<< Пред. стр. 156 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу
- Целостность самого себя - очень экономичное дело, - сказал дон
Хуан. - нам нужна лишь очень маленькая ее часть для того, чтобы выполнять
сложнейшие задачи жизни. И однако, когда мы умираем, мы умираем с
целостностью нас самих. Маг задает вопрос, если мы умрем с целостностью
нас самих, то почему бы тогда не жить с этой целостностью?
Он сделал мне знак головой, чтобы я следил за вереницей проходящих
мимо людей.
- Они являются целиком тоналем, - сказал он. - я собираюсь выделить
некоторых из них, чтобы твой тональ оценил их, и оценивая их, он оценивал
бы себя.
Он направил мое внимание на двух старых дам, которые вышли из церкви.
Они стояли наверху гранитной лестницы какую-то секунду, а затем с
бесконечной осторожностью начали спускаться, отдыхая на каждой ступеньке.
- Следи за этими двумя женщинами очень внимательно, - сказал он. - но
смотри на них не как на личности или людей, имеющих общее с нами. Смотри
на них как на тонали.
Две женщины дошли до нижних ступенек. Они двигались так, как будто бы
грубый гравий был шариками, на которых они вот-вот поскользнутся и
потеряют равновесие. Шли они под руку, подпирая одна другую весом своих
тел.
- Смотри на них, - сказал дон Хуан тихим голосом. - это самый жалкий
тональ, какой только можно найти.
Я заметил, что обе женщины были тонкокостными, но жирными. Им было,
пожалуй, слегка за пятьдесят. На лицах их был болезненный взгляд, как
будто бы идти вниз по ступенькам церкви было выше их сил.
Они были перед нами. Секунду они поколебались и затем остановились.
На дорожке была еще одна ступенька.
- Смотрите под ноги, дамы, - закричал дон Хуан, драматически
поднявшись. Женщины взглянули на него, явно смущенные его внезапным
выпадом.
- Моя мама сломала здесь однажды свое правое бедро, - сказал он,
подскакивая к ним, чтобы помочь.
Они многословно его поблагодарили, а он им посоветовал, что если они
когда-нибудь потеряют равновесие и упадут, оставаться неподвижными, пока
не приедет скорая помощь. Его тон был искренним. Женщины перекрестились.
Дон Хуан сел опять. Его глаза сияли. Он тихо заговорил.
- Эти женщины не настолько стары и тела их не настолько слабы и,
однако же, они - инвалиды. Все вокруг них пропитано опасением - их одежда,
их запах, их отношение ко всему. Почему ты думаешь, это так?
- Может быть они родились такими? - сказал я.
- Никто таким не рождается. Мы сами себя делаем такими. Тональ этих
женщин слаб и боязлив.
Я сказал, что сегодня будет день тоналя. Я имел в виду, что сегодня я
только с ним исключительно хочу иметь дело. Я сказал также, что для этой
специальной цели я надел свой костюм. При помощи его я хотел показать
тебе, что воин обращается со своим тоналем совсем особым образом. Я указал
тебе, что мой костюм сделан по моде, и что все, что на мне одето сегодня
облегает меня и идет мне до совершенства. Не свою пустоту я хотел
показать, но мой дух воина, мой тональ воина.
Эти две женщины дали тебе первый взгляд на тональ сегодня. Жизнь
может быть такой же безжалостной с тобой, как она безжалостна с ними, если
ты небрежен со своим тоналем. Я выдвинул себя как противопоставление. Если
ты понимаешь правильно, то мне не нужно развивать этот момент.
Я ощутил внезапный приступ неуверенности и испросил его выразить
словами то, что я должен понять. Должно быть в моем голосе было отчаяние.
Он громко засмеялся.
- Смотри на того молодого человека в зеленых штанах и розовой
рубашке, - прошептал дон Хуан и указал на очень тощего темноволосого
человека с острыми чертами лица, который стоял почти против нас. Казалось,
он был в нерешительности относительно того, куда ему идти - к церкви или к
улице. Дважды он поднимал руку в направлении к церкви, как бы разговаривая
сам с сбой и собираясь двинуться в ее направлении. Затем он посмотрел на
меня с отсутствующим выражением.
- Взгляни на то, как он одет, - сказал дон Хуан шепотом. - посмотри
на эти ботинки.
Одежда молодого человека была потрепана и помята, а его ботинки
абсолютно износились.
- Он, очевидно, очень болен, - сказал я.
- Это все, что ты можешь о нем сказать? - спросил он.
Я перечислил ряд причин, которые могли вызвать нищету молодого
человека: плохое здоровье, невезение, безразличие к своему внешнему виду
или может быть его просто только что выпустили из тюрьмы.
Дон Хуан сказал, что я просто спекулирую, и что он не заинтересован в
том, чтобы оправдывать что-либо, предполагая, что молодой человек явился
жертвой стечения обстоятельств.
- Может быть он секретный агент, который должен выглядеть оборванцем?
- сказал я шутя.
Молодой человек пошел в направлении улицы разболтанной походкой.
- Он не должен выглядеть оборванцем, он и есть оборванец, - сказал
дон Хуан. - посмотри, как слабо его тело. Его руки и ноги тонки, он едва
может идти. Никто не может притворяться настолько, чтобы иметь такой вид.
С ним что-то определенно неладно, однако не его обстоятельства. Я опять
подчеркиваю, что хочу, чтобы ты видел этого человека как тональ.
- Что под этим скрывается, видеть человека как тональ?
- Это означает перестать судить его в нормальном смысле или
оправдывать его на том основании, что он похож на лист, отданный на волю
ветра. Другими словами, это значит видеть человека, не думая о том, что он
безнадежен или беспомощен.
Ты абсолютно точно знаешь, о чем я говорю. Ты можешь оценить этого
человека не обвиняя его и не прощая.
- Он слишком много пьет, - сказал я.
Мое заявление не было преднамеренным. Я просто сделал его, в
действительности не зная почему. На какое-то мгновение я даже чувствовал,
что кто-то стоящий сзади меня произнес эти слова. Мне хотелось объяснить,
что мое заявление было еще одой из моих спекуляций.
- Это не спекуляция, - сказал дон Хуан. - в тоне твоего голоса была
уверенность, которой не было раньше. Ты не сказал: "может быть, он
пьяница."
Я чувствовал раздражение, хотя и не знал в точности, почему. Дон Хуан
рассмеялся.
- Ты видел этого человека насквозь, - сказал он. - это было
"видение". "Видение" такое и есть. Заявления делаются с большой
уверенностью, и не знаешь, как это произошло. Ты знаешь, что поймал тональ
этого молодого человека, но ты не знаешь, откуда ты это узнал.
Я должен был признаться, что каким-то образом у меня было такое
ощущение.
- Ты прав, - сказал дон Хуан. - в действительности не имеет никакого
значения, что он молод. Он калека, как те две женщины. Молодость никоим
образом не является барьером против разрушения тоналя.
Ты думал, что должно быть очень много причин для такого состояния
этого человека. Я нахожу, что причина только одна - его тональ. И не то,
чтобы его тональ был слаб из-за того, что он пьет. Тут как раз все
наоборот. Он пьет, потому что его тональ слаб. Эта слабость заставляет его
быть тем, что он есть. Но то же самое происходит со всеми нами в той или
иной форме.
- Но разве ты так же не судишь его поведение, говоря что это его
тональ?
- Я даю тебе объяснение, с которым ты никогда раньше не встречался.
Однако это не оправдание и не осуждение. Тональ этого молодого человека
слаб и боязлив. И однако же, он не одинок. Все мы более ил менее в одной и
той же лодке.
В этот момент очень крупный мужчина прошел перед нами, направляясь к
церкви. На нем был дорогой темно-серый костюм и в руке он нес костюм.
Воротник его рубашки был расстегнут, а галстук расслаблен. Он обливался
потом. Кожа у него была очень светлая, и это делало пот еще более
заметным.
- Следи за ним, - приказал дон Хуан.
Шаги мужчины были короткими, но тяжелыми. В походке его было
покачивание. Он не стал подниматься к церкви, но обошел ее и исчез за ней.
- Нет никакой необходимости обращаться с телом таким образом, -
сказал дон Хуан с ноткой укора. - но печальный факт состоит в том, что все
мы научились в совершенстве тому, как делать наш тональ слабым. Я назвал
это индульгированием.
Он положил руку на мой блокнот и не дал мне больше писать. Он
объяснил это тем, что до тех пор, пока я записываю, я не способен
сконцентрироваться. Он предложил, чтобы я расслабился, выключил внутренний
диалог, отпустился и сливался с тем человеком, которого наблюдаю.
Я попросил его объяснить, что он имеет в виду под "слиянием". Он
сказал, что нет способа это объяснить, что это что-то такое, что тело
ощущает или делает, когда его ставят в наблюдательный контакт с другими
телами. Затем он прояснил этот момент, сказав что в прошлом он называл
этот процесс "видение", и что он состоял из истинной тишины внутри, за
которой следует внешнее удлинение чего-то внутри нас. Удлинение, которое
встречается и сливается с другим телом или с чем угодно еще в поле нашего
осознания.
В этом месте я захотел вернуться к своему блокноту, но он остановил
меня и начал выделять из толпы, которая проходила мимо, отдельных людей.
Он указал десятки людей, составивших широкий диапазон типов среди
мужчин, женщин и детей различного возраста. Дон Хуан сказал, что он
выбирал лиц, чей слабый тональ может подойти к схеме категорий, и таким
образом он познакомил меня с большим разнообразием индульгирования.
Я не запомнил всех людей, которых он указывал и обсуждал. Я
пожаловался на то, что если бы я делал заметки, то смог бы по крайней мере
набросать намеки к его схеме индульгирования. Однако, он не захотел ее
повторить или может быть он тоже ее не помнил.
Он засмеялся и сказал, что не помнит ее, потому что в жизни мага за
творчество отвечает нагваль. Он взглянул на небо и сказал, что уже
становится поздно и что с этого момента мы изменим направление. Вместо
слабых тоналей мы будем ожидать появление правильного тоналя. Он добавил,
что только воин имеет правильный тональ, и что средний человек в лучшем
случае может иметь хороший тональ.
После нескольких минут ожидания он хлопнул себя по ляжкам и
усмехнулся.
- Посмотри, кто идет сейчас, - сказал он, указывая на улицу движением
подбородка. - это как если б они следовали какой-нибудь очереди.
Я увидел трех индейцев, приближающихся к нам. На них были короткие
коричневые шерстяные пончо, белые накидки с длинными рукавами, грязные
изношенные сандалии и старые соломенные шляпы. Каждый из них нес узел,
привязанный на спине.
Дон Хуан поднялся и пошел их приветствовать. Он заговорил с ними.
Они, казалось, удивились и окружили его. Они улыбались ему. Очевидно, он
им рассказывал что-то обо мне. Все трое повернулись и улыбнулись мне. Они
были в трех-четырех метрах. Я слушал внимательно, но не мог разобрать, что
они говорят.
Дон Хуан полез в карман и вручил им несколько ассигнаций. Они
казались довольными. Ноги их нервно двигались. Мне они очень понравились.
Они походили на детей. У всех у них были мелкие белые зубы и очень
приятные мягкие черты лица. Один, по всему виду старший, имел усы. Его
глаза были усталыми и очень добрыми. Он снял шляпу и подошел ближе к
скамейке. Остальные последовали за ним. Все трое приветствовали меня
хором. Мы пожали друг другу руки. Дон Хуан сказал мне, чтобы я дал им
денег. Они поблагодарили меня и после вежливого молчания попрощались. Дон
Хуан сел опять на скамейку, и мы смотрели, как они исчезли в толпе.
Я сказал дону Хуану, что по какой-то непонятной причине они мне очень
понравились.
- Это не так уж странно, - сказал он. - ты, должно быть,
почувствовал, что их тональ очень хороший. Это правильно, но не для нашего
времени.
Ты, должно быть, почувствовал, что они похожи на детей. Они и есть
дети. И это очень трудный момент. Я понимаю их лучше, чем ты, поэтому я
смог почувствовать привкус печали. Индейцы, как собаки - у них ничего нет.
Но это природа их судьбы и я не должен был чувствовать печали. Моя печаль,
конечно, это мой собственный способ индульгировать.
- Откуда они, дон Хуан?
- С гор. Они пришли сюда искать свое счастье. Они хотят стать
торговцами. Они - братья. Я сказал им, что я тоже пришел с гор, и что я
сам торговец. Я сказал им, что ты являешься моим партнером. Деньги,
которые мы им дали, были амулетом. Воин должен давать подобные амулеты все
время. Им без сомнения нужны деньги, но необходимость не должна быть
существенным соображением в деле амулета. Смотреть следует на чувство.
Лично я был тронут этими тремя.
Индейцы - это те, кто теряют в наше время. Их падение началось с
испанцами, а теперь под владычеством их потомков, индейцы потеряли все. Не
будет преувеличением сказать, что индейцы потеряли свой тональ.
- Это метафора, дон Хуан?
- Нет, это факт. Тональ очень уязвим. Он не может выдержать плохого
обращения. Белый человек с того дня, как он вступил на эту землю,
систематически разрушал не только индейский тональ времен, но и личный
тональ каждого индейца. Легко можно представить, что для бедного среднего
индейца владычество белого человека было чистым адом. И однако же, ирония
состоит в том, что для другого вида индейцев оно было чистым благом.
- О ком ты говоришь? Что это за вид индейцев?
- Маги. Для магов оккупация была вызовом жизненного времени. Они были
единственными, кто не был уничтожен ею, но адаптировался к ней и
использовал ее к полной своей выгоде.
- Как это было возможно, дон Хуан? У меня было впечатление, что
испанцы не оставили камня на камне.
- Скажем так, они перевернули все камни, которые находились в
границах их собственного тоналя. В жизни индейца, однако, были вещи,
являвшиеся невосприемлимыми для белого человека. Этих вещей он даже не
заметил. Может быть это было чистой удачей магов, а может быть это их
знание спасло их. После того, как тональ времени и личный тональ каждого
индейца был уничтожен, маги обнаружили, что удерживаются за единственную
вещь, которая осталась незавоеванной - нагваль. Другими словами, их тональ
нашел убежище в их нагвале. Этого не могло бы произойти, если бы не
мучительное положение побежденных людей. Люди знания сегодняшнего дня
являются продуктами этих условий. И единственными знакомыми с нагвалем,
потому что они остались там совершенно одни. Туда белый человек никогда не
заглядывал. Фактически он даже мысли не имел, что это существует.
Я почувствовал необходимость в этом месте вставить довод. Я искренне
утверждал, что европейская мысль знакома с тем, что он называл нагвалем. Я
привел концепцию трансцендентального эго или ненаблюдаемого наблюдателя,
присутствующего во всех наших мыслях, восприятиях и ощущениях. Я объяснил
дону Хуану, что индивидуум может воспринимать или интуитивно ощущать себя,
как себя самого, через трансцендентальное эго, потому что это единственная
вещь, которая способна судить. Способна раскрывать реальность в царстве
нашего сознания.
На дона Хуана это не повлияло. Он засмеялся.
- Раскрывание реальности, - сказал он, подражая мне, - это тональ.
Я настаивал на том, что тоналем может быть названо эмпирическое эго,
находящееся в проходящем потоке сознания или опыта человека, в то время
как трансцендентальное эго находится позади этого потока.
- Наблюдая, я полагаю, - сказал он насмешливо.
- Правильно, наблюдая само себя, - сказал я.
- Я слышу как ты говоришь, - сказал он, - но ты не говоришь ничего.
Нагваль это не опыт, не интуиция и не сознание. Эти термины и все
остальное, что бы ты ни сказал, являются только предметами острова тоналя.
Нагваль, с другой стороны, это только эффект. Тональ начинается с
рождением и кончается со смертью. Но нагваль не кончается никогда. Нагваль
не имеет предела. Я сказал, что нагваль это то, где обитает сила. Это был
только способ упомянуть его. По причине его эффектов, возможно, нагваль
лучше всего может быть понят в терминах силы. Например, когда ты
почувствовал себя онемевшим и не мог говорить сегодня утром, я фактически
успокаивал тебя, то-есть на тебя действовал мой нагваль.
- Как это было возможно, дон Хуан?
- Ты не поверишь, но никто не знает как. Все, что я знаю, так это то,
что я хотел твоего нераздельного внимания, а затем мой нагваль приступил к
работе над тобой. До этих пор я знаю, потому что я мог видеть его эффект,
но я не знаю, как он работает.
Некоторое время он молчал. Я хотел продолжить разговор на ту же тему
и попытался задать ему вопрос. Он заставил меня замолчать.
- Можно сказать, что нагваль ответственен за творчество, - сказал он
наконец и посмотрел на меня пристально. - нагваль - единственная часть
нас, которая может творить.
Он оставался спокойным, глядя на меня. Я почувствовал, что он
определенно ведет меня в ту область, которую мне хотелось бы, чтобы он
осветил получше. Он сказал, что тональ не создает ничего, а только
является свидетелем и оценщиком. Я спросил его, как он объясняет тот факт,
что мы конструируем суперсооружения и машины.
- Это не творчество, - сказал он. - это только спаивание. Мы можем
спаять все, что угодно, нашими руками лично или объединяясь с руками
других тоналей. Группа тоналей может спаять все, что угодно.
Суперсооружения, как ты сказал.
- Но что же такое тогда творчество, дон Хуан?
Он посмотрел на меня, скосив глаза. Мягко усмехнувшись, он поднял
правую руку над головой и резким движением повернул кисть, как бы
поворачивая дверную ручку.
- Творчество вот, - сказал он и понес свою ладонь на уровне моих
глаз.
Мне потребовалось невероятно долгое время для того, чтобы
сфокусировать глаза на его руке. Я ощущал, что прозрачная мембрана держала
все мое тело в фиксированном положении, и что мне нужно прорвать ее, чтобы
остановить свой взгляд на его руке. Я старался, пока капли пота не попали
мне в глаза. Наконец, я услышал или ощутил хлопок, и мои глаза и моя
голова дернулись, освободившись.
На его правой ладони находился самый любопытный грызун, какого я
когда-либо видел. Он был похож на белку с пушистым хвостом. Однако, в
шерсти его хвоста были жесткие щетинки.
- Потрогай его, - сказал дон Хуан тихо.
Я автоматически повиновался и погладил пальцем по мягкой спинке. Дон
Хуан поднес руку ближе к моим глазам, и тогда я заметил нечто, что бросило
меня в нервные судороги. У белки были очки и большие зубы.
- Он похож на японца, - сказал я и начал истерически смеяться.
Затем грызун стал расти на ладони дона Хуана, и в то время, как мои
глаза были еще полны слез от смеха, грызун стал таким громадным, что
исчез. Он буквально вышел за границы моего поля зрения. Это произошло так
быстро, что застало меня во время раската смеха. Когда я взглянул вновь,
или когда я вытер глаза и сфокусировал их должным образом, я смотрел на
дона Хуана. Он сидел на скамейке, а я стоял перед ним, хотя и не помнил,
когда встал. На мгновение моя нервозность была неудержимой. Дон Хуан
<< Пред. стр. 156 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу