<< Пред. стр. 23 (из 30) След. >>
Список литературы по разделу
благочестивым проповедям и сказаниям, не принесло людям пользы. Живший
в Индии выдающийся поэт и мыслитель Мирза Абдулкадир Бедиль
(1644-1721), придерживаясь традиции, восходящей к Хакани, рассказал в
четверостишии о нищете и бедствиях, царивших в его время:
Бедный Адам - он страдать на земле обречен.
Чем, кроме смерти, он будет от смерти спасен?
Райской пшеницы поел он вчера - пострадал,
Есть ему нечего ныне - страдает от этого он.
(Перевод Л. Пеньковского)
Да, сказание Корана об Адаме и его жене, не знавших в раю голода,
не замечавших наготы, не страдавших от зноя и жажды (20: 116-117),
обращает взгляд человека не вперед, в будущее, а назад, в прошлое.
Будто счастливый период истории человечества, его "золотой век"
остался позади.
Этот рассказ, имеющий сходство с библейским, дает искаженное,
идеализированное представление о первобытном обществе. "Что
первобытный человек получал необходимое, как свободный подарок
природы, - писал В. И. Ленин, - это глупая побасенка... Никакого
золотого века позади нас не было, и первобытный человек был совершенно
подавлен трудностью существования, трудностью борьбы с природой"[Ленин
В.И. Полн. собр. соч., т: 5, с. 103.].
Позднейшее предание ислама развило учение об оставшемся позади
"золотом веке". Так, слова Корана о том, что Адам и его жена до
грехопадения не замечали наготы, послужили поводом для рассказа, будто
Адам был введен в рай в одежде. Аллах-де после сотворения и
одушевления Адама обрядил его в райские одежды, а ангелы, усадив на
трон, сто лет носили Адама на своих плечах по небесам. Затем Аллах
сотворил для Адама крылатую лошадь из белого мускуса, названную
Маймуна (счастливая); одно крыло у нее было из жемчуга, другое - из
коралла. Ангелы Джибриль, Микаиль и Исрафиль, усадив на Маймуну Адама,
вновь катали его по всем небесам. Нетрудно заметить, что в этом
предании, изложенном, например, в не раз издававшейся на арабском
языке книге "Дакакиль-ахбар ва хакаик аль-игтибар" кадия Аби Абдуллы
Кулаги, миф переплетен с элементами сказки, в жизни создателей которой
- кочевников лошадь имела большое значение. Свое желание возможно
скорее преодолевать пространство они выразили в красочном образе
крылатого коня (вспомним "тулпар" в сказках народов Средней Азии и
Казахстана).
Однако, если в народном творчестве этот сюжет, как правило,
возвеличивает творческие силы человека, его разум, благородство,
стремление к взаимной выручке, гуманность, то в Коране эти светлые
чувства затенены, принижены мыслью о том, что, сколько бы человек ни
старался, ничего хорошего он не создаст. Ибо, как гласит "слово
Аллаха", "знайте, что жизнь в здешнем мире есть обманчивая утеха,
обольщение, суетный наряд, тщеславие между вами, желание отличиться
множеством имущества и детей: она подобна тем произрастаниям при
дожде, которые собой пленяют земледельца, потом увядают, после того
видишь их пожелтевшими, напоследок делаются сухими стеблями... Жизнь в
здешнем мире есть только обманчивое наслаждение" (57:19-20).
Эти мотивы Корана отражают настроения людей, видевших, что народ
томится в нищете и голоде, тогда как захватившая власть знать чинит
насилие и самоуправство, поддерживает рабовладельцев и ростовщиков,
продажность и корыстолюбие. Но эти люди не находили выхода из тяжелого
положения. Такое случалось в истории разных стран и народов.
Обилие в "слове Аллаха" подобных настроений, связанных с
обещаниями близких перемен в жизни арабов и наступлением "конца мира",
светопреставления, привело отдельных исследователей к выводу о том,
что Коран (за исключением тех его мест, которые имеют законодательный
характер и по времени своего происхождения являются более поздними)
есть новый "Апокалипсис", "откровение о конце мира". Этот взгляд
развит французским исламоведом Полем Казанова в его книге "Mohammed et
la fin du monde" (Paris, 1911) и затем нашел отражение в некоторых
работах упоминавшегося выше египетского ученого и писателя Таха
Хусейна. Любопытно в этом смысле и "важное примечание" А. Массэ,
сделанное им при анализе Корана периода "до хиджры" в книге "L'lslam"
(Paris, 1930, р. 82; ср. 2-е изд. русского перевода с 6-го
французского издания: Массэ А. Ислам. Очерк истории. М., 1963, с. 78):
"...прежде всего, главная идея Магомета была не провозглашением
единобожия, но объявлением приближения последнего часа..." На наш
взгляд, едва ли правильно отделять проповедь о "приближении последнего
часа", имевшую место в период возникновения ислама, от провозглашения
единобожия. К тому же мессианские и эсхатологические места Корана,
часть которых, безусловно, древнего происхождения, могли быть затем
усилены при его редактировании, расстановке в нем диактрических
знаков, оформлении как книги. Нужно иметь в виду, что ожидания
наступления "последнего часа" и связанных с ним крутых перемен не раз
были и позднее, например, вера в то, что Халифату арабов суждено
просуществовать лишь сто лет. Известно, что подобный "религиозный
психоз" наблюдался и в католических странах Западной Европы накануне
1000 года.
Как мы знаем, в Коране действительно говорится о "часе" и о том,
что он близок. "Я (Аллах. - Л.К.) готов его открыть, чтобы всякая душа
получила воздаяние за то, о чем старается!" (К., 20:15-16). Однако
история подтвердила, что не мотивы, связанные с ожиданием
светопреставления, содержавшиеся в проповедях пророков раннего ислама,
сплачивали и поднимали народ на борьбу против угрозы чужеземного ига,
за объединение арабских родов и племен, не они отражали процесс
"пробуждающегося арабского национального чувства"[Маркс К., Энгельс Ф.
Соч., т. 28, с. 222.], которое подогревалось вторжениями иноземцев на
земли арабов.
Безнадежность, отчаяние, мысли о том, что спасение и воздаяние
придут после смерти, никогда не поднимали на борьбу, не служили
надежной поддержкой людям. Если считать, что "жизнь ближайшая", то
есть единственная земная действительность, "только пользование
обманчивое", как написано в Коране (К., 57:19-20), то стоит ли за
обман бороться? Коран же эту мысль еще подогревает домыслом о том,
что, "кто желает посева для ближней (иначе говоря, земной жизни. -
Л.К.)... нет ему в последней (посмертной. - Л.К.) никакого удела!"
(К., 42:19). "О люди! - предостерегает Коран. - Бойтесь господа вашего
и страшитесь дня, когда родитель не возместит за ребенка и рожденный
(от него. - Л.К.) не возместит ничем за своего родителя! Поистине,
обетование Аллаха - истина; пусть же тебя не обольщает жизнь
ближайшая..." (К" 31:32-33), - эта единственная земная жизнь.
По Корану получается, что призвание человека не в труде, который
был бы полезен ему, его семье, роду, племени, нации, всему обществу,
не в совместной борьбе людей разных народов и стран за лучшую жизнь, а
в том, чтобы, безропотно перенося любые невзгоды, беспощадный гнет
эксплуататоров, обратить свои помыслы на личное "спасение" в загробной
жизни, которая якобы наступит после смерти. Не к такому ли идеалу
зовут те, кто, подобно, например, Абу-ль-Караму аль-Андарасбани,
богослову и мистику, составившему на арабском языке биографический
словарь аскетов и подвижников, которые "словом и делом выражали полное
равнодушие к земным благам... старались меньше и реже есть, пить,
спать, улыбаться и даже разговаривать, больше молиться, плакать и
уединяться"? Один из них даже "по 10 лет не улыбался, другой проводил
все ночи в молитвенных бдениях, третий роздал все деньги и отпустил на
волю рабов (выходит, был рабовладельцем! - Л.К.), четвертый упорно
отказывался от должности судьи, пятый не обратил внимания на
землетрясение во время молитвы и т. п."[Халидов А.Б. Биографический
словарь ал-Андарасбани. - Письменные памятники Востока. 1971. М.,
1974, с. 147.].
Аль-Андарасбани жил в Хорезме в XII веке. Однако факты, подобные
описанным им, встречались и значительно позднее. Даже и пишущий эти
строки помнит описанный в газете случай, как в Казани в 1926 году
обворовали квартиру в присутствии хозяйки-мусульманки,
воспользовавшись тем, что она в силу своей религиозности, стараясь не
нарушить предписаний шариата, не прекратила исполнявшегося ею намаза,
молитвы[См.: Климович Л. Классовая сущность ислама. - Антирелигиозник,
1927, э11, с. 23.].
Отпускали рабов, крепостных перед смертью порой и люди, не
отличавшиеся религиозностью, по своему великодушию, из гуманных
соображений. У Андарасбани же восхваляется случай, вызванный
эгоистическими мотивами, ожиданием посмертного воздаяния, то есть та
сторона религии, которая с позиций человеколюбия неизменно осуждалась.
Вот что писал основоположник турецкой революционной поэзии Назым
Хикмет (1902-1963) в автобиографическом романе "Романтика", поясняя,
почему его главный герой Ахмед порвал с исламом.
"После окончания школы-интерната - там молитвы и соблюдение поста
были обязательными - я бросил и намаз и пост. Да и Коран-то никогда
толком не мог прочесть... Но я был набожным. Говоря точнее, я даже и
не думал о том, что бог может и не существовать. Потом однажды я
подумал, что верующие совершают благие дела лишь в надежде на награду
от господа бога, в надежде на то, что они попадут в рай, обретут
бессмертие. А грехов они избегают потому, что боятся наказания, боятся
угодить в ад. Меня, словно сам я никогда не был верующим, поразила эта
неволя, на которую обрекает себя каждый верующий, поразил их эгоизм.
С тех пор по сей день Ахмед старался делать все свои дела, не
заботясь о награде и не опасаясь наказания"[Хикмет Н. Романтика. М.,
1964, с. 11.].
Мотивы принижения земной жизни, обещаниями сладостной посмертной
пронизывают весь Коран. "Здешняя жизнь - только игра и забава; будущее
жилье лучше для тех, которые богобоязненны" (К., 6:32); "О народ мой!
Ведь эта ближняя жизнь - только пользоваиие, а ведь будущая - дом
пребывания" (К., 40:42): "...они радуются ближней жизни, но жизнь
ближайшая в отношении к будущей - только временное пользование!" (К.,
13:26).
Судя по Корану, большое внимание этим мотивам уделялось потому,
что такие утверждения проповедников ислама встречали резкие возражения
со стороны слушавших их в Мекке и Медине не только многобожников, но и
людей, которых именовали дахритами (дахрийа). Это были люди,
отрицавшие загробную жизнь, считавшие, что есть только одна земная
жизнь, ограниченная для каждого человека определенным периодом: "губит
нас только время" (К., 45:23). В 17-й суре Корана, относимой к
объявленным пророком Мухаммедом в Мекке, читаем и о том, что
"большинство людей не хотят принимать, единственно из-за неверия",
"различные примеры", которые приводятся им проповедником. Они говорят:
"Никогда мы тебе не поверим, до тех пор, пока ты не изведешь из земли
источника, или не будет у тебя сада из пальм и виноградных лоз, и
посреди него не велишь течь ручьям, или не извергнешь на нас неба, как
ты утверждаешь, кусками[Имеются в виду метеориты, или болиды,
появление которых, как следует из Корана, считалось проявлением гнева
бога, его кары (см. 34:9 и др.).], или не приведешь Аллаха с ангелами,
или не будет у тебя дома из золота, или не поднимешься на небо. И мы
не поверим до тех пор твоему восхождению, пока не ниспошлешь к нам
оттуда книгу, которую мы сможем прочитать" (17:91-95).
Эти настойчивые возражения проповедникам новой веры перекликались
с вольнодумными традициями, возникшими задолго до ислама и отраженными
в ряде памятников Древнего Востока, таких, как клинописные таблички
Ниневийского архива, "Песнь арфиста" из Древнего Египта,
многочисленные философские сочинения Древней Индии и т. д.
Так, в Древнем Египте написаны произведения, в которых высказано
неверие в существование загробного царства и вечной жизни, люди
призываются к наслаждению всеми радостями здесь, на Земле. Умерев,
говорит поэт, "никуда ты не выйдешь, чтобы увидеть солнце". Подобная,
в основе своей вольнодумная, атеистическая мысль выражена в
стихотворении, созданном в Древней Индии:
Пока живем, да будем счастливы!
Того тут нет, кто не помрет.
Когда же он помрет
И в пепел обратится, -
Откуда вновь ему явиться?
Академик Ф.И. Щербатской (1866-1942) писал о философах Древней
Индии: "Нигде, пожалуй, дух отрицания и возмущения против оков
традиционной морали и связанной с ними религии не выразился так ярко,
как среди индийских материалистов"[Щербатской Ф.И. К истории
материализма в Индии. - Восточные записки. Л., 1927, т. 1, с. 1.]. В
подтверждение своей мысли он приводит красноречивые "стихотворные
тезисы индийского материализма". Например:
Три автора составили священное писание,
Их имена суть шут, обманщик, вор.
"Большинство индийских философов... были убеждены, что никакого
бога вообще не существует, и активно стремились доказать это", - пишет
видный современный философ-марксист Индии Д. Чаттопадхьяя. Мыслители
Индии, продолжает он, создали произведения, которые "без преувеличения
можно назвать самой богатой атеистической литературой древнего и
средневекового мира"[Чаттопадхьяя Д. Индийский атеизм. Марксистский
анализ. М., 1973 с. 23.]. Те же тенденции можно наблюдать и во многих
произведениях, созданных в странах распространения ислама. Тем более
что и здесь они опирались на опыт народа, на его повседневные
наблюдения, расширявшие кругозор, повышавшие и углублявшие
аргументацию авторов этих произведений.
Возражения в Коране могли исходить от людей, знавших легенды
проповедников зороастрийской религии, которые утверждали, будто в
числе их жрецов уже был такой, "душа" которого побывала в загробном
мире, повидала рай и ад. "Сообщение" об этом "путешествии" содержалось
в "саримешхедской" надписи, сделанной в III веке на языке пехлеви близ
города Казеруна в Иране, где зороастризм тогда был государственным
культом. Значительная часть этой надписи теперь прочитана, найден и
наскальный рельеф, изображающий верховного зороастрийского жреца и
политического деятеля Ирана Кирдера, якобы совершившего это
"странствие"[Gignoux Р. L'inscription de Kartir a Sar Mashad. -
Journal Asiatique. P., 1968, t. 256, fasc. 3-4. p. 368-418. Имя Картир
исправлено на Кирдер в связи с его новым прочтением. См.: Народы Азии
и Африки, 1981, э3, с. 225.]. А в VI-VII веках в Иране же появилось
сочинение о другом подобном "путешественнике" - Арда-Виразе,
продиктовавшем писцу свои впечатления о загробном пребывании его
"души". Еще в прошлом и начале нашего века, когда появились первые
переводы этой "книги" ("Ардай-Вираз-намак") на европейские языки, ее
начали истолковывать как один из источников "Божественной комедии"
Данте. Современный чешский исследователь пехлевийской литературы
Отакар Клима, впрочем, оговаривает, что "Книгу об Арда-Виразе" если и
допустимо сближать с "Божественной комедией", то исключительно по
сходству мотивов[Klima О. Awesta. - Rypka J. Iranische
Literaturgeschichte. Leipzig, 1959, S. 36.].
Сочинения с описанием путешествий в "потусторонний" мир и даже
принесенного из рая яблока, съев кусочек которого сорок монахов во
главе со своим настоятелем, а за ними и жители целого селения перешли
из христианства в ислам, появились еще в средневековье. Некоторые из
таких рассказов или притч затем включались даже в столь популярные
сказочные сборники, как "Книга тысячи и одной ночи" ("Китаб альф лайла
ва лайла"). Таков, например, рассказ о мусульманине и христианке,
занимающий в русском переводе, сделанном с арабского оригинала, ночи с
412 по 416[См.: Книга тысячи и одной ночи. В 8-ми т. М., 1959, т. 4.].
Современная голландская исследовательница этот рассказ относит к
религиозным притчам суфийско-мистического характера. Позднее в странах
распространения ислама появились аргументированные и художественно
ценные произведения, разоблачавшие подобные "благочестивые" рассказы
мусульманских миссионеров. В числе их популярные и в наше время
сочинения разных жанров, написанные иносказательно или вполне
откровенно, в просветительских, вольнодумных и атеистических целях. Из
них назовем "Письма Хортдана из ада" ("Хортданын джаханнам
мектублары") азербайджанского прозаика и драматурга Абдуррагима
Ахвердова (1870-1933) и сатирический рассказ "День страшного суда"
("Киямат") узбекского писателя Абдуррауфа Фитрата (1886-1939)[Оба
произведения изданы и в русском переводе: Ахвердов А. Письма из ада.
Избранные произведения. М., 1960; Фитрат А. День страшного суда. М.,
1965.].
Характерной чертой многочисленных призывов Корана к вере в
посмертную участь, которая бывает двух родов - доброй и злой,
прекрасной и отвратительной, является то, что она мыслится как
воздаяние за земные дела людей; какова она будет - зависит от
поведения, поступков, убеждений, действий человека. В доисламских
культах арабов подобной веры в сколько-нибудь разработанном виде не
было. Из чужеземных религий это находим в той или иной мере в
христианстве и иудаизме и более четко - в зороастризме, которому
близки и некоторые картины потусторонней "жизни", нарисованные в
Коране. Для того чтобы арабы поверили в эти обещания, как видно из
Корана, проповедники его "истин" должны были приложить немало энергии.
Им прежде всего было необходимо убедить людей в том, что их постоянные
жизненные наблюдения, их опыт, свидетельствующие о том, что
распавшееся после смерти тело, смешавшееся с землей, рассеянное,
распыленное по песку и т. п., невозможно восстановить, неправильны.
Вот эти возражения, отраженные в Коране: "И говорят те, которые
не уверовали: "Не указать ли вам на человека, который возвещает вам,
что, когда вы разложитесь на куски, вы окажетесь в новом творении?
Измыслил он на Аллаха ложь, или в нем одержимость?" (или: "в нем
джинны", бесы, демоны. К., 34:7-8). Не случайно к таким сомнениям,
даже спустя многие столетия, вынуждены возвращаться подновители, или,
как их теперь принято называть, "реформаторы" или "модернизаторы"
ислама.
Уже шейх Мухаммед Абдо (1849-1905), бывший главным муфтием
Египта, утверждал в основанном им журнале "Аль-Манар" ("Маяк"),
выходившем в Каире с 1898 года на арабском языке, что "бог не для того
создал свою книгу (Коран), чтобы в ней научным образом объяснять факты
и явления природы"[Аль-Манар. Каир, т. XII, с. 486.]. По Абдо, если в
Коране и говорится о явлениях природы, то лишь с целью указать людям
на совершенство и чудеса ее создания и на мудрость творца[Там же, с.
815.]. Поэтому, как верно отметил венгерский исламовед И. Гольдциер,
согласно шейху Абдо, "не нужно создавать себе какого-либо соблазна,
если то или иное выражение, где Коран говорит о явлениях природы, не
соответствует научным воззрениям (например, синева небес) "[Goldziher
I. Die Richtungen der islamischen Koranauslegung. Leiden, 1920, S.
351.].
<< Пред. стр. 23 (из 30) След. >>
Список литературы по разделу