<< Пред. стр. 140 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу
Дон Хуан заставлял меня много раз пристально смотреть на воду в
оросительной канаве позади своего дома, когда я был под воздействием его
курительной смеси. Я испытывал различные невероятные чувствования. Однажды
я видел себя самого зеленого, как будто я был покрыт водорослями. После
этого он рекомендовал, чтобы я избегал воды.
- Мое второе внимание было повреждено водой? - спросил я.
- Да, было, - ответила она. - ты очень любил индульгировать. Нагваль
предостерегал тебя, чтобы ты был осторожным, но вышел за свои границы
вместе с текущей водой. Нагваль сказал, что ты мог бы пользоваться водой,
как никто другой, но это не было твоей судьбой - быть умеренным.
Она подтянула свою скамью ближе к моей.
- Это все, что касается пристального созерцания, - сказала она. - но
есть другие вещи, которые я должна рассказать тебе прежде, чем ты уедешь.
- Какие вещи, Горда?
- Во-первых, прежде, чем я скажу что-нибудь, ты должен собрать свое
второе внимание для сестричек и для меня.
- Я не думаю, что я смогу сделать это.
Ла Горда встала и пошла в дом. Спустя минуту она вышла обратно с
небольшой круглой подушкой, сделанной из тех же волокон, которые
применяются при изготовлении сетей. Не говоря ни слова, она повела меня к
переднему крыльцу. Она сказала, что сделала эту подушку сама, когда она
училась пристальному созерцанию, потому что положение тела при созерцании
имеет большое значение. Сидеть нужно на земле на мягкой подстилке из
листьев или на подушке, сделанной из натуральных волокон. Спину нужно
прислонить к дереву, пню или ровному камню. Тело должно быть совершенно
расслаблено. Глаза никогда не фиксируются на объекте, чтобы избежать их
утомления. Пристальное созерцание состоит в очень медленном сканировании
созерцаемого объекта против часовой стрелки, но без движения головы. Она
добавила, что Нагваль заставил их вкопать эти толстые столбы, чтобы они
могли прислоняться к ним.
Она усадила меня на свою подушку и прислонила мою спину к столбу. Она
сказала мне, что собирается руководить мною при созерцании пятна силы,
которое было у Нагваля по ту сторону долины. Она надеялась, что, созерцая
его, я получу необходимую энергию для собирания своего второго внимания.
Она села очень близко ко мне слева от меня и стала давать инструкции.
Почти шепотом она велела мне держать веки полуприкрытыми и уставиться на
то место, где два огромных круга сходятся. Там был узкий крутой водный
каньон. Она сказала, что это особое созерцание состоит из четырех
отдельных действий. Первое действие было использовать поля моей шляпы как
козырек, чтобы заслонить им излишнее сияние солнца и пропустить к своим
глазам лишь минимальное количество солнца; второй шаг был полуприкрыть
веки; третий шаг был удерживать их так, чтобы обеспечить равномерный
приток света; и четвертый шаг был отличить водный каньон на прочем фоне
через сетку световых волокон на моих ресницах.
Сначала я не мог выполнить ее инструкции. Солнце было высоко над
горизонтом и мне пришлось запрокинуть голову назад. Я поворачивал свою
шляпу до тех пор, пока не закрыл большую часть солнечного сияния ее
полями. Кажется, это было все, что требовалось. Когда я полуприкрыл глаза,
часть света, который казался исходящим от верхушки моей шляпы, буквально
взорвалась на моих ресницах, которые служили фильтром, создававшим светлое
кружево. Я держал свои веки полуприкрытыми и играл со светлым кружевом
некоторое время, пока не смог различить точный вертикальный контур водного
каньона на фоне.
Затем ла Горда велела мне пристально смотреть на среднюю часть
каньона, пока я не смогу засечь очень туманное коричневое пятно. Она
сказала, что это дыра в каньоне, которая присутствует там не для глаза,
который смотрит, а только для глаза, который "видит". Она предупредила
меня, что я должен проявлять свой контроль, как только я выделю это пятно,
чтобы оно не притянуло меня к себе. Я скорее должен "ввинтиться" в него.
Она предложила, чтобы в момент, когда я найду дыру, я нажал на нее плечом,
чтобы дать ей знать об этом. Она подвинулась боком, пока не прислонилась
ко мне.
Я минуту боролся, чтобы скоординировать и сделать устойчивыми 4
действия, и вдруг в середине каньона сформировалось темное пятно. Я
немедленно заметил, что вижу его не так, как я обычно вижу. Темное пятно
было скорее впечатлением, своего рода зрительным искажением. В тот момент,
когда мой контроль ослаб, оно исчезло. Оно находилось в моем поле
восприятия только в том случае, если я держал 4 действия под контролем.
Тут я вспомнил, что дон Хуан бесчисленное число раз заставлял меня
заниматься аналогичной деятельностью. Он обычно вешал небольшой лоскуток
на низкую ветку куста, который был стратегически размещен так, что
находился на одной линии с определенными геологическими образованиями в
горах на заднем плане, такими, как водные каньоны или склоны. Заставляя
меня сидеть примерно в 50 футах от этого лоскутка и пристально смотреть
через низкие ветки куста, где висел лоскут, он пользовался этим для того,
чтобы создавать во мне особый перцептуальный эффект. Лоскуток, которые
всегда был темнее по оттенку, чем то геологическое образование, на которое
я пристально смотрел, был прежде всего деталью этого образования. Идея
заключалась в том, чтобы допустить игру светового восприятия, не
анализируя ее. Я каждый раз терпел неудачу, т.к. был совершенно неспособен
воздержаться от оценок в моем уме, и мой ум всегда входил в какое-то
рациональное спекулирование о механизме моего иллюзорного восприятия.
На этот раз я не ощущал необходимости в каких бы то ни было
спекуляциях. Ла Горда не была сильно впечатляющей фигурой, с которой я
бессознательно испытывал нужду бороться, каковой фигурой, очевидно, для
меня был дон Хуан.
Темное пятно в моем поле восприятия стало почти черным. Я прислонился
к плечу ла Горды, чтобы дать ей знать. Она посоветовала мне на ухо, что я
должен изо всех сил стараться удержать свои веки в том же положении, в
каком они находятся, и тихо дышать животом. Я не должен позволять пятну
притягивать меня, но постепенно входить в него. Следовало избегать
позволять дыре вырасти и поглотить меня. В случае, если это произойдет, я
должен немедленно открыть глаза.
Я начал дышать, как она предписала, и таким образом я мог удерживать
веки фиксированными сколь угодно долго при соответствующей степени
раскрытия.
Я оставался в этом положении в течение некоторого времени. Затем я
заметил, что начал дышать нормально и что это не нарушило моего восприятия
темного пятна. Но внезапно темное пятно начало двигаться, пульсировать и
прежде, чем я снова смог дышать тихо, чернота двинулась вперед и обволокла
меня. Я пришел в ужас и открыл глаза.
Ла Горда сказала, что я выполнял пристальное созерцание вдаль, а для
этого нужно было дышать способом, который она рекомендовала. Она побудила
меня начать все сначала. Она сказала, что Нагваль обычно заставлял их
сидеть целыми днями, собирая свое второе внимание посредством пристального
созерцания того пятна. Он неоднократно предостерегал их об опасности быть
поглощенными ввиду встряски, от которой тело при этом пострадает.
Мне потребовалось около часа пристального созерцания, чтобы сделать
то, что она обрисовала. "Ввинчивание" в коричневое пятно и пристальное
всматривание в него привели к тому, что коричневая латка на моем поле
восприятия совершенно неожиданно вспыхнула. Когда она стала яснее, я
осознал, что во мне выполняется какое-то невероятное действие. Я ощутил,
что я действительно приближаюсь к тому пятну; отсюда было возникшее у меня
впечатление, что оно прояснилось. Затем я был так близко к нему, что мог
различить детали, вроде камней и растительности. Я приблизился еще больше
и мог посмотреть на особое образование на одном камне. Оно выглядело, как
грубо вырезанный стул. Он мне очень понравился; по сравнению с ним
остальные камни казались бледными и неинтересными.
Я не знаю, как долго я пристально созерцал его. Я мог фокусироваться
на каждой детали. Я ощущал, что мог вечно глядеть на его детали, потому
что им не было конца. Но что-то рассеяло мое видение; на камень наложился
другой странный образ, и снова другой, и еще другой. Я стал обеспокоен
помехами. В тот момент, когда я стал обеспокоен, я также осознал, что ла
Горда движет мою голову из стороны в сторону, стоя сзади меня. За
считанные секунды концентрация моего пристального созерцания совершенно
рассеялась.
Ла Горда сказала, что поняла, почему я причинял Нагвалю такую большую
заботу. Она убедилась сама, что я индульгирую выше своих пределов. Она
села у столба рядом со мной и сказала, что она и сестрички собираются
пристально созерцать место силы Нагваля. Затем она издала пронзительный
птичий крик. Спустя минуту сестрички вышли из дома и сели созерцать вместе
с ней.
Их мастерство пристального созерцания было очевидным. Их тела
приобрели необычайную жесткость. Казалось, они не дышали вообще. Их
неподвижность была такой заразительной, что я поймал себя на том, что
полуприкрыл глаза и уставился на холмы.
Пристальное созерцание было настоящим откровением для меня. Выполняя
его, я подтвердил некоторые важные спорные моменты учения дона Хуана. Ла
Горда очертила это задание, безусловно, смутным образом. "Ввинтиться в
него" было больше командой, чем описанием процесса, и все же оно было
описанием, при условии, что было выполнено одно существенное требование;
дон Хуан называл это требование остановкой внутреннего диалога. Из
утверждений ла Горды относительно пристального созерцания мне было
очевидно, что результатом, который имел в виду дон Хуан, заставляя их
пристально созерцать, было научить их останавливать внутренний диалог. Ла
Горда выразила это, как "утихание" мыслей. Дон Хуан уже обучил меня делать
ту же самую вещь, хотя он заставлял меня следовать противоположному пути;
вместо того, чтобы учить меня фокусировать свой взор, как делали
созерцатели, он научил меня открывать его, наполнять свое сознание, не
фокусируя взгляда ни на чем. Я должен был как бы вроде слушать глазами все
в 180-градусном секторе перед собой, держа глаза несфокусированными как
раз над линией горизонта.
Мне было очень трудно созерцать, потому что это означало
переворачивание той тренировки. Когда я пытался созерцать, у меня
возникало стремление раскрыться. Однако усилие держать это стремление в
узде заставило меня отключить свои мысли. Как только я выключил свой
внутренний диалог, было нетрудно созерцать так, как предписала ла Горда.
Дон Хуан утверждал снова и снова, что существенным моментом его магии
является отключение внутреннего диалога. В терминах объяснения о двух
сферах внимания, которое дала мне ла Горда, остановка внутреннего диалога
была рабочим способом описания акта отвлечения внимания тоналя.
Дон Хуан говорил также, что как только мы остановили наш внутренний
диалог, мы также остановили мир. Это было рабочее описание непостижимого
процесса фокусирования нашего второго внимания. Он говорил, что некоторая
часть нас всегда находится под запором, потому что мы боимся ее, и что для
нашего разума эта часть нас подобна сумасшедшему родственнику, которого мы
держим взаперти в темнице. Эта часть была, в терминах ла Горды, нашим
вторым вниманием, и когда оно в конце концов может сфокусироваться на
чем-нибудь, мир остановлен. т.к. мы, как средние люди, знаем только
внимание тоналя, то не будет большой натяжкой сказать, что как только это
внимание гасится, мир действительно должен остановиться. Фокусирование
нашего необузданного, нетренированного второго внимания должно быть
неизбежно ужасной вещью. Дон Хуан был прав, говоря, что единственным
способом удержать этого сумасшедшего родственника, чтобы он не набросился
на нас, было защитить себя с помощью нашего нескончаемого внутреннего
диалога.
Ла Горда и сестрички встали после примерно 30-минутного созерцания.
Ла Горда дала мне сигнал рукой следовать за ними. Они пошли в кухню. Ла
Горда указала мне сесть на скамейку. Она сказала, что выйдет на дорогу,
чтобы встретить Хенарос и привести их. Она вышла через переднюю дверь.
Сестрички сели вокруг меня. Лидия предложила ответить на все, что я
захочу спросить у нее. Я попросил ее рассказать мне о ее пристальном
созерцании пятна силы дона Хуана, но она не поняла меня.
- Я созерцатель вдаль и созерцатель теней, - сказала она. - после
того, как я стала созерцателем, Нагваль заставил начать все сначала и
созерцать на этот раз тени листьев, растений, деревьев и камней. Теперь я
больше никогда не смотрю ни на какие вещи, я просто смотрю на их тени.
Даже если совсем нет света, то тени есть, даже ночью есть тени. т.к. я
являюсь созерцателем теней, то я являюсь также созерцателем вдаль, я могу
созерцать тени даже вдали.
Рано утром тени много не говорят. В это время тени отдыхают. Поэтому
бесполезно созерцать очень рано днем. Около 6 часов утра тени просыпаются
и они находятся в наилучшей форме около 6 часов пополудни. Тогда они
полностью пробужденные.
- Что же тени говорят тебе?
- Все, что я хочу знать. Они говорят мне тем, что они теплые или
холодные, или двигаются, или имеют цвета. Я не знаю пока что всех вещей,
которые означают цвета, тепло и холод. Нагваль предоставил изучать это мне
самой.
- Как ты изучаешь?
- В своем _с_н_о_в_и_д_е_н_и_и_. Сновидцы должны пристально
созерцать, чтобы сделать _с_н_о_в_и_д_е_н_и_е_, а затем они должны искать
свои сны в своем созерцании. Например, Нагваль заставлял меня смотреть на
тени камней, а затем в своем _с_н_о_в_и_д_е_н_и_и_я_ обнаружила, что эти
тени имеют свечение, поэтому я до тех пор стала искать свечение в тенях,
пока не нашла его. Созерцание и _с_н_о_в_и_д_е_н_и_е_ идут рука об руку.
Мне потребовалось долго заниматься созерцанием теней, чтобы мое
с_н_о_в_и_д_е_н_и_е теней получалось. А затем мне потребовалось долго
заниматься _с_н_о_в_и_д_е_н_и_е_м_ и созерцанием, чтобы сочетать их и
действительно _в_и_д_е_т_ь_ в тенях то, что я вижу в своем
с_н_о_в_и_д_е_н_и_и_. Понимаешь, что я имею в виду? Каждый из нас делает
то же самое. _С_н_о_в_и_д_е_н_и_е_ Розы связано с деревьями, потому что
она - созерцатель деревьев, а у Жозефины связано с облаками, потому что
она - созерцатель облаков. Они созерцают деревья и облака, пока не
достигают согласования со своими _с_н_о_в_и_д_е_н_и_я_м_и_.
Роза и Жозефина согласно кивнули головами.
- Как насчет ла Горды? - спросил я.
- Она созерцатель блох, - сказала Роза и все они засмеялись.
- Ла Горда не любит, когда ее кусают блохи, - объяснила Лидия. - она
бесформенная и может созерцать все, что угодно, но она привыкла быть
созерцателем дождя.
- Как насчет Паблито?
- Он созерцает женские промежности, - ответила Роза с каменным
выражением лица.
Они засмеялись. Роза хлопнула меня по спине.
- Я полагаю, что т.к. он твой партнер, то он примется за тебя, -
сказала она.
Они захохотали, тряся скамейки ногами и колотя по столу.
- Паблито - созерцатель камней, - сказала Лидия. - Нестор -
созерцатель дождя и растений, а Бениньо - созерцатель вдаль. Однако, не
спрашивай меня больше ничего о созерцании, потому что я потеряю свою силу,
если расскажу тебе больше.
- Почему же тогда Горда рассказывает мне все?
- Ла Горда потеряла свою форму, - ответила Лидия. - когда я потеряю
свою, я тоже буду рассказывать тебе все. Но к тому времени тебя это не
будет беспокоить. Ты беспокоишься только потому, что ты такой же глупый,
как мы. В тот день, когда мы потеряем свою форму, мы все перестанем быть
глупыми.
- Почему ты задаешь так много вопросов, если ты знаешь все это? -
спросила Роза.
- Потому что он похож на нас, - сказала Лидия. - он не настоящий
Нагваль. Он пока еще человек.
Она повернулась лицом ко мне. Минуту ее лицо было твердым, а ее глаза
колючими и холодными, но ее выражение внезапно смягчилось, когда она
заговорила со мной.
- Ты и Паблито - партнеры, - сказала она. - ты действительно любишь
его?
Я подумал минуту, прежде, чем ответить. Я сказал ей, что я так или
иначе полностью доверял ему. Без всякой видимой причины я имел ощущение
сродства с ним.
- Ты любишь его так сильно, что испортил его, - сказала она
обвиняющим тоном. - на той вершине горы, где вы прыгнули, он сам
подбирался к своему второму вниманию, а ты вынудил его прыгнуть вместе с
тобой.
- Я только держал его за руку, - возразил я.
- Маг не держит другого мага за руку, - сказала она. - каждый из нас
очень способный. Ты не нуждаешься в том, чтобы кто-нибудь из нас троих
помогал тебе. Только маг, который видит, является бесформенным, может
помогать. На той вершине горы, где вы прыгнули, ты был обязан идти первым.
Теперь Паблито привязан к тебе. Я думаю, ты намеревался помогать нам таким
же самым образом. Боже, чем больше я думаю о тебе, тем больше я презираю
тебя.
Роза и Жозефина ответили согласным бормотанием. Роза встала и
посмотрела мне в лицо с яростью в глазах. Она потребовала отчета в том,
что я собирался сделать с ними. Я сказал, что я собираюсь скоро покинуть
их. Мое заявление, видимо, возмутило их. Они все одновременно заговорили.
Голос Лидии возвысился над другими. Она сказала, что время уехать было еще
предыдущей ночью, и что она возненавидела меня в тот момент, когда я решил
остаться. Жозефина стала орать мне непристойности.
Я ощутил внезапное содрогание, встал и не своим голосом заорал им,
чтобы они успокоились. Они с ужасом посмотрели на меня. Я попытался
принять небрежный вид, но я сам испугался так же, как испугал их.
В этот момент в кухню вступила Горда, словно она скрывалась в
передней комнате, ожидая, когда мы начнем драку. Она сказала, что
предупреждала нас, чтобы мы не попались в сети друг друга. Я был вынужден
рассмеяться над тем, что она журит нас, как детей. Она сказала, что мы
обязаны уважать друг друга, что уважение среди воинов является очень
деликатным предметом. Сестрички знали, как вести себя как воины друг с
другом, то же делали Хенарос между собой, но стоит мне придти в одну из
этих групп, или двум группам сойтись вместе, как все они игнорируют свое
воинское знание и ведут себя, как недотепы.
Мы сели. Горда села около меня. После минутной паузы Лидия объяснила,
что она боится, что я собираюсь сделать с ними то, что я сделал с Паблито.
Горда засмеялась и сказала, что она никогда не позволит мне помогать
кому-либо из них таким способом. Я сказал ей, что не могу понять, что я
такое неправильно сделал с Паблито. Я не осознавал того, что я сделал, и
если бы Нестор не рассказал мне, я бы никогда не знал, что я фактически
подтолкнул Паблито. Я даже спрашивал себя, случайно, не преувеличивал ли
немного Нестор или, может быть, он ошибся.
Горда сказала, что свидетель не допустил бы такую глупую ошибку, тем
более не преувеличил, и что свидетель является самым совершенным воином
среди них.
- Маги не помогают друг другу так, как ты помог Паблито, - продолжала
она. - ты вел себя, как человек с улицы. Нагваль научил нас всех быть
воинами. Он говорил, что воин не имеет сочувствия ни к кому. Для него
иметь сочувствие значило, что ты желаешь, чтобы другой человек был похож
на тебя, был в твоей шкуре, и ты протягивал ему руку помощи как раз для
этой цели. Ты сделал это с Паблито. Самая трудная для воина вещь в мире -
предоставить других самим себе. Когда я была толстая, я беспокоилась, что
<< Пред. стр. 140 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу