<< Пред. стр. 186 (из 284) След. >>
достаточной степени отрешен и в то же время имел в достаточной степениконтроль над собой. Ты не оступился и не намочил в штаны, и в то же время
ты забрался на эту стену в полной темноте. Ты мог оступиться и убиться;
чтобы лезть на эту стену в темноте, требуется держаться за самого себя и
отступиться от самого себя в одно и то же время. Именно это я называю
настроением воина.
Я сказал, что что бы там я ни делал прошлой ночью, все это было
продуктом моего страха, а не результатом настроения, контроля и
отрешенности.
- Я это знаю, - сказал он, улыбаясь. - и я хотел показать тебе, что
ты способен подстегнуть себя к тому, чтобы выйти из своих границ, если ты
находишься в соответствующем настроении. Страх загнал тебя в настроение
воина, но сейчас, когда ты знаешь об этом, все, что угодно, может служить
тебе, чтобы войти в него.
Я хотел с ним спорить, но мои мысли не были достаточно ясны. Я
чувствовал необъяснимое раздражение.
- Удобно всегда действовать в таком настроении, - продолжал он. - оно
проносит тебя через всякую чушь и оставляет очищенным. Это было большое
чувство, когда ты достиг вершины утеса, разве не так?
- Я сказал, что понял то, о чем он говорит, и, однако же, чувствую,
что было бы глупым пытаться приложить его учение к повседневной жизни.
- Настроение воина требуется для каждого отдельного поступка, -
сказал он. - иначе становишься рассеянным и неуклюжим. В жизни нет такой
силы, в которой отсутствовало бы это настроение. Посмотри на себя. Все
обижает и огорчает тебя. Ты хнычешь и жалуешься, и чувствуешь, что каждый
заставляет тебя плясать под свою дудку. Ты - листик, отданный на волю
ветра. В твоей жизни нет силы. Что за отвратительное чувство, должно быть!
Воин, с другой стороны, является охотником. Он рассчитывает все. Это
контроль. Но после того, как его расчеты окончены, он действует. Он
отступается. Это отрешение. Воин не является листиком, отданным на волю
ветра. Никто не может его толкнуть. Никто не может заставить его поступать
против самого себя или против того, что он считает нужным. Воин настроен
на выживание. И он выживает наилучшим способом из всех возможных.
Мне нравились его мысли, хотя я думал, что они нереалистичны. Для
того сложного мира, в котором я жил, они казались слишком упрощенными.
Он рассмеялся над моими возражениями, а я настаивал на том, что
настроение воина, вероятно, не сможет мне помочь преодолеть чувство обиды
или действительного вреда, наносимого поступками окружающих меня людей.
Как, например, в том гипотетическом случае, когда на тебя нападает
жестокий и злобный человек, по своему положению обладающий властью.
Он взревел от смеха и согласился, что мой пример уместен.
- Воину может быть нанесен физический вред, но он не может быть
обижен, - сказал он. - для воина нет ничего обидного в поступках
окружающих людей. До тех пор, пока он сам находится и действует в нужном
настроении.
Предыдущей ночью ты сам не был обижен львом. Тот факт, что он гнался
за нами, не рассердил тебя. Я не слышал, чтобы ты ругал его, и я не
слышал, чтобы ты говорил, что он не имеет права следовать за нами. А по
всему тому, что ты о нем знаешь, он мог быть жестоким и злобным львом. Но
это не входило в твои соображения, когда ты старался избежать его.
единственная вещь, которая удерживалась в твоем уме - это выжить. И это ты
сделал очень хорошо.
Если бы ты был один, и лев, поймав тебя, изуродовал бы тебя до
смерти, то тебе бы и в голову не пришло жаловаться на него или чувствовать
себя оскорбленным его поступками.
Настроение воина не так легко переходит в твой или чей-либо еще мир.
Оно нужно тебе для того, чтобы прорваться через всю болтовню.
Я объяснил свой ход рассуждений. Лев и окружающие меня люди
находились не на одной доске, потому что я знал интимные побуждения людей
в то время, как я ничего не знал о таковых у льва. Что обижало меня в
поступках окружающих людей, это то, что они действовали злобно и знающе.
- Знаю, знаю, - сказал дон Хуан терпеливо. - достичь настроения воина
- не простое дело. Это революция. Рассматривать льва и водяных крыс и
окружающих нас людей, как равных, является великолепным поступком духа
воина. Для этого нужна сила.
12. БИТВА СИЛЫ
Четверг, 28 декабря 1961 года.
Мы начали свое путешествие очень рано утром. Мы ехали на юг, а затем
на восток к горам. Дон Хуан принес тыквенные фляги с пищей и водой. Мы
поели в моей машине, прежде чем отправились в поход.
- Держись ближе ко мне, - сказал он. - это неизвестный для тебя район
и здесь нет нужды рисковать. Ты идешь на поиски силы, и все, что ты
делаешь, идет в счет. Следи за ветром, особенно к концу дня. Следи за тем,
когда он меняет направление и меняет свое положение таким образом, чтобы я
всегда заслонял тебя от него.
- Что мы собираемся делать в этих горах, дон Хуан?
- Ты охотишься за силой.
- Я имею в виду, что мы в частности будем делать?
- Когда дело идет об охоте за силой, не может быть никакого плана.
Охотиться за силой или охотиться за дичью - это одно и то же. Охотник
охотится на то, что подставляет себя ему, поэтому он всегда должен
находиться в состоянии готовности.
Ты знаешь о ветре, и сейчас ты можешь охотиться за силой, находящейся
в ветре, самостоятельно. Но есть другие вещи, о которых ты не знаешь,
которые, как и ветер, являются центром силы в определенное время и в
определенных местах.
Сила - очень любопытная штука, - сказал он. - невозможно взять ее и
сказать, что это действительно есть. Это чувство, которое имеют об
определенных местах. Сила является личной. Она принадлежит кому-нибудь
одному. Мой бенефактор, например, мог сделать человека смертельно больным,
просто посмотрев на него. Женщины дурнели, если он бросит на них взгляд.
Однако же, он не делал людей больными все время, но только тогда, когда
его личная сила в этом участвовала.
- Как он выбирал того, кого он собирался сделать больным?
- Этого я не знаю. Он сам не знал. С силой всегда так. Она командует
тобой, и в то же время она повинуется тебе.
Охотник на силу ловит ее, а затем накапливает ее, как свое личное
достояние. Таким образом личная сила растет и можно найти такие случаи,
когда воин имеет так много личной силы, что становится человеком знания.
- Как накапливают силу, дон Хуан?
- Это опять-таки другое чувство. Оно зависит от того, какого сорта
личностью обладает воин. Мой бенефактор был человеком жесткой природы.
Через это чувство он и накапливал силу. Все, что он делал, было сильным и
прямолинейным. Он оставил мне память о чем-то, проламывающимся сквозь
вещи. И все, что с ним случалось, происходило таким же манером.
Я сказал ему, что не могу понять, как сила накапливается через
чувства.
- Нет никакого способа объяснить это, - сказал он после долгой паузы.
- ты должен делать это сам.
Он поднял фляги с пищей и привязал их себе на спину. Протянув мне
бечевку с восемью кусочками сухого мяса, он велел мне повесить ее на шею.
- Это пища, обладающая силой, - сказал он.
- Что делает ее пищей, обладающей силой, дон Хуан?
- Это мясо животного, которое имело силу. Оленя, уникального оленя.
Моя личная сила привела его ко мне. Это мясо будет поддерживать нас
недели, месяцы, если нужно. Жуй медленно маленькие кусочки его время от
времени и пережевывай основательно. Пусть сила медленно тонет в твое тело.
Мы пошли. Было почти одиннадцать утра, когда дон Хуан еще раз
напомнил мне о процедуре, которой я должен следовать.
- Следи за ветром, - сказал он. - не позволяй ему сбивать тебя с шага
и не давай ему утомлять тебя. Жуй свою пищу силы и прячься от ветра за
моим телом. Ветер не нанесет мне вреда. Мы хорошо знаем друг друга.
Он привел меня к тропинке, которая шла прямо к высоким горам. День
был облачным, и похоже было, что пойдет дождь. Я мог видеть низкие
дождевые облака, и туман высоко в горах, спускающихся в ту местность, в
которой мы находились.
В полной тишине мы шли до трех часов дня. Пережевывание сухого мяса
действительно придавало силы. А следить за внезапными изменениями
направления ветра было до такой степени мистическим делом, что все мое
тело, казалось, ощущало изменения прежде, чем они действительно
происходили. У меня было такое чувство, что я могу определять волны ветра,
как своего рода давление на верхнюю часть груди, на бронхи. Каждый раз
перед порывом ветра я чувствовал раздражение у себя в груди и в горле.
Дон Хуан остановился на момент и оглянулся. Казалось, он
ориентировался, а затем повернул направо. Я заметил, что он тоже жует
сухое мясо. Я чувствовал себя очень свежим и совсем не был уставшим.
Задание осознавать перемены ветра было таким всепоглощающим, что я не
ощущал хода времени. Мы вошли в глубокий овраг, а затем по одной из его
сторон поднялись на небольшое плато на ровной стороне огромной горы. Мы
были довольно высоко, почти у самой вершины.
Дон Хуан забрался на большую скалу в конце плато и помог мне залезть
на нее. Скала располагалась таким образом, что выглядела куполом наверху
обрывистых стен. Мы медленно обошли ее. В конце концов я вынужден был
передвигаться по скале на своем заду, придерживаясь за поверхность пятками
и ладонями. Я обливался потом, и несколько раз мне пришлось вытирать
ладони.
С противоположной стороны я мог видеть просторную неглубокую пещеру
вблизи вершины горы. Она была похожа на зал, который был вырублен в скале.
Это был песчаник, который ветры превратили в своего рода балкон с двумя
колоннами.
Дон Хуан сказал, что мы собираемся там расположиться и что это очень
безопасное место, потому что оно слишком неглубоко, чтобы быть логовом
льва или других хищников. Очень открыто, чтобы там гнездились крысы и
очень ветрено для насекомых. Он засмеялся и сказал, что это идеальное
место для людей, поскольку никакое другое живое существо его не потерпит.
Он взлетел туда, как горный козел. Я восхищался его поразительной
энергичностью.
Я медленно сполз со скалы на заду, а затем попытался взбежать на гору
для того, чтобы достичь карниза. Последние несколько метров полностью
утомили меня. Я ребячески спросил дона Хуана, сколько же ему на самом деле
лет. Я считал, что для того, чтобы достичь карниза так, как это делал он,
следует быть исключительно сильным и молодым.
- Я настолько молод, насколько я хочу, - сказал он. - это,
опять-таки, дело личной силы. Если ты накопишь силу в своем теле, то оно
сможет выполнять невероятные задачи. С другой стороны, если ты
растрачиваешь силу, то через совсем короткое время ты будешь толстым
старым человеком.
Балкон был расположен в направлении с востока на запад. Открытая
часть балконообразного образования выходила на юг. Я прошел на западный
конец. Вид был великолепен. Дождь окружал нас. Он казался занавеской из
прозрачного материала, повисшей над низкой землей.
Дон Хуан сказал, что у нас достаточно времени для того, чтобы
построить укрытие. Он велел мне собрать груду камней, таких, какие только
я смогу занести на балкон, в то время, как он сам собирал сучья для крыши.
Через час он построил стену сантиметров тридцать толщиной на
восточном краю выступа. Она была около шестидесяти сантиметров длиной и
около метра в высоту. Он сплел и связал несколько охапок сучьев, которые
собрал, и сделал крышу, подперев ее двумя длинными палками с развилками на
концах. Еще одна такая палка была прикреплена к самой крыше и поддерживала
ее на противоположной стороне стены. Все сооружение было похоже на высокий
стол с тремя ножками.
Дон Хуан сел под ним, скрестив ноги, на самом краю балкона. Он
сказал, чтобы я сел рядом с ним справа. Некоторое время мы молчали.
Дон Хуан нарушил тишину. Он сказал шепотом, что нам следует
действовать так, как будто бы ничего необычного не происходит. Я спросил,
что конкретно я должен делать. Он сказал, что я должен заняться писанием и
делать это точно так же, как если бы я писал за своим письменным столом,
не имея никаких забот в мире, кроме писания. В определенный момент он
подтолкнет меня, и тогда я должен взглянуть в ту сторону, куда он мне
укажет глазами. Он предупредил меня, что в независимости от того, что я
увижу, я не должен издавать ни единого слова. Только он может свободно
разговаривать, потому что он известен всем силам этих гор.
Я последовал его инструкциям и больше часа писал. Я ушел в свое
занятие с головой. Внезапно я почувствовал мягкое постукивание по моей
руке и увидел, что глаза и голова дона Хуана движутся, указывая на клок
тумана, примерно в 400-х метрах от нас, который спускается с вершины горы.
Дон Хуан прошептал мне в ухо голосом, едва слышным даже на таком близком
расстоянии:
- Передвигай свои глаза взад и вперед по облаку тумана, - сказал он,
- но не смотри на него прямо. Моргай и не давай глазам сфокусироваться на
тумане. Когда увидишь на облаке зеленое пятно, укажи мне его глазами.
Я провел глазами слева направо по облаку тумана, которое медленно
спускалось к нам. Прошло, наверное, около получаса. Темнело. Туман
двигался исключительно медленно. вдруг в какой-то момент у меня появилось
внезапное чувство, что я заметил слабое сияние справа. Сначала мне
показалось, что я вижу пятно зеленого кустарника сквозь туман. Когда я
смотрел на него прямо, я ничего не замечал. Но когда я смотрел, не
фокусируя взгляда, то я мог заметить неясный зеленоватый участок.
Я показал его дону Хуану. Он скосил глаза и стал смотреть на него.
- Сфокусируй свои глаза на этом пятне, - прошептал он мне в ухо. -
смотри, не мигая, пока не будешь видеть.
Я хотел спросить, что я должен увидеть, но он взглянул на меня, как
бы напоминая, что я не должен разговаривать.
Я посмотрел опять. Кусок тумана, который спустился сверху, нависал,
как если бы это был кусок плотного вещества. Он был сглажен как раз в том
месте, где я заметил зеленый оттенок. Когда мои глаза устали опять, и я
скосил их, то я увидел сначала кусок тумана, наложенный поверх облака
тумана, а затем я увидел тонкую тесемку тумана, соединяющую эти два куска,
которая выглядела, как тонкое, ничем не поддерживаемое сооружение, как
мостик, соединяющий гору надо мной и облако тумана передо мной. На секунду
я подумал, что могу видеть прозрачный туман, который сдувается с вершины
горы и проходит по мостику, не нарушая его. Казалось, что мостик
действительно твердый. В какое-то мгновение мираж стал настолько полным,
что я действительно смог различать черноту под этим мостиком в
противоположность светлой окраске песчаника по его сторонам.
Я смотрел на мост ошеломленный, а затем я то ли сам поднялся до его
уровня, то ли мост снизился до моего. Внезапно я стал смотреть на прямую
дорожку прямо перед собой. Она была бесконечно длинной твердой дорожкой,
узкой и без поручней, но достаточно широкой, чтобы по ней можно было идти.
Дон Хуан энергично стал трясти меня за руку. Я почувствовал, что
голова у меня болтается вверх и вниз, а затем заметил, что глаза у меня
сильно воспалились. Совершенно бессознательно я потер их. Дон Хуан
продолжал трясти меня до тех пор, пока я не открыл глаза вновь. Из своей
фляги он налил немного воды на ладонь и плеснул ее мне в лицо. Ощущение
было очень неприятным. Холод воды был настолько исключительным, что ее
капли ощущались на коже, как боль. Тут я заметил, что мое тело очень
теплое. Я был как в лихорадке.
Дон Хуан поспешно дал мне воды напиться, а затем плеснул мне воды на
уши и на шею.
Я услышал очень громкий, длинный и какой-то неземной птичий крик. Дон
Хуан секунду внимательно слушал, а затем толкнул ногой стену и разрушил
крышу. Он забросил крышу в кусты и раскидал по сторонам все камни один за
другим.
Он прошептал мне на ухо:
- Выпей воды и жуй свое сухое мясо. Мы не можем здесь оставаться.
Этот крик был не птичий.
Мы спустились вниз с карниза и пошли в восточном направлении. Очень
скоро стало так темно, что перед моими глазами как бы повис полог. Туман
был, как непроходимый барьер. Я никогда не думал, что туман ночью может
быть таким густым. Я не мог понять, как дон Хуан идет. Сам я держался за
его руку, как будто был слепой.
Каким-то образом у меня было такое ощущение, что я иду по краю
пропасти. Мои ноги отказывались двигаться. Мой рассудок доверял дону
Хуану, и умом я хотел идти, но мое тело не хотело. И дону Хуану
приходилось тащить меня в полной темноте.
Должно быть, он знал эту местность до полного совершенства. В
определенном месте он остановился и усадил меня. Я не смел выпустить его
руку. Мое тело чувствовало без малейшей тени сомнения, что я сижу на
куполообразной горе, и, если я сдвинусь хотя бы на дюйм вправо, то я
полечу через край в бездну. Я был абсолютно уверен, что сижу на изогнутом
склоне горы, потому что мое тело бессознательно сдвигалось вправо. Я
думал, что оно делает это для того, чтобы остаться вертикальным, поэтому я
попытался компенсировать наклон, склоняясь влево, к дону Хуану, насколько
мог дальше.
Дон Хуан внезапно отодвинулся от меня и без поддержки его тела я упал
на землю. Прикосновение к земле восстановило мое чувство равновесия. Я
лежал на плоском месте. Я начал осознавать то, что меня окружает, на
ощупь, и нащупал сухие листья и сучки.
В это время внезапно блеснула молния, осветившая весь этот район, и
раздался ужасный удар грома. Я увидел, что дон Хуан стоит слева от меня. Я
увидел огромные деревья и пещеру в нескольких футах за ними.
Дон Хуан велел мне забраться в пещеру. Я забрался в нее и уселся
спиной к скале.
Я почувствовал, как дон Хуан наклонился и прошептал, чтобы я был
совершенно молчалив.
Последовали еще три вспышки молнии одна за другой. Мельком я увидел,
что дон Хуан сидит, скрестив ноги, слева от меня. Пещера была вогнутым
образованием, достаточно большим, чтобы я нем могли сидеть двое-трое
людей. Выемка образовалась, казалось, у основания валуна. Я почувствовал,
что с моей стороны было действительно умным залезать в нее на
четвереньках, потому что если бы я шел во весь рост, то я бы разбил голову
о скалу. Блеск молнии вызвал у меня мысль о том, насколько густым было
облако тумана. Я заметил стволы огромных деревьев, как темные силуэты на
фоне белесоватосветло-серой массы тумана.
Дон Хуан прошептал, что туман и молнии были в сговоре один с другим,
и я должен был держаться исключительно алертно, поскольку я вовлечен в
битву силы. В этот момент потрясающая вспышка молнии волшебным образом
осветила всю местность. Туман как бы являлся белым фильтром, который
замораживал свет электрического разряда и однообразно рассеивал его. Туман
был, как плотная беловатая субстанция, висевшая между высоких деревьев. Но
прямо передо мной, на уровне земли, туман редел. Я ясно различал очертания
местности. Это было в основном в лесу. Высокие деревья окружали нас. Они
были так исключительно высоки, что я мог бы поклясться, что мы находились
в секвойевом лесу, если бы я до этого не знал, где мы находимся.