<< Пред. стр. 2 (из 7) След. >>
Список литературы по разделу
А далее необходимы координация и взаимодополнительное сотрудничество между государственной политикой и глобальным управлением. Уже нет больше простых и готовых решений, типа неплодотворных догм: больше рынка или больше государства. Общества должны быть готовы к реформам.
Государства многих стран оказались не готовы к такому мирному вторжению новых идей, способов торговли и экономического давления. Одни из государств заняли оборонительную позицию, поддаваясь страхам своих граждан перед растущей безработицей и свертыванием своего неэффективного хозяйства. Другие смело пошли на введение рыночного законодательства и открыли двери финансовым инвесторам, достигнув в кратчайшие сроки экономического расцвета. Но и для тех и других остро стал вопрос о роли государства и его главных функциях.
В своих истоках понятие национального государства предполагало продвижение национальной идеи как части общечеловеческого стремления к саморазвитию, самосовершенствованию. Создать национальное государство - означало усилить культуру, народ, дать новые возможности обществу. Первое современное национальное государство было установлено во Франции Людовиком Х1 и в Англии королем Генрихом V11. Нужно также заметить, что начиная с 1500 года и до гражданской войны в США 1861-65 годов, фактически все войны в Европе были развязаны феодальными кругами, такими как Венецианская финансовая олигархия, которая искала путь обратно к форме преднационального государства и глобализированного общества, которое существовало до 15 века, до эпохи Ренессанса (таковыми были, например, религиозные войны 16 и 17 века, оформившие Священный Союз Меттерниха). Или же эта олигархия была против попыток установить в Европе нацию-государство, смоделированное по образцу Американской конституционной республики.
Окончательное формирование понятия национального государства в Х1Х веке привело к тому, что данное понятие в ХХ веке рассматривалось как некая данность, доминирующая категория при изучении политической жизни. Таким образом, сам этот феномен имеет историческое происхождение, окончательно формируется лишь к началу ХХ века и уже в 1944 г. начинает подвергаться пересмотру.
To, что рассматривалось как тенденция в период окончания второй мировой войны, выступает как свершившийся факт в начале 21 века и именно как следствие процессов глобализации, когда констатируется уже не просто необходимость реформирования государства, но его "упадок". Жизнедеятельность граждан более не замкнута в границах территории государства, "когда мобильность населения и экономики делает нонсенсом любые географические демаркации". По мнению Гуэхенно Дж. пространственная солидарность, как основной признак современного национального государства заменяется постепенно солидарностью временных групп интересов ( см. напр., 1, с. 112, 118). В первую очередь, естественно, речь идет об экономических интересах ТНК, которые рассматриваются как возможный преемник государства. При этом особенностью данного этапа развития ТНК является их стремление организовать свою деятельность в сфере мировой политики аналогично деятельности внутри корпорации. (Особенности поведения и организации структуры ТНК см. например, 2, с. 23-24; 3, с. 138).
Однако существуют и другие варианты трансформации государств. В частности, Омаэ К. вместо понятия "nation-state" предлагает использовать понятие "region-state" или "государство-регион", которое связано с возникновением единых экономических единиц в рамках определенного региона. Он может включать в себя как трансграничные региональные образования, так и просто кварталы города, динамично развивающиеся и определяющие уровень экономического развития государства в целом. В результате это выводит нас на новый уровень политической активности, где основную роль начинает играть отдельный индивид. Это проявляется в двух плоскостях: с одной стороны, из-за наличия множества конкурирующих регионов жизнь выступает как "...универсум возможностей, в ней все зависит от индивидуальных решений" (4). То есть в экономике, как и в политике, мы имеем дело с игрой, с незапрограммированным результатом. А с другой стороны, мы сталкиваемся с феноменом индивидуального потребителя, который получив больший доступ к информации, сам определяет свой выбор в покупке любого товара, в том числе и политического, причем кто является страной-производителем уже не играет такой роли, как раньше.
Аналогично, губернатор префектуры Осака Ота Фусаэ утверждает, что: "С началом нового века мир вступает в эру всемирного взаимообмена и конкуренции между нациями и предприятиями... Я буду стремиться, чтобы Осака стала мировой ареной, на которой люди и предприятия смогли бы самореализовываться в масштабах всего мира, не ограничивая себя только Японией".* Аналогичные ноты мы видим и в высказываниях экс-премьер министра Японии Рютаро Хасимото: говоря о проблемах мировой политики и сложностях во взаимоотношениях Японии и России, он указывает, что "...мы вступили в эпоху, не признающую границ", и хотя отношения между Японией и Россией анализируются в его докладе на уровне дипломатических контактов, предполагается, что "в условиях таких взаимоотношений обмены на негосударственном уровне являются исключительно важными".**
Повышается внимание и к роли граждан, поскольку сама проблема международной безопасности связывается с позицией индивидов: "...в человеческих умах лежит идея противостояния интересов и конфронтации", хотя особое внимание здесь все же уделяется позиции политического лидера: "...возможность преодоления противостояния в большей степени зависит от того, имеют ли ответственные лица необходимое мышление, которое позволит по-новому взглянуть на широкие возможности".*
Таким образом, в данном случае государственный чиновник прямо следует доктрине интернационализации людей, которая разрабатывается японскими политологами еще с середины 80-х гг.** Подобное утверждение звучит еще более странно, если мы вспомним наше стереотипное восприятие Японии, как цивилизации, у которой все "четыре угла мира" сосредоточены под одной крышей, страны изначально закрытой.
Таким образом, речь здесь идет в первую очередь о деятельности людей, причем параллельно с этим фиксируется такой момент как выход локального сообщества за пределы национального государства, а именно желание превратить Осака в мировой центр. По сути дела уже здесь мы выходим на проблему снижения роли государства, поскольку в речи усматривается прямой призыв к тому, чтобы организовать деятельность префектуры, не ограничиваясь Японией.
Именно проблема изменения роли государства становится одной из основных тем выступлений политиков различных уровней, в частности Кардозо, который утверждает о необходимости не только сузить сферу деятельности государства, но и качественно изменить характер его деятельности, а именно "перестроить государство из модели, направленной "вовнутрь" к другой, в рамках которой экономика интегрируется в мировые потоки товаров и инвестиций"***, что по сути дела означает превращение государства в институт социализации, посредством которого происходило бы встраивание экономических и политических субъектов различного уровня в мировую политику и экономику. Для достижения этой цели предлагается произвести следующие трансформации - создать такие условия для деятельности государства, что его функции были бы ограничены, а деятельность регулировалась бы следующими принципами: а) "...прибегать к регулированию реже и эффективнее"; б) государство должно быть способным "...мобилизовать ограниченные ресурсы для достижения поставленной цели"; в) "...направлять инвестиции в области, ключевые для повышения конкурентноспособности экономики...и на основные общественные услуги"; г) быть готовым "...передать в частный сектор предприятия, которыми он способен лучше руководить"; д) укреплять гражданское общество.*
Таким образом в результате процессов глобализации, придавших внутриполитическим тенденциям международный масштаб, происходит трансформация политической власти, смещение центров принятия решений с уровня государственных структур до уровня местных общин, а процессы мировой политики становятся похожими на административные меры по принятию политических решений, обеспечивающих успешное функционирование международных экономических организаций. Люди и предприятия стремятся самореализоваться в масштабах всего мира, не ограничивая себя одной страной, а локальные территории стараются стать узлами мировой сети. Как говорил Жан Монне по поводу европейского единства: "Мы объединяем не государства, мы объединяем людей". Чем более информирован человек, тем менее он нуждается в государстве, которое становится архаическим элементом в мире без границ. Рамки участия людей в истории и мировой политике неизмеримо расширяются. Возникают новые идентичности и сообщества, выходящие за пределы государства и претендующие на выполнение его функций.
Дополнительным фактором, пошатнувшим позиции многих стран стал перевес сил, достигнутый западными странами, и появившаяся тенденция к пересмотру мирового порядка, сформировавшегося в предыдущий исторический период (1945-1985 гг.) и закрепленного в стратификации стран по уровню потребления, месту и роли в мирохозяйственной системе, политических статусах и т.д.). Нынешний культурный, ресурсный и военный потенциал ряда стран, прежде всего бывших прежде в составе "социалистического лагеря", не соответствует их "нормативному" статусу.
Свято место пусто не бывает. США и НАТО стали неуклонно заполнять образовавшиеся бреши в политическом контроле, тем более что развращенная социализмом и коррумпированная государственная бюрократия этих стран не заставила себя долго просить об этом одолжении. Хотя, тем не менее, традиционно зазвучали речи о наступлении американского империализма и взаимное запугивание мировыми угрозами.
Перечислим эти угрозы которые гипнотически повторяются уже много лет, но нет попыток связать их происхождение именно с неолиберальным вариантом глобализации: неизбежность межцивилизационных конфликтов, формирование международной системы организованной преступности, глобализация терроризма, рост неуправляемости в развитии ядерного технологического потенциала; обострение борьбы за передел мировых природных (энергетических, зерновых, водных, минеральных) ресурсов; усиление информационного доминирования США; возрождение особых региональных конфликтов, отражающих межблоковые, межцивилизационные, межкультурные противоречия и т.д.; смена идеологического "образа врага" СССР на образ России, несущей реальную угрозу (Россия как глобальный развивающийся дестабилизирующий фактор, как постоянная потенциальная угроза из-за неуправляемой криминализации, возможности гражданской войны и т.д.).
В этих угрозах просматривается аналогия с периодом первой волны глобализации, когда была развязана первая мировая война, персонально оркестрованная королем Британской Империи Эдуардом VII. Британскую Империю пугала мирная кооперация между США, Францией, Германией, Россией, Японией и Китаем, ведомым Сунь Ят Сеном и его республиканцами. Она рассматривала эту кооперацию как геополитическую угрозу и стремилась ее разрушить во чтобы то ни стало.
Во все времена задачами государства были старания решать подобные проблемы, а не только запугивать ими свое население. Если оно неспособно их решать, то альтернативы уходу нет.
Критика подобных государств оказывается к месту, стимулируя гражданское сознание и питая идеями не потерявших надежды и не опустившихся до предательства граждан, инициирующих самоуправление как иную форму государственного устройства.
Образцом декламации иного рода угроз, исходящих теперь со стороны США, но довольно характерных по своей симметричности, является следующий документ.
Чтобы хоть частично ослабить томящую неопределенность граждан перед грядущим будущим, Национальный разведывательный совет Соединенных Штатов опубликовал результаты своего исследования проблем, ожидающих человечество в целом и единственную сверхдержаву, в частности, в течение ближайших 15 лет. Этот документ изложен на 68 страницах и озаглавлен так: "Глобальные тенденции на 2015 год. Диалог с неправительственными экспертами о будущем". В разработке "Диалога" приняли участие все подразделения американской разведки, научные учреждения, мозговые тресты и частные корпорации. Исследование предназначено для принятия правильных решений во внешней и внутренней политике страны как нынешней, так и последующими администрациями.
Этот документ, разрабатывавшийся на протяжении полутора лет, построен по принципу "двух сценариев" - оптимистического, желательного, и пессимистического, нежелательного, но, вероятно, неотвратимого.
Так, в документе говорится, что в течение этого пятнадцатилетия Штаты будут сохранять свое ни с кем не сравнимое положение в области экономики, технологии, военной техники и дипломатического влияния.
При этом отчет говорит о "ключевых неопределенностях" в течение рассматриваемого периода, для США в глобальном масштабе, называя ими Китай, Россию, Ближний Восток, Японию и Индию.
В отношении стремления к глобализации экономики, в соответствии с первым, оптимистическим сценарием, "положение Соединенных Штатов в 2015 г. будет весьма прочным. Мировая экономика, движимая информационной технологией, крайне благоприятна для США. Главной задачей будет решение проблемы негативных эффектов глобализации - как вести себя со странами, оказавшимися вне процесса развития, особенно в районах вроде Ближнего Востока".
Иное развитие событий показывает альтернативный сценарий. Глобализация может разделить государства мира на преуспевающих и нищих, и в этих последних грозно начнут проявлять себя "неоправдавшиеся надежды, горечь неравенства и связанные с этим внутренние беспорядки", особенно опасные на фоне расширения организованной преступности и распространения оружия массового уничтожения.
В международной политике, говорится в исследовании, весьма возможен "неофициальный геостратегический альянс" между Китаем, Россией и Индией - для противовеса американскому влиянию в мире.
Возможен также развал союза между США и их европейскими партнерами как результат всё обостряющихся торговых конфликтов и разного понимания системы глобальной безопасности.
На горизонте маячит образование международного террористического объединения, "направленного против Запада и имеющего доступ к химическому, биологическому и даже ядерному оружию".
Крайне опасны непредсказуемые антиправительственные выступления на Ближнем Востоке, порожденные низким уровнем жизни в большинстве арабских стран и провалом израильско-палестинских переговоров.
Документ считает создание Палестинского государства неизбежным, и наиболее вероятным видом его отношений с Израилем, предсказывают эксперты, будет "холодный мир". Точно так же предвидят они упадок экономического влияния Японии и "борьбу России на всех фронтах по мере того, как она будет смещаться к авторитарному правлению".
Демографическая часть документа в весьма тревожных тонах описывает картину мира в 2015 году. Население Земли возрастет с 6,1 до 7,2 миллиардов. 95% этого роста придется, во-первых, на развивающиеся страны и, во-вторых, на города. Вследствие этого население крупнейших городов мира (с населением более 10 млн. чел.) удвоится и будет составлять в сумме 400 миллионов человек.
"Указанные демографические тенденции, глобализация рабочей силы, политическая нестабильность и энергетические конфликты приведут к глобальному перемещению людских масс, - говорит документ. - Уже сейчас легальные и нелегальные иммигранты составляют более 15% населения в более чем 50 странах. К 2015 году эти показатели резко возрастут, увеличивая социальные и политические трения в странах и, соответственно, меняя их национальную сущность".
Пищевых ресурсов будет достаточно для населения планеты в целом, но многие районы будут страдать от голода из-за политических распрей, войн и неправильного распределения продуктов. Потребность в энергии возрастет на 50%, но она будет успешно покрываться: 80% нефти и 95% природного газа лежат нетронутыми.
Намного хуже будет обстоять дело с пресной водой. Во-первых, три миллиарда человек уже сейчас живут в странах, ощущающих недостаток воды, - в основном, в Африке, на Ближнем Востоке, в Южной Азии и северном Китае. Во-вторых, более 30 государств из имеющихся 191 получают более трети необходимой им воды вне своих границ. Поэтому нехватка воды чревата политическими и военными конфликтами.
Особенно серьезно исследование относится к совершенно реальной угрозе распространения терроризма, подстегнутого, в частности, описанными выше причинами, и направленного, в основном, против Соединенных Штатов. Плюс более или менее свободный доступ как террористов, так и "стран-парий" к оружию массового уничтожения.
Возрастающая угроза ракетного удара по США, говорится в исследовании, предполагает более вероятным использование ракет ближнего и среднего радиуса действия, нежели межконтинентальных ракет. Используемые ракеты будут, в основном, запускаться с поверхности земли, с военных кораблей или во время проведения специальных секретных военно-разведывательных операций.
Отчет предсказывает также применение террористами или инсургентами химического и бактериологического оружия внутри США или на территориях их союзников. При этом применяемое оружие и техника его использования будут непрерывно совершенствоваться, а число жертв атак - непрерывно возрастать. Проблема эта будет усложняться еще тем, что число актов террора со стороны враждебных Америке государств снизится за счет смены в них политических режимов, но зато резко возрастет "независимый" терроризм, с которым намного труднее бороться. В этой связи отчет настоятельно призывает новую администрацию уделять самое пристальное внимание вопросу безопасности государства.
Роль сверхдержавы, вмешивающейся в региональные конфликты на стороне одних против других, будет действовать как сильнейший раздражитель и на нынешних, и на потенциальных противников, порождая и дальше нападения на американские базы и интересы, как за рубежом, так и на территории США. Эти противники - главари наркобизнеса, террористы и зарубежные инсургенты - не станут, естественно, искать встречи с американскими вооруженными силами лицом к лицу. Вместо этого они будут прибегать к такого рода политической и военной стратегии, которая не даст прямого повода американцам использовать силу. Если же сила будет все-таки применена, ей будет противопоставлена тактика бесконечных "точечных ударов", ведущая к ослаблению морального духа, тактика втягивания американцев в новые конфликтные ситуации, а также перенесение операций непосредственно на территорию США.
Часть потенциальных противников Америки, перенесших враждебные действия на ее землю, будут ставить своей целью разрушение инфраструктуры - коммуникаций, транспорта, финансовых операций, энергетической системы. Эти цели, считают эксперты, будут осуществляться как "по старинке", т.е. физически, так и на уровне века: электронными атаками, разрушающими взаимосвязь элементов инфраструктуры, и кибернетическими атаками, разрушающими государственную компьютерную сеть. При этом иностранные правительства и индивидуальные группы постараются как можно полнее использовать такого рода уязвимость, применяя оружие обычного типа, разведывательные операции и даже оружие массового уничтожения. По ходу времени, такие атаки всё меньше будут связаны с оружием и всё чаще будут производиться через компьютеры: профессионализм атакующих будет непрерывно повышаться, и для подобных операций потребуется весьма небольшое число таких профессионалов. Будет использована также новейшая техника, такая, как лучевое и электромагнитное оружие.
Документ особо подчеркивает большую угрозу, которую будет представлять развитие передовой высокоточной технологии. "Успехи науки и техники представят для нашей национальной безопасности проблему, характер и масштаб которой трудно себе представить. Непрерывное увеличение нашей зависимости от компьютерных сетей, делает самые уязвимые американские инфрастуктуры наиболее привлекательной целью. Уже сейчас наша компьютерная сеть легко пробивается специалистами этого дела, а в дальнейшем эта тенденция проникновения в наши святилища увеличится, становясь все более избирательной и анонимной".
К этому следует добавить и операции чисто психологического характера: пропаганду и сознательную дезинформацию. Наиболее традиционный прием - распространение слухов о наличии у противника оружия, качественно значительно превышающего американское, - это должно предотвратить применение оружия американцами и вызвать в Штатах протесты против применения оружия вне пределов страны.
Кибернетические атаки могут расстроить военные компьютерные сети в период посылки американских войск в зоны конфликтов, посеяв неразбериху и хаос. Такого рода программы уже сейчас разрабатываются многими странами, хотя немногие из них успеют создать необходимое оборудование к 2015 г. Но это лишь вопрос времени, говорится в отчете.
Антиамериканский терроризм будет, в основном, питаться за счет этнических, религиозных и культурных конфликтов. Террористические группы будут продолжать искать пути к нападениям на расположения американских войск за рубежом и на дипломатические представительства. Постоянной целью будут также американские компании и американские граждане. Наибольшую угрозу будут представлять террористы, базирующиеся на Ближнем Востоке и Юго-Восточной Азии.
В документе рассматриваются также глобальные тенденции, касающиеся внешней политики в свете американских интересов.
Риск военных столкновений будет зависеть от изменений состояния и характера вооружений в регионах.
В Южной Азии, например, этот риск будет весьма высоким на протяжении всего рассматриваемого периода. Индия и Пакистан склонны к ошибкам в политических расчетах и будут поэтому наращивать свои ядерные и ракетные мощности.
Говоря о будущих возможных конфликтах, отчет фокусирует внимание на Китае, мощь которого возрастет в результате роста его экономических и военных возможностей. С другой стороны, политическое, экономическое и социальное давление внутри Китая может стать стабилизирующим фактором, вынуждающим правительство больше внимания уделять внутренним делам и воздерживаться от конфликтов в регионе.
К 2015 году у Китая может быть несколько десятков ракет с ядерными боеголовками, способных достичь территории США, и сотни ракет меньшей дальности - для употребления в региональном конфликте.
Объединенная Корея со значительным американским военным присутствием может превратиться в сильную региональную военную державу. Если же объединения не произойдет, Северная Корея, "имея одну-две атомные бомбы и несколько межконтинентальных ракет, построенных к 2005 году", сможет оказывать дестабилизирующее влияние на обстановку в регионе,
Иран способен провести испытания межконтинентальных ракет уже в этом году, а Ирак к 2015 году сможет иметь одну баллистическую ракету, способную доставить ядерную боеголовку в США.
Что касается России, то ее ядерный арсенал составит к 2015 году, по-видимому, менее 2500 ядерных боеголовок.
Россию вообще, судя по всему, ожидает довольно мрачное будущее, говорится в исследовании. "Помимо жалкого состояния ее инфрастуктуры, годы полного пренебрежения к защите окружающей среды вынуждают ее население платить за это высокую цену своим сокращением. Эта цена становится еще выше из-за растущего алкоголизма, сердечных заболеваний, наркотиков и ухудшения системы здравоохранения".
"Весьма сомнительно, что по своим экономическим показателям Россия сможет к 2015 году интегрироваться в глобальную финансовую и торговую систему. В самом лучшем случае, при годовом экономическом росте 5%, к концу рассматриваемого срока экономика России будет составлять не более одной пятой объема американской экономики". И в то же время, в конфликт с экономической слабостью войдет все увеличивающееся стремление снова стать мировой сверхдержавой, оказывающей влияние на глобальную политику.
Наиболее вероятный вывод: к 2015 году Россия будет оставаться
внутренне слабой.
Таковы некоторые выводы, следующие из "диалога с неправительственными экспертами".
При чтении этого документа напрашивается аналогия с советскими агитками о наступающей американской агрессии и необходимости крепить бдительность. То, что этот документ оказался в открытой печати, может говорить о его пропагандистской направленности, но более интересен характер угроз, которыми запугивают американское население. Рост антиамериканского терроризма подтверждает неприятие другими народами и странами нынешней политики глобализации, опирающейся на неолиберальную платформу. Оказывается, что такая глобализация ведет к усилению национального момента. Врагами Америки предстают фактически все те страны, которые не подчинились мировой элите и продолжают настаивать на самостоятельности своей политики или на культурном своеобразии своих народов.
Отсюда можно сделать следующий вывод: Соединенные Штаты оказываются инструментом, который элита использует для своих целей: это дубинка в руках могущественной элиты, владеющей государствами как частной собственностью. Еще Л. Мизес заметил склонность к тоталитаризму этой страны, построенной на идеалах масонства: "Немногих честных граждан, осмеливающихся критиковать эту тенденцию к административному деспотизму, называют экстремистами, реакционерами, экономическими роялистами и фашистами. Считается, что свободная страна не должна терпеть политической активности со стороны таких "врагов общества" (Мизес).
Масоны выполняют в Америке ту же роль, что и коммунистическая партия в СССР: они построили, конституировали и управляют этой страной через выращиваемую ими масонскую номенклатуру, не намного отличающуюся от советской. Если бы в свое время коммунисты в СССР додумались до чрезвычайно простой вещи - внешнего разделения своей партии на две, якобы соперничающие фракции, скажем, коммунистов и социалистов, то они создали бы демократию наподобие американской, которую можно назвать также тоталитарной по сути, ввиду ее чрезвычайно детального контроля над жизнью граждан. И как некогда коммунисты в СССР гордились своей принадлежностью к этой партии, так и избранные американцы, удостоенные права членства в этой партии, также гордятся своей партией, эмблемы и символы которой можно увидеть всюду в Америке.
В обширном исследовании, озаглавленном "Либертарианизм и международное насилие", Р. Раммел (5) с помощью статистических выкладок обосновывает достоверность следующих положений: чем более либертарным является государство, тем менее оно вовлечено в международное насилие, и чем более либертарными являются два государства, тем менее враждебными являются их межгосударственные отношения. Последний тезис получил популярное звучание: демократии не воюют с демократиями. Не оспаривая в целом плодотворность такого рода выводов, хотя отсутствие войн между ними на протяжении 5 лет, с 1976 г. по 1980 г. может быть вызвано и тем, что они конституировали в это время единое политическое пространство, противостоящее социалистическому блоку, обратим внимание на первую гипотезу, также тщательно доказываемую Р.Раммелем. Одним из наиболее демократических государств являются США. По логике доказанного положения, они должны меньше других участвовать в международном насилии. Однако обратимся к книге Дж.Денсона "Цена войны" (6), где приводятся интересные данные. Cо времени окончания второй мировой войны правительство США участвовало в следующих интервенциях:
1. 1945-1946 гг.: военное вторжение в Китай;
2. 1948-1953 гг.: участие в карательных действиях против филиппинского народа. Гибель многих тысяч филиппинцев;
3. 1950-1953 гг.: вооруженное вторжение в Корею около миллиона американских солдат. Гибель сотен тысяч корейцев;
4. 1950-1953 гг.: военное вторжение в Китай;
5. 1953 г.: военное вторжение в Иран;
6. 1954 г.: Военное вторжение в Гватемалу;
7. 1958 г.: Индонезия;
8. 1959-1960 гг.: Куба;
9. 1960 г.: Гватемала;
10. 1961-1973 гг.: военная агрессия против Вьетнама. Уничтожение свыше полумиллиона вьетнамцев;
11. 1964 г.: Конго;
12. 1964-1973 гг.: участие 50 тыс. американских солдат в карательных операциях против республики Лаос. Тысячи жертв;
13. 1964 год: кровавое подавление панамских национальных сил, требовавших возвращения Панаме прав в зоне Панамского канала;
14. 1965 г.: Перу;
15. 1967-1969 гг.: Гватемала;
16. 1969-1970 г.: агрессия против Камбоджи. Со стороны США - 32 тыс. солдат. Многочисленные жертвы среди мирных жителей;
17. 1982-1983 гг.: террористический акт 800 американских морских пехотинцев против Ливана. Снова многочисленные жертвы;
18. 1983 г.: военная интервенция в Гренаду около 2 тыс. морских пехотинцев. Сотни жертв среди жителей;
19. 1986 г.: вероломное нападение на Ливию. Бомбардировки Триполи и Бенгази. Многочисленные жертвы;
20. 1989 г.: вооруженная интервенция в Панаму. Погибли тысячи панамцев;
21. 1989 г.: Никарагуа;
22. 1991-2000 гг.: широкомасштабная военная акция против Ирака, задействовано 450 тыс. военнослужащих и многие тысячи единиц современной техники. Убито не менее 150 тыс. мирных жителей. Бомбардировки мирных объектов с целью запугать население Ирака;
23. 1992-1993 гг.: оккупация Сомали. Вооруженное насилие над мирным населением, убийства гражданских лиц;
24. 1995 г.: Босния;
25. 1998 г.: Судан;
26. 1998 г.: Афганистан;
27. 1999 г.: Югославия;
Этот еще не оконченный список говорит сам за себя. К тому же США имеют военные базы, расположенные более чем в 150 странах во всем мире. И причем приведены только открытые агрессии. А сколько десятилетий США вели необъявленную войну против Сальвадора, Гватемалы, Кубы, Никарагуа, Афганистана, Ирана, вкладывая огромные средства для поддержания марионеточных проамериканских режимов или инспирированных Америкой повстанцев, выступавших против законных правительств, не признававших американское господство в этом регионе. Гондурас был превращен США в военный плацдарм борьбы против Сальвадора и Никарагуа.
Общий итог жертв американской агрессии только за 1948-1996 гг. составляет более миллиона человек, не считая раненых и обездоленных. После разрушения СССР США уже не имеют никаких серьезных ограничений на пути своих агрессивных устремлений, происходит катастрофический крен в сторону создания силовых террористических структур, раковой опухолью охвативших весь мир (прежде всего Ирак и Балканы). США превращают в орудие своей международной террористической деятельности и Организацию Объединенных Наций.
На примере США, где, кстати, и наиболее сильна либертарная критика, мы видим подтверждение того, что раз государство есть такое учреждение, которое практикует принудительную территориальную монополию на защиту и право на налоги, то любое такое учреждение должно быть сравнительно более агрессивным, поскольку оно экстернализует потери от своего такого поведения на своих подчиненных. Существование государства не только увеличивает частоту агрессии, оно меняет весь ее характер. Существование государств и особенно демократических государств влечет, что агрессия и война имеют тенденцию превращаться в тотальные войны.
Возвращаясь к понятию национального государства мы видим, что современные демократические государства отошли от ранних формулировок этого понятия и ведут широкую войну против еще существующих государств национального типа. И скорее, не национальные государства порождают разрушительные войны, а наоборот, отсутствие локального самоуправления через учет конкретной специфики и совмещение интересов создает анархическую среду, в которой войны становятся ненаказуемым бизнесом.
Наше краткое рассмотрение политического аспекта глобализации подтверждает тезис о порочности этой модели чисто экономической глобализации, нуждающейся при своем продвижении во все более сильных средствах политической поддержки.
Литература
1. Guehenno J.M. The end of the nation-state// Космополис - М. - 1997.
2. Aoki Masahiko. Toward and Economic model of the Japanese Firm// Journal of Economic Literature, 1990.
3. Alienation society and the individual. Continuity and change in theory and research, N.J.,1992.
4. Ohmae K. The end of the nation-state.L., 1995, p. 2 ( цит. по Омаэ К. Конец национального государства: подъем региональных экономик // Социальные и гуманитарные науки . Зарубежная литература .Сер. 9 Востоковедение и Афганистика, 1999 г., № 1).
5. Rummel R.J. Libertarianism and International Violence. The Journ. of Conflict Resolution 27, March, 1983, p. 27-71.
6. Denson G. The Costs of war. New Brunswick, 1997.
5. Международный порядок по З. Бжезинскому
Книга "Великая шахматная доска" З. Бжезинского - о новом международном порядке в Евразии, каким он видится и какой желателен для США. И хотя совершенно ясно, кто и ради чего "переставляет фигуры" в "великой игре" тем не менее, как это констатирует В.А. Кременюк, "идея о новом порядке в Евразии вызывает много вопросов, а вот ответов либо нет вовсе, либо они не удовлетворяют. Во-первых, не понятен институционный аспект этого порядка, форма и содержание механизма его создания: будет это какая-то международная организация или же определенная политика Вашингтона, которую другие страны должны воспринять и одобрить? Во-вторых, как планируется внедрить этот порядок: организовать нечто вроде общеевропейского процесса с соответствующими переговорами или же внедрять его силой, не обязательно с помощью войны, но тем не менее путем принуждения? В-третьих, если уж такой порядок будет создан, каковы гарантии его сохранения, кто их даст и на какой срок?" "Сила может многое, - рассуждает далее этот российский ученый, - но надо знать, когда, как и с какой целью она будет использована. Кроме того, известны закон природы и закон общественных отношений: на каждую силу всегда имеется противосила, противодействие. Даже если сила несет порядок, всегда имеется достаточно элементов, выступающих против любого порядка. Готовы ли США до бесконечности бороться против этих элементов или, как это случилось в Сомали при первых же ощутимых потерях они погрузят своих людей на корабли и отплывут в благословенную Америку?" Книга "Великая шахматная доска" З. Бжезинского - ученый труд, исполненный в стилистике современной геополитики: у нее нет точного читательского адреса, но трактует она авторскую версию евразийской геостратегии США как "истину в последней инстанции". Книга не опирается ни на достижения современной американской геополитической мысли, ни на закономерности, постулаты, зафиксированные мировой геополитикой, зато вводит в научный оборот новую геостратегическую терминологию; она изобилует интересным фактическим материалом и в то же время грешит легковесностью своих основополагающих выводов; жанр "шахматной комбинации" на геостратегическом поле Евразии геополитичен сам по себе, но подгонка правил самой игры под заранее заданный результат - необходимость американского руководства миром, - ослабляет, если не ликвидирует интригу выстраивания нужной для этого геостратегии; труд мог бы быть признан образцом откровенных и открытых размышлений З. Бжезинского над современными мировыми проблемами и роли США в их решении, если бы не страдал синдромом "самонадеянности силы" и безапелляционностью богатства, видящего мир только в удобной для него перспективе. "Великая шахматная доска" у американского геополитика так и не стала ареной "великой борьбы" между Западом и Востоком, о чем писал в XIX веке Р. Киплинг, или "великой шахматной партии", которая достоверно прогнозирует мировое развитие в ХХI веке, так как З. Бжезинский принимает в расчет только вожделенный им результат, в то время как вся совокупность событий и тенденций в жизни Евразии свидетельствует о том, что еще рано кому-то из основных игроков примерять лавровый венок победителя. И все-таки эту книгу нужно читать и ее основные идеи знать, ибо однажды сформулированные идеи, если за ними стоят человеческие интересы, начинают жить самостоятельной жизнью. А за идеями З. Бжезинского стоят интересы упрочения исключительного положения США в современном мире.
Выпустив книгу "Великая шахматная доска", посвященную обстановке на Евразийском континенте, ее автор не обходит стороной и такую державу как Япония. Показывая, что Америка "выше всех", он, в тоже время, называет Японию мировой державой и пытается доказать историческую недолгосрочность превосходства США. Японию, как и Великобританию, считает "неугомонными" крупными державами, имеющими собственную геостратегию. Сама же Япония является лишь точкой опоры для США.
Эффективная политика Америки в отношении Евразии заключается в том, чтобы иметь опорный пункт на Дальнем Востоке. Таким образом, для глобальной политики США важное значение имеют тесные отношения с морской державой - Японией.
На данный момент Япония и США поддерживают тесные
союзнические связи.
Учитывая великую мощь Америки, можно сказать, что для Японии США служили "зонтиком", под которым страна могла прийти в себя после опустошительного поражения, набрать темпы экономического развития и на этой основе постепенно занять позицию одной из ведущих держав мира. Но более того, для Японии естественно стремление занять ступень главы мира. Тем самым обеспечено неизбежное соперничество между Японией и Америкой. Однако, у Японии еще недостаточно сил, чтобы выйти на первое место (Япония до сих пор не имеет национальной самостоятельности в области безопасности). Как долго может сохраняться такая расстановка сил? Попробуем ответить на этот вопрос.
Есть версия о возможном снижении регионального первенства Америки в Азиатском регионе, так как, постепенно растущая мощь Китая, на континенте, может распространяться на морские регионы, имеющие довольно большое значение для Японии. По этому поводу у японцев усиливается чувство неопределенности в отношении геополитического будущего их страны.
Не приходится сомневаться и в том, что США имеют привычку присутствовать в любой точке Земного шара по тому или иному вопросу. Для сравнения обратимся к Европе. Можно провести параллель между японским положением на евразийском Дальнем Востоке и германским на евразийском Дальнем Западе. Причем, обе страны являются основными региональными союзницами Соединенных Штатов. Обе страны имеют значительно мощные вооруженные силы, но ни одна из них не является независимой в этом отношении: Германия скована своей интеграцией в НАТО, в то время как Японию сдерживают ее собственные (хотя составленные Америкой) конституционные ограничения и американо-японский договор о безопасности. Обе являются центрами торговой и финансовой мощи.
Кроме того, надо сказать, что Германия разделяет со своими соседями как общие демократические принципы, так и более широкое христианское наследие Европы. И в доказательство тому, что Япония не является региональной державой, помимо вышеназванных, можно привести в пример факт о том, что Япония "не по своей вине" географически отделена от своих азиатских соседей.
В действительности, хотя Япония и находится в Азии, она не в достаточной степени азиатская страна. Такое положение значительно ограничивает ее геостратегическую свободу действий. Ведь Япония до сих пор остается зависимой от американского военного покровительства. Из этой ситуации З. Бжезинский дает альтернативный выход: либо Япония соглашается с региональным господством Китая, либо осуществляет широкую - и не только дорогостоящую, но и очень опасную - программу военного перевооружения. Но Япония боится и понимает, что резкое изменение курса может быть опасным.
В этом отношении в политических кругах Японии выявились разногласия. Мнения разделились в четырех направлениях: приверженцы тезиса "Америка прежде всего", сторонники глобальной системы меркантилизма, проактивные реалисты и международные утописты.
Первые, то есть придерживающиеся мнения "Америка прежде всего", считают существующие американо-японские отношения стержнем японской геостратегии.
Второе направление считает Японию в первую очередь экономической державой и относительная демилитаризация Японии - это капитал, который стоит сохранить. Поскольку Америка гарантирует безопасность страны, Япония свободна в проведении политики глобальных экономических обязательств, которая понемногу усиливает свои позиции в мире.
Третья группа - проактивные реалисты - представляет собой новую категорию политиков и геополитических мыслителей. Они выражают мнение о том, что Япония имеет возможности ( будучи богатой и развитой демократией) и обязательства произвести действительные изменения в мире после окончания холодной войны. Тем самым Япония должна добиться мирового признания. У истоков этой позиции в 80-е годы, как известно, стоял премьер-министр Ясухиро Накасонэ. А в 1994 году по этому поводу был выпущен документ "Программа для Новой Японии: переосмысление нации".
Наименее влиятельным можно назвать четвертое направление - международных утопистов. Они связывают Японию с глобальным лидерством в разработке и продвижении подлинно гуманной программы для мирового сообщества.
Эта политическая неустойчивость говорит о том, что Япония в целом не видит выхода из-под Американского прикрытия. Бжезинский же предлагает хитрый ход: "использовать особые отношения с США чтобы добиться мирового признания для Японии, избегая в то же время враждебности Азии и не рискуя преждевременно американским "зонтиком" безопасности".
Но, все-таки, небольшие порывы к независимости от США можно наблюдать во внешней политике Японии. В первой половине 1996 года правительство островного государства заговорило о "независимой дипломатии", несмотря на то, что, всегда осторожное, Министерство иностранных дел предпочитало переводить это выражение более туманным термином "проактивная дипломатия". Что ж, может быть, это и есть та самая первая ласточка в переориентации вооруженных сил Японии.
То, что роль Китая в Азиатском регионе возрастает, я думаю, оспаривать никто не станет. И эта страна, с ее сохранившимся социалистическим устройством государственной власти, пытаясь вылезти вперед, является еще одним препятствием, для преодоления которого у Японии пока еще не хватает сил.
Если следовать мысли о возможном прекращении соперничества и дальнейшем примирении между Японией и Китаем, то региональные последствия такого изменения союзов были бы слишком тревожными: "уход Америки из регионов, а также немедленное подчинение Тайваня и Кореи Китаю, оставление Японии на милость Китая". Но эта перспектива не выгодна никому, поэтому она автоматически отпадает. Но что же, все-таки, ждет Японию?
Итак, очевидно, что концепция, выдвинутая З. Бжезинским, слабо применима к стране и к региону в целом. Во-первых, потому, что как бы Япония не старалась стать мировой державой, у нее это не получится, так как Америка ясно дает понять, кто в мире хозяин. Говоря об этом, учтем как происходящие события в Югославии, так и постоянные заявления Соединенных Штатов всему миру о своей мощи. Взять, к примеру, недавний доклад Белого дома о "Стратегии национальной безопасности США для нового столетия", где говорится о ежеминутной готовности войск Америки к немедленной переброске в любой регион мира, что нам и было недавно доказано.
Во-вторых, у самой Японии еще не достаточно сил для становления во главе всего мира. Хотя Азия и обошла Европу по экономическому развитию, она на редкость сильно отстала от нее с точки зрения регионального политического развития. Ей не хватает многосторонних структур в области сотрудничества. Например, там нет ничего подобного ни ЕС, ни НАТО, а даже те, что есть - АСЕАН (ассоциация государств Юго-Восточной Азии), АРФ (Азиатский региональный форум) и АПЕК (Азиатско-Тихоокеанская группа экономического сотрудничества) и отдаленно не соответствуют той сети многосторонних и региональных связей в области сотрудничества, которые объединяют Европу. Поэтому, не будем забывать, что Япония - часть Азии.
И, в-третьих, мы получили много ответов на вопрос о расстановке сил в исследуемом регионе, поставленный самим автором, но ни один из них не есть реальный выход для Японии из своей ситуации, так как не было ответа, который бы на самом деле устраивал саму страну.
Литература
1. Бжезинский З. Великая шахматная доска. М., 1998.
2. Кременюк В. Самонадеянность силы. Збигнев Бжезинский и проблемы Евразии//НГ - сценарии. 1998, № 11. с. 7.
6. Глобальная коммуникация как альтернатива угрозам
Глобализацию можно еще определить как формирование единого общемирового финансово - информационного пространства, как бы интеграцию каналов информационной связи. Этот аспект глобализации обязан информационной революции в начале 90-х годов и таким ее инструментам как Интернет, глобальное телевидение. Но главным содержанием информационной революции, которая началась в 90-х годах, стало изменение предметов труда. Если раньше человечество старательно влияло на природу и изменяло ее, то теперь самым доходным бизнесом стало влияние на сознание человека (как индивидуальное, так и общественное), его модификация или промывание благодаря новым компьютерным информационным технологиям. Это стало самым рентабельным, быстро развивающимся бизнесом, сопровождающим все другие формы экономической активности. Если ранее маркетинг и учет интересов покупателя пытались приспособить товар к потребностям граждан, то теперь граждан приспосабливают к уже имеющемуся товару. Появился даже термин "high hume" - это воздействие и формирование живого человеческого сознания, чем занимается даже продавец зубной пасты. Это - информационная работа по формированию в обществе благоприятного восприятия кого-либо или чего-либо, принципиально не являющихся таковыми.
Внутри каждого общества происходит формирование слоя информаторов, которые, используя современные информационные технологии, занимаются формированием сознания общества и все дальше отдаляются от самого этого общества. Последнее, являясь только объектом формирования, само в этом процессе активно не участвует. Это ведет и к подрыву демократии, поскольку основной ее смысл - это диффузия идей и представлений из самых низов общества до самого верха. Но главным результатом этого процесса формирования сознания является парадоксальное оборачивание иерархии общества. Видимая, внешняя часть управленческого слоя, оказавшись наиболее податливой этому воздействию, приобретает контуры дегенеративной элиты - внешне находясь на верхних этажах общества, умственно она далеко не соответствует этой позиции. Связь между разными секторами общества оказывается разорванной, несмотря на сохранение всех формальных инструментов и механизмов демократии. Такое разделение ведет к нарастающему разрыву внутри обществ. В них формируется информационное сообщество, которое все больше отделяется от основной массы граждан и перетекая через границы вливается в единое глобальное информационное сообщество.
Это информационное сообщество мира благодаря тем же коммуникациям координирует свою активность, превращая ее во взаимносогласованное одурачивание мира. В результате разрыв внутри обществ постепенно перерастает в разрыв между обществами, который становится все более окончательным и непреодолимым. По мере появления качественно нового класса технологий, получивших условное название "метатехнология", специфика которых в том, что они в принципе исключают возможность конкуренции с владельцами этих технологий, происходит вырождение конкуренции. Например, если вы пользуетесь мобильной связью в условиях существования системы "Воис стрим", вы не можете по этой мобильной связи договариваться о своей конкуренции против владельцев этой системы, потому что ваши планы будут им опережающе известны. Это одна из оборотных сторон информационной прозрачности. И это одна из главных причин того, что технологический разрыв между развитыми и развивающимися странами становится все больше и появляется неустранимая пропасть между наиболее развитыми странами, которые в массовом порядке производят новые технологические принципы, и всеми остальными.
Новые технологии качественно изменяют главные ресурсы развития. Раньше главным ресурсом развития было производство, в общем-то закрепленное на территории. Если вы хотели освоить ту или иную территорию, то вы должны были волей или неволей развивать на ней производство. В этом отношении колониализм и довоенный, и послевоенный был в общем-то созидательным. Сейчас главными ресурсами стали территориально мобильные финансы и интеллект. И для того, чтобы их освоить, вам не нужно развивать тот или иной регион, в котором они находятся, вам наоборот, нужно ухудшить максимально ситуацию в этом регионе, чтобы они оттуда сами прибежали к вам. Это кардинально меняет взаимоотношения между развитыми и развивающимися странами. Развитые страны больше не заинтересованы кровно и эгоистично в прогрессе развивающихся стран. Это крайне опасная тенденция, противоядия от которой человечество еще не выработало.
В целом сырье становится дешевле, а продукты информационных технологий, то самое формирование сознания, становятся все дороже. И это также подрывает стратегическую конкурентоспособность стран, которые опираются на неинформационные, старые технологии. В результате, конкуренция между странами, находящимися на разных этапах развития технологий, становится все менее равноправной. Она все больше приобретает всеобщий и жесткий характер и ведется на уничтожение слабых, на окончательную потерю ими ресурсов развития.
При этом формирование единого рынка ведет к формированию единых монополий, которые не подвержены никакому контролю. Не существует даже статистики деятельности международных финансовых монополий. Результатом этого также является вырождение конкуренции. Сильные становятся все в большей степени монополистами, все более и более крупными структурами. Естественно, это сопровождается размыванием суверенитетов, формированием таких крупных монополий, которые подавляют целые регионы и национальные государства.
В целом появление новых технологий означает, что главным ресурсом и результатом успеха являются уже не деньги, как это было на протяжении многих сотен лет, а новые технологии. Появилась новая технологическая пирамида. Она включает в себя помимо производства товаров внизу и производства новых технологий наверху, еще и создание новых технологических принципов, которое является самой незаметной и самой рентабельной частью работы. На это постепенно переориентируются наиболее развитые страны, т.е. США и отчасти Англия. В свое время Рейган и Тэтчер смогли обуздать национальные монополии и первыми открыть свои экономики международной конкуренции, за счет чего был осуществлен быстрый рывок вперед. А в США это дополняется совершенно исключительным симбиозом государства и бизнеса, который позволяет им действовать как равноправным партнерам, как двум частям единого целого.
Однако возможности развития старой модели исчерпываются и вместе с ней ставятся под сомнение основные институты капиталистической экономики - частная собственность, конкуренция, рынок. Сейчас они находятся в состоянии глобальной неустойчивости, вызванной тремя основными факторами.
Во-первых, это информационное самопрограммирование, о котором говорилось выше, всех систем управления на всех уровнях. Средний житель западных стран становится придатком оборудования, но в отличие от прошлых лет, когда он протестовал и боролся против этого, информационное промывание приучило его рассматривать это положение как естественное и даже преимущественное по сравнению с жителями незападных стран.
Во-вторых, "информационный имперский провинциализм США", их неспособность понимать другие страны и культуры. США, производя 30% мировой продукции и очень большую часть новых технологических принципов, оказывают объективное влияние на весь мир, но при этом принимают политические решения, исходя из внутренней реальности США, т.е. не совпадают сферы, на которые ориентируются управляющие системы, в первую очередь государство, и сферы на которые эти системы воздействуют. Это ведет к снижению эффективности в политике и к общей неинформированности населения о событиях в других странах, да подчас и о своей стране американцы имеют смутное представление благодаря плотной опеке масс-медиа.
А в третьих, проблемой сегодня является то, каким образом будет преодолеваться глобальный монополизм. Стандартный прием преодоления монополизма - расширение рынка, включение новых игроков. Но сегодня его некуда расширять, уже сформировался единый общемировой рынок. Значит на повестке дня стоит новое резкое повышение качества труда, появление новых технологий, которые разрушат или ослабят старые глобальные монополии, что может быть крайне разрушительным и болезненным процессом. Решение этой проблемы в США идет по пути резкого стимулирования научно-технического прогресса, в частности, через развитие программы противоракетной обороны. Альтернативой этому может быть реализация так называемых "закрывающих" технологий, которые связаны со взрывным повышением производительности труда. Они получили условное название "закрывающие", потому что они настолько сильно повышают производительность труда, что не открывают новые рынки, а наоборот, закрывают их. Распространение этих закрывающих технологий скажется прежде всего на структуре производства и повлечет его радикальную трансформацию, равносильно глобальной техногенной катастрофе.
Таким образом, принципиальное значение для успехов западного мира имел процесс информатизации и коренного преобразования управления во всех сферах. В структуре общества выделился новый слой производителей ценных знаний и информационных технологий. Основой преобразований явилось формирование новой корпоративной культуры. Если раньше государство и общество формировали этику и правила поведения, то сейчас социокультурные нормы вызревают в корпоративных структурах и в творческих корпорациях. И уже затем эти нормы транслируются в общество. Общества и государства в постиндустриальной фазе вбирают в себя черты той корпоративной культуры, которая формируется в ведущих национальных компаниях. Однако, в творческих корпорациях экономические факторы не являются доминирующими. Более важными становятся создание атмосферы креативности и растет значимость идеалов непрагматического плана.
Последний аспект более выпукло проявился в глобальной
информатизации масс.
В коммуникационном плане современные средства связи осуществляют немедленный контакт с любым жителем Земли, если у того есть доступ к компьютеру. В результате возникли новые явления. Во-первых, эти средства помогли консолидировать то, что потенциально жаждало консолидации: а) установились более тесные и быстрые связи между экономическими и деловыми кругами; б) возникло более интенсивное общение на профессиональном, научном, конфессиональном уровне; в) возникли новые формы дистантного образования; г) более тесными стали связи между разрозненными частями этносов и национальных сообществ, что способствовало дальнейшему развитию этноидеологий и т.д. В то же время, хотя кардинально ничего нового в политическом процессе не произошло, политическая карта накапливает арсенал грядущих изменений.
Теперь, те, кто хотел контакта и общения имеют его вдоволь. Это помогает продавать любые товары и услуги, структурировать новые планы, мобилизовывать людей со всего света, вербовать добровольцев или сторонников. Короче, на любую идею найдется в интернете желающий ее испытать.
Новым стало более активное участие граждан в политике. Мировой коммуникационный процесс помог оттенить и сделать более выпуклыми те противоречия, которые замазывались или скрывались государствами.
Споры между двумя конфликтующими странами, например, Грецией и Турцией, выясняются не только на политическом или дипломатическом поприще, но и на уровне частных граждан, а особенно молодежи, проводящей часы в интернете. В домашних для обеих сторон условиях жители разных стран либо переругиваются между собой, либо пытаются найти компромисс. Дипломатия стала уделом молодых людей или просто имеющих время на политику.
Другой аспект более активного участия в политике - возможность выражения своего мнения непосредственно любому мировому лидеру или руководителю любой страны. Достаточно заглянуть в интернет на политические сайты, чтобы увидеть совершенно новое явление в мире: все говорят со всеми и сохранить что-то в секрете просто невозможно. Это пример всеобщей демократизации общения, которая на наш взгляд и явится реальным противовесом перечисленным выше угрозам.
Этот фактор мирового общения мотивирует людей принимать во внимание интересы и позиции представителей других стран, задумываться о своих действиях в масштабе всего мира, учитывать всемирную оценку своим взглядам и дает возможность вмешиваться или включаться в мировые события и даже помогать их делать. Каждый уважающий себя ученый имеет свой сайт и может общаться с коллегами, минуя промежуточные инстанции.
В то же время это приводит к тому, что люди становятся более разборчивыми в выборе партнеров для общения. Ведь легко, отказавшись от общения с неприятными соседями, найти себе друзей на другом конце мира и играть с ними по вечерам в карты или в шахматы.
Развиваются новые формы социальных ассоциаций, связанных между собой только электронной почтой и общими культурными или социальными интересами. В некоторых случаях такие группы могут оказать существенное влияние на культурные или экономические аспекты. В то же время эти кибер-группы и достаточно замкнуты, они могут выставить вполне прочные электронные заслоны-пароли против проникновения в них чужаков, т.е. тех, кто не разделяет их позиции. Эти группы могут носить религиозный, образовательный, научный, политический характер, быть объединениями вокруг конкретных лиц, идей или объектов.
Как коммуникационная глобализация сказывается на государстве? Традиционное понимание государства как географической территории с гражданами, находящимися под общим правлением, требует дополнения в плане информационного контроля. Если в советское время трудно было контролировать каждую кухню, на которой велись политические разговоры, то теперь вся социокультурная, экономическая и даже бытовая жизнь населения прозрачны для тех, кто контролирует информационные потоки. И это могут быть субъекты иных государств и даже частные лица.
Современная коммуникационная техника, которая в отдельных странах находится, прежде всего, в руках государства, настолька мощна, что теперь гражданин этих стран гораздо более беспомощен перед лицом государственного контроля и вторжения, чем прежде. Но в то же время, именно владение этими средствами определяет сегодня объем власти, сосредотачиваемой в руках субъекта, будь то локальная или транснациональная организация, и создает условия для ведения частной политики в мировом масштабе. Например, граждане США больше страдают от частного контроля, которому подвержены все их контакты через интернет, поскольку провайдерами являются частные компании. В то же время жители бедных стран, даже обеспеченные их представители, не в состоянии запускать или арендовать радиолокационные спутники, и, соответственно, не могут вплести свой голос в каналы мирового телевидения, поэтому ближайшим агентом их аппеляций оказывается местное государство, вынужденное внимать их призывам и обороняться от эксцессов частной мировой политики.
Опасения некоторых, что политическая глобализация приведет к размыванию национальных государств и построению глобального государства кажутся преждевременными. Скорее мы находимся на промежуточном этапе, когда растет число государств, сохраняющих свой власть и суверенитет, и прежде всего через силу электронных устройств, но включенных в международные отношения через многочисленные дипломатические и экономические договоры, координацию своей деятельности через ООН и др. Более того, возниковение множества новых региональных блоков имеет цель помочь кооперироваться близко расположенным странам более плотно. К тому же мультинациональные компании, это компании, которые имеют государственную или национальнцую принадлежность. Каждая такая транснациональная компания может быть идентифицирована как принадлежащая определенной стране.
Политическая глобализация не ведет, как предполагают некоторые, к унификации политической и юридической систем. Государства не собираются сдавать свои политические позиции скорее, можно говорить больше об экономической глобализации, чем о политической.
Но у глобальной экономики есть много моделей, определяющихся культурной спецификой стран. В Сингапуре важнейшие экономические агенты - мультинациональные корпорации, в Южной Корее - олигополистические компании, в Гонконге - малый бизнес, семейный капитал - в Италии и так далее. Поэтому национальное правительство вовсе не лишено влияния, оно в силах построить и свою экономическую модель.
7. Мировая элита и глобальное общество
Глобализация мирового хозяйства и предпринимательства, развитие межгосударственных институций, все более становящихся реальными центрами власти, одновременно сопровождается ростом межэтнической, политической и межкультурной напряженности, возникновением ряда кровопролитных противостояний, которые создают угрозу для мирного будущего народов. Неоднозначность процесса глобализации проявляется также в культурной и информационной сферах. Налицо попытка представить в качестве единственно универсальной и прогрессивной лишь одну из многих существующих в мире культур, основанную на понимании экономического базиса как абсолютной ценности и мерила социальных отношений.
Главной причиной того, что глобализация обнаружила и свое негативное лицо, является позиция, занятая мировой элитой. Та глобализация, которую они проводят, является опасным вызовом народам, с которым они столкнутся в ХХI веке. С одной стороны, она неизбежна, ибо развитие международной торговли, глобального политического, экономического и информационно-культурного взаимодействия побуждает правительства и народы к созданию надгосударственных механизмов политического и экономического управления, которые постепенно заменяют привычные формы власти. С другой стороны, все большее количество людей и народов осознает, что глобализация не должна становиться средством тотальной унификации, бесконтрольного господства богатой элиты над всем миром, власть имущих над простыми людьми. Подлинный диалог и равноправное взаимодействие различных традиционных религий, культур, мировоззрений, утверждение принципа многополярности мира на уровне всех механизмов принятия решений - могут стать одними из условий подлинно справедливого международного порядка, способного усилить положительные и ослабить отрицательные последствия глобализации. Новые феномены, с которыми человечество столкнется в ХХI веке, не исчерпываются сферой политических и экономических процессов. Охарактеризованные выше глобальные процессы все в большей степени определяют жизнь народов на национальном и местном уровнях. Мало того, эти процессы отнюдь не отменяют, а иногда и усугубляют внутренние проблемы наций и государств. Среди таких проблем можно выделить провоцируемые мировой элитой рост межнациональной, политической и социальной напряженности, преступность, коррупцию, экономическую несправедливость, ослабление влияния нравственных норм.
Эти обвинения могли бы показаться голословным, но достаточно принять во внимание тот очевидный сегодня факт, что средства массовой информации являются зеркалом власти, и львиная доля их принадлежит мировой элите: частным и очень богатым людям. Это богатство невозможно даже представить среднему жителю Земли, настолько несоизмеримо положение владеющих землей, домами, заводами, магазинами, спутниками с рядовым покупателем из любой страны. А что продуцируют сегодня по всему миру средства массовой информации - это хорошо известно. Более откровенной войны всему миру, которые ведут богатые, невозможно представить. Самое минимальное чувство, питаемое ими, как можно вынести из масс медиа, и которое видимо является порогом их снисхождения ко всем остальным - это презрение ко всем тем, кто, не успел попасть на корабль с награбленным добром.
Это печальный на сегодня факт, что глобальная экономика и международный финансовый рынок привели к формированию нового общества, в котором власть принадлежит не элитам национальных государств, а мировой элите. Современные финансовые потоки не знают границ и национальностей - они стали безличной нервной системой мировой экономики, реакциями которой пытаются манипулировать многочисленные игроки, но предсказать поведение которой не может никто. Финансовые операции происходят в доли секунды. Достаточно минуты для того, чтобы процветающая экономика страны или целого региона коллапсировала в результате финансового кризиса, если деньгам вздумается уйти с рынка.
Подчеркивание ответственности прежде всего финансовой элиты связано с объективными особенностями нынешнего этапа глобализации.
Как показывают данные, глобализация в потоках производства и продажи товаров все еще значительно уступает глобализации финансовой, потокам денег, валюты, ценных бумаг перетекаемых в основном из развитых стран в третий мир. Даже объемы торговли уступают объемам финансов. Во многих странах торговля ведется преимущественно внутри страны или с сопредельными странами. Например, основным партнером США является Канада, Латинская Америка торгует в основном внутри своего субконтинента. В Европе 60% всей интернациональной торговли ведется внутри Европы, то же и в Азии (1).
Поэтому для тех, кто инвестировал капиталы, последнее десятилетие было временем быстрого обогащения, для жителей же развивающихся стран это были периоды экономической модернизации, резкого подъема экономики и повышенного спроса на рабочие руки, а затем столь же неожиданного быстрого падения спроса, увеличения безработицы, разочарования в преимуществах свободного маркета.
Конкуренция на рынке капиталов и валют, а также разница между глобальным характером деятельности транснациональных корпораций и локальным налогообложением лишает национальное государство пространства для маневра. С другой стороны, национальное государство испытывает давление и изнутри - с уровня региональной власти, которой избиратель начинает доверять больше, а национальное правительство вынуждено передать часть суверенитета.
Как формируется новая международная элита?
В этом процессе большую роль играют транснациональные компании, пропагандирующие либертарные идеи и поддерживающие расположенные в незападных странах центры их распространения. Для проникновения компаний в другие страны требуется почва в качестве опорных пунктов этих организаций, где бы работали коренные жители этих стран, но разделяющие идеологию и экономическую платформу транснациональных компаний, так называемые агенты перемен. В этих странах, где экономика оставляет желать лучшего, рыночная модель вкупе с демократическим устройством страны представляются населению в качестве панацеи от всех бед. Большее богатство и большая эгалитарность развитых стран, в первую очередь США, пропагандируемый идеал равенства возможностей внушили надежду тем, кто не смог добиться желанных целей у себя на родине. Либертарные идеи выполняют в этом плане двойную роль: критикуя местное государство за отсутствие свободы и демократии, они сопрягают естестственное стремление людей к свободе и лучшему образу с моделью западной демократии, что зачастую идет вразрез с условиями и возможностями этой страны.
Отдельные, неудовлетворенные своим положением индивиды (например, по каким-то причинам заблокировано их продвижение или чинятся препятствия их деятельности), но имеющие определенный вес в государственных структурах приглашаются к сотрудничеству с компаниями западных стран. Эти индивиды, становясь опорной площадкой для расширения компании и переноса ее деятельности в эту страну, могут инициировать движение своей страны к рынку, внося новые прогрессивные элементы в структуру экономики, изменяя ее устаревшие формы. По мере ощущения своей большей связи с иностранной компанией (работая то ли качестве ее представителей, то ли в качестве высокооплачиваемых консультантов), они постепенно интегрируются (или, по крайней мере, идентифицируют себя ) с элитой западных стран. Следующим шагом их трансформации является то, что становясь частью транснациональной компании, обслуживая ее интересы эти индивиды все больше отрываются от интересов собственных стран. Они теперь имеют больше связей с мировой элитой и глубже вовлечены в общие экономические интересы. И, наконец, сливаясь с мировой элитой, они вступают в противоречие с собственным государством, как организацией, призванной (хотя бы идеологически) защищать свое население. Во многих случаях, продолжая оставаться видными функционерами внутри своих государств, они подчиняют это государство интересам транснациональной компании, то ли через систему финансовых кредитов и обязательств по их выплате, то ли через инвестиции в иные отрасли страны.
Государства начинают выполнять роль больших накладных карманов для этих транснациональных организаций. В государствах увеличивается налогообложение, вводятся драконовы меры для надзора за сбором налогов, учреждается налоговая полиция и т.д. - и все это инициируется мировой элитой для собственных нужд. Население этих государств ничего не видит и не получает от усиленного сбора налогов.
В результате этих процессов элиты из незападных стран вливаются в мировую элиту. Образ жизни и условия существования сближаются. Нередки перекрестные браки, создающие гарантию стабильности. И в конечном счете трудно бывает отделить клановый и семейный характер связей мировой элиты от ее имущественного статуса. И медиумом для такого сближения являются транснациональные компании. Затем в мировой элите происходит гармонизация интересов путем раздела сфер влияния и территорий.
Неважно через какую сферу совершается интервенция мировой элиты и ее пополнение местными представителями. Например, если удалось обеспечить политическое влияние, то оно может превратиться в экономическое доминирование посредством диктата правил торговли и объемов производства и т.д. Военное влияние может быть превращено в коммуникационное доминирование посредством обоснования необходимости создания совместных централизованных штабов для систем коммуникаций или транспорта. Неслучайно, что капитал и собственность в западных странах хорошо защищены и труднодоступны, в то время как в незападных странах они открыты для потоков денег, товаров и сырых материалов. Точные команды из такого рода штабов, больше напоминающих организации с феодальной структурой подчинения центру, могут быть необходимы для установления коммуникационной зависимости такого типа. Но однажды будучи установлена, эта организация продолжает само-воспроизводиться. Коммуникационное доминирование может трансформироваться в культурное посредством регуляции потоков информации, выпуска соответствующих учебников, программ образования и т.д.
И, наконец, культурное влияние может конвертироваться в экономическое посредством оказания технической и гуманитарной помощи или наложения определенных правил взаимодействия, или посредством реализации навеянных идей, например, либертарных.
Если же возникают какие-либо протесты внутри страны, то обращение к прямой силе становится неминуемым, причем теперь государства и мировая элита действуют в координации.
Но постепенно государства начинают увядать, население теряет лояльность к ним, правительство оказывается в изоляции (именно этот процесс и фиксирует критика либертариев), но тогда падает и эффективность поддержки транснациональных компаний. Проводя аналогию с известным законом соотношения хищников и жертв, можно сказать, что с падением или ослаблением хозяйского населения неизбежно слабеет и сам хищник. Но потребность транснациональной компании во влиятельных связях и поддержке выросшей инфраструктуры нарастает.
Выходом является новая концепция, приходящая на смену разрозненным усилиям компаний - необходимость организации глобального общества. Во всяком случае, потребность в наличии таких глобальных мировых организаций как ВТО, МВФ и др. Вместо того, чтобы рассматривать демократию как средство или условие экономического развития среди определенных стран, демократия стала в руках элиты инструментом интенсивного контроля над незападными странами и путем к обеспечению их доминирования в рамках глобального мира.
Международная элита, управляющая новым сетевым обществом, глубоко интегрирована в пространство финансовых и информационных потоков. Современные элиты космополитичны, тогда как люди в большинстве своем живут в закрытых географических пространствах и национальных культурах. Поэтому чем меньше зависимость элиты от определенной культуры, чем больше ее включенность в пространство потоков информации, тем менее она подконтрольна национальным государствам и вообще каким-либо обществам.
Каким образом выстроена иерархическая пирамида мирового бизнеса? Кто, какие деньги и на чем зарабатывает в международном бизнесе? Кто в нем доминирует? Прямую информацию об этом получить невозможно, но в социологическом плане можно указать на ряд слоев, определяющих профиль элиты. Вершину пирамиды в современной мировой экономике занимают лица и корпорации, которые выявляют и организуют решение новых проблем для всех участников глобального рынка. Второй уровень предпринимательской иерархии занимают те, кто производит символы, стили поведения, образы жизни, стандарты потребления и продукты массовой культуры. Мощь Америки начинается с Голливуда и с Си-Эн-Эн, т.к. именно они формируют сознание, определяя и подсказывая, кому, что и как покупать, кому и что носить, как жить. Третий уровень составляют ученые и специалисты, которые находят новые решения или пробивают новые пути запущенной в общество модели; они формируют творческую элиту общества. Четвертый уровень занимают консультанты и специалисты по вопросам инжиниринга, менеджмента, финансов, права и т.д. Пятый уровень представлен бизнес-структурами производственного плана. А на самом нижнем уровне находятся те, кто занимается сырьевым обеспечением всего этого процесса.
Возникновение новой международной элиты и ее потребность в собственной территории, защищенной от проникновения извне, отражается, например, в унификации международных отелей, чей дизайн, вплоть до полотенец, должен создавать чувство знакомой среды во всем мире, одновременно абстрагируя эту среду от окружающей действительности. Ложи VIP в аэропортах во всем мире, мобильное персональное подключение к коммуникационным системам в любой точке земного шара, система бизнес-сервиса - все это является частью унифицированного образа жизни новой элиты, одной международной субкультуры, идентичность которой устанавливается не в отношении какого-либо государства, но по факту принадлежности к элите международного финансово-экономического сообщества.
Понятно, что чем более комфортней становятся условия жизни элиты, тем больший страх овладевает ими при малейшей мысли о возможной потере всего этого или о грядущем перераспределении благ. Огромные деньги, вкладываемые в политическую деятельность, в создание и поддержание партий преследуют все ту же цель - отдалить осознание чудовищной эксплуатации, совершаемой одной малой частью человечества над всем остальным населением земли.
Но кризис партий становится и кризисом демократий. В условиях, когда судьба основных государственных постов по-прежнему решается на выборах, успех тех или иных сил зависит от того, насколько эффективно им удастся организовать шоу в средствах массовой информации и насколько продвигаемая персона станет центром медиа-кампании. В современной политике никто уже не разбирается в том, что конкретно предлагает партия или движение: гораздо важнее успех на поприще имиджмейкинга или сбора компромата.
Основной конфликт нового мира - это формирование человеком и сообществами своей идентичности перед лицом нового миропорядка. На новые условия люди и общины реагируют через поиск новой идентичности. Попытки национально ориентированных движений приведут в тупик. Элита зорко отслеживает эти движения и как правило они падают жертвой своей национальной или этнической исключительности - всегда можно противопоставить одну "судьбоносную" этничность другой и надолго взять под контроль неутихающий конфликт между ними.
Надо искать иные пути и при сложности нашего мира эти пути должны совмещаться с основными правовыми нормами. Это должны быть легитимизирующие идентичности, совмещаемые с вечными ценностями. Концепция "гражданского общества" недолго прослужила в качестве путеводной нити. По мере того, как накопление капитала и распределение власти проходит помимо традиционных институтов, гражданское общество теряет центральную роль в общественной жизни, уступая ее другим формам идентификации.
Сопротивление навязанному элитой сетевому управлению может носить самый разный характер и строиться по разным моделям. Организм глобальной экономики настолько сложен и трудно контролируем, что вряд ли лучшими способами избавиться от ее негативных влияний будут уклонение (сецессия) с последующей перестройкой общества, например, как предлагают либертарии, или ожидание грядущего мессии, как спасения от апокалипсиса или хотя бы от неопределенности, которая для человека непереносима.
Литература
1. Kavaljit S. The Globalisation of Finance. London, 1998.
8. Глобализация и судьба государства:
взгляды либертариев
Процесс глобализации, как он предстает в своей сегодняшней фазе, сопровождается развитием соответствующей идеологии. Отмеченная закономерность уменьшения роли государства получила развитие в трудах многих западных политологов. Но особенно остро и радикально критикуют государство представители либертарного направления. Складывается впечатление, что, желают они того или нет, но их отрицание позитивной роли государств прокладывает пути глобализации как процессу построения безгосударственного глобального общества. Основной тезис этой статьи состоит в том, что либертаризм, являясь продуктом процесса глобализации, последовательно и радикально разрушает сложившиеся представления о государстве, усиливая значимость над- и внегосударственных образований, но в то же время он предлагает интересные и оригинальные модели глобального общества, снимающие противоречие между государством и обществом. Движущие мотивы течения либертариев связаны с мощным процессом перестройки всего мирового порядка и с необходимостью нового подхода к организации совместной жизни человечества. Большую роль в становлении либертариев как самостоятельного идеологического течения играет продолжающаяся борьба между транснациональными корпорациями и государственной организацией обществ. Анализируя современные мировые процессы можно выделить ряд сил, поддерживающих развитие и распространение либертарных идей. Это прежде всего,
а) мощные транснациональные корпорации, заинтересованные в устранении государственных барьеров и в проведении политики Всемирной Торговой Организации (ВТО). Прокламируемое либертариями умаление роли государственных институтов приведет и приводит к возвышению международных или глобальных институтов, берущих на себя функции защиты и охраны порядка, причем выступающих как единый консолидированный механизм. Более конкретные и тесно сотрудничающие с населением институты заменяются на более абстрактные, отдаленные от национальной специфики глобальные нормы, поддерживаемые функционирующими на частной основе судами или частными армиями.
б) Далее, это имперские тенденции США, тиражирующие односторонний либертаризм, допускаемый только в отношении к другим государствам.
в) В третьих, это различные этнические и национальные группы, дисперсно расселенные в разных государствах, игнорирующих национально-культурную специфику этих групп и провоцирующих таким образом их негативную реакцию на государство.
г) И, в четвертых, катализатором таких идей является само государство, предавшее интересы своего народа и ставшее марионеткой в руках частных сил.
8.1. Социально-политические идеи либертариев
В последние годы в политической жизни стран Запада, особенно, США активизировались представители особого течения в социально-политической мысли, которые называют себя либертариями. Истоки и основные идеи либертариев тесно связаны с общим для них и классического либерализма наследием, среди исторических фигур которого - Дж. Локк, Д. Юм, Дж. Милль, а также представители русского анархизма, например, П. Кропоткин, М. Бакунин и др., а среди современных авторов - Л. фон Мизес, Ф. Хайек, Д. Фридман, М. Ротбард и др.
Но в своих выводах и размышлениях о роли государства и важнейших институтов современного общества либертарии ушли дальше своих предшественников и пришли к радикальным, а порой и парадоксальным суждениям, которые тем не менее способствовали распространению их идей среди довольно широкого круга западной интеллектуальной публики. Их взгляды и платформы берутся на вооружение и политическими лидерами. Как указывают сами либертарии, многие из их взглядов, которые скептически, а порой и негативно воспринимались политической аудиторией, были успешно реализованы в политике некоторых стран и, в первую очередь, Соединенных Штатов. Например, и администрация Рейгана в США и правительство М. Тетчер в Великобритании широко использовали либертарные взгляды и либертарную риторику в своих атаках на национализированную промышленность, государственное управление и социальные программы, в том числе и помощи бедным. Их экономическая политика и упор на приватизацию целиком диктовались либертарной верой в спасительную силу свободного рынка (маркета).
Эти концептуальные успехи позволили либертариям все более активно и настойчиво популяризировать свои взгляды среди населения и политического истеблишмента. Как политическая организация партия либертариев была создана в 1972 году и с тех пор регулярно участвовала в президентских выборах. Сегодня - эта третья партия в США по численности своих членов, несколько сотен представителей которых занимают официальные позиции в политической структуре страны.
На последних президентских выборах в США их кандидат Гарри Браун получил около 383 тысячи голосов, что составляет 0,4% от общего числа голосов. В то же время в этой президентской гонке Браун получил на 100 тысяч голосов меньше, чем в 1996 году, хотя опросы предсказывали ему даже 1,6% голосов. Представители партии либертариев в Конгрессе США получили в целом 1,66 миллионов голосов, что составляет наибольший общий объем голосов, полученный когда-либо третьей партией Америки. А всего по стране, по крайней мере, 3,3 миллиона избирателей голосовали за кандидатов этой партии.
Что более характерно, среди авторитетных теоретических оценок и мнений в США доминировали именно мнения и оценки этой партии. Интерес к идеям либертариев растет, обсуждение их позиций можно встретить и в самых обыденных контекстах американской жизни - в семьях, компаниях, не говоря уже об университетской или политической аудитории. В российской печати о либертариях писали К.С. Гаджиев (19) и В.В. Согрин (46), Т.А. Алексеева(2). Отдельные положения либертарной программы анализируются в работах В.А. Найшуля, А. Илларионова, С. Матвеевой, А. Левенчука, А. Кара-мурзы, Р.И. Капелюшникова. Обычно либертарии редко дифференцируются от более известных нам либералов. Тем не менее, хотя основные взгляды и теоретические позиции либертариев изложены в работах Л. фон Мизеса, Ф. Хайека, М. Ротбарда, Д. Фридмана, которые входят в круг представителей и либеральных течений мысли, сегодня либертарии конституируют себя как противоположные либерализму направления и, отмежевываясь от последнего, довольно жестко его критикуют.
В самом кратком изложении суть их взглядов можно выразить в следующем: тотальная критика насилия в обществе, полное отрицание осуществления какого бы то ни было принуждения по отношению к гражданам общества, акцент на свободно формируемых ассоциациях граждан как основном элементе самоуправляющегося общества, преобладание рыночных отношений не только в экономической, но и в социальной, и политической жизни обществ. Самая главная их позиция в ключевом для общества и социальной науки вопросе о взаимоотношениях общества и государства состоит в полном и принципиальном отрицании за государством какой-либо позитивной, созидательной или конструктивной роли в обществе. Возникновение государства они трактуют в соответствии с классической формулировкой его как аппарата насилия и принуждения, осуществляющего исключительно свои, частные, далекие от общества интересы, а существование и функционирование современных государств объясняют идеологической опорой населения на мифы, одним из которых является тот, что государство призвано создавать порядок в обществе. Вот в частности, преамбула к статье одного из современных либертариев: "Противоречие между государством и обществом является коренным для сегодняшнего глобального общества. Борьба между паразитарным государством и самоуправляемой коммуной составляет стержень современной эпохи. Мифы, которые породило правление государства, исчерпаны. Миф первый - о вечности государства. Миф второй - о его прогрессивности. Миф третий - о его ключевой роли в поддержании внутреннего порядка общества и его обороне" (80, с.14).
Но что предлагается взамен? Как мыслят себе либертарии поддержание этих важных для общества состояний стабильности и порядка? Какие институты призваны реализовывать потребности общества в обороне и внутреннем порядке?
Здесь, в отличие от классических либералов, остановившихся на выделении экономики из сферы государственного управления и допускающих существование минимального государства, либертарии полностью уповают на дальнейшее развертывание рынка и рыночных институтов и их проникновение во все сферы общества. Они не останавливаются на экономических аспектах, а помимо безусловного принятия тезиса о недопустимости государственного вмешательства в экономику, разрабатывают конкретные модели институтов и стратегии политических и социальных преобразований, расширяющих сферу проникновения рынка, указывают на условия проведения соответствующих реформ и пытаются исподволь строить реальные институты будущего свободного (от государства) глобального общества. Их работы посвящены не только экономике, но и далеким от экономики и рынка морально-нравственным, правовым, семейным, образовательным, медицинским, экологическим и прочим проблемам современного общества в контексте его освобождения от какого бы то ни было государственного регулирования. Логика исторического процесса, по их мнению, состоит в последовательном вытеснении государства и государственных институтов из всех сфер общества и в ориентации общества на самоуправление через рыночные и квази-рыночные взаимоотношения граждан будущего глобального гражданского общества. "Практическое превосходство рыночной системы над правительствами и государством стало уже довольно очевидным. Только догматики государства продолжают отрицать этот факт, очевидный, по крайней мере, в отношении к производству товаров и услуг. Экономисты-рыночники и либертарии идут много дальше. Они подтверждают рыночное преимущество почти во всех областях общественной жизни" (80, с. 21).
Среди либертариев выделяются два течения в их отношении к роли государства. Одна группа либертариев, называющая себя умеренными, близка к классическим либералам и признает, хотя и ограниченную роль государства, например, в обороне общества, объясняя эту уступку наличием агрессивных инстинктов в некоторых, недостаточно демократизированных современных обществах. Другая группа, называющая себя анархо-капиталистами, из числа наиболее известных - Мюрей Ротбард - последовательно проводя принципы рыночной свободы, заявляют, что свободный рынок мог бы даже лучше выполнять эту функцию по обеспечению защиты от иностранных государств, которая сегодня отдана на откуп государству. Это направление подчеркивает тотальную приватизацию всех государственных функций, в том числе и национальной безопасности, как наиболее важной из всех государственных служб. Цель либертариев - разорвать принудительные узы между правительством, которого они не принимают, и обществом и установить доминирование принципа частной собственности. Это, по их мнению, могущественный организующий принцип, который дает общее направление всем разрозненным индивидуальным действиям. Члены общества не нуждаются в едином приказе, у них есть единый принцип. Как говорит латинская формула: "ubi societas, ibi jus"; где есть организованное общество, там должны быть некоторые правила и ничего больше.
В политическом плане они считают, что выход из состава любых гегемонических отношений (сецессия) или сепаратизм есть главный тип политической реформы, который не противоречит цели установления чисто частного порядка. Основным средством своих реформ они считают "сецессию" - это сопротивление государству посредством отказа в поддержке какого-либо типа правления. "Сецессия", или уклонение - это, по их мнению, постепенный процесс расширения границ свободного общества. Образовательную сферу они также рассматривают как средство формирования граждан свободного общества и напрочь отделяют ее от какого бы то ни было государственного контроля.
Хотя в числе теоретиков этого направления много европейцев, основная деятельность либертариев разворачивается в США. Комментаторы склонны считать, что американцы стоят у колыбели рождающейся "Третьей партии", призванной изменить Америку. В качестве "кандидатов" на нее называют партию "зеленых" (5% голосов по последнему опросу), реформистов и либертариев (по 1% каждая партия). Чтобы представить, в каком социально-политическом климате формируются и пропагандируются взгляды либертариев, приведем предвыборные высказывания потенциальных руководителей "Третьей партии", в частности, Гарри Брауна, представлявшего партию либертариев: "Я баллотируюсь в президенты потому, что хочу, чтобы вы были свободны!
Свободны жить своей жизнью, как вы этого желаете, и как это должно быть, а не так, как этого желают Ал Гор или Джордж Буш. Свободны воспитывать своих детей, как считаете это необходимым вы, а не орава бюрократов всех рангов, видящих в ваших детях солдат, предназначенных создавать пресловутый "новый порядок" в мире. Свободны владеть каждым заработанным вами долларом и тратить и распоряжаться своими деньгами как вам угодно - всеми деньгами, а не теми, что вам оставляют правительственные чиновники, забрав львиную долю.
Джордж Буш, Ал Гор, Пэт Бьюкенен и Ральф Нэдер ведут спор по поводу основного вопроса: который из них наилучшим образом способен руководить вашей жизнью? Который из них знает лучше, в какого типа школе должен учиться ваш ребенок? Который из них знает, как именно страховая компания должна отвечать за ваше лечение? Который из них лучше знает, как организовать экономику, определить, сколько денег оставить вам из вашего заработка, и вообще решать, каков наилучший вариант вашего бытия.
Я участвую в предвыборной кампании потому, что не верю, что они способны руководить вашей жизнью. Я никогда не взял бы на себя такую ответственность. Я полагаю, что вы и только вы можете отвечать за свою жизнь. Правительство должно исчезнуть из вашей жизни, и все решения должны принимать вы сами, сами распоряжаться своими деньгами и жить, как свободная, независимая личность, а не как ребенок-несмышленыш, который требует наблюдения, руководства и опеки со стороны всесильного правительства.
На практике это означает:
1. Освобождение граждан от налогов путем создания федерального правительства минимальных размеров.
2. Уничтожение жульнической системы сошиал секьюрити - чтобы граждане сами могли решать, какую часть своего дохода сохранить и что с сохраненными деньгами делать.
3. Прекратить бессмысленную войну с наркотиками, породившую наркобизнес с криминальными бандами и коррумпированными правоохранительными органами; отменить ее так же, как некогда был отменен "сухой закон".
4. Заставить правительственных чиновников уважать дух и букву Билля о правах, запретив обыск и захват частных владений для обыска.
5. Отменить законы, запрещающие приобретать оружие: они никак не влияют на уголовников, но зато представляют собой вмешательство в частную жизнь граждан и позволяют уголовникам безнаказанно творить беззаконие.
6. Немедленно вернуть домой американских солдат с заокеанских военных баз: это постоянный источник гибели наших солдат и ненависти к Америке; сократить военные расходы наступательного характера, оставив лишь то, что необходимо для обороны страны; выйти из всех альянсов военного характера, предоставив иностранным государствам самим устраивать свои дела".
Приведенные выдержки позволяют составить представление о позиции представителей "Третьей партии" и на ее фоне особенности программы либертариев. Центральный ее пункт в следующем: при нынешней абсолютной концентрации власти в руках федерального правительства Соединенные Штаты не могут претендовать на роль реальной демократии. И поэтому их первоочередная цель - эту систему децентрализовать, вернувшись к идеалам отцов-основателей.
В течение последнего десятилетия попытки противостояния всесильному республиканско-демократическому федеральному правительству приняли широкий размах: достаточно вспомнить трагедии Руби-Ридж, Уэйко и взрыв в Оклахоме, восстание "фрименов" и создание десятков вооруженных антиправительственных милиций. В печати то и дело появляются критические статьи специалистов по конституционному вопросу (например, известного американского журналиста и историка Джозефа Собрана), ставящие под сомнение даже фундамент американской демократии. Это говорит, что у "третьих партий" есть определенная моральная поддержка и реальная политическая перспектива.
Совсем недавно, как результат противостояния в Алабаме, где стараниями чернокожих был официально запрещен дорогой сердцу южан символ - флаг конфедератов, произошло небывалое. В южных штатах существовала так называемая Южная лига - общественная организация по изучению и сохранению местной культуры и традиций. После запрещения флага возмущение федеральным правительством достигло такой степени, что на базе Южной лиги была создана политическая партия "Новые конфедераты". Эта партия ставит своей конечной целью, ни больше, ни меньше, как выход (secession) американского Юга из состава Соединенных Штатов и создание независимого государства, наподобие Конфедерации южных штатов 1858 года.
Сегодня во многих странах функционируют центры, распространяющие материалы либертариев и оказывающие поддержку соответствующим партиям. Сайты либертариев в Интернете наглядно показывают географию их расширения.
В Москве функционирует российское крыло партии либертариев - "Московский либертариум". Среди основателей и активных участников такие известные ученые как В.А.Найшуль, А Илларионов, Р.И. Капелюшников, А.Левенчук и др. Составлена "Конституция идеального государства" Г.Лебедевым, переводятся на русский язык работы известных либертариев. Найти все это можно на сайте "Московский Либертариум".
8.2. Свобода и государство
Популярные у либертариев истолкования свободы можно выразить следующими фразами: "Каждый имеет абсолютное право контролировать свою собственность при условии, что он не использует ее во вред или в нарушение соответствующих прав других", "Недопустимо осуществлять принуждение или насилие над людьми". Государственное налогообложение они считают принудительным изъятием собственности граждан и на этом основании протестуют против налогов вообще. Они считают несправедливым перераспределение государством части богатства в виде помощи бедным, и предоставляют самим богатым решать вопрос об их персональной благотворительности. Центральным является требование либертариев о невмешательстве кого бы то ни было в частную жизнь граждан и в распоряжение их имуществом, будь то сосед, полицейский, государственный орган или грабители. Право на жизнь, свободу и собственность они считают неотъемлемыми правами граждан, их естественными правами. Единственными законными функциями государства объявляются защита и усиление этих прав и защита от иностранного вторжения. В качестве временной меры допускается минимальное государство, которое не вмешивается во взаимоотношения между работодателями и работниками, не регулирует вопросы безопасности или здоровья работников, считая это нарушением контрактных прав обеих сторон, или нарушением свободы договора. Но в целом, либертарии вообще отвергают даже минимальное государство, как враждебное правам граждан, и призывают к тотальной приватизации всех государственных служб в виде частных агенств, защищающих права граждан.
Как поясняет свою позицию Д. Гилмор (73): "Хотя консерваторы и либералы противостоят во многих политических вопросах, но в одном решающем пункте они сходятся: в том, что государство - допустимое средство достижения социальных изменений. А именно: что использование узаконенного государством насилия есть правильный путь контроля мирной человеческой деятельности. В этом их фундаментальное расхождение с либертаризмом".
В. Годвин следующим образом формулировал недопустимость применения силы: "Сила - это такое средство достижения целей, о котором можно только сожалеть. Она противоположна интеллекту, который развивается только убеждением и доводами. Насилие развращает человека, который его применяет, и человека к которому оно прилагается" (74, с. 39). По его мнению, борьба против государства сегодня, это не борьба против отдельных политиков, это борьба против способа мышления, образа видения государства. Главная победа государства одержана в головах тех людей, которые ему подчинились. Комментируя британское правление в Индии Л. Толстой заметил: "Коммерческая компания поработила нацию, насчитывающую двести миллионов людей. Скажи это человеку без предрассудков и он не сможет понять смысл этих слов. Что это означает, что 30 тысяч людей покорили двести миллионов? Не ясно ли, что не англичане поработили индусов, а сами индусы отдались в рабство".
Один из частых аргументов, используемых либертариями для защиты своих позиций, состоит в том, что существование или практику насилия невозможно обосновать логическими рассуждениями. Хотя случается, что один человек инициирует насильственную агрессию против другого и его собственности, но этот человек не может без логического противоречия доказать, что он имеет право делать что-либо подобное, поскольку в самой природе дискурса лежит предпосылка о праве оппонента на возражение, на защиту своей позиции. Таким образом, доказывая свое право душить людей или красть их собственность, невозможно пройти проверку на самореферентность.
Проблема самореферентности или логической аргументации необходимости насилия особенно актуальна в случае защиты граждан и безопасности, обеспечиваемой правительством.
Доказывать, что правительство собирающее налоги, может законно защитить своих граждан от агрессии, значит противоречить самому себе, так как в сущности весь этот процесс начинается с принудительных шагов, являющихся прямой противоположностью тому, что декларируется, т.е. вместо защиты тех, кто находится под контролем правительства, они обкладываются насильственным изъятием их собственности.
Анализ взглядов либертариев приводит к выводу, что все-таки главным приоритетом является для них не свобода, как они ее прокламируют, а собственность или ее защита. Один из ведущих теоретиков М. Ротбард следующим образом поясняет свое понимание свободы: "Рассмотрим как либертарий определяет понятие "свободы". Свобода это условие при котором права человека на владение своим телом и законно приобретенной материальной собственностью не ущемляются, не подвергаются агрессии... Свобода и право на неограничиваемую собственность идут рядом, рука об руку" (88, с. 41). Иными словами, свобода - это уже не столько фундаментальное понятие, на котором строилась идеология либертариев, а равнозначное и однопорядковое с собственностью. Свобода определяется и зависит от объема собственности. Чем больше собственности, тем более свободен человек; и наоборот. Это дало основание некоторым авторам определить либертаризм как идеологию "собственничества" (Propertarianism), (см. 75).
Относительно толкования свободы как недопустимости принуждения можно сказать, что сами правила рынка достаточно строги, и непременным условием рыночных отношений является их защита, в том числе и принудительными мерами, точно так же, как общество защищается от грабителей и воров.
8.3. Изъяны американской демократии как реальная
почва для либертарной критики
Как воспринимают либертарии современное демократическое государство, в частности, США и каковы их основные критические аргументы? Изложим их позицию.
Государство не может существовать, не порождая бесконечного ряда мифов о своем могуществе и своей важности, и среди этих мифов нет более фантастического, чем представление о том, что демократические правительства всего лишь выражают "волю народа". Сколь бы ни были отвратительны деяния демократического правительства, как бы много чужого имущества оно ни присваивало, сколько бы людей оно ни убивало, в своих границах или за их пределами, основные институты государства практически никогда не ставятся под сомнение, потому что считается, что они пользуются поддержкой "народного волеизъявления". Но, как показывают опросы в США, население давно уже не столь лояльно к федеральному правительству.
Миф о коллективной безопасности, опорный для существования государства, является одним из тех, чье развенчание либертарии проводят наиболее последовательно. И действительно, вера в коллективную безопасность, или точнее, в безопасность, обеспечиваемую государством, - один из наиболее популярных и влиятельных мифов нашего времени. Легитимность современного государства опирается на эту веру. Но, по мнению либертариев, идея коллективной (государственной) безопасности не дает оправдания современному государству и вся задача безопасности должна быть передана в частные руки. Мало кто возражает против частного заведения по починке обуви или ремонту квартир, но большинство думает, что есть определенные товары или услуги, которые не могут быть произведены чисто частным образом. Считается, что такие культурные продукты, как опера, медицинские услуги и, в частности, формулирование и поддержание закона должны быть доверены принудительным организациям, таким как государство.
Однако экономика свободного предпринимательства доказывает, что чисто частная продукция превосходит принудительные схемы во всех областях, даже в сфере безопасности и обороны. Иными словами, индивиды и добровольные ассоциации индивидов не только способны к производству всех товаров и услуг, которые государства и государственные организации могут производить. В каждом отдельном случае они также достигают лучших результатов и более эффективны, чем эти организации. Одно практическое следствие из работ школы экономики свободного предпринимательства состоит в том, что государственные организации, занимающиеся поддержанием законов и обороной, должны быть либо упразднены, либо реформированы таким образом, чтобы они функционировали на сугубо частных началах.
Такие реформы могут быть осуществлены, по крайней мере чисто теоретически, и через сами государственные организации. Почему широкое распространение рынка наталкивается на непреодолимые препятствия, когда речь идет об обороне общества и о внутреннем порядке? Обосновано ли такое допускаемое исключение из общей концепции о большей эффективности рыночных, нежели бюрократических отношений? Что говорят эмпирические свидетельства? Задаваясь такими вопросы, либертарии предлагают и свои ответы и проекты создания "либертарного" общества.
Если частная безопасность не хуже, а то и лучше, чем государственная безопасность, почему государство выигрывало в течение веков? И действительно, военная мощь государства более чем ощутимо предотвращает возникновение любого современного анархо-капиталистического общества. Но как мы знаем, некогда все человечество жило в догосударственных формах групп собирателей и охотников. Но 11 тыс. лет назад начался постепенный переход к земледелию и животноводству, - неолитическая или агрокультурная революция (производство пищи), - что благоприятствовало росту плотности населения. Более плотно заселенные популяции стали чувствительны к тому, что историк Уильям Макнейл назвал паразитизмом в его микро- и макро- формах. Микропаразиты - это вирусы и прочие инфекции, которые постоянно мучили человечество до появления современной медицины. А макропаразиты - это государства, которые возникали либо через завоевания, либо через реакцию населения на угрозу завоевания, и расширились до той степени, что заполонили все уголки глобуса. В этом плане современную задачу социологии либертарии видят в лечении общества от мифов, порождающих паразитарные формы жизни, и уподобляют социологию медицине, призывая социологов следовать той же последовательной борьбе против паразитов, которая развернулась в современной медицине.
Радикальные либертарии, такие как Ротбард, эксплицитно признают исторический триумф государств над примитивными до-государственными обществами, когда они принимают завоевательную теорию происхождения государств. Но это влечет очевидный парадокс. Как можно приписать происхождение государств успешному завоеванию и одновременно утверждать, что совершенно свободные общества, без государства, могут противостоять такому завоеванию? Хотя в истории сохранились вполне достоверные свидетельства существования таких обществ, зафиксированные, например, еще Гиппократом. Как-то путешествуя по Малой Азии Гиппократ попал в страну где, по его свидетельству, не было ни царей, ни законов. Удивленный Гиппократ спросил у жителей той страны, как же они живут без того и другого. Жители ответствовали, что они предпочитают жить без царей, потому что, когда у них появляются цари, они гонят население на войны, расширяют свои территории и заставляют жителей работать на них. Без царей же они в состоянии защитить себя от врагов сами. А нет законов, потому что законы делают жителей трусливыми и вызывают у них желание сутяжничать.
Как либертарии объясняют причины продолжающегося существования государств? По мнению одного из них (68), все зависит от установления решающих различий между условиями, которые делают возможным возвышение и выдвижение на первый план государства, и теми, которые могли бы характеризовать будущие свободные общества. Если обратиться к тем условиям, которые были порождены агрокультурной революцией и которые создали такую плодотворную почву для роста принудительных монополий, то эти причины довольно просты.
Охотники и собиратели могли легко перейти на новые земли. Когда плотность населения была очень низкой, как это было обычно в регионах, занятых охотниками и собирателями, члены побежденной группы должны были двигаться дальше от своих врагов. Этот выбор перестал быть жизненным только при высокой концентрации населения, опирающегося на производство пищи. Нет сомнений, что если собиратели налогов и ренты давили слишком сильно на тех, кто работал на полях, выбор побега оставался. Но на практике право на землю возникло потому, что расширение агрокультуры сделало этот ресурс все более оскудевающим.
В то же самое время, оседлое население становится все более уязвимым со стороны как микро- так и макропаразитов. Макропаразиты могли принять форму мародерствующих налетчиков, которые просто грабили свои жертвы и иногда уничтожали их. В ином варианте возникала адаптация между хозяином и паразитом, которая всегда имеет тенденцию к взаимной аккомодации. Наиболее успешными макропаразитами были рыцари и правители, устанавливавшие некоторый вид длительного сожительства-равновесия со своими подчиненными субъектами. Это равновесие проявлялось в том, они выжимали из подчиненных достаточно ресурсов в виде дани и разного рода налогов, позволявших им быть в состоянии отражать конкурирующие группы макропаразитов, но эти поборы были не настолько велики, чтобы уничтожить хозяйское население.
Те правители, которые отхватывали слишком много богатств или, наоборот, слишком мало, часто страдали от военных поражений, наносимых им более удачливыми правителями. Таким образом, эгалитарные банды эволюционировали сначала в племена, в вождества, затем в королевства и, далее, в иерархические государства. Резюмируя, можно сказать, что проблема вооруженного или свободного всадника является позитивным объяснением того, как государство возникло и существует. "История государства есть всегда мрачная и ужасная история триумфа частных интересов над подавленными группами. Все государства продолжают освященную традицией войну и находят полезным мотивировать своих граждан к борьбе за это" (84, с. 32).
В этой мотивации либертарии видят следующий существенный элемент функционирующего государства. Все государства выдвигают некоторую идеологию, которая легитимизирует их правление. Легитимизация делает граждан государства более понятливыми и послушными и, в частности, обеспечивает больше готового корма для войны. Она дает людям мотив иной, нежели генетический интерес к себе, готовит их к жертвованию своими жизнями ради других. Ценой жизни некоторых членов общества, погибающих на полях войны, все общество становится более эффективным как при завоевании других обществ, так и при сопротивлении подобным агрессиям.
Конечный фактор, влияющий на ведение войны есть мотивация самого народа. Идеи детерминируют и то, в каком направлении он поворачивает свое оружие и то, воюет ли он вообще. Мораль народа не только прямо сказывается на военных операциях, но и косвенно влияет на способность государства устанавливать эти правила. Многие успешные завоевания были обязаны эффективной легитимизации не только среди своего населения, но и среди завоеванных народов. Примеры этому, - Британское правление в Индии и испанское завоевание Мексики, когда имперский правящий класс оставался легитимизированным и среди подчиненного населения.
В принципе, все государства, коль скоро они существуют, легитимизированы. Достаточное количество субъектов должны принять силу государства как необходимую или желательную, чтобы правление было широко признано и поддержано. Но тот же социальный консенсус, который легитимизирует государство, одновременно и связывает его. Идеология, следовательно, становится мощным фактором, объясняющим общественные движения, преодолевающие проблему свободного всадника и вносящие значимые изменения в политику государства. Идеология может больше мотивировать людей в их стремлении к социальным изменениям, чем даже материальные вознаграждения. Россия, например, двигается к крайностям своей политики больше под влиянием идеологических, чем экономических факторов.
Последовательное развертывание соответствующих идей может быстрее изменить сферу и интенсивность навязывания себя государством. Историческое развитие цивилизаций представляет собой последовательность таких преодолений проблемы свободного всадника. Но продолжительность этих изменений в свою очередь опирается на другие факторы, особенно, на интенсивность конкуренции между государствами. С течением времени сохраняются в политике только те изменения, которые помогли обществу выжить. Но даже и тогда идеологический и чисто экономический фактор останутся в постоянном напряжении. Динамика проблемы свободного всадника всегда приводит к развязыванию процесса распада общества, к ослаблению общественных сухожилий и разрыву его идеологической иммунной системы. Таким образом любая теория общественного развития в качестве своей аксиомы должна принять, что: "Цена свободы - вечная бдительность".
В конечном счете, сила государства зависит от установок населения. Давление государства будет настолько сильным, насколько оно согласуется с верованиями населения. Индивидуально, частным образом невозможно защитить себя от давления государства. Даже возможность индивидуально вооружиться атомным оружием не является стратегически правильным путем защиты себя от налогов, поскольку другие граждане думают, что налоги справедливы и необходимы. Но в отличие от банд охотников и собирателей будущее свободное общество не будет неизбежно страдать от раскола населения по отношению к его государству.
Резюмируя взгляды либертариев по отношению к государству, можно сказать, что либертарии ведут неуклонную и настойчивую работу по его демистификации. Мистификация - это процесс, посредством которого заурядное подымается до уровня божественного теми, кто инвестировал свой интерес в его ненарушимость. Государство есть отличный пример мистификации. Группа людей, предназначенная для координации дел в обществе, занимается извлечением богатства, власти и ресурссов на данной географической территории. Хотя обычно люди сопротивляются ворам и грабителям, но в случае государства они это не делают, поскольку государство создало мистику законности своей активности. Государство держится на мнении, писал В.Годвин. Народ должен научиться уважать короля до того, как король распростит свою власть над ними. Если монарх назначен божественным установлением, то бунт против него становился бунтом против воли бога.
Демократические правительства использовали это божественное право королей как средство для внушения исподволь этого уважения населению, но они заменили бога законностью, выведенной из таких понятий как демократия, равенство, отчизна или американский образ жизни.
Короче говоря, будущее безгосударственное общество имеет, по мнению либертариев, наилучшие перспективы для разработки идеологической платформы, как внутренней и так внешней, заражающей оптимизмом другие народы. Анархия есть мем, который имеет потенцию расширяться подобно огню.
8.4. Охрана общественного порядка -
это частное дело каждого
В сравнительном изучении эффективности добровольных или государственных организаций либертарии много внимания уделяют правовым и силовым структурам современного демократического государства, развивают проекты их функционирования на принципах рыночных отношений. Рассмотрим их взгляды на охрану общественного порядка и национальную безопасность.
Реконструкция мифа о коллективной безопасности порождает целый ряд теоретических проблем. Этот миф может быть также назван мифом Гоббса. Т. Гоббс и бесчисленные политические философы и экономисты после него доказывали, что в состоянии природы человек человеку - волк. Говоря современным языком, в состоянии природы преобладает постоянное недопроизводство безопасности. Каждый индивид, оставленный наедине с самим собой тратил бы слишком мало на свою защиту и, следовательно, постоянная взаимная межличностная война была бы результатом такого положения. Решением этой предположительно невыносимой ситуации, согласно Гоббсу и его последователям, является учреждение государства. Для того, чтобы установить мирное взаимодействие между двумя индивидами А и В, требуется третий субъект S, который выступает как конечный судья и умиротворитель. Однако этот третий субъект S - не просто другой индивид и товар, производимый S, т.е. безопасность, есть не просто другой частный товар. Скорее S есть суверен и как таковой имеет два уникальных властных качества. С одной стороны, S может настоять на том, чтобы его субъекты А и В не искали защиты нигде, кроме как только у него. Иначе говоря, S есть принуждающий территориальный монополист защиты этих двух субъектов. Вместе с тем, S односторонне может определить, как много его субъекты А и В должны платить за свою собственную безопасность. То есть он имеет власть единолично накладывать налоги, для того чтобы обеспечить безопасность "коллективно".
Не прояснит эту ситуацию и та или иная интерпретация природы человека. Гоббсовский тезис очевидно не может означать, что человек ведом исключительно и только агрессивными инстинктами. Если бы это было так, то человечество давно бы уже вымерло. Тот факт, что оно живо, означает, что оно способно их сдерживать.
Следовательно, вопрос касается скорее предложенных решений, ограничивающих или нет агрессивные инстинкты. Обосновано ли решение Гоббса? При условии, что человек есть рациональное животное, является ли предложенное им решение проблемы безопасности, улучшением ситуации? Может ли учреждение государства уменьшить агрессивное поведение и продвинуть мирную кооперацию и таким образом обеспечить лучшую защиту и протекцию частной жизни граждан?
Трудности с решением Гоббса очевидны. Независимо от того, насколько плохи или хороши люди, S, будет ли он диктатором, королем или президентом всего лишь один из них. Человеческая природа не трансформируется со становлением S. Какая может быть лучшая защита для А и В, если S должен обкладывать их налогами, для того чтобы обеспечить эту защиту? Нет ли противоречия внутри самой конструкции S как экспроприирующего собственность защитника? Не является ли это рэкетом защиты? S должен установить мир между А и В, но только так, чтобы он сам в свою очередь мог грабить их с большей для себя выгодой. Определенно, S лучше защищен. Но чем более он защищен, тем меньше А и В защищены от атак S. Коллективная безопасность не лучше частной безопасности. Скорее это частная безопасность государства S, достигаемая через экспроприацию, т.е. экономическое разоружение своих субъектов.
Государственники от Т.Гоббса до Дж.Букинена доказывали, что протекционизм государства S возникает как результат некоторого сорта конституционного контракта. Но кто в здравом уме согласится на договор, который позволяет "покровителю" односторонне и без возражений определять сумму, которую защищаемый должен платить за свою защиту.
Как только мы предположили, что для установления мирного сотрудничества между А и В нужно, чтобы было S, тогда если существует более, чем одно государство, т.е., S1, S2, S3, тогда и между ними не может быть мира, пока они в состоянии анархии по отношению к друг другу. Соответственно, чтобы достичь универсального мира, необходимы политическая централизация, унификация и, в конечном счете, установление единого мирового правительства. Но не опасно ли появление такого победителя, превосходящего по силе все существующие государства?
Конечно, мировая политика демонстрирует, что государства находятся постоянно в войне друг с другом, и что на мировой сцене доминирует историческая тенденция к политической централизации и глобальному правлению. Споры возникают только вокруг объяснения этой тенденции к единому, унифицированному мировому государству как действительному или мнимому средству обеспечения частной безопасности и защиты граждан. Хотя, как мы видим, не исключена и принципиально иная линия взаимоотношений между государствами и их гражданами.
Например, замечено, что приватные отношения между иностранцами отличаются намного менее агрессивным характером, чем между официальными представителями государств. И это не удивительно. Государственный агент S, в противоположность каждому из своих подчиненных, может опираться на бюджетную непотопляемость (а также на политическую или дипломатическую защиту, конечно) в проведении своей внешней политики. При условии одинаковой естественной человеческой агрессивности, очевидно, что S может быть более уверенным в его отношении к иностранцам, если он может возложить на других потери от ошибок в своем поведении. Определенно, он готов принять больший риск и включиться в большую провокацию или агрессию, если другие готовы оплатить это.
Предложения либертариев в области охраны общественного порядка, а также правосудия, в том числе и законодательной деятельности можно свести к следующим схемам. Специализированные частные агентства получают лицензию от государства на охрану общественного порядка. Причем государство соблюдает антимонопольное законодательство, поддерживая конкурентность охранных агентств и не позволяя им слияния в мощные армии (иначе говоря, не позволяет возникновению новых потенциальных государств). Охранные агентства функционируют наподобие страховых обществ, страхуя жизнь, имущество и моральное достоинство граждан. В случае наступления страхового события агентство вынуждено оплачивать компенсацию за кражу имущества или убийство клиента, поэтому естественный экономический интерес агентства будет стимулировать его к сокращению страховых случаев, т.е. к уменьшению преступности на подшефной территории.
Развитие сети частных охранных агентств, функционирующих наподобие страховых организаций будет в целом решать и всю задачу охраны общественного порядка. Частное агентство берет под свою защиту жизнь, имущество и достоинство отдельных граждан, микрорайона, целого города или всей страны. Эти агенства заключают контракты на рыночной и исключительно добровольной основе и получают охранные взносы граждан, на которые они приобретают средства защиты этих граждан. В случае нападения, кражи или грабежа, они обязаны выплатить компенсацию точно так же, как поступают страховые агентства в случае наступления страхового события. Расширение сети охранных структур приводит к тому, что их естественный интерес к сокращению числа случаев преступного поведения положительно сказывается на общественной морали и повышает безопасность граждан. Чем качественнее защита застрахованной собственности, тем меньше заявлений о потерях и тем ниже затраты охранных агентств на компенсации этих потерь. Обеспечение эффективной защиты соответствует их финансовым интересам. Услуги этих агентств, коль скоро они конкурируют друг с другом, дешевеют и граждане расходуют все меньшие доли своих сбережений на собственную защиту. Явный контраст между государственной и частной защитой проявляется уже в экономии средств граждан.
Надо сказать, что реальная практика западных стран, особенно США, недалека от нарисованной картины. Частные охранные армии в США в 1,5 раза превышают численность профессиональных военных и вся система бизнеса, включая многочисленные организации и оффисы, находится под круглосуточным наблюдением этих охранных служб. Такая же картина и в Германии, где численность частных армий уже в 2 раза превышает число профессиональных военных.
Качественно различаются и критерии подбора соответствующих кадров при государственной и частной системе. Если владельцы частных военных агентств будут заинтересованы в найме самых умелых и компетентных лиц на исполнительные должности, то, очевидно, что государственные организации будут подвержены пагубной бюрократизации. Защита граждан будет подменяться службой бюрократическому аппарату и его интересам. А отсюда недалеко и до выполнения противоположных задач, - подавления, а не защиты населения, - если того требуют интересы бюрократии. Но в то же самое время, нанимаемые службисты все меньше будут склонны рисковать своей жизнью под руководством некомпетентных руководителей.
Но главное качественное различие между этими системами в том, что частная охрана не столь агрессивна и провокационна, как государственная. Лицо, славящееся своей агрессией или провокационностью, вряд ли найдет страховое агентство, склонное к сотрудничеству и защите этого лица. Тогда оно останется слабым и экономически изолированным. Это влечет, что некто желающий иметь больше защиты, чем он может себе позволить самостоятельно и индивидуально, получит ее только в том случае и постольку, поскольку он подчиняется определенным нормам неагрессивного, цивилизованного поведения. Чем больше число застрахованных таким образом граждан - а в современной экономике много людей нуждается более, чем в собственной самозащите - тем большим будет экономическое давление на оставшуюся незастрахованную часть населения, с тем чтобы и оно также приняло те же нормы неагрессивного социального поведения.
Страхователи будут желать исключить или ограничить страхование тех лиц или групп, которые влекут потенциально высокий риск, и они будут побуждать страхуемых либо в качестве условия страхования, либо за низкую премию исключить или строго ограничить любой прямой контакт с каким бы то ни было государственным служащим, будь то визитер, покупатель, клиент резидент или сосед. Где бы ни действовали страховые кампании - государственные агенты будут рассматриваться как нежелательные лица - потенциально более опасные, чем любой обычный преступник. Ввиду сравнительно низкой экономической продуктивности государственных территорий, а также ввиду неизбежной миграции их наиболее высокопродуктивных сотрудников правительства будут ослабевать.
Система конкурирующих охранных агентств может иметь двустороннее влияние на развитие права и способствовать дальнейшему уменьшению конфликтности в обществе. С одной стороны, она увеличивает вариативность и гибкость юридических норм - вместо наложения единых стандартов, агентства стараются учитывать индивидуальное своеобразие каждого клиента и каждого случая. Агентства дифференцируются в зависимости от культуры, религии, обычаев и традиций каждого клиента. А с другой стороны, учет религиозных и иных норм в случае конфликта между клиентами с разными религиозными ориентациями приводит к развитию межрелигиозного и межкультурного диалога, позволяющего создать новые, более универсальные нормы наказания или вознаграждения, и привить более широкое понятие справедливости. Причем необязательно, чтобы в целях объективности суждений, третья сторона была бы независима и анонимна. Заинтересованность третьей стороны в своей клиентуре и в своей репутации служит достаточным основанием для того, чтобы ей отказаться от принятия какой-то одной стороны в межрелигиозном или межкультурном конфликте. Иначе в будущем вряд ли кто-то обратится к этой третьей стороне как агентству, способному разрешить спор между двумя другими агентствами.
Поскольку вся собственность является частной, точно так же и вся защита должна обеспечиваться индивидуально, финансово крепкими страховыми агентствами (что весьма похоже на производственное страхование). В целом, владельцы частной собственности и бизнесмены предпочитают территории с низкой оплатой за защиту и растущими ценами на собственность тем местам, где высокие цены на защиту и падающая ценность собственности. Эти законы и тенденции очерчивают функционирование конкурентной системы страховых охранных агентств.
В то время как поддерживаемый налогами монополист будет проявлять тенденцию к повышению издержек и цены на защиту, частные коммерческие агентства стараются сократить издержки защиты и таким образом понизить цены. В то же самое время страховые агентства интересуются более, чем кто бы ни был повышением стоимости собственности, поскольку это влечет не только то, что их собственная недвижимость повышается в цене, но что, в частности, будет больше собственности других людей, которую нужно будет страховать.
И наоборот, если риск агрессии увеличивается и цена собственности падает, то там нет смысла быть застрахованным, поскольку затраты на защиту и цена страховки растет, обнаруживая плохие условия бизнеса для страхователя. Соответственно, находясь под постоянным экономическим давлением, страховые компании будут способствовать продвижению первого фактора, т.е., уменьшать затраты на защиту и предотвращать неблагоприятные условия страхования.
Эта побудительная структура может повлиять на текущую политику борьбы с преступностью. Сегодня ситуация такова. В то время как государство еще борется против обычных частных преступлений, но оно, как правило, мало или вообще не заинтересовано в задаче предотвращения преступления, или, если все же оно произошло, то в компенсации жертвам и в осуждении и наказании виновных. Даже более парадоксальным образом, вместо компенсации жертвам преступления, которого оно не предотвратило (как это следовало бы сделать) государство принуждает жертв как налогоплательщиков платить снова за расходы на розыск, поимку, заключение в тюрьму, а иногда и за развлечение их обидчиков.
Поскольку, в демократических условиях, каждый - агрессор или нет, проживающий в местах с высокой преступностью или в местах с низкой преступностью - может голосовать и быть избранным в правительственные учреждения, возникает систематическое перераспределение прав собственности от не-агрессоров к агрессорам и от проживающих в местах с низкой преступностью к резидентам мест с высокой преступностью и преступления умножаются. Соответственно, преступления и вытекающие отсюда требования к частным охранным службам всех видов весьма повышаются. Но государство и здесь поступает парадоксальным образом. Вместо того, чтобы требовать высокой оплаты за защиту населения в местах с высокой преступностью и низкой в местах с низкой преступностью (как страхователи и поступают), государство поступает прямо противоположным образом. Оно облагает большими налогами население мест с низкой преступностью и высокой стоимостью собственности, и меньшими налогами проживающих в местах с высокой преступностью и низкой стоимостью собственности (имущества) или даже субсидирует резидентов последних мест за счет первых и таким образом разрушает социальные условия, неблагоприятствующие преступлениям, и в то же время поддерживает те, которые благоприятствуют преступлениям.
Действия конкурирующих страхователей находятся в прямом контрасте. Во-первых, если страхователь не смог предотвратить преступление, он обязан компенсировать жертвам ущерб. Таким образом, прежде всего страхователь заинтересован в эффективном предотвращении преступления. И если он не смог все же его предотвратить, его интерес и его желание состоят в скорейшей поимке, осуждении и наказании виновных, поскольку при их поимке и аресте страхователь может принудить преступника, а не жертву или самого страхователя выплатить ущерб и затраты на компенсацию.
Более того, точно так же как страховые кампании поддерживают и обновляют текущие детальные списки стоимостей собственности и частного имущества, точно так же они поддерживали бы и обновляли детальные списки локальных преступлений и преступников. При прочих равных условиях, риск агрессии против частной собственности увеличивается при близости к местам интенсивной агрессии и при увеличении числа и ресурсов потенциальных агрессоров. Таким образом страхователи должны быть заинтересованы в сборе информации об имевших место преступлениях и о преступниках и о местах их сосредоточения. И в их общих интересах минимизировать ущерб, наносимый их клиентам, и разделять эту информацию с другими кампаниями (как банки делятся информацией о плохих кредитных рисках граждан). Далее, страхователи должны быть заинтересованы в сборе информации о потенциальных, еще не состоявшихся преступлениях, и агрессорах и это будет вести к фундаментальному и тщательному пересмотру и улучшению текущей государственной статистики преступлений.
Для того, чтобы предсказать будущие инциденты преступлений и таким образом вычислить текущую премию или цену страховки, страхователи должны коррелировать частоту, описание и характер преступлений и преступников с социальным окружением, в котором они происходят и разработать в условиях конкурентного давления непрерывно утончаемую систему демографических и социологических индикаторов преступлений. Т.е., каждая территория должна быть описана и оценен риск проживания на ней в свете множества индикаторов преступлений, таких как сочетание пола, возраста, национальности, этничности, религии, языка, профессии, дохода и др.
После детальной систематизации этой системы надзора следует совершенно утопический вывод: как следствие этого и в разительном контрасте с текущей ситуацией все межтерриториальные, региональные, расовые, национальные, религиозные и прочие конфликты должны погаснуть, перераспределение дохода и богатства должно исчезнуть, и постоянный источник социальных споров будет отодвинут надолго. Вместо этого рождающаяся структура премий и цен будет стремиться к точному отражению риска каждой территории и его отдельного социального окружения, так что никто не будет принуждаться платить за страховые риски других, но только за свои собственные и те, что связаны с его отдельным соседством. Более важно то, что опора системы конкурирующих страхователей от агрессии на непрерывно обновляемую и детализируемую систему статистики преступлений и стоимости имущества, и учет мотивированной тенденции к миграции от мест с высоким риском и низкой стоимостью собственности (плохих мест) к местам с низком риском для проживания и высокой стоимостью имущества (хороших мест) будет способствовать продвижению к цивилизованному прогрессу.
Правительства и - демократические правительства в особенности - размывают "хорошие" и продвигают "плохие" соседства с помощью и налогов и политики трансферов. Они делают это также с помощью более разрушительной политики принудительной интеграции.
В результате постепенной кооперации между различными охранными агентствами и развития договорного права каждый субъект будет заинтересован в сокращении конфликтности и усилении безопасности, неважно на международном уровне или внутринациональном.
В случае возникновения конфликтов между клиентами обслуживаемыми разными страховыми агентами, оба агентства пытаются решить свои проблемы через арбитражные суды, которые должны учитывать и религиозные взгляды клиентов и их культурное своеобразие и их традиции, с тем чтобы добиться максимально справедливого, т.е. удовлетворяющего обе стороны решения.
Суды функционируют точно таким же частным порядком, доказывая свою компетентность выигранными делами и беспорочной репутацией своих частных юристов. Так же может функционировать законодательный орган, который в качестве группы высокопрофессиональных экспертов получает разовый заказ от государства на разработку пакета законов.
Как провести границу между правомерностью государственной монополии на какой-то тип деятельности и ее недопустимостью. Для либертариев граница эта пролегает в сравнении экономической эффективности между двумя формами осуществления этой деятельности. Рыночные отношения предполагают обслуживание только тех потребителей, кто оплачивает услуги. Если довольно трудно, а то и невозможно идентифицировать оплативших эти услуги от уклонившихся от оплаты, например, как разделить на разные группы потребителей уличного освещения, дорожных знаков или иных такого рода услуг, то обслуживание приобретает форму коллективного пользования, где, как правило, будут обязательно и те, кто уклонился от оплаты в том числе и по принципиальным соображениям, вроде недостаточной яркости ночного освещения. Если слишком накладно для государства или другого агента (расходы на охрану и выявление неплательщиков превышают доходы от деятельности) предотвратить таких потребителей от пользования неоплаченными благами, то более целесообразно и экономней разрешить пользоваться этими благами всем. Рынок явно не соблазнится этой невыгодной для себя деятельностью и тогда автоматически этот вид деятельности (временно, пока не будут изобретены средства разделить овец от козел) поступает в ведение государства и функционирует в виде социалистической экономики: платят некоторые (в виде налогов), а пользуются все.
Эту логику можно схематически изобразить в виде таблицы, где "возможность исключения" означает экономически оправданное и организационно выполнимое разделение граждан на плательщиков и неплательщиков, а "конкурентность" предполагает действие рыночной конкуренции и антимонопольных законов.
Возможность исключения
Да Нет
Да А В
<< Пред. стр. 2 (из 7) След. >>
Список литературы по разделу