<< Пред. стр. 39 (из 284) След. >>
Когда нагваль вернулся, они были истощены, хотя это им и не вредило.Талия лежала без сознания, а молодому человеку величайшим усилием по
самоконтролю удалось остаться в сознательном состоянии. Он пытался что-то
шепнуть на ухо нагвалю.
- Мы видели небеса, - прошептал он. Слезы катились по его щекам.
- Ты видел больше, чем это, - возразил нагваль Элиас. - ты "видел"
духа.
Дон Хуан сказал, что, поскольку нашествие духа всегда скрытно,
естественно, что талия и молодой актер не могли удержать своих видений.
Вскоре они забыли их, как это бывает с каждым. Уникальность их переживаний
состояла в том, что без всякой подготовки и не осознавая этого, они
совершили совместное сновидение и видели духа. И то, что они добились
этого с подобной легкостью, было совершенно необычно.
- Они действительно были наиболее удивительными существами, которых
мне когда-либо приходилось встречать, - добавил дон Хуан.
Вполне понятно, что мне захотелось узнать о них больше. Но дон Хуан
не стал баловать меня. Он сказал, что это все, что он хотел мне рассказать
относительно своего бенефактора и четвертого абстрактного ядра.
Казалось, что он вспомнил что-то, чего не сказал мне, и шумно
засмеялся. Потом он похлопал меня по спине и сказал, что пришло время
отправляться в пещеру.
Когда мы добрались до каменного уступа, почти стемнело. Дон Хуан
поспешно сел в то же положение, что и в первый раз. Он был справа от меня,
касаясь моего плеча. Дон Хуан тут же, по-видимому, вошел в глубокое
состояние релаксации, которое втянуло меня в полнейшую неподвижность и
безмолвие. Я даже не мог расслышать его дыхания. Но стоило мне закрыть
глаза, как он подтолкнул меня, предупредив, что я должен держать их
открытыми.
К тому времени совершенно стемнело. Огромная усталость заставила мои
глаза болеть и слезиться. В конце концов я отбросил свое сопротивление и
впал в глубочайший и чернейший сон, который я когда-либо имел. И все же я
не был во сне полностью и даже мог чувствовать густую черноту вокруг меня.
Появилось почти физическое ощущение, что я с трудом пробираюсь сквозь
черноту. Потом она внезапно стала красноватой, затем оранжевой, затем
ослепительно белой, похожей на ужасно сильный неоновый свет. Постепенно я
сфокусировал свое зрение, пока не увидел, что сижу в той же позе рядом с
дон Хуаном - но уже не в пещере. Мы находились на горной вершине, глядя
вниз на необычное плоскогорье вдалеке. Эта прекрасная прерия была промыта
заревом, которое, подобно проблескам света, исходило из почвы. Куда бы я
не смотрел, везде были знакомые черты: скалы, холмы, реки, леса, каньоны,
увеличенные и трансформированные их внутренней вибрацией, их внутренним
заревом. Это зарево, такое приятное для моих глаз, трепетало и во мне
самом.
- Твоя точка сборки сдвинулась, - сказал, как мне показалось, дон
Хуан.
Слова были беззвучны, и тем не менее я знал то, что он говорил мне.
Моей собственной реакцией была попытка объяснить себе, что я, без
сомнения, слышал его, и если он и говорит, как в вакууме, то это из-за
того, что на мой слух временно повлияло происходящее.
- Твой слух в порядке. Мы в другой области сознания, - вновь, как мне
показалось, произнес дон Хуан. Я не мог говорить. Я чувствовал летаргию
глубокого сна, мешавшую мне произносить слова, однако я был аллертен, как
только мог.
- Что происходит? - подумалось мне.
- Пещера заставила твою точку сборки сдвинуться, - подумал дон Хуан,
и я слышал его мысли так, словно они были моими собственными словами,
прозвучавшими во мне.
Я ощутил приказ, который не был выражен в мыслях. Что--о вынуждало
меня вновь взглянуть на прерию. Как только я посмотрел на удивительный
ландшафт, нити света начали исходить из всего, что было в прерии. Сначала
это походило на взрыв несметного числа коротких волокон, затем волокна
стали длинными нитеобразными прядями светимости, связанными вместе в лучи
дрожащего света, которые простирались в бесконечность. На самом деле нет
способа передать смысл того, что я увидел, это невозможно описать за
исключением нитей света. Нити не были смешаны, не были они и сплетены.
Возникая и продолжая распространяться в любом направлении, каждая из них
была отделена от других, и все же все они были немыслимо связаны друг с
другом.
- Ты "видишь" эманации орла и силу, которая держит их врозь и
связывает их вместе, - пришла мысль дон Хуана.
В тот миг, когда я понял его мысль, нити света, казалось, поглотили
всю мою энергию. Утомление подавляло меня. Оно стерло мое видение и
погрузило меня в темноту.
Когда я вновь осознал себя, вокруг меня было что-то такое знакомое -
хотя я и не мог определить это что-то - что мне подумалось о моем
возвращении в нормальное состояние сознания. Дон Хуан спал рядом, его
плечо касалось меня.
Затем я понял, что темнота вокруг нас была необычайно сильной - я не
мог видеть даже своих рук. Появилась спекулятивная мысль, что, должно
быть, туман накрыл уступ и заполнил пещеру, или, может быть, это тонкое
низкое облако спустилось дождливой ночью с высоких вершин подобно
безмолвной лавине. И все же, несмотря на полнейшую темноту, я каким-то
образом увидел, что дон Хуан открыл глаза тут же, как только я осознал
себя, хотя он и не смотрел на меня. Внезапно я понял, что вижу его не как
следствие воздействия света на мою ретину. Это было скорее телесное
чувство.
Я так увлекся созерцанием дон Хуана без помощи моих глаз, что даже не
обращал внимания на то, что он говорил мне. В конце концов он остановился
и повернул ко мне свое лицо, как бы глядя мне в глаза.
Он кашлянул пару раз, прочищая горло, и заговорил очень тихим
голосом. Он сказал, что его бенефактор приходил и использовал эту пещеру
очень часто, он приходил сюда и с ним, и с другими своими учениками, но
чаще всего в одиночестве. В этой пещере его бенефактор "видел" ту же
прерию, что "видели" и мы, ее зрелище дало ему идею описания духа как
потока вещей.
Дон Хуан повторил, что его бенефактор не был хорошим мыслителем. В
противном случае он понял бы, что "увиденный" и описанный им поток вещей
был "намерением", силой, которая пропитывает все. Дон Хуан добавил, что,
если его бенефактор когда-либо и осознавал природу своего "видения", то он
никак не показывал этого. Поэтому он сам имеет идею, что его бенефактор
никогда не знал ее. Наоборот, его бенефактор был уверен, что "видит" поток
вещей - что является абсолютной истиной, но не в том смысле, который он
вкладывал в это.
Дон Хуан так выразительно настаивал на этом, что мне захотелось
спросить его - в чем разница? - но я промолчал. Мое горло, казалось, было
замороженным. Несколько часов мы сидели в полном молчании и неподвижности.
И тем не менее я не чувствовал никакого дискомфорта. Мои мышцы не
уставали, ноги не затекали, и спина не болела.
Когда он вновь заговорил, я даже не заметил переходной стадии и
охотно отдался слушанию его голоса. Это были мелодичные, ритмичные звуки,
которые возникали из полной темноты, окружавшей нас.
Он сказал, что в этот самый миг я нахожусь ни в своем обычном
состоянии сознания, ни в повышенном состоянии. Я был подвешен во временном
затишье, в темноте невосприятия. Моя точка сборки вышла из хватки
повседневного мира, но ее передвижение оказалось недостаточным для
достижения и подсветки совершенно нового пучка энергетических полей.
Строго говоря, я был пойман между двумя перцептуальными возможностями. Это
промежуточное состояние, это временное затишье восприятия достигалось за
счет влияния пещеры, которая была проводником "намерения магов", создавших
ее.
Дон Хуан попросил меня с огромным вниманием отнестись к тому, что он
скажет мне вслед за этим. Он сказал, что тысячелетия назад, посредством
"видения", маги осознали, что земля чувствует, и что ее сознание может
воздействовать на сознание людей. Они попытались найти способ
использования влияния земли на человеческое сознание и обнаружили, что для
этой цели очень подходят некоторые пещеры. Дон Хуан сказал, что поиски
пещер отнимали почти все время у этих магов, и благодаря настойчивым
усилиям они смогли найти многочисленные применения всевозможных
конфигураций пещер. Он добавил, что из всей проделанной работы для нас
важен только один результат - вот эта пещера и ее способность сдвигать
точку сборки до тех пор, пока она не достигнет временного затишья
восприятия.
Пока дон Хуан говорил, у меня появилось неуловимое ощущение, что
что-то проясняется в моем уме. Что-то вкручивало мое сознание в длинный
узкий желоб. Все лишние получувства и мысли моего обычного сознания
выдавливались прочь.
Дон Хуан насквозь видел, что творится со мной. Я услышал его мягкий
удовлетворенный смех. Он сказал, что теперь мы можем говорить с большей
легкостью, и наша беседа должна обрести большую глубину.
В этот момент мне вспомнилось множество вещей, которые он объяснял
мне прежде. Например, я знал, что нахожусь в "сновидении". Фактически, я
спал крепким сном, и в то же время полностью осознавал себя с помощью
своего второго внимания - двойника моей обычной внимательности. Я был
уверен, что сплю, об этом говорило мое телесное ощущение плюс рациональная
дедукция, основанная на заявлениях дон Хуана, которые он делал в прошлом.
Я "видел" эманации орла, а дон Хуан говорил, что маги не могут вынести
зрелище эманаций орла, кроме как в "сновидении", значит, я находился в
"сновидении".
Дон Хуан объяснил, что вселенная состоит из энергетических полей,
которые не поддаются описанию или критическому разбору. Он сказал, что они
похожи на нити обычного света, но свет безжизненный в сравнении с
эманациями орла, которые выделяют сознание. Я никогда, вплоть до этой
ночи, не мог "увидеть" их и убедить себя в том, что они действительно
созданы из живого света. Дон Хуан в прошлом утверждал, что мое знание и
контроль "намерения" недостаточны для того, чтобы выдержать воздействие
этого зрелища. Он мне объяснил, что нормальное восприятие происходит
тогда, когда "намерение", которое является чистой энергией, зажигает часть
светящихся нитей внутри нашего кокона, и в то же самое время оживляет
большие удлинения этих же светящихся нитей, стремящихся в бесконечность
снаружи нашего кокона. Экстраординарное восприятие, "видение", происходит,
когда, благодаря силе "намерения", возбуждается и зажигается другой пучок
энергетических полей. Он сказал, что, когда внутри светящегося кокона
зажигается критическое количество энергетических полей, маг может "видеть"
и сами энергетические поля.
В другой раз дон Хуан рассказывал о рациональном мышлении ранних
магов. Он говорил мне, что с помощью своего "видения" они обнаружили, что
сознание имеет место лишь тогда, когда энергетические поля внутри нашего
светящегося кокона "расставлены" в "ряд" с теми же энергетическими полями
снаружи. И они верили, что открытая ими "расстановка" является источником
сознания.
При тщательном пересмотре, однако, оказалось, что, назвав
"расстановкой" эманации орла, они не могли полностью объяснить того, что
видели. Они заметили, что возбуждалась только очень небольшая часть всего
количества светящихся нитей внутри кокона, в то время как остальные
оставались без изменения. "Видение" этих нескольких возбужденных нитей
создавало ложное открытие. Нити не нужно "расставлять в ряд", чтобы зажечь
их, поскольку те, что находятся внутри нашего кокона, те же самые, как и
те, что снаружи. Что бы там ни возбуждало их - это определенно независимая
сила. Они чувствовали, что не могут продолжать называть ее сознанием, как
это делалось раньше, поскольку сознание представляет собой только зарево
энергетических полей, которые были зажжены. И тогда сила, которая зажигала
поля, была названа "волей".
Дон Хуан говорил, что, когда их "видение" стало более утонченным и
эффективным, они поняли, что "воля" была силой, которая отделяет эманации
орла друг от друга, и которая ответственна не только за наше сознание, но
и за все во вселенной. Они "увидели", что эта сила имеет тотальную
сознательность, и что она зарождается в тех полях энергии, которые создают
вселенную. Поэтому они решили, что "намерение" - более подходящее
название, чем "воля". Однако, от долгого использования название стало
невыгодным, поскольку оно не описывало ни подавляющей важности этой силы,
ни той живой связи, которую эта сила имела со всем, что есть во вселенной.
Дон Хуан утверждал, что нашим огромным коллективным недостатком
является то, что мы проживаем наши жизни, полностью пренебрегая этой
связью. Деловитость наших жизней, наши неумолимые увлечения, дела,
надежды, беды и страхи занимают более высокое положение, и на этом
повседневном базисе мы не сознаем того, что связаны с чем-то еще.
Дон Хуан выражал свою уверенность, что идея христиан об изгнании из
райского сада звучала для него как аллегория потери нашего безмолвного
знания, нашего знания "намерения". Поэтому маги идут назад, к началу,
возвращаясь в рай.
Мы продолжали сидеть в пещере в полном молчании. Наверное, прошли
часы, а может быть, несколько мгновений. Внезапно дон Хуан заговорил, и
неожиданное звучание его голоса заставило меня вздрогнуть. Я не мог
уловить, о чем он говорит. Прочистив горло, я попросил его повторить то,
что он мне сказал, и это действие буквально выбило меня из моей
задумчивости. Я тут же понял, что темнота вокруг меня больше не была
непроглядной. Я теперь мог говорить, и чувствовал, что вернулся в свое
обычное состояние сознания.
Тихим и спокойным голосом дон Хуан сказал мне, что я в первый раз в
моей жизни "увидел" духа - силу, которая поддерживает вселенную. Он
подчеркнул, что "намерение" не является чем-то, что можно использовать,
располагать или передвигать в любую сторону - и тем не менее его можно
использовать, располагать им или переставлять по желанию. Это
противоречие, говорил он, является сущностью магии. Невозможность
понимания этого приносила поколениям магов невообразимую боль и печаль.
Нагвали наших дней, пытаясь избежать оплаты болью этой непомерной цены,
развили кодекс поведения, названный путем воина или безупречным действием.
Он подготавливает магов, увеличивая их трезвость и внимательность.
Дон Хуан объяснил, что одно время в далеком прошлом маги были глубоко
заинтересованы в общем связующем звене, которое "намерение" имеет со всем
остальным. И, фокусируя свое второе внимание на этом звене, они
приобретали не только прямое знание, но также и способность манипулировать
этим знанием и выполнять изумительные дела. Однако, они не приобрели
здравость ума, которая необходима для управления всеми этими силами.
Поэтому благоразумно настроенные маги решили фокусировать свое второе
внимание только на связующем звене существ, которые имели сознание. Сюда
входил весь диапазон существующих органических существ, а также весь
диапазон тех, кого маги называли неорганическими существами или олли
(союзниками), которых они описывали как организмы, наделенные сознанием,
но не живущие так, как мы понимаем жизнь. Это решение не было удачнее
других, поскольку оно тоже, в свою очередь, не добавляло им мудрости.
В своем следующем уточнении маги сфокусировали свое внимание
исключительно на звене, связующем людей с "намерением". Конечный результат
оказался таким же, что и раньше.
Поэтому маги произвели окончательное уточнение. Каждый маг должен был
иметь дело только со своей индивидуальной связью. Но и это было в равной
степени неэффективно.
Дон Хуан сказал, что хотя и есть значительные различия среди этих
четырех сфер интересов, каждая из них так же искажена, как и другие.
Поэтому в конце концов маги занялись сами собой, исключительно
способностью звена, связующего их с "намерением", которая позволяла им
зажигать огонь изнутри.
Он утверждал, что все современные маги свирепо добиваются достижения
здравости ума. Нагваль делает особенно мощные усилия, поскольку он
обладает большей силой, огромным господством над энергетическими полями,
которые определяют восприятие, и большей подготовленностью, можно сказать
освоенностью, относительно сложностей безмолвного знания, которое является
ничем иным, как прямым контактом с "намерением".
При подобном пересмотре магия становится попыткой восстановить наше
знание "намерения", усилием вернуть его использование, не поддаваясь ему.
Абстрактные же ядра магических историй являются оттенками реализаций,
ступенями нашего осознания "намерения".
Я понимал объяснение дон Хуана с изумительной ясностью. Но чем больше
я понимал, и чем яснее становились его утверждения, тем громаднее
поднималось чувство потери и подавленности. Один момент я искренне желал,
чтобы моя жизнь закончилась прямо здесь. Я чувствовал себя осужденным.
Почти со слезами я сказал дон Хуану, что не вижу смысла в продолжении его
объяснений, так как я знаю, что вскоре потеряю свою ясность ума, и,
возвратившись в свое обычное состояние сознания, я не смогу вспомнить
ничего из того, что я "видел" или слышал. Моя мирская внимательность
навяжет свою приобретенную привычку повторения и разумную предсказуемость
своей логики. Вот почему я чувствовал себя осужденным. Я сказал ему, что
негодую на свою судьбу.
Дон Хуан ответил, что даже в повышенном сознании я преуспеваю в
повторении, и что периодически я стараюсь надоесть ему, описывая свои
приступы бессмысленных чувств. Он сказал, что если я не выдержу, сражаясь
с этим, мне не надо извиняться перед самим собой и чувствовать сожаление,
не имеет значения то, какова наша определенная судьба, пока мы встречаем
ее с крайней несдержанностью.
Его слова вызывали во мне чувство блаженного счастья. Я повторял их
снова и снова, слезы катились по моим щекам, так я был согласен с ним. Во
мне бурлила такая глубокая радость, что я даже боялся, как бы нервы не
выскочили из моих рук. Я призвал все свои силы, чтобы приостановить ее, и
вдруг ощутил отрезвляющий эффект моих ментальных тормозов. Но это было так
радостно, что моя ясность ума начала рассеиваться. Я молча сражался,
пытаясь стать менее трезвым и менее нервозным. Дон Хуан не издал ни звука,
оставив меня наедине с самим собой. Когда я восстановил свое равновесие,
почти рассвело. Дон Хуан встал, вытянул руки над головой и напряг свои
мышцы, его суставы затрещали. Он помог мне встать и прокомментировал то,
на что я потратил большую часть ночи: я испытал то, чем был дух, и смог
вызвать скрытую силу для выполнения того, что на поверхности казалось
успокоением моей нервозности, а на глубочайшем уровне являлось очень
удачным волевым движением моей точки сборки.
Затем он дал знак, что пришла пора начать наш обратный путь.
КУВЫРКАНИЕ МЫШЛЕНИЯ
Мы пришли в его дом около семи утра, к завтраку. Я умирал от голода,
но усталым себя не чувствовал. Мы покинули пещеру и начали спускаться в
долину на рассвете. Дон Хуан, вместо того, чтобы избрать более прямой
маршрут, сделал большой крюк, чтобы пройтись вдоль реки. Он объяснил, что
нам надо собраться с нашими мыслями, прежде чем мы пойдем домой.
Я спросил, о каких "наших мыслях" он говорит, когда я здесь
единственный, у кого мысли были в беспорядке. Но он ответил, что действует
не по велению доброты, а по велению тренировки воина. Воин, сказал он,