<< Пред. стр. 1 (из 5) След. >>
Список литературы по разделу
МОСКОВСКИЙ ОБЩЕСТВЕННЫЙ НАУЧНЫЙ ФОНД
В. Кудров
КРАХ
СОВЕТСКОЙ МОДЕЛИ ЭКОНОМИКИ
Москва
2000
УДК 330.342.173
ББК 65.013.7
К 88
В монографии дается оценка того наследия, которое Россия получила от бывшего СССР в виде советской модели экономики и сформированными в ней особым общественным менталитетом, структурой экономики, сверхкрупными производствами и непрофессионализмом по отношению к современным требованиям рыночной экономики. Помимо авторских оценок, в книге содержатся оценки этого наследия со стороны представителей советско-российской экономической науки и западной советологии.
Книга рассчитана на научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов экономических вузов и всех тех читателей, которые следят за ходом социально-экономических преобразований в нашей стране.
Рецензенты: академик Н.П. Шмелев,
д.э.н., профессор М.А. Портной
Мнения, высказанные в докладах серии, отражают исключительно личные взгляды авторов и не обязательно совпадают с позициями Московского общественного научного фонда.
Книга распространяется бесплатно.
ISBN 5-89554-199-2
(c) Кудров В.М., 2000.
(c) Московский общественный научный фонд, 2000.
СОДЕРЖАНИЕ
Введение 4
1. Об истоках большевизма 7
2. Кавалерийская атака на капитал и первые шаги к новой экономической модели 40
3. Основные черты советской модели экономики 59
4. Централизованное планирование 98
5. Советская модель экономики и советская экономическая наука 126
6. Советская экономика и ее модель глазами западной советологии 166
7. Советская модель экономики в других социалистических странах 185
Заключение 210
Введение
В нашем современном российском обществе до сих пор сохраняется широчайший спектр суждений, часто весьма противоречащих друг другу по поводу многообразных социально-экономических проблем, так или иначе связанных с большевизмом и октябрьским переворотом 1917 года или непосредственно порождённых ими. Сказанное относится и к различиям в оценках тех или иных событий и фактов из нашей послеоктябрьской истории, социально-экономи-ческой политики СССР и России.
Изданная в последнее время научная литература и публицистика, симпозиумы и "круглые столы", теле-и радиопередачи, наконец, просто встречи и беседы с представителями многообразных слоёв общества разных возрастов и профессий воочию показали, что дифференциация мнений российской элиты и населения в целом по названным вопросам сегодня не только не уменьшилась, но даже усилилась. При этом бросается в глаза, что если одни, в основном негативно оценивая прошлое, считают его уже преодолённым и не имеющим перспектив вновь стать реальностью, то другие стремятся не только изобразить его в розовом свете, но и в той или иной степени возродить. Значительно меньше людей задумываются над тем, что наше прошлое настолько укоренено в нас, что существует повсеместно и сегодня, и многие тяготы трансформационного периода проистекают именно из этого.
Но понять это трудно, ибо экономические реформы в России, проводившиеся в 1992-1998 гг., закончились неудачей. Народ стал жить хуже, производство сократилось. Но когда серьезные реформы в России проводились последовательно и до конца? Может быть, лишь только в советские времена, когда была уничтожена рыночная модель в нашей экономике и на ее месте построена модель нерыночная, командно-административная. Но это и привело нашу страну в тупик.
Долгое время мы считали, что социализм (первая фаза коммунистической формации), который на деле в нашей стране осуществили большевики, это не только самый прогрессивный, но и весьма прочный общественный строй, своего рода монолит, способный успешно решать многие стратегические задачи развития производства, его эффективности, потребления и жизненного уровня людей. В других социалистических странах, возникших после второй мировой войны, также питали иллюзии в отношении сущности и перспектив развития этого строя.
Экономическая основа социализма - государственная собственность вместе с централизованным управлением и планированием всей экономики, подкрепленная невероятной мощью партийного аппарата, а также КГБ и армией, казалось, образовала такую крепость и мощь, что попросту в мире нельзя было сыскать сил, чтобы ее поколебать. Но в 1989-1991 гг. социализм рухнул почти везде, как карточный домик. Силы разрушения, как оказалось, нашлись, более того, они уже давно зрели внутри общества и экономики "реального социализма". В годы "военного коммунизма", индустриализации, коллективизации и войны, т.е. в периоды чрезвычайщины и мобилизации, эти силы не могли проявить себя, и лишь в послевоенные годы мирного развития наружу вышли все внутренние противоречия, вся гнилость и нежизнеспособность "нового строя". Однако они не были глубоко осмыслены и проанализированы на научной основе в нашей стране.
Более того. После падения "реального социализма" прошло уже немало времени, а серьезных и капитальных исследований экономики нашего недавнего прошлого в России как не было, так и нет. Есть, правда, призывы разработать новую парадигму экономических знаний. Но как это сделать, не разобравшись и не отказавшись от старой парадигмы и ценностей "реального социализма"? Значит, велика еще инерция прошлого. И чем скорее мы с этим разберемся, тем легче нам будет идти вперед. Переход к новой парадигме невозможен также и без отказа от старых ошибочных теоретических конструкций и большевистской практики, от вредных традиций российского социального реформаторства.
К сожалению, современная российская экономическая наука не сбросила окончательно груз прошлого и часто недооценивает тот вред, который порой наносила советская экономическая наука нашему обществу. Напомню, что в бывшем СССР общественные науки в целом - и экономическая наука в частности, особенно политэкономия социализма, - официально считались партийными науками. На деле это означало, что партия ждала от обществоведов не оригинальных исследований и неожиданных выводов, а прежде всего поддержки и пропаганды своих решений и своей политики. Многие партийные решения, в частности и те, которые принесли много горя стране, готовились при непосредственном участии советских обществоведов. Тем не менее социалистические заблуждения советской экономической науки не канули в прошлое. Многие российские экономисты и сегодня открыто призывают хотя бы к частичному возврату в прошлое.
Вообще призыв к частичному возврату прошлого в условиях, когда рынок ещё незрел, не сформирован, а экономика лежит на дне кризиса, вполне понятен. Непонятно другое: почему советская экономическая наука не поняла самой сути советской принудительно-плановой, нерыночной, а потому и бесперспективной экономики; почему она и сегодня (а она продолжает жить и сегодня) не хочет понять суть экономики рыночной и найти рациональные пути движения к ней.
1. Об истоках большевизма
Советская система и советская экономическая модель созданы руками трех поколений российских большевиков. Большевизм - это крайне левое, радикальное, или экстремистское ответвление от марксизма, оформившееся в начале этого века и добившееся политической победы в России в 1917 г. Идеология большевизма во многом противоречила основополагающим идеям Маркса, но зато полностью отвечала национальным традициям и текущему моменту в истории нашей страны. В сущности, главный и самый широкий исток большевизма лежал в стремлении огромной массы людей изменить, т.е. улучшить социальные условия своего существования. А условия эти и в ныне развитых странах в прошлом были порою ужасающими. Ужасающими они были и в России. Идейная подпитка большевизма поэтому шла как извне, так и изнутри своей страны.
Внешние конкретные источники большевизма связаны прежде всего с марксизмом, практикой "государст-венного социализма" в Германии при Бисмарке, а также со всевозможными утопическими теориями и религией, пришедшими с Запада. Именно Маркс создал удобную идеологическую конструкцию вокруг идей классов и классовой борьбы, обнищания пролетариата, неравенства в распределении доходов и богатств, в результате чего призвал к "экспроприации экспроприаторов". Хотя жизнь очень скоро показала, что классовые различия совсем не обостряются, что наряду с классовыми в обществе существуют и многие другие (ещё более острые) различия - национальные, религиозные, клановые, культурные, номенклатурно-бюрократи-ческие и т.д., тем не менее для революционеров-профессионалов было очень удобно взять на вооружение идею создания райского процветающего общества, существующего без классов на базе обобществления средств производства и рационального (по науке) управления.
Революционеры-профессионалы, бунтари всех мастей (в истории их было великое множество, и, приходя к власти, они обычно приносили великие несчастия своему народу) создавали на этой идейной основе в 19-20 вв. культ революции, насильственного переворота вообще. Но потом неизбежно оказывалось, что это прямой путь к личной диктатуре, абсолютной власти, к авторитаризму и даже тоталитаризму, т.е. безграничному насилию.
В древние времена и в средневековье такие общественные формы образовывались в государствах фараонов, инков, иезуитов в Парагвае, в Китайской империи. Существовали они в Древней Спарте, христианских, индийских общинах, различных мессианских сектах в разных странах. Вспомним и первобытный коммунизм у племен на заре человечества. Это был мир не свободных людей, или товаропроизводителей, а мир кланового, военного, религиозного или бюрократического насилия и принуждения в интересах единоличного или группового (коллективное руководство!) господства. Например, в Парагвайской республике долгое время в средние века всё управление в стране осуществлял Орден иезуитов, католический монашеский орден, основанный в 1534 г. в Париже монахом Игнатием Лойолой. Основными принципами Ордена, претворявшимися в Парагвае на практике, были следующие: строгое повиновение младших старшим, централизация, абсолютный авторитет главы Ордена, взаимный шпионаж, оправдание любых средств высокой целью.
В таких общественных формах человеческой жизни и производства нет ни свободы, ни товарно-денежных отношений, но есть распределение по указанию сверху, нет хозяйственного расчета, определения истинной стоимости (ценности) вещей. Недаром Маркс писал, что в основе стоимости лежат общественно-необходимые затраты рабочего времени, и игнорировал потребительную стоимость (полезность), спрос и предложение, различия в качестве труда. А в годы "военного коммунизма" большевики стали уже вводить вместо денег талоны и ордера с указанием, что на производство данного продукта потрачено 2,5 или 12 трудовых часов, разрабатывались энергетические сертификаты и т.д.
Всё это прямо вытекало из следующих предначертаний Ф.Энгельса: "Непосредственно общественное производство, как и прямое распределение, исключает всякий товарный обмен, следовательно, и превращение продуктов в товары... а значит и превращение их в стоимости. Когда общество вступает во владение средствами производства и применяет их для производства в непосредственно обобществленной форме, труд каждого отдельного лица, как бы различен ни был его специфический характер, становится с самого начала и непосредственно общественным трудом. Чтобы определить при этих условиях количество общественного труда, заключающегося в продукте, нет надобности прибегать к окольному пути; повседневный опыт непосредственно указывает, какое количество этого труда необходимо в среднем... План будет определяться в конечном счете взвешиванием и сопоставлением полезных эффектов различных предметов потребления друг с другом и с необходимыми для их производства количествами труда. Люди сделают тогда все это очень просто, не прибегая к услугам прославленной стоимости"1. Я полагаю, что из подобных рассуждений возникли троцкистские идеи трудовых армий и боевых профсоюзов, вся советская практика планирования и ценообразования, а также уравнительного распределения доходов в СССР. Из подобных рассуждений начинается прямая и хорошо выглаженная бульдозерами дорога к государственной и партийной экономической науке, опирающейся на ЦК КПСС, КГБ и иные надёжные столпы.
Находясь под гнетом государственного бюрократического аппарата, многие марксисты и иные утописты издавна призывали к отмене не только денег, но и государства. Однако как только они приходили к власти, то в первую очередь проявляли заботу об укреплении государственных рычагов управления. И примером здесь служил германский опыт "государственного социализма" при Бисмарке (70-90 гг. XIX в.). Именно немцы провозглашали уже тогда централизованное государственное управление и планирование в интересах якобы свободы. И хотя социалистическая идея родилась не в Германии, именно здесь она развивалась наиболее сильно, получила воплощение в марксизме и была затем благожелательно воспринята в России. Как свидетельствует Ф.Хайек, немцы даже вынашивали претензию на организацию новой Европы2. Именно Бисмарк создал "образец экономического устройства", в котором "были заранее созданы все условия, необходимые для победы социализма", а все люди перестали быть частными лицами и превратились в госслужащих. Их целью стало не личное или семейное счастье, а укрепление организационного единства государства, приобретшего небывалую власть и силу3. Сторонником ценностей "прусского социализма" был и О.Шпенглер, который выступал за единство и дисциплину нации, за создание государственного, т.е. этатистского социализма.
Важную роль играют и различия в национальном характере, в особенностях исторического развития, если всерьёз говорить о направлениях социального обустройства в разных странах. На эту сторону дела обратил в своё время внимание наш выдающийся народник-революционер и анархист М.Бакунин. В своей книге "Государственность и анархия" он писал: "...В немецкой крови, в немецком инстинкте, в немецкой традиции есть страсть государственного порядка и государственной дисциплины, в славянах же не только нет этой страсти, но действуют и живут страсти совершенно противные; поэтому, чтобы дисциплинировать их, надо держать их под палкою, в то время как всякий немец с убеждением свободно съел палку. Его свобода состоит именно в том, что он вымуштрован и охотно преклоняется перед всяким начальством"4.
И далее: Все желания и требования немцев "были устремлены, главным образом, к одной цели: к образованию единого и могучего пангерманского государства в какой бы форме оно ни было, республиканской или монархической, лишь бы это государство было достаточно сильно, чтобы возбудить удивление и страх во всех соседних народах... Для коммунистов или социальных демократов Германии крестьянство, всякое крестьянство есть реакция; а государство, всякое государство, даже бисмарковское - революция"5.
Разнообразные утопические и религиозные концепции социализма существовали задолго до Маркса и Бисмарка. Они, с одной стороны, утверждали общечеловеческие принципы справедливости ("не убий", "не укради" и т.д.), формировали идеи социальной защищённости, равенства и братства, провозглашали перспективы построения "земли обетованной", "городов Солнца" и т.д., а с другой стороны, утверждали необходимость отмены частной собственности, предпринимательства и торговли. Известно, что католическая церковь вплоть до XVIII в. выступала против частной собственности, рассматривая последнюю практически как кражу, а в годы средневековья в Европе прошло немало религиозных бунтов против частной собственности.
Всё это формировало социалистические идеи, марксизм и не могло не оказывать воздействия на российский большевизм. Родоначальникам этих идей и в голову не приходило, что реализация их на практике выльется в рабский труд, равенство в нищете, обязательную принудительную веру, поразительную неэффективность производства, авторитаризм и даже тоталитаризм с претензией на мировое господство с явной агрессивностью.
Чрезвычайно важным оказалось и воздействие на формирование большевизма внутренних конкретных российских источников, значение которых недооценивается и до сих пор. Говоря о внутренних источниках большевизма в России, я имею в виду прежде всего российских народников, хотя многие из них жили за границей. Хочу пояснить: из всех утопических теорий, конечно, марксизм является главным идейным источником большевизма, но нельзя сбрасывать со счетов и внутренний источник, каковым было российское народничество и первое поколение российских марксистов, вышедших из народничества.
Прежде всего следует ещё раз сказать о российских исторических традициях, связанных с централизованным государственным управлением громадной территорией с разнообразной палитрой этнического, социального, экономического и политического разнообразия в региональном аспекте. Речь идёт и о традициях дикого крепостничества, очень напоминающего рабство, об отсутствии Ренессанса и реформаторских движений, характерных ещё для средневековой Европы. О неразвитости и слабости отношений частной собственности и восточном деспотизме (вспомним не только Ивана Грозного, но прежде всего Петра I). Все это формировало особый менталитет коммунальности, общинности, артельности, который в советское время стали называть коллективизмом. Этот менталитет возникал естественным путём на почве борьбы за выживание на огромном пространстве огромной страны с суровым климатом при обилии враждующих между собой сил, на почве крепостничества и трудностей, подчас несоизмеримых с теми, что преодолевались людьми на Западе. Кроме того, страна испытала самое негативное влияние не только татарского ига (уберегли от него Запад), но и больших и малых крестьянских бунтов и восстаний.
Огромное влияние на формирование народнического революционного движения в 60-80-х годах прошлого века оказали традиции государственной деспотии и крепостничества. Крестьянская реформа 1861 г. решила далеко не все проблемы и носила половинчатый характер. Она освободила крестьян от крепостного права, но не сделала их подлинными хозяевами своей земли. Они продолжали арендовать земли у своих помещиков. Это и породило особый критический энтузиазм и революционный настрой в широких слоях российской интеллигенции и особенно молодежи. В то же время народники боялись грядущего капитализма в России и верили в её особый некапиталистический путь развития.
А. Марксизм
Для многих сейчас уже совершенно очевидна необходимость перехода от былой идеализации и даже сакрализации марксизма-ленинизма и советского общественного строя к пониманию их несостоятельности в разных, если не во всех аспектах, особенно в их претензиях на практике на гуманность и прогрессивность, а в теории на научность, адекватность объективным закономерностям и на монополию в общественной науке. Ведь еще совсем недавно было принято считать, что все мировое обществоведение делится на две части: научную, марксистскую, и ненаучную, вульгарную, немарксистскую, т.е. буржуазную.
Наша страна, да и ряд других государств, многомиллионные народы заплатили безмерную цену за свою прошлую абсолютную веру в марксизм и его национальные разновидности, за свои розовые надежды на его всесильность. В конечном счёте им пришлось воочию убедиться, что марксизм представляет собой мировоззрение, оторванное от реальных тенденций развития общества, точнее самую большую утопию из всех, какие знало человечество, но утопию, обращённую к обездоленной, люмпенизированной части человечества, которая особенно податлива на политические манипуляции и способно служить слепым орудием в руках корыстных и безответственных политиканов-диктаторов. Как справедливо пишет Я.А.Певзнер, "...марксизм-ленинизм-сталинизм-маоизм - исторически сложившийся второй этап утопического социализма. Его резкое отличие от первого (Мор, Фурье и пр.) состоит в следующем: там были мечта, теория, пожелания, не оказавшие никакого влияния на реальное положение дел, ... здесь же было "дело", охватившее 1/3 мира, которое свелось прежде всего и главным образом к разрушению старого. А как только перешли к новому, так сразу же выяснилось, что прежние идеи социализма - пустышка, блеф, обман"6.
Хотя Марксу и Энгельсу принадлежит великая заслуга как одним из основателей социал-демократического движения, известные претензии марксизма на роль "не догмы, а руководства к действию", оказавшись воплощёнными в жизнь, во многом обнажили отрицательные черты марксизма как учения, его функцию разрушителя немалой части того ценного, что создавалось в истории цивилизации.
Внешнюю глубину и научность марксизма-ленинизма нельзя оторвать от теории революции, от пафоса революционной борьбы, которыми были проникнуты вся жизнь и деятельность Маркса и Энгельса, а затем Ленина. В основе всего этого - революционное нетерпение, болезненные процессы первоначального накопления капитала в условиях раннего, а точнее, дикого капитализма, и знаменитые "три источника", содержавшие, как известно, массу ошибочных, не подтвердившихся позже положений.
Будучи фанатом революции и классовой борьбы, находясь на позициях классовых предпочтений7, Маркс не любил славян, и в частности русских. В статье "Демократический панславизм" он пишет: "Славяне - мы ещё раз напоминаем, что при этом мы всегда исключаем поляков - постоянно служили как раз главным орудием контрреволюции. Угнетаемые дoма, они вовне, всюду, куда простиралось славянское влияние, были угнетателями всех революционных наций"8. Вождь мирового пролетариата делил таким образом нации на революционные и контрреволюционные, подобно тому, как классы он делил на эксплуататорские и эксплуатируемые.
Но больше всего досталось от него русскому народу. В той же статье он пишет: "...ненависть к русским была и продолжает быть у немцев их первой революционной страстью; со времени революции к этому прибавилась ненависть к чехам и хорватам, и только при помощи самого решительного терроризма против этих славянских народов можем мы совместно с поляками и мадьярами оградить революцию от опасности. Мы знаем теперь, где сконцентрированы враги революции: в России и в славянских областях Австрии; и никакие фразы и указания на неопределённое демократическое будущее этих стран не помешают нам относиться к нашим врагам, как в врагам"9.
Итак, похоже, что истоки коммунистического терроризма, введенного большевиками в России, прослеживаются уже в этой статье. В другой своей статье, которая называется совсем просто "Русские", Маркс также высказывает свою негативную оценку этой нации: "Полмиллиона вооруженных варваров только ждут подходящего момента, чтобы напасть на Германию и превратить нас в крепостных православного царя"10.
Всё это, по меньшей мере, вздор, но мировой опыт показал вздорность и пресловутого тезиса Маркса о том, что вся прежняя, до победы социализма, история была лишь предысторией человеческого общества. И этот постулат нельзя отрывать от других положений марксова и марксистского исторического материализма, его экономической и политической теории.
Классики марксизма рассуждали так: общество делится на классы эксплуататоров и эксплуатируемых; рабочие продают свою рабочую силу капиталистам, создают прибавочную стоимость, присваиваемую буржуазией; эксплуатируемые сметают класс эксплуататоров, грабят награбленное и строят рай на земле; общественное развитие происходит в результате прогресса производительных сил, ведущего к смене формаций. Последней формацией является коммунизм, выше которого ничего нет и быть не может; единственный фактор производства - живой труд, который эксплуатируют; главный порок капитализма в том, что для него целью производства является прибыль, а не благосостояние людей; к рабочему классу относятся главным образом лица, занятые физическим трудом по найму, наниматели же являются эксплуататорами, а все остальные относятся к промежуточным слоям; рабочий класс в силу своего общественного положения естественным образом стремится к социализму; путь к социализму лежит через насильственную революцию; её цель - уничтожение буржуазного государства и частной собственности, создание пролетарского государства, или диктатуры пролетариата с общественной или государственной собственностью вместо частной; необходимое содержание социализма и перехода к коммунизму - уничтожение товарно-денежных отношений, рынка и денег, а содержание социалистической экономики - высокая централизация управления и планирование всех её частей и элементов; господствующее положение в обществе должна занимать коммунистическая партия, а все остальные партии должны быть либо уничтожены, либо не иметь права на существование.
Марксов анализ состоит из десятка банальностей, именуемых категориями типа базис и надстройка, формация, антагонистические и неантагонистические противоречия, первичность материального производства и т.д. Главный же вопрос, вопрос о глубинном содержании исторического процесса в прошлом, настоящем и будущем, был представлен в марксизме, скажем прямо, извращённо.
История общества фактически представляет собой историю долгого становления цивилизации, главной чертой которой стала не борьба классов, а формирование некой гармонии, объединения людей на почве создания материальных и духовных ценностей. Это было и остается процессом консолидации, сложной, противоречивой, нередко мучительной, поскольку она сопровождается борьбой этносов, наций и стран, социальных страт и нравов, а главное, всегда была (и не может не быть) объединением людей, совершенно разных по характеру своего труда, по их вкладу в производство, но неизменно (даже если вклад равен нулю или минусовой величине) претендующих на максимальную "получку". Это относится ко всем классам, профессиям и социальным прослойкам, включая и рабочий класс.?
Возникновение же марксизма обусловлено теми же факторами, что и рождение других направлений утопического социализма. А его быстрое распространение было связано с тем, что на первоначальных ступенях - с XVIII и до первой половины ХХ веков - уровень социально-экономического развития, анархия и стихийность производства были таковы, что открывали перед владельцами средств производства возможности беспощадной эксплуатации на протяжении 12-14 часового рабочего дня без дней отдыха, использования труда детей и сопровождались периодическими кризисами перепроизводства, массовой и хронической безработицей, удержанием заработной платы ниже прожиточного минимума.
Как известно, в течение длительного времени бедственное положение широких слоёв населения сочеталось с почти непрерывными войнами. Согласно Марксу и особенно Ленину такие факторы политики, как противостояние государства демократическим силам с использованием методов террора, региональные и мировые войны, захваты колоний, прямо вытекали из коренных особенностей капитализма, его частнособственнической природы. Между тем дело обстояло по-другому. Основным средством борьбы буржуазии за прибыли была и остается конкуренция, а во внешней агрессии инициативная роль принадлежала наследию феодализма в лице монархического дворянства, военщины и разных видов тоталитаризма. Реальное соотношение сил, формы и методы борьбы в разные периоды и в разных странах складывались неодинаково, но генеральная линия общественного прогресса заключается в том, что при всех зигзагах верх берёт в конечном счёте либерально-демократическое направление, - и это выразилось, например, в таких свершениях исторической важности, как ликвидация многовековой (со времен Древнего Рима и до 50-х годов ХХ в.) колониальной системы и неотразимые удары по всем разновидностям тоталитаризма.
История общества - это история борьбы между демократией и диктатурой, между угнетением и свободой. Это - борьба между свободой предпринимательства и административным управлением экономикой и обществом, между централизованным планированием и рынком, правом на частную собственность и её запрещением. При этом в условиях товарного хозяйства и политической демократии решающую роль в общественной жизни играют не эксплуатация, не антагонизм классов, а взаимодействие работодателя и наёмного работника, капитала и труда, свободы и дисциплины, эффективное функционирование модели саморазвития, основанной на механизме рынка и конкуренции. С ликвидацией феодализма враждебное противостояние одних сил с другими, хотя и не исчезает, но отступает под натиском мирных, конструктивных форм состязания, а его главной ареной и главным механизмом является регулируемый демократическими силами рынок.
Самое важное в научном подходе к истории заключается в том, что марксистское деление на классы - это в сегментации общества не только не единственное, но и не главное. Не главным является и деление общества по религиозному, этническому признакам, по уровню доходов и т.д. Главное же в общественных отношениях - это деление на творческих и нетворческих, любящих добро и добру враждебных, работающих и ленивых, здоровых и больных, порядочных и бесчестных, умельцев и неумёх, надёжных и не очень. На этой почве образуются социальные группировки, партии и общественные организации.
По мере развития капитализма постепенно огромную роль стали играть такие факторы, как укрепляющиеся демократизм и парламентаризм, а также социальные факторы, факторы эффективности производства, личного потребления населения, от которого Маркс абстрагировался в своём анализе, возрастала роль экономической науки. Расширялся и укреплял свои позиции в обществе средний класс, образовавшийся на базе значительного повышения среднего уровня жизни, а с середины ХХ в. и на базе сокращения дифференциации в распределении доходов. Всё большая часть людей стала понимать, что "теория" классов, якобы прогрессивных и реакционных, главных и неглавных, это социальный расизм, который истинная наука не признаёт.
Таким образом, теория классов и классовой борьбы в марксизме - это примитивная и бессодержательная позиция. Собственники и неимущие были всегда и всегда сосуществовали и договаривались между собой. И совсем необязательно, что если неимущие приходят к власти, то хозяйство и государственное устройство страны начинают работать лучше, чем прежде. Всегда и везде существуют руководители и исполнители. И хороший эффективный руководитель - это, прежде всего, профессионал, авторитетная личность. Кстати, рабочий класс, по определению, - это класс не руководителей, а исполнителей.
Следующий вопрос марксистской экономической теории, который не подтвердился жизнью, - это вопрос об измерении труда. Объективный процесс развития рынка, товарно-денежных отношений, против чего так неистово выступал марксизм, развитие цивилизации вывели человечество на дорогу к нормальной, обеспеченной и защищённой законом жизни. А разница в оплате труда зависит не только от затрат труда, но и от полезности создаваемого продукта, соотношения между спросом и предложением на него. Именно поэтому доходы популярных артистических звёзд, композиторов, писателей, художников и т.д. порой намного превышают прибыли капиталистов. И российские большевики-ленинцы, советские чекисты, матросы и красногвардейцы просто не могли понять, что Шаляпин, Рахманинов, Бунин и другие гении русской культуры попросту уникальны и невоспроизводимы и поэтому заработанные ими миллионы, недвижимость и т.д. они имели не по закону эксплуатации, а по закону рынка, спроса и предложения, т.е. вполне заслуженно. И распространив на них практику пайкового распределения, мы лишились их навсегда.
В процессе строительства после октябрьского переворота 1917 г. реального социализма мы создали антидемократическое общество с монополией одной партии, абсолютной властью одного человека, а большинство населения, именно тех, "кто был ничем", не только оставили с "ничем", но и поставили в ещё худшее положение. Прежние мелкие собственники (крестьяне, кустари, лавочники и пр.) не только потеряли свою собственность - гарантию честного и свободного труда, но и даже те ограниченные права участия в забастовках, митингах, чтения газет разных направлений и др., которые они имели до революции. Они потеряли право на свободу вероисповедания, на свободу передвижения и т.д. Получили же они право на подневольный, принудительный и малопродуктивный труд. Получили право на образование, которое оказалось в рамках тоталитарного режима и было в значительной мере идеологизировано. Получили право на бесплатное лечение, которое, как правило, было плохим.
Но главная цель и смысл октябрьского переворота оказались в другом. Незначительная часть общества, его ничтожное меньшинство, получила необъятную власть и "стала всем". Монополия одной партии по существу привела к формированию в стране эксплуататорского класса особого рода, гнёт которого оказался намного сильнее того гнёта, который большевики приписывали буржуазии в капиталистических странах.
Здесь можно провести прямую параллель с фашизмом, возникшим сначала в Италии в начале 20-х годов, затем в Германии в начале 30-х годов. Фашисты также отбирали элитный общественный слой, из которого формировалась монопольная партия, они также противопоставляли друг другу разные слои общества и на самый верх последнего посадили своего вождя, или фюрера, располагавшего безграничной властью. Ни о какой народности или демократичности такого общества речь идти не может. Однако в отличие от большевиков фашисты не уничтожали свой собственный народ, не ликвидировали полностью частную собственность, рынок и предпринимательство. Но в главном у них было много общего: люмпенизированная социальная база, поддержка рабочего класса и железная диктатура. Недаром в Италии и Германии фашисты и коммунисты имели практически один и тот же электорат и конкурировали за него между собой. Прав был Генрих Бёлль, сказав, что "фашизм - это коммунизм бедных"11.
Необходимо понять и бессмысленность самого понятия "коммунизм" как конечной цели, т.е. прекращения развития общества на том его уровне, когда воплощается в жизнь лозунг "каждому - по потребностям". Истинная общественная наука выдвигает на первое место не достигнутый уровень развития, а стимулы и возможности его продолжения. С этой точки зрения коммунизм - по сути античеловеческая теория, ибо декларируемый ею будущий строй означает предел социально-экономического развития. Точно также известная формула социализма - "от каждого по способностям, каждому - по труду" заключает в себе ставшую роковой пустоту и неясность: что значит "по труду"? По часам труда или по его результатам? Если по часам, то это и есть та самая "мелкобуржуазная уравниловка", которая на словах осуждалась большевизмом, а на деле пронизывала всю общественную жизнь в СССР и сочеталась с огромными привилегиями номенклатуры, с неравенством, вытекавшим из её интересов. Если же по результатам, - а только это и можно рассматривать как принцип, - то где та мера, при помощи которой результаты можно определить? Где тот эталон, при помощи которого категория "общественно-необходимый труд", занимающая в экономической теории Маркса одно из центральных мест, может быть наполнена реальным содержанием и перестать быть мифом? Практическая проверка марксистской идеи о труде, как о мериле ценности произведенных благ при социализме, в ранние советские годы доказала её полную нерациональность и неприемлемость. Как писал известный российский экономист Б.Бруцкус, в годы военного коммунизма "только те предприятия сохранили в РСФСР свою жизнеспособность, которые, несмотря на громы и молнии Главков и Центров, а они были далеко не картонные, не утрачивали своих связей с вольным рынком и заботились о самоснабжении, не полагаясь на милость Главков и Центров. Мало того, в конце концов, эти предприятия, не питавшиеся государством из общего котла, давали и государству больше, чем состоящие у него на полном содержании"12.
Тем не менее и Маркс, и Энгельс задавались вопросом об измерении общественного труда. Так, в письме к Марксу Энгельс писал в 1882 г.: "...Совершенно невозможно выразить экономические отношения в физических мерах"13.
Знаменательно это суждение хотя бы потому, что письмо было написано незадолго до смерти Маркса, т.е. тогда, когда Энгельс уже создал свои основные произведения. Ведь к физическим мерам относится и время, а в таком случае, как же всё-таки найти необходимый измеритель? Отсутствие в марксизме ответа на этот кардинальный вопрос обусловливает невозможность анализа механизма функционирования капиталистической рыночной экономики на марксистской основе. И, естественно, нельзя анализировать классовые отношения в отрыве от того, как функционирует экономика.
В самом деле, сосредоточившись преимущественно на таких категориях, как прибавочная стоимость и прибыль, Маркс увидел их эксплуататорский характер в самом их производстве на основе частной собственности и совершенно абстрагировался (по крайней мере в своих основных теоретических положениях) от не менее, а скорее более важной проблемы - куда и как направляется прибыль, как поднимать эффективность её использования, не уничтожая её самое?
Ещё при жизни Маркса и особенно после него мировая экономическая наука дала на вопрос об эталоне измерения труда подлинно научный ответ. Его суть в том, что затраты и результаты труда сопоставляются и взаимодействуют в такой бесконечномерности, которая не может даже частично преодолеваться иначе, как с помощью рынка. Известные науке математические выкладки неопровержимо доказывают, что для решения соответствующих уравнений, не поддающихся счёту, не было и не может быть иного механизма, кроме рынка, рыночного ценообразования. Непонимание этой истины или полная отрешённость от данной объективной истины не только определили утопичность марксизма, но и привели в сочетании с огромной разрушительной энергией его последователей к тем катастрофам, которые легли больше всего на плечи советского народа.
Действительно, по смыслу марксистской теории социализм - это такое общественное устройство, которое ликвидирует не только частную собственность, но и конкурентный рынок и рыночное ценообразование, заменяя их государственной собственностью, прямым государственным администрированием в сферах производства и распределения благ и услуг. При этом в качестве альтернативы рынку и конкуренции выступают план и соцсоревнование. С ликвидацией рынка в СССР был полностью отрезан путь для измерения результатов труда самими людьми - потребителями и производителями. И это был громадный регресс по отношению к товарному производству, полное нарушение принципа оплаты по результатам труда. В итоге было создано общество хронического дефицита и абсолютного всевластия номенклатуры. Для десятков миллионов советских людей главным делом жизни стала добыча дефицитных товаров, а для правящей номенклатуры "социалистический строй" был средством достижения своего всевластия, неограниченной возможности командовать и определять судьбы людей.
Отказ марксизма от товарного производства и рынка при социализме обосновывался теорией обобществления производства. Эта же "теория", в свою очередь, базировалась на идее концентрации и централизации производства, преувеличении роли крупного производства, крупных форм его организации и недооценке мелкого и среднего производства.
Однако за долгий период времени наука и история доказали, что подлинный прогресс состоит не в уничтожении рынка, а в его постепенном и непрерывном совершенствовании. Рынок выступает в роли активного двигателя социально-экономического прогресса, развития демократии и демократических институтов. При этом преодоление дефектов рынка осуществляется с помощью нерыночных средств (прежде всего государства), формируемых на демократической основе, но при безоговорочном признании хозяйственной необходимости самого рынка, а также того, что он представляет собой необходимую базу для демократии.
Печальная судьба была предопределена и марксовой теории трудовой стоимости, согласно которой цена товаров определяется количеством затраченного в производстве временем без учёта соотношения между спросом и предложением и полезности произведённых благ. Не случайно поэтому развитие мировой экономической науки совершалось в обход марксизма, который остался на обочине прогресса мировой общественной мысли. А настоящим переломом, открывшим путь к прогрессу экономической науки, было появление ещё за 20 лет до смерти Маркса теории предельной полезности К.Менгера. Эта теория во многом опровергала его взгляды и, по свидетельству современников, произвела на него столь сильное впечатление, что он практически прекратил работу над "Капиталом". И экономическая теория стала истинно научной лишь постольку, поскольку способствовала развитию товарно-денежных отношений. И в этом плане она была обращена против Маркса и особенно против советского, ленинско-сталинского марксизма.
Не менее тяжёлой ошибкой является трактовка классиками марксизма мелкого крестьянского хозяйства, как неэффективного, во-первых, и как базы для постоянного нарождения новых эксплуататоров, во-вторых. Критикуя Прудона, Энгельс писал, что "крупное землевладение представит нам желаемую основу для того, чтобы при помощи ассоциированных работников повести земледелие в крупном масштабе, при котором только и возможно применение всех современных вспомогательных средств, машин и т.п., и тем самым наглядно показать мелким крестьянам преимущества крупного хозяйства на началах ассоциации"14.
Именно на базе такого рода высказываний Маркса или Энгельса в СССР было ликвидировано индивидуальное трудовое крестьянство и искусственно организованы колхозы и совхозы - аграрные фабрики социализма, убедительно доказавшие на деле свою экономическую неэффективность, неспособность прокормить народ собственной страны.
Советское нерыночное хозяйство как не ориентированное на потребителя, с самого начала было обречено. Что же мешало его ликвидации, переходу нашей экономики на давно обнаруживший своё превосходство механизм регулируемого рынка? Такое положение дел правомерно связывается прежде всего и главным образом с самодержавием партийно-государственного аппарата. Нарастали одновременно дефицит и инфляция, причём советская инфляция носила непрерывный характер, ибо сбалансированность масс товаров и денег никогда не обеспечивалась. Всегда спрос превышал предложение товаров и услуг, и дефицит последних лишь нарастал. А героический труд на производстве стал скорее исключением, чем правилом. В условиях уравниловки многие "советские люди" предпочитали халтурный труд при низкой оплате напряженному и продуктивному труду при высокой оплате. Фактически в СССР было создано общество, в своей значительной части люмпенизированное, с очень большим удельным весом людей неумелых и нерадивых, что находит отклик в ошибках и трудностях экономических реформ в наши дни. Причём люмпенизированные слои и не желали перемен к лучшему, в частности перехода к рыночной цивилизации, опасаясь её, и потому оставались приверженцами "социалистического выбора". Другой же части населения, наоборот, хотелось бы прогрессивных перемен, она могла и хотела работать продуктивно и в полную силу, но оставалась бессильной перед властью. Практически была потеряна мера труда, а следовательно, и мера человека.
В поисках исходных моментов, определивших характер Октябрьской революции, движущих сил и путей последующего общественно-экономического развития нашей страны следует решительно выступать против оценки пролетариата как такого особого класса, на который история возложила задачи свержения господства буржуазии, "экспроприации экспроприаторов" и создания своей диктатуры как системы, которая открывала бы дорогу к полной ликвидации государства, неправомерно рассматриваемого марксизмом как исторически преходящий институт классового господства. Послеоктябрьский опыт России наглядно раскрывает многоплановую фальшь этой концепции.
Во-первых, ни из чего не следует, что октябрьский переворот был поддержан большинством рабочего класса, а тем более его передовыми слоями, т.е. квалифицированной частью. Клеймение Энгельсом, а затем Лениным тех слоёв пролетариата, которые не поддерживали крайне левые организации, как "рабочей аристократии", вызывает недоумение и неприятие. Во-вторых, по Марксу, диктатура пролетариата должна быть обращена против буржуазии, т.е. собственников, эксплуатирующих людей наёмного труда, а отнюдь не против большинства населения. Между тем даже в 1917-1918 гг. руководство РСДРП (большевиков), получив на выборах в Учредительное собрание в момент своей наивысшей популярности лишь меньшинство голосов, не только разогнало его, но и начало затем последовательно уничтожать те социальные слои, которые ничего общего с буржуазией не имели (прежде всего крестьянство). Компенсировать же быстрое падение своего влияния большевики не могли иначе, как при помощи красного "террора".
В качестве примера можно сослаться на уничтожение партии левых эсеров - братьев по классу, с которыми большевики делили власть в первое время после октябрьского переворота до 6-7 июля 1918 г. С левыми эсерами, которые ещё в начале этого года имели 30% голосов на V съезде Советов, было покончено15.
Итак, после октябрьского переворота подавляющее большинство населения нашей страны, а именно "те, кто был ничем", не только остались с "ничем", но и оказались поставленными в ещё худшее положение. Не говоря уж о политической несвободе, массы трудящихся потеряли право собственности как средство честного, не связанного с эксплуатацией, труда, - имеется в виду труд крестьян, лавочников, кустарей и т.д. Были резко ограничены права на свободу вероисповедания, передвижения и т.д. "Право на труд" обернулось правом на труд подневольный, принудительный, малопродуктивный. А право на образование утвердилось в обществе не только у нас, но и в других странах Европы и в Америке, причем у нас образование, как и производство и вся общественная жизнь, было в очень большой мере идеологизировано, заключено в тиски тоталитарного режима. В СССР была создана возможность бесплатного, хотя часто и скверного, лечения, но это, как свидетельствует практика многих стран, не является исключительно советским достижением.
В то же время лишь каких-нибудь 5-7% общества стало "всем" и получило "необъятную власть". Их лидером, их воплощением был Сталин. Он же остаётся их идеалом и в наши дни. Этот правящий класс породил всевластие приспособленцев, лгунов, карьеристов. В качестве "руководящей и направляющей силы" во всей политической, экономической и духовной жизни общества, в партийном и государственном строительстве утвердилась большевистская, коммунистическая партия, как единственная; едва ли не беспрецедентные, господствующие позиции заняла вездесущая тайная полиция, а печать стала послушной этим силам.
Всё, что с нами произошло после Октября 1917 г., чётко прописано у классиков марксизма, особенно касательно диктатуры пролетариата и гражданской войны. Маркс писал, что нужно сменить оружие критики на критику оружием16, и призывал к революционному террору, чтобы "сократить, упростить и концентрировать кровожадную агонию старого общества и кровавые муки родов нового общества". Здесь "только одно средство - революционный терроризм"17. Маркс призывал не бояться гражданской войны18 и смело штурмовать несправедливый, отживший своё эксплуататорский капиталистический строй и наворованную буржуазией частную собственность. При этом всячески осуждались такие "буржуазные" феномены, как парламентаризм, демократия, система защиты прав и свобод граждан, что со временем породило и феномен правового государства, от которого старательно открещивались КПСС и все советские руководители, исключая М.Горбачёва. Более того, Ленин выдвинул принцип: нравственно всё то, что служит интересам революции и построения коммунизма. От этого безнравственного принципа не отходил затем ни один правитель СССР.
А что такое пролетарская революция? По этому поводу Энгельс писал следующее: "Революция есть, несомненно, самая авторитарная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков и пушек, то есть средств, чрезвычайно авторитарных. И если победившая партия не хочет потерять плоды своих усилий, она должна удерживать своё господство посредством того страха, который внушает реакционерам её оружие"19.
Так что мы получили всё то, что и было прописано классиками марксизма. Однако большевики пошли намного дальше. Они, например, объявили о возможности победы социализма в одной отдельно взятой стране, причём не высокого, а скорее среднего или даже низкого уровня экономического развития, например, в России. И взялись на практике осуществить это дело. Впоследствии было объявлено, что социализм можно построить и в стране, не знавшей капитализма и практически не имеющей пролетариата, а именно в Монголии.
Такова "теория". Но этого мало. Ленин, Троцкий и другие большевики были убеждёнными сторонниками жёсткой трудовой повинности, трудовых армий. Всем памятен нелепый принцип: "Кто не работает, тот не ест". И старики, и дети, следовательно. Трудящийся не имеет права выбора, его принуждают, назначают туда, куда нужно начальству, а его мнение немногого стоит. И диктатура пролетариата жёстко расправлялась с непослушными. "В одном месте посадят в тюрьму десяток богачей, - писал Ленин, - дюжину жуликов, полдюжины рабочих, отлынивающих от работы... В другом поставят их чистить сортиры. В третьем - снабдят их, по отбытии карцера, жёлтыми билетами, чтобы весь народ, до их исправления, надзирал над ними, как за вредными людьми. В четвёртом - расстреляют на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве. В пятом - придумают комбинации разных средств"20. И вот, человек, который в одно время писал, что государство при коммунизме отомрёт, что при коммунизме будет достигнуто "царство свободы", тут же однозначно подчеркивает: "Нам нужно государство, нам нужно принуждение"21. Так и произошло.
То, что мы получили в конце концов - сталинизм, брежневизм, неудавшуюся перестройку и неудающуюся до сих пор трансформацию к рынку и демократии - всё это страшная и роковая цена за слепую приверженность марксистской утопии.
Абсолютно прав наш российский философ А.Ципко, который пишет: "... Наша многолетняя борьба с психологией собственника, за психологию несобственника, была величайшей глупостью, коль скоро уничтожение частной собственности, по сути, обернулось не только разрушением основ экономики, но и основ самой общественной жизни"22. Эта глупость порождена марксизмом, его теорией, а марксизм - это реальный и, пожалуй, самый важный источник российского большевизма.
Нельзя не сказать о том, что Маркс отличался неуважением, высокомерием и даже грубостью по отношению не только к своим политическим оппонентам, но и настоящим учёным. Многих крупных экономистов, ставших со временем классиками, он называл "вульгарными экономистами". Резко и грубо критиковал Маркс русского народника и анархиста, интересного мыслителя М.И.Бакунина. Более того, по его инициативе Бакунин был исключён из I Интернационала на Гаагском конгрессе в 1872 г. Событие это стало одной из серьёзных причин раскола в Международном товариществе рабочих. В своей книге "Государственность и анархизм" М. Бакунин написал о Марксе следующее: "Г. Маркс играл и играет слишком важную роль в социалистическом движении немецкого пролетариата, чтобы можно было обойти эту замечательную личность, не постаравшись изобразить её в нескольких верных чертах.
По происхождению г. Маркс - еврей. Он соединяет в себе, можно сказать, все качества и все недостатки этой способной породы. Нервный, как говорят иные, до трусости, он чрезвычайно честолюбив и тщеславен, сварлив, нетерпим и абсолютно, как Иегова, господь Бог его предков и, как он, мстителен до безумия. Нет такой лжи, клеветы, которой бы он не был способен выдумать и распространить против того, кто имел несчастие возбудить его ревность или, что всё равно, его ненависть. И нет такой гнусной интриги, перед которой он остановился бы, если только, по его мнению, впрочем большею частью ошибочному, эта интрига может служить к усилению его положения, его влияния или к распространению его силы. В этом отношении он совершенно политический человек... Редко можно найти человека, который бы так много знал и читал и читал так умно, как г. Маркс. Исключительным предметом его занятий была уже в это время наука экономическая. С особым тщанием изучал он английских экономистов, превосходящих всех других и положительностью познаний, и практическим складом ума, воспитанного на английских экономических фактах, и строгою критикою, и добросовестною смелостью выводов... Но что замечательнее всего и в чём разумеется г. Маркс никогда не признавался, это то, что в отношении политическом г. Маркс прямой ученик Луи Блана ... Впрочем эта странность объясняется просто: риторик француз, как буржуазный политик и как отъявленный поклонник Робеспьера, и учёный немец, в своем тройном качестве гегельянца, еврея и немца, оба отчаянные государственники и оба проповедуют государственный коммунизм, с той только разницею, что один вместо аргументов довольствуется риторическими декламациями, а другой, как приличествует учёному и тяжеловесному немцу, обстанавливает этот, равно им любезный принцип, всеми ухищрениями гегелевской диалектики и всем богатством своих многосторонних познаний"23. И ещё: "По воспитанию и по натуре он (К.Маркс - В.К.) якобинец и его любимая мечта - политическая диктатура"24. Нетрудно вспомнить, что дела последователей Маркса полностью подтвердили эти оценки.
М.Бакунин указывает и на противоречие в марксистской теории о диктатуре пролетариата и освобождении рабочих. При диктатуре меньшинства страданий у большинства не убавится, считает он. Более того, все разговоры марксистов о народном государстве представляют собой "ложь, за которою кроется деспотизм управляющего меньшинства"25. Совсем неплохое предвидение.
Тем не менее в целом Маркса и Энгельса можно считать трагическими фигурами. При их жизни их идеи пролетарской революции и строительства коммунистического общества нигде не подтвердились на практике. После их смерти они прочно воплотились в жизнь только в России, затем через 30 и более лет в ряде других стран, но к концу ХХ в. эти страны, за исключением КНР, КНДР и Кубы, также отказались от идеалов коммунизма. Коммунистические партии в большинстве постсоциалистических стран либо переродились в социал-демократические западного образца, либо перешли в оппозицию с надеждой вновь завоевать государственную власть. Но эти надежды вряд ли будут реализованы на практике, ибо большинство населения этих стран отдает себе отчёт во всех бедах, которые оно пережило, когда коммунисты были у власти.
Итак, марксистское экономическое учение - чисто умозрительное, утопическое учение, восходящее своими корнями к таким утопистам, как Сен-Симон, Фурье, Оуэн, Кампанелла. Главная сторона этого учения - не создание, а разрушение. Такие практики, как Ленин, Троцкий и Сталин, воплощавшие это учение в жизнь в нашей стране, не создали адекватной альтернативы рыночной экономике, не сформировали хозяйство, основанное на активной внутренней мотивации к прогрессу, даже к переменам вообще. А ведь разные хозяйственные системы, разные общества отличаются между собой прежде всего механизмами мотивации к труду. Эти механизмы формируются на базе собственности, характера общественного устройства и принятого законодательства, поддерживаемого всем обществом.
Таким образом, приходится констатировать, что марксизм не создал ни в теории, ни на практике надёжную новую хозяйственную систему, способную выдержать соревнование с рыночной системой, предпринимательством и демократией.
Б. Народничество
Внутренняя социально-экономическая и политическая ситуация в России после реформы 1861 г. послужила той питательной средой, в которой сформировались конкретные революционные течения. Идейная база этих течений создавалась на почве работ Герцена и Чернышевского, Бакунина и Нечаева, Лаврова и Ткачёва, а также Плеханова26.
Но если быть более точным, то российская общественная мысль впервые "заболела" социализмом намного раньше, а именно: после выступления декабристов в 1825 г. Именно они "разбудили" (выражение Ленина) не только Герцена, но и значительную часть дворянской и разночинной интеллигенции, весьма обострённо воспринимавшей социальные проблемы и болезни своей страны. У российской интеллигенции образовался своего рода комплекс вины перед своим народом, который породил не только просветительский, но и революционный российский социализм, напрямую связанный с террором.
К счастью, другая часть российской интеллигенции разглядела в этом революционном романтизме и фанатизме "во благо народа" проявление неразумной "бесовщины" и встала на путь серьезных научных размышлений о природе российского общества и нормальных перспектив его развития в процессе социально-экономических реформ, становления демократии и гражданского общества, как это объективно происходило на Западе. Но перевес, пожалуй, был на стороне первых.
А.Герцен, вышедший из кружков московских социалистов в молодости, находясь в России, был западником, а уехав заграницу и не приняв Запада, стал славянофилом, известен как идеолог "крестьянского социализма", как один из основоположников народничества. Он считал российскую действительность того времени наилучшим образом подготовленной для социального возрождения страны. В газете "Колокол" он резко обличал самодержавие и крепостничество, требовал освобождения крестьян с наделением их землей и верил в самобытность России, в её светлое будущее, особую судьбу на базе развития крестьянской общины. Герцен считал, что благодаря общинным традициям именно России легче перейти к социализму на основе общественной собственности, чем эгоистическому и частнособственническому Западу. В то же время, в отличие от многих своих последователей-народников, он выступал против революционного террора, диктатуры и централизованной власти и стоял за демократию и свободу личности.
Н.Чернышевский, так же как и Герцен, видел в крестьянской общине особый путь России, путь к социализму, который является магистральным путем для всего человечества, но при этом ратовал за нового человека и его свободу. В то же время он выступал за создание революционной элиты, тайных групп революционеров-профессионалов типа супермена Рахметова, аскетов, готовых на самопожертвование, подчиняющихся строгой дисциплине и не чурающихся террора во имя достижения всеобщего равенства.
Этот тип российского якобинца нам хорошо понятен, ибо детально описан и в художественной литературе. Чернышевский верил в социалистические идеалы-утопии будущего справедливого общества, в объективную обусловленность социализма в России и стал, как и Герцен, идейным вдохновителем революционного движения в России в 60-80-х годах XIX в., т.е. народничества.
Под прямым влиянием Чернышевского в 1866 г. в Московском университете был создан строго законсперированный кружок "бессмертных", точнее суперменов-смертников (организация называлась "Ад"), девизом которого стал тезис: "цель оправдывает средства". Цель - социальный переворот, средства- террор, цареубийства и пр.
М.Бакунин также был одним из идеологов народничества. Но одновременно яростно пропагандировал анархизм, бунтарские методы революционной борьбы, выступал за ликвидацию государства. Был постоянным оппонентом Маркса и его теории диктатуры пролетариата и централизма будущего общества. "Кто с нами, славянами, - писал Бакунин, - тот на верной дороге. Наша натура проста и велика, нам не подходит расслабленное и разжиженное, чем пичкает мир одряхлевшая, старая Европа. Мы обладаем внутренней полнотой и призваны перелить её, как свежие весенние соки, в жилы окоченелой европейской жизни"27. В 1864-1865 гг. он организовал международное тайное революционное общество "Интернациональ-ное братство", в 1868 г. - "Альянс социалистической демократии".
Главным делом жизни Бакунина были мобилизация всех возможных революционных сил, противостоящих европейской реакции, формирование федерально-безгосударственной организации общества. Он полагал, что основой человеческого бытия должна стать автономная коммуна, а экономическое и политическое устройство общества нужно базировать на принципах свободной ассоциации и федерации. Государственную организацию общества он считал противоречащей законам природы и верил в "боевой, бунтовский" путь русского народа.
Не следует забывать и о "нигилистическом" культурном бунте, выразившемся в создании целой критической литературы в лице В.Белинского, Д.Писарева и др., направленной против самодержавия и существовавших в то время общественных порядков и призывавшей к яростной борьбе. Образ "нигилиста", столь удачно нарисованный И.Тургеневым, стал формировать сначала образ народника, а потом эсера и большевика-террориста, ненавидевшего современные ему общество и окружающие его нормы и порядки.
С.Нечаев вступил на революционный путь на волне, вызванной убийством царя Александра II и последовавшим за ним террором. Еще при жизни стал легендой, многие его сторонники находились под гипнозом его личности, убеждённости и демонизма. Он породил понятие "нечаевщины" - особого пути революционного движения в России, связанного с разгулом "российского якобинства", доведённого до фанатизма, когда цель оправдывает любые средства во имя свержения царизма - оплота тирании. Сам Нечаев воплощал в себе черты полного самоотречения и самопожертвования в интересах "дела". Нечаева многие обвиняли в бланкизме, т.е. кружковщине, сектантстве и заговорществе. Нечаев - организатор тайного общества "Народная расправа", в 1869 г. убил по подозрению в предательстве студента И.Иванова и бежал за границу. Ф.Достоевский в "Бесах" изобразил этот эпизод и нарисовал образ экстремиста Шигалева, шатающегося от безграничной свободы к безграничному деспотизму. Достоевский однозначно выразил своё резко отрицательное отношение к "шигаливщине", бунтарям-революционерам, попирающим правовые и нравственные нормы "поганого общества". Он считал, что общество вполне вправе этому противостоять и решать свои проблемы иным путём.
Соратники Нечаева составили свод правил и программу революционных действий, получивших название "нечаевского катехизиса". Уже тогда были провозглашены преступные тезисы о том, что нравственно все то, что способствует торжеству революции, и безнравственно всё то, что этому мешает, или совсем уж недавнее: "кто не с нами, тот против нас". В "катехизисе" говорилось, что "он (революционер - В.К.) не признаёт общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех её проявлениях и побуждениях нынешнюю общественную нравственность... он не революционер, если ему чего-либо жаль в этом мире"28. Считалось, что революционер находится вне общества, "работает" на его уничтожение и имеет полное право на насилие. Многие видели в Нечаеве будущие черты Л.Троцкого.
Несколько в стороне от Нечаева выступал П.Лавров, делавший акцент не на профессионалов и революционеров-суперменов, а на хождение в народ, на подготовку революции путём разъяснительной работы с народом. Эффект оказался громадным: начиная с весны 1874 г. тысячи молодых юношей и девушек пошли в народ, разъясняя ему суть тирании, его прав и свобод, а также идеи утопического социализма. Это был особый тип мессионерства, которое натолкнулось не только на пассивность и безграмотность широких народных масс, но и на сопротивление властей, сопровождавшееся массой арестов и судебных процессов. Последние, в свою очередь, вызвали встречную волну террора со стороны революционеров, мстивших за своих товарищей. Лавров стал любимцем молодежи, в отличие от Герцена и Чернышевского, он не делал ставку на крестьянскую общину и призывал сам народ осуществить необходимые преобразования. В этом он находил поддержку у Герцена и Бакунина, с которыми тесно сотрудничал, находясь в эмиграции.
В то же время в России все более становилось ясным, что для настоящей революции требуется организация. Сам Лавров говорил о необходимости создания политической народной партии.
П.Ткачёв, учитывая опыт Лаврова, стал духовным наследником Нечаева и других народников, связующим звеном между Чернышевским и Лениным и, как считает Т.Самуэли, прямым предшественником и вдохновителем В.Ленина. Это был мощный и оригинальный мыслитель, создавший своего рода смесь между якобинством, народничеством и марксизмом. Ткачёв стал одной из центральных фигур революционных брожений в России 70-80 годов прошлого века.
Как и Чернышевский, он верил в крестьянскую общину, в особый некапиталистический путь для России, но не разделял взглядов Лаврова, считая, что они лишь замедляют революционный процесс в России. Лавров же обвинял Ткачёва в "нечаявщине".
Опираясь на Маркса и Нечаева, Ткачёв создал свою теорию революции применительно к России. Она включала в себя следующие три пункта:
1. Любая революция совершается не большинством, а меньшинством народа (именно меньшинство быстрее и лучше осознаёт потребности всего народа).
2. Чем скорее идёт процесс борьбы, тем лучше для революции. Он считал, что Россия развивается по тем же законам, что и Европа, где уже давно нет революционной ситуации. Община разваливается, крестьянство расслаивается, промышленность бурно развивается, и революция должна свершиться в ближайшие 10-20 лет, пока капитализм окончательно не обосновался в России, ибо рабочему классу легче иметь дело с политической силой царизма, чем с силой крупного капитала.
3. Необходимо создать революционную партию, за границей она должна иметь свой журнал в эмиграции, который будет помогать партии и революционному процессу. Партия же должна быть конспиративной, хорошо организованной. Именно в недозрелой России такой партии легче убедить народ в преимуществах коллективной собственности.
В отличие от своих предшественников, Ткачёв пришёл к выводу о необходимости захвата власти революционерами с целью осуществления своих общественных идеалов с помощью этой власти, т.е. "по приказанию начальства", как потом скажет Г.В.Плеханов.
Через 30 лет Ленин в работе "Что делать?" будет развивать подобные же мысли и программные положения. Готовя со своими соратниками большевистский переворот в России, он во многом отошёл от теории революции К.Маркса и опирался на российские революционные традиции. Как уже упоминалось, Маркс никогда не говорил о социалистической революции в какой-либо одной, тем более недостаточно развитой стране. Наоборот, он говорил о революции в нескольких развитых странах одновременно.
Вообще в развитии народничества в России можно отметить два этапа: 1) 60-80 гг. прошлого века, когда развивалось революционное народничество, требовавшее радикальных действий; 2) со второй половины 80-х гг. до конца века, когда в народническом движении стали преобладать не революционные, а либеральные течения.
Российское народничество вобрало в себя ярких и талантливых представителей русской интеллигенции, которые отражали всё растущее недовольство в народе самодержавием и сложившимися общественными порядками. Но, к счастью, как ни звали народники Русь к топору, никакой революции на протяжении всего XIX в. у нас не произошло. Произошли лишь смута, террор, укрепилось нетерпение революционеров, которые в начале 20 в. все же привели к революции.
В условиях крепостничества народ вообще не принимал тот общественно-сословный дворянско-помещичий строй, который сложился в России уже в XVIII в., в нём постоянно зрело вековое чувство обиды и протеста. А русская интеллигенция - глубоко народное, чисто российское, глубинное явление, - стала авангардом в борьбе за социалистическую идею, в том числе и методами насильственной революционной борьбы и таким образом взяла на себя ответственность за бунт и смуту, которые стали чуть ли не постоянно действующими факторами во внутриполитической жизни страны.
При этом не следует думать, что народ понимал, что такое социализм или коммунизм. Народ хотел не социализма, а просто дележа богатств, накопленных дворянством, помещиками и буржуазией. А социалистическая идея давала лишь идеологическое обоснование и санкцию к этому дележу. Потом, когда революция свершится, народ испытает огромное разочарование и пустоту. Возврат же к нормальному общественному бытию станет затяжным и болезненным.
Но кто подсчитал те жертвы и общественные растраты, которые сопутствовали революциям, бунтам и смутам? Кто ответил за невиданную эксплуатацию и гнёт в годы тоталитаризма, правления большевизма, национал-социализма и подобных им "измов" не только в СССР или Германии, но и во многих других странах? Как сказал известный австрийский экономист Л.Мизес, "все чудовищные войны и революции, чудовищные массовые убийства и ужасные катастрофы не изменили основного: идёт отчаянная борьба между теми, кто любит свободу, благосостояние и цивилизацию, и растущим приливом тоталитарного варварства"29.
В истории российского народничества и раннего марксизма особое место занимает Г.Плеханов, который после 1875 г. стал одним из руководителей "Земли и воли", "Черного передела". С 1880 г. жил постоянно в эмиграции, где и стал убеждённым марксистом, верящим в возможность победы социалистической революции лишь в условиях достижения обществом высокого уровня индустриального развития, которое и формирует материальные предпосылки социализма в недрах буржуазного общества, наличия мощного пролетарского слоя, одновременного и мирного революционного преобразования сразу в ряде стран, а не "в одной отдельно взятой стране". Стал основателем первой марксистской российской организации - группы "Освобождение труда". Был одним из создателей РСДРП и газеты "Искра".
Став марксистом, Плеханов отошёл от народничества, заняв по отношению к нему, как и Ленин, критическую позицию. После второго съезда РСДРП (1903 г.) Плеханов, как известно, выдвинулся в качестве одного из лидеров меньшевиков (российских социал-демократов), предсказал печальное будущее большевизма, в 1905-1907 гг. выступал против вооружённой борьбы с царизмом, в 1917 г. - за продолжение войны с Германией, поддержал Временное правительство и не поддержал октябрьский переворот большевиков, которых называл "кривыми вожаками", "алхимиками революции", "контрреволюционерами". В октябре 1917 г. он писал: "... Готов ли наш рабочий класс к тому, чтобы теперь же провозгласить свою диктатуру? Всякий, кто хоть отчасти понимает, какие экономические условия предполагаются диктатурой рабочего класса, не колеблясь ответит на этот вопрос решительным отрицанием. Нет, наш рабочий класс ещё далеко не может с пользой для себя и для страны взять в свои руки всю полноту политической власти. Навязать ему такую власть, значит толкать его на путь величайшего исторического несчастья, которое было бы в то же время величайшим несчастьем для всей России"30.
Аналогичную точку зрения развивали в начале XX в. западная социал-демократия и западные марксисты, во многом не поддержавшие экстремизм российских большевиков. Например, Р.Люксембург писала, что "лишение прав не как конкретная мера ради конкретной цели, а как общее правило длительного действия, это вовсе не необходимое проявление диктатуры [пролетариата], а нежизнеспособная импровизация... Ленин и Троцкий поставили на место представительных учреждений, вышедших из всеобщих народных выборов, Советы как единственное истинное представительство трудящихся масс. Но с подавлением политической жизни во всей стране неизбежно будет затухать и жизнь в Советах. Без всеобщих выборов, неограниченной свободы печати и собраний, свободной борьбы мнений замирает жизнь в любом общественном учреждении, она превращается в видимость жизни, деятельным элементом которой остается одна только бюрократия. Общественная жизнь постепенно угасает, дирижируют и правят с неуёмной энергией и безграничным идеализмом нескольких дюжин партийных вождей, среди них реально руководит дюжина выдающихся умов, а элита рабочего класса время от времени созывается на собрания, чтобы рукоплескать речам вождей, единогласно одобрять предложенные резолюции. Итак, по сути - это хозяйничание клики; правда, эта диктатура, но не диктатура пролетариата, а диктатура горстки политиков, т.е. диктатура в чисто буржуазном смысле, в смысле господства якобинцев (перенос сроков созыва съездов Советов с раз в три месяца до раз в шесть месяцев). Более того: такие условия должны привести к одичанию общественной жизни - покушениям, расстрелам заложников и т.д. Это могущественный объективный закон, действие которого не может избежать никакая партия"31.
Западная социал-демократия пошла другим путем и добилась, как известно, впечатляющих исторических результатов, сыскав широкую поддержку народных масс, не поступившись демократическими и социальными ценностями.
Интересно, что еще в 1903 г., сразу после второго съезда РСДРП, один из виднейших меньшевиков, П.Аксельрод, высказал важное предупреждение: "Если на Западе преобладают процессы саморазвития и самовоспитания рабочего класса, то в России особую роль приобретает воздействие на рабочих радикальной интеллигенции, объединенной в организацию профессиональных революционеров. При этом вся социал-демократическая партия превращается в построенную по строго иерархическому принципу пирамиду, на вершине которой стоят партийные "столоначальники", а внизу находятся бесправные "рядовые члены", своего рода "винтики" и "колёсики", которыми по своему личному усмотрению распоряжается вездесущий руководящий центр"32. Сказано это, как видим, предельно точно.
Молодой Ленин считал Г.Плеханова своим учителем, он также критиковал народничество. Но критика эта распространялась не на их политические взгляды, методы организации и революционной борьбы, а на позиции по социально-экономическим вопросам. Как потом стало ясно, бланкистские и якобинские взгляды и методы революционного народничества в России большевики воспроизвели в полной мере и в неизмеримо более широком масштабе.
Таким образом, российский большевизм был сформирован не только западным марксизмом, но и всем революционным процессом в самой России во второй половине XIX в. Большевизм стал естественным продолжением российских национальных революционных традиций. Поэтому российский социализм или коммунизм, никогда и не был социализмом или коммунизмом в чисто марксистском смысле этих понятий.
Под влиянием растущего нигилизма, отщепенства, радикализма и бунтарства в среде российской интеллигенции постоянно существовала известная революционная заряженность в обществе. Как писал известный российский социал-демократ П.Струве, "идейной формой русской интеллигенции является ея отщепенство, ея отчуждение от государства и враждебность к нему. Это отщепенство выступает в духовной истории русской интеллигенции в двух видах: как абсолютное и как относительное. В абсолютном виде оно является в анархизме, в отрицании государства и всякого общественного порядка, как таковых (Бакунин и князь Кропоткин). Относительным это отщепенство является в разных видах русского революционного радикализма, к которым отношу, прежде всего, разные формы русского социализма"33. Фактически народники и ранние марксисты, не говоря уже о большевиках, были реальными провокаторами бунтов, смуты и революций.
Тем не менее в конце XIX - начале XX вв. революционные брожения в России наталкивались не только на поддержку известных слоев российской интеллигенции, но и на сопротивление со стороны других слоев, не говоря уже о правящих кругах. В этом отношении характерно мнение известного статистика, руководителя Статистического Комитета и Статистического Совета России в начале 20 в. П.И.Георгиевского, который был принципиальным противником социалистических идей в России, пользовавшихся большой популярностью, в частности, в студенческих аудиториях. Он писал: "Отравление учащейся молодёжи социалистическими фантазиями, подносимыми ... под видом положений науки с университетской кафедры, может иметь для молодежи, а в лице нескольких поколений её - и для целого государства, самые печальные последствия, предупредить которые, по мере сил, я считаю своим нравственным долгом. В течение всей моей учёной и преподавательской деятельности, т.е. более 30 лет, я всегда печатным и устным словом ... ратовал против социализма, как ненаучного и опасного вероучения"34.
Однако не приходится забывать, что социалистические революционные идеи имели большое хождение в России и пользовались широкой популярностью. Весьма характерное настроение российского общества накануне октябрьского переворота 1917 г. хорошо описывает А.Солженицын устами своего героя: "Весь продовольственный кризис - от игры спроса и предложения, от спекуляции. А установить завтра социалистическое распределение - и сразу всем хватит, ещё с избытком. Голод прекратится на второй день революции. Все появится - и сахар, и масло, и белый хлеб, и молоко. Народ всё возьмёт в свои руки - и запасы, и хозяйство, будет планомерно регулировать, и наступит даже изобилие. Да с каким энтузиазмом будут всё производить! Можно больше сказать: разрешение продовольственного кризиса и невозможно без социализма, потому что только тогда общественное производство станет служить не обогащению отдельных людей, а интересам всего человечества!"35
Да, социалистические идеи, возникшие как на Западе, так и в нашей стране, воплощённые большевиками в жизнь, стали верой и религией для народа на многие десятилетия. Они привели к ложному политическому выбору в октябре 1917 г., к формированию глубоко ошибочной по своей сути нерыночной советской модели экономики. Эта ошибка могла привести лишь к тому, что мы и получили, ибо утопические идеи могут дать не полезные, а бесполезные, утопические и нежизнеспособные практические результаты.
Подводя итоги этому историческому воспоминанию об истоках большевизма, нельзя не сказать о том, что как внешние, так и внутренние его истоки, как оказалось, все же были не более, чем утопическими учениями. Об утопизме марксизма-ленинизма сказано уже немало. Утопизм российских народников, отрицавших развитие капитализма в России и формирование российского пролетариата, просто поражает. Но дело в другом.
Российское народничество оказалось мощным революционным движением. Оно сформировало и свою теорию "российского социализма", в принципе отличную от западного марксизма, или "германского социализма". Краеугольным камнем "российского социализма" был упор не на рабочий класс, а на крестьянство (на "крестьянский тулуп", как говорил И.Тургенев), как якобы реальную социальную базу для революционного переворота, неприятие капитализма. В крестьянстве их привлекала прежде всего община - эдакое коллективное братство, которое проложит стране особый путь назревших экономических и социальных преобразований. Частично это результат влияния российского славянофильства, частично - непонимания исторической неизбежности капитализма, индустриализации и разложения крестьянства.
Стремление создать некое "мужицкое царство" без капиталистов, которые принесли Западу повседневный расчёт, прагматизм и бездуховность, могло создавать впечатление своей практической реализуемости лишь до начала промышленной революции в России. По мере же индустриализации и усиления пролетариата в России стал развиваться марксизм, который резко выступил против народничества, взял на вооружение марксистские постулаты, поставив в центр политическую борьбу и вооруженное восстание, но в процессе своего развития во многом отступил от Маркса, возродил многие народнические методы борьбы и после октябрьского переворота 1917 г. создал в нашей стране государство и общество, которые, в конце концов, не были приняты Историей.
В целом рассмотренные внешние и внутренние источники большевизма породили не только революционную идею о построении нового справедливого общества, которая была поддержана определенной частью населения России (особенно из интеллигенции и рабочих), но и программу действий большевиков после революции.
2. Кавалерийская атака на капитал и первые шаги
к новой экономической
модели
Опираясь на отобранный ими предшествующий опыт, большевики создали профессиональную партию революционеров, именно они удачно воспользовались катастрофическим положением России в период первой мировой войны и зревшим в течение долгого времени широким социальным недовольством, в частности, недовольством институтом авторитарной власти царизма в стране.
Как справедливо оценивает акад. Н.Петраков, Ленин, по существу, создал партию захвата власти, партию не парламентского типа, а антиконституционную организацию. Поэтому-то и произошёл разгон Временного правительства и октябрьский переворот в 1917 г., затем разгон Учредительного собрания. К этому можно добавить секретное финансирование партии большевиков Германией за прогерманскую позицию в первой мировой войне, практику "эксов", или вооруженных ограблений в целях пополнения партийной кассы до революции, сеть агентов и комиссаров не только в армии, но и по всей стране.
В 1923 г. некоторые высказывания Ленина прорыночного толка оказались неугодными ряду партийных руководителей и, прежде всего, Сталину, и он, находясь на больничной койке, был подвергнут информационной блокаде. После смерти Ленина его политическое завещание было скрыто от общественности руководителями партии на десятки лет. Политика заговоров проводилась потом не только Сталиным, но и Хрущевым, Брежневым и Андроповым. Такая же политика имела место вплоть до развала СССР1.
Формирование классической советской модели экономики (её порой называют сталинистской или сталинской моделью) началось при В.И.Ленине в годы "военного коммунизма" и после известного перерыва, связанного с НЭПом2, продолжилось и завершилось И.В.Сталиным в годы индустриализации и коллективизации. Эта модель сохранилась у нас также вплоть до развала СССР в 1991 году.
Как уже говорилось, в теоретическом плане большевики опирались на утопические идеи Маркса и Энгельса о том, что социализм - это справедливое общество, которое свободно от таких губительных пороков капитализма, как эксплуатация, безработица, рыночная стихия, нищета, паразитизм буржуазии, погоня за прибылью. Что вместо всего этого социализм позволит реально удовлетворять реальные потребности людей, создать совершенную общественную систему и экономику, движимые исключительно научным квалифицированным управлением и планированием сверху. Со временем эта система завоюет весь мир, освободит развивающиеся страны от колониальной эксплуатации и так разовьёт производительные силы всего человечества, что обеспечит всем рай на земле. Для этого и стала создаваться в нашей стране особая экономическая модель, как инструмент реализации, казалось бы, самых благих пожеланий с помощью не рыночного механизма, а централизованных решений и команд, что и сколько производить, кому и по какой цене продавать.
В течение более 70 лет эта модель распространялась на другие страны. Её опробировали не только Китай, Куба, страны-члены СЭВ, но и многие развивающиеся страны (Эфиопия, Танзания, Никарагуа, Индонезия и др.), всего порядка 30. Поэтому важно понять, почему она не выдержала испытание временем и безо всякого кровопролития перестала существовать, кончила свою жизнь естественной смертью.
Захватив власть в октябре 1917 г., большевики в январе 1918 г. силой разогнали Учредительное собрание, где имели менее 25% голосов3, и установили в стране террор. Все несогласные и классово чуждые оказались под угрозой своего существования. Огромную роль в то время играли силовые структуры - отряды Красной гвардии и ВЧК, руководимая Ф.Дзержинским. В конечном счёте всё это привело к гражданской войне. По имеющимся данным, если на фронтах войны с Германией погибло около 5 млн. россиян, то в годы бессмысленной гражданской войны было убито, умерло от голода и эмигрировало около 13 млн. человек4. Как справедливо определяет Я.Певзнер, "октябрьский переворот был не более чем мятежом, путчем, совершенным марксистским меньшинством, не получившим поддержки народа, но оказавшимся успешным в смысле захвата власти..."5. И далее: "Не теория, а прежде всего политическая обстановка принесла с собой октябрьский переворот, разгон Учредительного собрания, в котором большинство принадлежало социалистическим партиям, позорный предательский Брестский мир, завершивший раскол между большевиками и всеми демократическими силами России и положивший начало трехлетней гражданской войне"6.
Гражданская война была для Ленина логическим продолжением классовой борьбы, только более решительными методами. Большевики вполне логично ввергли страну в эту братоубийственную бойню. Так с самого начала отчётливо обозначился преступный характер большевистской партии. Захват ею политической власти сопровождался и захватом большевиками экономической власти - земли, банков, крупных промышленных предприятий, железных дорог, помещичьих имений и др. Рабочие занимали предприятия и прогоняли их хозяев. Был установлен рабочий контроль за производством и межхозяйственными связями. Но управление производством на деле перешло не в руки рабочих и крестьян, как утверждалось в лозунгах и политических требованиях, а в управление большевиков. Ленинский девиз: "Грабь награбленное!" - был не пустой фразой, а руководством к действию. Устанавливался механизм внеэкономического принуждения, строгой дисциплины, опиравшийся на жёсткий контроль сверху. Повсеместно вводились наказания за невыполнение приказов вышестоящих начальников. Приказы эти не подвергались обсуждению. Этот механизм впоследствии укреплялся, масштабы его действия расширялись. Он стал непременной составной частью СМЭ.
На каждом национализированном предприятии были созданы фабрично-заводские комитеты, подчинявшиеся либо непосредственно ВСНХ, либо местным совнархозам, состоявшим из преданных делу революции большевиков. При этом 2/3 состава этих комитетов назначались соответствующим совнархозом и лишь 1/3 избиралась профсоюзным собранием предприятий. Продукция национализированных предприятий не продавалась как раньше, а распределялась в порядке натурального обмена. Была введена карточная система, все получали одинаковый голодный паек, вместо денег выдавались трудовые единицы. "Тенденция к всеобщей натурализации нашего хозяйства должна сознательно проводиться нами со всей энергией", - писала в 1920 г. большевистская "Правда"7. Национализированные предприятия стали не собственностью рабочих коллективов, а государственной собственностью, которой стали управлять Совет народных комиссаров (СНК) и наркоматы. К 1920 г. было национализировано 80% крупных промышленных предприятий. Промышленность страны в годы "военного коммунизма" погрузилась в состояние полного паралича.
Рынок практически перестал функционировать, вместо денег в роли всеобщего эквивалента стали выступать то бутылка керосина или водки, то фунт соли или коробка спичек, то кусок мыла или аршин ситца. При этом в одном месте России фунт соли можно было обменять на пуд хлеба, а в другом - пуд соли обменивался на полпуда хлеба. При этом в Программе партии, принятой в 1919 г., ставилась задача продолжать замену торговли планомерным натуральным распределением продуктов и последовательно изымать из оборота деньги.
Как писал в те годы известный российский экономист Б.Бруцкус, "принцип социализма не есть творческий, не к расцвету, а к разложению ведет он экономическую жизнь общества", поскольку нарушается хозяйственный принцип соответствия затрат и результатов8. Все национализированные и ставшие государственными предприятия стали работать по принципу "общего котла" без какой-либо связи с реальным спросом, затратами или рентабельностью. Рыночные операции прекратились, и все произведённые товары сдавались в распоряжение новых властей и распределялись ими. Это и были реалии нового строя с его натурализованной моделью экономики.
В годы "военного коммунизма" появились утопические проекты натурального учёта вместо денежного. Так, П.Амосов и А.Савич предложили всеобъемлющую систему натурального учёта в математической форме, которые бы контролировали движение каждого продукта в натуральном выражении от одного предприятия к другому и от производителя к потребителю. Это был первый зародыш будущей системы оптимального функционирования экономики (СОФЭ) в послевоенной советской экономической науке9.
С.Струмилин выдвинул концепцию натурального учёта затрат труда в единицах времени - тредах. Даже капитал он предлагал измерить в тех же тредах10.
А на селе земля была национализирована первым же большевистским декретом. Вся она была объявлена государственной собственностью, российские крестьяне надолго перестали быть собственниками своей земли. Были введены продразверстка, и насильственное изъятие продуктов у крестьян стало нормой. Хранение инвалюты и золота было запрещено, последние в случае обнаружения подлежали конфискации. Во многих российских семьях конфисковывались произведения искусства, антикварные ценности, украшения из золота, серебра, драгоценных камней.
Массовому разграблению подвергалась Русская Православная Церковь. Часть отобранных у народа ценностей (помещенная, кстати, в Гохран или государственные музеи) была затем элементарно разворована партийным и кэгэбистским начальством. Как свидетельствовал зав. Золотым отделом Гохрана Я.Юровский, "все крадут - и спецы и все - ибо Ра(боче) - Кр(естьянская) И(нспекция) и чекисты все прозёвывают... Ни правильного учёта, ничего путного... Ежедневно пропадает до 1/2 милл(иона) руб(лей) золотом". Я.М.Свердлов тайно от всех имел свой сейф и, по свидетельству известного историка А.Латышева, "копил там золотые монеты, более 700 золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями... Вопросами реализации "золотого фонда" из Гохрана за рубежом занимался нарком внешней торговли Л.Б.Красин"11. Эта практика сохранялась и в последующие годы.
С самого начала прихода большевиков к власти в управлении страной и на местах шло насаждение централизма и авторитаризма, вместо демократического централизма в стране реально к власти пришла узкая правящая группа, состоящая из Ленина и его ближайшего окружения. В 1918 г. реально сформировалась самодержавная тройка - Ленин, Свердлов и Сталин. Остальные видные революционеры оставались в стороне. И лишь потом заработали такие органы, как Политбюро, ЦК и пр.
Итак, большевики очень быстро ввели две вертикали управления экономикой (партийную и хозяйственную), которые заменили собой прежние традиционные горизонтальные товарно-денежные связи. Третья вертикаль вскоре дополнила первые две. Это - ВЧК, которая вела постоянные наблюдения за ходом экономических процессов в стране и железной рукой устраняла сохранявшиеся элементы товарно-денежных отношений, а торговцев, ремесленников и лавочников уничтожала как враждебный класс. Цель заключалась в ликвидации рынка, замене его централизованным распределением продукции. Иными словами, задача заключалась не только в том, чтобы ликвидировать частную собственность, враждебные социализму классы и группы населения, но и рынок, товарно-денежные отношения в стране.
Позднее был создан план ГОЭЛРО и на его основе Госплан СССР. План стал реальным заменителем рынка. К этому следует добавить введение государственной монополии на внешнюю торговлю в апреле 1918 г.12. Но ещё раньше большевики отказались от выплаты царских долгов, что вместе с введением монополии на внешнюю торговлю заставило Запад заморозить российские активы за рубежом и объявить эмбарго на торговлю с нами. Но столь решительная кавалерийская атака на капитал была предпринята большевиками в полном соответствии с учением Маркса и Энгельса о социализме, как о плановой (научной) нетоварной системе, где отсутствуют деньги и нормальный товарообмен, существует централизованное управление экономикой.
В.И.Ленин любил сравнивать такую экономику с часовым механизмом или с четко работающей фабрикой или машиной. Он писал: "Превращение всего государственного экономического механизма в единую крупную машину, в хозяйственный организм, работающий так, чтобы сотни миллионов людей руководствовались одним планом, - вот та гигантская организационная задача, которая легла на наши плечи"13. И еще: Социализм "есть построение централизованного хозяйства из центра"14.
Это был явно упрощённый взгляд на экономику, как на какой-то гигантский организм, все части и элементы которого получают команды из одного центра и механически их выполняют. Это механический монстр без души, без чувств, без обратной связи и нормальной мотивации к труду.
Давно придуманная, но нигде ранее не апробированная схема легла в основу крутых переворотов в огромной стране для огромного народа, послушно ей последовавшего. Это ли не преступление? В этой связи любопытно вспомнить Бисмарка, который говорил, что социализм надо бы опробовать на народе, которого не жалко. Таким народом для него были поляки, отнюдь не немцы. Большевики же легко ввергли свой народ в исторический эксперимент, оказавшийся для него трагическим. Известный российский физиолог, академик И.Павлов как-то в сердцах, будучи уже старым, бросил вождям большевиков: "...Мы с вами очень похожи, такие же революционеры. Только я всю жизнь проводил опыты над собаками, а вы над людьми"15.
Но всё это, так сказать, в теории, а для практической реализации старой утопии использовался реальный опыт военно-административного государственного управления экономикой в России и Германии в период Первой мировой войны. В обеих странах государство вынуждено было использовать чрезвычайные и мобилизационные меры военного времени для снабжения армии и населения продуктами питания с полным игнорированием рыночных отношений. Поэтому, например, продразвёрстка - это не изобретение большевиков. Это - инструмент или способ изъятия у крестьян овса для нужд кавалерии, хлеба и других продовольственных продуктов для армии с помощью военизированных отрядов в России ещё в 1915 и 1916 гг. В Германии ещё в 1914 г. были установлены твёрдые цены на закупаемое государством продовольствие для армии, появились элементы планирования производства и распределения продукции. Да что там опыт Первой мировой войны! В период Парижской коммуны тоже была своя продразвёрстка, продотряды, запрещение частной торговли хлебом и полная финансовая дестабилизация. Все эти "прелести" - обычные черты пролетарских революций.
Концлагеря и инструменты массового уничтожения людей были созданы не Гитлером в фашистской Германии, а у нас, в Советской России большевиками-ленинцами. В 1919 г. на базе замечательного русского монастыря был организован на Соловецких островах Белого моря первый в мире концлагерь под названием "СЛОН" - "Соловецкий лагерь особого назначения", а именно: для истребления недовольной интеллигенции.
Как пишет В.Солоухин, "интеллигенция уничтожалась с "заделом" вперёд на многие годы. В некоторых городах (мне известно, например, про Ярославль) отстреливали гимназистов. Их легко было определить по форменным фуражкам - как фуражка, так и пуля в затылок. Чтобы не выросло нового русского интеллигента... Уничтожая гимназисток, смотрели также на красоту. Красивых уничтожали в первую очередь. Чтобы не нарожали потом красивых русских детей. А дети вырастут и тоже станут интеллигентами"16.
В результате введения "военного коммунизма" в экономике страны были быстро разрушены сложившиеся хозяйственные связи, возникла страшная дезорганизованность, процветала полная неразбериха и бесхозяйственность, появился дефицит всего и вся. Предприятия перестали отвечать за самоокупаемость, прибыль. Все расходы они стали покрывать за счёт бюджета, что называлось сметным финансированием. Впоследствии большевики возведут этот механизм в "преимущество" социализма.
В центре внимания большевиков находились в это время не вопросы производства, которое обвально падало, а вопросы распределения и перераспределения продукции в натуре, свёртывания рынка (карточки, талоны, продразвёрстка), принудительного объединения всего населения в потребительские кооперативы. В 1921 г. В.Ленин так охарактеризует экономическую политику большевиков в период "военного коммунизма": "Свою строительную, хозяйственную работу, которую мы тогда выдвинули на первый план, мы рассматривали под одним углом. Тогда предполагалось осуществление непосредственного перехода к социализму без предварительного периода, приспособляющего старую экономику к экономике социалистической. Мы предполагали, что создав государственное распределение, мы этим самым непосредственно вступили в другую, по сравнению с предыдущей, экономическую систему производства и распределения. Мы предполагали, что обе системы - система государственного производства и распределения и система частного производства и распределения - вступят между собой в борьбу в таких условиях, что мы будем строить государственное производство и распределение, шаг за шагом отвоёвывая его у враждебной системы"17. "Мы рассчитывали, поднятые волной энтузиазма, разбудившие народный энтузиазм сначала общеполитический, потом военный, мы рассчитывали осуществить непосредственно на этом энтузиазме столь же великие (как и общеполитические, так и военные) экономические задачи. Мы рассчитывали - или, может быть, вернее будет сказать: мы предполагали без достаточного расчёта - непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране"18.
Как уже отмечалось, в годы военного коммунизма натурализация всех хозяйственных связей рассматривалась не как временное явление, а как закономерный, теоретически обоснованный классиками марксизма процесс отмирания рынка, товарно-денежных отношений и его замены натуральным распределением продуктов по плану, по заданию "сверху". Была введена воинская и трудовая повинность, централизованное, насильственное изъятие продуктов у крестьян. Лозунг "кто не работает, тот не ест!" был включен в текст первой советской конституции.
В своей книге "Терроризм и коммунизм", изданной в нашей стране в 1920 г., Л.Троцкий писал: "...Необходимо раз-навсегда уяснить себе, что самый принцип трудовой повинности столь же радикально и невозвратно сменил принцип вольного найма, как социализация средств производства сменила капиталистическую собственность ... (при этом) проведение трудовой повинности немыслимо без применения... методов милитаризации труда"19. И во всем этом кошмаре (как мы бы сказали сегодня) плановое распределение рабочей силы "и есть сущность трудовой повинности, которая неизбежно входит в программу социалистической организации труда"20.
Троцкий пишет, что рабочего надо посылать трудиться не туда, куда он сам хочет, а туда, где его работа нужна обществу. Это и есть, по его убеждению, свободный труд, труд на себя и на общество в отличие от принудительного труда при капитализме. Особенно Троцкий ценил бесплатный, т.е. совершенно свободный даже от денег, труд, труд на субботниках, например, который инициируется идейными соображениями и является абсолютно бескорыстным. При этом он не забывает отметить, что "репрессии для достижения хозяйственных целей есть необходимое орудие социалистической диктатуры"21.
Ясно, что все это привело не только к развалу экономики, но и к смуте в обществе. В 1920 году промышленное производство в стране сократилось по сравнению с 1913 г. в 7 раз, в том числе группа "Б" в 8 раз, производство хлеба и многих других сельскохозяйственных продуктов сократилось вдвое22. Резко сократился товарооборот, прервалась торговая связь между отраслями и отдельными частями страны. Процесс натурализации хозяйства, начавшийся в годы войны с Германией, резко усилился. "Ещё сравнительно так недавно, года полтора тому назад, мы хотели вытравить из языка самые слова "товар", "товарообмен", "товарное обращение". Нам казалось, что сфера непосредственного социалистического распределения будет быстро расширяться, что стихийная власть рыночных отношений отходит в прошлое, что сфера товарного производства, совпадающая с мелкобуржуазными формами, станет всё решительнее суживаться, да и здесь на первый план будет выдвигаться почти непосредственный "продуктообмен", для которого денежные единицы имеют чисто счётное значение", - писал позже И.Скворцов-Степанов23.
Неутешительны были не только цифры о производстве продукции, но и цифры о потреблении населения, его жизненном уровне. В 1920 г. потребление мяса, рыбы и жиров было на 70-80% ниже уровня 1913 г., а потребление картофеля в 2 раза выше. Значительно сократилась урожайность всех сельскохозяйственных культур. В 1921-1922 гг. в стране был страшный голод, вызванный продразвёрсткой и общей антикрестьянской политикой большевиков. Голод, приведший к миллионам жертв.
Столкнувшись с экономическим крахом, большевики стали судорожно печатать деньги, возникла небывалая инфляция. В результате крестьяне перестали продавать свою продукцию государству. В этих условиях и была введена продразвёрстка, призванная в насильственном порядке отбирать у крестьян продовольствие (оплата производилась по твёрдым ценам; отбирались не так называемые излишки, а практически почти всё, что можно было отобрать). Большевики в тот период на деле установили диктатуру пролетариата и подвергли жестоким репрессиям буржуазию, интеллигенцию и крестьян.
Главной опорой советской власти в деревне Ленин считал бедняка. Зажиточных же крестьян, так называемых кулаков - основу сельскохозяйственного производства и аграрного сектора страны, - он называл "самыми зверскими, самыми грубыми, самыми дикими эксплуататорами", "кровопийцами", "пиявками", "вампирами" и призывал вести с ними "беспощадную войну" на уничтожение. Одним из любимых и часто повторяемых им в годы военного коммунизма и гражданской войны слов было слово "р-растр-релять"24.
Всё это не могло не вызывать сопротивления в обществе, несмотря на голод и разруху. Произошло крупное восстание военных моряков Кронштадта, серия крестьянских восстаний на Тамбовщине и в Сибири. Все они были жестоко подавлены. В стране началась страшная гражданская война, унесшая миллионы человеческих жизней. Произошёл и исход значительной части российской интеллигенции в эмиграцию (около 2 млн. человек), поскольку она явно не одобряла строительство социализма, начавшееся в нашей стране. Среди нее были талантливейшие ученые, писатели, музыканты, художники и т.д. На место уехавших приходили "свои", пролетарские ученые, писатели и прочие деятели интеллигентного труда, создавалась новая социалистическая система образования и подготовки кадров, ставшая вскоре реальной опорой новых большевиков. Так сознательно разрушался интеллектуальный потенциал страны.
Одним из самых омерзительных проявлений антинародной деятельности большевиков были гонения на Русскую Православную Церковь и лично на патриарха Тихона. В своём секретном письме членам Политбюро в 1922 г. В.И.Ленин писал: "Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей... Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий... Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше"25. Начались политические аресты и создание первых концлагерей. По приказу Ленина были разрушены десятки тысяч церквей, 14 тыс. священников расстреляны26.
Всё это явилось началом того невиданного геноцида в СССР, который сопровождал большую часть всей советской истории, и по сравнению с которым гитлеровский геноцид в отношении евреев может показаться детской игрушкой.
С социальной точки зрения насильственное переустройство общества является преступлением против человечества. Искарёжить судьбы, заморить голодом, убить десятки миллионов людей во имя утопии - это не только советский феномен, но и его многоразовое повторение в других странах после второй мировой войны.
После разгона Учредительного собрания в январе 1918 г. стало ясно, что в стране устанавливается однопартийная недемократическая система. В июле этого года левые эсеры были устранены из всех органов власти за несогласие с политикой большевиков. В это время Ю.Мартов, бывший друг В.Ленина, дал следующую оценку происходящего: "Власть советов превратилась в безответственную, бесконтрольную, несправедливую, тираническую и дорогостоящую власть комиссаров, комитетов, штабов и вооруженных банд"27. Но большевики, как известно, не только уверенно провозглашали социалистические лозунги, а взялись распространить свою революцию на весь мир. В ноябре 1920 г. Ленин говорил: "Мы... начали наше дело исключительно в расчёте на мировую революцию"28. Не без влияния большевиков (прямо и через Коминтерн) социалистические революции произошли в Венгрии, Германии и Словакии в 1919 г. В Венгрии советская республика просуществовала 4 месяца, в Германии (в Баварии) - две недели, в Словакии - около трёх недель29. Зато в нашей стране советская республика просуществовала с 1917 по 1991 г., т.е. 74 года.
За эти годы большевики и коммунисты, руководившие нашей страной, неоднократно предпринимали прямую экспансию коммунизма. Это и Прибалтика, и Бессарабия, Западная Украина и Польша, а также Финляндия непосредственно перед Великой Отечественной войной. Это и "мировая система социализма" после войны. Но первая попытка такой экспансии была предпринята ещё осенью 1920 г., когда Красная Армия под командованием М.Тухачевского осуществила бросок на Варшаву и имела намерение войти в только что получившую позорный мир Германию и совершить там социалистический переворот. Как известно, эта попытка завершилась поражением. Позднее был создан СССР, и в этом новом названии уже не было ничего напоминающего образ России, зато содержалась явная амбиция и претензия на мировую революцию, на присоединение к нашей стране других советских социалистических республик, в том числе и из стран Запада.
Таким образом, социализм пропитан всевозможными утопическими социалистическими идеями, рождёнными в разное время как на Западе (включая марксизм), так и изнутри - из отечественных котлов экстремизма и левачества, порожденных царским деспотизмом и общей социальной неустроенностью. Большевики - носители всех этих "ценностей" - создали методами мобилизации и чрезвычайщины жестокую централизованную авторитарную систему управления, нерыночную модель экономики, ввергли народ в гражданскую войну и принесли ему такие страдания и потери, которые несоизмеримы со страданиями и потерями в период татарского ига. Социалистическая революция в России это не только смена форм собственности, создание новой экономической модели, новых социально-экономических отношений, но и геноцид, гражданская война, жестокая борьба против религии, совести и нормальных личностных проявлений. Созданная в декабре 1917 г. ВЧК уже в первые годы советской власти залила страну кровью, породила генетический страх в народе.
В годы "военного коммунизма" на ВЧК вначале возлагались функции по борьбе с контрреволюцией и саботажем, но вскоре к ним прибавились задачи по борьбе со спекуляцией, должностными преступлениями, шпионажем, по безопасности Красной Армии и транспорта. 21 февраля 1918 г. Совет народных комиссаров утвердил ленинский декрет "Социалистическое отечество в опасности!", где в 8-м пункте сказано: "Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления"30.
Сначала расстреливались сотни и тысячи неугодных, в годы гражданской войны - сотни тысяч. Председатель Всеукраинского ЧК М.Лацис весьма характерно и откровенно писал в том же 1918 г. следующее: "Мы железной метлой выметем всю нечисть из Советской России. Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Советов оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какое у него происхождение, какое образование и какая его профессия. Вот эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого. В этом смысл и суть Красного террора"31.
Практически ВЧК получила неограниченные права, был введен в действие преступный институт заложников, проводились систематические облавы, вооружённые чекисты ходили по квартирам. Вакханалия расправ и убийств стала обыденной нормой. Всё это продолжалось до 1953 года - года смерти Сталина.
Забегая опять несколько вперёд и пытаясь сравнить практику "военного коммунизма" при Ленине с практикой вхождения в полную власть Сталина, с его индустриализацией, коллективизацией и тотальным террором, можно утверждать, что Ленин совершил лишь подготовительную, так сказать черновую работу по формированию нового общества и адекватной ему экономической модели. Он выкорчевал скудные ростки правового государства, парламентаризма, демократии, свободы слова и самоуправления (земства, городские муниципалитеты), которые худо-бедно, но всё же появились в царской России, он ликвидировал демократический режим, существовавший в годы правления Временного правительства, разогнал Учредительное собрание, запретил все оппозиционные партии, надел намордник на печать, подавил крестьянские бунты, санкционировал первые политические процессы, закончившиеся смертными приговорами (против религиозных деятелей, руководителей партии эсеров и т.д.).
При этом широко утверждалось, что строительство социализма идёт в России на строго научной основе. Однако практика большевиков вызвала серьезный отпор со стороны не только многих учёных (Л.Мизес, Б.Бруцкус и др.), но и их политических оппонентов (Г.Плеханов, Ю.Мартов и др.).
В 1922 г. вышла книга крупнейшего австрийского экономиста Людвига фон Мизеса, в которой дана сокрушительная критика марксизма и первых практических шагов большевиков в годы "военного коммунизма". Он призвал "спасти мир от нового варварства", указал, что "даже беднейшие пострадают от социализма не меньше других", что идея коллективизма - это идея бунта массы, толпы, а сам "коллективизм - это противостояние, это оружие всех тех, кто стремится убить разум и мысль"32. Коллективизм, считал Мизес, обслуживает нужды политики, покрывает тиранию, осуществляет на практике принцип уравнительного распределения при всеохватывающем государственном управлении и ведет общество в исторический тупик.
Несомненно, что Ленин, Троцкий, Бухарин и другие руководители-большевики хорошо знали подобную критику, но реагировали на неё как на вражеские измышления, пытающиеся свернуть их с истинного пути. Культ революции и насильственного переворота оказался сильнее науки, сильнее разума и мудрого предвидения. Ведь Англия исторически только выиграла, не допустив революцию в 17 в. и установив у себя прочные правовую и парламентскую системы, перешедшие со временем в систему гражданского общества. Франция же только проиграла со своими революциями, смутами и баррикадами, безумным бесправием, испытав, как и Россия, ужасные их последствия. Гражданское общество здесь было сформировано позднее.
Сущность капитализма - рынок, сущность социализма - распоряжение высших властей о производстве и распределении товаров и услуг. В последнем случае, писал Л.Мизес, нормальный экономический расчёт невозможен, и общество просто "прогорит", не умея соизмерять затраты и результаты своей производственной деятельности, не зная истинной ценности результатов труда, да и мотивации к достижению высоких результатов.
"Попытка социалистического переустройства мира может разрушить цивилизацию, - писал Мизес. Но никогда такая попытка не приведет к существованию процветающего социалистического общества... Социалистические методы производства ведут к падению производительности... Опыт показывает, что нигде нельзя встретить большей бесхозяйственности и расточительности в отношении труда и материалов всякого рода, чем на государственных предприятиях. В то же время именно частное предприятие побуждает своего владельца ради собственных интересов работать с величайшей экономией... Социалистическое общество представляет собой поразительное авторитарное сообщество, в котором приказывают и подчиняются. Именно это и обозначают слова "плановая экономика" и "устранение анархии производства". Устройство социалистического общества легче понять, если сравнить его с армией. Многие социалисты и в самом деле предпочитали говорить об "армии труда". Как в армии, так и при социализме каждый зависит от приказа высшего руководства... Можно сказать, что человек становится пешкой начальства... В социалистическом обществе невозможен экономический расчёт, а значит, нельзя быть уверенным в величине издержек и прибыли или использовать калькуляции для контроля операций. Одного этого достаточно, чтобы считать социализм нереализуемым... (Но есть и второй аргумент: при социализме нет необходимой организационной формы для эффективной экономической деятельности, т.е. свободной фирмы, нет и предпринимательского слоя с его внутренней энергией и инициативой)...
Капиталистическое устройство общества - единственная форма организации экономики, при которой возможно непосредственное применение принципа личной ответственности каждого гражданина. Капитализм и есть та форма общественного хозяйства, в которой устраняются все вышеописанные недостатки социалистической системы"33.
Не менее интересны взгляды и высказывания, принадлежащие нашему талантливому экономисту Б.Бруцкусу, вынужденному покинуть страну в 1922 г. Выступая в 1920 г. на собрании петроградских учёных с докладом "Проблемы народного хозяйства при социалистическом строе", он говорил, что "экономическая проблема марксистского социализма не разрешима, что гибель нашего социализма неизбежна"34. В своих работах он подчёркивал такие несуразности советской экономической модели, как невозможность реального соизмерения затрат и результатов и уравнительное распределение доходов, что лишает экономику внутренних стимулов к качественному совершенствованию, а лишь стимулирует расширение её масштабов.
В работе "Социалистическое хозяйство.Теоретические мысли по поводу русского опыта" он писал: "Подобно рыночным ценам, и другие категории капиталистического хозяйства теряют при социализме своё значение: в социалистическом обществе нет ни заработной платы, ни прибыли, ни ренты, ибо в нём все работают и получают полный продукт своего труда без вычета нетрудовых элементов дохода. Социалистическое общество признаёт издержки производства лишь в одной форме - в форме затраты труда; количество же этой затраты измеряется временем. Труд и только труд обладает ценностеобразующей силой даже в капиталистическом обществе, - так утверждает Маркс в I-м томе "Капитала"; тем более это положение справедливо для социалистического строя. Распределение хозяйственных благ должно быть согласовано в социалистическом обществе с эгалитарным принципом, ибо если свобода есть руководящий лозунг буржуазии, то равенство есть руководящий лозунг промышленного пролетариата. Во имя этого лозунга им совершается великий переворот"35.
По существу это убийственная характеристика социализма как общественной системы. Я не буду приводить здесь многочисленные мнения политических оппонентов большевиков, их современников. Они не менее убедительны и обоснованы, чем уже приведенные выше. Приведу лишь горькие, но очень ёмкие и верные слова нашего большого писателя, В.Солоухина, из его работы "Читая Ленина": "...Россию завоевала группа, кучка людей. Эти люди тотчас ввели в стране жесточайший оккупационный режим, какого ни в какие века не знала история человечества. Этот режим они ввели, чтобы удержаться у власти. Подавлять всё и вся и удержаться у власти. Они видели, что практически все население против них, кроме узкого слоя "передовых" рабочих, то есть нескольких десятых процента населения России, и все же давили, резали, стреляли, морили голодом, насильничали, как могли, чтобы удержать эту страну в своих руках. Зачем? Ради чего? С какой целью? Ради того, чтобы осуществить в завоёванной стране свои политические принципы. Всеобщий учёт и контроль производимых продуктов, государственную монополию на все виды товаров и их распределение по своему усмотрению. И это было бы полбеды. Но из углубленного прочтения Ленина узнаём, что эти учёт и распределение в свою очередь являются средством, а не целью. Средством к тому, чтобы осуществить всеобщую трудовую повинность в стране, то есть заставить людей принудительно трудиться, заставить их подчиняться воле одного человека - руководителя, диктатора, то есть средством к тому, чтобы все население страны превратить в единый послушный механизм... Зачем? Ради чего? Зачем живых, инициативных, самодеятельных людей превращать в единый, послушный, но зато безмозглый государственный механизм, весь подчиняющийся нажатию одной кнопки?"36
Ленин лишь начал это сатанинское глубоко враждебное народу дело, Сталин его завершил в полном соответствии с предшествующими марксистско-ленинскими предначертаниями. Как пишет известный исследователь ленинизма-сталинизма А.Автарханов, "всякий согласится, что Сталина можно обвинить только в том, что он был слишком скрупулёзен в деле выполнения "советской законности", завещанной Лениным"37.
Реальные результаты практики "военного коммунизма" показали, что созданная в нашей стране общественная система и присущая ей экономическая модель оказались неспособными обеспечить достойную жизнь для людей. Всё это вызвало необходимость перехода к НЭПу и на его основе оживить производство, достичь довоенного уровня. Через много лет подобные же попытки прибегнуть к рыночным механизмам будут неоднократно повторены.
Кроме того, известно, что в качестве образца для пролетарского восстания, строительства социализма в нашей стране на безрыночной и безденежной основе Ленин всегда рассматривал опыт Парижской коммуны 1871 г. При этом всегда умалчивалось о её военно-политическом и экономическом провале. Этот "ценный" опыт вполне пригодился и для полного провала безрыночного "военного коммунизма" в СССР.
Однако важно продолжить анализ генезиса созданных в короткий период "военного коммунизма" основ советской модели экономики (СМЭ).
3. Основные черты советской модели экономики
После вынужденного непродолжительного отступления в период НЭПа (В.Ленин честно заявил о провале политики "военного коммунизма", после которой была сделана попытка эксперимента в духе "рыночного социализма) большевики с конца 20-х годов вновь вернулись к командно-административной модели, сделав её классической. Правда, для повторного уничтожения рынка в нашей стране, начиная с 1929 г. - года "великого перелома", надо было не только провести сталинскую индустриализацию и коллективизацию, но и продолжить невиданный в мире геноцид, уничтожив заодно и первое поколение большевиков, так называемых "старых большевиков", или ленинскую гвардию. Им на смену пришли "новые большевики"1. Известный знаток становления тоталитарного режима в СССР П.Струве писал: "Этот строй восторжествовал в результате гражданской войны и утвердился при помощи небывалого террора ... осуществившего "тотальное" истребление реальных потенциальных противников нового режима"2.
К концу 20-х годов в государственной собственности была крупная промышленность, весь транспорт, почти вся кредитная система, в частной собственности находились почти всё сельское хозяйство, около 1/3 промышленности (прежде всего группа "Б"), значительная часть розничной торговли и незначительная часть кредитной системы (общества взаимного кредита). Рынок был завален товарами, производство росло быстрыми темпами, жизненный уровень населения был уже заметно выше, чем в довоенном 1913 г. В политической жизни страны шли острые дискуссии, активно проявляли себя как левый, так и правый уклоны (впоследствии на вопрос, какой уклон хуже, Сталин ответит ставшей знаменитой фразой: "Оба хуже"). Все это не создавало гарантии для абсолютной авторитарной власти И.Сталина и его приспешников. Поэтому волевым порядком был осуществлен перелом власти в направлении возврата к методам и модели "военного коммунизма", перестройки экономики страны на путях индустриализации и коллективизации. Для первого необходимо было резко усилить хозяйственную вертикаль власти, особенно Госплан, централизованное планирование, для второго - силовые структуры, в частности, НКВД, способные насильственно загнать крестьян в колхозы и совхозы. И то, и другое было не просто шоковой терапией, а чудовищной встряской страны и общества с главной целью - поставить их в полное подчинение, под полный контроль одного ХОЗЯИНА-ДИКТАТОРА, создать в стране тоталитарный, диктаторский режим.
Это была очередная революция сверху, ознаменовавшая переход от революционной диктатуры "старых большевиков" к партийно-бюрократи-ческой, личной и идеологической, т.е. к консолидированной диктатуре "новых большевиков", уже сложившегося сталинского аппарата. Это был сталинский "термидор", связанный не с развитием рынка или капитализма, а с появлением нового слоя руководителей и хозяев. При этом, как и в годы "военного коммунизма", использовались чрезвычайные военные и мобилизационные методы принуждения.
Известно, что Сталин не любил интеллигенцию, не уважал умственный труд. Руководил страной железной рукой по принципу главаря бандитской шайки, приближал угодных, уничтожал неугодных. Создал гигантскую машину обработки людей в нужном ему духе подчинения и преклонения, насилия над людьми, над личностью. Со временем без идолизации вождя, система, казалось, просто не сможет работать. Работал отрицательный принцип подбора кадров: чем более низки и беспринципны люди, готовые на исполнение любых грязных дел, тем выше пост они занимали. В группах руководителей типичной была круговая порука. Ориентация не на закон или совесть, а на интересы и мнение начальства, на групповые интересы, на личные симпатии, антипатии и взаимные выгоды. Выше всего ставился не профессионализм, а преданность идее, "делу партии и народа", т.е. интересам вождя, особенно высоко ценилась лояльность. Потенциальные соперники или критики убирались решительно.
Славословие вождя, партии, партийной идеологии и "успехов социализма" было всеобщим и ошеломляющим. Сталин был всем: вождем, рулевым, гением всех народов и всех наук, идеей, идеологией, вашим личным советником и спасителем, т.е. Богом. Съезды, конференции и собрания превратились в массовые зрелищные мероприятия, захватывавшие всю страну. Показные красочные военные и спортивные парады на Красной площади, жизнерадостные и патриотические фильмы и песни стали эмблемой того времени. Но при этом никаких прав у людей не было: ни свободы мысли или выбора, ни на забастовки или политические группировки, ни на критику системы или инакомыслие. А правящая верхушка страны, связанная круговой порукой, постепенно затвердевалась и превращалась в неприступную касту, купаясь в неслыханных привилегиях и паразитируя на ничего не понимающем народе.
Было ли что-либо подобное в истории? С такой силой, размахом и в масштабах такого народа и такой страны - конечно, нет. КГБ - прямой наследник ВЧК - превратился не только в личную гвардию вождя, в главный орган и инструмент террора, но и в составную часть всей политической власти, в её особый теневой кабинет. Воля и разум миллионов людей были либо раздавлены, либо пущены в нужное правителям русло. Оголтелая партийная пропаганда оболванивала людей, как хотела, библиотеки очищались от неугодной литературы.
Всё это примеры насильственной большевистской коммунизации страны на основе, как мы видели, марксистско-ленинской теории и идеологии. Личность и совесть были не нужны. Нужны были иные, "современные" качества - послушание, дисциплинированность, безусловное выполнение указаний сверху. Не Сталин и партия для народа, а народ для них. К тому же народ должен был постоянно славить вождя и партию за "мудрое руководство" и "успехи в строительстве социализма". Отвергалась как буржуазная и даже высмеивалась как какая-то чушь идея правового государства, гражданского общества.
В 30-е годы КГБ получил ещё большую власть, став своего рода теневым правительственным кабинетом и огромной машиной по проведению массовых репрессий. Повсюду работали "особые совещания", "двойки" и "тройки", специальные присутствия, подписывающие массовые расстрелы. В масштабах огромной страны с разбивкой по областным организациям в КГБ составлялся спускаемый сверху план расстрелов. Ежов, Ягода, Берия стали страшными символами классового геноцида и кровавого фундаментализма.
Пик репрессий пришёлся на 1937 год. З0 июня этого года Нарком внутренних дел СССР Н.Ежов подписал приказ о борьбе с антисоветскими элементами, в котором говорилось: "Перед органами государственной безопасности стоит задача - самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой и подрывной работой против основ советского государства"3.
Всё это находило оправдание и поддержку не только в руководстве страны, но и у советских правоведов, которые поэтому автоматически становились не только участниками, но и организаторами преступлений. Вот что говорил, например, Генеральный прокурор СССР А.Вышинский: "...Бывают такие периоды, такие моменты в жизни общества и в жизни нашей, в частности, когда законы оказываются устаревшими и их надо отложить в сторону"4. А один из ближайших соратников Сталина, Л.Каганович, очень чётко определил суть созданного в стране общественного устройства: "Мы отвергаем понятие правового государства. Если человек, претендующий на звание марксиста, говорит всерьёз о правовом государстве и тем более применяет понятие "правовое государство" к Советскому государству, то это значит, что он отходит от марксистско-ленинского учения о государстве"5.
Советские люди всё это безропотно терпели и в большинстве своём поддерживали. Сопротивление, конечно, было, но масштаб его был незначительным и, главное, оно подавлялось обычно в самом начале и в самом корне. Настолько тотальной была слежка.
Сопротивление чаще всего носило не прямой, а косвенный характер. Работали театры и филармонии, ставились порой великолепные классические и современные спектакли и концерты. Чтобы хоть как-то уйти от суровой действительности на работе и в учёбе многие люди, особенно интеллигенция, регулярно ходили на них, получая истинное духовное удовлетворение. Многим это заменяло хождение в церковь.
Широкое распространение, начиная с 60-х годов, получил коллективный туризм. В туристских песнях обычно под гитару, в походах и массовых туристских тусовках молодежь ощущала чувства и атмосферу свободы и человечности, что напрямую не направлялось против социализма или существовавшего режима в стране, но всё же было противно им. Это подрывало режим и власть изнутри.
В публицистических и литературных выступлениях советских писателей появлялись произведения, так или иначе противостоящие духовным и идеологическим партийным постулатам. Сначала - это Ахматова и Зощенко, затем Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, Окуджава, Черниченко, Шатров и др. Их публикации советская интеллигенция ожидала с нетерпением и встречала с искренним восторгом.
Но более прямая критика советского тоталитаризма содержалась в ряде произведений советской симфонической музыки. Так, великий Д.Шостакович в своей знаменитой 7-й симфонии нарисовал образ не только фашистского нашествия, но и советского тоталитаризма. В своей 9-й симфонии он дал музыкальный портрет Сталина. А другой музыкальный гений, С.Прокофьев, в своей симфонии для виолончели с оркестром цитирует в нелепо искажённом виде известную песню о Сталине ("Горный орел").
Однако не это было главным при реальном социализме. Масштабы расправ и репрессий не поддаются какому-либо определению. Практиковались регулярные чистки среди членов партии, работников управленческих организаций и т.д. По существу всё это было продолжением гражданской войны, развязанной большевиками, их беспощадной войной с собственным народом, который этого не понимал. Но из своего чрева он выдал огромную армию доносителей и палачей, которые тоже считали себя строителями социализма.
Выступая на XIV съезде партии в 1925 г., секретарь Центральной контрольной комиссии говорил: "... Ленин нас когда-то учил, что каждый член партии должен быть агентом ЧК, т.е. смотреть и доносить... Если мы от чего-либо страдаем, то это не от доносительства, а от недоносительства... Можно быть прекрасными друзьями, но раз мы начинаем расходиться в политике, мы вынуждены не только рвать нашу дружбу, но идти дальше - идти на доносительство"6.
Всё это несомненные признаки развращения и порчи нации, народа и страны. И мы, сегодняшние дети этого прошлого, заражены неизбежно и невольно многими микробами "реального социализма".
В отличие от Ленина, Сталин менее всего был похож на революционера и на теоретика социализма. Он был прежде всего аппаратчиком, бюрократом-консерватором, реакционером аракчеевского типа. Он и формировал слой "новых большевиков", весьма отличных от большевиков ленинской закалки. Аресты, убийства, преследования и ложь стали нормой.
Никогда человеческая жизнь не ценилась так дёшево, никогда и нигде человек не был так обезличен, унижен и пригнут к земле. Люди резко переменились: появилось не только тотальное послушничество, но и забитость, покорность и безысходность. Власть сознательно культивировала в народе комплекс рабов, послушных винтиков. Но это лишь с одной стороны. С другой стороны, появились молодые активисты, всякого рода "передовики", по которым всем остальным следовало равняться. Напористые и энергичные, они не руководствовались принципами морали, они кричали на всех собраниях, поддерживая существующий режим и преследуя лишь одну цель - сделать себе карьеру, занять руководящий пост, быть во власти.
При этом не формальным, а реальным собственником всей страны и всего народа стал Сталин, реальными собственниками средств производства в стране стали и новая, подчиненная ему, советская номенклатура, особенно высшие партийные и министерские чиновники, а также директора заводов. Они распоряжались всем и вся, делали всё, что хотели, став эксплуататорами своего народа. Они, по существу, и поделили между собой всю советскую экономику.
Свой план захвата единоличной власти Сталин стал осуществлять вскоре после назначения генеральным секретарем ВКП(б) на 11-ом съезде партии (1922 г.). Он сразу понял, что тот, кто будет управлять партийным и советским аппаратом, тот и будет реально править партией и страной. И к этой цели он шёл медленно, но верно, проявив несокрушимую волю и энергию, удивительную изворотливость и хитрость, не пренебрегая ничем7. По существу Сталин, как и Ленин, осуществил свою революцию, отказался от старых кадров, подготовил свои более надежные, сначала отбросил, а затем и ликвидировал оппозицию, построил собственный военный коммунизм.
В стране с широким размахом создавался культ личности единоличного руководителя страны, её хозяина - И.В.Сталина. Однако культ личности Сталина породил миллионы культов и культиков личности во всей иерархии власти, особенно номенклатурной. Начальники всех уровней стали рассматриваться как высший слой общества, считалось, что они не только способны грамотно управлять делом, но и заботиться о своих подчиненных, предвидеть перспективы. Народу внушалось, что начальники ведут его правильной дорогой, постоянно думая о нём, как старший брат о младшем. К начальникам и их должностям внушались преданность и беззаветная любовь. Всё это должно было отражать "единство партии и народа" (ибо, чтобы стать начальником, надо было быть членом партии), стабильность внутриполитической обстановки в стране. Но начальство часто менялось и даже объявлялось предателями, вредителями и шпионами, на их место приходили другие, ещё более "правильные". И народ подобострастно принимал и их. Бюрократический аппарат сохранял свою силу и власть. Угодничество и подобострастие, моральное разложение также сохранялись. И лишь после ХХ съезда КПСС и известного доклада Н.С.Хрущёва о разоблачении культа личности Сталина народ начал кое-что понимать в сути "нового передового строя".
Большую роль в новом социалистическом строительстве играло централизованное планирование. С самого начала планы носили директивный характер и содержали явно завышенные задания, которые и не могли быть выполнены. Однако тут же была введена система постоянной фальсификации всей отчетности на базе так называемых сопоставимых цен 1926/27 г., включая практику приписок в "социалистическом соревновании", которая позволяла постоянно "рапортовать" о достигнутых успехах. Объём отчетной продукции вздувался и за счет оценки новой продукции в ценах освоения, включения в итог потерь и других факторов. В целом темпы роста промышленного производства в 30-х годах завышались более чем в 2 раза, национального дохода - почти в 2 раза8. Как сказал великий поэт, поистине "тьмы низких истин нам дороже, нас возвышающий обман". ЦСУ СССР подтасовывало цифры, и все были довольны: верхи тем, как успешно они всем руководят, низы тем, как хорошо и счастливо они живут, особенно на мрачном фоне западной действительности.
Статистические органы страны, как и все иные советские ведомства, ориентировались на интересы правящей клики, предвидели и предвосхищали настроения и мнения своих руководителей и умело старались им угождать. При этом широкомасштабный поток угодничества и корыстолюбия снизу порождал эффект незнания истинного положения дел в стране у её правящей верхушки.
Как свидетельствует академик Н.Петраков, советские руководители жили под информационным колпаком и не знали многих реалий. "Этот информационный колпак, под которым постоянно находились почти все руководители нашей страны, это нежелание узнать правду, реальное положение вещей... характерно вообще для политического строя, созданного большевиками. "Если факты противоречат теории, тем хуже для фактов" - это позиция, восходящая ещё к ленинским временам. Точно так же вёл себя и Сталин, затем Хрущёв и Брежнев. Правду скрывали от народа, но парадокс заключается в том, что правду скрывали и от самих себя. Информационные фильтры ставились на пути руководителя с тем, чтобы он получал ту информацию, которая ему приятна. Постепенно это стало нормой поведения как раз тех служб, которые обязаны чётко информировать руководство о происходящих событиях"9.
Критерием оценки при социализме стало не удовлетворение конкретного спроса, не оптимальное использование ресурсов, а выполнение и перевыполнение спускаемых сверху планов, точнее мнение начальства на этот счет. Приоритет наращивания валовой продукции, ее количества, темпов роста вообще, т.е. экстенсивного типа производства, насаждался сверху, всячески поощрялись и поддерживались стахановские, изотовские и иные движения рекордсменов, которым создавались тепличные условия, чтобы потом объявить их примером или образцом для подражания.
Приоритет получала тяжелая промышленность. Более 90% промышленных капвложений направлялось в группу А, доля ее стала быстро расти. При этом строились предприятия не оптимальных, а прежде всего крупных и даже гигантских размеров, многие из них были плохо управляемыми нерыночными монстрами, но зато их было легче держать под контролем из центра10.
Специально был придуман (ссылаясь на известную работу В.И.Ленина) "закон преимущественного роста производства средств производства", согласно которому везде и всегда темпы роста производства машин и сырья должны обгонять темпы роста производства предметов потребления. Для Сталина сталь поэтому стала конечным и приоритетным продуктом, а хлеб - промежуточным и не столь уж важным. Личное потребление населения, вся социальная сфера общества существовали и развивались исключительно по остаточному принципу финансирования.
Прибыль, рыночные отношения спроса и предложения рассматривались как пережитки капитализма, которые со временем должны себя изжить и исчезнуть. Цены на продукцию устанавливались административным путем, причем искусственно занижались цены на продукцию именно тяжелой промышленности для стимулирования спроса на нее. С ликвидацией НЭПа сразу же возник дефицит товаров народного потребления и уже в 1928 г. были введены карточки: сначала на хлеб, затем на сахар и ряд других продовольственных товаров. В 1931 г. на карточки стали продаваться и многие промышленные товары. Люди стали покупать не то, что им нужно, а то, что есть в продаже. Широкомасштабная индустриализация вызвала невиданный приток малоквалифицированной рабочей силы из сельского хозяйства в промышленность, качество выпускаемой продукции не шло ни в какое сравнение с конкурентоспособной продукцией в странах с рыночной экономикой11.
<< Пред. стр. 1 (из 5) След. >>
Список литературы по разделу