<< Пред. стр. 111 (из 284) След. >>
переход. Не говоря ни слова, все мы пошли сразу. На середине моста Лидия,Роза и Паблито, казалось, не способны были сделать больше ни шагу. Бениньо
и Нестор дошли почти до конца и там остановились. Туда, где стоял дон
Хуан, прибыли только я, Горда и Жозефина.
То, что произошло потом, очень походило на то, что происходило при
нашей первой попытке перехода. Сильвио Мануэль и Элихио держали что-то
открытым, что показалось мне действительно щелью. У меня было достаточно
энергии, чтобы фокусировать на ней свое внимание. Это не было отверстием в
стене тумана, хотя я мог различить туманоподобные испарения вокруг щели.
Это было таинственное отверстие, стоявшее само по себе вне остального
мира. Оно было размером в рост человека, но узкое. Дон Хенаро пошутил,
назвав его "космическим влагалищем"; замечание, которое вызвало хохот у
его друзей. Горда и Жозефина держались за меня и мы вошли туда.
Я тут же почувствовал себя раздавленным. Та же неизмеримая сила, что
чуть не взорвала меня в первый раз, охватила меня вновь. Я ощущал, как
Горда и Жозефина сливаются со мной. Я, казалось, был шире, чем они, и эта
сила расплющивала меня поверх их обеих.
Затем помню, что я лежал на земле, а Жозефина и Горда на мне. Сильвио
Мануэль помог нам встать. Он сказал мне, что мы не имеем возможности на
этот раз присоединиться к ним в их путешествии, но что, возможно, позднее,
когда мы доведем себя до совершенства, орел позволит нам пройти.
Пока мы возвращались к его дому, Сильвио Мануэль рассказал мне почти
шепотом, что этой ночью моя и их тропы разошлись. Он сказал, что наши
тропы никогда не сольются вновь и что я остаюсь в одиночестве. Он убеждал
меня быть экономным и использовать каждую крошку энергии, ничего не теряя
зря. Он заверил меня, что если я смогу достичь целостности самого себя без
чрезмерной утечки энергии, то у меня ее останется достаточно, чтобы
выполнить свою задачу. Если я чрезмерно опустошу себя, прежде чем потеряю
свою человеческую форму, то на мне можно поставить крест. Я спросил его,
есть ли способ избежать утечки энергии. Он покачал головой. Он заметил,
что такой способ есть, но он не для меня. То, добьюсь я успеха или нет,
никак не связано с моими волевыми усилиями. Затем он рассказал мне о моей
задаче, но он не сказал мне, как выполнить ее. Он сказал, что когда нибудь
орел поставит на мою тропу кого-нибудь, кто расскажет, как это сделать, и
до тех пор, пока я не добьюсь в этом успеха, я не буду свободен.
Когда мы вернулись в дом, все собрались в большой комнате. Дон Хуан
сидел в центре комнаты лицом к юго-востоку, 8 женщин-воинов окружали его.
Они сели парами по сторонам света. Затем трое мужчин воинов создали
треугольник снаружи этого круга, где Сильвио Мануэль был вершиной
треугольника, указывающего на юго-восток.
Две женщины-курьера сели по бокам от него, а два мужчины-курьера сели
перед ним прямо у стены.
Женщина-нагваль усадила учеников мужчин против восточной стены,
женщин против западной стены, затем она провела меня к месту сразу позади
дона Хуана. Мы сели там вместе.
Мы просидели, как мне показалось, только мгновение, однако я ощущал в
своем теле прилив необычной энергии. Я считал, что мы сели и сразу же
поднялись. Когда я спросил у женщины-нагваль, почему мы встали так быстро,
она ответила, что мы просидели там несколько часов и что когда-нибудь,
прежде чем я войду в третье внимание, все это вернется ко мне.
Горда подтвердила, что у нее тоже было ощущение, что мы сидели в той
комнате лишь секунду, и ей никто не сказал, что все было иначе. Нагваль
Хуан Матус сказал ей после этого, что на ней лежит обязанность помогать
всем ученикам, особенно Жозефине, и что когда-нибудь я вернусь, чтобы
полностью перейти в другое "я". Она была связана со мной и Жозефиной.
Во время наших совместных сновидений под наблюдением Зулейки мы
обменялись огромным количеством нашей светимости, именно поэтому мы смогли
выстоять вместе давление другого "я", когда входили в него телесно. Он
сказал ей также, что только сила воинов его партии сделала переход на этот
раз таким легким и что когда ей придется переходить самостоятельно, она
должна быть готова сделать это в сновидении.
После того, как мы поднялись, ко мне подошла Флоринда. Она взяла меня
за руку и прошлась со мной по комнате, пока дон Хуан и его воины
разговаривали с учениками.
Она сказала, что я не должен позволять событиям этой ночи на мосту
смущать меня. Я не должен считать, как считал когда-то нагваль Хуан Матус,
что существует какой-то действительный физический проход в другое "я".
Цель, которую я видел, была просто тем воплощением их намерения, которое
было смесью одержимости нагваля Хуана Матуса относительно проходов и
странного чувства юмора Сильвио Мануэля; смесь того и другого создала
"космическое влагалище". Насколько она знает, проход из одного "я" в
другое не имеет физической материальности. "Космическое влагалище" было
физическим выражением власти двух людей над "колесом времени".
Флоринда объяснила, что когда она или ее друзья говорят о времени,
они не имеют в виду чего-то такого, что измеряется движением часовой
стрелки. Время является сущностью внимания; эманации орла состоят из
времени, и по существу, когда входишь в любой аспект другого "я", то
знакомишься со временем.
Флоринда заверила меня, что той самой ночью, пока мы сидели в
комнате, у них был последний шанс помочь мне и ученикам повернуться к
колесу времени. Она сказала, что колесо времени подобно состоянию
повышенного сознания, которое является частью другого "я", так же как
левостороннее сознание является частью нашего повседневного "я" и что его
физически можно описать как туннель бесконечной длины и ширины - туннель с
соответствующими разветвлениями. Каждое ответвление бесконечно и
бесконечно число этих ответвлений. Живые твари созданы силой жизни так,
что смотрят только в одно ответвление; смотреть в него означает быть
пойманным им и жить им, этим ответвлением.
Она сказала, что то, что воин называет волей, относится к колесу
времени. Это похоже на усик виноградной лозы или на неосязаемые щупальца,
которыми мы все обладаем. Она сказала, что конечная цель воина - научиться
фокусировать волю на колесе времени для того, чтобы повернуть его. Воины,
которые сумели повернуть колесо времени, могут смотреть в любое
ответвление и извлекать оттуда все, что пожелают, вроде этого
"космического влагалища".
Быть пойманным в ответвление времени означает видеть картины этого
ответвления только по мере того, как они уходят. Быть свободным от
зачаровывающей силы этих желобов означает, что можешь смотреть в любом
направлении на то, как картины уходят, или на то, как они приближаются.
Флоринда перестала разговаривать и обняла меня, потом прошептала мне
на ухо, что вернется назад когда-нибудь, когда я достигну целостности
самого себя, чтобы закончить свой инструктаж.
Дон Хуан подозвал всех ко мне. Меня окружили. Сначала дон Хуан
обратился ко мне. Он сказал, что я не могу идти с ними в их путешествие,
потому что меня невозможно оторвать от моей задачи. В подобных
обстоятельствах единственное, что можно сделать, так это пожелать мне
всего хорошего. Он добавил, что воины не имеют своей собственной жизни. С
того момента, как они поймут природу сознания, они перестают быть
личностями и человеческие условия больше не являются частью их взглядов. У
меня есть мой долг как у воина, и ничто другое не является важным, потому
что я остаюсь позади для того, чтобы выполнить крайне неясную задачу.
Поскольку я уже освободился от своей жизни, им нечего больше сказать мне,
разве что пожелать действовать так хорошо, как только могу. Мне тоже было
нечего сказать им кроме того, что я понял и принял мою судьбу.
Висенте подошел ко мне следующим. Он заговорил очень мягко. Он
сказал, что вызовом для воина является придти к очень тонкому равновесию
между положительными и отрицательными силами. Этот вызов не означает, что
воин стремится все взять под контроль. Это означает, что воин должен
стремиться встретить любую вообразимую ситуацию, ожидаемую и неожиданную,
с одинаковой эффективностью. Быть совершенным в совершенных
обстоятельствах значит - быть бумажным воином. Мой вызов состоял в том,
что я остаюсь позади; их вызов - в том, чтобы идти в неизвестное. Оба
вызова были захватывающими. Для воинов восхищение от того, что остаешься,
равно восхищению отправления в путешествие. Оба равны, потому что оба
состоят из выполнения святого долга.
Сильвио Мануэль подошел ко мне следующим; он заботился о практических
моментах. Он дал мне формулу, заклинание на те случаи, когда моя задача
будет свыше моих сил. Это был тот напев, который пришел мне на ум, когда я
в первый раз вспомнил женщину-наваль:
Я уже отдан силе,
Что правит моей судьбой.
Я ни за что не цепляюсь,
Значит, мне нечего защищать.
У меня нет мыслей,
Поэтому я буду видеть.
Я ничего не боюсь,
Значит, я запомню себя.
Отрешенный и с легким сердцем
Я проскользну мимо орла,
Чтобы стать свободным.
Он сказал мне, что собирается показать практическое маневрирование
вторым вниманием и тут же превратился в светящееся яйцо. Он вернул себе
нормальную внешность опять, а затем повторил такие превращения 3 или 4
раза. Я отлично понял, что он делает; ему не понадобилось объяснять мне
это, но тем не менее я не мог выразить словами то, что я узнал.
Сильвио Мануэль улыбнулся, понимая мою проблему. Он сказал, что
требуется огромная сила для того, чтобы освободиться от намерения
повседневной жизни. Тот секрет, который он только что открыл мне, состоял
в том, как отходить от такого намерения. Чтобы выполнить то, что он
сделал, нужно перенести свое внимание на светящуюся оболочку.
Он еще раз превратился в светящееся яйцо, и тогда мне стало ясно все,
что я знал и так. Глаза Сильвио Мануэля на какую-то секунду фокусировались
на точке второго внимания. Голова его была повернута прямо, будто он
смотрел прямо перед собой; только глаза его смотрели косо. Он сказал, что
воин должен вызвать намерение, а взгляд является секретом. Глаза
выманивают намерение.
На меня нашла эйфория. В конце концов я теперь имел способность
думать о чем-то таком, что я знал, в действительности не зная. Причина
того. Что видение является зрительным, состоит в том, что глаза нам нужны,
чтобы фокусироваться на намерении. Дон Хуан и его партия воинов знали, как
использовать свои глаза для того, чтобы поймать другой аспект намерения.
Они называли это действие видением. То, что показал мне Сильвио Мануэль,
являлось истинной функцией глаз, ловцов намерения.
Затем я применил свои глаза, чтобы приманить намерение. Я
сфокусировал их на точке второго внимания. Внезапно дон Хуан, его воины,
донья Соледад и Элихио стали светящимися яйцами, но это не относилось к
Горде, трем сестричкам и троим Хенарос. Я продолжал перемещать глаза туда
и обратно между парами света и людьми, пока не услышал щелчок в основании
шеи, и тогда все в комнате стали светящимися яйцами. Секунду я думал, что
не смогу их различать, но затем мои глаза, казалось, привыкли и я удержал
два аспекта намерения, две картины сразу. Я мог видеть их физические тела,
а также их светимости. Две сцены не были наложены одна на другую, они были
отдельны и все же я мог понять, каким образом. У меня определенно было два
канала зрения, где видение совершалось моими глазами и в то же время было
независимо от них. Закрывая глаза, я продолжал видеть светящиеся яйца, но
уже не видел физических тел.
В какой-то момент у меня было острейшее чувство, что я знаю, как
перемещать свое внимание на собственную светимость. Я знал также, что
стоит мне сфокусировать глаза на моем теле, как я возвращусь на физический
уровень.
Дон Хенаро подошел ко мне следующим и сказал, что нагваль Хуан Матус
дал мне долг как прощальный подарок, Висенте подарил мне вызов, Сильвио
Мануэль подарил мне магию, а он хочет подарить мне юмор. Он осмотрел меня
снизу доверху и заметил, что с виду я самый наипечальнейший нагваль из
всех, каких он когда-нибудь видел. Он оглядел учеников и заключил, что нам
ничего не остается, как быть оптимистами и смотреть на положительные
стороны вещей. Он рассказал нам анекдот о деревенской девушке, которая
была соблазнена и покинута городским ухажером. Когда в день ее свадьбы ей
сказали, что жених удрал, она взяла себя в руки благодаря той трезвой
мысли, что еще не все потеряно. Она потеряла свою девственность, но еще не
зарезала поросенка для свадебного пира.
Дон Хенаро сказал нам, что единственное, что может помочь нам
выбраться из нашей ситуации, которая похожа на ситуацию брошенной невесты,
так это держаться за своих поросят, чем бы они ни были, и глупо хохотать.
Только путем смеха сможем мы изменить свое положение.
Жестами головы и рук он приглашал нас сказать ему сердечное ха-ха.
Зрелище учеников, пытающихся смеяться, было таким же смешным, как и мои
собственные попытки. Внезапно я рассмеялся с доном Хуаном и его воинами.
Дон Хенаро, который всегда сочинял анекдоты о моих поэтических
дарованиях, попросил меня громко прочитать мои произведения. Он сказал,
что хочет суммировать свои сантименты и свои рекомендации стихотворением,
которое прославляет жизнь, смерть и смех. Он имел в виду отрывок из поэмы
Хосе Горотиса "Смерть без конца".
Женщина-нагваль вручила мне книгу и я прочел тот отрывок, который
всегда нравился дону Хуану и дону Хенаро.
О, какая слепая радость,
Какое огромное желание
Пользоваться воздухом, которым мы дышим,
Ртом, глазом, рукой.
Какое горячее нетерпение
Потратить абсолютно всего себя
В одном единственном взрыве смеха.
О, эта оскорбительная выскочка смерть,
Которая убивает нас издалека,
Дотянувшись к нам через удовольствие,
Которое мы находим
В ничтожной ласке
В чашке чая...
Обстановка для стихотворения была захватывающей. Я ощутил озноб. Ко
мне подошли Эмилито и курьер Хуан Тума. Они не сказали ни слова. Их глаза
сияли, как черный мрамор. Все их чувства, казалось, были сфокусированы в
их глазах. Курьер Хуан Тума очень мягко сказал, что когда-то в своем доме
он ввел меня в мистику мескалито и что это было предшественником другого
случая в колесе времени, когда он хотел бы ввести меня в полную и
окончательную тайну.
Эмилито сказал, как если бы его голос был эхом Хуана Тумы, что они
оба уверены, что я выполню свою задачу. Они будут ждать, потому что
когда-нибудь я присоединюсь к ним. Курьер Хуан Тума добавил, что орел свел
меня с партией нагваля Хуана Матуса как со спасительной командой. Они
обняли меня еще раз и оба прошептали, что я должен верить в самого себя.
После курьеров ко мне подошли женщины-воины. Каждая обнимала меня и
шептала мне на ухо свои лучшие пожелания. Женщина-нагваль подошла ко мне
последней. Она села и держала меня между колен, будто я был ребенок. Она
излучала привязанность и чистоту. У меня перехватило дыхание.
Мы поднялись и обошли комнату. Мы разговаривали относительно нашей
судьбы. Силы, которые невозможно измерить, привели нас к этому
кульминационному моменту. Преклонение, которое я чувствовал, было
неизмеримым, и такова же была моя печаль. Затем она открыла мне частичку
правила, которое относится к трехзубчатому нагвалю. Она была в состоянии
крайнего возбуждения и в то же время она была спокойна. Ее интеллект был
безупречен и в то же время она не пыталась рассуждать о чем бы то ни было.
Ее последний день на земле поглощал ее. Она наполнила меня своим
настроением. Казалось, что вплоть до этого момента я не вполне понимал
финальность нашей ситуации. Пребывание на левой стороне обуславливало так,
что непосредственный текущий момент заслонял все остальное, и это делало
практически невозможным для меня предвидеть дальше этого момента, однако
воздействие ее настроения захватило значительную часть и моего
правостороннего сознания вместе с его способностью предчувствовать те
ощущения, которые придут потом. Я сообразил, что больше не увижу ее
никогда. Это было невыносимо.
Дон Хуан говорил мне, что на левой стороне нет слез и воин не может
больше плакать и единственным выражением боли является дрожь, которая
приходит откуда-то из самых глубин вселенной, как если бы одна из эманаций
орла была болью. Дрожь воина бесконечна. Пока женщина-нагваль
разговаривала со мной и держала меня, я ощутил эту дрожь. Она обняла меня
руками за шею и прижала свою голову к моей. Я думал, что она выкручивает
меня, как тряпку. Я почувствовал, как что-то выходит из моего тела или из
ее тела в мое. Моя боль была столь интенсивной и затопила меня так быстро,
что я взбесился. Я упал на пол вместе с женщиной-нагваль, все еще
обнимавшей меня. Я подумал, как во сне, что, видимо, ушиб ей лоб при нашем
падении. Наши лица были покрыты кровью. Кровь залила ей глаза.
Дон Хуан и дон Хенаро быстро подняли меня. Они держали меня. По мне
проходили неудержимые судороги, подобные схваткам. Женщины-воины окружили
женщину-нагваль; они выстроились в один ряд посередине комнаты; к ним
присоединились мужчины. Через мгновение между ними образовалась явная
энергетическая цепь. Этот ряд проходил передо мной. Каждый из них подходил
на секунду и останавливался передо мной, не разрывая ряда при этом, будто
они находились на конвейере, который нес их и останавливал каждого на
секунду передо мной.
Мужчины-курьеры ушли первыми. Затем женщины-курьеры, затем
воины-мужчины, сновидящие, сталкеры и, наконец, женщина-нагваль. Они
проходили мимо меня и останавливались в полной видимости на 1-2 секунды -
достаточно долго, чтобы Сказать "прощай", а затем исчезали в темноте
таинственной щели, которая появилась в комнате. Дон Хуан нажал мне на
спину и снял часть моей невыносимой боли. Он сказал, что понимает мою боль
и что та близость, которая связывает нагваля-мужчину с нагвалем-женщиной
является чем-то таким, что нельзя сформулировать. Она существует как
результат эманаций орла. После того, как эти двое людей сведены вместе, а
затем разъединены, нет никакого способа заполнить пустоту, потому что это
не социальная пустота, а движение этих эманаций. Дон Хуан сказал мне, что
он собирается переместить меня в мое крайнее правое сознание. Он сказал,
что маневр этот милосердный, хотя и временный: он позволит мне на
некоторое время забыть, но не успокоит меня, когда я вспомню. Дон Хуан
также сказал мне, что акт воспоминания является абсолютно непознаваемым.
Фактически, это акт воспоминания самого себя, который не прекращается
после того, как вспомнишь все взаимодействия, которые имел на своей левой
стороне сознания. Напротив, воспоминание самого себя продолжает поднимать
на свет каждое воспоминание, которое светящееся тело хранит с момента
рождения. Те систематические взаимодействия, через которые воины проходят
в состоянии повышенного сознания, являются лишь средством заставить другое
"я" раскрыть себя в воспоминаниях. Этот акт воспоминания, хотя он и
кажется относящимся только к воинам, касается в действительности каждого
человеческого существа: каждый из нас может идти прямо в память нашего
светящегося тела, достигая неимоверных результатов.