<< Пред. стр. 46 (из 284) След. >>
магических историй или воспоминания о движениях моей точки сборки,насколько это возможно.
Мне захотелось пожаловаться. Я сказал, что состояние глубокой
усталости, такое, как мое, порождает только неопределенность и отсутствие
уверенности.
- Твоя неопределенность ожидаема, - деловым тоном произнес дон Хуан.
- в конце концов, ты имеешь дело с новым типом последовательности. Нужно
время, чтобы привыкнуть к нему. Воины тратят годы в преддверии ада, где
они уже не обычные люди, но еще и не маги.
- И что в конце концов происходит с ними? - спросил я. - они
выбирают, какую из сторон принять?
- Нет, у них нет выбора, - ответил он. - каждый из них осознает, что
он уже маг. Трудность в том, что зеркало самоотражения очень крепкое и
отпускает свои жертвы только после жестокой борьбы.
Он замолчал и как бы ушел в раздумия. Его тело вошло в состояние
жесткости, которое я наблюдал всегда, когда им овладевало то, что я
характеризовал как мечтания, а он описывал как моменты передвижения его
точки сборки, в течение которых он мог вспоминать.
- Я хочу рассказать тебе историю о свидетельстве безупречности мага,
- сказал он неожиданно после получаса полнейшего молчания. - я хочу
рассказать тебе историю моей смерти.
Он начал говорить о том, что случилось с ним после приезда в Дуранго,
все в той же женской одежде, после многих месяцев путешествия через
центральную мексику. Он сказал, что старый Белисарио отвел его в гасиенду,
чтобы спрятать от человека-чудовища, который гнался за ним.
После прибытия на место дон Хуан - очень отважно для своей молчаливой
натуры - познакомился с каждым, кто жил в этом доме. Здесь находились семь
красивых женщин и странный, необщительный мужчина, который не пожелал с
ним и слова сказать. Дон Хуан восхищался чудесными женщинами и избавлением
от попыток чудовища поймать его. А они еще больше восхищались его
маскировкой и историей, которая произошла с ним. Они никогда не уставали
выслушивать подробности его путешествия, и каждая из них поражалась тому,
как совершенно знание, полученное им во время долгого пути. Правда, дон
Хуана немного удивляла их осанка и самоуверенность, которые были просто
невероятными для него.
Семеро женщин были удивительны, и общение с ними делало дон Хуана
счастливым. Он любил их и верил им. Они обходились с ним с должным
уважением и вниманием. Но что-то в их глазах говорило ему, что за фасадом
очарования скрывается ужасающая холодность и равнодушие, которое он
никогда не сможет постичь.
Ему приходило в голову, что при такой легкости поведения и презрении
к формальностям, эти сильные и красивые женщины должны быть свободными. Но
для него было ясно, что это не так.
Дон Хуану нравилось в одиночестве бродить по имению. Его поражал
огромный особняк и прилегающие к нему земли. Он никогда не видел ничего
подобного. Это был старый колониальный дом с высокой оградой. Внутри были
балкончики с цветочными горшками и внутренние дворики с громадными
фруктовыми деревьями, которые дарили тень, уединение и тишину.
Вокруг двориков на первом этаже располагались огромные комнаты с
просторными коридорами. Выше находились таинственные спальни, куда дон
Хуану не позволяли ступить и ногой.
В течение следующих дней дон Хуана поразил глубокий интерес женщин к
его благополучию. Они буквально все делали для него и ловили каждое его
слово. Никогда прежде люди не были так добры к нему. И все же, никогда
прежде он не чувствовал себя таким одиноким. Он постоянно находился в
обществе красивых, необычных женщин и, тем не менее, он никогда не был так
одинок.
Дон Хуан был уверен, что его чувство одиночества возникало от
неспособности предсказывать поведение женщин или знать их действительные
чувства. Он только знал, что они говорят с ним о самих себе.
Через несколько дней после приезда женщина, которая казалась лидером
остальных, дала ему совершенно новую мужскую одежду и сказала, что
притворяться девушкой ему больше необязательно, поскольку, кем бы ни было
чудовище, его теперь нигде не видно. Она сказала ему, что он может идти,
куда пожелает.
Дон Хуан попросил повидаться с Белисарио, которого не видел со дня
приезда. Женщина сказала, что Белисарио ушел, и уходя сказал, что дон Хуан
может оставаться в доме, сколько захочет - но при условии, если ему будет
грозить опасность.
Дон Хуан заявил, что ему угрожает смертельная опасность. В течение
нескольких дней, находясь в доме, он постоянно видел монстра, который
крался по полям, окружавшим дом. Женщина не поверила ему и сказала без
обиняков, что он жульничает и говорит о чудовище только затем, чтобы они
не прогоняли его. Она сказала ему, что в их доме нет места для
бездельника. Она заявила, что они серьезные люди, которые усердно
работают, и они не могут себе позволить держать у себя лодыря.
Дон Хуан был оскорблен. Он выбежал из дома, но тут же заметил
чудовище, которое скрывалось за декоративными кустами, примыкавшими к
стене. Его гнев мгновенно сменился на испуг.
Он бросился назад к дому и начал умолять женщину, что-бы она
позволила ему остаться. Он обещал работать, как пеон, без платы, только за
то, чтобы оставаться в гасиенде.
Она согласилась при уговоре, что дон Хуан примет два условия, что он
не будет задавать никаких вопросов и все будет делать только так, как ему
прикажут, не требуя никаких объяснений. Она предупредила его, что, если он
нарушит правила, его прибывание в доме будет невозможным.
- Я остался в доме, хотя все внутри меня протестовало против этого, -
продолжал дон Хуан. - мне ужасно не хотелось принимать ее условия, но я
знал, что снаружи меня поджидает монстр. А в доме я был в безопасности. Я
знал, что человек-чудовище всегда натыкается на невидимую линию - границу,
окружавшую дом примерно на расстоянии ста шагов. Внутри этого круга я был
надежно защищен. Как я понимал, в этом доме было что-то, что отпугивало
человека-чудовище, и это что-то интересовало меня больше всего.
Еще я понял, что когда люди из этого дома были рядом со мной, они не
видели чудовища.
После того, как несколько недель в его ситуации не было никаких
перемен, вернулся тот молодой человек, который, как верил дон Хуан, жил в
доме монстра под видом старого Белисарио. Он рассказал дон Хуану, что
только что приехал. Его настоящее имя было Хулиан, и он был владельцем
этой гасиенды.
Дон Хуан, естественно, спросил о его маскировке. Но молодой человек,
глядя ему прямо в глаза и без малейших колебаний, сказал, что понятия не
имеет ни о какой маскировке.
- Как ты можешь, находясь здесь, в моем доме, говорить такую чушь? -
закричал он на дон Хуана. - за кого ты меня принимаешь?
- Но - ты же Белисарио - или это не ты? - настаивал дон Хуан.
- Нет, - ответил молодой человек. - Белисарио старик. А я Хулиан, и я
молод. Ты что, не видишь?
Дон Хуан мягко признался, что он не был полностью убежден, что все
дело заключается в маскировке, и тут же понял абсурдность своего
заявления. Если старость не была маскировкой, то она была трансформацией,
превращением, а это было еще более абсурдным.
Замешательство дон Хуана становилось все большим и большим. Он
спросил о чудовище, и молодой человек ответил, что не имеет представления,
о каком чудовище его спрашивают. Он допускал, что дон Хуан был чем-то
напуган, иначе старый Белисарио не дал бы ему приюта. Но по какой бы
причине дон Хуан тут не скрывался, это его личное дело.
Дон Хуан был обижен холодным тоном и манерами своего хозяина. Рискуя
вызвать его гнев, дон Хуан напомнил ему, что они уже встречались. Его
хозяин ответил, что до этого дня никогда не видел дон Хуана прежде, но он
должен уважать желания Белисарио, так как кое-чем обязан ему.
Молодой человек добавил, что он является не только владельцем этого
дома, но и властвует над каждым человеком этого дома, в том числе и дон
Хуаном, который при их обоюдной договоренности может стать частью этого
строения. Если дон Хуану такое предложение не нравится, он может уйти и
рискнуть встретиться с монстром, которого, кстати, никто еще не видел.
Прежде чем выбрать то или иное решение, дон Хуан разумно предпочел
узнать, что значит быть частью дома.
Молодой человек указал дон Хуану на крыло особняка, которое еще
строилось, и сказал, что эта часть дома будет символом его собственной
жизни и его поступков. Она незавершена. Строительство действительно
продвигается вперед, но есть вероятность, что оно никогда не будет
закончено.
- Ты будешь одним из элементов этой незаконченной постройки, - сказал
он дон Хуану. - ну, скажем, ты будешь балкой, которая поддерживает крышу.
Пока мы не поставим ее на место и не возведем на ней крышу, неизвестно,
сможет ли она выдержать ее вес. Мастер-плотник сказал, что сможет. Это я
мастер-плотник.
Такое метафорическое объяснение для дон Хуана ничего не значило. Он
хотел знать, что ждет его в отношении физического труда.
Молодой человек сделал другую попытку, - я нагваль, - объяснил он. -
я приношу свободу. Я лидер людей этого дома. Ты находишься в этом доме, и
поэтому становишься его частью, нравится тебе это или нет.
Дон Хуан ошеломлено смотрел на него, не в силах ничего спросить.
- Я нагваль Хулиан, - сказал, улыбаясь, его хозяин. - без моего
вмешательства нет пути к свободе.
Дон Хуан по-прежнему не понимал. Но он начал беспокоиться о своей
безопасности - у человека перед ним явно было что-то не в порядке с
головой. Он был так ошарашен неожиданным развитием событий, что даже не
заинтересовался прозвучавшим словом "нагваль". Он знал, что нагваль - это
маг, но не мог принять в полной мере слова нагваля Хулиана. Или скорее, он
понимал их каким-то образом, а вот его ум - нет.
Молодой человек пристально взглянул на него и сказал, что физической
работой дон Хуана будет исполнение обязанностей его личного камердинера и
помощника. Платить ему за это не будут, но он получит отличную комнату и
питание. Время от времени дон Хуан будет выполнять другие небольшие
поручения, которые потребуют особого внимания. В его власти будет выбор -
выполнять эти поручения самому или смотреть, как их выполняют другие. За
такие особые услуги он будет получать немного денег, которые пойдут на его
счет, учрежденный другими членами домохозяйства. Таким образом, даже если
он захочет уйти, у него будет небольшая сумма денег, чтобы дотянуть до
лучших времен.
Молодой человек подчеркнул, что дон Хуан не должен считать себя
заключенным, но если он решит остаться, ему надо будет работать. И еще
важнее, чем работа, были три требования, которые он должен был выполнять.
Он должен был прилагать все усилия, чтобы научиться всему, чему его будут
обучать женщины. Его поведение со всеми людьми в доме должно быть
образцовым, а это значит, что он должен был изучать свое поведение и
отношение к окружающим каждую минуту каждого дня. Когда же он будет
обращаться к молодому человеку в прямой беседе или говорить о нем, ему
следует называть его нагвалем Хулианом.
Дон Хуан неохотно принял условия. И хотя он часто впадал в свою
привычную мрачность и угрюмость, он быстро научился своей работе. Одного
он не мог понять, что от него хотят в вопросах отношений и поведения. И
хотя ему не удавалось подыскать конкретный пример, он честно верил, что
его обманывают и эксплуатируют.
Когда его замкнутость взяла верх, он впал в непрерывную угрюмость и с
трудом выдавливал из себя слова.
Тогда нагваль Хулиан собрал всех членов своего хозяйства и объяснил
им, что хотя он и очень нуждается в помощнике, ему следует оставаться
верным их решению. Если им не нравится угрюмое и непривлекательное
отношение его нового ординарца, они вправе высказать это. Если большинство
голосов не одобрит поведение дон Хуана, юноша уйдет, рискуя встретить все,
что ждет его за оградой, будь то чудовище или его собственная ложь.
Потом нагваль Хулиан пригласил их выйти из дома и приказал дон Хуану
показать им человека-чудовище. Дон Хуан сразу заметил его, но никто кроме
него чудовища не видел. Дон Хуан безумно бегал от одного человека к
другому, настаивая, что монстр здесь. Он умолял их помочь ему. А они
пропускали его просьбы мимо ушей, называя его сумасшедшим.
И тогда нагваль Хулиан поставил судьбу дон Хуана на голосование.
Необщительный мужчина отказался голосовать. Он пожал плечами и пошел
прочь. Все женщины высказались против пребывания дон Хуана в доме. Они
утверждали, что он слишком замкнут и невоспитан. В пылу обсуждения нагваль
Хулиан внезапно изменил свое мнение и стал защищать дон Хуана. Он
предположил, что женщины слишком неверно оценивают бедного юношу, и что,
может быть, он совсем не сумасшедший и действительно видит монстра. Он
сказал, что его замкнутость, вероятно, является результатом его
беспокойства. Последовал ужасный спор. Мнения столкнулись, возникла ссора,
женщины кричали на нагваля.
Дон Хуан слышал все, но был по-прежнему озабочен другим. Он знал, что
они выгонят его, и что человек-чудовище поймает его и сгноит в рабстве. Он
заплакал от полной беспомощности.
Его отчаяние и слезы смягчили несколько раз" яренных женщин.
Женщина-лидер предложила другой вариант: трехнедельный испытательный срок,
в течение которого действия дон Хуана и его отношение будут ежедневно
оцениваться всеми женщинами. Она предупредила дон Хуана, что если за это
время поступит хоть одна жалоба о его плохом отношении, его вышвырнут
навсегда. Дон Хуан рассказал, как нагваль Хулиан по отечески отвел его в
сторону и еще глубже вонзил в него клин страха. Он прошептал дон Хуану,
что знает наверняка о том, что монстр не только существует, но и
скрывается в окрестностях. Тем не менее, выполняя определенные предыдущие
соглашения с женщинами, соглашения, о которых он должен молчать, ему
нельзя было рассказывать женщинам то, что он знал. Он посоветовал дон
Хуану прекратить демонстрацию своей упрямой, угрюмой личности и
притвориться ее противоположностью.
- Притворись счастливым и довольным, - сказал он дон Хуану. - если ты
не сделаешь этого, женщины выкинут тебя отсюда. Одна перспектива этого
должна пугать тебя. Используй свой страх как движущую силу. Это все, что у
тебя осталось.
Все колебания и мысли, которые осаждали дон Хуана, вмиг испарились
при виде человека-чудовища. Монстр нетерпеливо ожидал на краю невидимой
линии, осознавая, по-видимому, какой ненадежной была позиция дон Хуана.
Казалось, что он страшно голоден, и теперь с тревогой ожидает
долгожданного пира.
Нагваль Хулиан вбил клин страха еще глубже.
- Если бы я был на твоем месте, - сказал он дон Хуану. - я бы вел
себя как ангел. Я делал бы все, что понравится этим женщинам, только бы
быть подальше от этой дьявольской скотины.
- Теперь ты видишь монстра? - спросил дон Хуан.
- Конечно, - ответил он. - и я вижу, что если ты уйдешь, или женщины
прогонят тебя, это чудище поймает тебя и закует в оковы. Это наверняка
изменит твое отношение. У рабов нет выбора. Они должны хорошо вести себя
со своим господином. Они говорят, что боль, причиняемая тираном,
превосходит границы возможного.
Дон Хуан знал, что его единственная надежда в том, чтобы стать
настолько приятным, насколько это возможно вообще. Страх стать жертвой
этого человекообразного чудовища был действительно мощной психологической
силой.
Дон Хуан сказал мне, что по какой-то причуде своего характера он был
грубым только с женщинами, но никогда не вел себя плохо в присутствии
нагваля Хулиана. По какой-то причине, которую дон Хуан не мог определить,
в его уме сложилось мнение, что нагваль - не тот человек, с кем можно
притворяться, ни сознательно, ни подсознательно.
Другой домочадец - необщительный мужчина - для дон хуана не имел
значения. Дон Хуан составил о нем мнение еще при первой встрече с ним и в
расчет его не принимал. Ему казалось, что мужчина был слабым, ленивым и
находился под каблуком красивых женщин. Позднее, когда дон Хуан лучше
осознал личность нагваля, он узнал, что блеск других определенно затмевал
этого мужчину.
С течением времени природа лидерства и авторитета среди них стала
ясна для дон Хуана. Он был удивлен и даже восхищен, поняв, что здесь нет
ни лучших, ни худших. Некоторые из них выполняли обязанности, которые
другим были недоступны, но это не давало им превосходства, а просто делало
их разными. Однако, окончательное решение всегда автоматически оставалось
за нагвалем Хулианом, и он, по-видимому, получал огромное удовольствие,
выражая свои решения в форме грубых шуток, которые он направлял на
каждого.
Еще среди них существовала тайна о женщине, которую они называли
талией, женщиной-нагваль. Никто не говорил дон Хуану, кто она была или что
значит быть женщиной-нагваль. Для него все же было ясным, что одна из семи
женщин была талией. Все они так много говорили о ней, что любопытство дон
Хуана поднялось до огромных высот. Он задавал так много вопросов, что
женщина, которая была лидером остальных, пообещала научить его читать и
писать, чтобы он мог лучше использовать свои дедуктивные способности. Она
сказала, что он должен научиться скорее описывать вещи, чем загонять их в
память. Таким образом он соберет огромную коллекцию фактов о талии,
фактов, которые он должен будет перечитывать и изучать до тех пор, пока
истина не станет очевидной.
Как бы предвосхищая циничный ответ, который возник в его уме, она
заявила, что хотя это и может показаться абсурдным усилием, попытка
узнать, кем была талия, является одной из наиболее трудных и стоящих
задач, которые кто-либо может взять на себя.
Все это, сказала она, было шутливой частью. И уже серьезно добавила,
что дон Хуану необходимо изучить основы счетоводства, чтобы помогать
нагвалю управлять хозяйством.
Она немедленно принялась за ежедневные уроки, и за один год дон Хуан
продвинулся так далеко, что мог читать, писать и вести расчетные книги.
Все шло так гладко, что он не замечал перемен в себе, наиболее
значительной из которых было появление чувства беспристрастности. Пока он
занимался этим, у него продолжало оставаться впечатление, что в доме
ничего не происходит, наверное, потому, что он никак не мог распознать
своих домочадцев. Они были зеркалами, которые не давали отражения.
- Я укрывался в этом доме почти три года, - продолжал дон Хуан. - за
это время со мной происходили бесчисленные вещи, но я не думал тогда,
какими важными они были на самом деле. Или, скорее всего, я предпочитал
считать их неважными. Я был убежден, что все эти три года я только и
делал, что скрывался, трясся от страха и работал, как мул.
Дон Хуан засмеялся и рассказал, что именно тогда, по настоянию дона
Хулиана, он согласился обучаться магии, что-бы избавиться от страха,
который уничтожал его каждый раз, когда он видел чудовище, бессменно
стерегущее его. И хотя нагваль Хулиан рассказывал ему об очень многом,
ему, казалось, больше нравилось подшучивать над ним. Поэтому, если
говорить честно, он был уверен, что ничему не научится здесь, даже
добровольно связавшись с магией, потому что было совершенно ясно, что
никто в этом доме не знает и не практикует магию.
Но однажды он обнаружил себя целеустремленно идущим, без какой-либо
охоты со своей стороны, к невидимой черте, которая удерживала чудовище на
расстоянии. Монстр, как всегда, был здесь и наблюдал за домом. Но в этот