще-
 ствующему. Истина поэтому
 
  241
 
 демоноподобна. Но разговоры о ней
 вызывают у ученых меньшее
 негодование, чем демоны.
  Вот этот тип существования,
 условием действительности которого
 является человек, образует природу,
 по отношению к которой все остальные
 проблемы эпистемологии идут рангом
 ниже. Фундаментальный разрыв между
 магией и наукой породил феномен,
 внутри которого возникла современная
 цивилизация. Между магией и наукой
 "лежит" радикально изменившееся от-
 ношение человека к действительности,
 извлеченный опыт, т.е. бытие, которое
 нельзя заменить конструкциями
 сознания. А это значит, что мы не
 можем какими-то логически однородными
 и непрерывными преобразованиями
 сознания перейти от науки к мифу, от
 демона к материальной точке.
 Извлеченный опыт запрещает, бытие
 мешает. Для того, чтобы сделать такой
 переход, нужно было бы изменить
 бытие. И на место естественного
 поставить искусственное. Но ведь
 бытие - это как раз и есть то, что мы
 не можем изменить искусственно.
  Отношение к демонам как к чему-то
 действительно существующему,
 вплеталось в ткань бытия людей. Этим
 отношением извлекалось знание, в
 терминах которого строилась и
 
 242
 
 необратимо эволюционировала
 человеческая жизнь. "Демоном" в
 человеке изобреталось человеческое.
 Но этим же изобретением они что-то
 узнавали о себе и не узнавали о
 природе. Люди не могут знать все, так
 как они конечны и есть пределы
 понимания бытия, задаваемые его
 испытанием. Без этих пределов ничего
 нельзя узнать о мире, но если они
 существуют, то мы не все можем
 узнать. Не зная что-либо о природе,
 мы можем строить знания о человеке. И
 наоборот, незнание человека может
 стать условием знания о природе. Ре-
 ализация этой возможности и породила
 разрыв между магией и наукой. В
 первом случае извлекалось знание, на
 основе которого эволюционировали
 люди, во втором - производилось
 знание, на основе которого эволюци-
 онирует технология. Вопрос о том, кто
 лучше знает человека: магия или наука
 - не имеет смысла. Резоннее было бы
 спросить, знаем ли мы себя лучше, чем
 знали себя люди эпохи натуральной
 магии и волшебства.
  "Демоны" превращались в абстракции
 научного познания потому, что
 появился опыт бытия, растворивший
 отношение к ним как к чему-то
 действительно существующему.
 
 
  243
 
  Возникает новая ситуация, в которой
 элементы языка науки не могут стать
 частью существующего опыта людей.
  Можем ли мы в ней логически
 однородным и непрерывным
 преобразованием сознания перейти из
 точки А в пункт В, т.е. от Ивана к
 Петру, от Эйнштейна к Ньютону, от
 Галилея к Копернику и наоборот? Такой
 переход возможен в предположении, что
 существует одно и универсальное
 сознание. Это сознание не может
 совпадать ни с Иваном, ни с Петром,
 т.е. оно должно быть абсолютным.
  В какой-то мере призрак абсолютного
 сознания допускается в корпус
 научного (во всяком случае есте-
 ственнонаучного) исследования и
 служит методологической "подпоркой"
 позиции так называемого внешнего
 наблюдателя.
  Внешнее наблюдение - одно из
 возможных состояний человеческого
 сознания, в котором его содержание
 преобразовывается и перемещается вне
 зависимости от случайности того, что
 оно произведено Коперником, а не,
 допустим, Ньютоном. Без этой
 предпосылки невозможна формулировка
 ни одного утверждения относительно
 природы. Немыслима преемственность
 знания и уж тем более его прогресс.
 
 
 244

<< Пред.           стр. 29 (из 44)           След. >>

Список литературы по разделу