<< Пред. стр. 38 (из 284) След. >>
несметного количества энергии, - сказал дон Хуан, вдребезги разбив моечувство.
Сила моей задумчивости была так велика, что я забыл, с чего она
началась. Я ошеломлено посмотрел на дон Хуана и признался, что понятия не
имею о том, что они или я говорил и делал минутой раньше. Я помнил
инцидент с кожаной веревкой и то, что после этого говорил мне дон Хуан, но
не мог вспомнить чувства, которые переполняли меня буквально секундой
раньше.
- Ты пошел ошибочным путем, - сказал дон Хуан, - ты пытаешься
вспомнить мысли так, как делал это всегда, но сейчас другая ситуация.
Минутой раньше у тебя было всепоглощающее чувство, что ты знаешь что-то
очень особенное. Такие чувства нельзя вспомнить, используя память. Ты
вспомнишь их, когда вновь создашь их "намерение".
Он повернулся к Сильвио Мануэлю, который растянулся в кресле, вытянув
ноги под кофейный стол. Сильвио Мануэль пристально посмотрел на меня. Его
глаза были черные как два куска блестящего обсидиана. Без малейшего
движения мышц он издал пронзительный птичий крик.
- Намерение!! - кричал он. - намерение!! Намерение!!
С каждым криком его голос становился все более и более нечеловеческим
и пронзительным. Волосы на задней части моей шеи встали дыбом. По коже
побежали мурашки. Но мой ум, вместо того, чтобы сфокусироваться на испуге,
который я переживал, упорно продолжал вспоминать чувство, которое я имел.
И прежде чем я успел полностью обсмаковать это, чувство во возникло и
взорвалось в чем-то еще. Вот тогда я понял не только то, почему повышенное
сознание является входом в "намерение", я понял, что было самим
"намерением". И прежде всего я понял, что это знание не может быть
выражено словами. Это знание было здесь для каждого. Его можно было
почувствовать, можно было использовать, но невозможно было объяснить. В
него входили, изменяя уровни сознания, следовательно, повышенное сознание
было дверью или входом. Но даже этот вход невозможен для объяснения. Им
можно было только пользоваться.
Здесь был и другой фрагмент знания, который пришел ко мне в этот день
без какой-либо подготовки: что естественное знание "намерения" доступно
каждому, но господство над ним принадлежит тем, кто попробовал его.
К этому времени я был ужасно утомлен, вполне вероятно, из-за того,
что мое католическое воспитание оказывало тяжелейшее противодействие. Одно
время я даже верил, что намерение было богом.
Я рассказал об этом дон Хуану, Висенте и Сильвио Мануэлю. Они
рассмеялись. Висенте тем же профессорским тоном сказал, что оно не может
быть богом, поскольку "намерение"
- Это сила, которая не может быть описана или более менее изображена.
- Не будь нахалом, - сказал мне строго дон Хуан. - не пытайся
спекулировать на основании твоей первой и единственной пробы. Подожди,
пока не сможешь управлять своим знанием, а уж потом решай, что есть что.
Воспоминания четырех настроений "выслеживания" истощили меня.
Наиболее драматическим следствием было большее, чем обычно, безразличие.
Меня не волновало бы и то, свались я или дон Хуан замертво. Меня не
волновало, останемся ли мы на этом древнем форпосте на ночлег или начнем
спуск в темноту прямо сейчас.
Дон Хуан был очень проницательным. Он отвел меня за руку, как
слепого, к массивной скале и помог мне сесть спиной к ней. Он посоветовал,
чтобы я позволил естественному сну вернуть меня в обычное состояние
сознания.
4. НАШЕСТВИЕ ДУХА
ВИДЕНИЕ ДУХА
Прямо после позднего обеда, пока мы были еще за столом, дон Хуан
сообщил, что мы оба проведем эту ночь в пещере магов, и что нам пора в
дорогу. Он сказал, что мне просто необходимо посидеть там еще раз в полной
темноте, позволив структуре скалы и намерению магов сдвинуть мою точку
сборки.
Я хотел встать со стула, но дон Хуан остановил меня и сказал, что
сначала хочет объяснить мне кое-что. Он потянулся, положив ноги на сидение
стула, а затем откинулся на спинку в расслабленное и удобное положение.
- Когда я "вижу" тебя более подробно, - сказал дон хуан, - я замечаю
в тебе все большее и большее сходство с моим бенефактором.
Я почувствовал себя ужасно неудобно и не мог позволить ему
продолжать. Я сказал, что не могу представить себе, в чем это сходство, но
если что-то общее и есть, - а такая возможность никак не устраивала меня,
- я буду признателен ему, если он расскажет мне об этом, дав мне шанс
исправиться или избежать этого.
Дон Хуан смеялся, пока слезы не покатились по его щекам.
- Одно из сходств в том, что, когда ты действуешь, ты действуешь
очень хорошо, - сказал он, - но когда ты думаешь, то всегда сбиваешь себя
с толку. Мой бенефактор был точно таким же. Он не мог хорошо думать.
Я хотел оправдать себя, сказав, что с моим пониманием все в порядке,
но уловил проказливый оттенок в его глазах и тут же остановился. Он
заметил изменение моего поведения и тут же засмеялся с ноткой удивления.
Должно быть, он ожидал противоположного.
- Я хотел сказать, к примеру, что у тебя возникают проблемы в
понимании духа только тогда, когда ты думаешь о нем, - продолжал он с
укоризненной улыбкой. - но когда ты действуешь, дух легко открывается
тебе. С моим бенефактором было точно так же.
- Перед тем, как мы поедем к пещере, я расскажу тебе историю о моем
бенефакторе и четвертом абстрактном ядре.
- Маги верят, что до самого момента нашествия духа каждый из нас
может уйти от духа, но только не потом.
Дон Хуан преднамеренно сделал паузу, движением бровей побуждая меня
понять то, о чем он мне говорит.
- Четвертым абстрактным ядром является широкая атака нашествия духа,
- продолжал он. - четвертое абстрактное ядро является действием
откровения. Дух открывает нам себя. Маги описывают это так: дух сидит в
засаде, а затем налетает на нас, как на свою добычу. Маги говорят, что
нашествие духа всегда скрытное. Оно происходит, и все же кажется, что
ничего не случилось.
Я стал очень нервным. Тон голоса дон Хуана вызывал во мне чувство,
что он готов прыгнуть на меня в любой момент.
Он спросил, помню ли я момент, когда дух набросился на меня, наложив
отпечаток постоянной верности к абстрактному.
Я не имел понятия, о чем он говорит.
- Это порог, перейдя который, не имеешь пути к отступлению, - сказал
он. - обычно с момента стука духа проходят годы, прежде чем ученик
достигает этого порога. Но иногда порог достижим почти мгновенно. И тому
пример - случай моего бенефактора.
Дон Хуан сказал, что каждый маг должен иметь ясное воспоминание о
пересечении этого порога, этим он напоминает себе о новом состоянии своего
перцептуального потенциала. Он объяснил, что можно достичь этого порога
даже не будучи учеником магии, и что единственная разница между обычным
человеком и магом в этом случае заключается в том, на что каждый делает
ударение. Маг подчеркивает пересечение этого порога и использует
воспоминание об этом как ориентир. Обычный человек не пересекает порог и
считает лучшим для себя забыть о нем.
Я сказал, что не согласен с его точкой зрения, поскольку не могу
принять, что здесь есть только пересечение порога.
Дон Хуан посмотрел в сторону неба с унынием и покачал головой в
шутливом жесте отчаяния. Я продолжал излагать свои аргументы, не для того,
чтобы поспорить с ним, а чтобы прояснить кое-что в своем уме. И все же я
быстро терял свой импульс. Внезапно ко мне пришло чувство, что я скольжу
по тоннелю.
- Маги говорят, что четвертое абстрактное ядро имеет место, когда дух
перерезает наши цепи самоотражения, - сказал он. - отсечение наших цепей
изумительно, но и очень нежелательно, так как никто не хочет быть
свободным.
Ощущение скольжения через тоннель продолжалось довольно долго, а
затем все стало ясным для меня. И я засмеялся. Странное понимание,
запертое внутри меня, взорвалось смехом.
Казалось, дон Хуан читает мои мысли, как книгу.
- Это странное чувство - понимание того, что все, о чем мы думаем,
все, о чем мы говорим, зависит от положения точки сборки, - заметил он.
И это было именно то, о чем я размышлял и над чем смеялся.
- Я знаю, что в этот момент твоя точка сборки переместилась, -
продолжал он, - и ты понял секрет наших цепей. Они держат нас под стражей.
Но удерживая нас приколотыми к нашему удобному месту самоотражения, они
защищают нас от натиска неизвестного.
У меня был один из тех удивительных моментов, в течение которых все
знание о мире магов было кристально чистым. Я понимал все.
- Как только наши цепи порваны, - продолжал дон Хуан, - мы больше не
связаны с делами повседневного мира. Мы по-прежнему остаемся в
повседневном мире, но не принадлежим здесь ничему и никому. Чтобы
принадлежать, мы должны были разделять дела людей, и здесь без цепей не
обойтись.
Дон Хуан сказал, что нагваль Элиас как-то объяснил ему отличительную
черту обычных людей, которая является тем, что мы отделяем метафорическим
кинжалом - делами нашего самоотражения. Этим кинжалом мы режем самих себя
и истекаем кровью, а работа наших цепей самоотражения дает нам чувство,
что мы отделили от себя нечто замечательное и удивительное, что кровоточит
вместе с нами - нашу человеческую природу. Но если мы изучим ее, то
увидим, что истекаем кровью мы одни, что мы не отделяем ничего, и все, чем
мы занимались прежде, являлось игрой с нашим податливым, нереальным и
искусственным отражением.
- Маги больше не принадлежат миру повседневных дел, - продолжал дон
Хуан, - поскольку они больше не терзаются своим самоотражением.
Потом дон Хуан начал рассказ о своем бенефакторе и нашествии духа. Он
сказал, что история началась прямо после того, как дух постучал в дверь
молодого актера.
Я перебил дон Хуана и спросил его, почему он постоянно использует
термины "молодой человек" и "молодой актер", подразумевая нагваля Хулиана.
- В течение этой истории он не был нагвалем, - ответил дон Хуан. - он
был молодым актером. В этой истории я не могу называть его просто Хулиан,
поскольку для меня он всегда будет нагвалем Хулианом. Как знак уважения к
его периоду безупречности к имени нагваля прибавляется "нагваль".
Дон Хуан продолжил свой рассказ. Он сказал, что нагваль Элиас
остановил смерть молодого актера, переводя его в состояние повышенного
сознания, и провел несколько часов в напряженной борьбе, пока актер не
пришел в сознание. Нагваль Элиас не упоминал своего имени, но представился
как профессиональный целитель, который наткнулся на трагическую сцену, где
умирали два человека. Он указал на молодую женщину, талию, растянувшуюся
на земле. Юноша с удивлением увидел, что она лежит рядом с ним без
сознания. Он помнил, что видел, как она уходила, он был ошеломлен, услышав
от старого целителя, что, вероятно, бог покарал талию за ее грехи, поразив
ее молнией и лишив ее рассудка.
- Но откуда здесь взяться молнии, если даже не было дождя? - спросил
молодой актер едва слышным голосом. На него явно произвело впечатление,
когда старый индеец ответил, что пути господни неисповедимы.
Я вновь перебил дон Хуана. Мне не терпелось узнать, действительно ли
молодая женщина лишилась своего рассудка. Он напомнил мне, что нагваль
Элиас нанес сокрушительный удар по ее точке сборки. Он сказал, что она не
теряла рассудка, но в результате удара то входила, то выскакивала из
повышенного сознания, что создавало серьезную угрозу ее здоровью. Однако,
после титанической борьбы нагваль Элиас помог ей стабилизировать ее точку
сборки, и она надолго вошла в повышенное сознание.
Дон Хуан отметил, что женщины способны на такой мастерский прием: они
могут подолгу сохранять новое положение своей точки сборки. А талия была
бесподобна. Как только ее цепи были порваны, она немедленно поняла все и
подчинилась замыслам нагваля.
Дон Хуан, подробно разъясняя свою версию, сказал, что нагваль Элиас,
будучи не только превосходнейшим "сновидящим", но и выдающимся
"сталкером", "видел", что молодой актер избалован и самодоволен, но только
на вид кажется трудным и бесчувственным. Нагваль знал, что если он начнет
развивать идею бога, греха и кармы, религиозные убеждения актера разрушат
его циничное отношение.
После слов о божьей каре внешний фасад актера растворился. Он начал
выражать угрызения совести, но нагваль его резко оборвал, сделав сильное
ударение на том, что когда смерть находится так близко, чувство вины
больше не имеет значения.
Молодой актер слушал внимательно, но хотя он и чувствовал сильную
боль, он не верил, что ему грозит смерть. Он думал, что его слабость и
обморочное состояние вызваны большой потерей крови.
Словно читая в уме молодого актера, нагваль объяснил ему, что эти
оптимистические мысли неуместны, что его кровотечение, будучи смертельным,
остановилось не само по себе, а по его, целителя, воле.
- Когда я ударил тебя по спине, я вколотил в тебя пробку,
остановившую истечение твоей жизненной силы, - сказал нагваль молодому
скептику, - без этого ограничения неизбежный процесс твоей смерти
продолжался бы. И если ты не веришь мне, я докажу это тебе, убрав пробку
другим ударом. Сказав это, нагваль Элиас хлопнул молодого актера по правой
стороне его грудной клетки. В тот же миг молодой человек натужился и
задохнулся. Изо рта у него полилась кровь, которую он бесконтрольно
отхаркивал. Следующий удар по его спине остановил агонизирующую боль и
тошноту. Но он не остановил его страх, и юноша потерял сознание.
- В данное время я могу контролировать твою смерть, - сказал нагваль,
когда молодой актер пришел в себя, - как долго я могу контролировать ее,
зависит от тебя, от того, как точно и покорно ты примешь все, что я скажу
тебе.
Нагваль сказал, что первым требованием для молодого человека была
полная неподвижность и молчание. Если он не хочет, чтобы пробка выскочила,
добавил нагваль, он должен вести себя так, словно потерял все свои силы
движения и речи. Одного жеста или одного произнесенного слова будет
достаточно, чтобы возобновить его смерть.
Молодой актер не привык подчиняться советам и приказам. Он
почувствовал волну гнева. Но только он начал выражать свой протест, жгучая
боль и конвульсии возникли опять.
- Оставь это, и я вылечу тебя, - сказал нагваль. - но, поступая как
хилый, прогнивший идиот, каким ты, впрочем, и являешься, ты убьешь себя.
Актер - гордый молодой человек - оцепенел от оскорбления. Никто еще
не называл его хилым, прогнившим идиотом. Он хотел выразить свою ярость,
но его боль была такой острой, что он не мог отреагировать на унижение.
- Если ты хочешь, чтобы я облегчил твою боль, ты должен слепо
подчиняться мне, - сказал нагваль пугающе холодным тоном. - кивни мне,
если согласен. Но знай, что стоит тебе изменить теперь свое решение и
проявить себя позорным кретином, каким ты, впрочем, и являешься, я тут же
выбью пробку и оставлю тебя умирать.
Из последних сил актер кивком выразил свое согласие. Нагваль похлопал
его по спине, и боль исчезла. Но вместе с отупляющей болью исчезло кое-что
еще - туман в его уме. И тогда молодой актер познал все, без понимания
чего-либо. Нагваль еще раз представился ему. Он сказал, что его имя -
Элиас, и что он является нагвалем. Актер знал, что это значит.
Затем нагваль Элиас обратил свое внимание на талию, которая
находилась в полусознании. Он наклонился к ее левому уху и шепотом
приказал ей остановить переменчивые движения ее точки сборки. Он успокоил
ее страх, рассказывая ей истории магов, которые прошли через те же
испытания, что и она. Когда девушка почти успокоилась, он представился ей
как нагваль Элиас, а затем предпринял с ней наиболее трудную попытку в
магии - передвижение точки сборки за поле деятельности мира, который мы
знаем.
Дон Хуан подчеркнул, что закаленные маги могут перемещаться за мир,
известный нам, но это недостижимо для неискушенных людей. Нагваль Элиас
всегда придерживался этого правила и даже не мечтал о таком подвиге, но на
этот раз нечто иное, чем его знание или его воля, распоряжалось им. Тем не
менее маневр удался. Талия вышла за мир, известный нам, и благополучно
вернулась обратно.
Потом у нагваля Элиаса было другое проникновение. Он сел между двух
людей, вытянувшихся на земле - голого актера покрывала лишь куртка нагваля
Элиаса - и произвел пересмотр их ситуации. Он сказал им, что они оба силою
обстоятельств попали в ловушку, расставленную самим духом. Он, нагваль,
был активной частью этой ловушки, поскольку, встретив их при определенных
условиях, он был вынужден стать их временным покровителем и привлечь свое
знание магии для того, чтобы помочь им. Будучи их временным защитником, он
обязан предупредить их, что они на подходе к уникальному порогу, и что
они, индивидуально или вместе, могут достичь этого порога, войдя в
настроение покидания, но не безрассудности, настроение ухода, но не
индульгирования. Он не хотел говорить большего, боясь смутить их или
повлиять на их решение. Он чувствовал, что, если они пересекут этот порог,
это потребует от него минимальной помощи.
Затем нагваль оставил их наедине в этом укромном местечке и
отправился в город, чтобы договориться о целебных травах, циновках и
одеялах для них. Его идея заключалась в том, что в уединении каждый из них
сможет достичь и переступить этот порог. Долгое время двое молодых людей
лежали рядом друг с другом, погруженные в свои мысли. Факт, что их точки
сборки были смещены, означал, что они могли думать гораздо глубже, чем
обычно, но он также означал и то, что они волновались, размышляли и были
напуганы в такой же глубочайшей степени.
Поскольку талия могла говорить и была намного сильнее, она нарушила
молчание и спросила актера, боится ли он. Юноша утвердительно кивнул. Она
почувствовала к нему огромную жалость, и, сняв свою шаль, накрыла его
плечи, а потом взяла его за руку.
Молодой человек не осмелился сказать, что он чувствует. Страх, что
его боль возобновится, если он заговорит, был слишком большим и слишком
ярким. Он хотел извиниться перед ней, рассказать ей о своем единственном
сожалении, что стал причиной ее болезни, не имеет значения, что он умирал
- Он с уверенностью знал еще до их встречи, что не переживет этого
дня.
Талия размышляла на ту же тему. Она выразила свое сожаление о том,
что била его и фактически довела до смерти. Теперь же она была очень
мирной, и это чувство было незнакомо ей, так как раньше ею всегда
управляла ее огромная сила. Она сказала ему, что ее смерть тоже очень
близка, и что она будет рада всему, что принесет с собой этот день.
Молодой актер, услышав, что талия пересказывает его собственные
мысли, почувствовал холодную дрожь. Поток энергии нахлынул на него и
заставил сесть. Боли не было, не было и кашля. Он с жадностью и глубоко
вдыхал воздух, хотя не помнил того момента, когда мог делать это раньше.
Он сжал руку девушки, и они заговорили без слов.
Дон Хуан сказал, что в тот момент их посетил дух. И они "видели". Они
были истинными католиками, и поэтому лицезрели видение небес, где все было
живым и наполненным светом. Они "видели" мир чудесных зрелищ.