<< Пред. стр. 7 (из 18) След. >>
Список литературы по разделу
их силлогизмами "по аналогии"). Это - умозаключения, е которых из двух условных суждений выводится третье условное.
Теофраст делит силлогизмы по аналогии, как и силлогизмы в собственном смысле слова (категорические силлогизмы), на три фигуры. Вторая фигура характеризуется тем, что в ней посылки от одинаковых оснований ведут к различным следствиям. В третьей фигуре посылки от различных оснований ведут к одинаковым следствиям.
Таким образом, система форм этих умозаключений расходится с порядком фигур категорических умозаключений. Но это изменение является усовершенствованием теории, ибо в основу построения теории силлогизмов по аналогии кладется закон, что с основанием дано следствие и с уничтожением следствия уничтожается и основание. Теория силлогизмов по аналогии Тео-фраста примыкает, таким образом, не к теории категорических силлогизмов, а "к теории силлогизмов "по переиначиванию".
Введение силлогизмов по аналогии придает теориям гипотетических умозаключений Теофраста новый характер. Основным делением гипотетических умозаключений в логике Теофраста является деление их на полные и смешанные, в которые входят гипотетическая и дейктическая посылки.
И Теофраст, подобно Аристотелю, склонен ограничивать гипотетические умозаключения областью ненаучной демонстрации, имеющей более слабую доказательную силу. У Аристотеля гипотетические умозаключения располагаются по степени доказательной силы в ряд ступеней, в зависимости от особенностей их гипотез, и заканчиваются умозаключениями "от простого соглашения", которые не могут претендовать ни на какую объективную силу доказательства. В своей теории гипотетических умозаключений Аристотель подчеркивает их субъективно-диалектический характер. И это может служить указанием на то, что эти умозаключения взяты из практики диалектических дискуссий.
Гипотетические умозаключения такого рода не были открытием Арисготеля, они были способом аргументации, часто применявшимся в научных спорах и беседах, и уже Платон пытался построить их теорию.
Ввиду такого широкого употребления гипотетических умозаключений Аристотель счел нужным исследовать их отношение к силлогизму. Но в особенности побудило Аристотеля заняться ими в "Первой Аналитике" отношение этих умозаключений к апагогическому доказательству. По силе демонстрации апагогический прием стоит наряду с дейктическим, т. е. наряду с самим силлогизмом, несмотря на то, что по своей логической структуре он принадлежит к гипотетическим умозаключениям. Таким образом, апагогические доказательства, с одной стороны, примыкают к силлогистическим формам, с другой - к диалектическим гипотетическим умозаключениям.
147
ИНДУКЦИЙ
Особое Место в логике Аристотеля и в его теории познания занимает индукция.
Аристотель различает умозаключения, в которых вывод осуществляется от общего к частному и в которых вывод осуществляется от единичного и частного к общему. Сопоставляя дедукцию и индукцию, Аристотель говорит, что дедукция отличается большей строгостью и является "первой по природе", более соответствующей объективному порядку вещей и их зависимости, индукция же ближе нам, менее строга и более ясна и наглядна.
Отличие индуктивного умозаключения от "силлогизма через средний термин" Аристотель видит в следующем: индукция показывает отношение большего термина к среднему через меньший, а силлогизм - отношение большего термина к меньшему через средний. Иными словами, в индуктивном умозаключении доказывается присущность большего термина среднему через меньший: среднему термину присущ в качестве предиката больший термин на основании того, что последний присущ всем или некоторым предметам, составляющим объем среднего термина. В том случае, если больший термин присущ всем предметам, входящим в объем среднего термина, общеутвердительное заключение будет вполне достоверным и мы будем иметь тот вид индукции, который позже получил название полной.
Только полную индукцию Аристотель признает строго научной и относит ее к аподейктике, неполную же индукцию он относит к диалектическим и главным образом к риторическим умозаключениям. Отмечая доказательную силу полной индукции, Аристотель называет ее "силлогизмом по индукции".
По своей логической структуре полная индукция представляет собой умозаключение по третьей фигуре категорического силлогизма (по модусу Darapti), но с той особенностью, что здесь тот из терминов, который служит предикатом меньшей посылки, по обьему совпадает с субъектом этой посылки, которая заключает в себе все единичные вещи или виды, входящие в понятие этого предиката, вследствие чего меньшая посылка обратима без ограничения; отсюда получается силлогизм первой фигуры (по модусу Barbara) с необходимым общеутвердитель-Ным заключением. Аристотель приводит следующий пример. Мы имеем две посылки: 1) "Все люди, лошади, мулы и т. д. долговечны" и 2) "Все люди, лошади, мулы и т. д. не имеют желчи". В том случае, когда меньшая посылка обратима без ограничения, т. е. когда виды, перечисленные в субъекте этой посылки, охватывают всех живых существ, не имеющих желчи, мы посредством обращения меньшей посылки получим такое общеутвердительное суждение, которое в соединении с первой имеющейся посылкой даст первый модус первой фигуры силлогизма (Ваг-
148
bara). Следовательно, мы будем иметь полноценный достоверный вывод (аподейктическое умозаключение).
Но если меньшая посылка не обратима без ограничения, так как нет основания считать, что перечисленные виды суть все виды живых существ, не имеющих желчи, то заключение (согласно правилу первой фигуры) может быть только частным суждением. Следовательно, неполная индукция не может дать достоверного общего заключения. Если же мы в этом случае примем в качестве заключения общее суждение, то этот наш вывод будет только возможным или вероятным, но отнюдь не необходимым и достоверным.
Таким образом, неполная индукция, по учению Аристотеля, не может претендовать на аподейктическую достоверность, она может претендовать только на диалектическую или риторическую вероятность.
Таким образом, Аристотель недооценивает познавательное значение неполной индукции. В этой низкой оценке неполной индукции - односторонность логики Аристотеля. Причину этого обычно видят в том, что в то время опытное естествознание только зарождалось, но в действительности причина заключается в идеалистическом понимании причинности, с которой теория индукции неразрывно связана.
Учение Аристотеля о четырех причинах - материальной, действующей, формальной и целевой - в конечном счете признает, что форма является причиной всякой определенности вещей. Форма' является и причиной всякого движения, материя же только движима. Материя, по Аристотелю, служит причиной не закономерности, а случайности в природе, она противодействует той общей закономерности, которая присуща форме. Поэтому законы природы не являются необходимыми, общими, а, напротив, выражают лишь то, что бывает обычно, по большей части.
Основой же научной индукции служит детерминизм, признание строгой всеобщей закономерности всего 'происходящего. Именно потому, что эти положения были принципами философии Демокрита, в его логике давалась высокая оценка индукции. Свое дальнейшее развитие индуктивная логика получила в эпикурейской школе. У Аристотеля же в понимании законов природы мы видим колебание между материализмом Демокрита и идеализмом Платона. Аристотель в этом вопросе пытался примирить Демокрита и Платона, но эта попытка была неосуществимой, поскольку вообще материализм и идеализм примирить нельзя. Аристотель мог прийти только к дуализму. Противопоставляя материю и форму, он говорит, что от материи - все изменчивое, преходящее, случайное, а от формы - неизменное, пребывающее, необходимое, закономерное.
Итак, мы приходим к выводу, что неудовлетворительное решение Аристотелем проблемы научной индукции вытекает из
149
самого характера его философий, его индетерминизма, идеалистического учения о причинности, ошибочного понимания законов природы, а^в конечном счете из его дуализма, из колебания между материализмом и идеализмом, между диалектикой и метафизикой.
Случайность Аристотель понимает не диалектически, как форму проявления необходимости, а как противоположность и ее ограничение. Он метафизически противопоставляет случайность необходимости. С этим пониманием случайности и с индетерминизмом у Аристотеля стоит в связи и отмеченный нами выше его взгляд, что высказывания о возможном будущем не могут быть ни истинными, ни ложными и закон противоречия не имеет силы в отношении суждений о будущем.
ПАРАДЕИГМА И ЭНТИМЕМА
Аристотелю был известен и тот вид умозаключения, который позже получил название "умозаключения по аналогии". Этот вид умозаключения у Аристотеля называется "парадейгма" ("пример") . Аристотель относит его к риторическим умозаключениям, не дающим достоверного заключения, но служащим для убеждения других. Характеризуя парадейгму, Аристотель говорит, что этот вид умозаключения представляет собой установление присущности крайнего (большего) термина среднему через термин, подобный третьему, причем должно быть известно, что средний термин присущ третьему, а первый - тому, который подобен третьему. Аристотель приводит следующий пример пара-дейгмы.
Война фиванцев с фокейцами есть зло Война фиванцев с фокейцами есть война с соседями
Война с соседями есть зло Война афинян с фиванцами есть война с соседями
Война афинян с фиванцами есть зло.
Аристотель указывает, что парадейгма не есть умозаключение ни от общего к частному, ни от частного к общему, но она является умозаключением от частного к частному, когда то и другое частное подходят под один и тот же термин.
Аристотель истолковывает умозаключение по аналогии следующим образом: сперва по неполной индукции выводится вероятное общее суждение, а затем из него силлогистически выводится суждение относительно данного частного случая.
Таким образом, в отличие от принятого позже понимания умозаключения по аналогии как умозаключения от одного частного непосредственно к другому частному, Аристотель пони-
150
мает этот вид умозаключения как сложный ход мысли - сперва от частного к общему вероятному (неполная индукция) и затем от этого общего вероятного к новому частному (силлогизм из общей вероятной посылки).
В диалектике по индукции доказывается суждение, являющееся в ней заключением (при помощи сходных единичных инстанций), а в риторике ту же роль выполняет парадейгма (при помощи тех же инстанций). Парадейгма, как и индукция, обладает чувственной наглядностью. По Аристотелю, сходство между диалектической индукцией и парадейгмой и в том, что обе они от единичных инстанций приводят к общему суждению. Но в индукции общее суждение прямо высказывается в виде заключения, а в парадейгме оно лишь молчаливо подразумевается в качестве обоснования новой единичной инстанции. По мнению Аристотеля, фактически и парадейгма, подобно неполной индукции, из отдельных частных случаев выводит вероятное общее суждение.
Таким образом, Аристотель сближает неполную индукцию и умозаключение по аналогии. Логическим фундаментом, на котором основывается ход мысли в парадейгме, по учению Аристотеля, является неполная индукция плюс силлогизм (как видно из приведенного выше примера).
В сущности парадейгма не имеет настоящей доказательной силы, она ведь сводится лишь к приведению отдельных примеров, более или менее сходных с тем, что оратор хочет доказать. Парадейгмы бывают двоякого рода. Либо приводятся факты, случаи, относящиеся к прошлому, и от этих случаев умозаключают к будущему. Это - исторические аналогии. Либо в парадейгме приводятся воображаемые аналогии, например прибегают к басням или придуманным аналогичным случаям. Так, например, Сократ для того, чтобы доказать, что не следует избирать по жребию на высшие государственные должности, прибегает к воображаемым аналогичным случаям (никто не согласится вверить управление кораблем по жребию и т. п.).
Аристотель считает, что в науке умозаключение по аналогии может иметь место лишь для объяснения (путем приведения примеров) и как эвристический принцип при исследовании, поскольку аналогия может толкать мысль на поиски решения вопроса в известном направлении. Самое же решение научной проблемы, по учению Аристотеля, лежит всецело в области апо-дейктики (аподейктической индукции и аподейктической дедукции) , а не в области диалектики и близкой к последней риторики.
В качестве другого основного риторического умозаключения (наряду с парадейгмой) Аристотель признает "энтимему". Термин "знтимема" у Аристотеля имеет иной смысл, чем в позднейшей логике. Аристотель определяет энтимему как силлогизм "из вероятного" или "из признака", в котором пропущена, но под-
151
разумевается одна из посылок. При этом он указывает на различие этих двух видов энтимемы, А именно, вероятное суждение, из которого исходит энтимема, есть посылка, выражающая общепринятое мнение, в котором находит свое отражение, то, что происходит в большинстве случаев. Что же касается суждения на основании признака, то оно высказывает, что при существовании или возникновении чего-либо существует или возникает другая вещь. Суждение на основании признака может быть и необходимой истиной, и только правдоподобным мнением.
Признаки бывают двоякого рода: необходимые и не необходимые. Кроме того, Аристотель дает еще другое деление признаков: одни признаки относятся к тому, признаками чего они являются, как частное к общему, другие - как общее к частному. Примером энтимемы, в которой признак относится к тому, признаком чего он является, как частное к общему, может служить следующее умозаключение: "Эта женщина родила, ибо у нее молоко". Только у таких энтимем могут быть признаки необходимые. В этих энтимемах получаются истинные заключения, если истинно содержание посылок.
Примером энтимемы, в котором признак относится к тому, признаком чего он является, как общее к частному, может служить умозаключением; "А дышит тяжело; следовательно, он болен лихорадкой". Тяжелое дыхание здесь есть признак, от которого заключается к лихорадке, но тяжелое дыхание бывает и при других заболеваниях. Этот второй вид энтимем силлогистически несостоятелен даже в том случае, если заключение случайно окажется истинным.
Проверка значимости различных видов энтимемы совершается через их редуцирование к фигурам силлогизма. В энтимемах "из вероятного" общее правило применяется к частным случаям и они протекают по первой фигуре, причем меньшая посылка пропускается как понятная сама собой. (Такие посылки будем заключать в квадратные скобки). Энтимемы из вероятного имеют следующую форму:
В (как правило) есть А [С есть В]
С есть (вероятно) А.
Что касается силлогистической формы энтимемы "из признака", то и в ней пропускается одна из посылок, которая считается известной (здесь обычно пропускается большая посылка). Вставляя эту пропущенную посылку, мы и здесь имеем правильный силлогизм, причем энтимемы из признака могут протекать по всем трем фигурам.
Пример энтимемы из признака по первой фигуре:
152
[Всякая женщина, которая имеет молоко, родила] Эта женщина имеет молоко
Эта женщина родила.
Пример энтимемы из признака по второй фигуре: [Все родившие женщины бледны] Эта женщина бледна
Эта женщина родила. Пример энтимемы из признака по третьей фигуре:
Питтак добродетелен [Питтак мудрец]
Мудрецы добродетельны.
В последнем случае пропущена меньшая посылка, в двух предыдущих- большая посылка.
Из приведенных примеров видно, что в энтимемах из признака вывод бывает достоверным, если он протекает по первой фигуре. Энтимемы из признаков по второй фигуре всегда логически несостоятельны, так как сама их силлогистическая структура неверна. Если родившие женщины бледны, то отсюда вовсе не следует, что все бледные женщины являются родившими. Энтимемы из признаков по третьей фигуре не дают достоверного вывода, в них заключение носит лишь характер вероятности: если Питтак мудр и справедлив, то отсюда еще не следут, что все мудрецы справедливы.
Аристотелевское деление риторических умозаключений на энтимемы из вероятного (из вероятно общих, а не из действительно общих суждений) и на энтимемы из признака Г. Майер считает логически несостоятельным.
Энтимемы могут быть доказывающими (дейктическими) и опровергающими (эленхическими). Пример опровергающей энтимемы: "Деньги не могут быть благом, так как не может быть благом то, что можно дурно применять".
Аристотель применяет энтимемы из признаков в физиогномике, которая исходит из положения, что психические особенности сопровождаются определенными телесными признаками. Так, для присущей львам психической черты - храбрости - внешним телесным признаком является величина их конечностей.
Аристотель признает энтимему основным приемом аргументации в ораторском искусстве. Оратор, указывает он, имеет дело с большой аудиторией, которая неспособна следить за строго научным ходом доказательства, и потому ему приходится прибегать к иной аргументации, которая более пригодна для убеждения
153
слушателей. Не заключая в себе подлинной Доказательной силы, энтимемы обладают большой убедительной силой. По учению Аристотеля, в риторике основными формами доказательства и умозаключений являются энтимема и парадейгма, подобно тому как в диалектике основными формами являются силлогизмы с вероятными - принимаемыми обычным мнением - посылками и неполная индукция.
Аристотель называет энтимему риторическим силлогизмом, а парадейгму - риторической индукцией.
УЧЕНИЕ О ДОКАЗАТЕЛЬСТВЕ
Силлогистика Аристотеля ставит своей задачей установить, какими способами из данных положений с достоверностью может быть выведено заключение. Для этого необходимо было выяснить все правильные способы умозаключения и показать ошибочные способы, по которым нельзя получить достоверных заключений.
Поскольку для осуществления задачи выведения частных суждений из общих необходимо было иметь наивысшие общие положения, которые могли бы служить исходной основой для всей цепи дедуктивных умозаключений, Аристотель признает наличие самоочевидных, самодостоверных, наиболее общих положений.
По его учению, подобно тому как понятия имеют свои пределы - внизу в единичных вещах и вверху в категориях, точно так же имеют свой низший и высший пределы умозаключение и доказательство. Доказательство имеет своим самым низшим пределом данные чувственного опыта и своим высшим пределом - наиболее общие основоположения и определения, которые являются недоказуемыми и вместе с тем самыми достоверными и необходимыми принципами знания. Эти принципы познаются разумом непосредственно. В отличие от мышления, оперирующего умозаключениями, которое может впадать в ошибки, разум как высшая умственная способность никогда не заблуждается.
Естественно, возникает вопрос, что собой представляют эти наивысшие принципы и каким образом человек приходит к их познанию? На первый вопрос Аристотель отвечает, что такими недоказуемыми самоочевидными истинами являются логический закон противоречия и другие общие положения, устанавливаемые "первой философией" (т. е. наукой об общих принципах всего существующего).
Но кроме того, Аристотель признает, что каждая наука имеет и свои особые общие положения, которые являются недоказуемыми и самоочевидными. Так, например, для логики такой истиной служит аксиома силлогизма. Подтверждением истинности таких положений является то, что они служат научным объяснением явлений определенной области знания. Признание Ари-
154
стотелем наличия особых принципов у каждой науки в известной мере свидетельствует об эмпирическом характере его образа мышления.
Поскольку сущность вещей, по Аристотелю, находит свое выражение в определении понятия о них, высшими началами знания являются прежде всего дефиниции. Логическая форма науки в идеале - это, по Аристотелю, определения понятий о сущности вещей и ряд силлогизмов, дедуцирующих из дефиниций все содержание науки. Сущности вещей, по Аристотелю, вечны и непреходящи, и потому подлинное знание (аподейктика) состоит из абсолютных истин.
Рассматривая вопрос, каким образом познаются недоказуемые начала знания, Аристотель противопоставляет "первое для нас" "первому по природе". Первичными для нашего познания являются чувственные данные, которые знакомят нас с единичными предметами и явлениями. Первое же по природе - это общая сущность вещей, являющаяся объективной причиной определенности вещей и основанием научного познания их. К познанию этой сущности вещей мы приходим в результате длительного процесса развития нашего знания. То, что является первым по природе, для нас есть последнее, а то, что для нас первое, есть последнее по природе.
Сущность вещей, по учению Аристотеля, познается непосредственно разумом, но для того, чтобы разуму открылась эта сущность, познающей деятельности человека необходимо пройти ряд ступеней: чувственное восприятие, накопление знаний и опыт относительно данной группы явлений. Если для Платона познание сущности вещей ("идей") было прирожденной способностью человеческой души ("анамнезом"), то для Аристотеля здесь мы имеем длительный путь развития познавательной способности, лишь в конце которого достигается познание общей сущности.
Необходимым условием для познания сущности вещей Аристотель считает глубокое всестороннее и всеобъемлющее изучение фактического материала, относящегося к данной группе явлений. Тут Аристотель выступает как эмпирик. Однако, по его мнению, обобщение фактического материала путем индукции не может дать тех общих суждений, которые являются последними высшими началами для научной дедукции. Индукция, по Аристотелю, бессильна дать достоверные общие положения. Их может дать только умозрение, интуиция разума.
По мнению Аристотеля, эмпирическим опытным путем они добыты быть не могут. Обобщение фактического материала, опыт, индукция лишь подготовляют интуицию разума, служат необходимым предварительным условием для нее. Так, начав с эмпирии, Аристотель заканчивает умозрением.
В. Виндельбанд высказывает мнение, будто причина этого в гом, что античная наука не знала эксперимента. На самом деле
155
эксперимент был известен и античной науке (хотя, разумеется, не в такой развитой форме, как в новое время). В древности такие практические дисциплины, как медицина, механика, оптика, акустика, металлургия, архитектура, военная техника и т. д., не могли развиваться без эксперимента. Известно, что Демокрит выжимал соки различных растений и изучал их свойства (ядовитость, целебность и т. д.). Ясно, что тут имел место эксперимент. Как мог бы быть открыт закон Архимеда без эксперимента? Следовательно, дело тут не в отсутствии эксперимента, а в том, что Аристотель не сумел до конца преодолеть платоновский идеализм.
Учение Аристотеля о доказательстве неразрывно связано с его учением об умозаключении. Как мы видели выше, Аристотель для различных типов доказательства устанавливал различные виды умозаключений. В общем доказательства и применяемые в них умозаключения, по Аристотелю, можно отнести к трем основным областям: 1) к области строгой науки, аподейктики и аналитики, 2) к области диалектики, риторики и топики и 3) к области пейрастики, эристики и софистики. Пейрастику Аристотель иногда рассматривает и как разновидность диалектики.
Подлинное вполне обоснованное доказательство имеет место лишь в первой области. Лишь здесь из необходимо истинных посылок с необходимостью выводятся новые необходимо истинные суждения. Это - область абсолютных, вечных, неизменных истин о сущности вещей. Только тут мы имеем дело с доказательством в строгом смысле слова. К аподейктичеоким примыкают дидактические доказательства, которыми пользуется учитель при обучении наукам учеников. Что касается области диалектики и примыкающей к ней риторики, то здесь посылки являются не-"еоб-ходимо истинными, а лишь вероятно истинными. В диалектике исходят из того, что бывает обычно, "по большей части" и что поэтому обычно признается за истину (т. е. здесь исходят из общепринятого мнения), в риторике же, где целью является только убеждение слушателей, исходят из тех мнений, взглядов, предубеждений, которые являются господствующими в той или иной среде слушателей.
Диалектика подобно аподейктике применяет силлогизм и соблюдает его правила, но в отличие от аподейктики ее посылки лишь вероятно истинные; следовательно, в диалектических рассуждениях, в отличие от аподейктических, имеется лишь формальная правильность, но отсутствует необходимая истинность и, таким образом, здесь нет подлинных доказательств в строгом научном смысле слова. И, наконец, что касается эристики и софистики, то в них имеется лишь видимость доказательства, так сказать, игра в доказательства.
156
УЧЕНИЕ О ЛОГИЧЕСКИХ ОШИБКАХ
Вопросу о логических ошибках Аристотель посвятил специальное сочинение "О софистических опровержениях", которое можно рассматривать как дополнение к "Топике" в качестве ее последней, девятой главы. Само заглавие этого сочинения говорит о том, что Аристотель рассматривает софистические доказательства как "опровержения" истины. Он ставит задачу показать, что софистические доказательства - мнимые доказательства и что софистические умозаключения на самом деле не умозаключения, так как в них то, что выводится, на самом деле вовсе не следует из посылок. Аристотель показывает формальнологическую неправильность софистических умозаключений и ложность их доказательств. Родственными софистическим Аристотель считает пейрастические доказательства, которые применял Сократ в спорах с софистами, когда он использовал против софистов их же оружие!
Аристотель говорит, что ложные умозаключения бывают двоякого рода: одни из них формально правильны, но исходят из ложных посылок, другие же формально неправильны. Софистические умозаключения представляют лишь особую часть ложных умозаключений. Другие виды ошибочных умозаключений рассматриваются в "Аналитиках".
Аристотель, как и Платон, определяет софистику как кажущуюся, а не действительную мудрость. Подобно тому, как бывает подлинное и поддельное золото, так бывают истинные и фальшивые доказательства и умозаключения. Аристотель в сочинении "О софистических опровержениях" ставит задачу изучить все виды софистических уловок, изобретенных софистами в целях построения мнимых доказательств и кажущихся умозаключений.
Логические ошибки Аристотель прежде всего делит на ошибки, проистекающие из способа выражения мысли в речи, и на ошибки мышления, не зависящие от способа выражения.
Логические ошибки, основанные на словесном выражении, Аристотель подразделяет на шесть видов.
1. Омонимия заключается в том, что одно и то же слово может иметь два или более двух разных значений. Эта многозначность слов может быть использована для построения ложного доказательства или умозаключения. Так, на основе двусмысленности термина может быть нарушено правило силлогизма, требующее, чтобы в силлогизме было только три термина: средний термин в одной посылке берется в одном смысле, в другой же - в другом. Как было сказано выше, Аристотель указывал, что одно и то же слово (например, "благо" может иметь различные значения, смотря по тому, к какой категории оно в том или
157
другом случае относится. Теория категорий, по Аристотелю, предохраняет от ошибок омонимии, состоящих в отождествлении разных понятий.
2. Амфиболия заключается в том, что некоторая языковая
конструкция (т. е. соединение слов) употребляется в двух (или
более двух) различных смыслах, что, так же как и омонимия,
приводит к отождествлению различного.
3. Неправильное соединение слов состоит в соединении слов
при отсутствии логической связи между тем, что обозначается
этими словами. Такова ошибка в следующем софистическом умо
заключении: "Сидящий встал. Кто встал, тот стоит. Следователь
но, сидящий стоит".
4. Неправильное разделение слов состоит в разъединении в
словесном выражении того, что логически разъединять нельзя.
Аристотель приводит следующий пример этой ошибки: из того,
что пять есть два (четное число) плюс три (нечетное число), де
лается софистическое заключение, что пять есть четное и нечет
ное число.
5. Неправильное произношение порождает ошибку, если при
этом изменяется смысл слова (например, при изменении уда
рения).
6. Двусмысленность флексий и других окончаний слов тоже
приводит к смысловым ошибкам (например, смешение мужского
рода с женским вследствие одинаковости окончаний слов).
Логические ошибки, не зависимые от способа выражения в речи, Аристотель подразделяет на следующие семь видов.
1. Ошибка на основании случайного состоит в том, что пола
гают, будто вещи присуще то же самое, что и ее акциденции.
Аристотель приводит в качестве примера этой логической ошиб
ки следующее умозаключение: "Кориск - человек. Человек есть
нечто иное, чем Кориск. Следовательно, Кориск есть нечто иное,
чем Кориск".
В этом умозаключении во второй посылке о человеке высказывается не его сущность, а нечто случайное, что не может быть перенесено на подлежащее первой посылки. Другой пример этой ошибки: "Кориск - другое лицо, нежели Сократ. Сократ - человек. Следовательно Кориск - не человек" (здесь случайное будет в первой посылке).
2. Логическая ошибка от сказанного просто к сказанному с
ограничением и наоборот состоит в том, что утверждение, при
знанное в ограниченном смысле (как относительно истинное в
какой-либо части, или в определенном месте, времени, отноше
нии), принимается как истинное вообще или, наоборот, то, что
признано истинным вообще, ограничивается, как будто бы оно
имеет силу только в каком-либо отношении, в определенном ме
сте или времени. Например, негр черен, а зубы у него белые,
следовательно, он и черен и не черен, бел и не бел, если говорить
158
безотносительно, "просто". О нем же следует сказать, что он черен или бел в известном отношении (с ограничением).
Здесь затрагивается вопрос о конкретности истины. Аристотель в 25-й главе сочинения "О софистических опровержениях" ставит вопрос: "Благо здоровье или богатство?" И тем и другим человек может пользоваться дурно, следовательно, здоровье и богатство суть благо и не благо, утверждает Аристотель. Является ли благом пользоваться в государстве властью? Но бывает время, когда лучше властью не пользоваться. Следовательно, то же самое для одного и того же человека бывает и благом и не благом, в зависимости от обстоятельств, времени и места.
3. Ошибка, которая впоследствии получила название "ignora-
tio elenchi", состоит в подмене предмета спора другим, посто
ронним, имеющим лишь отдаленное сходство с тем предметом,
о котором идет речь. Таким образом, в этом случае доказывает
ся или опровергается не то, что требуется доказать или опро
вергнуть.
4. Ложное доказательство, получившее впоследствии назва
ние "предвосхищение основания" (petitio principii), состоит в
том, что то, что требуется доказать, принимается как уже дока
занное. Другими словами, здесь доказываемая мысль выводится
сама из себя: за основание доказательства принимается то, что
нужно доказать, или то, что само основывается на том, что нуж
но доказать.
б. Аристотель отмечает ошибку в доказательствах и умозаключениях, когда неправильно понимается связь основания и следствия - когда полагают, что на основании того, что если есть одно, то необходимо есть другое, можно сделать заключение, что если есть это другое, то необходимо есть и первое. Аристотель указывает, что такого необходимого следования нет. Так, из того, что у больного лихорадкой высокая температура, вовсе не следует, что человек с высокой температурой болен лихорадкой.
6. Аристотель указывает и такой вид ошибочных доказа
тельств, в которых то, что не является причиной, принимается
за причину. Эта ошибка встречается в доказательствах через не
возможное.
7. Ошибка смешения нескольких вопросов состоит в том, что
ответ в форме "да" или "нет" дается на один вопрос, который в
действительности содержит несколько разных вопросов, и пото
му требуются разные ответы на эти вопросы. Например, ставит
ся вопрос: "Перестал ли ты бить своего отца?" При ответе "да"
следует замечание: "Значит, ты его раньше бил", а при ответе
"нет" делается вывод: "Значит, ты его продолжаешь бить".
Большинство софизмов, которые Аристотель рассматривает в сочинении "О софистических опровержениях", принадлежало мегарикам, но при этом следует иметь в виду, что мегарики
159
восприняли Многие софизмы, Сочиненные До Них, так Что труд-но установить, какие из принятых у них софизмов были их собственным изобретением.
УЧЕНИЕ О МОДАЛЬНОСТЯХ
Логическая противоположность возможности и необходимости у Аристотеля имеет свою онтологическую основу в том, что, как учит его метафизика ("первая философия"), существует противоположность между миром изменчивых вещей природы, в котором нет места для строгой необходимости и который представляет собой область возможного (вероятного), и умопостигаемыми вечными сущностями, познание которых выражается в необходимых истинах и в отношении которых нет места для простой возможности.
Однако в своей логической теории модальностей Аристотель строго не придерживается онтологического толкования возможности и действительности. Так, он говорит, что понятие возможности употребляется в трояком смысле: во-первых, возможным мы называем и необходимое, во-вторых, не необходимое и, наконец, в-третьих, то, что может быть. Но это положение, высказанное в сочинении "Об истолковании", разъясняется в "Первой Аналитике", где говорится, что если необходимое называется возможным, то термин "возможное" употребляется в особом значении (тут лишь омоним, вводящий в заблуждение), и далее прямо сказано, что необходимое не есть возможное. И в самом деле, первые два вида понятия возможности имели диаметрально противоположное значение.
Возможное в собственном смысле для Аристотеля есть прежде всего "бывающее по большей части", которое характеризуется отсутствием необходимости. Это "происходящее по большей части" занимает в системе Аристотеля место закономерности природы. В античной философии понятие закона природы имелось у Гераклита, Демокрита, Эпикура и у стоиков, но отстутствова-ло у Платона, Аристотеля и скептиков. Поскольку, по учению Аристотеля, в природе нет строгой закономерности, а есть лишь "происходящее по большей части", он довольствуется индукцией через простое перечисление, так как она достаточна для цели установления того, что бывает по большей части.
Второй вид возможности у Аристотеля - это "не необходимое" в смысле чистой случайности, не коренящейся в определенности природы. Возможное в этом смысле есть то, что может происходить и так и иначе. Конечно, и возможность, основывающаяся на определенности природы, понимаемая как "бывающее по большей части", тоже допускает противоположные ей случаи, т. е. допускает противоположную возможность. Однако эта последняя возможность не равнозначна возможности "бывающего
160
по большей части", не равносильна ей. Но общим у них является то, что "бывающее по большей части" также не необходимо, как и простая случайность. Возможность противоположного остается открытой и в той, и в другой области.
Логическая трактовка возможности у Аристотеля имеет связь с его онтологическим пониманием возможности. Реальная возможность в философии Аристотеля понимается прежде всего как возможность движения и изменения. Возможное есть все то, что может приводить в движение или изменить что-либо, или само приводиться чем-либо другим в движение или изменяется. В этом смысле возможность есть принцип движения (активного или пассивного). В другом смысле реальная возможность у Аристотеля понимается как заложенная в самой вещи потенция, которая может развиваться и осуществляться. Потенциальное в этом смысле само по себе становится действительным, если ему ничто внешнее не препятствует.
Таким образом, Аристотель принимает два вида реальной возможности: 'принцип движения от внешнего воздействия и имманентный принцип становления - движения, изменения и развития.
Прантль и Целлер находят, что у Аристотеля логическая возможность и реальная возможность не различаются, в то время как Вайтц, Бониц и Брандис придерживаются противоположного мнения. Майер говорит, что у Аристотеля, как и в последующей логике, нет чисто логического понимания возможности. С объективным пониманием возможности в логике Аристотеля связано ограничение суждений возможности областью изменчивых вещей, поскольку только в этой области имеют место становление и изменение.
В аристотелевской логике логическая возможность есть отражение реальной возможности и потому суждения возможности отличны от проблематических суждений последующей формальной логики, которые, в свою очередь, отличаются от ассерторических суждений степенью субъективной уверенности. Однако Аристотелю не всегда удается быть последовательным.
Так, он говорит, что суждения возможности находятся в контрадикторной противоположности по отношению к суждениям необходимости. Но как это возможно, если суждения возможности отражают совершенно иной класс предметов, чем суждения необходимости?
Аристотель различает истину возможную, фактическую и необходимую. Возможная истина допускает свою противоположность. Если утверждается: "Это может быть так", то тем самым допускается и противоположная возможность: "Это может быть и не так". Речь у Аристотеля идет о реальной возможности, но и реальная возможность может не осуществиться. Фактическая истина говорит о том, что есть или было в действительности,
161
например, "Сократ сидит". Здесь уже исключается противоположное суждение "Сократ не сидит", но тем не менее это не есть необходимая истина, так как Сократ может и не сидеть, а стоять, ходить или лежать. Суждение же "диагональ квадрата несоизмерима с его стороной" есть необходимая истина, так как противоположное ему невозможно. Это учение Аристотеля основано на предпосылке, что бытие бывает потенциальное и актуальное, необходимое и не необходимое, "бывающее по большей части" и просто случайное.
Суждения о единичных изменчивых вещах могут обладать фактической или возможной истиной, необходимая же истина относится лишь к общим понятиям. Однако Аристотелю не всегда удается четко провести границу между этими тремя видами истины.
Как в своем учении о категориях, так и в своей теории суждений (в частности, в учении о модальности) Аристотель исходит из языковых данных и отыскивает логические формы в грамматических формах.
Логические же формы для Аристотеля суть отражение реальных отношений вещей в самой объективной действительности. Г. Майер пишет: "Аристотель ищет пути проникновения через языковую скорлупу в логическое зерно"16, причем этот избираемый им путь основан на предпосылке, что грамматические формы некоторым образом соответствуют реальным отношениям вещей.
МЕСТО АРИСТОТЕЛЯ В ИСТОРИИ ЛОГИКИ
В сочинении "О софистических опровержениях" (в эпилоге, гл. XXXIV) Аристотель пишет: "О научном исследовании занимавшего нас предмета не только нельзя сказать, чтобы до нас что-либо из него уже было найдено, кое же чего еще не было, но следует сказать, что ровно ничего не было. Так, что касается риторики, то о ней сказано много и притом давно, но относительно учения о силлогизмах мы не нашли ничего, что было бы сказано до нас, но тщательное исследование этого предмета стоило "ам труда в течение долгого времени".
Таким образом, Аристотель определенно указывает, что теория силлогизма впервые создана им, но, как выше было отмечено, он разработал только учение о категорическом силлогизме. Как первый автор, создавший систему логики в качестве самостоятельной науки, и как творец первой теории умозаключений (хотя далеко не полной) Аристотель вполне заслуженно получил наименование "отца логики". Но это не следует понимать в том смысле, что никто до Аристотеля не занимался воп-
16 Н. Maier. Die Sillogistik des Aristoteles, S. 177. 162
росами логики и что логика сразу в законченном виде возникла у Аристотеля, подобно Минерве, вышедшей из головы Юпитера в готовом виде.
Чересчур ревностные почитатели Аристотеля (Б. Сент-Илер, например) изображают дело так, будто наука логика началась и закончилась Аристотелем, будто им было сказано почти все.
С другой стороны, упрекали Аристотеля в замалчивании, в намеренном неупоминании своих предшественников там, где он использовал их результаты. В этом обвиняли Аристотеля Фр. Бэкон, Ф. Шлейермахер и др.
Бэкон сравнивал Аристотеля с турецким султаном, который, чтобы прочно сидеть на троне, истреблял всех своих родственников. Шлейермахер обвинял Аристотеля в намеренном искажении и умышленном умалчивании имен философов, у которых он заимствовал учения, показывая это иа примере метеорологических исследований Аристотеля.
Относительно же заявления Аристотеля в конце сочинения "О софистических опровержениях" следует иметь в виду и то, что эта работа была написана раньше "Аналитик", т. е. когда Аристотель еще не создал теории силлогизма. Возникает вопрос, не является ли оно чьей-либо позднейшей вставкой? По нашему мнению, и сам Аристотель мог сделать такую вставку позже. Поэтому мы не считаем 'надежным тот принятый многими исследователями метод определения хронологической последовательности сочинений Аристотеля, который исходит из наличия ссылок на другие сочинения Аристотеля. Сочинение с такой ссылкой признается написанным позже, чем то, на которое данная ссылка сделана. Тут могли быть и позднейшие вставки самого Аристотеля в свои более ранние сочинения. Кроме того, более поздние вставки вносились и после Аристотеля в перипатетической школе.
О том, в каком состоянии было наследие Аристотеля, говорит один характерный случай. Адраст, живший во II в. н. э., имел под руками, кроме дошедшего до нас варианта сочинения "Категории" Аристотеля, другое, также приписываемое Аристотелю, сочинение о категориях, столь же краткое и начинавшееся совершенно теми же словами, и он мог лишь предположительно отдать предпочтение одному из них.
Независимо от текстологических исследований (критики текстов и их истории) вопрос о роли Аристотеля в развитии античной логики решается на основе изучения фактического материала по истории античной философии. Бесспорно, теория категорического силлогизма создана Аристотелем. Но он не был ни первым, ни последним (даже в рамках древнегреческой науки) логиком.
Логика Аристотеля была подготовлена всем предшествующим развитием философской мысли Древней Греции. Уже первые
163
греческие философы занимались "аучным исследованием природы, и только потому, что до нас дошли лишь свидетельства о результатах этих исследований, а не о том, какими путями философы пришли к ним, мы не знаем, какими умозаключениями и доказательствами они пользовались. Ионийские философы-материалисты придерживались того взгляда, что мышление должно опираться на чувственные данные и ими же проверять свои заключения. Парменид же отверг достоверность чувственных данных и в противоположность ионийским "философам в качестве основного критерия истины выдвинул формальнологический закон отсутствия внутреннего противоречия, согласие истины с самой собой. Демокрит уже выступает в качестве автора специального трактата по логике, в котором проводит мысль, что основой умозаключений должны служить достоверные данные опыта, а проверкой истинности заключений - их пригодность для объяснения явлений мира.
Софистика и риторика (основатель последней Горгий) повысили интерес к вопросам логики. Сократ и Платон пытались решить основные вопросы логики на идеалистической основе.
Аристотель имел перед собой логику Демокрита и логику Платона. От них он исходит. Так, самое главное логическое учение Аристотеля - его теория категорического силлогизма - возникло из критики платоновского учения об определении понятия •путем логического деления. Аристотель, критикуя Платона, указывает, что платоновский "путь вниз" (от высших понятий к низшим путем их логического деления) может дать лишь вепоятные результаты, а не вполне достоверные, что это лишь "диалектический путь вниз", а не аподиктический. Этому пути Аристотель противопоставляет свою дедукцию в форме категорического силлогизма, гарантирующего абсолютную достоверность заключения при истинности посылок.
Логика Аристотеля - закономерное звено в историческом развитии древнегреческой логики. Она находится в теснейшей связи с состоянием научного знания того времени. Несмотря на то, что Аристотель много занимался естествознанием и написал специальные научные трактаты по физике и зоологии, а математическим наукам не посвятил ни одного своего сочинения, тем не менее на его логике лежит печать не естественнонаучного, а математического мышления. Объяснение этому надо искать в том, что Аристотель в течение 20 лет был учеником платоновской школы, в которой процветала математика и где, кроме научных открытий в области математики, большое внимание уделялось вопросу о придании строго логической формы математическим доказательствам, логическому обоснованию истин и приведению их в строгую систему, построенную дедуктивным методом.
164
В платоновской Академии была создана та методология математики, которая в III в. до н. э. нашла свое завершение в знаменитых "Началах" Евклида. В платоновской Академии современником Аристотеля, величайшим математиком того времени Евдоксом, была создана стереометрия. Именно с этим развитием математических наук в платоновской Академии необходимо поставить в связь учение Аристотеля о началах доказательства, его высокую оценку дедукции.
У Аристотеля логика впервые стала отдельной философской дисциплиной в качестве пропедевтики к "первой философии". Чтобы успешно решать философские проблемы, необходимо овладеть в совершенстве орудием научного мышления - логикой. Таково, по Аристотелю, место логики в системе наук. Поэтому для собрания логических сочинений Аристотеля вполне оправдано название "Органон". Сам Аристотель, дав своему главному логическому трактату заглавие "Аналитики", указывал этим термином не на содержание исследования, а на метод. Это заглавие говорило о том, что предметом данного исследования является анализ мышления, анализ его форм.
Аристотель не только содержание мышления, но и его формы ставил в зависимость от объективной реальности. По его учению, формы мышления соответствуют формам самого объективного бытия. Такова материалистическая основа логики Аристотеля. В силу этого она отличается от той традиционной формальной логики, которая рассматривает формы мышления вне связи с объективной реальностью. Однако были попытки толковать логику Аристотеля как чисто формальную логику. Так толковали "Органон" Аристотеля средневековые схоластики. Так же смотрели на логику Аристотеля многие представители формальной логики в новое время, и даже стало традицией называть формальнологическое направление аристотелевским. Сторонники такого взгляда заявляли, что стремление отыскать в "Органоне" Аристотеля объективную логику и онтологические учения лишены оснований. Но формальная логика, замыкавшаяся в ограниченной сфере субъективности, в сфере самого мышления, находящаяся в отрыве от реальной действительности, чужда Аристотелю.
Данная В. И. Лениным характеристика "Метафизики" Аристотеля: "Масса архиинтересного, живого, наивного (свежего), вводящего в философию..."17 применима и к его логике. Ленин говорит, что "логика Аристотеля есть запрос, искание" 18, он отмечает в логике Аристотеля подход к диалектике.
В частности, следует отметить материалистический и диалектический взгляд Аристотеля на отношение между мышлением и языком.
17 В. И. Ленин Полное собрание сочинений, т. 29, cip 325
18 Там же, стр. 326.
165
В противоположность идеалистическому учению Платона о чистом мышлении без слов и чувственных образов Аристотель придерживается взгляда, что никогда не бывает мышления без чувственных образов. У Аристотеля признается единство мышления и языка, и он в своих исследованиях форм мышления (в частности, в исследовании суждения) исходит из учения о грамматических формах. Для Аристотеля связь между мышлением и языком представляется настолько тесной, что он мышление иногда называет утверждающей и отрицающей речью, а суждения предположениями.
Среди историков логики существуют разногласия по вопросу о том, кого следует считать основателем науки логики. Отмечая, что этот вопрос является спорным, Е. А. Бобров несомненным считает лишь одно: логика как наука в разработанном виде появляется лишь в сочинениях Аристотеля. Возражая тем историкам логики, которые пытаются доказать, что логика Аристотеля была уже подготовлена трудами Платона, Е. А. Бобров указывает на полную независимость Аристотеля в этой области; в обоснование своей точки зрения он приводит тот факт, что логическую терминологию Аристотелю приходится устанавливать самому.
Напротив, по мнению В. Лютославского, первым логиком в Древней Греции был Платон, который создал две системы логики - более раннюю, основанную на теории абсолютных неизменных и неподвижных идей (в диалогах "Пир", "Федон" и "Государство"), и другую, развитую в диалектических его диалогах "Софист", "Политик" и "Парменид". Лютославский говорит, что в диалоге Платона "Филеб" впервые встречается понятие "средний термин" в том самом значении, в котором Аристотель употребляет его в своей силлогистике. Термин "силлогизм", по мнению Лютославского, также встречается у Платона. Он считает, что Платон далеко не все подал в письменной форме, 'многое излагалось в его устных лекциях. Но Лютославский, по-видимому, преувеличивает роль Платона в создании науки логики.
Преувеличивают роль Платона также и такие исследователи, как К. Прантль, Г. Тейхмюллер, Г. Майер, П. Наторп и др. Г. Тейхмюллер говорит, например, что Платон - солнце, а Аристотель - луна, светящая отраженным светом, что Аристотель только подбирает колосья из богатого урожая, собранного Платоном, а аристотелевская логика - только созревший платоновский плод. Г. Майер утверждает, что методология Платона оказала глубокое влияние на Аристотеля: без диалектики Платона не могла бы появиться силлогистика Аристотеля.
166
Еще дальше идет П. Наторп. Он говорит, что теория доказательства, содержащаяся в "Аналитиках" Аристотеля, вытекает из сочинений Платона. В особенности, по мнению Наторпа, это относится к диалогу "Федон", где развиты основы дедуктивного метода. Наторп истолковывает идеи Платона как "методы", а его диалектику - как "чистое построение методов"; суть платонизма он усматривает в учении, что только в чистом развитии методов - именно в логике и математике - достижима полная строгость обоснования, следовательно, и наука в полном смысле слова и что нет подлинной науки о явлениях, об опыте. Превознося логику Платона, Наторп при этом извращает его учение. Э. Целлер приписывает Платону идею о необходимости дис-циплинирования мышления. Платон, то мнению Целлера, пришел к убеждению, что эристический скепсис есть плод серьезных апорий, в которые стихийно вовлекается недисциплинированное мышление. Средство, помогающее избежать этих ошибок, Платон видел в диалектическом методе. Сущность же диалектики, по Платону,- в общих понятиях, а ее задача - в строгом логическом обосновании вечного содержания истины. Таковы идеи логики Платона. Аристотель же следует ему. Но Платоном были даны лишь зачатки логики, которые Аристотель развил в цельную и стройную систему. Платон говорит, что все наши убеждения должны находиться в согласии друг с другом, что нельзя давать противоречивых определний одному и тому же в одно и то же время, что высказывание противоположного об одном и том же в одном и том же отношении есть доказательство заблуждения, что истинное знание есть лишь там, где мы сознаем основания принятых нами положений.
Таким образом, у Платона уже встречается и закон противоречия, и закон достаточного основания. Но, утверждает Целлер, Платон нигде не говорит, что все нормы мышления можно свести к этим двум законам. Далее Целлер указывает, что у Платона мало сказано о суждениях и еще меньше - об умозаключениях. Что же касается исследований Платона о природе понятий, о их соединимости и несоединимости, об отношении родов и видов и т. д., то Платой рассматривает понятия не как наши мысли, а как-самостоятельные сущности, существующие независимо от нашего сознания. У него логическое еще облечено в метафизическую оболочку. В логике же Аристотеля этот мистический покров сорван.
Взгляд А. Фуллье на отношение диалектики Щатона к логике Аристотеля в основном совпадает с концепцией Целлера. Фуллье говорит, что у Платона логика и онтология еще не дифференцированы. Диалектика Платона есть синоним логики реальной в противоположность логике формальной. Платон объективирует логику, и в этом Гегель верен духу Платона. Формальная же логика ведет свое начало от Аристотеля, кото-
167
рый сам на это указывает в 13-й книге "Метафизики", где говорится, что диалектика Платона была еще слишком слаба для того, чтобы быть в состоянии исследовать различные логические формы независимо от их метафизической сущности.
Скромную роль в истории логики Платону отводит М. И. Вла-диславлев, который говорит, что до Аристотеля были лишь некоторые зачатки анализа логических приемов, причем в весьма незначительной степени они были у Платона, а ранее их почти и вовсе не было.
Мы привели высказывания историков логики по вопросу о том, кого следует считать "отцом" этой науки. Для всех этих взглядов характерно забвение имени того древнего мыслителя, который действительно впервые стал разрабатывать вопросы логики и написал первый трактат по логике в трех книгах. Имя этого мыслителя - Демокрит. В то же время у многих авторов замечается склонность преуменьшать роль Аристотеля в развитии науки логики и превозносить Платона.
И если мы поставим вопрос, что нового внес Аристотель в логику, то необходимо признать, что его вклад колоссален. Бесспорно, он является творцом теории категорического силлогизма, которая была разработана им впервые и притом с такой тщательностью и обстоятельностью, что последующим исследователям осталось внести в эту теорию лишь незначительные, второстепенные добавления.
Аристотель впервые ввел в логику различение между конт
рарной и контрадикторной противоположностями. У Платона
этого различения еще не было. Учитывая это различение в своем
учении о суждениях, Аристотель находит, что всякому утверж
дению может быть контрадикторно противоположно лишь одно
отрицание и, в частности, отрицание общего суждения относится
исключительно к его общности. Аристотель говорит, что контра
дикторную противоположность образуют следующие пары суж
дений: ^
I. "Сократ бел"; "Сократ - не бел". II. "Всякий человек бел"; "некоторые люди не белы".
III. "Некоторые люди белы"; "ни один человек не бел".
IV. "Человек бел"; "человек не бел".
Но если в первых трех случаях оба члена противоположности одновременно не могут быть ни истинными, ни ложными, то в четвертом случае, где мы имеем отрицание неопределенного суждения, оба члена противоположности могут быть одновременно истинными, так как бывают люди и белые, и не белые.
От контрадикторной противоположности Аристотель отличает противоположность контрарную. Если в случае контрадик-
168
торной противоположности имеет место прямое отрицание одним суждением другого, то в случае контрарной противоположности речь идет о наибольшем различии двух суждений в их отношении друг к другу. Что касается единичных суждений, то в них контрарная и контрадикторная противоположности совпадают. Неопределенные и частные суждения не могут быть контрарно противоположными друг другу. Лишь там, где имеются общие суждения, действительно имеет силу различение контрарности и контрадикторности.
Заслугой Аристотеля является то, что он впервые дал учение о делении суждений по модальности и разработал теорию модальных силлогизмов.
ГЛАВА IV
Послеаристотелевская логика в Древней Греции и Риме
Новая историческая эпоха, наступившая после смерти Александра Македонского, получила название эллинистической. Мировая держава Александра была поделена между его полководцами, и на ее месте образовалось несколько самостоятельных государств. В самой Греции наблюдается упадок рабовладельческого общества. В то же время греческая культура получает широкое распространение за пределами Греции. Большую роль в развитии науки и культуры эпохи эллинизма сыграли такие крупные центры, как Александрия в Египте, Антиохия, Селевкия, Пергам, Родос, Таре и др.
Знаменитый музей в Александрии был не только богатейшим собранием разнообразной литературы, но также в некотором роде и академией наук, где развертывалась большая исследовательская работа в различных областях знания, и университетом, где шло преподавание основных отраслей науки.
Эллинистическая эпоха отмечена новыми крупными достижениями в технике (машины, изобретенные Архимедом, Героном и др.), в математике и механике ("Начала" Евклида, теория конических сечений Аполлония, вычисление Архимедом отношения окружности к диаметру, развитие теории чисел, зачатки логарифмического счисления, создание тригонометрии), в физике (закон Архимеда, законы давления воздуха и пара, развитие оптики), в астрономии (гелиоцентрическая система Аристарха Самосского, система Птолемея, составление первого звездного каталога, вычисление расстояния Земли от Луны и Солнца), в географии (Эратосфен), в ботанике (Теофраст), в медицине (исследование функций нервной системы, основание патологической анатомии), в языкознании (создание первой научной грамматики), в истории (Полибий) и в других науках. Время жизни Евклида, Аполлония и Архимеда можно назвать золо-
170
тым веком древнегреческой математики. У Аполлония уже имеется идея аналитической геометрии (понятие о координатах), а у Архимеда - идея дифференциального исчисления.
Под влиянием философского скептицизма, развившегося в эллинистическую эпоху, в III в. до н. э. в медицине возникает эмпирическое направление (основатель Филин), имевшее много последователей. Отвергая теоретические основы медицины, эмпирическая медицинская школа признавала лишь наблюдение и выводы по аналогии при изучении болезней и способов их лечения. Врачи-эмпирики ограничивали задачи медицины диагностикой, хирургией и учением о лекарствах (в особенности они изучали яды и противоядия).
В эллинистическую эпоху началось отпочкование отдельных специальных наук от единой нерасчлененной науки - философии. Математика, астрономия и другие области знания становятся самостоятельными науками.
Наряду с развитием специальных наук в эллинистическую эпоху наблюдается определенный прогресс и в философии, в частности в логике. Начало эллинистического периода проходит под знаком усиления господства материалистической мысли в Древней Греции.
В III в. до н. э. развиваются новые философские школы в Греции - эпикурейская, стоическая и скептическая.
Эпикурейская философия была новым замечательным взлетом материалистической мысли, восстановившим атомистику Демокрита и внесшим в последнюю существенные улучшения. Эпикур был крупнейшим просветителем древнего мира. Он горячо боролся против религиозных суеверий, в частности против вымыслов о вмешательстве сверхъестественных сил в ход явлений природы и в жизнь человека.
Философия стоиков признавала реальность только тел, но в то же время учила, что единство мира, связь и согласованность его частей осуществляются благодаря мировому разуму (логосу). В мировоззрении стоиков переплетались материалистические и идеалистические тенденции. Философия стоиков в ранний период своего существования характеризовалась преобладанием материалистических тенденций, в позднейшем же стоицизме (так называемой "Новой Стое") возобладали идеалистические моменты.
В эллинистическую эпоху значительное распространение получил также скептицизм. Его основоположником был Пиррон. В III-II вв. до н. э. скептицизм господствовал также в школе Платона (так называемая Третья академия). Академический скептицизм отличался от пирроновского более умеренным характером, поскольку он признавал разные степени вероятности в нашем познании.
Пирроновский скептицизм учил, что познать истину невозможно.
171
По мере прогрессировавшего разложения рабовладельческого общества идеология его становится все более упадочнической. В философии начинают господствовать поверхностный эклектизм, скептицизм, пессимизм и религиозная мистика. История древнегреческой философии завершается неоплатонизмом, пессимистической религиозно-мистической системой, являющейся идеологией отживающего, обреченного на гибель класса рабовладельцев
После Аристотеля логика в Древней Греции развивается в нескольких направлениях. В самой перипатетической школе она развивается на основе философии Аристотеля и характеризуется колебанием между эмпиризмом и рационализмом, в эпикурейской шкоте - на материалистической и эмпирической основах и в школе стоиков - на материалистической и рационалистической основах. Кроме того, вопросы логики трактуются скептиками с точки зрения идеалистического эмпиризма.
Две основные ветви логики в Древней Греции - рационалистическая дедуктивная и эмпирическая индуктивная. Первая была тесно связана с развитием математических наук. Главными представителями дедуктивной логики в Древней Греции были Платон, Аристотель и стоики. Индуктивная логика была тесно связана с развитием техники и прикладных наук (медицины, строительного и военного дела, мореплавания, земледелия, а также с развитием эмпирического естествознания). Главными представителями второго течения в логике были Демокрит и эпикурейцы.
ЛОГИКА В ПЕРИПАТЕТИЧЕСКОЙ ШКОЛЕ ПОСЛЕ АРИСТОТЕЛЯ
В перипатетической школе после Аристотеля изучалось его логическое наследие и были сделаны лишь некоторые добавления и поправки, придавшие логике Аристотеля характер, приближающий ее к последующей формальной логике.
В логике Аристотеля не было места для четвертой фигуры силлогизма, равно как и для гипотетических суждений. Игнорирование гипотетических суждений в логике Аристотеля объяснялось его ошибочным мнением, будто условное суждение всегда является не доказанным научно и основанным лишь на субъективной договоренности спорящих.
Аристотель признавал научное значение исключительно тех суждений и умозаключений, которые после него получили название категорических. Но уже первые перипатетики стали признавать познавательное значение гипотетических суждений и учение Аристотеля о категорическом силлогизме дополнили учением об условных и разделительных силлогизмах.
172
В первую фигуру категорического силлогизма Теофраст включил те пять модусов, которые позже вошли в формальную логику под названием модусов четвертой фигуры.
Теофраст внес изменение и в аристотелевское учение о модальности суждений, придав модальности значение степени субъективной уверенности (в противоположность объективному смыслу модальности у Аристотеля).
Теофраст и Евдем посвятили свои исследования в области логики главным образом тем видам дедуктивных умозаключений, о которых Аристотель говорил в "Топике" (условные, разделительные и другие силлогизмы).
В александрийскую эпоху стала развертываться широкая комментаторская деятельность в школе перипатетиков. Составлялись многочисленные комментарии к произведениям Аристотеля. Начало этому положил Андроник Родосский (одиннадцатый глава школы, живший в I в. до н. э.). Андронику принадлежит заслуга издания сочинений Аристотеля (70 г. до н. э.), после чего в школе перипатетиков началась систематическая работа по истолкованию сочинений Аристотеля и защите его взглядов. Из перипатетиков, занимавшихся толкованием логических сочинений Аристотеля, следует отметить Боэта Сидон-ского (ученика Андроника) и особенно Александра Афродизий-ского, написавшего комментарии к сочинениям Аристотеля "Топика", "Аналитики", "Метафизика" и др. Следует отметить, что у ближайших преемников Аристотеля, Теофраста и Евдема, усиливается эмпирическая тенденция. На это усиление эмпирической тенденции за счет рационалистической у ближайших преемников Аристотеля обращено внимание у новейших исследователей (Г. Сенна и В. Иегера). Отмечают также, что у самого Аристотеля в его последних сочинениях решительно возобладал эмпиризм.
В общем можно сказать, что в эллинистическую эпоху эмпирический метод получил широкое распространение в науках. Высказывается также мнение, что и к изучению общественных явлений надо применять эмпирический метод.
Уже в гиппократовском сборнике намечаются три различные точки зрения, которые позже послужили зародышами для развития разных типов эмпиризма в древнегреческой философии и науке. Это, во-первых, скептический эмпиризм, сводящий научное знание к чистому опыту и отрицающей возможность получения наукой каких-либо теоретических принципов; во-вторых, методологический эмпиризм, считавший, что посредством строгого применения научного метода можно получить известные общие положения, которые, однако, будут иметь лишь высокую степень вероятности, но не полную достоверность; и, в-третьих, догматический эмпиризм, который придерживался взгляда, что наука в состоянии, исходя из чувственных данных, путем логи-
173
ческих выводов получить универсальные и необходимые истины '. Эмпирический скептицизм в своем отрицании общих законов природы некоторым образом примыкал к учению Аристотеля о "бывающем по большей части" и к его отрицанию необходимых истин в отношении индивидов.
ЛОГИКА СТОЙ
Стоики делили философию на три части - логику, физику и этику. Для пояснения взаимного отношения этих частей друг к другу стоики прибегали к сравнению философии с яйцом, садом, городом, человеческим организмом и т. д. Смысл всех этих сравнений в том, что этика для них - самое важное, логика для нее является "охраной", а физика - "пищей". Логика, физика и этика относятся друг к другу так, как в саду ограда, деревья (или почва, на которой они растут) и плоды; как в яйце - скорлупа, белок и желток; как в человеческом организме - кости, мясо с кровью и душа. Иными словами, этика для стоиков является душой философии, физика - основанием, на котором покоится этика; назначение логики-научить правильно судить о вещах, освободить ум от заблуждений.
Среди стоиков были разногласия по вопросу, в какой последовательности надо изучать эти три части философии. Одни (как, например, Хрисипп) считали, что логика должна изучаться раньше других частей философии, другие же (Эпиктет) держались мнения, что логика должна служить завершением философского образования, считая, что изучение логики должно утвердить и углубить знания, получаемые при изучении остальных частей философии. Некоторые же стоики считали, что логика, физика и этика неразрывно связаны между собой и должны изучаться одновременно.
<< Пред. стр. 7 (из 18) След. >>
Список литературы по разделу