<< Пред.           стр. 100 (из 284)           След. >>

Список литературы по разделу

 молодым, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что ему, видимо, около
 60. Он казался мне старым ребенком небольшого роста, худощавым, с
 проникновенными темными глазами. Он был подобен альфу, подобен тени. Дон
 Хуан представил его мне как Эмилито, сказав, что это его курьер и помощник
 во всех делах, который будет рад приветствовать меня сам.
  Мне казалось, что Эмилито действительно наиболее подходящее существо
 для того, чтобы приветствовать кого бы то ни было. Его улыбка излучала
 радушие, его мелкие зубы были совершенно ровными. Он пожал мне руку,
 вернее он скрестил свои руки, схватив ими обе мои. Казалось, что он был
 переполнен удовольствием. Можно было поклясться, что он в экстазе от
 радости видеть меня. Его голос был очень мягким, а глаза сверкали.
  Мы прошли в большую комнату. Там была еще одна женщина. Дон Хуан
 сказал, что ее имя Тереза и что она является курьером Сесилии и Делии.
  Ей, вероятно, было слегка за 20 и выглядела она определенно как дочка
 Сесилии.
  Она была очень спокойна и молчалива, но очень дружелюбна. Мы прошли
 
 за доном Хуаном в заднюю часть дома, где находилась крытая веранда. Там мы
 сели за стол и после скудного обеда разговаривали, пока время не
 перевалило за полночь.
  Эмилито был за хозяина. Он очаровывал и развлекал всех своими
 экзотическими рассказами. Женщины раскрылись. Они были для него
 прекрасными слушателями. Слушать смех женщин было исключительным
 удовольствием. Они были поразительно мускулистыми, смелыми и
 материальными. В одном месте, когда Эмилито сказал, что Сесилия и Делия
 являются для него двумя матерями, а Тереза дочкой, они подняли его и
 подкинули в воздух, как ребенка.
  Из двух женщин Делия казалась более рассудительной, более близкой к
 земле. Сесилия была, наверное, более "не от мира сего", но она, казалось,
 имела большую внутреннюю силу. Она дала мне впечатление более
 трудновыносимой или более неспокойной. Ее, казалось, раздражали некоторые
 из рассказов Эмилито.
  Тем не менее, она определенно настораживалась, когда он рассказывал
 свои так называемые "легенды вечности". Перед каждым рассказом он
 вставлял: "а знаете ли вы, дорогие друзья, что...". Рассказ, который
 оказал на меня наибольшее впечатление, был о неких существах, которые, как
 он сказал, существуют во вселенной и которые теснейшим образом напоминают
 человеческие существа, но людьми не являются, существа, все интересы
 которых захвачены движением и которые способны заметить малейшее колыхание
 внутри себя или снаружи. Эти существа настолько чувствительны к движению,
 что все их устремления направлены на поиски покоя.
  Эмилито пересыпал свои сказки вечности самыми неприличными, грязными
 анекдотами. Из-за его необычайного дара рассказчика я понимал каждую из
 его историй как метафору или притчу, которой он учил нас чему-нибудь.
  Дон Хуан сказал, что дон Эмилито просто докладывает о том, чему он
 был свидетелем в своих путешествиях по бесконечности. Роль курьера
 состояла в том, чтобы путешествовать впереди нагваля, подобно лазутчику в
 военных операциях. Эмилито уходил за границы второго внимания и все, чему
 он был свидетелем, он передавал остальным.
 
 
  Моя вторая встреча с воинами дона Хуана прошла так же без осложнений,
 
 как и первая.
  Однажды дон Хуан сместил у меня уровень осознания и сказал мне, что
 меня ждет вторая встреча.
  Он велел мне ехать в г. Закатекас в Северной Мексике. Мы прибыли туда
 очень рано утром. Дон Хуан сказал, что здесь у нас будет просто остановка
 и что нам надо передохнуть до завтрашнего дня, когда нам предстоит прибыть
 на мою вторую формальную встречу, чтобы познакомиться с восточными
 женщинами и воином-ученым из его партии. Потом он объяснил мне тонкий и
 запутанный момент выбора. Он сказал, что мы встретили юг и курьера в
 середине второй половины дня, потому что он сделал индивидуальную
 интерпретацию правила и выбрал этот час как отражающий ночь. Юг в
 действительности был ночью - теплой, дружественной, уютной ночью, и по
 правилам мы должны были идти на встречу с теми двумя южными женщинами
 после полуночи, это оказалось бы для меня нежелательным, потому что моя
 общая направленность была к свету, к оптимизму - тому оптимизму, который
 гармонично сам собой перерабатывается в загадку тьмы. Он сказал, что
 именно это мы и проделали в тот день: мы наслаждались компанией друг друга
 и разговаривали, пока не стало совершенно темно. Я еще удивлялся тогда,
 почему никто не зажег лампу.
  Дон Хуан сказал, что восток, напротив, является утром, светом, и
 восточных женщин мы будем встречать завтра в середине утра.
  Перед завтраком мы пошли на площадь и сели на скамейку. Дон Хуан
 сказал мне, что он оставит меня здесь подождать его, пока он сделает еще
 кое-какие свои дела. Он ушел, а вскоре после его ухода подошла женщина и
 села на другой конец скамейки. Я не обратил на нее никакого внимания и
 стал читать газету. Через минуту еще одна женщина присоединилась к первой.
 Я хотел пересесть на другую скамейку, но вспомнил, что дон Хуан специально
 подчеркнул, чтобы я сидел здесь и никуда не уходил. Я повернулся к
 женщинам спиной и уже позабыл даже об их существовании, так тихо они
 сидели, когда с ними поздоровался какой-то мужчина и остановился лицом ко
 мне. Из разговора я понял, что женщины ждали его. Мужчина извинился за
 опоздание. Он явно хотел сесть. Я отодвинулся, давая ему место. Он пышно
 меня поблагодарил и извинился, что причинил мне беспокойство. Он сказал,
 что они, будучи сельскими жителями, совершенно теряются в городе, и что
 однажды, когда они ездили в город мехико, они чуть не погибли из-за
 транспорта. Он спросил меня, живу ли я в Эакатекасе. Я сказал "нет" и уже
 хотел оборвать всякий разговор, когда заметил в его улыбке какую-то
 хитринку. Он был пожилым человеком, замечательно сохранившимся для своего
 возраста. Он не был индейцем. Выглядел он благородным фермером из
 какого-нибудь сельского местечка. На нем был костюм и соломенная шляпа.
 Черты его лица были очень тонкими, кожа казалась почти прозрачной,
 окаймленной тщательно подстриженной бородкой. Здоровье, казалось,
 переполняло его, и в то же самое время он казался хрупким. Роста он был
 среднего, но казался худощавым, почти тощим.
  Он поднялся и представился, сказав, что его зовут Висенте Медрано и
 что он приехал в город по делам только на один день. Затем он указал на
 женщин и сказал, что это его сестры. Женщины встали и повернулись к нам.
 Они были очень худенькими, а их лица темнее, чем у брата. Они были также
 намного моложе его. Одна из них могла бы быть его дочерью.
  Я заметил, что кожа у них не такая, как у него: у них она была сухой.
 Обе женщины были очень хорошенькими. Как и у мужчины, у них были тонкие
 черты лица, а глаза их были чистыми и спокойными. Рост обеих был около 160
 см. Одеты они были в прекрасно сшитые платья, но со своими шалями, туфлями
 на низком каблуке и темными хлопчато-бумажными чулками они выглядели
 зажиточными селянками. Старшей, казалось, было уже за 50, а младшей -
 между 40 и 50.
  Мужчина представил их мне. Старшую звали Кармела, а младшею
 Гермелинда. Я поднялся и пожал им руки. Я спросил, есть ли у них дети.
 Обычно этот вопрос я употреблял как верную завязку разговора. Женщины
 засмеялись и одновременно провели руками по своим животам, показывая,
 какие они стройные. Мужчина спокойно объяснил мне, что его сестры - старые
 девы, а он сам старый холостяк. Он поведал мне полушутливым тоном, что его
 сестры, к сожалению, слишком мужеподобны, не имея той женственности,
 которая делает женщин желанными, они не смогли найти себе мужей.
  Я сказал, что тут они выгадали, если учесть роль женщины в нашем
 обществе, как полуприслуги. Женщины не соглашались со мной, сказав, что
 они ничего не имели бы против того, чтобы быть служанками, как полагается
 женщинам. Мужчина со вздохом пожаловался, что их отец был просто деспотом,
 что даже ему помешал жениться тем, что намеренно не учил его, как быть
 женихом. Они все трое вздохнули и помрачнели. Мне хотелось засмеяться.
  После долгого молчания мы опять уселись и мужчина сказал, что если я
 посижу немного на этой скамейке, то у меня будет шанс встретиться с их
 отцом, который еще очень бодр для своего преклонного возраста. Он добавил
 смущенным тоном, что их отец собирается повести их позавтракать, так как у
 них самих никогда не бывает никаких денег. Тесемки кошелька всегда были в
 руках их отца.
  Я опешил. Эти старые люди, которые выглядели так бодро, в
 действительности были подобны слабым зависимым детям. Я попрощался с ними,
 чтобы уйти. Мужчина и его сестры настаивали, чтобы я остался. Они заверили
 меня, что их отцу будет приятно, если я составлю им компанию за завтраком.
 Я не хотел встречаться с их отцом и в то же время меня одолевало
 любопытство. Я сказал им, что сам жду кое-кого. При этих словах женщины
 начали посмеиваться, а затем разразились хохотом. Мужчина тоже всецело
 отдался хохоту. Я чувствовал себя в глупом положении. Я хотел отсюда
 убраться. В этот момент показался дон Хуан, и я понял их маневр. Я не
 находил его забавным.
  Мы все поднялись. Они еще продолжали смеяться, когда дон Хуан говорил
 мне, что эти женщины были востоком, что Кармела - сталкер, а Гермелинда -
 сновидящая и что Висенте является воином-ученым и его старейшим
 компаньоном.
  Когда мы покидали площадь, к нам присоединился еще один человек -
 высокий, темный индеец, его возраст был, вероятно, больше 40 лет. Он был
 одет в джинсы и ковбойскую шляпу. Выглядел он ужасно сильным и мрачным.
 Дон Хуан представил его мне как Хуана Туму, курьера и помощника в
 изысканиях Висенте.
  Мы прошли несколько кварталов до ресторана. Женщины держали меня
 между собой. Кармела сказала, что надеется, что я не обиделся на их шутку,
 так как у них был выбор прямо представиться мне или подурачить меня
 немного.
  К последнему варианту их склонило мое снобистское к ним отношение и
 то, что я повернулся к ним спиной и даже хотел пересесть на другую
 скамейку.
  Гермелинда добавила, что следует быть предельно смиренным и не иметь
 ничего, что требовалось бы защищать, - даже собственную личность.
 Собственная личность должна быть защищенной, но не защищаемой. Проявляя к
 ним высокомерие, я не был защищенным, а просто защищался.
  Я был в склочном настроении. Их маскарад вышиб меня из колеи. Я стал
 спорить, но прежде, чем успел высказать свое мнение, ко мне подошел дон
 Хуан. Он сказал женщинам, что им следует простить мою задиристость, так
 как нужно очень много времени, чтобы счистить те отбросы, которые
 прилипают к светящемуся яйцу в мире.
  Хозяин ресторана, куда мы пришли, знал Висенте и приготовил нам
 изысканный завтрак. Все были в прекрасном настроении, но я никак не мог
 освободиться от своего недовольства. Тогда, по просьбе дона Хуана, Хуан
 Тума начал рассказывать о своих путешествиях. Он был очень детален. Я был
 загипнотизирован его сухими отчетами о вещах, выходивших за границы моего
 понимания. Мне наиболее захватывающим показалось его описание неких лучей
 света или энергии, которые, пересекаясь, постоянно держат в точке
 пересечения землю. Он сказал, что эти лучи не колеблются и не изменяются,
 как вообще все во вселенной, но фиксированы в определенном порядке. Этот
 порядок совпадает с сотнями точек светящегося тела. Гермелинда поняла так,
 что все эти точки находятся в нашем физическом теле, но Хуан Тума
 объяснил, что поскольку светящееся тело относительно велико, некоторые из
 точек удалены чуть ли не на метр от физического тела. В каком-то смысле
 они вне нас, но в то же самое время это не так: они находятся на периферии
 нашей светимости и, таким образом, все еще относятся к общему телу. Самая
 важная из этих точек находится в 30 см от живота, на 40 вправо от
 воображаемой линии, идущей прямо вперед. Хуан Тума сказал нам, что это
 центр сбора второго внимания и что этим центром можно манипулировать,
 мягко похлопывая воздух ладонями рук. Слушая Хуана Туму, я забыл о своем
 гневе.
 
 
  Моей следующей встречей с миром дона Хуана был запад. Он пространно
 меня предупредил, что встреча с западом - наиболее важное событие, потому
 что именно западу решать так или иначе, что я буду делать впоследствии. Он
 также насторожил меня, сказав, что это будет испытанием, особенно для
 меня, поскольку я такой негибкий и чувствую себя столь важной персоной. Он
 сказал, что к западу естественно приближаться в сумерках - время дня,
 трудное само по себе, и что его воины запада очень могущественны, отважны,
 но временами безумны. В то же самое время я встречусь там с мужским
 воином, который является человеком за сценой. Дон Хуан призывал меня
 сохранять крайнюю осторожность и крайнее терпение, потому что там женщины
 не только безумствовали временами, но как они, так и тот мужчина являлись
 самыми могущественными воинами, каких он когда-либо знал. По его мнению,
 они были совершеннейшими авторитетами во втором внимании. Дальше эту мысль
 дон Хуан не развивал.
  Однажды, как бы под влиянием внезапного решения, он сказал, что
 теперь самое время для нас отправиться в поездку для встречи с западными
 женщинами. Мы доехали до какого-то городка в северной мексике.
  Как раз перед тем, как стемнело, дон Хуан велел мне остановить машину
 перед большим неосвещенным домом на окраине города. Мы вышли из машины и
 подошли к главной двери. Дон Хуан несколько раз постучал, но никто не
 ответил. У меня было ощущение, что мы приехали не вовремя. Дом казался
 пустым.
  Дон Хуан продолжал стучать, пока не устал. Он сказал, чтобы я
 продолжал стучать без остановки, потому что люди, которые там живут, плохо
 слышат. Я спросил его, не будет ли лучше вернуться позже или на следующий
 день. Он велел мне продолжать барабанить в дверь.
  После бесконечного, казалось, ожидания, дверь начала медленно
 растворяться.
  Какая-то невообразимо мрачная женщина высунула голову и спросила, не
 является ли моим намерением проломить дверь или разбудить всех соседей и
 собак.
  Дон Хуан сделал шаг вперед, чтобы что-то сказать. Женщина вышла
 наружу и с силой отмела его в сторону. Она стала грозить мне пальцем,
 вопя, что я веду себя так, будто весь мир принадлежит только мне и будто
 никто, кроме меня, и не существует вовсе. Я запротестовал, что делал
 только то, что велел мне дон Хуан. Женщина спросила, было ли мне велено
 проламывать дверь. Дон Хуан попытался вмешаться, но опять был отметен в
 сторону.
  Женщина выглядела так, будто только что встала с постели. Она была в
 полном беспорядке. Наш стук, наверное, разбудил ее и она, видимо, надела
 платье из корзины с грязным бельем. Она была босая. Волосы ее были с
 сединой и страшно всклокоченные. У нее были красные глаза, похожие на
 пуговки. Она была домашней женщиной, но каким-то образом страшно
 внушительной и довольно высокой, около 170 см, темной и ненормально
 мускулистой. Ее голые руки были покрыты буграми мышц. Я заметил, что у нее
 очень красивой формы колени. Она мерила меня глазами с ног до головы,
 возвышаясь надо мной, и кричала, что не слышит моих извинений. Дон Хуан
 прошептал, что мне следует извиниться громко и ясно.
  Как только я это сделал, женщина улыбнулась и, повернувшись к дону
 Хуану, обняла его, как ребенка. Она укоряла его, что не нужно было
 разрешать мне стучать, так как мои прикосновения к двери слишком
 скользящие и беспокоящие. Она взяла дона Хуана за руку и повела его в дом,
 помогая ему перешагнуть высокий порог. Она называла его "миленький
 старикашка". Дон Хуан смеялся. Мне было страшно видеть, что он ведет себя
 так, будто ему приятен тот вздор, что говорит эта ужасная женщина. Как
 только она завела "милейшего старикашку" внутрь дома, она повернулась ко
 мне и сделала знак рукой, как бы отгоняя прочь приблудную собаку. Она
 рассмеялась над моим удивлением, ее зубы были большими, неровными и
 грязными. Затем она, казалось, переменила свое решение и сказала, чтобы я
 вошел.
  Дон Хуан направился к двери, которую я едва мог видеть в конце
 темного зала. Женщина выбранила его за то, что он идет, куда не следует.
 Она провела нас через другой темный холл. Дом казался огромным, и во всем
 доме не было света нигде. Женщина открыла дверь в очень большую комнату,
 почти пустую, кроме двух старых кресел в центре под самой тусклой
 электрической лампочкой, какую я когда-либо видел. Это была старомодная
 длинная лампочка.
  Еще одна женщина сидела в одном из кресел. Первая женщина села на
 маленький соломенный половичок на полу и прислонилась спиной к другому
 креслу, затем она прижала колени к груди, совершенно при этом обнажившись.
 Она не носила трусов. Я уставился на нее, совершенно ошеломленный.
  Отвратительно грубым тоном женщина спросила меня, почему я так
 уставился в ее влагалище. Я не знал, что сказать, и поэтому стал
 отнекиваться. Она поднялась и, казалось, собиралась ударить меня. Она
 требовала, чтобы я признался, что глазел на нее с разинутым ртом, потому
 что никогда в своей жизни не видел влагалища. Я чувствовал себя виноватым.
 Я был страшно раздражен и в то же время недоволен тем, что меня поймали в
 такой ситуации.
  Женщина спросила дона Хуана, что это я за нагваль, если никогда не
 видел влагалища. Она повторяла это вновь и вновь, выкрикивая это во весь
 голос. Она обежала вокруг комнаты и остановилась около той женщины, что
 сидела. Она потрясла ее за плечи и, указывая на меня, сказала, что я -
 мужчина, который ни разу не видел влагалища за всю свою жизнь. Она
 смеялась надо мной и преследовала меня.
  Я был обижен. Я чувствовал, что дон Хуан должен был что-нибудь
 сделать, чтобы спасти меня от этого посмешища. Я вспомнил, как он говорил
 мне, что эти женщины бывают совершенно безумны. Он еще недооценил их: эта
 женщин была готова для психбольницы. Я взглянул на дона Хуана, ища
 поддержки и совета. Он смотрел в сторону. Он казался таким же растерянным,
 хотя мне показалось, что я поймал злорадную улыбку, которую он быстро
 скрыл, отвернув голову. Женщина легла на спину и задрала юбку, приказав
 мне смотреть, сколько моей душе угодно, вместо того, чтобы бросать взгляды
 украдкой. Должно быть, лицо у меня покраснело, судя по тому, каким жаром
 облило мне голову и шею. Я был так раздражен, что чуть не потерял контроль
 над собой. Мне хотелось разбить ей голову. Та женщина, что сидела в
 кресле, внезапно поднялась и, схватив первую за волосы, рывком поставила
 ее на ноги, совершенно без видимых усилий. Она уставилась на меня через
 полуприкрытые глаза, придвинув свое лицо на расстояние 5-7 см от моего. Ее
 запах был на удивление свежим. Очень высоким голосом она сказала, что мы
 должны перейти к делу. Обе женщины стояли теперь рядом со мной под
 электрической лампочкой. Они не были похожими. Вторая женщина была старше
 и ее лицо было покрыто толстым слоем косметической пудры, что придавало ей
 вид клоуна. Ее волосы были ровно уложены в шиньон. Она казалось спокойной,
 разве что у нее постоянно дрожала нижняя губа и подбородок. Обе женщины
 были одинаково высокими и сильными на вид. Они угрожающе нависали надо
 мной и долгое время пристально на меня смотрели. Дон Хуан ничего не
 
 предпринимал, чтобы прервать их пристальное разглядывание. Старшая женщина
 кивнула головой, и дон Хуан сказал мне, что ее имя Зулейка и что она
 сновидящая. Женщину, которая открыла нам дверь, звали Зойла и она была
 сталкером. Зулейка повернулась ко мне и голосом попугая спросила, верно ли
 то, что я никогда еще не видел влагалища. Дон Хуан не мог больше
 сдерживаться и начал хохотать. Жестом я дал ему знать, что не знаю, как
 отвечать. Он прошептал мне на ухо, что для меня будет лучше, если я скажу,

<< Пред.           стр. 100 (из 284)           След. >>

Список литературы по разделу